Мы пришли из Ниоткуда
Лариса Ратич
|
Форма: Повесть
Жанр: Психологическая проза Объём: 79300 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Аборт - что это?.. Решение проблемы или преступление? Я хочу успеть спасти хоть кого-нибудь… Автор * * * - …скажу вам по секрету: я сделала уже семь абортов. Вот, пришла на восьмой… А что делать?... - Ой, я вас понимаю! Я и сама – их пять штук сделала. Очень уж легко подхватываю… И вы – тоже, да?.. (из разговора в больнице). * * * - Здравствуй, мама. Я мог бы называть тебя так, если б родился. Мы все могли бы называть. Семеро нас было…Восемь раз ты была беременна, а только одному из нас повезло – нашему брату… Мы хотели присниться ему, но не смогли, поэтому решили присниться тебе. Не бойся, наутро ты обо всём забудешь. Скажешь: «Какой-то нехороший сон видела… Но какой?..» Мы можем прийти только один раз, да и то – в сон матери. Мы никогда больше не выйдем из нашего Ниоткуда, потому что нас – нет. Но сегодня – мы пришли к тебе вместе. Наши голоса слишком слабы поодиночке, но, соединённые вместе, может быть, услышатся тобой, мама?.. * * * …Мама, я – твой первый сын. Помнишь, ты была совсем девчонкой, глупой, неопытной? Ты верила в большую и светлую любовь. Да, в этом возрасте так бывает со всеми. Когда же и верить, если не в семнадцать лет? Он сказал: «Люблю». Милая моя, доверчивая мамочка, разве можно быть такой наивной?! Подумала бы: тебе – семнадцать, ему – шестнадцать… Вам ли иметь детей? Вы же сами – дети. Понимаешь, романтическая любовь – это прекрасно, но зачем опережать события? А впрочем, кто об этом думает, когда весна в душе… Вот так вы меня и зачали, в большой юной любви. Знаешь, мама, если б я родился, все бы говорили: «Надо же, он – вылитая мать!» Я знаю, что был бы таким же зеленоглазым, светловолосым… Представляешь? – я собирался вырасти очень высоким! Чтобы ты потом была мне по плечо! …Я возник из небытия и сразу понял: живу! Вы там, в большом мире, почему-то думаете, что два часа жизни – это ещё не жизнь. Так вот, узнай: сразу, ещё на первой минуте, мы – это жизнь. Почему же люди так её не уважают? Зародыш… Или плод?.. Когда, по вашим меркам, зачатые вами дети называются людьми? И до какого срока – уничтожение наших крохотных тел у вас называют не убийством, а решением проблемы? Так вот, мама, я возник. Знаешь, какое это счастье? Ещё не свет, но уже – не тьма. Ты тоже там была, просто забыла. Все, кто ушёл в свет, забыли. А может, оно и к лучшему? Как знать… Какое-то время я был очень, очень счастлив. Я не знаю, сколько это в вашем измерении, - в нашем Ниоткуда времени просто нет. Зачем оно здесь? А внутри матери – только радость, только счастье, только мир и покой. И ещё – есть мама. Её нельзя увидеть, но она есть, потому что её НЕ МОЖЕТ НЕ БЫТЬ. И от этого – так хорошо существовать! Так вот, прошло какое-то время, и мне стало страшно. Так страшно!!! Ты даже не подозреваешь, КАК! У вас там, на свету, - ничего подобного чувствовать не умеют. Вы прикрываете настоящие чувства мишурой, которую называете «слова». А мы – просто чувствуем, и всё. Каждой из своих клеточек. И я почувствовал: тьма… Впереди – не свет, а тьма. Ты назвала это «решением». Твой «любимый» - сопляк, мальчишка! – предал тебя, как малыши в детском садике предают друг друга: от всей души. Они показывают пальчиком на виновного и радостно кричат: «Марья Ивановна, а Коля балуется!» И при этом – никакого ощущения предательства, да и сам Коля не обижается, потому что ещё не умеет. И мой юный отец, когда узнал, что я – есть, расплакался от испуга. И вы побежали в разные стороны: каждый к своей маме. Смешно как! Мама – к маме! Потом ваши родители собрались вместе, судили-рядили: ну не женить же вас, в самом деле! Вот тогда вы и приняли «решение», а ты его с радостью поддержала. Вот «решишь проблему» - и снова весёлая и беззаботная. Счастье какое! Но разве ты знаешь, что такое настоящее счастье? Я тебе скажу! Счастье – это когда нет СТРАХА. А я стал жить с этим СТРАХОМ, большим! – больше, огромнее, чем наше Ниоткуда! Какой он липкий, чёрный, холодный, этот страх!!! Я теперь уже знал: на