Изобличитель

Кямал Асланов

Форма: Пьеса
Жанр: Драматургия
Объём: 25948 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Действующие лица:

СОХРАБ
ОСИПОВ
ПЛЕННЫЙ
КОНДРАТЬЕВ

На сцену входят связанный немецкий офицер времён Второй мировой войны, которого конвоируют советский офицер Кондратьев и рядовой Сохраб с автоматом.
Сохраб. (Кондратьеву) Товарищ командир, я вас очень прошу, дай¬те мне покараулить его. Говорю вам, никакой он не немец, а са¬мый настоящий азербайджанец. Мы с ним на одной улице жили. Через полчаса я заставлю его заговорить.
Кондратьев. Нет, дорогой, ты, по-моему, ошибаешься. Не может быть, чтобы фашисты послали на такое дело чужого. Ведь он пришёл не просто так. Ему нужно было установить связь. Но с кем, хотел бы я знать?
Сохраб. Я узнаю и это. Вы только оставьте нас с ним наедине.
Кондратьев. А не боишься?
Сохраб. Кто? Я? Да за кого вы меня принимаете?
Кондратьев. Ведь тут всякое может случится. Его дружки могут попытаться выручить своего. Им терять нечего.
Сохраб. Пусть только сунутся. Я им такой фейерверк устрою, что не обрадуются.
Кондратьев. Ну хорошо. Пусть будет по-твоему. Но только ты тоже будь начеку. Чуть что, сразу дай знать.
Сохраб. Можете быть спокойны. Живым они его у меня не выкрадут.
Кондратьев. Ну насчёт этого ты тоже не очень-то. Нам этот их разведчик нужен живым. Нужно ещё многое у него выяснить.
Сохраб. А если попытается бежать?
Кондратьев. Нельзя этого допускать. Стрелять только в крайнем случае. И только по ногам. А ещё лучше вообще не стрелять. Так что подумай, как следует, прежде, чем браться за это дело. У нас есть, кого назначить вместо тебя.
Сохраб. Нет, никого не надо. Я покараулю сам. Как попросился, так всё и исполню. Можете не беспокоиться.
Кондратьев. Ну гляди. А то могли бы заменить.
Сохраб. Ничего не надо. Всё будет исполнено, как было приказано.
Кондратьев. Ну хорошо. Гляди в оба. Через час я пришлю тебе смену. (пленному) Ауфидирзейн! (выходит)
Пленный. Ауфидирзейн!
Сохраб. (вслед Кондратьеву) Ауфидирзейн! Будьте спокойны. Всё будет хорошо. У нас с Теймуром не было ещё такого, чтобы в конце концов не нашли общий язык. (пленному) Правда, Теймур?
Пленный. Них ферштейн.
Сохраб. (глядя вслед Кондратьеву) Ну конечно. Ты сейчас ни¬че¬го не понимаешь. Ведь ты же немец. Ты у нас всегда был немцем. Помнишь, как шпрехал в своё время? Ну да ладно, не тушуйся, выручим. Вот Кондратьев отойдёт и что-нибудь придумаем... Вот, кажется ушёл... Слава аллаху! А то я уже думал, что тебя кому-нибудь другому поручат. Представляешь, что они с тобой сделали бы?... Вот то-то же! Так что давай мы с тобой вот как договоримся: ты сейчас вырвешь у меня автомат и слегка поранишь, а лучше всего свяжешь. А потом беги на все четыре стороны, пока никто не спохватился. Идёт?
Пленный молчит.
Сохраб. Ну вот и хорошо. Тогда я сейчас отвернусь, а ты нападай. (отворачивается) Не было ещё такого, чтобы Сохраб дру¬зей предавал. Начинай.
Пленный не двигается.
Сохраб. (не оборачиваясь) Ну что там случилось? Не можешь решиться? Напрасно. Бей как следует. Помнишь, как делал в своё время? Вот так и бей. Не бойся. Выдержу. На фронте и не то приходилось терпеть. Начинай.
Пленный не шелохнётся.
