дружелюбные рассказы

Юрий Сотников

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 14733 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

радуюсь не серчая

Дружелюбные рассказы из повестей и романов

Шёл сегодня на работу с одним я товарищем. Ну и шаг у тебя – говорю - сбавь свой ход реактивный. В движении жизнь – отвечает - энергия силу даёт. А я подумал, что ускоряя жизнь мы смерть приближаем. И тут же вспомнил как долго живут черепахи да крокодилы, которые только на охоте спешат, обед для себя готовя - а так вечно спят, то в воде, то на солнышке. Ведь и вправду выходит - что человек энергичный, горячий, даже жаркий по духу сделает к пятидесяти годам, то другой человечек, спокойный и хладнокровный, растянет своё лет на восемьдесят, а может все сто. И не скажу я о них - кто раньше помёр от напруги, тот прожил геройски - кто тянет за лямкой до века, тот смрадно живёт. Пацана своего надо будет спросить, с уст младенца пусть правда глаголет.
- Слышь, малец-огурец, ничего что я тихо живу? От других вон громы гремят - и скандалы и подвиги.- Стыдно мне стало за свою насекомость пред сыном. Не было в моей судьбе ещё великих свершений. А вдруг и не будет - как тогда оправдаюсь.
Стою середь комнаты, голову понурив как запалённая лошадь, босыми ногами холодную стынь на полу отбиваю как утка хромая, и нет во мне ничего мужественного, даже зеркало прячет глаза от меня.
А мальчишка-то, видно по жалости детской, решил похвалить:- За одно беспокойство спасибо тебе. Это значит, что если понадобится, ты в стороне не останешься.
Мне стало очень тепло и приятно. От той моей внутренней силы, которую сам я пока плохо вижу - тот ещё тюря в очках - но её разглядел во мне маленький шкет, что не врёт никогда.
==========================================================
Утром жена стряпала; и уже чуточку улыбаясь, надёжливо поглядывала на меня. Я рассматривал старые фотографии жёлтые, да свежие новые - ещё хмурился, не прощая себе жалость.
- Что ты там увидел? - жёнка ближе шагнула ко мне, оставляя солнечный просвет между моей ладонью и своим лёгким платьем.
- Твои детские снимки. Совсем голенькая и пока не лапаная... - я чертыхнулся в душе, проклиная внезапную слабость; хотелось мне в горстку любимую смять, выбив дурь милосердием, но безраздельная мука опять скребанула когтями.
И услышал я голос усталый: - отруби мне, пожалуйста, голову; нам полегчает обоим ... - жена тихо плакала, слезами досаливая стряпню.
- Клади голову на пенёк. - Я хмуро обернулся. Но столько смертельной решимости узрел в её глазах, что сразу им поверил и даже заорал: - Ты с ума сошла?! дура!! – тише, тише: - не спасёшься ты этим, а нас всех погубишь.
Жёнка села на пол в ногах моих, лицо под ладонями спрятав, но больше не плакала; а только голос в яму сорвался: - Какую же кару мне испытать? - Да и взмолилась: - придумай, Ерёмушка...
В первый раз после блуда она назвала меня так ласково, и я позволил бабе, не отшатнулся как ото лживых слов. А сам прошептал, тайно, что даже приземлившая на щеку муха расслышала с трудом: - милая, мою душу мутит от ночных прикосновений и случайных нежностей, но мы с тобой их неизбудем, потому что люблю я тебя, хоть и выключаю вечером свет, пряча в темноте пепелище твоего жалобного тела, а когда ты в сонном покое замираешь, я позорно гадаю на любовь. Веру я потерял - её верни мне.
- Я знаю, Ерёмушка, оправдания подлы: но меня будто зельем опоили.
Пожал я плечьми, ей выдавая лживое равнодушие; а сам в печали, словно для нас уже топор помилованья точат, и слышен противный наждачный визг. – Может, и впрямь опоили. Нынче любую пакость легко купить.
Жена слёзы глотнула сухие, ободрав корками нежную бабию жалость: - Лучше б ты мне изменил, - и не понять, какая надежда в слабеньком голосе.
- Не хочу. - Её срамота слишком долго маялась перед глазами, и я завернулся к порогу, будто есть у меня дела поважнее. - Сердобольна ты очень к убогим просителям. А об нас с малышом подзабыла. - Даже не обернулся в дверях: - И друзей продажных твоих я совсем разгоню...
=======================================================
Хитрая мордочка смотрит вослед - где мои вещи? На месте их нет,- крутятся брюки в стиральной машинке, с ними носки и трусы, и простынки, свитер, рубашка, футболка с изнанки - всё, что запачкал на пьяной гулянке - ах ты, щенок, оттрепать бы за ухо, голым оставил душевного друга, как я теперь на работу пойду?
Высохнет всё, не пори ерунду. В зеркало глянь - ты теперь раскрасавчик. Сделал таким тебя маленький мальчик. Надо любить и следить за собой. Миру всегда соответствуй душой. Он не коричный, не чёрного цвета. Мир от рожденья зовут белым светом.
Выйду на улицу, свитер наденув - буквы на нём отрихтованы мелом - ярко в грудине горят у меня - счастья всем вам! Я люблю вас, друзья.
Светло смотрели на меня прохожие, даже самые хмурые начали улыбаться, а уж улыбчивые и вовсе широко кивали мне как дорогому товарищу. Честное слово - я не ведал в чём дело, пока дома не подошёл к зеркалу. Глядь - вся моя одежда в красочных росписях. Крепко люблю, мол, уважаю навеки, и другая подобная чушь. Я к мальцу - что такое - дурдом на каникулах. А он глаза в книжке прячет, только уши от смеха подрагивают.
- Да как же так?- да вот так. Пока вещи в машинке крутились, все буквы на них перепутались. Я не знал, что так выйдет,- он поднялся со стула и уткнул нос в пупок мне,- прости.
==================================================================
Новый день хозяином пришёл. И вот оно – испепеляющее, изматывающее новоселье сусального солнца. В третью декаду мая переезжает оно, на запятки лету. За круглым столом, уставленным яствами галактических попоек, собрались все ближайшие звёздные соседи. На земле асфальт плавится, солнышко, а ты уже третью стопку поднимаешь. У мужиков суставы выворачивает от арматурных ударов твоих лучей; пот не капает – течёт, и по нему сплавлять брёвна уже можно, а ведь монтажникам ещё раскосы из швеллеров и консоли из двутавра выкладывать меж опорами элеваторного моста.
Что же ты, милое солнышко, тянешь хлипкий бутерброд из тарелки? Закусывай поплотнее, не то развезёт, и закачаешь пьяной головой из стороны в сторону. Да вдруг сверзишься с орбиты – сгорят ведь люди.
Мужики не разговаривают, а открывают рты как рыбы на берегу. И поcле тихого пересохшего бульканья с губ срываются и громыхают полуденные проклятья и свойский рабочий мат, без которых станет на прикол любой исправный механизм. Машет рукой Зяма – поднимай, и ворот крановый крутится, а груз ни с места. Да что же? трос расплавился? – нет, пошёл двутавр, немного скособочившись.
– Муслим! ..., поровняй тавру, а то сам сюда полезешь!
Зачем ты мучаешь, система звёздная? Что тебе не спится? – дневной сон такой нужный: самые красивые мечты сбываются в нём, неисполнимые видения вьяве.
Умел бы Еремей летать, как Серафим – поднял железки все на верхотуру, на горбу загрузил. А рядом бы Янка взлетел с баллонами кислородными, которых так на мосту не хватает – сжирает воздух в лёгких пек¬ло поднебесное, и ребята ртами хавают: – дай! дай!
– Зиновий, добавь кислород!
– Зачем?! и этим продуешь!
– Добавь! ...!
Солнце, кто ночью спит с тобой? Пусть бы он вдул тебе как следует, чтоб назавтра и сил у тебя не хватило выползти из кровати, сигарету выкурить. Орало б ты всю ночь как немощь блудная – стонало, жалилось, пыхтело, пытаясь вывернуться из-под мужика: но не дал он покоя тебе, вымотал в кроветья, как ребят ты выхолащиваешь.
– Серафим, стропали раскосы!
– Подымаем!
Развезло вас, солнцев, за небесным столом. Раскатились бутылки, опрокидываясь вместе с вином. Пойте ругательства сегодня, кричите песни, но завтра вам не до того веселья будет, отольются кошкам мышачьи глазки больные. Пусть ребята сварки нахватались, шлака от резака, зато и вы свои похмельные головы сами пожелаете вылечить на плахе.
– Шабаш!! Сворачиваемся, и под душ!
Ерёма мылся после всех, и когда молодёжь уже разошлась по дворам, он отдал ключи от хаты Зиновию, а сам остался ждать на проходной. Девичья смена теперь задерживалась допоздна, перегоняя прошлогоднее зерно из сырых силосных банок в сухие уличные бункера.
Ему было стыдно стоять на виду у проходящих девчат, и он отвернулся к доске объявлений, стал читать, путая букварь с таблицей умножения.
– Привет.
Ерёма услышал родной голос, и обернулся, будто встречи не ждал – но кого он хочет обмануть? Всё же на лице написано, на сияющей улыбке.
– Здравствуй.
– Ты где пропадаешь? – Олёнка засмеялась. – Ты каждое утро должен отмечаться у меня, а то я тебе прогул запишу в табеле.
– У меня свидетели есть, – вывернулся Еремей. – Я на глазах у всех по новому мосту как по небу хожу, радуюсь. А ты под облака гуляла когда-нибудь?
– Нет ещё. Вот с тобой пойду.
– Ну, это если возьму я тебя с собой пробежаться.
– А можешь и не взять? это с какой же красулей, Ерёмушка, ты собрался от любви улетать – далеко, чтоб не увидел никто. Наверное, какая-то из моих подружек позавидовала и светлячка тебе припустила.
– Ага, вчера перехватила сердечную записку чернобровая – ах! тише ты ступай, одуванчики могут не выдержать и сломаться под нами, мы вниз упадём. Вот сюда ножку ставь, прямо на шапку из пуха светлого; осторожнее, чуть согни коленки, взмахнёшь руками и отталкивайся. Полетели!
– Матушка ненаглядная! Свет весенний, Умка-сын, не отпускайте меня высоко, держите узами семьи. Любимый мой, я лечу с тобой – обними, закружи в безмятежном небе покоя и нежности.
– Почему ты плачешь? хорошо нам, мир воздушный весь наш и ничей больше. Ни обид, ни страха, смертей нет, слышишь? Благая тишина вокруг – только встрепал твои волосы рыжие бродячий дуновей, и звучат от поселья тихие деревенские колокольцы.
==================================================