свет мне никогда не появиться. Сколько мне осталось? Я старался, как мог, цеплялся за свою маленькую жизнь. Я всеми силами хотел, чтобы ты поняла. И ты однажды заволновалась, почувствовав, как я пытаюсь проникнуть в твои мысли, душу, сердце! Ты почувствовала – и заплакала от жалости ко мне. Я знал: ты заколебалась! О, если бы у тебя хватило сил противостоять тем, кто называл себя «взрослым» и «мудрым» и «хотел тебе добра»! Я отчётливо понял, о чём ты думала в минуты сомнений. К счастью или к несчастью, ты была слишком, слишком молода; мерзость и грязь вашей лицемерной морали ещё только начинали портить твоё незлое сердце, и ты меня пожалела. Да, пожалела! Ты представила: «А если б и я вдруг не смогла родиться?!» Ты смогла на миг стать мной, и холодок моего великого СТРАХА колючей струйкой потёк по твоей спине… Ты пожалела меня, как обычно жалела бездомных щенков, которых подбрасывали в ваш подъезд. Правда, твоя мама никогда не разрешала тебе взять их и спасти. И ты плакала, просила… Но всегда – зря. Вот и на этот раз – я тоже знал, что зря. Хотя понял, как безмерно люблю тебя: ведь ты пыталась меня защитить, всё-таки пыталась! И в такие минуты даже СТРАХ отползал куда-то в сторону. - Опять?! – вопила надрывно твоя мама. – Дрянь, коза шкодливая! Мало ещё позора на мою голову! Ты хочешь родить этого… этого… - но, наконец, слово нашлось, - ублюдка?! Так мы с папой заставим тебя, заставим написать отказ уже в роддоме!!! Лучше не усложняй!!! И так у нас с отцом – вот-вот инфаркт будет!!! Скажи спасибо, что пока никто не знает! Конечно, долго спорить ты не стала. Нет – так нет. Тебе показалось: сделано всё, что можно, и обстоятельства сильнее тебя. «Обстоятельства» - вот ещё одно из самых гнусных ваших слов, мама. Вы переступаете через корчи души, через муки совести, переступаете сами через всё хорошее в себе. Сами! А говорите – обстоятельства… - Выкинем тебя, как паршивую кошку! – так выразился папа, когда мама призвала его на помощь. – Ты что думаешь: мы будем вас обоих поить-кормить-одевать?! Если бы родители твоего разлюбезного хоть что-нибудь предложили! Так ведь нет, заметь! Они варианты не обсуждают: аборт – и всё!!! Их сыночку, недорослю узколобому, учиться, видите ли, надо! А у него – женило выросло, а мозги усохли! И он будет в институте?! А ведь будет, пойми, дурочка!!! А ты! – так хорошо училась! И что?! – ребёнок, соски, грязные пелёнки?! Никаких «оставить», заруби себе на носу!!! И хватит, мы уже это обговорили! Ещё неделя – и это, наконец, кончится!!! …Что такое неделя? – я догадался, что это совсем-совсем немножко, судя по тому, как ты, мамочка, мгновенно сжалась, внутренне ахнула. И тогда я простил тебя и простился. Ты, такая маленькая в этом жестоком мире, была, конечно, сильнее меня, но рядом с ними, другими – песчинка. Глупая, безвольная песчинка… А в ТОТ день? – ты помнишь, когда надо было подписать последнюю бумажку, чтоб меня не стало, - пожилая женщина-врач, глядя на тебя внимательно и строго, сказала жёстким голосом: - Детка, ты хорошо подумала? У вас почему-то до восемнадцати лет личное мнение – пустой звук. Ах, если бы ты тогда была совершеннолетней, мама! А так – рядом стояла твоя родительница, и вопрос доктора относился не только к тебе… - Да, МЫ хорошо подумали! …Вот и всё. Но та женщина ещё раз попыталась: - Поймите, мамаша, у девочки могут быть осложнения. А вдруг у неё никогда больше не будет детей? Об этом вы подумали? Она же никогда не простит вас… Впрочем, она всё равно не простит, запомните мои слова. Уж я-то знаю… Она тяжело вздохнула и отвернулась к окну: И что-то такое было в её голосе, в этом надрывно-глухом «уж я-то знаю…», что вы обе напряглись, онемели. Но только – на мгновение. - Доктор, простите, вы уже всё подписали или ещё что-нибудь нужно? Врач, не поворачиваясь, ответила: - Всё. Идите… И вы прошли в просторную палату, где таких, как ты, мамочка, было четверо. Правда, одна лишь ты была такая молоденькая. Твоя мама уверенно разместила тебя на свободной койке, громко и неестественно радостно сказала: - Ну, до вечера! Счастливо! И оставила тебя дожидаться своей