Сохраб. Но ведь сказали же тебе, что... (оборачивается) Как? Всё ещё стоишь? Не понял, что я сказал? Или до того ошалел от счастья, что соображать перестал? Беги, пока не спохватились. Пусть думают, будто ты на меня напал, а я, олух, тебя упустил. Не мешкай! Ты слышишь?
Пленный. Нихт ферштейн!
Сохраб. Да какой там “нихт”? Ведь расстреляют же тебя! Понимаешь, расстреляют! Пощады не будет! У нас предателей не жалеют. Беги, пока есть возможность.
Пленный. Их бин дойче.
Сохраб. И нечего тут из себя немца корчить. Говорю тебе: надо спасать шкуру. Это, можно сказать, твой последний шанс. И скажи спасибо, что на меня напоролся. Нечего тут сомневаться. Нападай!
Пленный. Нихт ферштейн.
Сохраб. И тебе не стыдно? Думаешь, я тебя обманываю? А ну, делай живей, что я тебе сказал. У меня нет времени разговаривать сейчас с тобой. Ну!
Пленный смотрит на него и разводит руками.
Сохраб. Но поверь, что я говорил Кондратьеву только для отвода глаз. А на самом деле же хотел тебя освободить. Так давай, не медли. Нападай. Нужно и обо мне подумать. Ведь после того, как ты уйдёшь, у меня должно остаться солидное алиби. На моём лице должны хотя бы остаться следы борьбы. Так что будь другом, дай мне по морде. Если уж всё равно думаешь обо мне бог весть что.
Пленный не реагирует.
Сохраб. Что? Даже в этом не хочешь помочь? Я из-за тебя тут головой рискую, а ты даже эту ерунду не желаешь делать? Ну хорошо, пусть будет по-твоему. Это я тоже сделаю сам. (бьёт себя по лицу) На что только не пойдёшь ради друга? Пусть мне будет хуже. Пусть не поверят. Пусть арестуют. Но зато никто не скажет, что Сохраб предал друга. (снова бьёт себя) Ну что, похож я сейчас на замордованного?
Пленный. Найн.
Сохраб. Ну что значит “найн”? Я тебя спрашиваю, похож я на человека подвергшегося нападению? Если похож, отвечай по на¬шему, по-азербайджански “бели”. И нечего тут по-немецки болтать. Мы в конце концов тут с тобой одни. Никто нас не слышит.
Пленный мотает головой.
Сохраб. Ты что, обязательно хочешь, чтобы я тебя отпустил просто так? Хочешь, чтобы арестовали? Ну хорошо, пусть будет так. Пусть меня расстреляют вместо тебя. Ступай. (идёт и распахивает дверь) Я пойду на это только ради того, чтобы ты убедился, какая бывает на свете дружба. Уходи. Путь свободен.
Пленный. (испуганно пятится в противоположную сторону) Найн! Найн! (показывает себе на спину) Пиф-паф! Найн!
Сохраб. Да не стану я тебе в спину стрелять. Откуда ты взял? Ступай и не выводи меня из себя.
Пленный. (забивается в угол) Найн! Гитлер капут!
Сохраб. (тянет его к выходу) Да иди, тебе говорят!
Пленный. Найн!
Сохраб. Да как ты можешь не
верить мне?
Пленный. Найн! Найн! Гитлер капут! Гитлер капут!
Сохраб. Ах вот ты как! Всё равно не веришь. Не доверяешь своему лучшему другу. Ну хорошо, тогда оставайся. Пусть будет по-твоему. Пусть! Мне даже лучше. Не придётся отвечать. Пусть тебя расстреляют. Но только напрасно ты думаешь, что меня будут мучить угрызения совести. Как бы не так. Видит аллах, я сделал всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе. И если ты сейчас всё-таки будешь казнён, то в этом будет только твоя вина. Только твоя, а не моя. Глупая твоя башка!
Пленный. Нихт ферштейн.
