Новый Пигмалион.

Виталий Климух

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 16059 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Андрей увидел Галину на дружеских посиделках у Никитиных. Сначала его поразили ее больше, карие глаза и не по-весеннему сильный загар, который ей очень шел. Затем низкий, грудной голос с бархатным оттенком. Но он был не из тех мужчин, которые мгновенно вспыхивают и горят как свечи при виде красивой женщины. Чувства зарождались в нем медленно, подобно полноводной реке, которая в истоке выглядит маленьким ручейком. Он лишь запечатлел в своей фотографической памяти художника ее лицо и мысленно уложил профиль и анфас на несуществующий холст.
Посиделки выдались шумные, компания разогрелась. Петров то и дело толкал тосты. Анечка рассказывала анекдоты, вся все дружно смеялись и даже попытались пару раз что-то спеть. Андрей, будучи в миру человеком скромным и далеким от разгульного веселья, тихо сидел на своем месте и ковырял вилкой недоеденное пюре, время от времени бросая взгляды на Галину, которая тоже принимала не слишком бурное участие в общем веселье. Она мало пила, больше смотрела в окно, и вокруг нее витал тот ореол загадочности, который может урезонить самого яркого ловеласа и превратить в маньяка даже отпетого скромнягу. Она ловко сбросила со своего плеча лапищу Петрова ( вот он то и был тем еще Казановой), когда тот как бы по-дружески попытался ее обнять, а потом, протянув руку к книжному шкафу, извлекла из него альбом с репродукциями Дали и стала его так серьезно рассматривать, что у Андрея сердце забилось сильнее. Ему нравились умные женщины, а женщины, разбирающиеся в искусстве, ему как художнику, попадались довольно редко. Конечно, речь не идет о тех восторженно влюбленных в рисование студентках Художественной академии, которые сами зачастую осознавая разрыв между собственными возможностями и желаниями, боготворили великих мастеров, своим непрестанным щебетаньем «Ах, Пикассо!», «Ах, Матисс!», заставляли его ощущать себя пигмеем среди великанов. Нет, ему нравились другие женщины, которые умели чувствовать картину, а не просто видеть, что художник изобразил на ней.
Потом, когда все пошли на балкон «покурить», Андрей с Галиной остались одни в душной комнате.
-А вы не курите?- решился Андрей, вытирая руки салфеткой и отодвигая полупустую тарелку.
-Нет, - просто, без кокетства, ответила Галина и в упор посмотрела на него: - А вы?
-Давно когда-то курил, но бросил…- Андрей почувствовал смятение и отвел взгляд. Вдруг именно сейчас, в этот момент, он понял, что означает фраза «утонуть в глазах», и это вывело его из равновесия. Мысли его смешались, он посмотрел на поле боя, с переполовиненными блюдами и полупустыми стаканами, и, совершенно не к месту, подумал с тоской: «Откуда такое изобилие при постоянных жалобах на низкую зарплату?».
Разговор оборвался, и возникла неловкая пауза. Галина опять вернулась к альбому, а через минуту, отложив его, сказала:
-Ну, мне пора. Пожалуй, уйду по-английски, не прощаясь.
-Может быть, я вас провожу? – спохватился Андрей, вскочив со стула, но Галина лишь улыбнулась приятной улыбкой и опять пристально взглянула на него.
-Нет, спасибо, я не домой. Лучше попрощайтесь с Никитиными за меня.
И через несколько секунд Андрей услышал, как хлопнула входная дверь и застучала быстрые каблучки по ступенькам. Он подошел к окну и, слушая веселые возгласы и крики с балкона, проводил Галину взглядом, пока она не скрылась за углом соседнего дома. На душе у него было одиноко.

