Выход

Олег Хмельниц

Форма: Рассказ
Жанр: Психоделическая проза
Объём: 11942 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Он был всегда и шел всегда. Существовать и идти было для него одним понятием. Он не помнил себя иначе, как двигающимся в этом белом сиянии - мире без ощутимых пределов и цели движения. Не было прошлого, не было будущего - только движение в настоящее. И тишина. При каждом шаге он проваливался в нечто, беззвучно хлюпающее и жадно засасывающее, болотистое. Остановиться, почему-то, желания не возникало. Ослепительное и белое охватывало его и пронизывало каждый нерв тонкими коготками. Слеп ли он? Глух? Он не знал. Да и определить не было возможности. Он просто шел...

* * *

- Ну-с, Верочка, что там у нас?
- Так, значит, - шорох страниц, - ...любил девушек и они его любили. Жизнь была переполнена и лопнула по швам реальности, сшитым на живую нитку неумехой иглокожим...
- Ладно, лапушка. Прервемся ненадолго? Я тут поблизости знаю милейший ресторанчик. Пальчики оближешь!
- Ну разве я могу вам в чем-нибудь отказать, Степан Васильевич, - тихий смех-колокольчик.

* * *

Что-то внезапно нарушило монотонность его привычного мира. Звук! Легкое, еле слышное потрескивание. Нежная рвущаяся паутинка вдруг проступила тонкими, жгуче-черными волосками трещинок. Треск становился все громче, послышался смех. Мир отваливался от сознания кусками старой штукатурки. Смех раздавался все громче, грохотал бурей в ущелье, сломанные крылья бабочки... "А ну-ка, еще укольчик..." - услышал вдруг он, и мир погас окончательно.
Четкость, форма, грани... У его кровати сидели двое - Толстый и Тонкий. Правда, еще был третий, сильно его беспокоивший, взъерошенный молодой человек. Несколько щетинистый, но милый, с холодными льдинками глаз убийцы. Ах! Это зеркало! Но те двое были отражениями совсем других понятий.
- Мы рады, что вы снова с нами - тихо прозвучал голос в голове. Говорил Тонкий. - Оставайтесь.
- Нет! - он кричал, - Не хочу! Холодный мир! Прочь!
Стены палаты слизнул любитель вишневого варенья, и он ушел.

* * *

Тяжелые шаги невидимых часовых по ступеням каррарского мрамора заставляли мягко дрожать стены древнего храма. Однако это не мешало двум мужчинам в тени колоннады вести непринужденную беседу. Меж колонн возник дверной проем, выпустил небрежно одетого молодого человека, и, с тихим хлопком, закрылся. Двое обернулись на звук и дружелюбно осклабились.
- Добро пожаловать, Иона! Как я рад, что Вы опять с нами, - сказал Тонкий, небрежно подбрасывая на ладони кожаный мешочек.
- Зачем вы здесь? Это мой бред! - злобно прохрипел Иона и, вытянув вперед руки с крючьями пальцев, стал медленно наступать на неразлучную пару.
- Вспомни, кто ты есть, и прекрати валять дурака! - вдруг неожиданным басом прогудел Толстый. Тонкий издал звук лопнувшей струны, и оба они прекратили быть.
- Я - это я, и нечего тут вспоминать! - уже в пустоту ответил Иона, и замолчал, пораженный неуместностью слов в воцарившейся вдруг тишине. Он шагнул вперед и что-то, с легким шорохом, заскользило прочь по холодному мраморному полу. Мешочек, оброненный Тонким, был теплый и живой на ощупь и, с тихим шелестом, распался лепестками черной розы. Лепестки тут же были подхвачены бесенком-ветерком и скрылись в кустах сирени. Остался лишь терпкий аромат в воздухе и серебряная монета на ладони. Потертая драхма с профилем богини в шлеме. Но это была совсем не Афина, а другая, юная и женственная, девочка-подросток, хитро подмигнувшая ему. Мгновенная резкая боль узнавания вырвалась из глубины его, изодранного противоречиями, мозга... В мире доминировал только один цвет - красный, колонны завертелись хороводом и сложились в римскую двенадцать... Тошнота крутила душу наизнанку... Тишина и темнота - спасение пришло...

