Альтернатива

Данил Кранчев

Форма: Рассказ
Жанр: Фантастика
Объём: 18844 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

I
13 января 1945 года аспирант Курт Штрауc пришёл в дом своего научного руководителя профессора физики Дрезденского университета Йохана Янсена, где в подвале была оборудована лаборатория, служившая также местом совещаний и совместных чаепитий для двух учёных.
Посреди комнаты возвышалась большая металлическая кабина, опутанная паутиной проводов, с большим пультом со множестовом лампочек, регуляторов и тумблеров.
- Вы всегда выставляете таймер на 18:00, Курт? - спросил профессор.
- Конечно, ведь это один из ключевых моментов эксперимента, - отозвался Штрауc, - только в этом случае мы будем знать, что в кабине именно та мышь, которая была отправлена нами из будущего.
- В таком случае у нас вами есть ещё четверть часа.
- Чем предложите нам скрасить томительное ожидание, профессор? - поинтересовался Курт.
- Может быть, по традиции начнём сначала с местных новостей? - предложил Янсен Штраусу, уже державшему развёрнутый свежий номер Дрезденер Анцайгер.
- Вы знали, профессор, что на одной улице с вами жила старушка-мультимиллионерша, которая сама знать-не знала о своём богатстве? -спросил Курт.
Видя явную заинтересованность профессора, Курт процитировал:
- После кончины почтенной фрау Хауптштадт, проживавшей на Альбрехтштрассе - 17, при подготовке похорон, под полом был случайно найден тайник, содержащий старинные золотые монеты. По оценкам чиновников муниципалитета стоимость клада составляет около двадцати миллионов рейхсмарок.
- Как думаете, профессор, может эта сумма хоть как то утешить родственников? - немного цинично поинтересовался Курт.
- Я неплохо знал бедную фрау Хауптштадт, - отозвался профессор, - у неё, насколько мне известно, не было родственников, так что клад должен целиком уйти государству.
- Полагаю, что на такую сумму наследства родственники найдутся обязательно. Ещё и передерутся друг с другом.
- Пожалуй Вы правы. Да и нашему государству, похоже, даже эта сумма уже не поможет. Кстати, что там на фронте, Курт?
- Смею предположить, что такими темпами русские придут сюда первыми, герр профессор, осталось от силы два-три месяца - ответил Курт с горькой усмешкой.
- Как Вы думаете, коллега, - задумчиво произнёс профессор, доставая с полки и открывая коробку с дорогими гаванскими сигарами, - что, всё-таки, в нашей истории пошло не так?
- Ума не приложу, профессор. Ведь ещё недавно всё вокруг казалось таким устойчивым и, даже, я бы сказал, незыблемым. Победы такими значитильными, а поражения, наоборот, временными и совсем никого не пугали.
- Пожалуй это наглядный пример того, как количество переходит в качество, если ему долго не придавать должного значения. Впрочем, знаете, Курт, я думаю, что что-то не так пошло задолго до того, как началась война. Я бы даже сказал, что не так что-то пошло ещё до того как началась предыдущая война. - сказал Янсен, протягивая коробку с сигарами - и, кстати, не хотите ли сигару?
- Всё таки решились открыть последнюю? - спросил Курт, устриаваясь в кресле поудобнее и предвкушая удовольствие от сигар, ставших диковинным дефицитом ещё пару лет назад.
- Планировал открыть перед самым финалом. Ведь когда придут солдаты, всё равно скурят все. Сейчас, как мне кажется, самое время начать пачку.
- И всё таки хотелось бы услышать Ваше мнение, профессор.
- Полагаю, что концепция империи, выбранная для территорий, населённых германцами, была ошибочна изначально. - ответил Янсен, - в самом деле, территории от Одера до Северного моря и от Альп до Балтийского моря более тысячи лет развивались как совокупность отдельных королевств и княжеств. Это был феномен содружества мини-государств, которые не столько враждовали, сколько договаривались друг с другом.
- Что же было общего между ними? - спросил Штраус. Ведь как мы знаем ни религия, ни язык эти территории не объединяли: на севере преобладал протестантизм, а на юге наоборот католичество, на севере - одни диалекты, на юге - другие. И что по вашему могло сплотить эти территории, как не твёрдая рука императора?
- Рад, что Вы, по крайней мере, не упомянули про сильную руку фюрера, Курт, усмехнулся Янсен. - А что касается германских территорий, не думаете ли Вы, что их и не надо было сплачивать более, нежели они и так были сплочены?
- Что Вы имеете ввиду? - недоумевающе пыхнул сигарой Курт.
- То, что сообщество германских королевств уже и было почти готовой конфедерацией! - Янсен произнёс последнее слово с особой интонацией, сочетавшей в себе торжественное благоговение и восторг.
- Вы имеете ввиду конфедерацию по типу Швейцарии? - задумчиво выпуская тонкую струйку дыма, поинтересовался Курт.
- Вот именно! - ответил профессор.
- Но, если уж проводить аналогии со Швейцарией, то в Германии больше разделяющих фактров, нежели объединяющих - возразил Штраус, - возьмём хотя-бы разные языки - ведь фактически диалекты, на которых говорят на Юге настолько отличаются от северных, что любой мало-мальски добросовестный лингвист скажет вам, что речь идёт о разных языках.
- Кому вы рассказываете, Курт? Когда я навещаю своих родителей во Фризланде, то порой и сам бываю неприятно удивлён тем, насколько я начинаю забывать язык, на котором говорил с самого раннего детства. При этом мне все говорят, что у меня появился южный акцент. Скажу Вам больше, Курт, если уж добросовестно делить Германию по языкам, то насчитаем, как минимум, три:
верхненемецкий на юге, восточный и западный нижненемецкий на севере. Это не считая центральных регионов, чей язык представляет собой переходную форму между врхне- и нижненемецкими языками, при этом мало понятен как на севере, так и на юге.
- Мне ли не знать, профессор! - моя жена из Берлина, и когда мы с ней навещаем её родителей, я не понимаю и половины из того, что они говорят на своём берлинском диалекте. Однако, мы отвлеклись от нашей дискуссии, хотя и выяснили, что за языковые различия нам и перед швейцарцами было бы не стыдно. Так что я, честно сказать, не представляю, что могло бы объединить до появления империи столь различные земли Германии.
- Рыцарство, - неожиданно сказал профессор.
- Рыцарство? - недоумённо закашлялся дымом Штраус.
- Да, Рыцарство, а точнее, рыцарские идеалы, которые были стержнем мировоззрения на протяжении всей полуторатысячелетней истории Германских корлевств, с их феодальным укладом. Именно образ рыцаря для выходцев из всех сословий был воплощением правильного образа жизни, следующего и христианским ценностям, и древним идеалам благородного воина, воспетого ещё в скандинавских сагах, а следовательно, олицетворяющего связь с предками. Я скажу вам больше: именно идеалы рыцарства и феодальный уклад жизни создали европейское общество таким, каким мы его знаем.
В этом обществе каждый человек привязан к своему городу или деревне и к своему сословию, а потому хоть и ограничен этими рамками, но имеет то преимущество, что строит свою жизнь в привычном и хорошо знакомом ему мирке, где критерии благополучия и соответстия социальным стандартам намного скромнее, чем в столице, а следовательно намного более достижимы. При этом процветание каждого на своём месте в сумме приводило к процветанию всего общества. Что же касается крупного капиталла, который пришёл на смену феодализму, то он заменил умеренное благополоучие многих неограниченным процветанием немногих. Так что, если Германии нужна великая миссия, то для этой цели гораздо лучше подошло бы сохранение рыцарских идеалов и традиционного уклада жизни, нежели создание империи.
- С чем я соглашусь, профессор, так это с тем, что черезмерная централизация приносит обществу явный вред. Из-за излишней централизации отовсюду в несколько крупных промышленных центров неограниченно стекаются все ресурсы - и материальные, и человеческие. Потому и умирает деревня: все маломальски толковые люди считают критерием своей успешности перезд в города, а оттуда в крупные города или вообще за границу. А ведь именно деревня - основа нашей культуры.
- Я бы взял шире, дорогой Курт, из-за централизации государств наша патриархальная старушка Европа начинает превращаться в кладбище народов и языков. Вместо гражданина, который гордится своей деревней или городком, откуда пошли все его корни, государство воспитывает в нас гордость за выдуманную большую нацию, к которой никого особо не спросив,стали причислять выходцев из тех же провинциальных городков и деревень, имеющих между тем, свою славную историю. Вместо изучения и развития своего родного языка, гражданин империи вынужден изучать официальный язык империи, который окружает его повсюду: в школе, в колледже или университете, на работе, в кино.
- И вы считаете, что ситуацию спасла бы конфедерация?
- Я считаю, что конфедерация это тот строй, который спсобен сохранить как традиционный уклад жизни, так и разнообразие языков и народов. Причём Германия в доимперский период подходила для этого как нельзя лучше. Стоило только заменить короля или герцога на городской совет и получим в готовом виде управляемый народным собранием кантон.
- А как же вопросы войны и мира? Разве не требуется централизация для объединения усилий всех территорий государства, чтобы надёжно защищать и границы, и интересы государства за его пределами?
- Ну, куда завело нас превратное представление об интересах государства, мы можем наблюдать теперь воочию. Может быть потому что мы отстаивали всеми силами интересы государства, забывая об интересах народов, населявших это государство? Действтельно ли нужны были простому народу колонии на Кубе или на островах Палау в Тихом океане?
- Соглашусь, что это было от отстуствия чувства меры. Но что вы скажете про Гданьск или Северный Шлезвиг? Ведь это были исконные территории, населённые немцами, которые нагло отобрали наши противники.
- Позвольте напомнить, коллега, что привело Германию к потере этих территориий не что иное, как активное участие в первой мировой войне. Войне, которая велась за очередной передел мира между так называемыми великими державами. А теперь позвольте спросить: Что же потеряла Швейцария в этой войне? Ничего! Ни одного квадратного километра! Но почему? Может быть потому, что она и не претендовала ни на один квадратный километр своих соседей? А может быть это из-за того, что Швейцария не имея имперских амбиций, не делала таких больших ставок, а потому и не несла особых убытков.
В этот момент на пульте ярко загарелась зелёная лампочка и на три секунды комнату заполнил громкий гудящий сигнал динамика. Янсен и Штраус одновременно подскочили к кабине и отворили дверь. Посреди кабины на лабораторном столе сидела, испуганно озираясь и попискивая, белая мышь.

II
Спустя ровно месяц, 13 февраля, профессор ждал Штрауса в лаборатории, когда
на улице взревела сирена воздушной тревоги. Поначалу профессор не придал ей значения: вероятность пострадать от авиаудара в Дрездене и в самый разгар войны была ничтожна, а сейчас, когда уже всё предрешено, а Дрезден как был, так и остался невоенным городом, она, казалось, вообще стремится к нулю, а сама сирена была реакцией служб ПВО на случайно заблудившийся американский самолёт.
За всю войну Дрезден бомбили лишь дважды: осенью 1944-го, когда было повреждено только несколько зданий и в январе 1945-го, когда бомбили железнодорожную станцию где-то на окраине. По сути в самом городе бомбить было нечего, потому что все стратегические объекты находились в пригородных районах. Поэтому никто, включая профессора Янсена не ожидал ничего опасного и на этот раз. Одно беспокоило его: последний эксперимент на мышах закончился неудачей: мышь так и не появилась в кабине. Учитывая, что весь последний месяц каждые три дня они с Штраусом закладывали в кабину мышь, и эта мышь появлялась в кабине за день до этого ровно в 18:00, это вряд ли могло означать технический сбой. Скорее всего это означало, что завтра никто не запустит мышь в прошлое.
Вдруг в подвале погас свет. В потёмках профессор, щёлкая зажигалкой зажёг припасённые на подобный случай свечи. Эксперименту это помешать не могло: гудевший в углу генератор исправно снабжал установку электроэнергией.
Внезапно грохочущий гул, всё нарастая, приблизился к дому профессора настолько, что его самого оглушило, затем сбило с ног, всё здание сторясло так, что казалось, оно вот-вот развалится.
Тут в подвал влетел Штраус с расширившимися от ужаса глазами, весь в саже и копоти.
- Профессор, там снаружи настоящий ад: весь город горит, по улицам несутся огненные смерчи, и, похоже, что бомбы начинены каким то горючим веществом, судя по ярко-зелёному цвету пламени, на основе фосфора.
В этот момент грохот обрушился на учёных, дом содрогнулся ещё сильнее, и к гулу взрывов, доносившемуся сверху прибавился ещё и треск пожирающего дом профессора пламени.
С минуту учёные стояли пригнувшись и обхватив голову руками, боясь, что вот-вот обрушится потолок, но тут по ступеням в подвал начала медленно сползать какая-то огненная масса, воспламеняя деревянную обивку стен и наполняя весь подвал едким дымом.
Внезапно опомнившись, Янсен крикнул:
- Курт, отсюда нет выхода, мы не сможем здесь продержаться и десяти минут, а через полчаса от всего, что здесь находится, останется только пепел. У нас есть только один выход.
С этими словами он распахнул дверь аппарата:
- Заходите, а я поставлю таймер.
Когда учёные зашли в аппарат, динамик начал отсчёт секунд до запуска прерывистыми гудками, а к гулу ревущего в доме пламени прибавился гул создаваемого аппаратом магнитного поля. Спустя три минуты гул аппарата заглушил все звуки вокруг. Внезапно кабину озарила синеватая вспышка, после чего электрический гул прекратился, но в подвале тише не стало, потому что гул и треск бушующего наверху пламени поглотили все прочие звуки.
В эту секунду всё потонуло в грохоте рухнувшего потолка.
Через полчаса, как и предсказывал профессор, на месте подвала осталась только покрытая дымящимся пеплом яма, полузаваленная обугленными балками и метллическими обломками, опутанными обожжённой проволокой - всё, что осталось от лаборатории профессора Янсена.
Это была лишь одна из страниц трагической летописи бомбардировки англо-американскими войсками мирного города Дрездена, когда весь центр города был выжжен до тла, и погибли десятки тысяч горожан, беженцев и раненых солдат в сожжённых госпиталях.

III
13 февраля 1929 года ранним утром из подвала дома профессора Янсена на Альбрехтштрассе очень осторожно, стараясь не шуметь, выбрались два человека. Ранним утром они прошли по улицам города, остановившись в дешёвой гостинице на окраине.
На следующий день, один из них прибыл на извозчике на Альбрехтштрассе - 17 и, представившись Карлом Штоссом, предложил владелице этого начавшего ветшать дома фрау Хауптштадт весьма выгодную по тем временам сумму - пять тысяч рейхсмарок. В тот же день оформили сделку.
Через пару недель новый владелец дома продал его за сумму втрое меньшую чем та, за которую его купил.
Соседи потом долго ещё судачили о том, что за эти две недели к дому несколько раз по ночам подъезжали инкассаторские машины, в которые грузили какие то ящики.
Через месяц в Берлине заговорили о новой политической партии - Партии Германской Конфедерции.
Основными идеями партии были мир, конфедеративное устройство Германии, экономическая стабильность, нейтралитет, а главное - сохранение национального и культурного своеобразия и экономческих особенностей регионов.
Щедрое спонсирование руководством партии пропагандистской компании дало свои плоды: в сентябре 1930 года на выборах в Рейхстаг за новую партию проголосовали все сельскохозяйствнные регионы и половина промышленных.
Таким образом, получив большинство голосов в Рейхстаге, Партия Германской Конфедерации возглавила Вторую большую коалицию, куда помимо неё вошли СДПГ, Германская партия центра и Баварская народная партия. Поскольку новая партия стала ведущей политической силой Веймарской республики, рейхспрезиденту фон Гинденбургу ничего не оставалось, как назначить её основателя и руководителя Йена Янса рейхскацлером Германии.
Молодчики из НСДАП пытались было вернуть политическое влияние терором и разжиганием массовых протестов, но поскольку большинство консервативно настроенного населения сочувствовало идеи конфедерации, политическая активность нацистов сошла на нет за пределами Берлина, и в 1932 году на выборах рейхспрезидента НСДАП участвовало только номинально. Как все и ожидали, новым президентом стал Карл Штосс, соратник и правая рука Йена Янса.
После этого разочаровавшийся в политике Адольф Гитлер вышел из НСДАП и всецело посвятил себя живописи.
В том же году по инициативе Президента был проведён всенародный референдум, на котором большинство выбрало переход Германии к конфедеративной форме государственного устройства.

IV
Спустя двадцать лет экскурсовод Музея истории польского города Гданьска, стремясь привлечь внимание уставших посетителей, придал несколько неожиданный поворот своей лекции, упомянув в ней альтернативные версии истории, которые в то время активно развивали писатели-фантасты:
- Учёные-историки и фантасты-альтернативщики до сих пор спорят о том, что было бы, если бы эти две выдающиеся в истории Германии личности не поднялись бы над имперскими стереотипами и не помогли возвыситься над ними всему германскому обществу. Некоторые утверждают, что германский нацизм сделал бы Вторую Мировую Войну намного более долгой и кровпролитной, потому что научный и промышленный потенциал Германии многократно усилил бы союз фашистских Италии, Испании и Румынии, а так же захваченной ими Франции и позднее принуждённых к союзу Венгрии и Болгарии. В таком случае география войны не ограничилась бы только оккупацией Бельгии и Югославии, разделом Чехословакии и вторжением в Польшу. Война могла бы перекинуться на просторы Советского Союза, Скандинавских стран и даже Африки. Морские же сражения не ограничивались бы только Средиземным морем, а проходили бы и в Атлантике, и в Балтийском море, и даже в Северном Ледовитом океане. Сколько миллионов людей и сколько стран были бы втянуты в такую мясорубку трудно даже представить, как трудно представить и то, насколько изменился бы мир в таком случае. Американская экономика, например, едва оправившаяся от Великой депрессии могла бы и не потянуть войну на два фронта, ведь наряду с ведением войны с Японией, ей почти наверняка предстояло бы противостоять фашизму в Европе.
- Оставим же фантастам их фантазии и взглянем на карту мирной послевоенной Европы, где наряду с Германо-Швейцарской Конфедерацией, образованной для противостояния фашистскому натиску, мы видим окаймляющую её с запада и с юга цепочку Англо-европейских штатов, охвативших, по мудрому замыслу Черчилля, территорию бывших некогда фашистскими Франции и Бельгии, Испании и Италии, а так же Югославии, Румынии, Болгарии и Венгрии. На востоке эта цепочка некогда фашистких и воинственных, а ныне демократических и мирных территорий, управляемых из Лондона, смыкается с верным союзником Британии - Польско-Чехословацкой республикой.

© Данил Кранчев, 2022
Дата публикации: 05.02.2022 13:35:11
Просмотров: 577

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.