Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Високосный год (Новогодний триллер)

Владимир Викторович Александров

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 14405 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Готовился обычный советский Новый год и мы, коллектив Дедов-Морозов, засучив рукава, вставали на трудовую вахту.


Високосный год
(Новогодний триллер)

Кто тогда мог знать, что это начало конца? Заканчивался високосный 1984-й. Готовился обычный советский Новый год и мы, коллектив Дедов-Морозов, засучив рукава, вставали на трудовую вахту. И были мы настоящие СОВЕТСКИЕ Деды-Морозы со всеми вытекающими…
Вот вы, братцы мои, разве вы деды по сравнению с нами? Вы салажата! Ни жизненного опыты, ни запаса анекдотов, ни производственных травм. Взять хоть меня - возраст пусть предпенсионный, а я во вкус дедовской жизни только входить начал. У меня даже нос за годы приобрел природный дедморозовый цвет, это какая ж экономия на одном только гриме получается!
Вы, салажата, в лучшие-то дни едва-едва по дюжине адресов осиливаете. А если, кто решится на 15, его чуть тепленьким на базу доставляют, на следующее утро без нашатыря и рассола он и глаз продрать не может. А советский Дед-Мороз за день по 25-30 адресов делал. И с каждым заказчиком врезал не по рюмашке, а по стопарику за здоровье каждого члена его семьи. А ежели попадался мусульманин, у которого дюжина детей, три жены и столько же тещ, то тут вообще годился только Дед-Мороз богатырского здоровья и ангельского терпения. Вот на таких заказчиков меня обыкновенно и бросали. Да ведь не всякая Снегурка на такое дело годилась. Работал я тогда в паре с Лидией Васильевной, с нашим нынешним гендиректором. Ну, и что, что ей уже тогда было крепко под сорок! А макияж, а ножки, а талант, который не пропьешь! И голова – во! – без всякого калькулятора (не было их тогда) в уме и выручку считала, и налог вычитала, и левые заначивала, и чаевые делила, и отчеты писала. И рука – во! – в случае чего и от грабителя могла запросто отмахаться. С этакой хваткой ей сам Бог велел при капитализме нашу контору приватизировать. Она, правда, и при коммунизме не на последних ролях подвизалась, была у нас парторгом и отвечала за елочную идеологию. Это сейчас каждый из вас волен молоть языком, что захочет, лишь бы заказчик платил. А в наше время все новогодние поздравления утверждались идеологической комиссией министерства Бытового обслуживания, к которому относилась и наша «дедморозильня» наряду с химчистками и крематориями. А их знаете, сколько поздравлений этих, писалось? Отдельно для семей шахтеров, отдельно для семей шоферов, для врачей, для учителей. И каждое изволь зарубить слово в слово, потому как шаг влево, шаг вправо от утвержденного текста расценивался, как попытка к бегству в лагерь идеологического противника. А тут еще, успешно победив выпивку с закуской, наша партия начала новую борьбу за советский «дедморозизм» против влияния западного «сантаклаусизма». И нас весь этот високосный год, знаете, как трясли? Шептались, что за недовольство отечественными подарками, оленеводством и прогнозами Гидрометцентра дедов-морозов ссылают, аж, в Лапландию. Однако наша Снегурочка своих в обиду не давала. Вот и в тот день пришлось ей переться в горком на парткомиссию, где разбиралось персональное дело молодого деда-мороза Акакия Рябинина. Этот самый Акакий за каким-то чертом укрепил на свой посох не кремлевскую, а рождественскую звезду, то есть шестиконечную вместо утвержденной пятиконечной. И, пока наша Снегурочка охмуряла парткомиссию накладной девичьей косой и клееными ресницами, мне пришлось отрабатывать заказы в одиночку. Благо, с утра обслуживать предстояло только детвору.
Заряжаю мешок подарками, гружусь в тачку, отдаю водиле маршрутный лист, и мчимся мы в Лефортово на улицу Самоходную. Радуюсь, что все мои адресаты на одной улице расположены и чуть ли не в одном доме. А мне водила и поясняет:
- Дом этот ведомственный, потому как место, эта Самоходная улица, весьма примечательное. Там ликероводочный завод «Стеклышко» расположен. А у меня в их фирменном магазине среди продавцов корешок имеется. Он, хоть и беспартийный, но решения КПСС свято выполняет и с выпивкой борется. Поэтому бутылку-другую «Столичной» всяко через черный ход нам вынесет, чтобы советскому народу меньше досталось.
Завернули мы к его корешу, да только ничего нам не обломилось.
