"Я вижу пространство"...

Назначая встречу малознакомому человеку или, договариваясь о первом свидании, мы нередко называем место, которое невозможно не найти или не заметить. «Я жду тебя у памятника Пушкину, Грибоедову, Маяковскому». Да и различные тусовки – от политических до поэтических - проходят именно у памятников. Несколько лет назад к таким знаковым местам добавился памятник Булату Окуджаве на Арбате, автором которого является скульптор Георгий Франгулян.
- Георгий Вартанович, как вы относитесь к тому, что такие знаковые памятники знают все или почти все, а автора-скульптора почти никто?
Так началась наша беседа с Георгием Франгуляном.
- На своих памятниках я не пишу крупно свое имя. Если вы обойдете памятник Булату, то с трудом найдете мою фамилию. Для меня гораздо важнее, чтобы любили героя, воплощенного в скульптуре, чем меня. Того, кто смотрит памятник, мало интересует автор. Те, кому интересен я, придут на выставку работ Франгуляна. Да и потом, надо понимать, что заказчик приходит не через фамилию, написанную на памятнике (хотя и так бывает). Мой памятник Святославу Рихтеру не подписан, а семья академика Раушенбаха нашла меня именно через него.
Недавно сделал надгробие Борису Николаевичу Ельцину. Поставил свои инициалы. Теперь переживаю, может быть, надо было инициалы размером поменьше сделать. В целом я считаю, что любое произведение искусства должно быть подписано. Подпись – своеобразная гарантия того, что ты сделал.
- Я слышал, как вы говорили, что ваши памятники Булату Окуджаве своеобразный триптих – Арбат, могила поэта, двор школы № 109. А как начинался этот триптих?
- Конечно, с Арбата. Был очень шумный конкурс. Участвовали тридцать два проекта. Я выиграл этот конкурс, что само по себе большая редкость. Обычно, конкурс устраивается под «победителя». Здесь же с «победителем», как мне кажется, произошел облом. Справедливость восторжествовала. Потом поступил заказ от семьи поэта, а затем уже памятник поэту в школе. Мы выросли под песни Окуджавы. Мне понятны его жесты, походка, выражение лица. Я был бы очень рад, если бы мои скульптурные изображения поэта вызывали у каждого свои ассоциации.
- Почему семья заказала вам памятник понятно. А вот скульптура поэта в школе… Как-то непривычно и необычно.
- Надо знать Ямбурга (директор школы). Если, что он задумал, это конец всем и всему, пока он свою идею не реализует. Его очень многое связывало с Окуджавой: школьный спектакль, посвященный поэту, личное знакомство. Сначала Евгений Александрович обратился к другому автору, но сумма, которую надо было заплатить за памятник, оказалась для школы неподъемной. Прошло некоторое количество лет. Мы познакомились. Я взялся за реализацию проекта, и у нас получилось.
- В свое время Эрнст Неизвестный изготовил памятник на могиле Хрущева. Вы – на могиле Ельцина. Будут ли уместны в данном случае какие-либо художественные или исторические параллели?
- Мне нравится памятник Хрущеву. Но то, что сделал я, нечто другое. Нельзя мой памятник рассматривать в политической плоскости. Изображение российского флага – это, прежде всего, пластический образ. В какой-то степени я создал портрет президента. Через трехцветный российский флаг попытался показать его личность – харизматичность, способность к решительным шагам, противоречивость. Именно так представляю себе Бориса Николаевича. В памятнике скрыто много символов. Надо суметь расшифровать, прочитать между строк. Хочу сказать высокие слова в адрес семьи Бориса Ельцина, которая смогла принять такое мое решение создания памятника. Прямо скажу, очень неожиданное решение. Мне кажется, что я сумел выразить характер президента.
- У вас в мастерской стоит скульптура поэта Бродского. Вы, наверное, на этот памятник получили заказ из Питера?
- Памятник Бродскому уже отливается, и в обозримом будущем он будет установлен в Москве.
