Стоянка поезда пять минут
Марина Черномаз
|
Форма: Повесть
Жанр: Любовно-сентиментальная проза Объём: 133081 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
СТОЯНКА ПОЕЗДА ПЯТЬ МИНУТ «Мы не сможем встречаться... И даже во сне... Эта разница в цифрах и времени ночи... Но я буду писать тебе письма. Ты хочешь? Их дождем вышивать на небесной канве»...(*) (Большая благоданость Наталье Балуевой за ее стихи, такие созвучные этой истории. Внесены в текст с согласия автора) ПРОЛОГ Ночь исполосована огнями проносящихся мимо станций и разъездов. Скорый поезд не утруждает себя частыми остановками. Позади пограничный контроль, формально-символический, оставляющий чувство абсурдности происходящего. Пассажиры угомонились. Из купе, то тут, то там, доносится мирный храп. Кира уснуть не пытается. Все равно не получится. Пока поезд не проедет ту самую станцию, где стоянка только пять минут... Вот уже два года, каждый раз, при поездке в Великий Город и обратно, ночь и дорога посвящены ожиданию пяти минут на спящей станции. Иногда она спрашивает себя, уж не ради них ли совершает этот путь? Пройдет туда-сюда проводница, равнодушно скользнет взглядом по беспокойной пассажирке – не замышляет ли чего? Спросит: Не спится, девушка? Кира ответит что-нибудь безлично-веселое, и вновь окунется в медленное ожидание в ритме колесного перестука. Пожалеет, что не курит – было бы чем заняться. Возможно, и сон пришел бы. Освободил от придуманного приобщения, прикосновения к жизни далекого и давно уже чужого человека, который неизвестно зачем выдернул ее из тихого уютного мира устоявшейся жизни. Заставил заглянуть на дно прочно запертого сундука памяти. И снова стал лишь тенью... Два года... И несколько безумных дней, выворачиващих ее наизнанку, разбивающих сознание о безответные вопросы... «Я всего лишь пылинка на перекрестке времени и пространства, - вновь повторяется горькая мысль, - Никогда не смогу хоть на миг вернуть те дни, чтобы вновь ощутить – физически – тепло одного-единственного человека. Никогда не смогу перелететь, перенестись, перебраться через эти километры, через эти годы, чтобы подойти и прикоснуться – наяву, не во сне, не в мечтах, не в Интернете, не на страницах написанных книг... Я создаю миры, и разрушаю миры, лелею самообман: однажды разрушить непреодолимую стену моей собственной судьбы»... Привокзальные фонари подмигивали желтыми глазами: мы знаем, мы все знаем... Сонная проводница прошла по вагону, негромко объявляя станцию. Повторяя : Стоянка пять минут. Стоянка пять минут. Кира прижалась лицом к оконному стеклу. За эти годы вокзал стал уже почти родным, привычным, хоть она никогда не делала больше двух шагов от вагона. Ведь стоянка всего пять минут! Глаз отмечал изменения: обновленный газончик перед окнами вокзала, недавно выкрашенные стены, новые фонари... Вглядывалась в лица встречающих-провожающих в поисках одного-единственного, которое хотелось увидеть до боли в затылке, до золотых искр в зрачках. Прижаться к его груди на пять отведенных жизнью минут, услышать, как бьется сердце – настоящее, живое... Неугомонное сердце Ветра. Безответная надежда. Ночь. Вокзал. Стоянка пять минут. Лукавая судьба, зачем ты поманила возвращеньем? ººº Скажи, разве что-то изменит весна? Мы грустим не по марту, Здесь что-то другое. Не кошачьи распевки лишают нас сна И не таянье льдов под весенним конвоем. Что изменит апрель? Мы научимся жить? Снова станем влюбляться смешно и нелепо? Нам от прошлых апрелей сначала б остыть И заштопать сердца, как ни сложно все это. А потом будет май. Грозовые дожди. Что изменят дожди? Расстоянья на картах? Нарисуют на окнах длиннющее «жди». И до новой весны. И до нового марта. ººº Глава 1. Кира всегда была равнодушна к весне – раскисшие дороги, скользкие тротуары, засыпанные мусором обочины никакого особенного трепета и эмоционального подъема у нее не вызвали. Она любила осень: терпкость опавших листьев, смешанную с горечью хризантем и грустью костров. Любила забраться куда-нибудь повыше на днепровский склон, подставить ветру лицо, упиваясь обманчивым чувством полной свободы, призрачной возможности оттолкнуться и подняться в небо, над верхушками деревьев, к растрепанным облакам. Весну Кира называла склочной дамой – почему-то именно весной с Кирой случались какие-то нелепости и неприятности: то с работой полный завал, то хвори одолевают. Кира торопилась прожить кислые месяцы март и апрель, чтобы поскорее окунуться в лето, принесенное маем на ладонях городских каштанов. А еще этой весной, после затяжной и холодной зимы, ей никак не писалось. Редактора сердились, денег хронически не хватало, настроение портилось. И все чаще посещали мысли о смысле жизни вообще, и ее, Киры Клим, в частности. Время уплывало в никуда, и не восстанавливалось, и все острее чувствовала она окружающие ее стены, замкнутое пространство. Открывала настежь окна, невзирая на погоду. Дома к этой ее особенности давно привыкли, но на работе приходилось считаться с желаниями коллег, и убеждать их, что на дворе тепло, весна, и немного кислорода не повредит. В консалтинговом бюро, где она работала, коллеги очень бы удивились, узнав, что всегдашняя улыбка на лице Киры Леонидовны – всего лишь надежная маска, и она терпеливо носит ее целый день, до глубокой ночи, и расстается с ней только тогда, когда домашние засыпают и она остается один на один со своим компьютером и своими мыслями, ровными черненькими закорючками заполняющими серебрянный экран. Выплескивается из глубины сознания неотступное чувство одиночества, вдруг настигшее успешную женщину, и не отпускающее, не дающее вздохнуть, непонятное, необъяснимое, невозможное, ибо несуществующее, призрачное. Смешанное с острым желанием – пусть придет завтра, и все станет иначе... Стряхивая на ходу капли дождя с зонтика, Кира стремительно вошла в свой офис. Она всегда двигалась легко и быстро – никогда не сидела на стуле, расслабившись, словно готовилась в любую минуту вскочить и унестись вслед за только ей одной известной целью. Вслед за ветром – иногда шутила Кира. - Кира Леонидовна, - с откровенной завистью сказала Оксана, - ну как вам удается в такую рань быть уже бодрой! Я из-за этого нудного дождя вообще не могу проснуться. Или вы рано спать ложитесь? - Конечно, рано, - засмеялась Кира. – После того, как все угомонятся, часиков в десять с небольшим - немного приберусь, немного попишу, немного посижу на форумах – и практически рано, то есть, в каких-нибудь два часа ночи – я уже в постельке. А в семь ноль-ноль уже на ногах. Отвечая Оксанке, Кира пристроила в углу комнаты мокрый зонтик, повесила в шкаф куртку, нагнувшись на секунду, щелкнула кнопкой, включая компьютер, мимолетно заглянула в электрочайник – вода есть, отлично, провела щекой по волосам – еще один мимолетный взгляд, на этот раз в зеркало, как всегда, ироничный комментарий: красотка!... - Вот поэтому я и не спешу накинуть на себя это ярмо, - внесла свою лепту в утреннюю дискуссию Инна. - Это ты о семейной жизни? – спросила Кира. – Я не могу сказать, что рассматриваю свою жизнь как какое-то ярмо. Мне такая мысль никогда не приходила в голову – за все 20 с хвостиком лет, что я живу со своим мужем. - Вам кофе сделать, Кира Леонидовна? – спросила Оксана. - Да, спасибо, - Кира достала из стола свою чашку. Девчонки любили свою начальницу, в особенности за то, что ... она не вела себя как начальница. И совсем не похожа была на солидную даму. Кира спокойно могла сделать кофе всем девченкам, если делала его себе, и отправляясь в кафетерий, охотно покупала пирожки на всех сотрудниц. Руководящая дистанция с подчиненными была неуловимой, словно бы и не существовала вовсе, но девченкам и в голову не приходило ослушаться Киру Ленидовну или затянуть с выполнением задания, которое Кира давала словно бы извиняясь за то, что не может сделать все сама. А еще они все обожали утренние короткие посиделки перед тем, как окунуться в текучку рабочего дня. Сегодняшняя тема была, конечно, самой интересной для всех: Оксанка, в 22 года уже успела «сходить» замуж и благополучно из него уйти, Инна, старше Оксаны ровно на 10 лет – меняла мужчин чуть ли не каждый день, Эльмиру Рахимову родители выдали замуж за солидного мужчину - составили ей хорошую партию, и совершенно не поинтересовались желанием Эльмиры. Впрочем, Эльмиру в числе членов их маленького коллектива уже можно было не учитывать – она уходила в декретный отпуск, а ни один уважающий себя мужчина-мусульманин не позволит работать жене, если в семье появляются дети. 21 век за окном никаких особенных изменений в эти установки не внес. - Ужас! – абсолютно искренне ахнула Инна, - двадцать лет с одним и тем же мужчиной! И даже с хвостиком? Или все же нет? Кира промолчала. - Извините, - пробомотала Инна, - это не наше дело. - Да, ничего, - успокоила ее Кира. – Я же нормальный человек. - А как же верность и единственная любовь? - спросила Оксана. Своего краткосрочного мужа она выгнала именно за то, что он не пропускал ни одной девченки. Кира улыбнулась: «Ксан, все не так однозначно и линейно в нашем мире. Представь себе, что у тебя прекрасная, удобная, благоустроенная квартира. Но ведь от этого мир за окном не перестает существовать? Ты не продолжаешь любоваться красивыми пейзажами? Тебе нравится гулять, скажем, в парке на склонах Днепра? И вдруг подумать – пора домой, там так уютно, тепло и меня всегда ждут. Понимаешь, что я хочу сказать?» Кире показалось, что Оксана вздохнула с некоторым облегчением: «Конечно, понимаю. Настоящая любовь и не настоящая». - Любовь всегда настоящая, – возразила Кира. – И на всю жизнь, и на три дня. Любовь – многоликая птица. - Здорово сказано, - восхитилась Инна.- Многоликая птица. Синяя птица счастья. - Это две разные птицы, - засмеялась Кира, - они не всегда живут в одном гнезде. И не ко всем прилетают. Увы. Кира допила кофе, легко поднялась с места, поставила чашку на поднос в их хозяйственном уголке – потом вымоем все сразу. Рядом висело зеркало. Она снова взглянула на себя: вполне симпатичная женщина, стильная стрижка, яркие светлые глаза. А что там в глазах – это мы спрячем и никому не покажем. Это просто весенний авитаминоз шутит шутки. Пройдет. Она достала из сумочки очки: вот так, строгая и внушительная дама. - Die Liebe ist unser Gottt, - вполголоса сказала Кира, - любовь наш Бог. - Кира Леонидовна, - удивленно спросила Инна, - а вы и немецкий знаете? - Нет, не знаю. Мой немецкий ограничивается вот этой фразой, вернее, строфой. Цитировать все не буду, чтобы перед тобой не позориться. Это строфа из Рильке. Выучила когда-то. Представляете, как мне было сложно запомнить незнакомые бессмысленные звуки? - Наверное, надо было? Я бы ни за что не стала заучивать непонятные цитаты. Кира уже сидела за своим столом, открывала один за другим вчерашние документы, просматривала – это надо бы перечитать, это вот – не успела закончить. - Не то чтобы надо, - задумчиво произнесла она, - просто был в моей жизни человек, который любил эту фразу повторять. Ну, я и выучила... Девочки, давайте работать. А то Федор Георгиевич спросит, как у меня с письмами партнерам, а у меня с ними совершенно никак. Не успела вчера. «Сначала проверю почту, - подумала Кира, - потом напишу письма, потом – тот дурацкий текст надо еще раз просмотреть, кажется, наш новый фри-лансер малость схалтурил.» Она открыла свой рабочий адрес, длинная колонка поступившей корреспонденции обещала день, загруженный работой по самое «не могу». А она-то надеялась в конце дня подумать немного над рассказом, план которого уже вроде бы «созрел», и, самое главное, который уже давно ждут в журнале. Кира секунду помедлила, борясь с искушением отсрочить виртуальное общение с партнерами фирмы: это тоже входило в ее обязаности. Искушение победило: сначала заглянуть в личный ящик. «Человек слаб», - вздохнула Кира и открыла во втором окне свой личный адрес. Два письма из разных редакций. Тут все понятно, можно и не читать – спрашивают, где рассказы. Письмо от сестры – наверное, опять жалуется на все сразу. Бедная Линка, за что ей все эти напасти! Кира иногда испытывала чувство вины за то, что нет у нее какой-то высшей силы, чтобы уберечь сестру от сыплющихся на нее неприятностей. Вчера Линка звонила ей домой, и огорошила новостью – она подпадает под сокращение. Где искать работу в маленьком городке – понятия не имеет. Линка плакала в трубку, Кира утешала, придумывала варианты, и проклинала про себя великих политиков, великая политика которых привела к тому, что такие, как Линка оказываются никому не нужны. Письмо-автоответ с литературного портала, на котором она публиковалась, и в работе которого участвовала давно и активно: «Вам пришло сообщение от автора LexRich». «Кто это еще такой? – подумала Кира. - Наверное, кто-то новый, еще не заходил на мою страничку. Ну-ка.» Клик. «Грустная история. И столько света. А как же надежда?» Подписи не было. Кто же это написал ей? Кто стоит за этим логином, кто прячется за виртуальной маской? LexRich. LexRich. Что-то неуловимо знакомое. Давнее, тревожащее. Кира закрыла письмо, сказала сама себе, как девушка Скарлетт в известном романе: «Я подумаю об этом завтра». Надо что-то ответить этому таинственному LexRich-у , так положено в Нет-общении, не оставлять даже самые незначительные реплики без ответа. Впрочем, в реале вежливые люди тоже отвечают на письма. Сейчас проверит еще одно письмо, и начнет работать. Последнее письмо пришло уже не через портал, напрямую на ее адрес, но от того же адресата LexRich. Как любой пользователь Нета, опасающийся вирусов и не любящих сетехулиганов, Кира сразу же удаляла все письма от неизвестных отправителей, но этот самый Лекс уже приходил к ней, любопытство пересилило осторожность. А может, в этот самый миг судьба, бросила, наконец, на стол карту ее жизни? Клик. «Красивое имя Кира Клим. Когда-то я любил девочку, с редким именем Кира». Подпись: Wind. Ветер. Фишки головоломки сложились в рисунок. LexRich. Александр, Алекс Рихтер. Бешеный, непредсказуемый, неуправляемый Алекс Рихтер. Влюбленная девочка Кира называла его Ветром. Die Liebe ist unser Gott. Кира перестала слышать шум оффиса, шум улицы за окном. Одеревеневшими пальцами напечатала: «Алекс, это я». Клик. Ответ ушел. Она сидела, уставившись в экран компьютера, пытаясь успокоить бьющееся в грудную клетку сердце, совладать с задрожавшими руками. Девченки не должны заметить, что с ней творится что-то неладное, не должны видеть этого жара, вспыхнувшего от нескольких слов на экране. Слов, одним махом вызваших из сумрака ушедших лет память о руках и губах, о слишком коротких ночах и сломанных грезах. Память о романтичной девочке из маленького городка, приехавшей более двадцати лет назад в столицу учиться. Глава 2. В тот давний день в гастрономе на углу около универститета Кира купила мороженое: «Крещатик», в шоколадной глазури. У них в городке такого никогда не продавали. Она держала в кулаке желанный брикетик и все не решалась распечатать его. Мороженое казалось ей каким-то необыкновенным лакомством, которое должно было знаменовать начало новой жизни и новой свободной Киры. Мысль о том, что она может провалиться на вступительных экзаменах, и ей придется вернуться домой, под деспотичный домашний контроль, в голову не приходила. Она остановилась, не дойдя нескольких шагов до ступенек, ведущих в таинственное темно-красное здание, стояла, запрокинув голову, и кажется, даже раскрыв рот, и смотрела на высоченные колонны, очерченный черным фронтон, летящие по ветру облака над крышей. - Помочь? – раздался рядом насмешливый голос. Кира оглянулась. Он не улыбался, этот темноглазый парень, просто, хитрая складочка в углу рта. Симпатичная и доброжелательная. Кира пожала плечами: подумаешь, проблема! Но ответила вежливо: «Спасибо, справлюсь». Она развернула уже начинающее плавиться мороженное, откусила кусочек. Парень наблюдал, все так же улыбаясь уголком губы. Лопать мороженное так, как ей того хотелось – быстро и неинтеллигентно-жадно, чтобы побыстрее добраться до сладкой прохладной серцевины, Кира, разумеется, не могла, поэтому грызнула еще раз то же место: опять шоколад. Через десять секунд она поняла, что брикетик состоит из одной шоколадной глазури! Глаза парня округлились, да и сама Кира была удивлена не меньше. - Вот это да! Такого производственного брака я еще не видел. Тебе повезло, пичужка! – сказал парень. – Это неспроста. Загадывай желание. Кира закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на желании: хочу... хочу... Следовало загадать что-нибудь этакое, судьбоносное, необыкновенное. Например, поступление в универ, крупный выигрыш в лотерею, путешествие на Луну... Она открыла глаза, взгляд