очереди. Женщины в палате почти не разговаривали: каждая жила своим страхом. …Потом, спустя два часа, когда всех «почистили», они успокоились и разговорились. И ты окончательно убедилась: не о чем жалеть, всё правильно. Дело-то обычное. Обстоятельства, у всех обстоятельства… Одна из женщин разоткровенничалась с тобой, потому что ей любопытно было узнать и твою историю. Ты слушала, вежливо кивала, но хорошо помнила мамин наказ: о себе – никому и ничего. Придерживалась выработанной версии: нельзя рожать по состоянию здоровья. Проблемы, понимаете? - А что такое? - Извините, не могу говорить. И так все испереживались. И муж… - Ах, муж?.. Неинтересно. Она-то думала… И женщина отстала, пересела к другим. Вот так и прошёл этот день, буднично и банально, как будто ничего и не случилось. Откуда тебе было знать, КАК это случилось? – ты спала под наркозом, крепко-крепко. Твоя мама не пожалела денег, спасибо: вокруг тебя хлопотали изо всех сил. Сначала заботливо спросили, как переносишь наркоз; потом, поглаживая по голове, ласково усыпили, потом… - ты провалилась куда-то в мягкую темноту и, кажется, в тот же миг вынырнула обратно. Уже в палате, тщательно укрытая толстым мягким одеялом. Лишь немножко познабливало от ледяной резины на животе… - Проснулась, ласточка? – над тобой склонилось симпатичное лицо. – Всё хорошо, отдыхай. …Я расскажу тебе, мама: меня рвали на кусочки. Ведь срок был уже немаленький – десять недель. Ручки, ножки, пальчики… Всё у меня было, мамочка! Я пытался отодвинуться от этих страшных холодных предметов, но упирался в равнодушные стенки твоей тугой плоти, которые не пускали меня. Я так кричал, мама!!! Но в вашем мире голоса нерождённых никто не умеет слушать. И всё-таки я успел увидеть СВЕТ. О, как он прекрасен! Я успел увидеть – и унести память об этом в своё вечное Ниоткуда. Мне повезло, одному на миллион, - обычно (обычно!) «абортированный материал» ничего увидеть не успевает. Только понять. Но вам всем удобно считать, что и понять – тоже не успевает. Так спокойнее жить… Ты пролежала свои законные два часа, отдохнула. Помечтала даже. Теперь – проблемы нет, а есть светлое будущее, загадочное, но многообещающее. Уже через день ты чувствовала себя превосходно, и мрачные предсказания старой докторши тебя, очевидно, не коснулись. Всё прошло удачно. К тому же ты извлекла хороший жизненный урок. А любовь? – она куда-то ушла, испарилась, и ты с удивлением думала: что это было? Это – любовь?! Вот та самая, которая сильнее всего на свете? Да эта любовь яйца выеденного не стоит! Вот тут ты ошибалась, глупенькая. Просто пока ещё любовь не озарила твою жизнь… «Любимый» боялся посмотреть в твою сторону, хоть вы и жили по соседству. «На всякий случай» и твоя мама приняла меры: перевела тебя в другую школу, хоть и оставалось каких-то четыре месяца до выпускного. Мало ли что; к тому же – по родной школе поползли слухи. …Но вот, наконец, долгожданный май! – ещё немножко, плюс-минус экзамены – и позади школа. Ты удачно поступила в институт, и мама не уставала повторять: - Смотри мне! Помни, что мы пережили!!! Она волновалась, потому что ты была девушкой видной, бойкой. И – если случилось такое раз – могло легко повториться и во второй, и в десятый. Но всё-таки, надо сказать, что аборт тебя сильно изменил – и ты сразу стала значительно взрослее. - Серьёзная, вдумчивая девушка! – говорили о тебе в институте. И даже прозвали недотрогой. Ты и в самом деле держала себя холодно, и со стороны казалась гордячкой. А ты просто очень боялась теперь любых, даже самых невинных отношений. Обожглась – и сделала выводы. Надолго. И всё-таки жизнь и юность взяли своё: однажды на студенческой вечеринке подошёл к тебе паренёк со старшего курса, закружил – заговорил… Он не отходил от тебя весь вечер, явно стараясь понравиться. Шутил, сыпал комплиментами, много танцевал. Был остроумным, интересным, и при этом – нисколько не пошлым, как многие в этом возрасте. И ёкнуло твоё сердечко, забилось неровно, и ты заметалась в испуге: нет-нет-нет!!! Но юноша смотрел ласковыми влюблёнными глазами, нежно и осторожно брал за руку… Он был настойчивым