- В Москве? Почему не в Петербурге? Все-таки его жизнь связана с этим городом.
- Питер проводил конкурс на памятник поэту, но в итоге ничего не сделали. Скульптура Бродского была выставлена на моей персональной выставке в Пушкинском музее. Она привлекла внимание главного архитектора Москвы Кузьмина, Юрия Лужкова. И они приняли решение поставить памятник в Москве. Это абсолютно правильное решение. Фигура поэта космополитична. Бродский принадлежит всему миру. Да, он родился в Питере. Но мы же не бюст на родине героя устанавливаем. То, что я сделал, «пристанище духа». Москва – столица. Поэтому важно, что этот памятник будет установлен именно здесь. Я считаю его установку как первый акт покаяния перед теми, кто несправедливо был изгнан из страны. Уже определено и место для памятника – сквер на Новинском бульваре.
- Сейчас у нас наблюдается, если не расцвет, то подъем усадебного строительства, которое вполне сравнимо с эпохами императриц Елизаветы и Екатерины. В те времена скульптура была обязательным атрибутом дворянской усадьбы Вопрос у меня в связи с этим такой: «В современных усадьбах скульптура востребована?»
- Востребована, востребована. Но уровень соответствует уровню вкусов заказчика. Все равно это замечательно. Конечно, много скульптур невысокого качества, но будет идти процесс просеивания, и лучшее останется. У меня самого таких заказов не было. Если заказ противоречит моим представлениям о прекрасном, делать не буду. Пока нужно другое искусство, а не то, которым занимаюсь я. Если бы мне нечего было есть, я, наверное, сделал что-нибудь такое. Я же могу позволить себе заниматься только тем, что мне по душе. Давно причем. Внутренне этим очень горжусь.
- Вы работаете только по заказам?
- Не всегда. Более того, я сам провоцирую создание некоторых своих вещей. Год назад в Венеции на поверхности воды была установлена ладья Данте. Это было сделано по моей инициативе. Десять лет я вынашивал идею. Ладья Данте – мой подарок городу. В подарках ничего плохого не вижу. Такое удовольствие делать подарки, которые приходятся по душе. Я надеюсь, что весь мир увидит мою композицию.
- Вы известный, с большим опытом мастер. У вас есть ученики?
- У меня нет учеников. Нет потребности в этом. Не хватает времени на свои работы. Пока есть силы, буду работать. Я еще сам не во всем хорошо разобрался. Потом, чтобы преподавать, надо сформулировать определенные идеи. А, сформулировав идеи для кого-то, начинаешь влиять и на самого себя. Начинаешь загонять себя в рамки. Я этого не хочу, так как ведет к потере свободы творчества. Всегда должно быть место для импровизации. Я не делаю произведений, похожих одно на другое. Никогда не повторяю тех или иных приемов в работе, так как это тупиковая ситуация.
- Вы часто навещаете своих «бронзовых героев»?
- Бываю, но крайне редко. Не люблю смотреть. Сделал и сделал, с глаз долой. Что я буду вмешиваться! У памятника идет своя жизнь. Потом, конечно, есть момент страха. Смотришь на памятник лет через десять и видишь то, чего ранее не заметил: что-то недотянул, где-то ошибся. Расстраиваешься, психуешь, хотя понимаешь, что на тот момент мог сделать только так.
- Как рождается замысел того или иного произведения, что является первотолчком для начала работы?
- Это необъяснимый процесс. Может быть, побывал в поездке или посетил чью-то выставку. Всякое бывает. Книгу прочитал, кинофильм посмотрел. Я очень много рисую. Каждодневно мои сиюминутные эмоции через руки переходят на лист бумаги. Что-то из рисунков становится самостоятельным произведением, а что-то находит уже воплощение в объеме и пространстве. Я и рисую как скульптор, а не как, например, художник-график. Я вижу пространство. Это мой путь – через рисунок на листе бумаги к скульптуре.
Беседовал Георгий Янс