Из этих сумасшедших дней
Марк Котлярский
Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни Объём: 9853 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
То есть, запомнилось мне многое, - - до мельчайших подробностей, - - но: вот этот эпизод врезался в память своей к и н е м а т о г р а ф и ч н о с т ь ю. Как будто кто-то невидимый заранее написал сценарий, сделал эту раскадровку и включил невидимые юпитеры, и: застрекотала камера, забегали невидимые помощники, фиксируя съемку, а на экране потом воспроизведено было изображение - - парк над рекой, вьющиеся змейками аккуратные дорожки, беседки в старо-русском стиле, сизо-мрачное небо и косой дождь, лупящий с размаху по редким, случайным прохожим. А потом камера ловит в свой объектив двоих, похоже, не особо торопящихся и не пытающихся укрыться под зонтом. Дождь лупит все сильнее, но эти двое продолжают медленно идти по парковой дорожке, лишь пристальнее вглядываясь друг в друга. Затем они наконец прячутся под кроной старого развесистого дерева, и он, обняв ее, целует. - Я люблю тебя, - шепчут губы. - Я люблю тебя, - повторяют губы. Падает, падает дождь, шелестит крона, покачиваясь под напором водяных струй. Двое стоят, обнявшись, и фоном, - медленно, нежно, - начинает звучать заэкранная музыка, вначале робко, стеснительно, затем все сильнее и сильнее, набирая обороты, уплывая ввысь, бросаясь в глубину. Звуки роятся встревоженно и томно, тревожат сердце, умащают душу и кажется, что ничего вокруг не остается, кроме этих звуков, и кажется, что само чувство - это звук; "из всех мелодий лишь любви музыка уступает, но и любовь - мелодия...". ...молюсь за тебя, за огромное сердце твое, за темперамент и страсть, за доброту и нежность, за лукавство и раздолбайство. Боже, услышь меня, пошли этой женщине смутное нежное счастье, воздай ей за муку ее, боль ее, преданность и страсть. ...пламя многоязыкое опаляло наши тела и души. И понял я: как бы я ни старался, выводя на свет свои "заскорузлые" мысли, как бы витиевато ни струилась моя строка, какое бы вдохновение ни бушевало в душе моей - - все это ерунда по сравнению с тем наслаждением, каковое (пардон за канцеляризм) я получаю, общаясь с тобой непосредственно; глядя в твои глубокие глаза, целуя твои изящные тоненькие пальчики, касаясь языком твоих сокровенных "зон" и ощущая, как горячая волна неги и любви пробегает по твоему телу. Но и не меньшее наслаждение - - молчать с тобой: идем ли мы вдоль "улиц шумных", лежим ли, отдыхая, - - - - и - - твоя голова покоится на моей руке; теплое твое дыхание касается моего лица; да и не молчание это вовсе, а сосредоточенный безмолвный разговор двух сердец, обмен радиоволнами, грустью и нежностью. ...мое обворожительное сокровище... ...Этот знакомый желанный жест: она смахивает каштановые пряди со лба, приподнимается, смотрит на меня влажным невидящим взором и снова припадает ко мне. Какая-то грубо крашенная квартира, бесцветные обои, телевизор "Горизонт" с тремя программами, раскладывающийся диван и обшарпанный шкаф. "Какое милые, сейчас тысячелетье на дворе?" А черт его знает. Здесь, в этой квартире, нет времени, здесь - без-временье, бес-просвет, бес-предел, то есть: предел, установленный бесом. Скачут бесенята, веселятся, визжат, бьют копытцами по оконным рамам, ворожат на голубом свету экрана - и - глуше становятся шаги, - тише, - суше, - топь поглощает окружающую среду, жизнь погружается в топь, вязкая топь; оторопь берет от всего, мир пропадает, закручивается в воронку, и остается лишь невыносимая легкость бытия. Несносная легкость бытия. ...она целует меня и говорит тихо-тихо, чтобы не услышали бесенята: - Любимый, как мне хорошо с тобой... Слова осыпаются звонкими монетами, палой листвой, каплями дождя, проносятся шелковым шелестом ветра. Она лежит обнаженная, ее узкое тело с бессильно опущенными вдоль тела от страсти руками напоминает изысканную сигару, и тут же - - - - я ловлю себя на мысли, что она напоминает серовскую Иду Рубинштейн - - - - такая же восхитительная угловатость, такие же огромные глаза, такие же тонкие очертания фигуры. Она снова шепчет: - Любимый, как мне хорошо с тобой, я не верю в чудеса, но эта ночь с тобой, под Новый год, кажется чудом... "Пора уже давно уяснить, - думаю я, - что Господь оберегает меня от мелких ничтожных связей, Он гонит их от меня прочь, Он отталкивает их от меня, и только тогда, когда есть шанс для высокого чувства, Он дарует его мне но не просто, как подарок или выигрыш в лотерею, нет, он испытывает меня этим чувством, как испытывал несчастного и все же великого в своей любви к Господу Иова... И я, покорный Ему, должен пройти через все тернии, потерять все, что было у меня, и снова обрести, сжечь за собой все мосты и навести новые, ощутить высоту падения и глубину подъема..." И снова - эта грубо крашенная квартира, бесцветные обои, телевизор "Горизонт" с тремя программами, раскладывающийся диван и обшарпанный шкаф. Не знаю, что на меня нашло, но, размахивая руками и разгуливая по комнате, я разражаюсь неожиданно нервным монологом. Впрочем, мне кажется, что я искренен и что стараюсь высказать все, что у меня лежит на душе. - Мне страшно думать о будущем, я не могу представить нас с тобой в железных тисках быта. Не знаю, понимаешь ли ты, о чем я вообще говорю? Мы из другого мира, наши отношения лежат совсем в другой плоскости, и что с ними делать, кому принести их в жертву? И вот, представь, человек, с которым ты близок, ест, потеет, икает, пукает, какает, некрасиво сморкается, плохо вытирает задницу, ковыряет в ушах, и ты вдруг замечаешь, что все это ты... замечаешь... что все это назойливо лезет в глаза... и запах пота... и ты не можешь не можешь себя пересилить... как с этим смириться... как жить с этим... и придет момент когда ты возненавидишь этого человека а может и нет не знаю Но про себя могу сказать: быт убивает меня, он высасывает из меня последние соки. "Иди вынеси мусор, иди помой посуду" - звучит для меня как бессрочный приговор суда. Но самое страшное, что я не могу ослушаться, я не Ротшильд и не содержу служанок, которые могли бы все это делать для меня. Я не ем на серебряном блюде и вышколенный лакей в белой манишке и шелковых перчатках не стоит за моей спиной За моей спиной - пустота, торричеллева пустота, пустота во мне, в моей душе, пустота неприспособленного к быту человека, человека, с которым нельзя жить, строить семью, растить детей. - К чему все это ты говоришь, - вдруг перебивает она стройное течение моего монолога, - Ты не хочешь, чтобы мы больше встречались? Она нервно подергивает плечиком и голая, сбросив с себя простыню, отправляется на кухню, закуривает и сидит, как нахохлившийся воробушек. - Что с тобой, малыш, что ты?.. - Я обдумываю то, что услышала от тебя сейчас. Ты хочешь сказать, что это наша последняя встреча? - Я ничего не хочу сказать. Я вообще не хочу думать о будущем. "О, если б мог сейчас я умереть! Счастливее я никогда не буду..." Шекспир, "Отелло". - Спасибо за информацию. - Пожалуйста, пользуйтесь, пока я жив. "О, если б мог сейчас я умереть! Счастливее я никогда не буду..." Лет десять назад вместе с шумной компанией я отправился на природу. Приятели как всегда начали делать шашлыки, шумно готовясь к застолью, а я отправился на берег речки. Вода стремительно несла свои хрустальные воды, касаясь пологого берега и подпирая высокий противоположный, на котором вяло покачивались вековые сосны. Солнце грело, но не жарко, и вдруг я задремал на какое-то мгновение и мне показалось, что я растворился в природе стал ее составной частью, неотъемлемым элементом. Но главное: - яркая мысль как вспышка магния вдруг мелькнула в мозгу, пронзив все мое существо - - "Вот так бы и умереть, растворясь в природе, став ее частью не сейчас и не здесь, но вот именно так..." То ли мысль это мелькнула, то ли голос какой-то проговорил, неспешно и веско, но когда я очнулся и посмотрел на часы, то понял, что не прошло и пяти минут. Странно: а мне показалось, что минула вечность... Нет-нет, вот еще что. Кусочек, фрагмент из Вирджинии Вульф, из знаменитой "Мисс Дэллоуэй": "...и никогда ему не решиться на окончательный шаг (хоть он ей искренне предан) - словом, вероятно, миссис Берджес права, и не лучше ли ей его позабыть и запомнить таким, каким он был в августе двадцать второго - тенью на меркнущем перекрестке, тающей, покуда уносится вдаль двуколка, и ее уносит, и она надежно стянута ремнями на заднем сиденье, и руки раскинуты, и тень уже тает, уже исчезает, а она кричит, что готова на все, на все, на все..." - Я так долго никому не говорила о любви, что уже не могу остановиться и мне хочется повторять тебе - люблю...люблю...люблю... Вот какие слова она мне шептала, какие шелковистые слова, и: душа моя летела, как среброкрылый меткий мотылек на яркое пламя; - - душа отделялась от тела, парила в воздухе, затем пикировала вниз, соединяясь с телом... и: все повторялось снова. "Если и есть рай на земле, то он возникает именно в эти минуты, когда душа возвращается в тело, и одушевленное тело наполняется безумным неземным блаженством..." В комнате по-прежнему темно, только мерцает телевизор "Горизонт", открывая для самому себе ведомые и неведомые горизонты - все программы давно уже закончились, и серебристая рябь бежит по экрану. - Ты спишь? - спрашивает она. Мы лежим, отдыхая после нескольких часов невыносимо сладостной любовной пытки. - Ты спишь? - повторяет она. - Не знаю, может быть, и сплю, - отвечаю я. - Не спи, - просит она, - обними меня крепко-крепко, осталось всего несколько часов до рассвета. Я обнимаю ее, потому что в этот момент мне не хочется думать, а хочется превратиться сплошное огромное чувство - - чувство, лишенное мысли, пожирающий пламень, неопределенную субстанцию. - Знаешь, - говорю я, - серьезно, "О, если б мог сейчас я умереть! Счастливее я никогда не буду..." - Не надо, - просит она, - не умирай... © Марк Котлярский, 2008 Дата публикации: 07.01.2008 18:12:03 Просмотров: 3773 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииМила Горина [2015-02-14 18:29:20]
Аякко Стамм [2008-01-10 21:11:34]
|