ровно настолько, чтобы не отпугнуть, и в то же время сразу становилось понятно, что он – сильный, надёжный и верный. Он проводил тебя домой – и с этого момента стал нужен, необходим! Хотелось, чтоб он всё время был рядом, вот так же уверенно обнимал за плечи; чтобы вместе с ним можно было и смеяться, и грустить… - Давай поженимся!!! – это он спустя три месяца. - Закончим институт – тогда, - ты была тверда. – А пока – ничего такого! – Умей дождаться. Он гордился твоей неприступностью и чистотой, берёг тебя. Раз уж ты сказала – ждать, значит – ждал. Тебе уже было двадцать два, и родители, давно успокоившись, видели: слава Богу, судьба тебя не собиралась обижать. Вы все готовились к свадьбе… * * * - Мама, я твой третий сын. А ты меня называла «мой второй аборт». Да, у меня не было имени, и в нашем Ниоткуда я – безымянный, как и многие из нас. Когда ты узнала, что беременна мной – испытала досаду. У вас ведь – маленький ребёнок, полугодовалый карапуз, - а тут ещё и «это». Зачем?! Если бы я родился, мама, то был бы младше брата всего на чуть-чуть. Как нам радостно было бы расти вместе! И любить друг друга… - Потом как-нибудь, - твёрдо решила ты. – Но не сейчас. Я и так пятый угол постоянно ищу! Ваш малыш рос шумным, капризным, неспокойным. - За что мне это всё?! – полюбила ты восклицать. Никто, никто не может понять, что такое грудной ребёнок!!! Ни муж, ни родители!!! Только и хватает ума, что твердить: «Потерпи!» Сколько можно?!! Эти бессонные ночи и прочие «радости»: как правильно кормить, когда гулять… И так далее, и так далее! Скорей бы подрос – и в детсад, до вечера. Тебе – на работу, в коллектив. А то опустилась, обабилась, дальше некуда. Забыла, когда причёску приличную делала! А тут ещё – начало тошнить ни с того ни с сего. Ведь говорят, что при грудном вскармливании нельзя забеременеть? Так это – смотря кому. Ей, например, ничто не помеха, провались оно всё… Ну и как быть? – а что, есть варианты?! И вообще, в наше время иметь больше чем одного ребёнка – это чистое безумие. Или сумасшествие, кому как нравится. Дай Бог одного вырастить, поднять и обеспечить. Интересно, какой дурак придумал, что семья без детей – это не семья?! Вот его бы сюда, на практику: корми, качай, пелёночки стирай! Сразу бы по-другому запел. Отлично можно обойтись без всяких детей: себя успеть бы обслужить. Муж, правда, просил: давай оставим! Ну конечно, он на работе целый день; вечером придёт, «козу» ребёнку сделает – «уси - пуси!», и считает, что выполнил свой долг. - Никаких «оставим»! – ты, мама, уже всё решила. – Тем более, что медицина шагает вперёд, и теперь это гораздо проще! Не то, что раньше. Тут ты чуть не проговорилась, но вовремя спохватилась, ведь муж ничего не знал. И даже не догадывался! Для него ты – образ чистый, непорочный, достойный всяческого уважения. Муж признал сразу, что лидерство в семье – это не его роль. Только жена – умная, строгая, волевая – может принимать решения за обоих. И ты снова приняла «решение», теперь уже сама, никто не мешал. Никто не рассказывал про последствия, и что больше может не быть детей. А если бы и так? – да слава богу! Со мной, мама, сделали то, что вы называете ласково – «миниаборт». Это убийство на очень малых сроках, так, пустячок. И переносится легче, и стоит дешевле. Нас отсасывает вакуум. Нельзя противостоять этой силе, кричи – не кричи… Комочек малой беззащитной плоти втягивает жадная воронка смерти. Боль!!! Моё изуродованное, измятое тельце бросили в холодный таз, и я растворился в крови – своей и чужой. - Неприятная процедура! – так сказала ты, мама. – За что только деньги берут?! Я так понимаю: заплатила – и ничего не почувствовала; вот это будет на уровне. А это? Издевательство какое-то! Может, наркоз плохой? У тебя долго ныло внизу живота, и ты тихо постанывала, отлёживаясь в палате. Опустошённая матка ещё сокращалась, выбрасывая подозрительные чёрные сгустки, и к вечеру у тебя поднялась температура. - Перечищать надо! – решительно заявил врач. – Что-то не так… Что ж, пришлось терпеть ещё раз. Это было уже по-настоящему больно, и ты искусала в кровь губы, сдерживая