На следующий вечер он как бы невзначай зашел к Никитиным в надежде узнать о Галине больше, но ничего так толком и не узнал. Вадима долго не было с работы. Анечка носилась по кухне, что-то щебетала, и о Галине он узнал лишь то, что она не часто у них бывает, и шансы на повторную встречу крайне малы.
Через три дня Андрей вдруг осознал, что образ загорелой брюнетки с карими глазами, задумчиво листающей альбом Дали, не хочет стираться у него из памяти. Он не мог нормально работать, сюжет, над которым он трудился, показался ему избитым, тема затасканной, краски засохшими, освещение в мастерской слишком слабым, и вдобавок один раз он совершенно забыл отмыть кисти, и два «колонка» первого номера почти окаменели. С раздражением он отложил кисти, и, взяв остро отточенный карандаш, принялся водить им по бумаге. Он так увлекся, что опоздал на лекцию в Художественную Академию, что очень сильно удивило студентов, привыкших к его педантичности, не свойственной возрасту. Но зато в результате этого спонтанного желания запечатлеть лицо таинственной незнакомки на бумаге, к вечеру на стене появился ее очень неплохой портрет, вставленный в очень скромную рамку.
На следующий день Андрей вернулся к краскам и неделю рисовал лицо Галины по памяти, не решаясь опять заходить к Никитиным и интересоваться ею. Он испытывал настоящие творческие муки в сочетании с муками душевными, и как результат, на свет появился великолепный реалистичный портрет девушки, который, вполне вероятно, мог бы прославить любого художника. Но он не стал добавлять его в список картин, выставлявшихся в «Арт-студии» со следующей недели, а просто повесил на стене своего кабинета. За следующую неделю он нарисовал еще портрет в технике «а-прима». Галина, в перспективе три четверти, взгляд из окна, спешащая на свою загадочную встречу, с развевающейся на ветру блузкой, глубокое декольте которой позволяет видеть верхнюю часть загорелой, упругой груди. Это полотно, не успев еще просохнуть, было помещено в раму и заняло место в спальне Андрея, что только усугубило его страдания.

В первую среду лета открылся вернисаж, и Андрея слегка отвлекли заботы, необходимость присутствовать на открытии выставки, но даже довольно широкое признание в кругах любителей искусства, хвалебная статья в «Художественном магазине», повышенный интерес со стороны дирекции «Арт-студии», не могли заставить его забыть о загадочной девушке с карими глазами, ранившей его в самое сердце. Он еще пару раз был у Никитиных, разузнал ее адрес, но не мог решиться просто так появиться перед ее дверьми. Вернисаж длился две недели и все это время Андрей упорно работал в мастерской, родив на свет божий великолепное полотно «Незнакомая дверь». Ярко освещенный подъезд и полуоткрытая, обитая коричневой кожей дверь, в темном проеме которой угадывается загадочная, еле видимая фигура женщины, бледное пятно вместо лица, длинное светлое платье, загорелые руки растворяются в полумраке, темные глаза как дыры в иное измерение. На последние два дня Андрей даже выставил картину, хотя и боялся, что какой-нибудь любопытный «ценитель искусства» оставит на непросохшей краске свой отпечаток.
В последний выставочный день Андрей был в зале, рассматривал картины других художников и наблюдал реакцию посетителей на свои, как вдруг услышал приятный голос:
-Здравствуйте! Я вас узнала, а вы меня?
Андрей, словно ударенный током, полминуты не мог ничего выговорить. Галина, одетая в тонкое фиолетовое платье, с волосами, уложенными в высокую прическу и по-новому нанесенным макияжем, производила еще более волнующее и привлекательное впечатление. Понимая, что выглядит глупо, Андрей буквально пожирал ее глазами, пока наконец не совладал с собой и не отвел взгляд.
-Здравствуйте, вас тяжело не узнать. Пришли посмотреть на картины?
-Собственно говоря, нет, - ответила Галина, словно не замечая его повышенного интереса. – Но и на картины удалось посмотреть. Особенно мне понравилась одна.
-Какая, если не секрет? - спросил Андрей, радуясь, что разговор пошел о картинах, ведь это была прекрасная тема для более длительного обмена словами, чем просто «здравствуйте - до свидания» и любуясь тонко очерченным профилем Галины.
-Вот эта! – и она повела его мимо стеклянных шкафов с дремлющими глазурованными статуэтками, деревянными масками под «Африку» и костяными нэцке к его собственной «Незнакомой двери».
-Прекрасная картина, - сказала Галина, слегка наклонив голову и разглядывая плотно, не зная, что смотрится в зеркало фантазии художника, видя в нем свой собственный образ. – Сразу видно, что автор не просто мастер изощренной техники, но и глубоко чувствующий человек, романтик, столько эмоций редко встретишь даже у классиков. - добавила она, и Андрей вдруг понял, что момент настал. Ему оставалось сказать Галине, что он и есть автор этой картины и все повернется другой стороной, знакомство состоится и скорее всего продолжится и …
И тут Галину окликнул мужской голос:
-Галочка, где же ты запропастилась? Мне удалось договориться, смотри, по вполне приемлемой цене…
К ним вальяжной походкой, раскачиваясь на ходу, шел высокий, слегка полноватый мужчина в дорогом костюме и модном галстуке, с папкой из крокодильей кожи в руках. Он обнял Галину одной рукой за талию, а второй показал в противоположный угол, где рабочие упаковывали в коробку дорогую, ручной работы, вазу для цветов.
-Прекрасно подойдет под цвет обоев и мебели.
-Хорошо, - ответила Галина, тоже обняв его за талию, - Кстати, знакомьтесь, это Константин, это Андрей.
Здоровяк кивнул, протянув пухлую руку с перстнями, и Андрей вяло пожал ее.
-Очень приятно, - вежливо сказал Константин, едва удостоив Андрея взглядом. – К сожалению, нам пора. – он посмотрел на «Ролекс», пустивший солнечный зайчик из-под манжета рубашки. – Дела, дела…
Не давая им опомниться. Он увлек Галину за собой и та лишь успела кивнуть на Андреево «до свиданья», и вот уже художник остался один среди картин и посетителей, медленно переходящих от одного полотна к другому, молча разглядывая золотые пылинки, кружащиеся в солнечных лучах. Мрачные северные тучи заполняли бескрайние просторы его души. Вдруг, почувствовав, что задыхается, он бросился к выходу.