встретился с орехово-карими круглыми глазами незнакомого парня. Она так и не сформулировала своего желаниия словами, она ощутила его каждой клеточкой своего тела, каждой каплей закипающей крови, каждым вздохом испуганной пичужки Киры Клименко... Желание обрело слова несколько месяцев спустя, горячей ночью, горячей, несмотря на мокрый декабрь, на ледяную кашу под ногами, на полное отсутствие сказки в природе... Хочу тебя, Ветер. Унеси меня за облака. А тогда она стояла и смотрела, как он уходит, потому что его кто-то позвал... На прощанье оглянулся и помахал ей рукой: до встречи, рыжая пичужка. Кира проглотила последний сладкий кусочек удачи и шагнула под темно-красные колонны ... А потом была лихорадка вступительных экзаменов, и мгновения острого страха, когда стояла перед вывешенными списками: прошла – не прошла... И огромная, больше неба, радость – я смогла, я прошла, я победила! Я – сама! Иногда поздно ночью, падая с ног от усталости, перегруженная информацией и впечатлениями, Кира думала о том, как она счастлива, она – живет, наконец-то, и у нее все по-настоящему, не придуманное – реальное: вот эта комната в общежитии, которую они с девченками превратили в подобие дома, наполнили уютом, мелкими безделушками, милыми девчачьими секретами. Гулкие своды коридоров старого университета, загадочные закоулки верхних этажей и полуподвальных помещений, где, казалось, бродили призраки прежних поколений господ студиозусов, запахи книг, шуршание магнитофонных пленок в лингафонных кабинетах, смешные практикумы по фонетике, когда надо было работать перед зеркалом – отрабатывать иноземную артикуляцию... Постоянные перебежки из корпуса в корпус, по аллейке старого парка, мимо памятника поэту... - Эй, пичужка, - окликнули ее. Он улыбался все так же, хитро, вроде бы даже и не улыбка, а просто складочка у губы, и слегка подвинулся на скамейке. Кира присела с краешку, тщательно пряча смущение, и удивляясь, отчего это она так смущается. - Ну что, сбылось твое желание? – спросил парень. – Помогло тебе чудо-мороженое? - Не знаю, мороженое ли, а может, я сама чего-нибудь стою? – ответила Кира. - Может, и стоишь, - ухмыльнулся парень. – Давай знакомиться? Алекс. - Кира. - И на какой же факультет приняли такую рыжую пичужку? – продолжал посмеиваться парень. - Обзываешься, да? – возмутилась Кира на его реплику о пичужке. - Так я ж любя, - просто ответил Алекс. В груди у Киры стало жарко, и ушам тоже, и щекам. Но она лишь фыркнула, демонстрируя пренебрежение к таким примитивным заигрываниям (прям как в слащавых романах!). А он уже не улыбался, смотрел совершенно серьезно, и глупое девчачье сердечко покатилось, покатилось, навстречу своей судьбе... А потом она перестала замечать все, что происходило вокруг: остался только Алекс, его орехово-коричневые глаза, и то, что он говорил, и как смотрел на нее, и как улыбался. И это была невероятная удача – они учились на одном факультете, только Алекс уже на четвертом курсе, и у них было так много общего. Обычная история – она влюбилась, мгновенно, взахлеб. И весь мир сосредоточился в одном человеке, и еще не задумываясь об этом, еще не осознавая своей влюбленности, Кира знала, что это чувство – навсегда, что оно самое сильное, всепоглощающее, единственно имеющее смысл в жизни и единственное, придающее жизни смысл. Много позже, через пару месяцев, бессонной ночью Ветер шептал ей, отрываясь от ее губ, что влюбился в ту самую минуту, когда увидел у колонн университета смешную рыжую девченку с пачкой мороженого в кулаке. Когда заглянул в ее глаза – светлые прозрачные капли неба. Рассказал, как он бродил по коридорам в поисках «пичужки», не зная, на каком факультете ее искать, и боялся, что она не прошла по конкурсу и он никогда больше ее не увидит. И когда увидел ее, наконец, на аллее парка, чуть не подпрыгнул от радости, что вот она – здесь, наконец-то нашлась, и подумал, что теперь никуда никогда ее не отпустит! - Мы всегда будем в месте, да, Ветер? – спрашивала Кира. - Всегда, обещаю, ты мне веришь? – и он снова и снова целовал ее, и прижимался к ней в невозможном желании слиться в одно целое, том вечном и несбыточном желании всех влюбленных, без которого жизнь на земле умерла бы... Глава 3. Кому по силам описать любовь? День двоих соткан из мгновений, и каждое мгновение полно высшего смысла, ибо ты – есть у меня, а я – у тебя. Небо синее только потому, что ты со мной под этим небом, звезды яркие лишь для того, чтобы я видела тебя в их свете. В их жизни не происходило ничего необыкновенного, и одновременно, жизнь стала яркой, звенящей, как песня птицы на рассвете, как перестук дождя по оконному стеклу, как осенний листопад, расцвечивающий городские парки. Они находили радость в каждом дне, в каждом часе каждого дня, каждой минуте слишком короткой ночи. Радость быть. Втискивались по утрам в переполненный автобус, и радовались этой толкучке, ибо она позволяла им чувствовать друг друга. Искали встречи в гулких коридорах старинного здания, будто бы случайно, чтобы всего лишь улыбнуться, и кивнуть друг другу – нас объединяет великая, только нам дарованая тайна. Все песни были сложены только об их любви, все стихи написаны для них и о них, вся музыка посвящена только им. Всезнающая Ольга, с которой Кира жила в одной комнате, рассказывала всякие странные вещи, предупреждала Киру: Не верь Алексу. Не зря его прозвали Ветром. Он непостоянный, и необузданный. Рихтер помешан на свободе его драгоценной личности, чуть ему покажется, что девушка имеет на него виды, и только его и видели. «Он мой», - думала Кира, и сердце сладко замирало. – «Он мой навсегда, не может быть иначе. Мой бешеный Ветер, пусть он унесет меня , куда захочет, я не стану сопротивляться, никогда не скажу «нет». Листопад сменился хрустким снегом. Они уходили далеко в глубь лесопарка, где никто не мог им помешать, испортить очарование близости, и целовались до изнеможения, и руки их встречались под одеждой, смелели и просили, требовали, умоляли – иди ко мне, совсем, навсегда, исчезни во мне, и возродись во мне. И был Новый год, и терпкий запах елки, и колючее шампанское, и томительный вальс... Началась сессия, девченки пропадали целыми днями в читалках, и ночами собирались в комнате у кого-нибудь – и готовились к первой в их жизни сессии. Кире было все равно. Она шла вместе с ними в библиотеку, и сидела, уставившись в одну точку – мысли были далеко. Алекс находил ее и там и они быстренько сдавали учебники – и шли бродить по городу, или в кино. Но фильмов они тоже не видели – темнота зала служила лишь прикрытием для того, чтобы чувствовать другого рядом, целоваться в темноте последнего ряда, и яростно, до боли желать друг друга. FROM: 'LexRich' For: Kira_klim@ukr.net Subject: No Subject «Пичужка, неужели я, наконец, нашел тебя? Сколько лет! Захочешь ли поговорить со мной? Wind” FROM: Kira_klim@ukr.net For: 'LexRich' Subject: No Subject «Привет, Алекс. А ты искал? Неужели? Поговорить – конечно, захочу, со старым другом всегда приятно пообщаться. Кира» Кира Леонидовна неловкимии движениями бессмысленно перекладывала на столе бумаги. Мысли путались. Алекс. Зачем? Откуда? Ей казалось, что все давно забыто, все перегорело: и любовь, и боль. И вот – две строчки, и сердце колотится, к лицу словно кто-то приложил горячие ладони. Словно он приложил к ее лицу ладони. Пульс бьет в виски: Алекс-Алекс-Алекс. Неугомонный Ветер. Он называл ее пичужкой с рыжими крыльями – из-за волос. Волосы разметались по чужой подушке в чужой квартире, и он пропускал их сквозь пальцы, расстилал, раскладывал из них на постели крылья. Опирался на локти, чтобы не прижимать ее слишком сильно: Пичужка, скажи, если тяжело. Ей не было тяжело. Она хотела ощущать тяжесть его тела, и уже само это ощущение было острым наслаждением. А еще были его руки, его губы, его сонное дыхание у ее плеча, когда, утомившись, они дремали. А отдохнув, снова тянулись друг к другу. Лицо Киры светилось над ним в полумраке, Алекс подхватывал ее волосы пальцами, разводил в стороны: люблю твои рыжие крылья... Ее любовь была огромной, как небо, сияющей, как рассвет. Навеки, до самой смерти. Вне этой любви жизни не было и быть не могло. ººº Скажи, ты слышишь то же, что и я? Мелодию рассвета, песню утра… Бледнеет звезд рассыпанная пудра Подправив неба синий макияж. А под небесно-синим покрывалом, - Ты видишь? – зарождается наш день. И лучик солнечный, пугая тень, Скользит по листьям как пришелец в алом. Ночь предрассветно развела мосты… Ты слышишь шорох? Шепот? Чье-то имя? Нет-нет, не имя, просто звук – лю-би-мый… Как сладко знать, что тот, кто рядом – ты. Ты слышишь то же, что и я? Скажи… ººº Глава 4. FROM: 'LexRich' For: Kira_klim@ukr.net Subject: No Subject «Маленькая колючка, конечно, искал. Как хорошо, что появился гений и изобрел Интернет! Я живу теперь за морями-океанами, и все же нашел тебя! Все эти годы я хотел попросить у тебя прощения, Пичужка. Простишь ли? Wind» Кира лежала на животе, положив голову на согнутые в локтях руки. Алекс, приподнявшись на локте, одним пальцем задумчиво рисовал у нее на спине замысловатые узоры. Легкое прикосновение слегка щекотало кожу, тело расслабленно наслаждалось отдыхом. - Какой кошмар, эти каникулы, - сказала Кира. - Кому они нужны, целых две недели. - Почему – кошмар? – удивился Алекс. – Отдых после сессии, восстановление сил. В горы можно съездить, на лыжах покататься. - Поехали? – то ли спросила, то ли предложила Кира. Мелькнула вялая мысль, что ее ждут дома родители, сестра, но сразу же исчезла. Две недели только с НИМ – какие еще родители? - Да мы с ребятами в Москву дней на пять едем, потом в Ленинград заскочим, к Егору, - ответил Алекс спокойно. - А я ? – растерялась Кира. - А что – ты? Домой, к папе-маме. - Я с тобой хочу, в Москву и Ленинград. - Я же сказал – еду с ребятами, - фраза прозвучала довольно резко. Он почувствовал это, и постарался смягчить впечатление. – Мальчишник, ты же понимаешь, Кирюш. - Понимаю, - вздохнула Кира. Она всегда все понимала. Девочка Кира поудобнее устроилась на подушке: Ничего, пару недель – не так уж и долго, будешь мне писать... - Пичужка, мы увидимся не так скоро, - спокойно ответил Алекс. – Я на стажировку уезжаю, в Лондон. На шесть недель. Кира замерла. В голове стало пусто и холодно. Холод скользнул по голой спине, похлопал ладонью по лопаткам, провел ледяным пальцем вдоль позвоночника. В комнате, оказывается, ужасно холодно, а она не укрыта одеялом. Она любила после ласк отдыхать совершенно голая, не стыдясь своей наготы, наслаждаясь пониманием того, что любимый любуется ее телом, что, даже насытившись, никогда не перестает желать ее, что, стоит ей только сделать одно движение – например, выгнуть спину, или потянуться – он опять вспыхнет, и она немедленно отзовется на его зов. Иногда, оставшись одна, вспоминая эти безумные дни, Кира удивлялась, как так получилось, что вдалбливаемое ей с пеленок чувство фальшивой стыдливости улетучилось от одного-единственного прикосновения, и она не испытывает никаких угрызений совести, и не понимает, искренне не понимает, что это такое – девичья невинность и прочие благоглупости. Когда в мире существует Любовь и ее Ветер? Любовь – наш Бог. Все в мире живет любовью. У ее бога круглые орехово-карие глаза... В холодной комнате она села на остывшей постели: Как – уезжаешь? На шесть недель? А почему я не знаю? - А что знать? – он повел плечом, словно оттолкнул ее вопрос. – Обычная стажировка для лучших студентов, вы, первоклашки, разве не знаете о них? Кира, конечно, знала, что на четвертом курсе, единицы, которые , в теории, должны были избираться среди лучших студентов, уезжали на месяц-полтора на стажировку в вузы-партнеры. Золотая мечта всех студентов, окно в Европу. - И давно ты знаешь о поездке? - она еще надеялась, что он ничего не сказал по какой-то особой, очень веской, причине. - Кира, ты как ребенок, такие поездки готовят за год, как минимум. А не говорил – потому... ну, мало ли, вдруг что-то сорвется. Да и вообще, что бы изменилось, если бы сказал? Нам было хорошо вместе. Я вернусь. Кира обхватила себя за плечи, пытаясь согреться. Конечно, ничего бы не изменилось. Им было хорошо вместе. Она любила бы его, даже, если бы знала о скором отъезде. Она сказала бы «ДА» в любом случае, она еще до рождения принадлежала безумному Ветру, так о чем говорить. Но глухая обида, замешанная на тоске близкой разлуки, тугим клубком свернулась у горла. «Не поделился со мной таким важным, таким интересным событием, промолчал. Будто я – случайная партнерша в постели, будто я на одну ночь». Рот наполнилася горечью. - Знаешь что, детка, - резко поднялся с постели Алекс, потянулся за брюками, - мы договаривались друг на друга не давить, помнишь? Самое главное для человека – это свобода его личности, его выбора. Ты сама мне об этом не раз говорила, не забыла? Кира поняла, что последнюю фразу о партнерше она произнесла вслух. Но остановиться уже не могла: - Договаривались, о свободе. От кого? Алекс, разве так бывает – любовь и полная свобода? Любовь – это же... это же... союз, единение... мы одно целое... – она говорила зло, требовательно. – Как ты можешь пренебрегать моим мнением, моими желаниями? Александр сердито сопел, одеваясь: - Одно целое – это когда мы в постели. Да и тогда – у каждого своя пара ног, рук и своя голова. Я ни кому никогда не позволю лишать меня права выбора, права делать то, что хочу Я, ты не понимаешь? Ты вообще слушала, о чем мы говорили все это время? Ветер, бешеный ветер... Тогда она еще думала, что сможет удержать его. Она плакала. От обиды на его холодное непонимание ее отчаянья. От горькой тоски перед предстоявшей разлукой на целых(!!!) два месяца. Он злился, говорил ей несправедливые и жестокие вещи. Потом всю ночь после этого разговора Кира обдумывала их ссору, его слова, собственные упреки. Как всегда, нашла ему оправдание и обвинила во всем себя. Ну что за выяснения отношений? Конечно, она будет ждать, это же Ветер, ее единственный, ее самый лучший, ее неповторимый... Она вспоминала, как пахнет его кожа, какие у него руки, какие губы, как он улыбается. Придумывала смешные ласковые словечки – непременно скажу ему завтра, все будет, как раньше. А два месяца – это ерунда, дождусь. Она прибежала к нему в общежитие в десять утра, но сердитая дежурная ее не пустила, сказала, что их никого нет. Кира оставила записку: Алекс, зайди ко мне, надо поговорить. Подумала – написать ли «целую»? И решила – нет, не надо. Просто подпись: Кира. Он не пришел. Кира просидела целый день на подоконнике в коридоре с книжкой на коленях – вроде, читает. Ветер не пришел. «Больше не могу», - подумала Кира – «Надо сходить, вдруг, дежурная забыла передать записку? Кажется, она сменяется в восемь вечера – а новая может не передать...» Она набросила пальто, и помчалась в соседнее общежитие. Знакомая дежурная готовилась идти домой, вместо нее за столом устроился веселый Валька, аспирант с факультета жрналистики – он жил тут же и подрабатывал ночным дежурным. - Привет, Кирюха! – приветствовал Валька Киру, - К Рихтеру? А он уехал! Они со Славкой Кравченко и Петрашевским на Москву отправились, шестичасовым. - А ты откуда знаешь ? – враз севшим голосом спросила Кира, изо всех сил стараясь казаться равнодушной. - Так Петрашевский мне свой маг занес, на сохранение, чтоб не оставлять в пустой комнате. Кира посмотрела на часики на руке: 20.00. Они уже два часа как в дороге. Она обернулась к дневной дежурной. Встретила сочувствующий взгляд. - Я передала, - ответила дежурная на невысказанный вопрос. – Лично в руки. Кира молча повернулась, и вышла на улицу. Уехал. Не пришел. Она придумала для него за день столько ласковых словечек, но они так и умрут несказанными. «Почему я не осталась ждать его в холле общежития?» – подумала Кира. Конечно, вся общага смотрела бы на нее, но какое это имеет значение? Они бы поговорили, он бы простил ее дурацкое поведение, ее упреки. Иначе и быть не могло. Она не замечала, что слезы катаятся по щекам, и замерзают на холодном зимнем ветру, что щеки уже жжет ледяным огнем. Не замечала, что идет снег, а она забыла надеть шапку. Забыла, что может простудиться. ººº … Все слова твои вновь и вновь В зеркалах отражались и таяли… А я пальцы кусаю в кровь, Чтоб проверить хоть так – живая ли… Я не чувствую вкуса обид, Даже тех, что присыпаны перцем… Только слышу как что-то болит В переставшем пульсировать сердце. Я ищу подтверждение снам, Так похожим на чье-то пророчество, А в ответ, словно листья к ногам, Осыпается одиночество…… Глава 5. «Расставанье - маленькая смерть». Последовавшие за этим днем два месяца Кира прожила, не замечая времени. У нее были ее мечты о Ветре и