Возвращался Янка домой в чудесном настроении, сладко рыча сердцем и мотором на запретные светофоры. Ему подвывала индустриальная городская душа – огромна, замаслена, ржава. Она всегда мечется по земной юдоли: где подопрёт гнутую опору моста, где стянет на честное слово лопнувший шов аммиачной цистерны. Ей часто приходится дежурить на атомных реакторах, в тех дырках, куда людей не пошлёшь – а она боится, но лезет. Сама уже светится от радиации, и скоро её заметят астрономы как туманную облачность в синеве неба. Но больше всего душу страшит глупость и жадность человечья, из которых запаляются беспощадные геенны войн. Душа просто не поспеет всюду - у неё нет тысячей рук, чтобы выкрутить из ракет лютые боеголовки. И наверное, нет вот такого родного мотоцикла, братство с которым делает человека кентавром.
Янка улыбнулся под шлемом, вспомнив как однажды с Еремеем он прикатил к деду Пимену, собрав на колёса полпуда глины. Старик мудрёно ухмылялся в горизонт, подгорая на завалинке, пока они скоблили резину.
– Дедунь. – Ерёма с вопросом лёгким обратился к шибко занятому Пимену, но тот всё же отвлёк свои бренные мысли от извечной темы жизнисмерти.
– Чего тебе? Ежли опять ересь придумал, так лучше в лопушках свернись, а то я отсюда дровней достану. – Дед погрозил ходулей своей, подняв перед носом, будто церковный крест.
– Не-не. Объясни, почему у тебя на языке то мотоциклет – мужик, то баба – мотоциклетка. Разница в чём?
– Вот умник сразу догадается, хоть Янка, а в твоей голове ехидна одна, – заворчал Пимен, осердясь на пыльные хлопоты. – К чему ты меня от мудрости отвлёк словесной трухой? сам ответ знаешь.
Еремей улыбнулся, лукавя деда жёлтыми глазами, и затих в ребячьей наивности. Старику ничего не осталось, как продолжить свою азбуку. – Мотоцикл – он один, с огромной елдой под колёсами. Потому и мужик. А мотоциклетка вечно брюхатая с люлькой ездит, да еще и тарахтит без умолку ложным языком. Баба и есть.
– Так у неё ж тоже елда под коляской, – пытливо перебил Ерёма, надеясь сковырнуть деда с царьгоры: уж очень Пимен умом и смекалкой возгордился.
– А-ааа... значит, всадил уже кто-то. Долго ли дуре под подол упихнуть. Нашептал девке на ухо ласковой брехни, и твоя она...
Янко рассмеялся воспоминанию, и завилял по дороге, пугая встречные да попутные машины. Силой выправив руль, он дальше поехал без приключений.
===================================================================
Охота на мамонта - нелёгкое дело. А прямо если сказать, так для двоих совсем невыполнимое. Но мне очень хотелось показать своему мальцу, как прадеды - пращуры наши - вперяли острые копья и стрелы в бегущее жирное мясо, на ходу огребая сало, мослы, почерёвок, булдыжки. Опасное было занятие - охота на мамонта, но самое прибыльное в старину.- Представь, мой малыш: магазины пусты, в них одна лишь вода родниковая и смола для жевачки. А желудки уже отощали на старых усохших запасах, уже требуют свежего мяса. Мужики собираются вместе в кружок у пещеры, обсуждают затею - потом родовые старейшины кричат - Хэй! - а самый уважаемый среди них достаёт из шкатулки ключи и с волнением заводит экскаватор.
- Откуда он там?!- не поверил мальчишка. Мне, знатоку, не поверил. Обидно.
- Да его туда занесла нелёгкая на попутной машине времени.- Я даже не сорвался голосом, точно зная все мелкие подробности той первобытной эпохи.- Наши местные мужики услыхали по радио, что тем было трудно в ледниковый период, и отослали посылочку. А она оказалась им кстати. Ковшом ведь намного легче копать западёнки для мамонта, чем целый месяц ковыряться лопатами.
- И лопаты продавались в магазине?- едко обдал меня ядовитым неверием ехидный мальчонка.
- Что за сомнительность в твоём возрасте!- Я громко рыкнул, чтобы убедить его в реальных ужасах тех ужасных, ужасающих времён.- Там жили пещерные львы, саблезубые тигры, и медведь с огромной могучей башкой. Без железа человекам было не обойтись. Выплавляли понемногу, как же. На пули хватало.
Опачки, попал я. В детских саблезубых глазах зажглись пещерные огоньки, разгораясь всё ярче до факелов.- Что-что-что? так они ещё и стреляли?? Из чего??
Тут я сказал себе – поехали - и махнул рукой. В общем, понёсся напропалую.- Из винтовок, конечно. Не из пальцев же. До этих времён в тех забытых местах жили не тужили две великие империи, которые никак не могли поделить друг с дружкой своё величие. А зависть, знаешь ведь, самое тяжёлое чувство. Сильнее всего к земле пригибает любого героя. Вот и началась война между ними за первенство. С пушками, танками и самолётами. Не выжил никто – даже дети угробились малые.- Я утёр пацанёнку слезу, вторую, третью. И сам чего-то зашмыгал носом, вдыхая со своих усов пепел доисторических олухов.- Потом уже на те земли пришли первобытные племена и часто находили оружие.
- А почему же они из пушек по мамонтам не стреляли?- даже в слезах и соплях этот упрямый шкет не мог смириться с моими превосходящими знаниями. Но теперь я академика за пояс заткну:- Ума не хватило. Они и до ружей додумались кое-как, случайно убив при этом злого вождя и парочку его жестоких приятелей.

© Юрий Сотников, 2013
Дата публикации: 17.08.2013 12:16:46
Просмотров: 2880

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.