крик. - Ничего, ничего! – зло покрикивал врач. – Будешь знать, как на аборты бегать! Этот доктор был яростный противник таких «решений». Насмотрелся за много лет на куски наших тел… Печальная статистика абортов была для него постоянной душевной болью. Старенький врач знал: нас – так много, что даже страшно сказать, сколько… Целый народ! Народ нерождённых из Ниоткуда… …Подрастал твой сынишка, и ты иногда всё же вспоминала обо мне, глядя на него. Ему – три с половиной, а мне было бы почти три, ему – пять, а мне - …Ты подсчитывала, ты всё время подсчитывала. А если бы?.. Не рос бы мальчик таким эгоистом. Маленький, а уже – невозможный собственник; привык, что всё – только ему. Ну ничего! Ты утешалась тем, что во многих семьях – один ребёнок. К тому же и ты сама была единственной дочерью у своих родителей. Иногда сынишка спрашивал: «А почему у меня нет братика, как у Игоря, как у Вадика? Мне скучно одному…» Ишь, придумал, – скучно! Поскучает и успокоится. Второй ребёнок – это в два раза больше проблем! Вот на работе все женщины твердят, что если двое детей – они постоянно дерутся. Там не заскучаешь! Короче, никаких братиков, никогда! Иногда ты думала: а вдруг с сыном что-нибудь случится?.. Не дай Бог, конечно, не дай Бог!!! Ну а если?.. Что – тогда?.. Но ты брала себя в руки и говорила твёрдо: - Значит, так тому и быть. Всё равно – никакого второго ребёнка! Таким образом, вопрос всех твоих возможных детей был решён окончательно и бесповоротно. Точка. Мама! Подумай: разве я отнял бы у тебя благополучие? Ведь вы ни в чём не нуждались. Неужели не нашлось бы и для меня немного еды с вашего стола?.. Ты всегда хорошо и дорого одевалась, любя своё холёное тело. - Хватит! Беременность – это убийство фигуры! Добровольное уродство. И так я после родов еле-еле пришла в норму. Года три пошли прахом, пока стала на женщину похожа! Этим ты себя утешала и уговаривала, потому что нет-нет – и вдруг становилось почему-то не по себе. Что это?! – ты не понимала, но много плакала. Ничего не хотелось, даже жить. Объяснение услужливо находилось: депрессия. А это – вполне конкретно и излечимо. Сейчас, в современном мире, этим многие страдают. И ты никогда бы и не подумала, что твои мучения – это внутренний плач по нам, нерождённым. Это наш реквием. Чтобы заглушить депрессию, ты начинала активно радовать себя: новые платья, туфли, сумочки, украшения… Очень дорогие, потому что ты любила себя от всей души, ценила высоко, и покупать всякую дешёвку не собиралась. - Жизнь – одна! – восклицала ты. Это правда, мама… Но ты, как всегда, имела в виду только свою жизнь… Я никак не могу понять, почему вы так дорого платите за то, что, по сути, - ничто?! Как можно, в самом деле, ценить дороже жизни блестящие мёртвые камешки, оправленные жёлтым металлом? Почему за них люди даже иногда убивают друг друга? Вы проливаете кровь, - тёплую, живую; а вместе с ней густыми каплями уходит в землю жизнь… А мёртвые безделушки (ценности?) продолжают переходить из одних рук в другие… Сколько искалеченных судеб стоит за этим! И вы готовы, как слепые или сумасшедшие, вновь и вновь сражаться за призрачный блеск! Вы ставите на одну доску жизнь и смерть, как же вы до сих пор этого не поняли?! Один аборт, мама (всего лишь один!) убивает столько любви, мама, сколько никогда не дадут людям все драгоценности мира! Скажи, мамочка, разве твоё новое колье – предмет глупой зависти подруг – сможет когда-нибудь любить тебя так, как это делал бы я? Я ведь, даже нерождённый, приговорённый тобой, - несу в себе эту любовь всегда, мама! Я так хотел жить, мама, чтобы рассказать людям, что такое любовь! – вы называете это «поэзией». Уже в первую секунду возникновения я знал, что сумею рассказать нечто такое, что люди ещё не поняли, не увидели, хотя любовь всегда ходит рядом с ними. Жизнь и любовь, мама, - это одно и то же. Рождаются, чтобы любить, а любят – чтобы рождать… Эта великая истина дана людям изначально, но, ослеплённые глупостью мнимых ценностей, люди рвут тоненькую нить этой великой связи. И не понимают: почему же у них нет счастья?! Ждут-ждут, смотрят-смотрят, а