Сохраб. И нечего тут строить из себя немца. Всё равно я тебе не верю и не поверю никогда. Слава аллаху, слишком хорошо тебя знаю, чтобы перепутать с другим. Знаю и помню в отличии от тебя, который, видимо, уже всё забыл. Забыл, как мы вместе бегали в кино, забыл, как вместе дрались на бульваре с хулиганами.
Пленный. Гитлет капут! Гитлер капут!
Сохраб. И перестань повторять одно и то же. Не думаешь о себе, хотя бы о родителях своих вспомни. Что с ними станет, когда узнают о твоём позоре? Ведь они же в тебя столько вложили, столько надежд возлагали. Или думаешь, это ерунда? Как бы не так. Вот я, например, как знаешь, сам по себе рос, а мои родители и то будут переживать, если со мной что-то случится. Тем более, что твои. Ведь Чимназ ханум такая женщина, что может и не перенести удара. А дядя Сафтар? Как ты можешь не думать о них? Ведь они же не друзья, они родные, плоть от плоти. Или тебе это тоже всё равно? Вставай, говорю, и ступай отсюда, пока я добрый!... Не хочешь? Ну тогда пусть тебе будет хуже. Пусть расстреляют. Фашист проклятый! (идёт закрывать дверь)
На пороге появляется Осипов с судками.
Сохраб. (хватаясь за автомат) Это кто там идёт?
Осипов. Это я, Осипов. Принёс обед для вас.
Сохраб. Осипов? А почему ты?
Осипов. Да повар кормит солдат. Потому попросил меня, чтобы я принёс вам.
Сохраб. (опуская автомат) Ладно, проходи.
Осипов. А тебя здесь одного оставили? Без никого?
Сохраб. А зачем мне кто-то? Один что ли не справлюсь?
Осипов. Оно конечно верно, но... Что это с твоим лицом?
Сохраб. Да был тут разговор.
Осипов. С кем? (показывает на пленного) С ним? Ну, Зейналов, тебе только пленных и поручать.
Сохраб. А чего он не пони
Сохраб. Да что такое? Ты что?
Осипов. Да оступился как-то.
Сохраб. Эх ты! А что же мы теперь с Теймуром будем с пола есть?
Осипов. Да нет, тут ещё осталось. А надо будет, я ещё принесу. Так ты мает? Я ему и так и эдак. По-хорошему хотел, а он.... Ещё земляк называется.
Осипов. Какой ещё земляк?
Сохраб. А самый обыкновенный. Ты что же, думаешь, он немец? Как бы не так. Азербайджанец он. Мой соотечествен¬ник.
Осипов. Как? (роняет из рук судки) говоришь, Теймур?
Сохраб. Самый настоящий. Позорит нашу нацию. Мерзавец. Придётся теперь слить остатки из двух судков в одну. Как раз получится одна хорошая порция для меня.
Осипов. А как же земляк?
Сохраб. Обойдётся. В конце концов он сюда не щи хлебать приехал. Всё равно расстреляют.
Осипов. Но как же может быть, чтобы земляк и вдруг в немецкой форме?
Сохраб. А так и может. Потому что изменник.
Осипов. Изменник?
Сохраб. Да, самый настоящий. Да ты не удивляйся. Это бывает. (садится есть)
Осипов. И его послали к нам?
Сохраб. Да вот, представь себе. Не думали, что здесь может оказаться человек, который узнает его.
Осипов. Нет, ты не прав. Не могли немцы на такое дело чужого послать. Ты что-то путаешь.
Сохраб. Ничего я не путаю. Наш он. Не смотри, что светлый. У него вся семья такая. Их ещё у нас на улице русскими называли.
Осипов. Русскими?
Сохраб. Ну светловолосыми, в смысле. А ещё аристократами. За то, что задавались. Ты, например, много в своей жизни на “эмке” ездил? А его отец каждый день. Так что не волнуйся. Он это.
Осипов. Но ведь его послали к нам.
Сохраб. Ну и что? Не могли, думаешь, поручить это дело азербайджанцу? Ошибаешься. Могли. И я вам всем это очень скоро докажу. (пленному) Ну что смотришь? Удивляешься, что я так го¬ворю? Небось поверил, что я и на самом деле хотел тебя отпустить. Как бы не так (Осипову) . Я его тут попробовал до тебя на пушку взять. Сделал вид, что пожалел. Думал, подстрелить сзади, смыть с лица земли эту грязь. Так не поддался гад, не поверил. Ничего. Я его всё равно изобличу. И попрощу Кондратьева, чтобы мне лично дали его расстрелять. За всех азербайджанцев.
Осипов. А почему это не сделали сразу? Ведь по законам воен¬ного времени...
Сохраб. Да Кондратьев сказал, что на связь он с кем-то шёл. Хотят узнать, с кем именно.
Осипов. Ах вот в чём дело!
Сохраб. (пленному) Фашист проклятый! Ты у меня ещё запо¬ёшь. И встань вообще, когда с тобой советский солдат разговаривает. (делает ему знак) Встань, я сказал!
Пленный. (встаёт) Найн! Найн! Гитлет капут!
Сохраб. Вот то-то же! И дай я тебя свяжу, как следует, чтобы ничего вдруг не выкинул (еще крепче вяжет ему руки). Вот так-то.
Осипов. Ну что ж, тогда мне понятно. Я пошёл. (направляется к выходу)
Сохраб. Куда?
Осипов. А за этим... Как его? Ещё одной порцией для немца. (выходит)
Сохраб. Да не надо. Зачем? Ведь сказал же, расстреляют его. (видит, что Осипов ушёл, пленному) Из-за тебя, гада, человек волнуется.
Осипов возвращается.
Осипов. Слушай, а Кондратьев не сказал, что они знают о том человеке?
Сохраб. Каком?
Осипов. Ну, к которому шёл этот.
Сохраб. Нет, не сказал.
Осипов. Ну и на том спасибо. (выходит)
Сохраб. Стали бы мы с пленным возиться, если знали что-нибудь о другом.
Снова возвращается Осипов.
Осипов. А куда ушёл Кондратьев? Не сказал? В штаб или в другое место?
Сохраб. Нет, не сказал.
Осипов. М-да, положение. Прямо хоть сам в петлю лезь. (садится)
Сохраб. А что случилось?
Осипов. Да ничего. Просто нужен он был мне очень. Ну да ладно. Придётся видимо выкручиваться самому. Ты не обращай на меня внимания. И скажи лучше, какие у тебя ещё есть доказательства, что он азербайджанец?
Сохраб. Какие доказательства?
Осипов. Ну не знаешь ли ты какие-нибудь признаки на его теле, какие-то индивидуальные отличия?
Сохраб. Да какие отличия? (поперхнулся) Кхе, кхе!
Осипов. (стучит его по спине) А такие, про которые может знать только самый близкий человек.
Сохраб. Да ведь он.... Кхе, кхе.... Он же... Кхе, кхе!
Осиповвв. Успокойся и подумай. Может что-нибудь и вспомнишь.
Сохраб. Никаких признаков не надо.... Кхе, кхе...
Осипов. Ну как же ты тогда докажешь свою правоту?
Сохраб. Да ведь я же... (пленному) А ну-ка, милый друг, скинь сейчас же рубашку. (Осипову) Кхе, кхе!! Сейчас я тебе продемонстрирую такую отметину, что сразу поверишь. (пленному) Ну что? Не понял? Давай, раздевайся. Я тебя сейчас выведу на чистую воду.
Пленный смотрит на него и хлопает глазами.
Сохраб. (показывает ему) Скидывай, я сказал, рубашку. И нечего делать вид, что не понимаешь. Ну! (поднимает автомат)
Пленный поднимает связанные руки.
Сохраб. Ну хорошо. Тогда я это сделаю сам. (распахивает ворот пленному, оголяет плечо) Сейчас я вам всем покажу. Вот она - моя отметина. Это я его в детстве припечатал. (пленно¬му) Ну что? Снова будешь говорить, что это не так? И не дрались мы с тобой? И не я тебя камнем ударил? Ну скажи же! Скажи!
Осипов. Да и в самом деле. Молчать дальше уже не имеет смысла. (поворачивается и выходит)
Сохраб. (пленному) Ведь это же я! Я лично тебе отметину оставил. Теперь ты уже никуда не денешься. Как бы не сомневался Осипов. Где он, кстати? Тоже мне, оригинал! То требовал доказательств, то вдруг исчез.
Возвращается Осипов.
Осипов. А чем ты докажешь, что он именно предатель?
Сохраб. Как? Но ведь в форме же.
Осипов. Ну и что? Мало ли кого могли одеть в эту форму. Ты об этом не подумал?
Сохраб. Как это одеть?
Осипов. Ты что же, не знаешь, как это бывает? Никогда не видел подсадных уток?
Сохраб. Ах ты об этом? Так это же ерунда. Глупости! Теймур не был способен на такое. Он трус. Я жил с ним рядом. И даже домой к ним ходил. Он настоящий маменькин сыночек.
Осипов. Не говори. Фронт делает с людьми чудеса. Ты мог его с этой стороны и не знать.
Сохраб. Да как это мог? Ведь я же был почти что сын им. Мог без стука входить.
Осипов. Ну вот опять путаешь. Только что говорил, камнем, а теперь без стука.
Сохраб. Да, без стука. Но это потом. Вначале мы с ним враждовали.
Осипов. И он всю жизнь был фашистом?
Сохраб. Нет, не всю. Его таким воспитали.
Осипов. Изменником родины?
Сохраб. Можно сказать, что так.
Осипов. Но ведь ерунда же это. Так не бывает.
Сохраб. А вот и бывает. Потому что его родители буржуи.
Осипов. В советское время?
Сохраб. Да, в советское.
Осипов. Нет, с тобой невозможно разговаривать. Не знаю, что он тебе сделал, но ты так ослеплён ненавистью, что готов всех собак на него вешать.
Сохраб. Ничего я не ослеплён.
Осипов. Ну неужели ты не понимаешь, что это всё пустяки? Для того, чтобы обвинить человека в измене, нужны более веские данные. У тебя они есть?
Сохраб. Есть. Они по утрам какао пили.
Осипов. Ну при чём тут какао?
Сохраб. И ещё по-немецки говорили.
Осипов. Как?
Сохраб. А вот так. Его отец ещё хвастался, что в детстве его бонна воспитывала.
Осипов. Какая бонна?
Сохраб. Да самая настоящая, немецкая. У них вообще в семье все на немцах помешаны. Дед в Германии учился, отец тоже.
Осипов. Ах вот оно как!
Сохраб. А ты говоришь, не может быть! Очень даже может. Шпионами они были всей семьёй. Иногда даже при мне на немецком говорили.
Осипов. (пленному) Это правда?
Сохраб. А его отец так вообще любил выступать: Ах, Германия! Ах, культура! Ах, не знаю там, Бетховен!
Осипов. Так что же ты об этом сразу не сказал?
Сохраб. А ты меня слушал? Ты же с самого начала упёрся: не может быть, не может быть! А я его сразу узнал. Как только увидел.
Осипов. И сказал об этом Кондратьеву?
Сохраб. Да, сказал. И он поручил мне изобличить его. И я это сделаю. Что бы там ни случилось.
Осипов. Ну ты, я тебе скажу, тогда молодец. Суметь узнать человека в такой одежде...
Сохраб. А что его узнавать? Ведь сказал же: я с ним вместе рос. Можно сказать, из одной кормушки хлеб клевали.
Осипов. Нет, не говори. Это всё-таки сложно.
Сохраб. Помню, его родители после той драки, когда я его камнем, к нам домой пришли. Как увидели наши условия, разохались, разахались. “Как можно так жить?” А сами наверху в трёхкомнатной квартире жили. Так нет, чтобы предложить обменяться. Они вместо этого меня к себе стали приглашать. Пусть мол, приходит, с нашим мальчиком пообщается. Я уже тогда учуял, что дело тут неладно.
Осипов. В каком смысле?