- Не могу, говорит, по-скорому, начальство тоже с выпивкой борется. Ждать требуется, пока, оно, сволочь, отвернется. Приходите ближе к вечеру…
- Ладно, - говорю я водиле, - не расстраивайся, раз дети у нас ликероводочные, не может такого быть, чтобы Деду-Морозу от их родителей что-нибудь хорошего не перепало. А уж Дед-Мороз под Новый год тебя не обидит.
И начал я наряд отрабатывать. Дом оказался и, впрямь, «стеклышковским», и жило в нем сплошь «стеклышковское» начальство. Вот оно-то на профкомовские денежки и заказало поздравления для своих ребятишек, как для особо нуждающихся. Адресов пятнадцать я обошел, побывал и у ликероводочного директора, и у трех замов, и у парторга, и у предзавкома, стал начальников отделов обходить: дегустационного, тарного, бутылочного, разливочного, этикеточного. Схема веками отработанная: заходишь, хрясь посохом об пол, гаркаешь поздравление семье, листаешь с детенком школьный дневник, горланишь про елочку, слушаешь его дурацкие стишки, гладишь по головке, достаешь из мешка подарок, купленный на скудные профсоюзные рублики, и отваливаешь, погромыхивая в мешке данью, собранной с родителей. Только не поверите, чем мне в «стеклышковском» доме довелось громыхать! Вареньем да соленьями. И не одной бутылки! Потому как шла борьба за трезвый образ жизни. Теперь понимаете, почему говорят «трезв, как стеклышко»?
И вот захожу я по очередному адресу и диву даюсь, если другие квартиры ликероводочного начальства от серванта до сортира украшены в основном бутылками с яркими этикетками, причем не «стеклышковского» производства, а всякими там «джинами», «висками» да прочими «мартинями», здесь на стене висит кавалерийская шашка и «маузер» с наградной накладкой. А еще грамоты под стеклом. Глаз у меня отнюдь не стариковский, и под одной грамотой я разглядел подпись товарища Андропова. А под другой, ей-ей, не вру, аж, самого Лаврентия Павловича Берии. Как мне потом объяснили, был и на ликероводочном секретный отдел, возглавляемый соответствующим товарищем начальником, который свято хранил секреты производства «Столичной» от шпионов.
Проводят меня в детскую. Ну, кто обычно на стенках в детской висит? У детишек поменьше – рыбки, птички да прочие «бебешки». У детишек постарше – Гребенщиков, Джон Ленон да Софии Лорен без лифчика. А тут Дзержинский, Андропов, Павлик Морозов и красочный плакат: «ЧК – есть вооруженный отряд нашей партии!», - на котором красноармеец закалывает штыком какого-то задохлика в черных очках, то ли диверсанта, то ли предателя. Заходит в комнату мужичок-с-ноготок лет десяти-двенадцати и просит меня предъявить документы. Ну, у советского человека это в крови, будь ты хоть трижды Дед-Мороз, а паспорт носи с собой и предъявляй по первому требованию. Я сдуру-то и сунул ему в ручонки свою краснокожую паспортину. А мужичок в кресле устроился, паспорт полистал, сверил мою физиономию с фотографией и заявил:
- А на фотографии ты, Дед-Мороз, моложе!
Я, аж, взомлел под ватной шапкой.
- Что же мне, бороду снимать?
- Не надо, - останавливает мужичок, - верю. Главное, как говорит мой папа, доверие к человеку, особенно, если он при исполнении служебных обязанностей.
Но тут он наткнулся на одну бумаженцию в паспорт вложенную. Исполнительный лист. Был за мной один грешок – задолженность по алиментам. Этот чертов листок из суда прислали в нашу «дедморозильню», чтобы с меня взыскали по полной программе за целый год. Только Лидия Васильевна из бухгалтерии его выцарапала и мне втихаря передала. А тут этот недомерок лист рассматривает и саркастически ухмыляется:
- Что, дед, по тебе тюрьма плачет? Признавайся, ты Снегурочку сиротой оставил или матерью-одиночкой? Нехорошо!.. Да ладно, дед, с кем не бывает, действуй. Что у нас по программе?
- Вокал, - с трудом просипел я, - про елочку…
- Валяй! – согласился недомерок и в ожидании подпер рукой щеку.
Когда я через пень-колоду дошел до слов «Срубил он нашу елочку под самый корешок», недомерок, строго покрутив головой, остановил меня.
- А вот этого не надо. Это воспевание браконьерства. Воспевание ущерба окружающей среде. Что у нас дальше по утвержденному сценарию?
- Чтение стишков…
- Кто читает?
- По сценарию, ты… То есть, вы… То есть…
Со строгим выражением на физии этот чмур снимает с книжной полки том Маяковского и, широко шагая и рубя ладонью воздух, начинает декламировать:

«Юноше,
обдумывающему житье,
решающему,
сделать бы жизнь с кого,
советую:
делай ее
с товарища Дзержинского!..»

Длилась эта пытка так невыносимо долго, что я стал украдкой поглядывать на часы. Чмур заметил мое движение и остановился.
- Что? Перебрал я регламенту? Ладно, сразу переходим к торжественной части. Право вручения новогоднего подарка предоставляется Деду-Морозу! Прошу…
Дрожащими руками я развязал мешок и под строгим детским взглядом принялся копаться в его недрах, сверяясь с накладной, так как смертельно боялся ошибиться и вручить этому чмуру что-нибудь не то. Наконец, я нашел сверток, в соответствии с номером в накладной, и дрожащими руками протянул его ребеночку. Ребеночек с любопытством вскрыл бумажную обертку. Под ней обнаружился большой игрушечный автомобиль, то ли «МАЗ», то ли «ЗИЛ», дорогая по тем временам игрушка, но каких было полно в «Детском мире». После чего ребеночек недовольно поднял левую бровь.
- И это все? А я-то тебе Маяковского читал, великого пролетарского поэта, старался, а ты «МАЗом» хочешь отмазаться…
Он полез в мой мешок, вынул другой сверток и, едва я успел возразить, вскрыл его. В нем обнаружился шикарный коллекционный «Феррари». Вылизанные формы, а, главное, яркая перламутровая краска выдавали в нем ненаше производство.
- Что ты делаешь? – простонал я – Это чужой подарок!
- Чей? – строго спросил недомерок.
- Не знаю.
- Накладную! – недомерок отобрал у меня накладную и принялся искать в ней номер, совпадающий с номером на разодранном пакете.
Наконец он нашел его и прочел адрес:
- Самоходная 2, квартира 34. Кто у нас живет в 34-й квартире? Пашка. А Пашка у нас двоечник. Так что же получается, мне вонючий «МАЗ», а двоечнику «Феррари»? А знаешь, дед, как его папаша раздобыл этот самый «Феррари»? Он взяточник. Взятку взял. А может, дал. Причем, наверняка, водкой. И это в то самое время, когда наша партия борется за трезвый образ жизни!
Кто у тебя следующий? Квартира 75. Алка. Что ты собираешься ей дарить? Трасформера? А ты знаешь, что Алка сплетница и на контрольных списывает. Что же, мы так и будем сплетницам трансформеры раздаривать? А ее мамаша! У нее же не только все руки, но и ноги в маникюре. Не наш человек. Кто следующий?..
Я оказался в западне. Мало того, что вырвать мешок из рук этого монстренка мне было не под силу, но когда я попытался вывалиться через входную дверь на лестничную площадку, мне и это не удалось, поскольку дверь была заперта на какой-то хитрый замок с кодовым номером, которого я, конечно, не знал.
Я сидел на полу в прихожей и плакал, бессильно наблюдая, как монстренок, потрошит новогодние подарки, которые мне не компенсировать всеми моими дедморозовскими гонорарами. Окончив свое злодейство и отобрав, что получше, он попихал оставшееся в мешок и отечески похлопал меня по плечу.
- Не расстраивайся, дед, мы с тобой просто восстановили социальную справедливость и провели патриотическое воспитание среди молодежи. Ну, зачем им этот капиталистический импорт? Пусть учатся любить наше, советское!..
Уже с лестничной площадки я запоздало пообещал:
- Я жаловаться буду!
Стальная дверь на мгновение приоткрылась:
- А вот такого я от тебя не ожидал! А еще Дед-Мороз, называется! Любимец советской детворы!
Короче, подзалетел я крепко, но еще не понял, насколько. Когда же мы, как нам и было обещано, вечером снова заглянули в магазинчик, чтобы вмазать с горя, кореш моего водилы сделал вид, что с нами не знаком и ничего такого нам не обещал. А еще он намекал, что им звонил лично внучок начальника секретного отдела «Стеклышка» и строго-настрого предупредили о подозрительных личностях, выдающих себя за Дедов-Морозов…
Потом был скандал на фирме и товарищеский суд. Велено было судить двоих – меня и Акакия Рябинина. Акакия за шестиконечную звезду на посохе. Кто-то узрел в ней иудейский «могендовид», то есть звезду Давида, после чего Акакия обвинили в пропаганде сионизма. И уже пустили пулю, что вовсе он не Акакий Рябинин, а переодетый и перекрашенный Сруль Рабинович. А меня за моральное разложение на основании злополучного исполнительного листа, оставленного мною впопыхах в лапах юного монстра и присланного секретным отделом ликероводочного в нашу парторганизацию.
Нет, в тюрягу нас не закатали – был уже не 37-й. Но и этот 84-й, високосный, последний год Коммунистической эры нам аукнулся. Акакия решено было по примеру Солженицына вытурить из страны. Он назло всем сделал обрезание, принял иудаизм и умотал в Израиль. А меня отправили в ссылку в Вологодчину в жуткую дыру под названием Великий Устюг и стал я там «дедморозить» на радость тамошней детворы. Однако ссылка моя продлилась недолго, коммунизм отменили, и мне позволили вернуться в столицу почти одновременно с академиком Сахаровым. Так что теперь, когда слышите, что Великий Устюг – родина Деда-Мороза, знайте, что это я его таковым сделал.
А монстренка того часто по телеку показывают. За эти годы он вырос. Причем не только в смысле возраста. Теперь он лидер одной демократической партии и весьма успешно разоблачает бывших гэбэшников, ставящих палки в колеса развивающегося капитализма.
Э, салажата, да вы, никак носами клюете? И это всего после дюжины ходок и трехсот грамм! Вы с меня пример берите - я, вон, какой огурец, хотя и отработал 27 адресов. И на завтра столько же забил, надо же мне мои исполнительные листы, накопившиеся за долгую жизнь, отрабатывать…
А ну, подъем! Слышу шаги Лидии Васильевны, ох, поувольняет она вас, салажат, к чертовой матери! А вместо вас вернет старую дедморозовскую гвардию. Вон и Сруль, тьфу ты, Акакий Рябинин недавно письмо прислал, возвращается из Израиля. Заклевали его местные хасиды за то, что он даже в африканской пустыне распространяет идеи не сионизма, а российского «дедморозизма». Наш человек. Вернем мы ему гражданство. И место под елочкой. И тулупчик. Вот только, как быть с обрезанием? Обрезание не партбилет: захотел - получил, захотел - на стол положил. Его не переиграешь…






© Владимир Викторович Александров, 2010
Дата публикации: 08.08.2010 02:18:04
Просмотров: 2263

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 49 число 11: