Сборник сонетов
Марина Чекина
|
Форма: Цикл стихов
Жанр: Западные формы Объём: 607 строк Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Сразу оговорюсь, у меня здесь собраны произведения, объединённые количеством строк (14). Система рифмовки – различная: и прибли-женная к романской классике и более отдалённая. Тематика также различна: от лирики и романтики – до сарказма. Зато не должно быть скучно. Я надеюсь… Я навожу порядок в мыслях, Ровняю слог, фильтрую речь. В календаре закрашу числа Таких нечастых наших встреч. Примусь варить, солить и печь! Начну с лапши, чтоб впредь не висла. Я, чтоб душа моя не кисла – Теперь костьми готова лечь! А безнадёжную мечту – Метлой под коврик замету. Никто, поверьте, не заметит. И не поймёт случайный гость, Что ты застрял, как в горле кость, Что ты – один на белом свете! * * * Полагают, что всё оплатили с лихвой, Остаётся расслабить уставшее тело, Но стихиям-то нет до курортников дела, И вдоль пляжей несётся прибой штормовой. И смывает бушующей пенной волной Всё, что к берегу, будто навек, прикипело, И в людском самомненьи, без дна и предела. Возникает внезапно пробел небольшой… И беспечный купальщик, на линии пляжа Ничего не узнает, смутится и даже Удивится, что смыло песок без следа. Я, конечно, сказав, не открою Америк, Что всю грязь после шторма выносит на берег. А чуть дальше – чиста и прозрачна вода. * * * Возможно, напрасно я строчками маюсь, И видано это давно многократно, И стоит ли тратить слова, повторяясь: Горящий фонарь, золотой, многоваттный, И ветви берёзы, висящие книзу, Облиственны ярким зелёным убором, От свежего ветра стучат по карнизу И бьются в стекло с непонятным укором. И чувство рождают – вины и обиды, Как будто меня обделили уютом… Как автопортреты несчастная Фрида*, Пишу, и пишу, и пишу почему-то Пейзаж городской, так привычно неброский, И жёлтые блики на листьях берёзки… * * * * Фрида Кало - мексиканская жудожница (1907-1954) * * * Чёрт знает, что всё время ночью снится! Бредятина, подобная угару… А, нет бы, съездить в Канны или в Ниццу, Под ручку прогуляться по бульвару… Хотя б во сне на чистом тёплом пляже Понежиться у ласкового моря… Так – всё, как в жизни, часто – даже гаже, Всё: маета, проблемы, боль и горе… Какие-то безрадостные лица – А, нет бы, хоть общеньем насладиться – Не тосковать без радости, без ласки, Не сомневаться в жизни "или-или" – Ну, прав был Маркс, чего б ни говорили! И бытие – сознанию указка! * * * Меня швырнули за борт, как балласт, И дали по рукам, чтоб не цеплялась. При помощи к ногам приросших ласт, Плыву теперь, хоть вдоволь нахлебалась. И судно – скрылось в море без следа, Ни жалости не зная, ни стесненья. А сколь горька забортная вода, Кто пробовал – поймёт без поясненья. Мне не протянут руки моряки – На них арест в чужом порту наложен. Они, как я, сгорают от тоски, Ожог души страшней ожога кожи… Одна лишь мысль, один лишь краткий миг – Такая боль: навзрыд, в надрыв, и в крик! * * * Мы же люди с тобою, а вовсе не боги, Потому-то в коленях сгибаются ноги – Без причины, подобно явлению "грогги", И волнуясь, всё время стою на пороге. Отвлекаюсь, хожу, подбиваю итоги, Попыталась читать – и застряла в "прологе"… Это не от ума – и не будьте так строги: Наша жизнь – далека, и весьма, от эклоги… Наши тропки кривы: то круты, то пологи, И не очень-то хочется прочь из берлоги. Хоть, наверное, хуже в казённом остроге – Но с самою собой – нелегки диалоги. И щемит неотвязное чувство тревоги, Если кто-то родной задержался в дороге. *** Кто-то тело любимой ласкал, Полускрытое шёлковой тканью. Кто-то полный тяжёлый бокал Поднимал, привлекая вниманье… Тот – срывался с насиженных скал, Улетал за положенной данью, Кто-то по полю рысью скакал За мятущейся трепетной ланью… Я, как старый седой аксакал, Отыскавший всё то, что искал, И уже завершивший исканья, Наблюдаю безносой оскал В искажающих бликах зеркал… И меня не обманет сверканье. * * * Мне оптимизм загнуться не даёт – А то уже терпеть не стало мочи… А стыд – не дым, но разъедает очи: За Родину, за правду, за народ. Стыжусь, что расчленённая страна Уходит с молотка. Что человека Швырнули вновь туда, в начало века Двадцатого. А дальше – тишина?... Когда-то на окраине у нас Был воздух свеж, и безмятежны ночи. А нынче пьянь всю ночь творит, что хочет – Того гляди раздастся трубный глас… А воздух за распахнутым окном То гарью пахнет, то, пардон, дерьмом… * * * Растворило февральских белил чистоту Акварелями марта, апреля и мая. В ярких пятнах гуаши – деревья в цвету, И разлив луговой, и прохладного гая Светотени, струящийся маслом восход, Краски осени – тоже, конечно же, масло. Неспокойное море, кипение вод – Это темпера, чтобы заря не угасла. В карандашных штрихах городской силуэт, Это сумерки в нём затемнили пространство, Чуть намечен сангиной – оконный просвет… Переменчивых средств – глубина постоянства. А на кончиках пальцев – пастели искусство – Я рисую любовное нежное чувство. * * * Порою, утомителен и даже Безрадостен, бесцветен и безлик Клочок родного русского пейзажа, Знакомого из жизни и из книг. Обычно это видится зимою: Белёсая равнина пред тобою. И лишь будылья многолетних трав Торчат, своею смертью смерть поправ. Избушки – кособокие старушки, Чернея, притулились у опушки И доживают свой печальный век. А чуть правей – ракита молодая, К стеклу ручья ветвями припадая, Торопит зимних дней унылый бег. * * * Фортуна слепо вертит колесо, Не всякому из рога так и прёт, Слетает непослушное лассо, Порою горьковат халявный мёд, А хлеб – он добывается в поту, Дорога не ровна, не широка. И не одну приходится версту Отмахивать для честного куска. Неси свой крест, свой камень, и ведро, Как девушка, держащая весло – Держи лопату, кисти иль перо: Чтобы хоть что-то путное росло, Необходим упорный, тяжкий труд, А сами – только сорняки растут… * * * Без углублённых исторических познаний Нам не освоить горельефы постамента. Лишь окунувшись в глубину воспоминаний – Осознаёшь большую значимость момента. Ту параллель меж наступившим веком новым, С весьма обычной, календарной, перспективой – И глубочайшим одиночеством Петровым. Но был момент, когда ещё все были живы… Ещё не сделаны ошибки Petro Primo, И для него не наступил момент расплаты. И впереди – далёкий век Екатерины, Всё нерушимо, и возможно, даже свято… Ну, а сегодня – это просто – "Медный Всадник", И, что намного приземлённей, "Катькин Садик"… * * * Желаний и стремлений круговерть... Успешные, напрасные потуги… Всё это возвращается на круги – Коротеньким и злым словечком: смерть… Перед её лицом простой монах Не ниже благородного владыки, Поскольку тлен и пепел столь безлики, У мёртвых нет различия в правах… И черви одинаково сосут Мозг мудреца и – жалкого кретина… И гуманист, и полная скотина – Различны меж собою – только тут… И лишь пока мы живы – в простоте Мы платим дань тщете и суете… * * * Нам слышится в журчании ручья И шум листвы, и звонкий детский лепет. А скульптора рука – игриво слепит Наяду, что печальна и ничья – Рыдает в голос, наполняя струи Нехарактерной терпкостью слезы… То горный голубь где-то заворкует, То принесёт дыхание грозы Далёкий гром. Вплетутся эти звуки В журчанье, словно речи – в разговор. Он вырвался из леса на простор – И Солнце в нём свои омыло руки. И ангел распахнул прозрачность крыл… Умолк ручей… Поэт уста открыл. * * * Болею… И на Крымском пляже Я распласталась на камнях. И о другом леченьи даже Не думаю. В горячих днях Я умудрилась простудиться – Лечусь контрастом: окунусь, И не на коечку в больницу – На камни жаркие ложусь. И сразу чую – помогает, Выходит хворь, свежеет дух, Вот я уже совсем другая: Легка, как тополиный пух. Метода, в общем, помогла – До наших дней – я дожила! * * * В прохладном и резком эфире – вздохнуть тяжело. Стекольщик-кудесник работу закончил свою: Меж нами и небом – молочное вставил стекло. Со взором – горе – в онемении странном стою. И надо идти, только ноги пристыли к земле, И жарко в груди, но в холодной испарине лоб. А мысли внезапно пришли о добре и о зле, Как будто с разбега влетела в глубокий сугроб… Зима утвердилась в ковровых дорожках снегов, И к их белизне ещё взор не настолько привык… Гляди: распахнулось пространство в проёме домов – И я, атеистка, язычницей стала на миг. Молюсь на висящие низко небес образа, И матовый солнечный лик, не слепящий глаза… * * * Зимы не люблю. Но бывают порой чудеса: Все ветви деревьев покрылись кристаллами льда. А то, что подёрнуты дымкой седой небеса, И солнышка нет, это, в общем, совсем не беда. За душу берёт несравненная эта краса, Я даже готова чуть-чуть потерпеть холода. Бывает красивее – только на листьях роса, И южною ночью летящая с неба звезда. А ветер затих и не дует во все паруса, И, кажется, даже – не давят, как прежде, года. Не знаю, надолго ли зимняя эта краса, И скоро ль опять зажурчит по асфальту вода? А нынче – у лиственниц – снова чарующий вид, И снег под ногами весьма ощутимо хрустит. * * * Есть в мире степень горя, о которой Не приведи, Господь, иметь понятие. Не бедность, не долги и кредиторы, И даже не тюрьма… Почти распятие… Лишающее жизненной опоры, Смещающее взгляд и восприятие. Когда пространства дали и просторы Подвергли искажению и сжатию. И сняли защищающие шоры, Представив мерзость мира, без изъятия… Не волею судьи и прокурора, А в виде вечной боли и проклятия. Ужаснее предательства и ссоры, Терзающее грудь немым укором… * * * В городах – зима такая – благодать: Подморозило, а снега – не видать. Пешеход вполне уверенно идёт, Потому что лишь местами – гололёд. Но природа-то измучена совсем Этим долгим, неоправданным теплом… То сигнал: набухли почки – подан всем, То внезапно приморозило… облом. И не может глубоко не огорчать Изнурение безрадостное нив, На которых – промерзания печать: Снег не лёг, озимых не предохранив… Мне бы радоваться, что от снега город чист!… Не могу, поскольку я – не эгоист! * * * Сейчас купить лекарства – не проблема, Конечно, могут "липой" ошарашить… Но если есть немереные "башли" – Неси эксперту. И таращись немо На результат нелепой экспертизы, Которую, по странному капризу – Не провели заранее – кто надо… А, в общем: жди, надейся, что не Ада Перед тобой разверзнутся ворота. И покупаем – с видом идиота, Всё больше всякой дряни – год от года: На то она и есть теперь – свобода… Но мы, друзья, всего вернее лечимся – Инъекцией тепла и человечности. * * * Как лёгкою пудрой старушка-кокетка Морщинки свои ненадёжно прикрыла – Такой вот снежок, невесомый и редкий, На землю улёгся, невинно и мило. Но столь ненавязчив налёт ухищрений, Воздушен и лёгок, хотя и уместен, Что видно следы улетевших мгновений, И явно нет места восторгам и лести. Но это ли выход, и смысл, и утеха, И будет ли лучше – не ведаю даже, Возможно, возникнет лишь повод для смеха, Коль сделать значительней слой макияжа?… А вот для земли, столь заждавшейся снега – На пользу пойдёт эта зимняя нега… * * * Когда не начинается зима – То под сомненьем и весны приход. И в голове, и в сердце кутерьма, Когда зима никак не настаёт. Раскисшая, размокшая земля Не принимает воду. И она С температурой около нуля – Днём в лужах, а ночами – ледяна. Берёзок голых бледные стволы, На первый взгляд, безжизненны вполне, И шансы тонких веток – так малы - Украсится листвою по весне. Всё, кажется, застыло и во мне. Но жизнь таится где-то в глубине. * * * Не передать мне степень облегченья, Не выразить, в стихах не описать, Ту радость, что сродни изнеможенью, Которую способен испытать. Ты веришь своему предназначенью И Господу возносишь исполать: На краткий срок – но прерваны мученья, И на душу нисходит благодать! Ты словно под Элизиевой сенью: Две девочки, их пёс, отец и мать – Всей кодлою – под вечер воскресенья, В конце концов – уходят погулять… И в тихой неге замирает дом: Ушли соседи выше этажом! *** Не холод, холодок – не по-январски… Гуляю, не спеша по тротуару, Вольготно полы распахнув по-барски. Хотелось бы пройтись с тобой на пару. Как было в ту далёкую эпоху, Когда мне «не смешна была походка», Моя. И было всё не так уж плохо, Но унеслись года, как миг короткий. А память – реагирует на запах: Опять дымком вокзальным потянуло. И сжало сердце в мягких, тёплых лапах, И всё внутри меня перевернуло… Как первые младенческие "ладушки", Как чтение стихов, берущих за душу… * * * Я истину не выложу в строку, И на вопрос не дам сейчас ответа. Узором итальянского сонета Всего лишь – вас немного развлеку. Случается такое на веку, Что грех не наложить отныне вето: И холодней зимы бывает лето, И не припасть к святому роднику. Не греет солнце – душу леденит, А на луну – завыть охота волком… Крошится мрамор, сыплется гранит… А я – бумагу пачкаю без толку – Меня влечёт загадочный магнит – Скачу вперёд, коню вцепившись в холку. * * * Нет места тишине в пучине наших дней: Сегодня – и любовь, тая в печальном лике Всей нежности запас, себя в безумном крике – Пытается продать… И ценник есть на ней… И в музыке – сто крат надрывней и слышней – Иерихонских труб, задёргавшихся в тике, Глас… И душа издать готова дикий Отчаяния стон, исполненный страстей. И кажется, простой, обычный разговор – Становится теперь – без крика – невозможен. Кричащий адвокат, кричащий прокурор… А у святых – в глазах – застыл немой укор… От этих странных глаз – дерёт мороз по коже, Их бессловесный крик – звучит с недавних пор… *** Грохочет этот мир. Его теперь Заполнили неистовые звуки... Прошу: возьмите сердце на поруки! Я, как флажками окружённый зверь. Величину шумов – её измерь, Поди – попробуй: вопли, грохот, стуки… В бессилии заламываю руки: О тишине – тягчайшей из потерь… Произошёл по фазе явный сдвиг, И лучшим вариантом: саундтреки… Где разума спокойный, светлый лик? Угас огонь души, сомкнулись веки… Так хочется самой сорваться в крик, И замолчать – теперь уже навеки… * * * Ах, право, царская забава: Места для градов выбирать… Тут, хоть налево – хоть направо – Копали рвы, мостили гать. Понятно – нужен выход к морю. Зато зима – сплошное горе! Чуть приморозит – и опять: Всех луж – увы – не расплескать! Вот лето Севера – красиво: "Карикатурой южных зим" – Предстало временам другим… А нынче было – всем на диво! А петербуржская зима – Вот наше "Горе от ума". * * * Я слушаю стихи, и валидол Тряся рукой, шукаю по карманам… И тереблю взволнованно подол, Хоть, кто из нас, несчастных, без изъяну?... И паутиной липкие слова Опутывают голову больную. Я слушаю стихи… А голова Идею замышляет озорную: Ещё одну минуту посижу, Послушаю стихи – такая малость… А после – спину залу покажу – В конце концов – ведь я не нанималась! Не поручить ли добрым докторам Установить диагноз – по стихам? * * * Смотрю сначала в облачные выси, Поверх глядящих под ноги голов, С охотничьим прищуром дикой рыси, Усиленным диоптрией очков. И понимая, что, по сути – мизер – Сегодняшний мой мысленный улов, На ниточку нанизываю бисер Податливо-послушных русских слов. Держа блокнотик в стиснутой руке, я Смотрю в окно на быструю грозу, И не даю душе стонать в тоске я – Согрею чашку чаю на газу, И с ней вернусь к написанной строке я… А, прочитав, пролью над ней слезу. * * * Любовь как уникальный божий дар С яичницей смешали постепенно. А ведь, покуда жив сердечный жар – И существует мир, святой и бренный. Но эта мысль не в моде в наши дни: Кругом расчёт и брачные контракты. А чувство, потрясению сродни, Низводят до простых животных актов. И нынешний вердикт врачей таков: Здоровый секс – для всех здоровяков – И утром – уходить без сожалений… А меж сердец натянутую нить – Легко болезнью духа объяснить – Чтоб избегать беспочвенных волнений! * * * Словно веер, испускающий свет, Словно гроздья золотых конфетти, Как Сваровского кристаллов букет, Прямо в небо, рассыпаясь, летит! Разноцветные даря огоньки, Всех эмоций и эпох – абсолют – Над мостами и просветом реки Льётся праздничный, гремящий салют! Петропавловка, Нева, Эрмитаж – Цвет меняют по веленью огней. Этот город удивительный наш В блеске ночи – с каждым мигом родней. И взметается опять веер вверх – Озаряет небеса фейерверк! * * * О душе пора подумать… Я и думаю. Не на тело ж мне расходовать усилия. Чтоб на то и на другое – в изобилии – Не