счастья – как нет, так и не было. И лишь немногие, рождённые в великой любви, живут в сердце с ней до последнего вздоха, а когда приходит время возвращаться в Ниоткуда – уходят счастливые и просветлённые. А их любовь – остаётся жить и творить настоящую красоту. Таких людей называют по-разному: гений, талант. И не имеет значения, какую песню они сложили для людей. То ли это великая книга, то ли это вечная музыка, то ли это прекрасная, рождённая в озарении, математическая формула… Мы, нерождённые, унесли с собой столько, что не хватит и ста тысяч лет, чтобы вам, пришедшим в свет, постичь это! Каждый раз, убивая кого-нибудь из нас, вы калечите, кромсаете ранимую плоть той великой любви, которая дана всем нам одновременно… Поймите, наконец! – убивая нас, вы убиваете всех сразу. О, глупые, суетливые существа, укравшие миссию Бога!!! …А твой рождённый сын подрастал, становился самостоятельным, задавал интересные вопросы. - Красивый мальчик! – восхищались все. Ты этим гордилась: сын удачно дополнял ваш изысканный интерьер. Мальчику едва исполнилось пять лет, а ты уже давно вовсю «лепила» из него то, что хотелось тебе. Чего хочет сам ребёнок? – это была лишняя подробность. Твои родители тоже ни о чём тебя не спрашивали, но то, что они выбирали, - всегда было умно и надёжно. Мальчик любил рисовать, но тут перспективы были туманными. Да и что такое жизнь художника? Сплошные «орёл - решка». Потраченные впустую годы. Английский! – вот что актуально. Потом спасибо скажет. Итак, на первое время – «Английский для дошколят». Через месяца три уже было чем похвастаться: ребёнок неплохо понимал простенькие тексты. Значит, способный! И вот, когда пошёл в первый класс, - это была спецшкола с английским уклоном. Ничего, что далеко ездить, и не трагедия, что друзья мальчика – совсем в другой школе. И, кстати, они – не тот «круг общения», который нужен ребёнку из такой семьи. Сам потом поймёт. Да, мама, ты не умела слышать не только нерождённых… «Я делаю то, что ему нужно!» - с этой тропки ты никогда не сворачивала. Как бульдозер, ты давила все порывы и желания сына, если они не вписывались в твой план его счастливой жизни… Ему было всего девять лет – а он уже отравился горьким ядом одиночества. Одиночества – рядом с самыми близкими на свете людьми. Впрочем, папа в расчёт не брался, он тоже был, если честно, одинок… * * * И тут – снова беременность. Чёрт его знает, как это вышло! Ты яростно набросилась на мужа. Он, как обычно, виновато молчал. А кто же и виноват, если не он? Ну и что, что любит? Мало ли кто кого любит! Опять проблемы… Что за организм?! Ну до каких пор это будет продолжаться?! * * * - Мама, услышь меня. Я воя нерождённая дочь, «чёртова проблема». Я тоже несла в себе зёрнышко материнства. Избавившись от меня, ты уничтожила эту великую радость и во мне… И во всех дочерях моей судьбы… Да, у тебя тогда что-то разладилось в семье. Появился ощутимый холодок. Муж часто стал задерживаться, не особенно утруждаясь объяснениями. Вообще-то тебя это не очень волновало, но ты привыкла к его безусловному подчинению. А тут – это равнодушие, нежелание хотя бы оправдаться. Странно! Но ты не стала на этом зацикливаться: у тебя как раз намечался очередной карьерный скачок. И муж, и эта неудобная беременность были на твоём пути лишь временными преградами. Главное – продвижение!!! А всё остальное – как обычно: решится, наладится, устранится. В бешеной гонке на финишной прямой, ведущей к желанному креслу, ты не останавливалась и не оглядывалась. Поэтому в одно прекрасное утро (а уже было почти подписано твоё новое назначение!) ты услышала вдруг такое, чего никак не ожидала. Не подготовилась, не заметила, проморгала! - Я ухожу, - устало и спокойно заявил муж. – Квартиру и вещи оставляю тебе. С сыном буду видеться, и деньги давать буду. - Как?! – ты опешила. Нет, пусть катится, конечно, на все четыре стороны! Не дождётся, чтоб она начала его упрашивать! Но КАК она ничего не видела?! Ясный вопрос, нашёл себе какую-то стерву! - Нашёл, но не стерву, - всё так же спокойно ответил он. – Не могу я больше жить с таким бронетранспортёром, как ты! Я