Надежда

Алексей Литвяков

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 10986 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Летнее северное солнце было необычно раскалено. С видом усталой от долгой дороги отрешённости я прохаживался по перрону вдоль состава. Торговцы мороженым, пивом, сушёной рыбой и пирожками то и дело наперебой предлагали свой подозрительный по свежести товар. Иные заспанные пассажиры в засаленных майках и расписных «под пальмы» шортах, вываливаясь из вагонов, деловито интересовались расценками. Купив изрядный запас пива из того расчета, чтобы хватило на сутки, они удалялись со всем приобретённым добром в вагон, потом опять выходили и опять же интересовались ценой, видимо, успокаивая себя тем, что не продешевили, или коря себя в обратном.
Стоянка в Петрозаводске была продолжительной, и я радовался возможности размяться ходьбой после двух дней пути – пути в Лапландию. Внутри меня разрасталось бурлящее предвкушение встречи с чем-то страстно желанным, сравнимое с чувством скорого свидания с горячо любимой, но недоступной девушкой. Я люблю Север за его недоступность, за его суровый справедливый нрав, за загадки, скрываемые им в тёмной глубине необъятной тайги, за неторопливость, мудрость и целомудрие - неулыбчивая красавица, хранящая любовь, но никогда не раскрывающая своей взаимности.
Пара стальных рельс справа от меня. Кажется, они вылиты из белого золота, но не в том их драгоценность. Две беспрерывные нити, пролагающие свои тропы через бесконечность лесов, степей, чрез вековую дикость России. Русская душа всегда презирает границы и поэтому очарована дорогой. Она – помощница побега прочь от вокзальной суеты, мелочности взаимных требований людей друг к другу. Русь своей безбрежностью порождает желание уйти и молчанием, а не пустыми словами, выразить свою любовь.
- Через три минуты отправляемся! Заходим! - грубоватый оклик почерневшей от дорожных раздумий и одиночества немолодой проводницы отрезвил меня.
Пассажиры спешно разбредались по своим местам. Атмосфера плацкартного вагона наполнялась звуками шаркающих шагов, откупоривающихся пивных бутылок и детского смеха. Подошедши к своему месту, я увидел располагающегося на противоположной от меня нижней полке старика. Его вид показался мне очень выразительным. Было понятно, что он далеко не молод. Однако в нём отсутствовало сходство с теми старцами, которые своим постоянным брюзжанием пытаются подчеркнуть свои неисчислимые года, а, следовательно, и якобы великую мудрость.
Я поздоровался. В ответ, не поднимая глаз, мой пожилой сосед кивнул головой. Укладывая постель, он удивлял живостью сконцентрированных только на этом занятии движений, как будто в оковах дряхлеющего тела был скрыт человек возраста не более моего. Старик закончил приготовления, повесив аккуратно свёрнутое полотенце на вешалку, лёг и уставился неподвижным взглядом в потолок. Поезд тронулся.
За окном потянулась серость ветшающих домов и гаражей карельской столицы. Вдалеке блестело синевой Онежское озеро. Расположенный на его берегу порт с сотнями и тысячами сложенных друг на друга брёвен, ангарами, погрузочными кранами и ржавыми подъездными стальными путями странно гармонировал с простирающейся за горизонт водной гладью. Небо восхищало своей июльской прозрачностью. Видел я людей, стоящих на переезде и ожидающих прохода нашего поезда. Женщины с детьми, портовые рабочие, спешащие домой, провожали взглядом вагон за вагоном, предчувствуя их скорое растворение в объятиях лесной чащи, и, как мне показалось, немного завидовали этому.
Ели, озёра, полустанки… вот уже проехали Медвежью Гору, а я никак не мог отвести неподвижного взгляда от этих красот.
- Нравится пейзаж? – неожиданно поинтересовался старик.
Пробуждение пожилого соседа от безмолвия было для меня неожиданностью.
- Нравится… особенно озёра, - автоматически ответил я.
- Гляди, как бы не влюбиться в эти озёра да ели до беспамятства, как я когда-то их полюбил. Сам то откуда?