Весь вечер Андрей не находил себе места, все падало у него из рук, наконец, он схватил чистый, натянутый на подрамник, загрунтованный белилами холст высотой с человеческий рост и принялся рисовать, щедро разбавляя краски маслом, чтобы они не высыхали. На следующий день он не появился ни на закрытии выставки, ни в академии, где были крайне удивлены. Он трудился самозабвенно, с короткими перерывами на сон, как давно уже не работал с тех пор, как будучи еще юношей, открыл для себя, что кисти и краски – это крылья, на которых он может путешествовать по вселенной. Он делал точный мазок за мазком, кисти порхали в его руках, холст оживал сочными красками. Время перестало существовать, минута сравнялась с часом, а каждый час был равен вечности. В пятницу Андрею позвонили домой из академии (он специально не ставил телефон в мастерскую, чтобы не отвлекали от работы), но не получив ответа, решили, что он умотал в очередную «вылазку на природу» и на всякий случай оформили задним числом отпуск за свой счет.
Рисуя, Андрей, сам того не замечая, разговаривал с собой. Множество раз он повторил вслух: «Я смогу, он смог и я смогу». Иногда он обращался к невидимому слушателю и читал ему сумбурную лекцию.
-Главное не форма,- многократно повторял он, - важнее содержание. Если передать точно содержание, то и форма впитает его и приобретет новый смысл. Нереальное станет реальным и смутное обретет ясность, обретет конкретные черты. Я знаю, что способен на это. Я должен сделать это…
На полотне он изобразил Галину, стоящую на морском берегу. Она была обнажена и делала шаг от моря навстречу зрителю. Ее влажная кожа блестела на солнце, он вырисовал каждую капельку. К лодыжкам прилипли песчинки. Волосами, свободно ниспадающими на плечи, играл ветер, грудь приподнята в такт шагу.
-Я сделаю это,- говорил Андрей, в сотый раз проводя кистью по одним и тем же местам полотна, углубляя тени, смягчая краски, насыщая где необходимо цвета. Свободной рукой он взъерошивал волосы, не замечая, что кисти рук были вымазаны краской. - И тогда мне не придется ее ни с кем делить.
-Она станет моей, - подчеркивал он, - ибо будет принадлежать мне по праву творца на свое творение. Она останется такой же, но теперь будет моею.
Пространство на полотне оживало вслед за фигурой Галины. Небо становилось все выше и прозрачней, в нем парили чайки, море за спиной девушки играло всеми оттенками голубого и зеленого, сквозь волны были видны темные очертания камней и бурые пятна водорослей. Песок под её ногами не был просто желтой простынею, он состоял из отдельных песчинок с вкраплениями камешков и ракушек, кое-где из него пробивались чахлые кустики сорной травы. Комбинируя свет и тень, он придал всему объем, в самой фигуре все выражало движение навстречу: изгиб рук, наклон корпуса, поворот головы, грациозный шаг левой ногой вперед. Он рисовал, чувствуя, что приближается к черте, за которой реальность теряется. И для Андрея уже было все равно, произойдет ли это на самом деле или только в его воспаленном сознании. Он был готов к тому, что Галина вот-вот сойдет с картины, прямо в его объятия.