Сохраб. Явно хотели от скандала уйти. Не нужен был он им. Чтобы до поры до времени не вскрылась их вражья суть. Но я её всё равно вскрыл.
Осипов. И видел, как к ним приходили связные?
Сохраб. Связных не знаю, но сообщников видел. Соберутся бывало вечерами у них за столом и заумные речи ведут. (на пленного) А этот им потом немецкие песни поёт. Про какого-то Августина. Так глаза закатит и поёт. Как будто ему приятно. (пленному) Что? Скажешь, получал удовольствие? Шиш я тебе поверю! Сам признавался, что не любишь петь перед гостями. Так и нечего было тогда закатывать глаза. Я такие хорошие азербайджанские песни знал. А меня не просили. А этого мерзавца!... Ну скажи, неужели ты ни разу тогда не догадался, что мне тоже хочется, как ты, стать перед гостями? Ведь я же был такой же ребёнок, как ты. Почему это тебе можно было, а мне нет?!
Осипов. Ну перестань.
Сохраб. Нет, погоди. Я хочу наконец у него это выяснить. Потом расстреляют и не узнаю. Пусть скажет, по какому праву они жили на третьем этаже, а мы в подвале? Только потому, что их дед был знаменитый учёный, а мой амбал? Только поэтому? Но ведь я в этом не виноват. Сын за отца не ответчик.
Осипов. Но ведь он тоже....
Сохраб. ДДа? А как же их собственная совесть? Как справедливость? Ведь мой отец.... Моя мать. (вдруг вскакивает) Нет, пусти меня, я его расстреляю сейчас же! И пусть потом делают со мной, что хотят!
Осипов. Да ты что?
Сохраб. Нет, пусти. Нет у меня больше сил терпеть. Как вспомнил, так кровь в голову ударила.
Осипов. Но ведь ты хотел вначале выяснить.
Сохраб. Не нужно мне это больше. Я знаю и без того.
Осипов. А я говорю, перестань! (отталкивает его и отнимает автомат) Это всё же может оказаться не он. И тогда ты можешь нанести всему делу большой урон. На вот, лучше, проглоти таблетку и успокойся. А потом на холодную голову и решим, как быть дальше.
Сохраб. Но ведь он же меня...
Осипов. Перестань! Возьми таблетку и глотай.
Сохраб. (глядя на пленного) Каков мерзавец! (берёт таблетку)
Пленный. Ахтунг!
Сохраб. Что? Не согласен? Думаешь, ты лучше?
Пленный. (энергично показывает на небо) Ахтунг! Ахтунг! (делает движение и случайно выбивает таблетку из рук Сохраба)
Сохраб. Ты что? Толкаться? С ума сошёл?
Осипов. Да ладно. Оставь его. На вот, возьми другую. (протягивает ещё одну таблетку)
Сохраб. (глядя на пленного) Каков наглец! Самолёты свои, видите ли, услышал. Думаешь, это тебе поможет? Как бы не так. На коленях буду просить, но добьюсь своего, чтобы дали мне расстрелять тебя. (кладёт таблетку в рот)
Пленный. (кричит) Ахтунг!
Сохраб проглатывает таблетку.
Пленный. (упавшим голосом) Гитлер капут!
Сохраб. Вот именно. Но прежде на тот свет отправишься ты.
Осипов. Если ты конечно докажешь, что это он.
Сохраб. Да говорю тебе, он это. Он! У них в квартире даже портреты немецких знаменитостей висели.
Осипов. Ну и что? Они не могли их просто уважать?
Сохраб. И даже праздновать дни рождения?
Осипов. Какие это дни?
Сохраб. А вот такие. Не помню уж точно, какой такой знаменитости был юбилей, но они по этому поводу гостей собрали и речи говорили. Меня тогда зло брало, что ничего не мог понять. И я им в тот вечер все шины в машине проколол.
Осипов. Как проколол?
Сохраб. А чтобы знали как задаваться. Ты что же, думаешь, это приятно, когда тебя каждый вечер угощают пирожными с барского стола? Думаешь, легко терпеть такие унижения, носить чужие обноски? Ведь они же меня у себя дома для милостей держали. Дошло до того, что даже языку учить хотели.