ОЖИДАНИЕ. Ожидание переплелось с минутами, днями и ночами. Поселилось в книгах, свернулось пушистым клубочком на подушке. Ожидание приходило во сне, рассказывало волшебные сказки о скорой встрече. Кира не замечала, что иногда сидит, уставившись в пространство над книгой, или у телевизора, и ничего не видит вокруг. Но она видела – день, когда Алекс вернется. Каждый раз это была новая сладкая история встречи, придуманный первый разговор, предвкушенье первого – после разлуки - поцелуя. Начался новый семестр, снова – лекции, семинары, практические, лингафонные кабинеты, переполненный автобус, темно-красные, уходящие в небо, колонны главного корпуса. Все это жило рядом с Кирой, не затрагивая ее мысли, не мешая ее главному занятию – ждать. Она узнала, когда приедут стажирующиеся, и это день в ее внутреннем календаре превратился в Самый Главный День. Куда бы Кира ни шла, она делала обязательный крюк, и проходила мимо его общежития. Это стало настоящим ритуалом, чудом прикосновения к нему – далекому, любимому, желанному. Удушающая тоска отступала, пусть ненадолго, и появлялись новые силы – ждать. За три дня до назначенного деканатом собрания стажеров, к которому все должны были вернуться, студенты получили стипендию. Кира, всегда тщательно рассчитывавшая свои скромные доходы, потратила почти половину на новые духи, белье и кофточку. Алекс должен увидеть ее красивой. А еще купила маленькую плюшевую собачку – с круглыми карими глазками. Очень похоже на его глаза. Сентиментальная девочка. Впервые в жизни отправилась в парикмахерскую, сделала маникюр и прическу, так называемую «легкую химию на длинных». Теперь ее вьщиеся от природы волосы неуправляемыми золотистыми волнами спадали по спине до лопаток. «Рыжие крылья» - улыбнулась своему отражению в зеркале Кира. Он называет их рыжими крыльями. Кира не надела шапку, и уже теплеющий мартовский ветер играл волнистыми прядями, приподнимал их над головой, путал, и пытался сплести косички. Она сделала любимый круг к общежитию Ветра, взглянула на его окна: как там дела? Ощущения счастья захлестнуло ее сердце: скоро, скоро. Еще чуть-чуть. - Кирюха, привет! – Кира оглянулась. Славка Кравченко, друг Алекса. Кира чуть не бросилась ему на шею. Друг Алекса – это почти что он сам, еще одно чудо прикосновения к его жизни, еще на мгновение ближе к нему, к ее Ветру. - Ну ты, классно выглядишь! – искренне залюбовался Славка. – Лохматая! Тебе идет. Кира счастливо улыбнулась: - Правда? А я волнуюсь – понравится ли Алексу? Он же приедет завтра? Я видела – деканат объявление о собрании вывесил. Улыбка на лице Славки потускнела, и совсем погасла. - Кир... – Славка словно подавился словами. - Ты чего? Случилось что? – Кира даже мысли не могла допустить, что помрачневшая физиономия Славки имеет к ней и Алексу какое-то отношение. - Кирюш, ты только не расстраивайся, ладно? Рихтер уже неделю, как приехал. Я думал, ты знаешь. - Да? – в голове стало пусто. И холодно. Как в тот день, когда они поссорились. Март, а так холодно. Ей всегда холодно, когда больно. Она посмотрела на окна общаги. Сделала шаг к двери. - Кир, погоди, он тут не живет. - А... – она стояла, сжимая в заледеневшем кулачке пакет с покупками. Теми, которые были сделаны ради Алекса. Слава подошел ближе, обнял за плечи: Кирюнь, да не расстраивайся. Ты же знаешь, Рихтер такой – сегодня с тобой, завтра с другой. Вы еще долго с ним были вместе. Наплюй. - Ветер, - прошептала Кира. - Что? – не понял Слава. - Ветер, - невероятно, но она взяла себя в руки, голос зазвучал почти спокойно: И где же он живет? Дашь адресок, или хоть телефончик? - Не стоит, Кирюнь. Он , - Слава опять запнулся , - с Людой Сорокой из пятой группы. Люду Кира знала. Красивая, миниатюрная, с тихим вкрадчивым голосом. Девушка-дюймовочка. Как-то Алекс сказал: она такая хрупкая, ее хочется защищать, и гладить по головке. - А меня? – засмеялась тогда Кира. Она совершенно не придала значения его словам. - Тебя... Нет, ты сильная. Сама, кого хочешь накроешь своими крыльями. Ты только кажешься слабой. Такие, как ты не гнутся, не ломаются, - он задумался, закончил немного удивленно: Просто умирают. «Я сильная. Я самая сильная», - подумала Кира. Вслух сказала: -Ладно, Слав, мне пора. - Проводить? – несмело предложил Слава. - Двадцать шагов? – усмехнулась Кира. – Доберусь. Она уже отошла метров на десять, когда Славка догнал ее: Кира, если что – знай, я твой друг. - Что – если что? – жестко спросила сильная девочка Кира. - Нууу, - смутился Слава. – А давай в кино сходим? Похоже, он и сам удивился этому предложению. - Давай. Потом когда –нибудь. Пок, Слав. Глава 6. From : 'LexRich' For: Kira_klim@ukr.net Subject: No Subject «Пичужка. Возможно, ты мне не поверишь, но я долго искал тебя. Так хотелось узнать, что ты делаешь, как живешь. Пытался найти через всякие сайты поиска одноклассников. И через поисковые сайты. И подумал, что ты сменила фамилию, и я уже никогда тебя не найду». From : Kira_klim@ukr.net For: 'LexRich' Subject: No Subject «Конечно, сменила. А девичью взяла для псевдонима, когда вдруг оказалось, что мои фантазии кому-то интересны, и что их печатают. Я ж теперь прикидываюсь писательницей». В комнате никого не было. Кажется, девченки разбежались по своим делам. Она разложила на столе покупки: тонкую трикотажную кофточку, белье, флакончик с духами. Не французские, конечно, но ей нравятся. Называются «Воспоминание». Пахнут цветами акации. Посадила смешную плюшевую собачку. Как глупо. А круглые коричневые глаза собачки и, правда, похожи на глаза Алекса. На его изумленно-насмешливый взгляд. Провела пальцем по носу, по мягкой спинке: Ты приехал. Привет, Ветер. Кира отвинтила пробку с флакончика, старательно вылила духи на вещи на столе. Взяла из Олиной тумбочки ножницы с острыми кончиками. Села за стол. Спокойно и методично изрезала все покупки на небольшие лоскуты. Она ничего не чувствовала. Ни обиды, ни боли, ни любви. Киры больше не было. Ее унесло весенним ветром куда-то далеко в несуществующий мир сломанных грез и неосуществимых надежд. Кира взяла в руки игрушку, примерилась ножницами к коричневой шейке. Отложила в сторону, подцепила острым кончиком ножниц синюю венку на запястье своей левой руки. Удивилась – совсем не больно. Только что-то очень холодно. Спокойно, даже с любопытством, смотрела, как на обрезках новой кофточки расплывается яркое красное пятно. Взяла ножницы в левую руку. Пальцы не слушались, мокрые, в чем-то красном, ножницы выскальзывали из рук. Но она же сильная, она сумеет. Вот только переборет эту непонятную слабость. Надо немного отдохнуть. Где-то далеко, на другом конце вселенной, кто-то закричал. - Не шумите, - прошептала Кира, - я посплю. Голова опустилась на стол, на красные лоскуты, на плюшевую игрушку... ººº Перечитаны письма ………. И стихи… Сожаленье усталым дождем по асфальту Размывает надежду… ………. Ты грустишь… Но считаешь так лучше, сделав финиш на старте. Ты решил дальше жить… ………. Без меня… Проживешь, я уверена, выгорят пеплом Наших встреч телефонных ………. Все слова И как что-то ненужное высквозят ветром. Будут новые встречи ………. И новые дни… Разговоры, свидания… Кто проиграет? Разве это так важно?... ………. Ты живи… Ну и я как-нибудь… Все. Прощай. Отпускаю. … ººº К счастью, Галка, из их группы, до поступления в универ работала медсестрой. Она перевязала руки Киры: серьезных повреждений не оказалось, так, глубокие порезы. Все срослось и зажило. Лишь остался маленький шрам на запястье левой руки – «узелок на память». Та же Галина раздобыла справку о болезни – на занятия Кира какое-то время ходить не могла. Верные подружки хранили молчание: узнай деканат, последствия могли бы быть самыми печальными для Киры. И все постепенно вошло в привычную колею: день за днем, день за днем, бусинки из ожерелья будней. Кира перебирала их спокойно, даже небрежно: утро-вечер, утро-вечер. Гулкая пустота безнадежности стала ее сущностью. Старшекурсники проходили практику где-то в городе, и шансов столкнуться с Рихтером в коридоре почти не было. И все же встреча случилась. Кира спешила на семинар в соседний корпус, опаздывала, а препод жестоко карал неудами и допвопросами нерадивых студенток. Особенно придирался почему-то к Кире. Она мчалась по коридору, вылетела за поворот, споткнулась о какую-то скобку в полу, и буквально, повисла на груди у шедшего навстречу парня. Она узнала его мгновенно, его запах, его плечи, его руки, подхватившие ее на лету. Звонок уже давно прозвенел, коридоры опустели. Но это было не важно. Ей и так казалось, что они одни-единственные на всей земле. Она стояла, уткнувшись лицом в его плечо, как раз под ключицей, бесконечно долгое счастливое мгновение, обнимая его за шею, словно именно сейчас и происходила та самая встреча, ради которой в другой жизни глупая девочка... Алекс осторожно расжал ее руки и отступил: - Куда летишь, пичужка? Распрямились плечи, гордо поднялся подбородок. Сильная Кира не сдается и не плачет ночами. Она спокойна и уверена в себе. Это не у нее вечный узелок на запястье. И это не у нее под подушкой спрятана плюшевая собачка с круглыми орехово-карими глазами. - Опаздываю ... уже опоздала на семинар. Как жизнь? - Нормально, а ты? - Нормально, – улыбнулась. Он рассматривал ее удивленно: Ты похудела, и прическа новая... - На диету села. Худоба в моде. - Тебе идет. И черный цвет тебе идет. Ты похожа на черную кошку. Дикая черная кошка. На Кире был надет тонкий черный свитерок и черные брюки. Она тряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам. Рихтер шумно вздохнул: Черная кошка с рыжими крыльями. - Угу, - фыркнула Кира, - валькирия в полете. Извини, Алекс, я спешу. Мне «хвост» по истории совсем ни к чему. Пока. Она обошла застывшего в изумлении Рихтера, быстро свернула на лестницу, легко, вприпрыжку, как всегда, спустилась на этаж ниже, потом еще на этаж. У главного корпуса Кира не вошла под красные колонны – наплевать на «хвост» по истории, а пошла дальше, по бульвару, мимо больницы, мимо ограды Ботанического сада, не думая, куда и зачем идет. Она вообще ни о чем не думала, просто шла, словно звала ее вперед неведомая сила, обещала излечить от горького чувства, вернуть полет ее рыжим крыльям. У самого метро столкнулась со Славкой Кравченко. - Кирюш, как здорово! – кажется, Слава искренне обрадовался. – Ты куда? - Привет, Слав. Гуляю. - Давай гулять вместе? – предложил Слава. Кире было все равно. Вместе даже лучше. При посторонних проще быть сильной. - Давай. - Я сейчас, не уходи. Он вернулся через минуту с охапкой голубых и желтых ирисов, их на всех углах продавали вечные старушки-цветочницы. - Это тебе. Кира удивленно взяла цветы: За что? - Просто так, - ответил Славка. Смущенно захлопал длинными светлыми ресницами, - тебе идут эти... я не знаю, как они называются... - В народе называют петушки. А вообще-то – ирисы. Это были первые цветы в ее жизни, подаренные ей мужчиной, не по случаю, а просто так, потому что она – это она. По странному принципу Рихтер никогда не дарил ей цветов, утверждал, что ненавидит эти общепринятые правила. - Вот, ириски, идут. Они такие же светлые, как и ты. Пойдем? Хочешь мороженого? - Хочу, - ответила Кира. – На палочке. Нет, оно будет капать. Лучше в стаканчике, кофейного. Вон продается. Они пошли дальше по бульвару, и мороженое все равно капало сквозь дырочку в стаканчике, и это было ужасно смешно, и они смеялись. Кира думала, что Славка веселый и забавный, с этими светлыми ресницами, и густыми веснушками по всему лицу, и нелепым хохолком на самой макушке, который он все время машинально приглаживал пятерней. Она тогда еще не знала, что у ее близнецов будут такие же светлые ресницы, и веснушки, и хохолок на макушке... Глава 7. «Зачем ты вернулся, Ветер, зачем позвал меня?» «Мне нужны твои рыжие крылья... Без них у меня не получается летать. Я думал – я свободен и летаю сам. Я думал – ты просто одна из многих. У меня есть все: успешный бизнес, дом, жена. Красивые дети. Мальчишки. Я крепко стою на земле. Но я Ветер, который не летает.» ... «Ветер, я хотела, чтобы мои дети были похожи на тебя. Но они похожи на другого. И твои дети не похожи на меня. Я хотела говорить о тебе и о себе – «мы». Понимать и прощать, и засыпать рядом, и просыпаться рядом. Ты выбрал свой путь, и другой держит во сне мою руку.» «Прости, пичужка, если можешь. Я хочу уснуть, прижавшись к твоему плечу. Как тогда, в чужой квартире, на чужой кровати. Чтобы нам снились одинаковые сны. Верни мне крылья...» ... Дождь постучал в окно: открой. Офис уже опустел: рабочий день закончился, все разошлись. Кира открыла окно, вдохнула влажный воздух, наполненый запахом земли, листьев, умытого города. «Устала, - подумала, - пора домой». Одной рукой она закрывала программы в компьютере, другой набрала номер мобилки мужа: «Слав, ты где? Еще на работе? Ой, как хорошо, заедь за мной, пожалуйста. Я к перекрестку выйду. Жду». Под мелким ленивым дождиком, по темнеющим улицам шла она туда, где ее ждали, где был ее дом, ее свет, ее убежище. Вчетвером: Славка, близнецы и она, Кира - они будут ужинать за круглым столом в большой кухне их новой квартиры. Потом немного поспорят о том, кто вымоет посуду, и. как всегда, окажется, что близнецы что-то там недочитали, недописали к завтрашним занятиям, и Славка скажет: давай, я, а ты отдыхай. Может быть, посмотрят что-нибудь по телеку, или по видику. Это будет их вечер, один из многих, в приглушенном свете бра, под бормотание телевизора. В мире, который они строили вместе, день за днем, кирпичик к крипичику, сплетали полотно дней, отсекая темное и неудачное, расцвечивая дни мечтами и воспоминаниями. Более двадцати лет. Прочный дом, крепкие стены, они укрывают от бурь и невзгод, в них тепло и уютно. И когда в доме наступит тишина, Кира останется одна у компьютера в закоулке на эркере, прозванном ее «кабинетом». Откроет окно и станет слушать, как играют в догонялки дождь с ветром. Я люблю свой дом и зеленые холмы за окном. Я люблю свой город. Я люблю просыпаться утром, разбуженная запахом свежесваренного кофе. Я люблю слушать рассказы двойняшек о прошедшем дне. Я люблю вечерние прогрулки «на сон грядущий»... Я люблю... Я улечу за ветром – только позови... Я снова придумываю себе новый мир и другую жизнь, я придумываю себе человека, который – единственный – уведет меня в мир жарких ночей и некончающейся жизни. «Ветер, мой Ветер, унеси меня за облака, унеси меня в твое заокеанье...» Кира улыбнется голубому глазу монитора: привет, полуночник. Почтовый ящик. Имя. Пароль. Клик. «У вас одно новое письмо» Клик. .... «Люблю твои рыжие крылья...» Глава 8. - Ты что-то бледная, и круги под глазами, - сказал Славка. – Загонял тебя твой Федор. - Фирма становится известной, теперь никто не хочет сам заниматься оргвопросами, проще нанять специалистов на конкретное мероприятие, чем держать в штате орготдел. Так это же хорошо, наше благосостояние растет, - усмехнулась Кира. - Хорошо-то хорошо, но тебе пора отдохнуть. - Я подумаю, – Кира откинулась на спинку сиденья, искоса наблюдала за мужем. Ей нравилось, как Слава водит машину: большие («рабочие», как сказала мама) руки спокойно лежат на руле, он выглядит рассабленным и небрежным. Но на самом деле, каждое движение точно рассчитано, он все видит и слышит, внутренне собран и внимателен. Кира так никогда, наверное, не сумеет. За рулем она чувствует себя, как на госэкзамене перед озлобленной комиссиией. А со всех сторон наперерез спешат коварные пешеходы и вредные собратья-водилы. Потому и не любит водить, предпочитает сидеть рядом со Славкой, расслабившись под тихую музыку... Город подмигнул ей мокрыми глазами фонарей: успокоилась, пичужка? Зачем тебе эти страсти-стрессы? Прошлое должно оставаться в прошлом. Город прав. Наверное. Ей сорок. Пора подводить некоторые итоги, а не ворошить давно уснувшее прошлое. Сказать, что ли Славке, о Рихтере? Они же дружили. Мысль мелькнула и исчезла, ускользнув через приокрытое окно в мокрые сумерки. Сказать о возникшем из прошлого Алексе, это растревожить тени, сделать Славке больно. Славке, который пришел к ней в горькую минуту, и не дал ей утонуть в отчаяньи. В тот день они бродили со Славкой до поздней ночи, он проводил Киру до общежития, а сам на метро уже не успел. Славка был «городской», жил с родителями и сестрой. Денег на такси не оказалось, и он пошел домой пешком, через весь город. Позднее он смеялся: «Я точно знаю, от меня до тебя два часа восемнадцать минут пути». В тот вечер Кира впервые за долгое время уснула спокойно и крепко. Под утро ей приснился сон. Ей снился средневековый город: узкие улочки, стены грубой каменной кладки. Странные покосившиеся башни... Дома стояли вплотную друг к другу, темной