- Из Воронежа, - я втягивался в разговор, по ощущениям моим предвещавший быть интересным.
- А как звать?
- Алексей.
Дед вздохнул и опять погрузился в молчание. Он как будто не решался продолжать. Я ждал, что сейчас прозвучит его имя, но не суждено было этому случиться. Так и остался странный попутчик навсегда безымянным в моей судьбе.
- А вы из этих краёв родом? – спросил я.
- Нет, Алёша, я сам из Минска, Белоруссии. В армии здесь служил, вот так тут и остался.
Мы опять замолчали. Однако теперь я заметил - старика просто распирает от желания что-то рассказать.
- Молодой ты… Женат?
- Нет пока. Не определюсь никак, кто лучше, выбор слишком велик, - с улыбкой пошутил я.
- За большой перебор Бог даёт недобор, - с сухой и строгой грустью констатировал собеседник. Мне стало неловко.
- А вы… жена у вас есть? – выпалил я первый пришедший мне на ум вопрос.
- Была… умерла давным-давно. Дочь есть и пару внуков. Правда, общаются со мной редко… очень редко. Да, видно, судьба моя такая одинокая. Один живу в деревне под Кемью. Еду из Петрозаводска. В больнице операцию делали. Дочь у меня там же в Петрозаводске. Только, вот, один раз меня навестила. Непутёвая. Внуки в Петербурге. Я их давно уж не видел. В деревню ко мне не приезжают. Суждено так… А ты, Алёша, не головой жену выбирай, а сердцем. В сердце любовь, не в голове. Семья без любви не строится. Выйдет худо… как у меня, да тут ничего уж не поделаешь.
- Как же у вас вышло?
«Да так. Родился в Минске я. Детство тяжёлое было: война, голод. Но это переживаемо. Училась со мной в школе девчонка одна. Не обращал я на неё внимания. А повзрослел, так и полюбил её сильно. Не сказать, чтоб она красавицей была – нет. Многие мои товарищи считали её дурноватой на вид и иногда посмеивались надо мною. Ну, а я любил её: за тёмные грустные глаза, за ласковый нрав, за доброту. Главное, что других таких не сыскать на свете. И она меня любила.
«Пришло время, и призвали в армию. Провожала Надя меня. Поклялась дождаться, письма писать каждый день. Направление получил в Петрозаводск служить – шофёром на грузовике. Год служу – Надя письма шлёт, фотокарточки подкладывает. Один товарищ мой армейский карточку увидел, да и ляпни, что, мол, у меня невеста не особая красавица. Взыграла внутри меня гордость. Ответил, что это так - не особо лучший вариант, есть и покрасивше. Посмеялись мы. После отбоя в казарме лежу и думаю: «Зачем я такое говорю, ведь люблю ж я Надьку». Совесть, значит, проснулась. Тут, веришь иль нет, через неделю Надя пишет, мол, извини, не пиши мне больше, я замуж выхожу. У меня ноги подкосились, и дар речи пропал. Помню, как в туман, словно, опустился. Кое-как дослужил и решил в Карелии остаться. Не было никакого желания в Беларусь возвращаться. В глубине души чувствовал вину за свои слова, сказанные товарищу армейскому.
«Предложили работу в совхозе под Кемью шофёром. Решил – поеду погляжу. Приезжаю, а там красота. Лес и деревня промеж двух озёр стоит зеркальных. Тишь и благодать. Так и остался.
«Встретил в совхозе Маруську, жену покойную. Ох, и красивая же баба была. По внешности с Надькой не сравнится, конечно. А почему-то Надежда мне частенько снилась. И уж забыл я её вроде и согласился, что не красавица, а снилась она мне каждую ночь. Говорят, если снится кто, так, значит, думает о тебе этот человек. Может быть и так.
«Всё в Марусе было прекрасно. Но не хватало чего-то. Поженились мы. Весело начали жить. Деньги в дом пошли – то у меня шабашка, то у неё. Забеременела Маша. Пришло время рожать, а разродиться никак не может. Мучалась-мучалась, родила дочку, да совсем занемогла. Думал, отойдёт, а ей всё хуже и хуже. Повёз в больницу районную, но не довёз. Умерла по дороге моя жена-красавица Маруська.
«Места я себе не находил. А с другой стороны, знаешь, Алёша, как то легче стало. Вроде и не надо снов о Надежде стесняться.
