Свершилось

Глеб Диков

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 4936 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Как все-таки это было романтично, держать ее за руки! Потом пальцы разжались, и мы просто соприкасались ладонями. Затем стали прикасаться друг к другу только кончиками пальцев. И, наконец, наступает момент, когда прикосновения не несут в себе той тайны, того желания. И так, начиная со сплетения пальцами, до нахождения в разных комнатах, с ощущением полного безразличия. Скажите мне, счастье не может быть вечным?

Она кричит с кухни, «Ужинать будешь?», я в ответ коротко, «Угу!», стук ложек об посуду, под гробовое молчание, и опять по углам, как боксеры в перерывах между раундами. Даже на ссоры нет сил и желания.

Стандартное супружеское ложе, состоит из двуспальной кровати, и двух ночных светильников с разных сторон. Она читает женский детектив, я спортивную периодику. Кто-то первым выключает свет, и ворочается с намеком на то, что свет с той стороны мешает уснуть. И тогда наступает темнота! Мы спим спина к спине. И ничего уже не будет меняться. Ее раздражает мой храп, меня ее ночная шапочка.

Лежу в темноте, и думаю о наших прикосновениях. Вспоминаю ее приятно щекотные касания к моей шее, и о том, как я любил целовать ее в уголок губ, слегка прикусив их полноту и сочность. Воспоминания до сих пор волнительны, но дотронутся до нее, не решаюсь. Не решаюсь потому, что могу услышать цыканье, раздраженный вздох, почувствовать одергивание одеялом. Не решаюсь, но рука все равно ползет за спину, и застывает там, как зверь в засаде, готовый к прыжку. В этом положении привычка. Оно привычно так же, как одеколон на день рождения, шерстяной свитер на новый год, и импровизированный театр «счастливая семья на гастролях», в гостях у друзей. А когда-то мы вместе читали книги. Подумать только – вслух! В два голоса, при стеариновой свече, специально выключив свет.

Мне снилось: мы умерли оба,
Лежим с успокоенным взглядом,
Два белые, белые гроба
Поставлены рядом.

Какой колдовской ритуал мы совершали? Об этом нельзя было говорить в присутствии даже близких людей. Это была наша тайна! И сидя на полу, у огарка, дающего тусклый свет, соприкасаясь лбами, мы по очереди выхватывали друг у друга затертый, невзрачно-серый томик Гумилева для того, что бы жадно ловить шепот любимого человека!

Когда мы сказали - довольно?
Давно ли, и что это значит?
Но странно, что сердцу не больно,
Что сердце не плачет.

Это было любимым! Странное стихотворение, объединяющее нас, и одновременно пророческое, о том, что сделает нас чужими. Я хочу спросить у нее: «Что произошло?», но не спрашиваю. Мне страшно, потому что я знаю правду. Я знаю, каким будет ответ. Это происходило на моих глазах, и я помню почти каждую минуту. Сначала меняется взгляд, и мы не так жадно вслушиваемся в биения сердец, затем мы почти не говорим друг с другом, и затертый томик бережно становится на почетное место в книжном шкафу. Его гордый профиль похожий на ребенка, которого родители держат за руки, безразлично смотрит на нашу жизнь, находясь между Диккенсом и Бремом, и мы, не понимая зачем, храним его бережней, чем те вечера, чем тусклый отсвет огарка, чем тот шепот.

Бессильные чувства так странны,
Застывшие мысли так ясны,
И губы твои не желанны,
Хоть вечно прекрасны.

Почему-то я вспомнил тот день, когда мы покупали наш первый диван. Он был песочного цвета. С небывалыми голубыми цветами, и мы купили его, не смотря на то, что он никак не вписывался в интерьер. Ничем не выдающие утреннего опохмела грузчики, занесли его в квартиру, и она плясала вокруг них, опасаясь, что они обдерут новую вещь об дверной косяк, требовала, чтобы они лучше закрутили все болты, и после, на кухне, даже дернула с ними по рюмочке, за обновку. Когда они ушли, она, раскрасневшаяся и счастливая, вбежала в комнату, и упала на новый диван, оттеснив меня к краю и рассыпав волосы по моим коленям. Так она и уснула в тот день, а я, боясь пошевелиться, весь вечер сидел, перебирая пальцами ее волосы и наслаждаясь ее мечтательной улыбкой. Тогда казалось, что все только начинается. А это был просто диван. Сейчас он стоит в моем гараже, усыпанный, как веснушками, масляными пятнами, и цветы, выгорев, уже давно потеряли свой первоначальный цвет.

Я лежу на боку, изучая отсвет от уличных фонарей, рисующий замысловатые узоры от тюлевой занавески на потолке. Левая рука, согнута в локте и поддерживает мою голову, а правая - «зверь в засаде». Так проходит уже не первая ночь, и я пытаюсь понять, что же мы сделали неправильно, и почему стало так пресно жить. Куда исчез ее восторженный взгляд, и мое желание писать стихи. И почему мне страшно от мысли, что меня разлюбили.

Я вздыхаю, и ладонью правой руки чувствую тепло ее прикосновения. Мы лежим спина к спине, переплетая пальцы рук, молча, не включая свет.

- Не спишь? – спрашивает она.
- Нет! – отвечаю я, и, боясь потерять эту тонкую нить, говорю – А ты помнишь это?:

Свершилось: мы умерли оба,
Лежим с успокоенным взглядом,
Два белые, белые гроба
Поставлены рядом.

© Глеб Диков, 2008
Дата публикации: 04.11.2008 16:45:25
Просмотров: 2836

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Виктор Борисов [2009-02-17 18:54:36]

Странно.
И ни одного отклика.
Можно долго рассказывать об угасании чувств, как у Толстого в Карениной, а можно как у вас, и получилось так же убедительно.
Потрясающе.

Ответить