такой большой располагаю суммою. Говорят, душа – бессмертная красавица – Тело бренное оставит – не поморщится, Приберёт его земелюшка-уборщица, А душа в свои скитания отправится. Ряд зубов уже до половины съела я, Как заезженная кляча престарелая, Но ещё в пороховницах что-то есть. И возможность кой-какой реализации Не сменю ни на какие ассигнации – Не велит моя ответственность и честь. * * * «Люди просят меня предсказывать будущее, а я хочу всего лишь предотвратить его» Рэй Бредбери Мы стабильности не видим на земле, Всё пытаемся, но случай не идёт… И опять Россия прячется во мгле, А могло бы быть совсем наоборот. Настроение давненько – на нуле, У любого, кто способен зрить вперёд. Только те, чьи интересы – на столе, Очевидного никак не разберёт. Дело сделано и сказаны слова: Мы попали в роковые жернова. Что нам светит – в перспективе и на днях? Перемелется, но будет ли мука – Тут никто не может знать наверняка – Может, просто: отпечатки на камнях… * * * Ах, август – многолик и переменчив, Как дама в пост-бальзаковских годах. Готовый разодеться в пух и прах, Немного по-осеннему застенчив. Сбиваются к полёту птичьи стаи, Подобно людям – в поисках тепла. А те, кто никуда не улетает, Тому и осень – пряна и мила. По скошенному рыжему газону Задумчиво фланируют вороны – Неспешны и несуетны шаги… А за стеной тумана – самолёты Натужливо гудят на низких нотах – Куда летят? – ведь не видать ни зги! * * * Я поняла важнейший из секретов, Загадок мира: в старости – болезни – Любого удовольствия полезней, Хоть и звучит парадоксально это! Как ни старайся, то одна болячка Тебе на шею сядет, то другая. Как ни трясись, здоровье сберегая – А с каждым годом разбухает пачка Анализов, рецептов, эпикризов… О двух концах, однако, эта палка: Когда ты чахнешь, сверху и до низу – То помирать – уже не очень жалко! А то б – на этот мир – не наглядеться! Но вот зачем же мы болеем в детстве? * * * Красивый домик в стиле классицизма: Пилястры в ряд, и цвета сочетанье. А в нём – возник оплот капитализма: Кафе и бар – и громкое названье. Здесь можно утолить и глад, и жажду, Дороги – в "Рим" ведут зимой и летом. И вспомнит нынче, видимо, не каждый, Что это – помещенье туалета! Здесь раньше можно было помочиться – И очень характерно, что – бесплатно. А к нынешней цене – не подступиться: Ни внутрь принять, ни выпустить обратно. И целый мир предстал глазам поэта Подобием кафе – из туалета… * * * Крепостнических лет обветшалый уют, За деревню страдающий пушкинский стих. Это классики нам позабыть не дают, Подтверждая бессмертность творений своих. Толпы маленьких, бедных, забитых людей – Через век – наводнили больную страну… И пока не сторонний агрессор-злодей – Это внутренний враг продолжает войну. А народ, с упоением малый кусок Принимает в обмен на свободу и честь… Позабыт прошловечный серьёзный урок. И опять тот, кто смел – собирается съесть. Видно так на роду предначертано нам: "Вот парадный подъезд. По торжественным дням..." * * * Я под боком сижу у водителя, И обзор у меня исключительный, Замечаю всё чётко и бдительно. Но товарищ – суровый и мнительный. Я прошу порулить осторожненько, Но водитель такой неуступчивый. То гаишник стращает, то боженька… На другого оформлена купчая. Нету в ней для меня разрешения: Порулить, газануть, притормаживать. Мне под страхом утрат и крушения, Всё кричат и кричат: Да, куда же вы?! И дорога – никак не спрямляется, И педали – не мной нажимаются… * * * В театре балета Марселя Дают постановку "Жизели". И мы торопились с тобою Билеты выискивать с бою. Но сели на рифы и мели, Не видеть нам гавань Марселя... И мы никуда не успели В субботу на прошлой неделе... В Марселе на самом-то деле – Растут марсианские ели… К чему же таращились вдаль мы? Нам всюду мерещились пальмы… Всё было так ясно и просто, Но мы заблудились в трёх соснах. * * * Идея про марсианские ели принадлежит моему сыну Александру. * * * © Марина Чекина, 2010 Дата публикации: 15.02.2010 02:10:21 Просмотров: 2745 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|