Осипов. А ты что же?
Сохраб. Так я им и дался. Нарочно из себя тупого корчил, чтобы знали, как благодетельствовать.
Осипов. А может тебе и на самом деле добра хотели?
Сохраб. Так я им и поверил. Благодарности они хотели, а не добра, чтобы я им всю жизнь спасибо говорил. Но я был тоже не дурак. И исподтишка им делал другое.
Пленный оглядывается на него.
Сохраб. Что? Задело? Не вынесла душа интеллигентская? Так знай же теперь перед смертью, что я всю жизнь, слышишь, всю жизнь ненавидел вашу семью! И твоего отца, и твою мать! И это я разбил стекло в вашей гостиной, я сжёг ваш фамильный альбом, я расстроил твою женитьбу!
Осипов. Перестань!
Сохраб. Нет, пусть знает, пусть ему будет больно. (пленному) Ведь это я тогда подослал в дом твоей невесты свою знакомую с ребёнком, я подговорил её выдать себя за твою!
Осипов. Перестань, я сказал!
Сохраб. А что? Ему можно, а мне нельзя? Нечего. Пусть теперь знает, пусть подыхает с сожалением, как последний негодяй. Дай мне автомат!
Осипов. Нечего. Ты сейчас вышел из себя и можешь натворить глупостей. Лучше попробуй взять себя в руки.
Сохраб. Но ведь он же меня... Ой, что это со мной?
Осипов. А что случилось?
Сохраб. Не знаю. Но как будто бы колики в животе. И всё из-за него.
Осипов. А при чём тут он?
Сохраб. А из-за кого я сейчас разволновался? Из-за кого пил твоё лекарство? Ведь он же меня... Ой, не могу!
Осипов. А может ты просто сходишь куда следует, облегчишься?
Сохраб. Как? Оставить его одного? Этого гада? Никогда в жизни! Я сам его должен сдать в руки Кондратьева... Ой! (хватается за живот) Наверняка, это от сегодняшнего обеда.
Осипов. Ещё чего? Его сегодня ели все и никто не жаловался.
Сохраб. Но ведь не может же быть ни с того, ни с сего. Тогда значит от твоих таблеток.
Осипов. Быть того не может. Это испытанное трофейное средство. Сам с утра уже три штуки проглотил. Могу и при тебе принять. (вытаскивает таблетку) Ты лучше сделай, что я тебе сказал. А я тут его пока покараулю.
Сохраб. (корчась) Но ведь не могу. Приказ. Сам знаешь.
Осипов. А при чём тут приказ, если приспичило? Что же теперь нашему брату и болеть нельзя?
Сохраб. Нет, не уговаривай... А впрочем, я всё равно уже не могу. (выбегает)
Осипов. (вслед) Вот то-то же! Не так просты эти таблетки, чтобы человека легко отпустило. (поворачивается к пленному) Ну, товарищ азербайджанец...
Вбегает Сохраб.
Сохраб. Только ты это.... как его? Как придёт Кондратьев, скажи ему, что у меня больше не было сил терпеть.
Осипов. Да не беспокойся, скажу. Иди и ни о чём не думай.
Сохраб. А как же автомат? Он у тебя останется?
Осипов. Да какой автоомат? Беги. У тебя есть дело поважнее.
Сохраб. Ну да ладно. Пусть будет так. (выбегает)
Осипов. Смешной человек. В такой момент и о чём думает. А если бы я ему дал что-нибудь покрепче? (снова поворачивается к пленному)
Опять вбегает Сохраб со спущенными штанами.
Сохраб. И к пленному ты лучше не подходи. Ну его! А то ещё что-нибудь с тобой сделает.