* * *

- Ну не поил я его портвейном! Клянусь мамой!!
Скрипучий голос бутылочным штопором вытащил Иону на поверхность. Он открыл глаза, почти физически слыша, как скрипят его веки. Муть прояснилась. Он сидел в маленькой, похожей на купе, комнате. Грязное окно с выбитой форточкой допускало внутрь свет очередного мутного дня.
- Ну так ты водку с пивом мешал, - обвинительно пророкотал бас, - Гляди, как парня скрутило, алкаш ты мордатый!
- Где это я? - просипел Иона, наконец, разглядев четырех мужиков у дощатого стола, заставленного разнокалиберными бутылками и закуской.
- Ну, мил человек, ты даешь! - закрутил головой на тонкой шее неопределенного возраста ханыга. - Три дня, как пьем, а ты выпал тут на тюфячок, - он махнул рукой на заваленный ватниками лежак, - и дрыхнешь. А мы тут за тебя, значить, дом разбирай. Сам подрядился, а пить не умеешь!
При слове "пить" Иона почувствовал такую тошноту, что, видимо, совсем позеленел, так как его застольники с понимающим видом переглянулись.
- Мне бы выйти тут... - едва выдавил он из себя.
- Аа... Ну это направо по коридору. До самого конца. И смотри там, на пол не блевай, - сменил гнев на милость тонкошеий.
Выйдя в коридор и закрыв дверь, Иона почувствовал себя несколько лучше. Он стоял в длинном коридоре очень старого, ожидающего сноса, здания. Бывший дубовый паркет стоял дыбом. Кое-где дверные проемы чинно закрывали двери, но большинство комнат таращились, подобно старым черепам, пустыми коробками дверей на покинувший их мир. Из бытовки за его спиной доносился сытый шум и звяканье стекла. При мысли о том, что надо туда возвращаться, ему снова стало плохо. Повинуясь скорее зову возмущенного желудка, чем инстинкту, он потащился по коридору налево. Там виднелась дверь на лестницу. Рассохшиеся ступени под ногами верещали свой авангардный джаз весь спуск до входной двери, предлагая остаться и сыграть с ними еще. Последняя ступенька, в безнадежной попытке остановить его, выдала что-то из Колтрейна, но Иона не любил авангард и даже не обернулся. Он двинул вперед, одетую в драный дерматин, плиту двери и сделал шаг... В больничную палату...

* * *

Было светло и пусто, и стерильно чисто. В голове, впрочем, тоже. Он сидел на кровати в пижаме и, вот мучительное дежавю, перед ним сидели Тонкий и Толстый. Очень собою довольные. Толстый прямо сиял, как полированный заводной фрукт.
- С возвращением, мой юный друг, - несколько напыщенно начал Тонкий, - мы рады, что Вы снова с нами. И на этот раз - навсегда.
- Что было со мной? - спокойно, душевная пустота - хороший изолятор, спросил Иона.
- Умственное помешательство, а попросту - маниакально-психотическое состояние, вызванное депрессией и перебором внутрь медикаментов, - ответил Толстый, значительно подняв палец к потолку.
- Сумасшедшим быть не принято в нашем просвещенном, - Тонкий саркастически скривил губы, - обществе. Поэтому Вас, Иона мы лечили. И успешно. Взяли себе за моду - эти ваши улеты в сверхпространства. Делать в жизни нечего, что ли? Ну да ладно, это все в прошлом. Теперь Вы вполне нормальны и я, с легким сердцем, Вас выписываю из клиники. Как Ваше мнение, коллега? - повернулся он к Толстому. Тот неопределенно хмыкнул и зачем-то погладил свой объемистый животик.
- Вполне адекватен. Реакции в порядке. Так что - вперед, молодой человек, - и он хитро подмигнул Ионе.
- Я все же не понимаю, - задумчиво произнес Иона, - а как вы оказались в моих видениях? Вы, оба?
- Ах, это просто, юноша, - оживился Толстый, - Побочное явление глубокого гипноза и галлюцинофобных препаратов. Вы нас, конечно же, видели и перенесли в Ваши видения. Все очевидно, мой друг. Не напрягайтесь, Вам надо отдохнуть. Небось, уже дома заждались. Девушки разные звонят тут, понимаешь - он мечтательно закатил глазки. - Ах... так вот... берите вещички - и к ним. Живо! Живо! - и он замахал на Иону ручками. Тонкий - молчал.

* * *

Улица выдохнула на Иону ароматы поздней осени. Деловито шумел огромный город. Нет ему дела до жизненных перипетий особей отдельных, да и жителям его недосуг заметить хоть кого-нибудь, кроме себя. Так что для Ионы город был пустынен. Идти ему особенно было некуда. Холодок стал забираться под летний пиджак, ища местечко потеплее и мечтая немного согреться. Иона решительно пресек действия шустрика, запахнувшись поплотнее и сунув руки в карманы. В правом кармане пальцы наткнулись на что-то круглое и холодное.
Иона с недоумением подбрасывал на ладони потертую драхму с девочкой-богиней. Потом, широко размахнувшись, запустил монету в сторону облезлого сквера. Теперь он знал, куда идти.