«Стал я дочь сам поднимать. Исполнилось ей уж лет пять, и случилась неожиданность. Зима тогда была, помню. Ковырялся я в гараже в грузовике своём. Заходит товарищ и говорит, что меня какая-то женщина ищет приезжая. Оделся я, вышел. Смотрю, Надежда. Дрожь по телу прошла. Подошёл: «Здравствуй, Надя», - говорю. Она молчит, видимо, сама волнуется. Я спрашиваю: «Ты откуда?». Она: «Из Ленинграда». «По делам?» - спрашиваю. «Нет, - говорит, - к тебе».
«Я её домой пригласил, ведь ночевать надо ей где-то. Ничего у нас с ней не было. Просто, пожила у меня два дня. Просила прощения, говорила, что родители убедили замуж выйти, потому как такой красавец как я девку посимпатичнее, вроде, найдёт. А в то время к ней один как раз «клинья подбивал». Вышла замуж, а муженёк то возьми да спейся. Так и помер через два года семейной жизни. Детей не нажили. Убеждала Надя, что меня всю жизнь любила. Предлагала сойтись.
«А я, Алёша, вроде и не против был, но чувствовал себя виноватым перед ней за те слова, что в армии приятелю сказал. А признаться духу не хватило. В общем, отказал. Надя уехала. Попрощались мы с ней как приятели старые, извинились друг перед другом.
«Закончила моя дочурка школу, и отправил я её учиться в медучилище. Один стал коротать вечера. Надежда все эти годы никак не выходила у меня из головы. Подумал: «Что мне теперь терять – дочку на ноги поставил, живу один. Поеду к Наде, упаду в ноги, расскажу ей всё про те слова армейские, про неловкость эту, попрошу прощения слёзно». Она меня простит, в этом я не сомневался. Очень она добрая была. Кое-как, но узнал её адрес в Ленинграде, собрался в путь и поехал. Прибыл в Ленинград, а соседи поведали, что умерла она примерно с год назад… от тоски. А отчего тосковала – это им было неизвестно. Никогда и никому она не говорила о своих переживаниях. Только знали все – грустила крепко она.
«Сел на поезд, доехал обратно не помню как. Груз душевный с собой я вёз тяжёлый. Слова те армейской бесшабашной юности так со мной и остались навечно. Еду с Кеми с товарищем на машине. Ночь, кругом тайга без конца и края и тоска таких же размеров в сердце. Подлость я совершил, убил Надюшу.
«Вот так и живу с тех пор… один. Дом покосился и скоро развалится, как и моя жизнь. Приезжали недавно москвичи, просили дом и землю продать. Деньги бешеные предлагали. Вроде, будут базу отдыха у нас строить. Дочь говорит: «Отдавай, старый дурак, купим тебе квартиру в Петрозаводске». Отказываюсь. Не брошу я эти места, не предам, умру вместе с ними, но не оставлю.
«Знаешь, Алёша, а Надя всё так же снится мне. Наверное, и на том свете вспоминает. Ждёт милая, когда приду к ней и попрошу прощения.»
Старик повернулся на бок лицом к стене и больше не сказал ни слова.
Я тоже лёг и уснул. Кемь мы проезжали около двух ночи. Там дед и вышел. Не довелось нам попрощаться.
Утром пробудил меня ужасный холод. Состав стоял. Над Кандалакшой нависло низкое небо со свинцовыми летними приполярными тучами. Ветер гнал их куда-то в нескончаемую таёжную бездонность сопок со стороны седого Белого моря.
Я вспомнил старого попутчика. Представил фары везущего его домой автомобиля, разрезающие непроглядную окутывающую темень. Как много лет назад он так же ехал по этой ночной дороге и вёз с собой тяжёлый неподъёмный груз, любовь… и надежду.

© Алексей Литвяков, 2013
Дата публикации: 22.01.2013 22:39:45
Просмотров: 2957

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Владислав Эстрайх [2013-01-29 21:20:13]

Чего только не услышишь от попутчиков.
Совесть - тяжкое бремя.

Не сказал бы, что такой стиль изложения придаёт рассказу художественную ценность. Поезд, одинокий старик/старушка, трогательная история - всё это было, было, было, в том же настроении, в том же стиле.
А ведь из истории деда можно было бы сделать полноценный художественный рассказ, а не краткое изложение от первого лица. История того стоит.

Ответить

Алексей Литвяков [2013-01-29 23:07:13]

Владислав, спасибо большое Вам за рецензию. Очень интересно и важно услышать мнение стороннего, но связанного с литературой человека.