Человек, взглянувший на картину, поразился бы ее реалистичности, почти фотографической точности. Но это не была фотография, застывшее мгновение. Нет, это был скорее слепок с фантазии, передающий ее мельчайшие черты. С первого взгляда он бы понял, что это был шедевр, великое творение, которое могло бы занять место в пантеоне величайших произведений искусства, и , может быть, даже возглавить его. Но сам Андрей не мог оценить этого. Он чувствовал неудовлетворенность своей работой, какой-то диссонанс, незавершенность композиции, мешающая исполнению его страстного желания.
Он ходил, бормоча, вокруг полотна, рассматривал ее под разными углами, так и эдак, и вот, когда его уставшее тело уже еле-еле боролось с усталостью, он вдруг понял.
-Пена,- сказал он.- Нужна пена и волны.
И он нарисовал за спиной женщины огромные волны, которые разбивались о берег, рождая потоки бурлящей пены. Пена появилась и на теле Галины, ее ноги утопали в ней. Рисуя, он слышал запах моря, свежего ветра и озона, а когда кисть прикасалась к обнаженному телу, он мог почувствовать, как оно упруго. Ему казалось, что теперь он слышит грохот волн и раскаты приближающейся грозы. Галина выходила из пены на берег и сама была частью этой пены и этого моря, и неба, прекрасная и загадочная, как все стихии, вместе взятые, Галатея и Афродита одновременно. Он любил ее, он обожал ее!
И чудо свершилось! Порыв ветра распахнул окно, заметались по комнате бумаги, опрокинулись баночки с красками. Сверкнула молния где-то за краем холста, и ударил гром. Андрей протянул руки и коснулся рук девушки, шагнувшей в мастерскую с холста, легко, не чувствуя не усталости, ни каких-либо сомнений, видя лишь ее карие глаза и потоки пены за ее спиной.
-О, художник,- сказала она просто, без приветствия.- Ты так полюбил меня, что любовь твоя птицей взмыла в небо и достучалась к тому, кто должен был услышать твой призыв. Так знай же, что и я, созданная тобой, теперь навеки твоя. Но мы не можем быть здесь, в твоем мире. Мы должны покинуть его и пойти в мой мир, маленькую часть которого ты видишь в рамке этого холста. Готов ли ты?
-Я готов, - ответил Андрей, не задумываясь.- Я мог бы пойти за тобой в любой из миров, настоящих или придуманных, если только мы будем вместе!
И, держась крепко за руки, они вошли в пространство холста и исчезли за его границами.

И грянул гром, и морские волны, обгоняя друг друга, ворвались в мастерскую, заливая ее массами воды и пены, портя холсты, круша мебель, смешивая краски, и выплеснулись в окна, испугав случайных прохожих, долго потом рассказывающих в кругу знакомых и близких о таинственном водопаде из окна первого этажа.
Наряд милиции, прибывший на место происшествия, нашел обстановку в мастерской в ужасно испорченном виде. Не удалось обнаружить ни следов художника, ни источник странного водоизвержения. Следователь, пожилой, видавший виды мужчина в форме, долго смотрел на мокрый, чудом уцелевший среди разбитых и поломанных вещей, чистый холст величиной с человеческий рост, застрявший в оконном проеме. В конце концов, он придумал вполне правдоподобную версию случившегося, которую и изложил в деле. Версия эта, как часто бывает, конечно же была далека от действительности, и не учитывала всех деталей, но теперь уже никому не было до нее никакого дела. Даже зеваки, и те в конце концов разошлись по домам, оставив мокрые внутренности покареженой мастерской просыхать под лучами горячего летнего солнца.

© Виталий Климух, 2008
Дата публикации: 03.09.2008 16:20:40
Просмотров: 2642

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.