стеной. И только запрокинув голову, она могла видеть высоко над головой небо и летящие куда-то вдаль облака. Кира шла по этим улочкам, но за поворотом открывался новый поворот, и выхода все не было. К ней подкрался страх, она поняла, что должна покинуть этот пустынный каменный город, выйти на свободу, на воздух, к реке, к лесам, к полям. Но она не знала дороги из города. И вот она на площади. Хмурые каменные дома все так же окружают небольшое пространство со всех сторон. Кира стоит посредине площади и не знает, куда идти дальше. Из одной из улиц на площадь выезжает всадник. Он в плаще с капюшоном, низко надвинутом на лицо. Всадник поравнялся с Кирой, откинул капюшон с лица, и Кира увидела, что это – Алекс Рихтер. - Алекс, - позвала Кира, - это же я, Кира, помоги мне выйти отсюда. Мне страшно. Но Алекс не обращает внимания на нее, смотрит куда-то ей за спину, медленно проезжает мимо, все быстрее, быстрее. Кира пытается ухватиться за стремена, бежит за ним, хочет догнать, зовет... Но Алекс равнодушен, он ни разу не опустил взгляда на нее... Кира споткнулась на мостовой, упала. Чьи-то руки подняли ее с земли, отряхнули. Этот человек тоже в плаще с капюшоном. Но без коня, пешком. Это Слава. Молча берет он Киру за руку и они идут по улице, идут, долго, и вот поворот – и открывается дорога в поле... Кира проснулась. Рука привычно скользнула под подушку, привычно погладила спрятанную там игрушку: «Алекс». Это был ее маленький ритуал: прикоснуться к плюшевой собачке, утром и вечером. День начинался и заканчивался мыслями о нем, улетевшем от нее Ветре. Неподаренный подарок, казалось, нес в себе частичку его нежности, его утраченного тепла. Которое он, может быть, в этот самый миг дарил другой. Но у Киры оставалася этот смешной талисман, и можно было жить... И странно, она действительно, становилась сильнее, и никому бы и в голову не пришло, что спокойная, веселая, энергичная Кира Клименко закрывается иногда в душевой, открывает посильнее воду, и скорчившись на полу под струями воды, беззвучно воет от боли. А потом выходит из душевой, улыбаясь, на рыжит волосах чалма из полотенца, от нее пахнет мылом и чистотой. А что глаза красные и веки набрякшие, так ведь все знают, у Киры аллергия на горячую воду. Кира погладила игрушку, вытащила ее на свет, с минуту рассматривала. А потом встала и посадила игрушку на свою полочку с книгами. Она и сама еще не понимала, что сегодня она сделала первый шаг к выздоровлению. Они переписывались со Славкой все лето. Длинные письма ни о чем и обо всем, на листочках из блокнота. Славка носил блокнот с собой, и записывал все подряд, все мысли, которые приходили в голову, а потом отсылал все это Кире. Она уже ждала его сумбурных записок, скучала без них. Помня о всепроникающем любопытстве родных, Кира дала Славе адрес своей подруги, и каждый день бегала к ней узнать – нет ли письма? И почти в каждом письме они сетовали на то, что лето такое длинонное и им еще долго ждать встречи. Он встречал ее на вокзале. За лето Слава отпустил волосы и усы, и Кира с удивлением отметила, что он похож на скандинавского воина, и очень даже ничего. И нелепый хохолок на макушке куда-то исчез. - Вот, Славка ткнул ей лохматый букет астр. – Не знаю, как они называются. На сердце у Киры стало удивительно легко, словно Славка сказал что-то такое, что объединяло их уже давно: - А ты вообще-то цветы различаешь? - А то. Розы. Ромашки. - А еще? - Все. Это и так много. Вот эти, это же не ромашки? – он с подозрением посмотрел на букет. Кира чмокнула Славку в щеку: - Нет. Но и не розы. И вообще, это не имеет значения. Спасибо. Поехали, проводишь меня в общагу. Чемодан поможешь тащить, - она сделала вид, что только для этого они и встретились – помочь чемодан тащить. - А, может, не надо в общагу? – робко спросил Славка. Кира остановилась. - Как это - не надо? Славка мялся, смущенно отводил взгляд, наконец, решился: Можно у меня жить. Ну, не совсем у меня, но один батин сотрудник уехал в загранку на два года, мне квартиру свою сдал – под присмотр. Мы можем там жить, - он резко перевел дух, как перед прыжком в холодную воду, - вместе. Кира почувствовала, что краснеет. Мысли вихрем носились у нее в голове. К этому дню их со Славкой отношения ограничивались долгими разговорами, долгими письмами, несколькими торопливыми поцелуями. Идти дальше Кира, в общем-то, и не очень стремилась. Со Славой было тепло и надежно, и этого было достаточно. А кроме того, были еще их семьи, отцы-матери-сестры, и как это все им объяснить? Мелькнула мысль, что, если бы речь шла о совместной жизни с... не со Славой, то ее мало бы волновало мнение всех родственников вместе взятых и каждого по отдельности. А Славка смотрел требовательно, не отводил взгляда серых глаз, ждал ответа. И Кира вдруг подумала, что Слава совсем не такой уж простой, понятный и пушистый, как она до сих пор думала. - Выходи за меня замуж, - сказал Славка. Кира оглянулась: они стояли посреди привокзальной площади, вокруг суетился, сновал туда-сюда озабоченный приездом-отъездом разноликий люд. Продавали жареные пирожки и приглашали на экскурсию по городу, цыганки приставали к прохожим с неизменным «дай руку, всю правду скажу». С грохотом прокатился трамвай, носильщик затормозил около них: «помочь?» Славка отрицательно качнул головой. Непостижимым образом этот шумнывй вокзал напоминал безлюдный город из ее сна. Может, потому, что рядом был Слава, и он ждал ответа? - Да, - сказала Кира. - Точно? – переспросил он. – Не передумаешь? - Не передумаю. Поехали к тебе. Он чмокнул Киру в щеку: Спасибо, ириска. - Слава, я не люблю, когда меня непонятно чем называют, даже в порыве нежности. - Понял, - он отмахнулся от сухой сдержанности ее слов, как от мухи – теперь все будет по-другому, - это будет правило номер один нашей совместной жизни. Идет? - Идет, - Кира, наконец, расслабилась и улыбнулась. И вся ее последующая жизнь пошла по-другому. Однажды, помогая Кире убирать на антресолях, Алиса нашла в старом чемодане плюшевую собачку, повертела в руках: - Ну и страшилище! - Дай сюда, - отняла Кира у дочери игрушку. – Нормальная игрушка, просто смялась в чемодане. Она осторожно разгладила и растормошила слежавшиеся плюшевые бока, расправила мордочку. Пальцем погладила спинку: Привет, Ветер. Кажется, я наконец-то тебя забыла. Светло-коричневые глазки смотрели насмешливо, словно спрашивали: Неужели? И как, ты довольна своей жизнью? - Конечно, мне повезло, я встретила самого надежного и доброго в мире человека, и мы построили крепкий дом, вырастили детей и деревья. А что было бы у меня с тобой? - Небо. Крылья. «Я напишу сказку, - сказала Кира. – В ней будет все: и любовь, и разлука, и вечное ожидание. Сказку о Ветре». СКАЗКА О ДЕВОЧКЕ, КОТОРАЯ ДРУЖИЛА С ВЕТРОМ Давным-давно жила-была девочка. Очень хорошая и послушная. Разумеется, она была принцессой, и как все принцессы, жила в большом замке. Замок стоял на высокой-высокой горе, и из окна девочкиной комнаты было видно далеко-высоко, до самого моря и гор. У послушной девочки была одна тайна - она дружила с Лохматым Ветром. А ведь всем известно, что послушные принцессы не дружат с Лохматыми Ветрами. Они послушно сидят у окна и ждут своего Принца. Лохматый Ветер прилетал к ней поутру, когда все в замке еще спали, садился на подоконник и пел специальную утреннюю песню. Девочка просыпалась, влезала Лохматому Ветру на спину и они, пока все в замке спали, улетали в высокое небо, забирались в дальнюю даль, играли в прятки с наивными тучками и дразнили легкомысленные кудрявые волны. Устав, Девочка и Лохматый Ветер ложились рядышком на желтый песок и мечтали. Девочка мечтала, конечно же, о Прекрасном Принце. Так делают все послушные принцессы. А Лохматый Ветер... впрочем, он только посмеивался, и ни за что не хотел говорить девочке, о чем мечтает. Вечером он улетал по своим ветренным делам, но всегда возвращался... И вот настал день, и в жизни принцессы, которая уже выросла, встретился Прекрасный Принц. Разумеется, они полюбили друг друга, и сыграли пышную свадьбу, на которую прибыли самые именитые гости со всего королевства и из дальних стран. И только Лохматый Ветер не пришел на свадьбу. Прекрасный Принц и послушная принцесса стали жить-поживать. Принц был не только красивый, но и добрый, умный и справедлтвый. Народ любил его и он скоро стал Настоящим Королем. А девочка – Его Королевой. Он простроил для любимой замечательный замок и подарил девочку и мальчика. Вместе они летали по всему миру на больших удобных самолетах или ездили на новеньких блестящих автомобилях. И были по-настоящему счастливы. Только одна маленькая тайна оставалась у взрослой девочки. Она вставала рано-утром, поднималась в самую высокую башню своего замечательного замка, окрывала окно, и мечтала, что однажды к ней прилетит Лохматый Ветер. Она взберется к нему на спину и они улетят высоко-далеко, выше, чем летают удобные самолеты, и дальше, чем ездят красивые автомобили. Будут играть в прятки с наивными тучками и дразнить легкомысленные кудрявые волны. Заглядывать в окна высоких замков и танцевать на площадях далеких городов. Обрывать пушинки с одуванчиков и указывать путь птицам... Но Лохматый Ветер не прилетал. Зато просыпались маленькие девочка и мальчик, и нужно было почитать им сказку и нарисовать домик, сшить новые платья куклам и починить сломанную машинку. А еще рассказать Настоящему Королю, какой он настоящий, добрый и справедливый. И поцеловать в мокрый нос веселую собаку, и полить вазончики с геранями... В общем, множество всяких важных и нужных дел, как у всякой Настоящей взрослой Королевы. Но ведь завтра тоже наступит утро, и можно будет открыть окно и ждать – вдруг Лохматый Ветер просто заблудился среди туч, но обязательно найдет дорогу назад, и она взберется к нему на спину, и они улетят далеко-высоко.... Глава 9. From : Kira_klim@ukr.net For: 'LexRich' Subject: No Subject «Алекс, расскажи о себе. Тысячу лет не имела о тебе новостей.» Кира прочла написанное. Усмехнулась сама себе: как легко она задает такие буднично-вежливые вопросы: о житье-бытье. А пульс молоточком стучит в висок: Алекс-Алекс-Алекс... Каким он стал? Увидеть, хоть на час. Прикоснуться, хоть кончиками пальцев. Между ними тысячи лет, сотни километров, их жизни... Дороги и повороты, взлеты и потери, морщинки в уголках глаз и повзрослевшие дети. From : 'LexRich' For: Kira_klim@ukr.net Subject: No Subject «Все просто. Воспользовался биографией предков, когда стало можно, и уехал, так сказать, на историческую родину. Но в Германии мне не понравилось. Сейчас живу в Канаде. Жена все та же. Мальчишки. Трое, представляешь? Неуправляемая команда. Сейчас мы приехали в Питер, по вопросам бизнеса и вообще... А ты?» From : Kira_klim@ukr.net For: 'LexRich' Subject: No Subject «А я все так же живу со Славой Кравченко. Имеем детей-двойняшек, уже взрослые». Вот и все. Вся жизнь уложилась в несколько строчек. Ее жизнь – без него, и его – без нее. Зачем же он нашел ее столько лет спустя? Зачем позвал? Зачем, Ветер? Мне нужны твои рыжие крылья... Жизнь расслоилась на два параллельных мира, два параллельных мироощущения, два сознания, два смысла. Одно бытие – видимое, реальное, привычно-обыденно катилось по рельсам еждневности. В нем существовали утро-день-вечер, работа-магазины, завтраки-обеды-ужины. Вечерние новости и сериалы по телеку. Вечные споры близнецов о том, кто первый займет ванную, и кто вымоет посуду после ужина. Постоянно озабоченный начальник Федор Георгиевич, легкомысленная Инна и рассудочная Оксана. Равномерно-внимательный Славка, его привычка напевать по утрам в ванной, неизменные вопросы: где мои...? (слушай, пап, это не ты ли в рекламе снимался? – посмеивались близнецы), его не ислишком сильный, но регуляный ночной храп... Утро-день-вечер. Утро-день-вечер. Бледный глаз монитора открывал портал в параллельный мир. Там ждал Киру Алекс Рихтер. Его письма, его вопросы, его откровения. Он ждал Киру вечерами, когда весь мир уже укрывался одеялом сна. Он приходил ранним утром, с рассветом, до того, как проснуться ее домашние. Говорил: я сварил кофе, тебе с сахаром или со сливками? - Без и без, - немедленно отвечала Кира. – В моем возрасте пора считать калории, а то они расползутся по бедрам. Иногда количество писем за день доходило до десяти – так много они хотели сказать друг другу, так жадно заполняли образовавшиеся за годы пустоты. Кира удивлялась осязаемой паралелльности своего существования: что бы она ни делала, что бы ни происходило вокруг, часть ее «я» была отдана мыслям об Алексе, составлением очередного сообщения, обдумыванию вопросов и ответов. Она делала над собой усилие, чтобы оторваться от компьютера – надо было работать, что-то решать, что-то писать, с кем-то общаться. Надо было проводить вечера с домашними, выслушивать новости близнецов, разговаривать со Славкой, встречаться со свекровью... Да мало ли дел у нормального человека! Дел, отвлекающих от главного: нескончаемого разговора с Ветром. Они уже давно не говорили друг другу «здравствуй» - их общение приняло характер единого разговора с мелкими перерывами на жизнь, отданную другим. Главный вопрос Кира задала всего лишь раз. From : Kira_klim@ukr.net For: 'LexRich' Subject: No Subject «Почему, скажи, почему ты не вернулся ко мне? Почем у вернулся не ко мне? Я не понимаю, до сих пор не понимаю...» From : 'LexRich' For: Kira_klim@ukr.net Subject: No Subject «Наверное, это была судьба – жить не с тобой. А, может, я просто был самоуверенным дураком?» From : Kira_klim@ukr.net For: 'LexRich' Subject: No Subject «Алекс, я так хочу тебя видеть. Тебя, а не экран монитора. Приезжай завтра? Представляешь, ночь в поезде, и мы рядом? А вечером – обратно». Его ответ был трезвым и по-деловому холодным, в нем проглянул тот, незнакомый Александр Рихтер, который где-то в Канаде ведет успешный бизнес. «Пичужка, у меня нет визы. Насколько я знаю, для этого надо ехать в ваше консульство в Москву. Я не уверен, но, кажется, нужно приглашение от тебя». Слова – простые и понятные – не содержали никакого смысла. Виза, консульство... Это о чем? О ком? Как может между ними, через двадцать лет непонимания, разлуки, пустоты стать какая-то виза? Почему нечто под названием консульство должно решать, имеет ли право Кира Клим прикоснуться к щеке Ветра Рихтера? Кира прикусила нижнюю губу – знак упрямого неповиновения обстоятельствам. Я так просто не отступлю. Меня голыми руками не возьмешь. ººº Приезжай. Пусть октябрь укроет тропинки листвою. Или снегом декабрь, как саваном, выстелет двор. Время – просто шаги до возможности встречи с тобою. И не все ли равно, когда сбудется наш разговор. И не все ли равно – утро будет… а, может быть, вечер. Лишь бы наши дороги связала небес ворожба Время – только шаги до возможности выпросить встречу У всесильного Бога, что все называют Судьба. … ºººº Глава 10. Зазвонил телефон. - Кира Леонидовна, это вас, - Оксана посмотрела на нее пристально, или это Кире уже мерещится? – Федор Георгиевич. - Слушаю, Кравченко, - отозвалась в трубку. - Кира, зайди ко мне. Кира подхватила папку с разработками по семинару: Девочки, не расслабляться. Чует мое сердце, что сейчас нам слегка влетит. За Кирой закрылась дверь, Инна подскочила с места и пересела за стол начальницы. - Ты что? – удивилась Оксана. - Интересно, что за письма такие Кира получает. Ты видела – она через каждые полчаса почту проверяет, все время что-то отсылает. - Инна, это нехорошо, шарить по почтовым ящикам, - возразила Оксана. – Все равно, что в карман лазить к человеку, когда он не видит, или в кошелек. Инна безуспешно щелкала мышкой: Подумаешь! Я же никому не скажу. Все равно ничего не получается – свернула файлы, не открываются. Кира наша та еще конспираторша. Инна вздохнула: Любопытно, страх. У нее такое лицо становится – просветленное. Может, влюбилась? - Да ну тебя, - фыркнула Оксана. – У нее вполне счастливый брак, устойчивый. Да и годы уже... - Глупая ты, Оксанка. – возразила Инна. – Именно от устойчивого брака иногда хочется сбежать. А годы у нашей Кирюши вполне подходящие. Говорят, после сорока жизнь только и начинается. Вот доживем, узнаем. Федор, по привычке, расхаживал взад-вперед по кабинету. - Кира, есть очень хорошая идея. Смотри, - Федор положил перед ней на стол тоненькую брошюрку: Семинар по новейшим интерактивным методикам обучения, в Москве. Причем, обрати внимание на тематический спектр – буквально все группы, по которым мы работаем. Надо ехать. Я, ты, Андрея Филиппова возьмем. Кого еще? - А когда? И как долго он продлится? - Через три недели. Продлится ровно десять дней. В выходные обещают отличную культурную программу. У нас как раз остается время внести регистрационный взнос и собраться. Ну, и набросать что-нибудь вроде доклада для выступления на секции. Подбери себе тему. Филлипову поручу юридический раздел. - Я могу подумать? – спросила Кира.- Мне все же неплохо бы дома посоветоваться, Федор. - Посоветуйся. С детьми, с мужем. Кто без тебя обеды готовить будет, кто белье гладить. Твоей Алисе сколько лет? - Восемнадцать. - Ну вот. Бабушка поможет, если что. Видя, что Кира нахмурилась, Федор, поспешно согласился: подумай, до завтра. Кира поднялась: Завтра отвечу. Она лицемерила. Профессиональная лгунья. Она же понимала, что поедет. Какие бы возражения не выставили домашние, она найдет им опровержение. Ей плевать на семинар. Москва – это три шага до Рихтера, до его глаз и губ, до его живой, не приснившейся, улыбки, до его голоса. «Я не помню его голоса, - вдруг ужаснулась Кира. – Совсем.» Но тут же отмахнулась от этой мысли: да какое это имеет значение? Главное, решаются все вопросы с этими идиотскими визами-консульствами. И из дому можно уехать вполне «официально». Она не задумывалась над тем, что Алекс может не захотеть или не иметь возможности приехать к ней, такое ничтожное препятствие не могло стать между ними теперь! Глава 11. From : Kira_klim@ukr.net For: 'LexRich' Subject: No Subject «Алекс, представляешь, я еду в командировку, в Москву. Через три недели. Ты приедешь ко мне?» Кира ожидала немедленного «Да». Но Алекс молчал. Рабочий день превратился для нее в сплошной кошмар. По отвратительному совпадению, работы было невпроворот: написать кучу писем, просмотреть кучу сданых материалов, разобрать кучу распечаток программ для нового цикла тренингов... И всякое-разное другое. Кучи всякого-разного. Мелкого, ненужного, несущественного по сравнению с тем, что единственно имело смысл – ответ Рихтера и их возможная, двадцать лет спустя, встреча. Она заставляла себя вдумываться в лежащие перед ней тексты, но самые простые слова испарились из памяти, как будто их там никогда и не было. Ей приходилось то и дело заглядывать в словарь, а такой работы Кира не выносила, это раздражало, не давало сосредоточиться. Сборщик писем, который им недавно установили на компьютеры, чтобы не листать каждые полчаса почтовые ящики, молчал, как партизан на допросе. «Может, заглючил?» - подумала Кира. - Инна, отправь мне что-нибудь на почту, у меня, кажется, сборщик завис. Через минуту иконка призывно звамигала – пришло письмо. Значит, не завис. Значит, Алекс просто молчит. Почему? Господи, ну почему он молчит? Испугался встречи? Не может? Не хочет? Какого черта он тогда устроил эти игры в переписку? Заняться нечем? Безответные вопросы – как сухой хворост, подброшенный в костер ее нетерпения, наростающего раздражения. Или Рихтер в своем репертуаре: делаю то, что считаю нужным? И ему плевать на то, что она ждет, что волнуется, что сходит с ума от неизвестности. И встреча ему вообще, до лампочки. И все его слова – только лишь слова. Стареющий Дон-Жуан. И она – стареющая дурочка. Забыла, какой он, Ветер Рихтер? Поверила в несуществующие воспоминания? В придуманную нежность? В фальшивое чудо возвращения? - Кира Леонидовна, мне кажется, что этому Руденко больше материалы давать не стоит – сроки не выдерживает, и халтурит, - услышала Кира сквозь плотную пелену голос Оксаны. – Может, вы поговорите с Федором Георгиевичем? - Да-да, так и делай, - ответила Кира машинально, не отрывая глаз от монитора: это самое мгновение замигала иконка почтового ящика, сердце быстро застучало в грудную клетку. У Оксаны глаза на лоб полезли: Я? Раздражение закипело и выплеснулось через край: ну какого ее дергают каждую минуту? Не дают сосредоточиться! Кира уже откорыла рот, чтобы высказать Оксане все о ее несостоятельности и неспособности принять решение, но вдруг закашлялась. Приступ кашля ее отрезвил: Боже мой, она сходит с ума! При чем тут Оксана! Что вообще с ней, Кирой, происходит? - Извини, Ксан, я задумалась, не слышала, что ты сказала, - вдруг севшим голосом пробормотала Кира. – Чуть позже, ладно? Если нужно мое мнение. - Хорошо. – Оксана не скрывала удивления. – С вами все в порядке, Кира Леонидовна? - Кажется, нет. Я пойду подышу воздухом, что-то голова болит. Кира заглянула в почтовый ящик – письмо от заказчика. Алекс молчит. Вот уже целый час молчит. Нет, полтора. Кира надела куртку – на улице было прохладно: - Вернусь через полчаса. Если что – звякните, я тут в парке погуляю. Девченки проводили ее удивленными взглядами. - По-моему, Кира все-таки влюбилась, - глубокомысленно изрекла Инна. – Интересно, в кого? - Да, наверное, та права, - согласилась Оксана. – Она так на меня взглянула, как сомнамбула, и сразу же разозлилась. Ты помнишь, чтобы Кира злилась? - Только любовь у нее какая-то, тяжкая, что ли. Видишь, она где-то глубоко в себе, наверное, любовь без взаимности. Может, она в Федора влюбилась? Оксана фыркнула: Да ну, ты что? Во-первых, они друг друга лет сто знают, с чего бы вдруг чуйства запылали? И потом, я как-то не могу представить, что такая классная, стильная женщина, как наша Кира, может обратить внимание на этого не-Аполлона. - Ну, наш Георгич мужик вполне адекватный. Полноват, конечно, для Аполлона, да и с ростом у него не сложилось, но им же не подиуме выступать? Кира и не подозревала, какая дискуссия развернулась у нее за спиной. Не спеша дошла она до парка на склоне Днепра. В аллеях было многолюдно, между деревьями, там, где высилось помпезное здание Верховной Рады, скапливалась толпа митингующих. Кира вздохнула: народ не устает бороться за свои права, а власти так же неустанно бороться с собственным народом. Ей хотелось тишины и покоя, хотя бы относительного. Она медленно пошла в противоположную от митингующих сторону. Заглянуть в себя, еще раз, и спросить себя: а что просиходит? Зачем ей все это нужно, ехать, встречаться, вспоминать. Она думала, что все давно уже перегорело, давно забыто: то пламя, что пожирало ее, то неистовое желание, та самозабвенная растворенность в другом человеке... В ее уравновешенном браке таких «страстей» не было и быть не могло: Слава и терзания – сущности несовместимые. «Какой ужас, - подумала Кира, - к чему я приду? Я уже сравниваю их: человека, с которым прожила жизнь, чисто, честно, добротно, и того, что вывернул меня наизнанку, и бросил. Будь честной, Кира, он тебя бросил, и прощения не попросил.» «Теперь же просит, - возразила она сама себе, и сама же ответила: Теперь... Двадцать лет думал... И думает вот уже два часа: встречаться со мной или нет? Ветер, он Ветер и есть – неуловимый, захочет – с тобой будет, не захочет – только и видели». Кира повернула в сторону оффиса – пора работать. Дотянуть день до вечера, отгоняя от себя навязчивое желание написать еще одно послание, закричать, пусть и виртуально, заплакать: почему? За что? А вечером будет дом, ее крепость, ее мир, любовно собраный из ночей у постели заболевших близнецов, из веселых поездок в горы, из традиционных новогодних газет, из ласкового шепота в ночи : ты не спишь? Иди ко мне... К дверце холодильника прижата магнитиком записка: «У Катьки ДР, ужинайте без меня. Лис». Значит, предстоит полубессонная ночь. Кира ни за что не уснет, если кого-нибудь из близнецов нет дома. Особенно Алисы. А дитя любит ночную жизнь, и часто ночует то у подруги, то ... говорит, что у подруги. Кира не питает иллюзий, отлично помнит свои 18 лет. Разумеется, она никогда не подслушивает телефонных разговоров дочери, но всегда знает, когда той звонит Катька-Ленка-Нинка, а когда кто-нибудь с низким голосом и усами. Хотя бы потенциальными. На вопросы Лиса отмахивается: «Мам, если будет что рассказать, расскажу. Или ты хочешь перечень всех мальчиков, с которыми я танцую на дискотеках?» По большому счету, да, Кире хотелось бы знать все обо всех. Но! Это большое и непреодолимое «Но!» родом из ее собственного детства и юности. Из того, запомнившегося маленькой Кире, воспитательного разговора на темы «любви в школе нет и быть не может». Из въедливых расспросов: почему Дима тебе звонил, он что, не мог в школе задание записать? Ах, он болел! А у него нет телефона кого-нибудь из мальчиков вашего класса? Почему именно тебе? Устав от расспросов, Кира позвонила Диме при родителях, и демонстративно потребовала, чтобы он больше ей не звонил, а сам записывал алгебру. Конечно, Дима обиделся. Еще тогда Кира дала себе слово не мешать жизни своих собственных детей, когда они у нее будут. А потом... Потом был Ветер... Не только любовь, но ощущение свободы, возможности самой распоряжаться своей жизнью. Не важно, правильно ли, хорошо ли, но – сама! Кира вздохнула: теперь пожинай плоды. Лиса звякнет где-нибудь около полуночи, скажет, что ей там весело, что все хорошо. А Кира будет сидеть в своем «кабинете», прислушиваться ко всем звукам во дворе, к шуму лифта... Хоть бы у Лиски появился постоянный кавалер, чтобы провожать домой! Из своей комнаты вывалился Артем. - О, ты уже дома! - А ты не слышал? - Нет, я к практической работе готовлюсь. Это означает, что он в наушниках, в которых орет нечто зубодробительное, забросив ноги на край письменного стола, лениво ползает по соотвествующим сайтам в поисках самого сжатого изложения требуемой темы. Оджнажды Кира спросила: а почему ты не идешь в библиотеку, не берешь книги? - Зачем? – изумился Артем. – В Нете все есть, без воды и лишнего трепа. Можно даже «нарыть» точь-в-точь ответы на тему. И вообще, дома гораздо удобнее. - «Нарыть» - это как? – сердито спросила Кира. - Мам, сорри, но не «грузи». Нормальный сленг. Я ж не на трибуне. Артем достал из хлебницы батон, отломил почти половину, из холодильника вытащил два огурца: - Есть хочу. Ужин еще не скоро? А мой организм растет. Он прочел записку на холодильнике, хмыкнул. - Лиска ушла к Катьке Зубенко. Врет она насчет дээра. – сообщил Артем. – Из Юсы Катькин казин приехал, он к нашей Лиске подъезжает. Ты бы, мам, проконтролировала процесс, пока он еще поддается контролю. - Тема, я тебе учила в детстве, что ябедничать плохо? Или у меня провалы в памяти? – возмутилась Кира. - Я не ябедничаю, я волнуюсь за сестру. Видел я этого казина, ростом два метра, лицо, не омраченное интеллектом. Как раз то, что девчонки любят. Лиска на него смотрит, как обморочная. Кира улыбнулась, стараясь, чтобы Артем не видел ее улыбки: ее восемнадцати летний сын был еще по-мальчишески худым, и ростом чуть повыше среднего. Спорадические занятия спортом мышечной массы и роста ему не прибавляли. А кроме того, он был явным «очкариком», хоть со зрением у него все было в порядке. То есть компьютерно-книжным человеком. Поэтому все крупные молодые люди вызывали у него язвительные реплики: весь интеллект ушел «в мышцу». Глава 12. А ведь Артем прав, за Алисой нужен глаз, да и за самим Артемом тоже. А она, Кира, о чем она думает? Последние недели живет, как во сне, ничего вокруг себя не замечает. Как в тумане. Ежик в тумане. А дети сами по себе. Слава иногда смотрит на не удивленно: ты что меня не слушала? Не слушала. Не слышала. Нет, пора с этим покончить. Пусть прошлое остается в прошлом. «Решено, - подумала Кира, доставая из шкафа электромясорубку. - Сейчас котлеты накручу, и пока будут жариться, напишу Ветру, что все отменяется, и вообще, хватит. Надо придумать как бы это сказать повежливее, а то писала-писала, и вдруг – все. Нехорошо человека так вот, «обламывать». «Да, а командировка? Откажусь. Вот так. Все просто». Она забросила в мясорубку первую порцию мяса, очень довольная собой. Она видела себя серьезной, уравновешенной дамой, которая занята серьезными делами, соответствующими возрасту взрослой дамы. Привычная домашняя работа успокаивала, сглаживала эмоции, они растворялись в мелких делах, в одноообразных движениях, в отработанных микромаршрутах: плита-холодильник-плита. На пороге кухни появился Артем: - Пробу снять не пора ли? - Не пора. Пора вынести мусор. - Вот так, обрезают человеку крылья, - глубокомысленно произнес сын, вытаскивая из ведра пакет с мусором. – Наступают на горло песне. - У тебя песня размещается в районе желудка? – уточнила Кира. - Я расту. Мне надо мышцу нарастить, а то придется идти в монастырь, - конец фразы доносился уже из прихожей. - Почему в монастырь? – удивилась Кира. Артем, вернувшись от мусоропровода, разъяснил: - Девицы вроде Лиски любят мышцу, а не мозги. Потому как мышца на виду, а мозги еще найти надо. Поэтому, прежде, чем моя будущая избранница оценит мои мозги, я должен привлечь ее внимание. Чем? Мышцой. Ввиду отсутствия толстого кошелька и Мерса. - Тема, что за мнение о девушках? И Алиса наша совсем не такая уж примитивная. - Алиса, может, и нет. У нее же есть такая мать, как ты. Но не всем так везет, - пробомотал Артем, уже скрываясь в своей комнате. «Ну вот, - призадумалась Кира, - кажется, и тут дело пахнет романтическими настроениями. Какая может быть командировка при таком раскладе?» Она включила компьютер. Отрешенно наблюдала, как загружаются программы, открываются оконца. Как появляется на десктопе Скорбящий ангел, картинка, которую она недавно себе установила. Слава, увидев ее, призадумался, спросил: - «Что-то произошло?» - С чего ты взял? Все в порядке. - Тогда чем объяснить эту заставку? – он указал на экран монитора. – Психоаналитик сказал бы, что у хозяйки проблемы эмоционального характера. - Тебе вредно читать перед сном разные умные книжки, - чмокнула Кира мужа в щеку. – Придумываешь всякую ерунду. «Ты недалек от истины, - подумала тогда Кира. - Мне чего-то вдруг стало тесно в моей отлаженной жизни». Эта сцена произошла за несколько дней до того, самого первого письма. Самого первого порыва ветра. Кира открыла почтовый ящик. «У вас нет новых писем». «Не могу больше. Что же он молчит? Я тут откровенно зову его на тайное свидание, а он... он.... молчит?» В горле медленно образовывался горькихй вязкий комок. Кира прокашлялась – чувство удушья не проходило. Напряжение давило, искало и не находило выхода. Она подумала, что ей хочется закричать «Ветееееер», представила лицо Артема, когда он это услышит. «Нет, так нельзя, сосчитай до десяти. Нашлепай пару нелепых фраз – это поможет». Кира открыла заветную папку «Этюды». Завела ее около года тому назад, когда вдруг поняла, что некоторые ее проблемы нормальным людям непонятны. Что единственный способ найти решение самой, избавиться от этого горько-вязкого комка в горле – описать то, что чувствуешь, о чем думаешь. Превратить тоску в слова и отправить их летать в небеса Инета. «Этюд № 13» - напечатала Кира, ужаснулась : надо же! «У ВАС НЕТ НОВЫХ ПИСЕМ». Это сильнее меня. Это сильнее всех моих дневных забот. Сильнее всех ночных фантазий. Чуть дрожит серебром экран. Имя? – спрашивает. Набираю имя, которое придумала себе, которое ничего не означает, которое означет так много. Мое имя для тебя. Моя маска - бледное свечение монитора. Ну вот, ошибка. Бессмыслица «лшкфлдшь.» - это не я. Перехожу в другой язык. Нервничаю. Теряю время – а вдруг письмо уже там, ждет меня? А я тут вожусь с клавиатурой! Почтовый ящик. Пароль. Никто не войдет без нашего разрешения в наш виртуальный дом, где мы живем, ты и я. Другого у нас не было и не будет. Так распорядилась судьба. Или мы сами? «Неверный пароль» - усмехается тот, кто охраняет наш дом. Пальцы скользят по клавишам. Ввод. Медленно-медленно секунды просачиваются сквозь процессоры. Или как там эти штуки называются? «У вас нет новых писем». Нет. Нет. Новых. Писем. Старых нет тоже. Я хранила их долго. Перечитывала. Искала в словах то, что недосказано. Искала твои глаза. Вслушивалась в тишину – вдруг услышу твой голос? Ты попросил – убери письма. Не оставляй следов. Мы не одни. Ты прав. Я согласилась с тобой, но оставила себе ожидание и память. «У вас нет новых писем». Лучше подожать до вечера. Или до завтра – ты найдешь минутку и пришлешь пару слов. Даю себе слово – жду до завтра. Ну, может быть, до вечера. Я лгу себе, я постучусь в дверь нашего несуществующего дома уже через полчаса. Рыжей птицей полечу сквозь время, через леса и океаны, загляну в твое окно. Имя. Пароль. Ввод. «У вас нет новых писем». Она поставила последнюю точку. Подправила пару предложений. Переставила местами несколько слов. Работа над текстом отвлекала от того клубка в горле, от реального, не-этюдного «у вас нет писем». Внизу экрана взмахнула черными крыльями летучая мышь, сообщая о приходе почты. Сердце остановилось. «У вас три письма». Клик. Еще мгновение ожидания. 'LexRich' «Я не стану этого читать, - твердо и решительно сообщила себе Кира. – сейчас сотру, и все. И сразу сообщу ему, что хватит. Пора прекратить эти игры. Она кликнула на «удалить». «Вы действительно хотите удалить сообщение?» - спросила коварная машина. Кира закусила губу, секунду помедлила: «Нет». «Отменить». Клик. Мы сами выбираем свою судьбу? Мы сами решаем, как поступить? С кем строить свою жизнь? С кем встречать старость? Или наш ангел-хранитель делает выбор за нас? Хранит нас от неверного шага? From : 'LexRich' For: Kira_klim@ukr.net Subject: No Subject «Пичужка, я приеду. Твоя командировка все упрощает. Я уже придумал, что скажу супруге – что надо продлить визы, или что-нибудь еще. Неважно, в конце концов, мало ли какие у меня дела?» From : 'LexRich' For: Kira_klim@ukr.net Subject: No Subject «Когда ты будешь в Москве? Где останавливаешься? У нас есть еще время все обсудить?» ººº … Жизнь Пополам с тобой. Ветром осенним бегу по дорогам города. Дождь Вперемешку с листвой В душу ворвался и вдребезги сердце. Холодно. Ждать Не хочу, не могу. Капли тумана ныряют на крыши троллейбусов. - Стой! Я беззвучно кричу, И голос мой эхом между домами вертится. Жизнь Пополам делю. Но мне ни к чему полмечты, пол-любви, полжелания. Ты забирай ее всю… Перезагрузка. Offline. Режим ожидания. … ººº Глава 13. Кира закрыла почтовый ящик. Отправилась в кухню, откуда подозрительно крепко пахло жареным. Пряталась за рутинными движениями как за последней тонкой чертой, разделяющей всю ее жизнь и один-единствепнный шаг навстречу безумному Ветру. За чертой нельзя укрыться. Перед ней можно только остановиться. Она сделает этот шаг, и будет ждать оставшиеся три недели, продумывать и мысленно проигрывать это долгожданное мгновение прикосновения к его плечу. Мгновение, когда она заглянет в глаза Алексу, двадцать лет спустя, утонет в них, как и тонула в них девочка Кира Клименко. Его пальцы запутаются в ее волосах, его голос будет шепатать ей глупые нежности. Неужели она все-таки простила Рихтера? Простила неожиданный уход, простила узелок на своем левом запястье? Простила жизнь, которую хотела прожить с ним, но прожила с другим? О чем вы, люди? Это же Ветер, ее Лохматый Ветер, он вернулся, она взберется к нему на спину и они улетят высоко-далеко, выше, чем летают удобные самолеты, и дальше, чем ездят красивые автомобили. Будут играть в прятки с наивными тучками и дразнить легкомысленные кудрявые волны. Заглядывать в окна высоких замков и танцевать на площадях далеких городов. Обрывать пушинки с одуванчиков и указывать путь птицам... Прости меня, верный и добрый Настоящий Король... Я так и не стала твоей Королевой... Только об одном не хотела думать Кира. Забыла. За мгновением, когда говорят «Здравствуй», непременно приходит время говорить «Прощай...» - Пятнадцатого апреля я еду на десять дней в Москву. На семинар, - объявила Кира за ужином. - Упс, - сказал Артем. - Это что должно означать? – спросила Кира. - Пятнадцать плюс десять – двадцать пять. На наш ДЭЭР ты будешь отсутствовать, - пояснил ее быстросчитающий сын. - Кажется, мы давно уже не проводим совместных вечеринок, вы отрываетесь с друзьями, не так ли? - Да оно-то так, но ты по утрам нас поздравляешь, и папа тоже. И вообще, готовишь торт. Получается, мы в этом году без «пьяной вишни»? А всякие вкусности? - Так тебе меня не хватает на твоем дне рождения или торта? – жестко спросила Кира, и сразу же пожалела о своем тоне. Но ей почему-то было обидно за себя. - Кирюш, не утрируй, - остановил начинающуюся бурю Слава. – Дети привыкли этот день начинать вместе, а торт – это уже как элемент ритуала. Может, мне поговорить с Федором, пусть он тебя кем-то заменит? - Нет, дорогой, если бы мне нужна была замена, я бы и сама с этим справилась. Я еду, для меня это очень важный семинар. Она отложила вилку, встала, натянуто улыбнулась: Я уже сыта. Тем, ты убираешь. - У меня семи... – начал канючить Артем. Кира вышла из кухни. Долго притворяться она не сможет, так что пусть они там сами разбираются... «Господи, не хватало еще , чтобы Славка позвонил Федору, и тот сказал, что смеинар ерундовый, и что мне совсем необязательно ехать. И придется придумывать что-нибудь еще. Как же прожить эти три недели и не сорваться? Не выдать себя? И чтобы все сложилось, и ничего не помешало? Если мы не встретимся с Ветром теперь, то я просто сойду с ума. Лучше бы он никогда не возвращался! Нет! Хочу его видеть! Скорее!» Она заперлась в ванной, плеснула в лицо холодной водой. Еще. Еще. Тушь потекла и попала в глаза. Пришлось умываться по-настоящему. Глава 14. Кира вышла из ванной, прошлась по квартире. Славка смотрел телевизор, Темка гремел в кухне тарелками, преувеличенно-громко демострируя, как тяжко он трудится. Кира села на пол рядом со Славкиниым креслом. Слава провел рукой по ее растрепанным коротким волосам: Лиса звонила, что еще гуляет у Кати. Темка утверждает, что она врет. - Темка завидует. Ему тоже хочется влюбиться, а пока еще не пришло его время. - А Лиска с кем? - По Темкиной версии – с Катиным братом из Америки. Придет – спрошу. В телевизоре умного-преумного следователя сменил малыш в подгузниках, затем девушка в мыле. Славка выключил звук: - Кирюша, у тебя все в порядке? На работе и ... вообще. - Конечно, почему ты спрашиваешь? Но если честно, я немного устала, и смена обстановки мне не повредит. Поэтому, пожалуйста, не ищите причин меня не пустить. Пожалуйста, - почти взмолилась Кира. - Ну что ты, конечно, надо, хочешь – езжай. Они посидели какое-то время молча, наблюдая, как в тишине плоские девушки то пили кофе, то выбирали предметы интимного туалета, то мыли голову и боролись с перхотью. Кира подумала, что никогда и нигде не чувствует себя так покойно, как рядом со Славой. Он словно поглощает все бури и стрессы, и растворяет их в себе. Почему-то ему никогда не хамят тетки на рынках, ему всегда дружески улыбаются гаишники (правда, от штрафа это не спасает), и бутерброд падает маслом вверх. - Слав, ты колдун? – спросила Кира. - Что? - Вокруг тебя всегда покой. - Так почему это колдун? Не надо суетиться по мелочам, вот и все. Хочешь чего-нибудь выпить? - Хочу. А как ты догадался? А говоришь – не колдун. - Я не догадывался, я вспомнил, что недопитый мартини скоро выдохнется. Ты же любишь. - Соку нет. Правда, лед должен быть. Да, и не забудь, я не люблю те плоские фужеры. В неформальной обстановке любое вино Кира пила только из пузатого коньячного бокала: а кому какое дело? Кира перебралась в кресло, свернулась калачиком. Это кресло плохо вписывалось в интерьер и занимало слишком много места, но когда Кира увидела его в магазине, все ее существо затрепетало: хочу! Я буду в нем вязать свитерки и шарфики, смотреть по вечерам детективы и сериалы, дремать, укрывшись пледом. Я свяжу для него огромную яркую шаль-покрывало из остатков пряжи. Но вслух она ничего не сказала: кресло явно не вписывалось ни в интерьер, ни, если честно, в бюджет. Она просто стояла и смотрела. А Слава смотрел на нее. И потом пошел в кассу. По дороге домой Алиса «бухтела», что это чудовище испортит и без того весьма условный дизайн их квартиры. И вообще, это же позавчерашний день, да ее подруги засмеют! Кира не понимала, о чем речь. Да о кресле же! – взвизгнула Алиса. - Лиска, это все условности. Ты что не видела, что маме кресло нравится? – резонно возразил Артем. Алиса опять разразилась тирадой о тенденциях современного дизайна квартир. А Кира смотрела в окно и глупо улыбалась такому мещанскому счастью, которое у нее теперь будет: большое глубокое кресло. И она будет сидеть в нем «с ногами» и читать гламурные журналы... И от мысли, что Славка сам обо всем догадался по телу расплывалось приятное тепло. Совсем как сейчас: тепло и покой. Яркое покрывало на кресло Кира так и не связала, но зато в нем всегда лежал старый-престарый плед, мягкий и почти пушистый. Почти, потому что старый-престарый, и ему уже давно было пора растерять всю свою пушистость. Плед был их первым самостоятельным приобретением в семейной жизни, жутко фирменный, немецкий, и в те времена это имело большое значение... Кира улыбнулась сама себе: какие глупости иногда кажутся важными! А истинно важно вот что – три недели, прожить их поскорее, пронырнуть сквозь них, как сквозь воду, и вынырнуть на том берегу, где ждет ее Ветер. Кира умеет ждать. Не смотреть на часы и календарь, не терзать себя внутренними восклицаниями: когда же? Просто жить, медленно идти по линии минут, собирать в корзинку ожидания часы, туда же складывать дни и ночи. И ни на миг не забывать о том дне, который так же медленно, но неуклонно идет ей навстречу. Глава 15. Ночь шуршала дождем по стеклу. Кира взглянула на часы: половина третьего. Лиски все еще нет. Правда, звонила пару раз откуда-то, где гремела музыка и ничего нельзя было расслышать, кроме ее щенячьего визга: все в порядке. Скоро приду! Ничего себе – скоро! Главное, чтобы этот Катькин Казин ее проводил до дому. Кира выглянула в окно: дождь и темень. Ох, дети выросли! Малые заботы сменяются большими взрослыми проблемами. Бессонными ночами. Ключ осторожно заскребся в замочной скважине. Идет! - Ма? – удивленно спросила Алиса. – Ты че не спишь? - Тебя жду. - Зачем? Я же сказала, Олег меня проводит. - Олега я этого не знаю, время позднее, - пробурчала Кира. - Он хороший. Кира щелкнула выключателем – включила лампу над столом. В полумраке пыталась рассмотреть лицо дочери, увидеть секреты. Узнавала себя в девушке с горящими глазами и неестественно красными губами. Она уже больше не ее маленькая Лиска. Она выросла. Алиса села напротив матери за стол. Кира потянула носом: Курила? - Нет. Там просто накурено было. Ну, ладно, чуть-чуть. - Глупо. - А то ты не курила? - В твоем возрасте – нет. И вообще, если я делала глупости, это еще не значит, что их надо повторять. - Мам, не грузи, а? - Хамишь? - Шучу. Мам, скажи, а как ты узнала, что наш папа – это именно тот самый мужчина, который на всю жизнь? Вот так. Этот вопрос означает, что некий Олег рассматривается как возможный кандидат на мужчину всей жизни. «Ты рано задаешь мне этот вопрос, дочка, - подумала Кира. - Моя жизнь еще не кончилась, и что ждет меня за поворотом – не знает никто. Через три недели меня ждет встреча с человеком по имени Александр Рихтер, и я хочу этой встречи больше всего на свете, и чем она закончится – никому не ведомо». Но, разумеется, ничего такого Кира Алисе сказать не могла. Потому что девочка Алиса именно сейчас решала, как, по какому критерию, по какому таинственному знаку Он и Она понимают – что они единое целое, что у них одна душа на двоих и одна жизнь – до самого конца?? И ждет ответа. - Не знаю, доча. - Как же? Вы же поженились, и вот - они, мы, я, и Темка. И наш дом, все остальное. - Он сказал: выходи за меня. И все. Я сказала «да». - Ну, да, ты же любила его, да? Разве может Кира сказать дочери, что она не любила хорошего парня Славу, когда выходила замуж? Или любила? С ним было легко и светло. Он всегда понимал с полуслова ее желания, смешно морщил нос и приглаживал пятерней непослушные вихры на макушке? С ним никогда не было скучно, с ним было хорошо молчать, хорошо смеяться, хорошо бродить по городу и бегать по лужам. Он никогда не повышал голоса и дарил ей охапками цветы, и никак не мог запомнить их названия. Разве могла Кира ответить ему «нет»? - Мам? О чем ты задумалась? – вмешалась в ее мысли Алиса. - О жизни. Я недавно своим девченкам на работе сказала, что любовь – многоликая птица. Наверное, я почувствовала, что моя дорога – именно с этим мужчиной. Не рассуждая, не анализируя. Повезло, может быть, угадала. - Как сложно, - вздохнула Алиса. – Я вдруг я ошибаюсь? Вдруг это просто увлечение? - Алиска, - тревожно спросила Кира, - ты о чем это, собственно? - Да нет, ма, не волнуйся. Я замуж в ближайшие лет десять не собираюсь. Но вот отношения – ну я же должна понимать, что к чему? В школе проще все было, тусовались вместе, встречались, целовались. Все знали, что это еще не настоящее. А теперь? Мне вот Олег нравится, он такой взрослый, серьезный. Бизнес у него уже свой. А Вадик? С нашего курса? Он так танцует классно, и вообще... А еще вчера после лекции мы с Катькой познакомились с ребятами из инфиза, прикольные! Вот и думаю, что мне думать? Алиса хихикнула: Ну и фразочка! - Иди спать, Казанова в юбке! – усмехнулась Кира. – И мне пора. А то проспим завтра все дружно. «Спокойной ночи, Ветер». «Сладких снов, рыжая пичужка». «Ветер, я не рыжая, я почти седая». «У тебя навсегда рыжие крылья, пичужка»... Монитор согласно мигнул и погас. Глава 16. В Москве тоже шел дождь. Мелкий, вредный, сеял без устали, все пропиталось этими вездесущими каплями: небо, дома, тротуары, деревья и прохожие. Гостиница, где их поселили, находилась на ВДНХ, рядом с помпезной подковой гостиницы «Космос». Бывшая «малосемейка», выкупленная каким-то предприимчивым господином за нетрудовые доходы в первые годы Великого Развала. За совершенно смешные деньги. Перестроенная, перекроенная развалюха теперь стала вполне доступным по цене местом приюта командировочных и небогатых туристов из стран еще недавно братских республик. А теперь – свободных и независимых... Все номера в гостинице были двухместными, но Кира предпочла доплатить, чтобы к ней не подселили никого постороннего. Не потому, что боялась или не доверяла случайным соседям, но ей хотелось оставаться одной хотя бы ночью. Оставаться наедине с собой и своим ожиданием. Наедине с Ветром. С памятью о его голосе и руках. О счастливых днях. С горькими вопросами, на которые – может быть – она получит ответ. А хочет ли она его знать, ответ? Или она просто хочет уснуть на плече Алекса, как тысячи лет назад, в чужой квартире... День был заполнен суетой, встречами, дискуссиями, лекциями и всевозможными интерактивными мероприятиями. С коллегами они оказались в разных секциях, но Федор и Андрей считали своим святым долгом вечерами развлекать Киру и старательно разыгрывали джентельменов. Кире неловко было сказать им, что она не хочет ходить по театрам, гулять вечерней мокрой Москвой и сидеть в соседней кафешке, обсуждая дневные впечатления. Кира старательно жила жизнь, навязанную ей самой жизнью: бизнесвумен в командировке. Изучала новейшие методики, спорила с другими «семинаристами», выстраивала свои теории и выдвигала предложения. Но все это было внешнее, облочка с лицом Киры Кравченко, с ее голосом и ее улыбкой. В глубине этой оболочки другая Кира, пичужка с рыжими крыльями, вновь терпеливо ждала, вновь старательно складывала в корзинку ожидания минуты, часы и дни. А вечером, в тишине условно-уютной комнаты московского отеля ее ждал тонкий сигнал: «я здесь». СМСка. Ветер. Пару слов – привет. Пара слов – ответ. Иногда в их диалог вклинивался звонок из дому. Алиска уверяла, что приходит домой не поздно, и вполне справляется с ведением домашнего хозяйства. Темка жаловался на домашний террор в виде постоянного мытья посуды и выноса мусора. А Слава... Слава говорил ни о чем. О том, что в Киеве гадкая сырая погода, что опять «барахлит» вентилятор в машине, что он не успел купить хлеба, и пришлось идти в ночной супермаркет... Милые семейные мелочи обволакивали ее, затягивали, закрывали от всего мира. Казалось, Слава намеренно рассказывает ей так много всякого бытового-домашнего, околдовывает, спеленывает, связывает крылья. На котороых она пытается улететь от него, от них, от себя... Всего на несколько дней. «Я вернусь, - шептала Кира.- Я непременно вернусь. Но дайте мне прикоснуться к Ветру, вдохнуть другой воздух, воздух простора... Я вернусь... Всего два дня в небе.» Завтра. Уже завтра. Алекс прислал СМСку из поезда: «Еду». Завтра утром он будет в Москве. Осталось несколько часов. Девочка Кира умеет ждать. Скользить по ниточке минут, собирать их в клубочек, и плести из нитей Завтра. Нет. Уже сегодня. Она укрылась одеялом с головой. Спать. Надо выспаться. Нельзя, чтобы Алекс увидел круги под глазами, морщинки, оставленные годами, складки у губ. Спать. Она провалилась в сон внезапно, и так же внезапно вынырнула из него. В окно светило веселое апрельское солнце. Умытое долгим дождем небо сверкало акварельной синевой. Кира посмотрела на часы: где-то за сеткой улиц поезд подходил к перрону. Кира удивилась своему спокойствию. Встала с постели. Медленно, тщательно привела себя в порядок. Она больше не ждала: Алекс был здесь, в этом городе. Вот он сходит на перрон, идет на стоянку такси. А может, едет в метро? Он не сказал, где остановится. Они договорились, что Ветер позвонит ей, как только прибудет на место. Завтрак входит в оплату проживания. Значит, идем на завтрак. Стук в дверь: Андрей. Ах, да, они же всегда идут на завтрак втроем. А вот и Федор. Активно обсуждают планы на выходные: целых два дня! Организаторы семира предусмотрели культурную программу. - Кира, ты спишь, что ли? – спросил Федор. – Я уже третий раз тебя спрашиваю, куда поедем. - Нет, ребята, вы без меня. Извините. У меня тут есть подруги, по Инету, мы договорились встретиться. Они меня и по Москве повозят, и вообще. - Что – вообще? Ты что, Кира, плохо себя чувствуешь? В голосе Федора искреннее беспокойство. - Нет, нет, - поспешила Кира успокоить коллег. Не хватало, чтобы Федор позвонил ей домой и сообщил, что с ней что-то не так! Тренькнул сигнал мобилки. Сообщение. Руки внезапно задрожали, сердце застучало, словно хотело выскочить из груди и устремиться ему на встречу. Ветру. Приехал. Он приехал. На экране какие-то темные пятна. Глюк, текст почему-то не прошел. Только номер подтверждает, что сообщение именно от Алекса. Горло сжало: что он написал? Где он? Когда встретятся? Еще одине сигнал – и опять то же – текста нет. Кира поднялась из-за стола: Пока, ребята, до вечера. Вот, подруги уже ждут. Она шла между столиками кафе, сцепив зубы, сжав в кулак всю свою волю: веселая Кира спешит на встречу к подругам. И ничего более. Лгунья, подумала Кира. Фарисейка. Игра за этот месяц стала моим вторым «я». Для всех – для родных, для коллег, для друзей. Театр одной актрисы. Она спокойно закрыла за собой дверь кафе. Все. Можно приспустить маску. До конца снимать опасно – можно не успеть надеть снова. Скорее в номер. Скорее ответить. Взобраться на открытое окно в башне замка и ждать, когда же прилетит ее Лохматый неверный Ветер. В номере, путаясь в кнопках, она набрала ответ: текст не проходит – позвони. Ожидание. Снова ожидание. Сообщение ушло, но звонка нет. Она ходила по комнате взад-вперед, и не замечала этого: Позвони-позвони-позвони же – повторяла, как заклинание. Равнодушные секунды выстраивались в длинные ряды минут, а звонка не было. А потом телефон взорвался. Никогда раньше она не замечала, что сигнал звучит так громко: наверное, его было слышно далеко за пределами отеля. Наверное, сигнал накрыл всю многомиллионную Москву... - Алло! – голос внезапно сел, стал хриплым. - Пичужка? Ты что, простыла? – спросил мужской голос. Кира замерла: голос Ветра через двадцать лет. Она забыла его. Она его не узнала. - Нет. – Кира прокашлялась. – Твое сообщение не проходит. Ты где? - Вот, уже еду на квартиру. Приятель дал ключи. Сам укатил на дачу. Когда увидимся? Когда у тебя будет свободное время? «О чем это он спрашивает, - не поняла Кира, - о каком свободном времени. Я жду его со вчерашнего вечера, я жду его уже три, нет четыре, если считать неделю в Москве, недели. Я никогда не переставала его ждать. И все мое время принадлежит ему». Вслух сказала: «Мне все равно, как договоримся». Фраза прозвучала равнодушно и деловито. Ужасная фраза. - Тогда... – он что-то прикинул – давай в одиннадцать. Нет, в половине двенадцатого. Садись в первый вагон и я встречу тебя. – Он назвал станцию на противоположном конце города. – Идет? - Конечно. До встречи. - Кира, - голос его вдруг задрожал, - может, и правда, давай какой-нибудь опознавательный знак придумаем? В чем ты будешь одета? А то вдруг мы не узнаем друг друга? - Не узнаем – значит, не судьба, - ответила Кира. - Да ладно тебе, судьба, раз я тебя нашел!. – Он добавил: Я волнуюсь жутко. Приезжай скорее. Трубка замолчала. Кира посмотрела на часы: Девять. Через два часа мы увидимся. Час на дорогу. Час – на то, чтобы успокоить растрепанные нервы, взять себя в руки. Двадцать лет остались позади. Что для нас эти минуты до встречи? Бесконечность... Миг. Она подошла к зеркалу, всмотрелась в свое отражение. Господи, как же сильно я изменилась! Какой он увидит меня? Девочки, которую он встретил у колонн университета, уже давно нет. Нет и той Киры, волосами котрой он игрался в чужой квартире и называл их рыжими крыльями. Есть бизнесвумен. Серьезная, интересная, деловая. Ухоженная и хорошо сохранившаяся, как пишут в женских журналах и романах. Она достала сумочку с косметикой: Приступим к маскировке. «Пойдем куда-нибудь в кафе, поболтаем, вспомним былое», - строила Кира план встречи, подновляя макияж. Наверняка, у него есть и другие дела в городе. Вряд ли взрослый, солидный мужчина ринется в другой город ради встречи с... А кто же она теперь для него? Кто они друг для друга? «Вот и выясним», - усмехнулась Кира своему отражнению в зеркале. Глава 17. Через два часа она вышла из электрички метро на нужной станции. На минутку остановилась, машинальным жестом провела рукой по коротко остриженным волосам, слегка поднимая пряди надо лбом. Сейчас. Два десятка шагов. А вдруг я его не узнаю? Или он не узнает меня? Она удивилась своему спокойствию – так бывало еще в студенческие годы, когда решение принято и она шла на экзамен в первой пятерке – самое трудное время. За последние часы ее настроение так быстро и часто сменялось от полного спокойствия – к безумному нетерпению, и снова к спокойствию, что она уже плохо ориентировалась в себе самой, в своих эмоциях... Она увидела его издалека у выхода из метро – совершенно седого мужчину с букетом кроваво-красных роз. Догадалась, что это он, Алекс Рихтер. И только потом в самом деле узнала. И поняла, что он тоже уже увидел и узнал ее – узнал мгновенно - по растерянной улыбке. Кира решительно сбежала к нему по ступенькам, легко – она это умела – бросила: Привет. - Привет, - Алекс попытался чмокнуть ее в щеку, но отчего-то смутился и получился совсем уже странный жест – словно боднул головой в плечо: Это ты... – выдохнул. Протянул ей цветы: я забыл, какие ты любишь, сказал виновато. - Спасибо, - поблагодарила Кира. Красные розы она терпеть не могла. Но Алекс не мог об этом знать: в те далекие дни он не дарил ей цветов. Они не смотрели друг на друга: взгляды лишь касались и тут же уходили в сторону, так велико было смущение. Так сильно удивление, и страх увидеть и осознать степень произошедших изменений в некогда любимом и родном лице. - Я не знаю. Как себя вести, - пробормотал Алекс. – Пойдем отсюда. - Да, не в метро же стоять, - согласилась Кира. И добавила: Знаешь, я тоже не знаю, как себя с тобой вести. Она негромко засмеялась. Алекс облегченно вздохнул. Им стало немножко проще. Они вышли на шумную площать. Двинулись по аллейке вперед, сами не зная, куда идут. Остановились. Алекс осторожно провел рукой по ее волосам: - Стрижка... где же твои волосы? - Всему свое время, - прошептала Кира. Голос не слушался. Его рука коснулась ее щеки. Кира взрогнула и прижалась к этой руке, и вдруг осознала, остро, больно, как соскучилась по этому прикосновению, как ей не хватало именно этой руки все долгие годы между их последней и сегодняшней встречей. - Я остановился тут недалеко, - тихо сказал Алекс. – пойдем туда? Или это слишком нахальное предложение с моей строны? - Пойдем, - ответила Кира. Как она могла подумать о какой-то прогулке? Уйти от всего мира, оказаться под защитой временных чужих стен – им не привыкать - и снова быть вместе, прижаться, наконец, к родному лицу, ощутить его губы – боже, неужели это станет возможным? Они шли рядом по незнакомым узким улочкам: кусочек чудом уцелевшей старой Москвы. Великий город щедро дарил им свой кров и приют. Великий город великодушно вел их узкой улицей в давно ушедшую молодость. - Ты красивая, - сказал Алекс. - Стильная. - Спасибо, - вежливо поблагодарила стильная женщина. Спосила: что у тебя с голосом? - А что? – не понял Алекс. - Высокий, вот-вот сорвется. - Зато у тебя хриплый – ты простужена? Они посмотрели друг на друга и засмеялись: дрожим - хуже подростков. - Нам сюда, - сказал Алекс, сворачивая во двор. Просто московский дворик. Липы. Детская площадка. Дом посторойки семидесятых. Перед парадным кто-то написал белой краской на тротуаре: Прости, меня, любимая! - Смотри, - сказала Кира. – Как думаешь, она его простила? - Я ему желаю, чтобы простила. В меру грязный или почти чистый подъезд, тесный лифт. Неуничтожимые надписи на стенах. На удивление, лампочки на месте. Ключ поворачивается в замке. Дверь с тихим шуршанием закрывается за ними. Тут есть только ты и я. Мы оставили за порогом обиды и непонимание. Мы оставили за пророгом годы и дороги. Мы оставили за порогом других людей, наши семьи и наших детей. Только ты и я. Кира уткнулась носом в плечо Алекса под ключицей, как раз на уровне ее лица. Любимое место, там всегда было тепло и уютно. Там можно было спать, и можно было укрыться от проблем и невзгод. Это было ее место. - Я дома, - прошептала Кира. Горло перехватило. Нет, она не станет плакать, она не станет выяснять отношения. Нет, и не может быть упреков. Она дома, и ее дом – это плечо Алекса Рихтера. Она – дома, на целых два дня, в награду за двадцать лет чужой жизни, за почти исчезнувший узелок на левом запястье, за срезанные рыжие крылья. Лукавая судьба указала Лохматому Ветру дорогу к высокому замку... Он вернулся. И у них есть целых два дня – вечность. Она будет пить подаренные ей минуты, как пьют дорогой выдержанный коньяк, мелкими глотками, наслаждаясь каждой отдельной секундой, каждым мгновением. Она – дома. Она взберется на спину Лохматому Ветру, и они улетят высоко-далеко, выше, чем летают удобные самолеты, и дальше, чем ездят красивые автомобили. Будут играть в прятки с наивными тучками и дразнить легкомысленные кудрявые волны. Заглядывать в окна высоких замков и танцевать на площадях далеких городов. Обрывать пушинки с одуванчиков и указывать путь птицам... Die Liebe ist unser Gott. Зачем ты вернулся, Ветер, зачем позвал меня? Мне нужны твои рыжие крылья... ººº Будет день. Ты придешь и тихонько прошепчешь мне – Здравствуй… Столько зим, перечеркнутых фразой пустой – «Без тебя»… Столько лет, передаренных пряным цветеньям акаций! И дождям… Серым, нудным и бьющим по нервам дождям. Вспыхнет свет. В патефоне, запущенном ласковой болью, Вдруг взорвется мелодия старого танго Судьбы. Приглашенье на танец столкнется с мечтою… Довольно! К черту музыку! мы опоздали, мой милый. Увы... … ººº Глава 18. Кира лежала на животе, подложив под голову согнутые руки. Любимая поза. Алекс водил пальцем по ее спине, выписывая замысловатые узоры. Кира подумала, что именно так она лежала в их последнюю встречу целую жизнь назад, за мгновение до конца, до момента прощания навсегда, которого она тогда не заметила. Он наклонился, уткнулся носом в ее волосы: Новый запах, незнакомый. - Тьерри Мюглер , «Ангел», мои любимые духи, - ответила Кира. – Только не говори, что помнишь мои запахи. Через двадцать лет. В те времена я о таких духах даже не слышала. - Не помню, но помню, что ты всегда пользовалась одним и тем же шампунем, и всегда пахла именно им. Кира посмотрела на часы на руке. - Если ты еще раз на них посмотришь, - сказал Алекс, - я выброшу их в окно. Ты спешишь? Сколько мне отведено? - Привычка. Тебе отведено... А мне? Когда ты возвращаешься? - Завтра вечером. Я не возвращаюсь – еду дальше, к тетке. Собственно, под этим предлогом я сюда заехал. И сразу договоримся – на вокзал ты не поедешь. Ненавижу эти моменты – прощания-расставания. - Принято. Я тоже ненавижу судьбоносные моменты. Я просто сяду в метро, и поеду к себе в отель. Да? - Да. - Значит, у нас есть время до завтра, до вечера, если у тебя нет других планов. Если есть – я звякну коллегам, пойду с ними в музей. Она говорила легко, небрежно. Голос не дрожал. Голос не выдал ее отчаянья – время говорить «Здравствуй» уже ушло, неотвратимо надвигалось время говорить «Прощай». Алекс смотрел пристально, словно хотел проникнуть за маску лживой легкости. - Гордая Кира, ты еще тогда умела спрятать твои истинные переживания. Кира перевернулась на спину, потянулась деланно-лениво: «У меня был хороший учитель. Всего один, но профи. Он научил меня, что превыше всего – свобода его выбора». Рихтер склонился к ее лицу, почти касаясь губами ее губ: Твой учитель не знал, что выбирая свободу, он выбирает пустоту... Они вместили в отведенные им почти два дня две прожитые жизни, десятки пройденных дорог, успехи и потери, рождение детей, обретенных друзей и утраченные города... Дарили друг другу спрятанную глубоко, сбереженную друг для друга недолюбленную, неизрасходованную любовь. И говорили, говорили, говорили... Больше Алекс, Кира слушала. Как и тогда, целую жизнь назад. Постепенно она привыкла к тому, что у него совершенно белые и заметно поредевшие на лбу волосы: Алекс был старше на несколько лет, и время коснулось его сильнее. Перестала замечать его взрослую полноту, сменившую юношескую угловатость. Ей очень хотелось знать, какой видит ее Ветер, но он только хитро ухмылялся той самой, своей ухмылочкой, и уходил от ответа. Разворачивал перед ней свою жизнь: то нескладную, то успешную, не жаловался и не хвастался: просто рассказывал, словно подводил какие-то ему самому необходимые итоги. Казалось, ему было очень важно показать ей, именно ей, Кире-пичужке, что все в своей жизни он сделал правильно, с того самого дня, когда смял ее записку, и швырнул в мусорный ящик у двери общежития. Неожиданно для себя, Кира язвительно прокомментировала: - Надо же, ты все-таки женился на Люде Сороке, и живете в согласии... Алекс запнулся, сник. - Прости, кажется, я влезла, куда мне лезть не стоило. Он взял себя в руки. - Ничего. Какая разница, с кем жить, если... – Не закончил фразу. Помолчал. – У нас замечательные мальчишки. Знаешь, все на меня похожи. Собственно, ради них и живу. А Люда тебя до сих пор бешено ревнует. - Не придумывай, - остановила его Кира. – Она давно обо мне забыла, я же была всего лишь эпизодом в твоей бурной молодости. А Люда всегда была рядом и умела ждать. Нежная и ласковая. - Ты не была эпизодом, Кира. - Но не я стала мадам Рихтер, Алекс. Мои двойняшки похожи на Славку Кравченко. Он притянул Киру к себе: моя рыжая пичужка. Все равно – моя. Завтра утром я проснусь – и ты будешь рядом. Я сделаю тебе кофе, со сливками. Любишь? Ах да, ты же считаешь калории. - К черту. Обожаю кофе со сливками и с сахаром. И гренки с медом. - О, а меду-то и нет. Пойдем в магазин? - Пойдем. А еще я люблю мюсли с теплым молоком. - Значит, купим молока и мюслей. На завтра. Вставай, пошли. «Я не буду думать о слове «Прощай», думала Кира. Я буду думать о теплом молоке и сладком кофе, у его круглых карих глазах, и поредевших седых волосах. О том, что он совершенно тот же, каким я его помню, и все же – другой. И пусть он называет меня пичужкой, и целует так, как только Ветер умеет целовать»... Лукавая судьба, останови время. Ненадолго. Пожалуйста. Что же ты молчишь, неужели тебе жалко немного притормозить? Дай мне еще входхнуть его запах, дай прикоснуться к его щеке. Дай принять его в себя и сохранить частицу его навсегда. Дай мне его еще на миг... За мгновением говорить «Здравствуй» неумолимо приходит мгновение говорить «Прощай». Алекс коснулся ее щеки мягкими губами, и «боднул» в плечо. Как всегда. Как тогда. Он так всегда прощался. «Пока». - Пока. Он не сказал: Спасибо судьбе за эту встречу. Он не сказал: Не уходи, останься со мной. Он не сказал: Я вернусь. Мы скоро увидимся. Он не сказал: Мы больше не расстанемся. - Пока. - Пока. Кира прошла через турникет метро. Не оглядываясь. Прямая спина, твердая походка. Стильная женщина в расцвете лет. Сильная женщина. Она не оглядывается. Тот седой мужчина, что остался у турникета, не должен видеть, как катятся из широко раскрытых глаз немые слезы. Они собираются в уголках губ, и стильная красивая женщина слизывает горькие капли, словно пьет свое собственное отчаянье. Еще немного, несколько шагов. Там, где он уже не увидит, она достанет пакетик бумажных платочков... Соберет горькие немые капли... Die Liebe ist unser Gott. ººº Если больше не ждешь, то к чему запоздалые встречи? У любви не хватает фантазий на тысячи снов. Все прошло. Отболело? Не важно. Затерпим. Залечим. Счастье тоньше фарфора, бессмысленней сказанных слов, Бессердечней жестокости и беззаботнее ветра. Прочь его! А хрустальную туфельку выброшу в дождь. Только все это зря. Не возводятся замки из пепла. Ты уже не придешь. Ты ко мне никогда не придешь... … ººº Глава 19. Поезд метро в полной ватной тишине катился сквозь темный туннель. Беззвучно входили и выходили пассажиры, толкались, уступали места старушкам, задавали беззвучные вопросы. Вагоны не стучали на стыках рельсов и магнитная запись не включалась на подъезде к станции. Звуки внешнего мира вернулись к Кире лишь, когда она вышла из метро и направилась к гостинице. Краем глаза заметила часы на углу дома, отметила время: Ветер должен уже двигаться в сторону вокзала. «Только бы ребята не заявились делиться впечатлениями, -подумала Кира. – Это будет уже перебор. С такой психической нагрузкой мои нервы не справятся». Но ребята, к счастью, не объявлялись. Кира сняла куртку, сапожки. Бросила на кровать сумку. Из расстегнутой кожаной пасти вывалился мобильник, упал на пол. Кира машинально подняла телефон: неотвеченный вызов – 4. Звонки из дому. «Господи!» - она села на кровать. Они названивали ей