Осипов. Да не беспокойся ты. Всё будет в порядке. Иди и занимайся своим делом. (выталкивает его) Ненормальный какой-то. И чего человеку, спрашивается, надо? Ведь не отравили же, а только слабительное дали. Так нет же, обязательно напрашивается, чтобы пристукнули. А если я не хочу? Если у меня сегодня мирное настроение? Что тогда?... Глупый народ. (вытаскивает нож) Давайте ваши руки, товарищ азербайджанец. Не знаю, кто вы на самом деле, но видит бог, деваться мне некуда: их контрразведка уже наступает мне на хвост. И я вынужден вам довериться. (хочет отрезать верёвки пленного)
Вбегает Сохраб.
Сохраб. И ещё я вот что забыл сказать... Как? Ты что это делаешь?
Осипов. Ну вот. А ведь только что я сказал, что не хочу убивать. Ну чего тебе неймётся? (поднимает автомат)
Сохраб. Как? Это ты? Шёл на встречу?
Осипов. (наставил на него автомат) Да, как видишь. И ты меня вынуждаешь поступать с тобой нехорошо.
Сохраб. Да ты что? Опусти автомат. Ведь он заряжен.
Осипов. Как бы не так. Прощайся с жизнью, караульщик!
Пленный. Не бывать этому! (связанный бьёт сильно сзади Осипова ногой)
Тот падает, но автомат из рук не выпускает.
Осипов. Ах вот оно как? (резко поднимается) Значит вы оба одного поля ягоды. Ну так тем хуже для вас. Я думал, обойтись одной жертвой, но придётся двумя. (отступает к двери, наставив на них автомат)
Сохраб. Да имей совесть! За что? Ведь я же тебя...
Осипов. А за то самое! Ауфидирзейн!
Пленный. Ложись, Сохраб! (бросается на Осипова)
С другой стороны вбегает Кондратьев с пистолетом.
Кондратьев. Стой! Ни с места! Стрелять буду!
Осипов резко поворачивается к нему. Кондратьев стреляет.
Осипов. (кричит) А-а-а! (падает)
Сохраб. Вот это да!
Кондратьев. Вы что это тут странные игры затеяли?
Сохраб. Да ведь это же не мы. Это Осипов. Из-за него всё!
Кондратьев. Нечего. Поправьте рубашку. Что это за вид?
Сохраб. Так он же мне таблетку дал, гад! Мне - своему товарищу! Да я его! (подбегает, хочет ударить ногой труп Осипова)
Кондратьев. Прекратите!
Сохраб. Но ведь он меня убить хотел! Моим же автоматом! Меня!
Кондратьев. Прекратите, я сказал. Сами во всём виноваты. Нечего было его сюда пускать.
Сохраб. Так откуда же я знал?
Кондратьев. Догадаться надо было. Чуть из-за вас опасного врага не прозевали. Пойдёте под арест.
Сохраб. Как?
Кондратьев. А вот так. Развесили уши. Дружка себе нашли. Будете впредь знать.
Сохраб. Но ведь я же...
Кондратьев. Нечего. Хватит. Кончили с вами. Теперь надо разобраться с остальными. (пленному) Спасибо вам, товарищ Ибра¬ги¬¬мов. Будете представлены к награде. (поднимает нож) Дайте я вас освобожу. (разрезает ему верёвки) Если не вы, нам бы никогда не разоблачить этого мерзавца. (глядя на Осипова) Подумать только, один человек и столько нам вреда наделал!
Сохраб. Как? И Теймур значит всё-таки...
Теймур. Да вот, представь себе.
Сохраб. Но ведь это же...
Кондратьев. Пойдите, позовите солдат. И вынесите отсюда эту падаль. Изобличитель!
Сохраб. Но ведь я не врал. Его семья и на самом деле... Ой, я не могу! (хватается за живот)
Кондратьев. Идите и делайте, что вам сказано. Тоже мне, боец со спущенными штанами. Идёмте, товарищ Ибрагимов. (выходят)
Сохраб. Но ведь я говорил правду. Я не хотел никого обижать. (выбегает за ними) Клянусь, чем хотите!

З а н а в е с

© Кямал Асланов, 2016
Дата публикации: 05.07.2016 00:36:05
Просмотров: 2359

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.