* * *

Молодой человек заурядной наружности, отягощенный очками, тяжелой наследственностью и киевским происхождением, шел, запахнувшись в тощий пиджак, по неширокой улице в старой части города. Осенний ветер-шутник гонял армии сухих листьев каштанов и кленов на войну с дворником. Скребет метлы и эпитеты дворника - бывшего студента филфака, скрашивали тревожную тишину ожидания первого снега. Тревожного ожидания перемен. Пешеход поравнялся с серым, облезлым домом в три покинутых этажа и внимательно его осмотрел. Оставшись доволен осмотром, он решительно проплыл по сухим
листьям к двери.
- Куда?! - громкий клич дворника привлек его просвещенное внимание.
- Туда.
- Не велено! Не видишь, что ли? На снос стоит. Скоро сам развалится.
- Мне туда и надо.
- А ты кто такой умный?
- А я совсем не умный. Меня ведь с филологического из-за пьянок не выгоняли. - и оставив онемевшего надолго поэта-неудачника бороться с листьями, он чинно вошел в парадную дверь.
Стояла пыльная тишина. Даже ступени лестницы едва попискивали под его, все менее уверенными, шагами. Вот и знакомый коридор, но там, где должны были быть двери, висели картины в следах былого рамного великолепия.
Помятые и почти невидимые лица на картинах с немым осуждением глазели на него.
"Тебя давно не было видно. Все пренебрегаешь нами, рыцарь", - шепот, похожий на тихий скрип половиц под ногами убийцы, сочился ядом и каплями бил по темени, - "Рама давно ждет тебя. Хватит скитаться, присоединяйся".
Тот, кого назвали рыцарь, хмуро улыбнулся и медленно пошел по коридору, внимательно вглядываясь в картины. Вот Тонкий, в пудреном парике и мундире Тайного Советника с бриллиантовой звездой на перевязи. Тут же рядом - Толстый, как всегда ручки на животике и плотоядная улыбка, в герцогской мантии и короне. Множество знакомых и незнакомых лиц. Они нашли свое место в жизни и того же ожидали от него.
"Вы убиваете меня медленно, но верно, дамы и господа! Ваше терпеливое ожидание моего окостенения сводит на нет все усилия стать человеком. Раму для меня приготовили! Ведь вы давно уже не состоялись, независимо от жизней вами прожитых. А Вы, миледи", - он повернулся к портрету молодой англичанки, с античным профилем и надменным взглядом, восседающей на вороном жеребце, - "Что Вы от меня ожидаете? Ведь видите идеально подходящую Вам особь, только смотрясь в зеркало. Ваше эго способно поглотить Англию с Шотландией в придачу." Она ничего не ответила, развернула коня и, пустив его рысью, ускакала по вылизанному поколениями рабов парку. Из-под копыт полетела земля на ломаный паркет коридора. Послышался возмущенный ропот...
"Я так от вас устал! Я никогда не буду вами! Проклинаю тот день, когда попал под ваш каток. Мне душно в этом коридоре серых будней. Пошли вы все вон, хозяева жизни!"
Возмущенный гул перерос в рев, портреты качались на стенах и весь дом сотрясался в спазмах невиданного в этих краях землетрясения. Дверь на лестницу захлопнулась с явным намерением не открываться никогда.
Вдруг, посреди этого бедлама, теплое, дружелюбное касание... Друг?! Разве у него есть друг? "Пошли со мной, рыцарь. Тебе нечего делать здесь" - нежный голос-колокольчик, земляника в сметане, беззаботное детство. Как опишешь это стремление уйти из остановившегося и утонувшего в болоте мира?
"Вселенная - это ты, рыцарь. В душе твоей хранятся все ключи к ней. Еще есть только я, да и то благодаря тебе. Ты узнал меня? Я - твое сохранившееся детство, твой не заболоченный мир. Я существую, пока ты этого хочешь. Иди же!"
"Закрой глаза, человек!" - сияющая точка растет быстрыми толчками пульса - "Ты внутри - и ты везде..." Картины рассыпались в прах, открыв двери, и тот, кто был раньше очками и происхождением, спокойно шагнул в одну из них.

© Олег Хмельниц, 2008
Дата публикации: 04.07.2008 18:00:05
Просмотров: 2772

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Николай Бельжин [2008-07-04 20:18:51]

Трудна дорога жизни. Много на ней колдобин, ям, немало и вершин. Идёт эта дорога из далёкого прошлого в далёкое будущее. Самые опасные места дороги – выходы на иные пути. Свернёшь в такой выход и пропадёшь без остатка, потому что нет тебе там места. И только тихий голос из детства, тихий голос самого детства не позволяет человеку сбиться с дороги. Как это верно, Олег. Как это верно.
Кстати, в середине Вашего рассказа есть повторение. По-моему, это чисто технический брак. Там где – дверной проём выпустил молодого человека.

Ответить