сегодня, а она ... она просто не слышала сигнала. Сумка валялась где-то в прихожей той квартиры, и сигнал не достигал ее ушей. Конвертик на дисплее показывал, что и смски ее ждут-не дождутся. «Достали, - подумала Кира почти равнодушно. – И что им надо, почему они названивают?» Она сразу же поняла – почему. Вспомнила. Сжалась от внезапно охватившего озноба. Лгунья. Предательница. Она забыла. Забыла о дне рождения близнецов. Она не просто уехала, оставив их без любимого торта. Она о них забыла. Сегодня они с Ветром уже не рассказывали друг другу о своей жизни, они говорили... ни о чем и обо всем. О небе и звездах, о книгах и песнях, о ... друг о друге. И она забыла. Забыла о Темке и Алиске. Не позвонила и не поздравила. А они ждали, и волновались, и звонили, и слали сообщения, и придумывали всякие страшные истории – почему мама в их день рождения ни слова им не сказала. До сих пор. На часах – 20.00. А она не вспомнила. Они не были ей нужны сегодня, у нее был Ветер, ее Ветер, их непрожитая жизнь, недолюбленная любовь. Их мир в стенах чужой квартиры, их собственная жизнь из двух дней, и в этом мире, в этой жизни не осталось места для наивной и влюбчивой Лиссы и для смешного резонера Темки. Там не было места для разбитых коленок, прогуляных уроков, выпускного бала и первого свидания... Для их сегодняшнего восемнадцатого дня рождения. Как холодно в этом отеле! Как холодно и сыро в этом городе! Он огромный и чужой, неуютный, непонятный, суетливый и шумный... Где-то за сеткой улиц отходит от перрона поезд, увозит в ночь Алекса Рихтера. Город пустеет, пустеет сердце, пустеет душа. Душа мамы, забывшей о детях ради случайного мужчины на два дня. Лгунья. Кира набрала домашний номер. - Алло! – немедленно откликнулся Славка, словно сидел около телефона. – Киронька, ты где? Что с тобой? Мы тебя весь день ищем. Она слышит, как где-то там, в их доме, голос Алисы спрашивает: Это мама? Она жива? Бедная Лиска! Чего только они не передумали! Бедные вы мои! Простите меня, беспутную тетку, вздумавшую поиграть в машину времени! Разумеется, она ничего такого им не говорит. Она же профессиональная Лгунья. С большой буквы. Она сочиняет историю об Инетовских подругах, поездке в Коломенское, телефоне, который она выронила в отеле, а думала, что потеряла, а вот теперь нашла и видит все их звонки и просит прощения и поздравляет близнецов и обязательно испечет им любимую «пьяную вишню» сразу же, как приедет, и как ей уже осточертел этот семинар, и она больше никогда-никогда... Она вообще сейчас пойдет к Федору и откажется, поменяет билет... Она захлебнулась словами, задохнулась в потоке собственной лжи и искренних клятв. - Кира, - доносится до нее как всегда спокойный Славкин голос, - осталось всего несколько дней. Это просто нелепо – вдруг все бросать. Пожалей Федора, он такие надежды возлагает на эти методики. - Откуда ты знаешь? – фыркает Кира, внезапно успокоившись. Через сотни километров, через пространство ее сероглазый король и колдун вобрал в себя все темное и горькое, вспыхнувшее в ее душе и передал ей покой и свет. Прозрачную, как весенний расвет, ясность. - Так мы с ним сегодня тоже общались. Когда твоя мобилка в сотый раз отказалась мне ответить, - Кира слышала, что Слава на том конце связи смеется. Пауза. Они молчат у телефона. Им не нужны слова. - Кирюш, - говорит, наконец, Славка. – Мы соскучились. И у нас есть для тебя сюприз. - Какой? - Увидишь. Это же сюприз. Тебе понравится. - Я скоро вернусь. - Мы ждем. Мы. Магическое слово. Ты, я и наши дети. Мы. Слово сильнее страсти, выше законов, мудрее времени и могущественнее смерти. Наш дом. Наш мир. Наши воспоминания. Наши мечты. Наши проблемы. Наша жизнь. Прости меня, Лохматый Ветер... Прости меня, мой Король... Моего сердца хватит для вас обоих. Мое сердце разрывается между вами двумя... Глава 20. Пять дней суеты – и поезд отстукивает ритм возвращения. Проводница прошла по вагону, объявляя станцию. «В этом городке когда-то родился Алекс Рихтер. Мой Ветер. Снова мой. Чужой. Тут до сих пор живет его тетка. Алекс собирался к тетке в гости...» Мысль стала четкой, зовущей. Он здесь. Во тьме сонного городка с унылым перроном. Кира вскочила, взяла куртку. - Ты куда? – спросил Федор. Не спит он, что ли никогда? Или следит? - Воздухом подышу, - ответила Кира. Зов становился непреодилимым: выходи! Скорей! - Кир, не отстань от поезда, - пробомотал Федор, - Что я Славке скажу? Сбежала жена? Эх, Федор, ты не имеешь понятия, что твоя шутка – совсем не шутка. Что та грань, за которой возврата уже не будет – вот она, рядом, только один шаг. Со ступенек вниз. Подышать тем воздухом, которым дышит спящий в молодой листве беспутный Лохматый ветер. Сделать шаг, хоть один шаг, по тому перрону, по которому он ходил... - Девушка, вы куда? – окликнула проводница. – Стоим пять минут. - Я тут, я никуда... Холодный ночной воздух немедленно забрался под незастегнутую куртку. От столба с разбитым фонарем отделилась тень: - Пичужка... Она уткнулась носом в уютное место между ключицей и шеей: - Ты... - Узнаешь по запаху? – засмеялся Алекс. - Узнаю. Не смейся. Каждый человек имеет свой запах. Но ты можешь узнать и запомнить только запах твоей пары. Именно так мы находим друг друга. - Ох, литераторша, насочиняла! - Я это вычитала. Ветер... – она не закончила вопрос. В этом не было необходимости, они всегда знали, что хотел спросить другой. - Я запомнил номер поезда и вагон, - ответил Рихтер. – Я не мог спать. Тетку перепугал, - добавил он. Кира закрыла глаза. Земля кувыркалась и кружилась. Пять минут – это много или мало? Чтобы еще раз вдохнуть запах, чтобы еще раз услышать голос, чтобы еще раз почувствовать тепло... - Эй, парочка, отпусти девушку! Отправляемся! – крикнула проводница. - Кира, - быстро заговорил Ветер, - поедем со мной. Не сейчас, я понимаю, что ты не можешь так, это не кино. Но я приеду – скоро, через пару месяцев. Вроде бы и виза не нужна. Поедем! Начнем все сначала... на осколках. Кира сделал шаг назад. Она видела, что между нею и Алексом протянуты тоненькие жилки, и по ним течет кровь, это их общая кровеносная система, только вдвоем они живут, а порознь – всего лишь измеряют время. - Кира, не молчи, пожалуйста... Еще один шаг. Кровеносные сосуды рвутся, капли крови, как гранатовые бусы, разлетаются по перрону. В ее вены вливается холодный воздух весенней ночи, поднимается к сердцу. Кира стоит на площадке вагона, перед ней, на ступеньку ниже – проводница с флажком. Ветер идет за вагоном, а тот катится все быстрее, быстрее, равнодушная металлическая коробка на колесах, чей бог – график и начальник станции. Die Liebe ist unser Gott. - Кира, я не прощаюсь... Ветер, мой Лохматый Ветер, мы не улетим высоко-далеко, выше, чем летают удобные самолеты, и дальше, чем ездят красивые автомобили. И не с нами будут играть в прятки наивные тучки, и не мы будем дразнить легкомысленные кудрявые волны. Нам не заглядывать в окна высоких замков и не танцевать на площадях далеких городов. И пушинки с одуванчиков осыплются сами, а птицы и без нас знают дорогу к теплым морям... Прости меня, Ветер ... Меня ждет мой Король. Он верит, что я - его Королева, и у меня нет сил сломать эту веру. Нужно особое мужество, чтобы разбить сердце, которое тебя любит, и разрушить дом, который вы строили вместе. Я не смогу. Каждой клеткой моего тела, каждой каплей моей крови, каждым тонким нервом я проросла в построенный мною дом, в созданный мною мир, и без меня он перестанет существовать. Но ты, Ветер, ты люби меня, хоть немного, хоть иногда... Глава 21. Проводница обеспокоенно приглядывалась к женщине у окошка. Поезд уже давно настукивал сладкую песню полуночных снов, пассажиры слаженно храпели в своих купе, а та все стояла, прижавшись лбом к стеклу, будто хотела разглядеть в темноте что-то очень для нее важное. С кем она встретилась там, на перроне маленького провинциального городка? Проводница вздохнула: надо же, пришел, чтобы обнять, и уйти, на пять минут. Правда, кажется, он звал... Проводница остановилась рядом с пассажиркой: - Коньяку хочешь? Вроде неплохой. Я сама не люблю, от пассажира осталось, ехал тут с нами до Москвы веселый парень. Женщина взглянула на нее, не понимая. Даже в полумраке вагона было видно, что у нее очень светлые, словно подсвеченные изнутри глаза, и темные круги вокруг. Две острые складочки в уголках рта. Женщина медленно возвращалась из своей дали в мир уснувшего вагона и перестука колес. - Выпьем, говорю, по глотку? Меня Валей зовут, - добавила проводница. - Да. Спасибо, - шепотом ответила женщина. В купе у проводников негромко играло радио. Сменщица спала по соседству, а Валя прилагала все усилия, чтобы не уснуть. - Садись, - кивнула на полку. Достала пару пластиковых рюмочек, большой апельсин и половину пористой шоколадки. Ну, и бутылку, в которой еще на треть покачивалсь в такт движению поезда темная жидкость. – Тебя как зовут? - Кира. - Хорошее имя. Модное. Как в кино, – одобрила проводница Валя. - Когда меня называли Кирой, оно еще не было модным. Это дедушка придумал, он внука хотел. Дедушка умер через месяц после моего рождения. Простые слова о дедушке словно прорвали какую-то плотину в ее душе, и слезы покатились по щекам, быстрые, беззвучные горошины из широко раскрытых глаз. Так Кира научилась плакать еще тогда, когда не хотела, чтобы ее слышали соседки по общежитию. Кире почувствовала, что шипастый обруч, сжимающий голову, начал медленно расжиматься. Но Валя испугалась ни на шутку: застывшее лицо пассажирки походило на маску, на которой светятся светлые глазищи, а из них градом тихо катятся слезы – и все это не в кино, а вот тут – ужас! Еще сердце схватит, что делать? - Эй, - Валя легонько хлопнула Киру по щеке, - перестань. На! Кира залпом выпила коньяк. Откинулась на полке. Сидеть было неудобно, Кира поерзала, вытащила из-под себя книжку в тонком вульгарно-розовом переплете. «Строгий Ангел. Кира Клим». Ее первая и пока единственная «настоящая» книга. Кира поежилась, вспомнив, в какую ярость пришла, увидев обложку, которую издательство, не согласовав с ней, изменило в последний момент. На ядовито-розовом фоне хмурый красавец взирал на томную девицу в позе раскаявшейся грешницы у его ног. Торчащие из-за ее плеча перья, видно, должны были означать ангела. Обнять и рыдать. Этот шедевр графики ничего общего с горькой историей несостоявшейся любви не имел. Шеф издательства тогда что-то бубнил о законах рынка и покупательских вкусах. Кира глотала злые слезы. Она прекрасно понимала, что если сейчас разорвет договор с издательством, то книга все равно выйдет, только под именем Маши Пупкиной. Со слегка подрихтованым под спрос рынка сюжетом. И не подкопаешься, и судиться – дело безнадежное. Она смирилась, твердо зная, что еще придет день, когда она будет диктовать издателям свои условия. - Читала? – спросила ее Валя, видимо, стараясь с целью снятия напряжения перевести разговор в более нейтральное русло. – Хорошая вещь. Душевная. Только грустная очень. Я люблю, чтобы герои в конце поженились. А тут... - Он умирает, - закончила за нее Кира. – Ручка есть у тебя? - Вот, - протянула Валя ей ручку. – А заче... Ой! Кира! Ты ж – Кира! Та самая! Ой! Живая! А я смотрю – лицо знакомое, там же фотка, сзади. Ой! Я Зойку разбужу! - Не надо Зойку, - засмеялась Кира. Она открыла последнюю страницу, перечеркнула несколько строк, и дописала : «Операция прошла отлично. Андрею предстоял еще долгий, очень долгий период реабилитации. Тогда Катя позвонила Маше, и та приехала, и сидела у постели Андрея дни и ночи. И он поправился. Открыл глаза: Ты здесь, ты – со мной, мой Строгий Ангел, - прошептал счастливо. – Ты вернулась.» Кира полюбовалась на косые строчки, и приписала: «Исправлено по просьбе Вали. Любовь всегда побеждает нелюбовь. Кира Клим». И поставила подпись. - Вот. Так правильно. Спасибо тебе, Валя. - А мне – за что? – не поняла проводница. - За пять минут. – Кира поднялась с места. – Спокойной ночи. - Какое тут спокойно, скоро граница, - вздохнула Валя, любуясь своим богатством: настоящая писательница лично для нее изменила плохой конец на счастливый. Надо же! Кира без сна лежала на полке, слушала негромкий ритмичный разговор вагонных колес. Шипастый обруч окончательно рассыпался. Спасибо проводнице Вале. Вместе с его осколками осыпалась и осталась на перроне станции, где поезд стоит всего пять минут, ее непрошенная мечта о невозможном и невозвратном. Алекс не приедет за ней. Они возвращаются к своей сложившейся жизни, к своим делам, к своим заботам о взрослеющих детях, которые и составляют Самый Главный Смысл. Ее ждет древний город, осененный золотыми куполами. Алекс вернется в свое немыслимое заокеанье. И останется только бледное мерцающее око монитора. И письма – вместо теплых ладоней, вместо круглых орехово-карих глаз, вместо полузабытого негромкого голоса... Она будет жадно ждать их, искать между строк недосказанное, невысказанное: несуществующую нежность, необещанную надежду, непрожитую любовь. Несколько слов. Утром и вечером. Затем - только утром или только вечером. Каждый день. Через день. Через два дня. Раз в неделю. Иногда. Когда-нибудь... ººº Триста дней... Триста дней и еще шестьдесят четыре... Двадцать восемь открыток, Две тысячи нежных писем... Гаснет свет в задремавшей устало под вечер квартире. Я – немедля к тебе, В электронно-реальные выси. Целый год... Снег выплакивал дождь и бесцельно бродил по планете. Календарь то важнел, то срывался, худел И... с на-ча-ла... Триста дней... В виртуально набросанном белом конверте, Оброненном нечаянно мной на задворках реала. Вечер скажет – Привет! – Темно-синим помашет в окнах. Город сонно зевнет, натянув облаков вереницу... Заблудившийся рай в монитора блестящих стеклах Не исправит реально исписанной жизни страницу... … Эпилог. Привокзальные фонари подмигивали уже желтыми глазами: мы знаем, мы все знаем... Сонная проводница прошла по вагону, негромко объявляя станцию. Повторяя : Стоянка пять минут. Стоянка пять минут. Кира приникла лицом к оконному стеклу. За эти годы вокзал стал уже почти родным, хоть она никогда не делала больше двух шагов от вагона. Ведь стоянка всего пять минут! Глаз отмечал изменения: обновленный газончик перед окнами вокзала, недавно выкрашенные стены, новые фонари... Она вглядывалась в лица встречающих-провожающих в поисках одного-единственного, которое хотелось увидеть до боли в затылке, до золотых искр в зрачках. Прижаться к нему на пять отведенных жизнью минут, услышать, как бьется сердце – настоящее, живое... Неугомонное сердце Ветра. Ночь. Вокзал. Стоянка пять минут. Можно представить, что ... Ветер просто заблудился среди туч, но обязательно найдет дорогу назад, и она взберется к нему на спину, и они улетят далеко-высоко.... Будут играть в прятки с наивными тучками и дразнить легкомысленные кудрявые волны. Заглядывать в окна высоких замков и танцевать на площадях далеких городов. Обрывать пушинки с одуванчиков и указывать путь птицам... Пять минут истекли, поезд вздохнул и неспеша двинулся в ночь, покидая вокзал, и старые деревья в привокзальном сквере, в ветвях которых заплутали воспоминания о том, чего уже не будет. Я не стану писать о любви, не ищи. Нам ладонями даже, увы, не коснуться, Ведь когда тебе утром придется проснуться, Я еще буду спать в полуночной тиши. Напишу тебе облаком светлого сна На небесной бумаге, подаренной летом. Только, слышишь, я жду непременно ответа. Пару слов… Хоть о том, как прекрасна весна… Даже… пусть ни о чем. Напиши просто мне О заплаканных окнах, обласканных ветром… Но ни слова любви! Ты же помнишь об этом? Мы не сможем встречаться… И даже во сне… (*) © Марина Черномаз, 2007 Дата публикации: 20.12.2007 16:44:03 Просмотров: 5946 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииОльга Моисеева [2007-12-25 13:44:01]
Марина! Прочла оба представленных здесь Ваших произведения. Хорошо Вы пишете, отличный язык. Рассказ забавный, а повесть... вот повесть зацепила меня по-настоящему. Начала читать и так захватило, что сразу стало ясно: не дочитать до конца просто невозможно. Проникновенная вещь, душевная... столько эмоций вызвала... Очень понравилось. Спасибо.
Ответить |
|
Отзывы незарегистрированных читателейСветлана [2013-04-25 13:06:19]
Марина, очень люблю Ваши произведения, перечитываю их, поэтому знаю. Вчера наткнулась на статью в журнале "Истории из жизни" где слизали практически полностью сюжет "Стоянки..." Мой электронный адрес ssadovaya@mail.ru, свяжитесь со мной, пожалуйста, я отправлю Вам этот журнал бандеролью. Я возмущена Ответить Беска [2007-12-23 15:13:58]
Марина Черномаз [2008-01-01 17:33:20]
и это все что вы можете сказать? пусть их, апычатки, кому они мешают?
|
|