хочу любить и быть любимым, а не наблюдать, как ты идёшь каждый раз в бой за очередную должность. Извини, если обидел. - Кто, кто я?.. Бронетранспортёр?! А эта твоя новая тогда – кто? Смотри-ка, какой герой! – ты разошлась всерьёз. Убить такого – и то мало! И ты прокричала: - Я, между прочим, опять от тебя, скота, беременна!!! Он резко повернулся, глянул остро: - Роди! Давай попробуем снова стать счастливыми! Ты помнишь?.. Помнишь, как когда-то?.. - Как же, роди! Нашёл полоумную! Я не о том! Просто – как под нож меня отправлять, - ума хватило! А туда же: я – бронетранспортёр!!! А кто же ты, а?! - Хватит орать, - поморщился муж. – Опять поскачешь в больницу «проблему решать»?! Эх ты… Разве ты мать?.. - А чем это, интересно, я не мать? – ты стояла на проходе, не давая ему подойти к шкафу. - А ничем, даже не ищи, - он презрительно, одним движением сильной руки, устранил тебя с дороги. - Да?! Тогда и сыночка забирай, изделие своё драгоценное! Ты его состряпал – ты и воспитывай!!! - Заберу, если отдашь! – он явно обрадовался. - Ну вот и отлично! Вечером вернусь – чтоб вашего духа здесь не было!!! Ты, плохо попадая в петли, быстро оделась, подхватила сумочку и выскочила из квартиры. Насчёт сына – это ты, конечно, просто назло прокричала. И никак не думала, что муж действительно заберёт мальчика. Мало ли что в ссоре скажешь… Итак, вечером ты вернулась – и нет никого. Как и было заказано. Ты прорыдала всю ночь… …Потом был суд. Он вынес решение: ребёнка оставить с матерью. Но мальчик очень скучал по отцу, и ты была не против, когда бывший муж забирал сына. Сначала – только на выходные, потом – три раза в неделю, а потом, однажды, когда мальчик провёл в новой семье целые каникулы, ты спокойно и без нервов разрешила им жить вместе. И теперь – по выходным! – ребёнок иногда виделся с тобой. Это в том случае, если ты была не очень занята. Развод перестал быть катастрофой, постепенно поменял знак с «минуса» на «плюс». Как раз очень удачно складывалось всё на работе, как никогда раньше. Ну просто «повалило»! И, слава богу, никто и ничто не отвлекало тебя. Даже душевной боли, собственно говоря, не было; ведь ты давно забыла, что такое любовь. …Из-за карьерных хлопот ты упустила сроки, и миниаборт теперь сделать не удавалось. Надо было ждать хотя бы семь-восемь недель, а уж – потом… Как обычно. …Зачем, зачем ты продлила эту казнь, мама?.. Ты убила меня в мыслях задолго до ножа – и только досадовала на временные неудобства: тебя сильно тошнило. Ты тщательно скрывала на работе причину, рассказывая, что у тебя – проблемы с желудком. Даже если бы кто-нибудь и понял правду – это не имело значения. «Никаких детей!» - это было написано на твоём высоком чистом лбу. Наконец-то срок стал достаточным, и ты, спокойно попросив «денёк за свой счёт», без единой мысли сомнения, совершила привычное… - Думаю, что это в последний раз! – твёрдо заявила ты в то роковое утро самой себе. – теперь никаких мужчин. Ну разве что… - ты кокетливо улыбнулась своему прекрасному отражению. - А что? Всё впереди! Молодая, красивая, преуспевающая! А сейчас – быстренько в больницу. Кажется, опаздываю! Ты вызвала такси и по дороге ни разу не вспомнила обо мне. Ты везла меня умирать, мамочка… Впрочем, ты ни разу за эти недели не подумала обо мне как о живой, или просто – как о человеке… Ты вообще никак меня не называла. Меня НЕ БЫЛО, вот и всё. А была лишь большая, очень большая задержка. Мамочка, милая, дорогая! Если бы ты хоть на секундочку опечалилась – мне было бы легче умирать! Я знала бы тогда, что ты меня хоть чуть-чуть любила, совсем немножко!.. Страшно уходить, мама, зная, что НИКОГДА и НИКОМУ не был нужен. Здесь, в этом Ниоткуда, мы, не любимые никем, не можем обрести покой. И жить, и умирать по-человечески можно только с любовью… А у твоего сына, мамочка, вскоре родилась сестрёнка. Моя ровесница… Родилась в любви, счастливица и избранница!.. И ты однажды встретила их: семья как семья; мама – папа – сын(твой!) – и малышка в коляске. Ты сделала вид, что не заметила. Что-то кольнуло в сердце, но тут же отпустило, и ты презрительно прошипела им вслед: - Подумаешь, инкубатор… Вид соперницы тебя очень утешил. Роды сделали её полной, на твой глаз – уродливой. Ты стояла и смотрела ей в спину. Так вот кто – настоящий бронетранспортёр! Разуй глаза, дорогой бывший муженёк!!! …А у него на лице было написано счастье. Ты вспомнила: такое выражение он «носил» в первый год вашего брака. - Придуривается. Что ж ещё ему остаётся?.. – ты и не заметила, что произнесла это вслух. Какая-то старушка, приостановившись, посмотрела на тебя; ты спохватилась и замолчала. А через полчаса уже о них и забыла. Да, ты умела «не брать дурное в голову». …Помнишь, мамочка, в этот день – день моей смерти! – к тебе в больнице подошла женщина средних лет с измученными глазами. - На аборт?.. – спросила она осторожно. Ты спокойно кивнула. - Извините, не подумайте ничего такого… - заторопилась она, нервно комкая в руках носовой платочек. – Не могли бы вы меня выслушать?.. Бедная! Она готова была на всё, она уже столько разного перенесла! Лишь бы только иметь ребёнка! Ей уже тридцать шесть… - Девушка, я вам заплачу!!! Много заплачу!!! - Перестаньте, прошу вас. Мне не нужны ваши деньги. Поймите, ваше предложение – для меня просто дикость какая-то!.. - Дикость?! – женщина зло заплакала. – А убить дитя внутри себя, живое, настоящее, родное! – не дикость? А?! Ответьте, ну же! Вы знаете, какое это счастье – беременность?! Нет, не знаете, раз посмели прийти сюда!!! - Прекратите вопить!!! Что за дурочка, перед самой операцией все нервы вымотала! Ишь, что надумала: родить и ей отдать! Продать! За кого она её принимает?! - Вы что, не видите: я не из таких! Успокойтесь и поищите какую-нибудь потаскушку, которая на аборт сходить ленится, а родить и отдать – готова. Таких полно! Найдёте. - А вы, значит, не из таких, - прошептала незнакомка. – Вы просто из убийц… Да мне любая потаскушка, про которую вы здесь толкуете, дороже, если она всё-таки родила! Родила, понимаете?! Она родила – а вы пришли убивать!!! И, наверное, не первый и не последний раз, да? Такие, как вы – «порядочные» убийцы! – не знают настоящую цену жизни! Ничего, придёт время расплаты и для вас! - Вот это да! Вы мне ещё тут угрожать будете?! – ты бросилась к дежурному врачу. – Что у вас тут: гинекология или отделение дурдома?! Я буду жаловаться!!! Врач быстро разобрался в ситуации, кого-то пожурил, на кого-то накричал… А ты уже в этот момент получала наркоз. Блеснул нож хирурга, как заточка в руках бандита из подворотни… Мама, мамочка!.. Да, есть такие женщины, - их презирают люди! – они рожают детей и бросают их. Но их дети – ЖИВЫ… Можно, конечно, сказать, что эти дети – несчастные, что они с младенчества мыкаются по детдомам… Редко кому из них везёт… Иногда находятся люди, которых такие сироты начинают называть «мамой» и «папой»…И, конечно, это настоящий ужас, когда таких детей «возвращают» (а это бывает часто!). возвращают, как собачек или попугайчиков: поиграли – надоело… Да, такие дети отстают в развитии! Да, многие из них – если не все! – всю жизнь чувствуют себя брошенными, ненужными!!! Да, да, да!!! Но они – живут, мама! Пусть женщины, их родившие, даже недостойны называться матерями, пусть так! Пусть многие из них не сделали аборт вовсе не из жалости к нам, а потому что или пропустили сроки, или не было денег, или – а есть и такие! – решили: «Аборт вреден для здоровья, а роды – это полезно». Лишь поэтому! Они тоже не думали о нас как о своих детях и тоже, наверное, не любили. А скорее всего – ненавидели! Как и вам, им мы тоже – мешали. Но они нас всё-таки рождают… Они не наблюдаются у врачей, не ходят вовремя измерять вес и давление. Они не придумывают нам имена и не разговаривают с нами, когда мы толкаемся изнутри. Они называют нас «отродье», иногда не помня, с кем и в каком угаре нас зачали. Именно среди их детей – много больных и ущербных, и общество ропщет против таких мамаш, наполняющих дома инвалидов… Но мне всё-таки милее они, потому что они – РОЖДАЮТ. Я согласилась бы, мама, родиться у последней бомжихи – лишь бы только родиться, понимаешь?.. А ты – благополучная, сытая, здоровая и молодая – заставила вырезать меня из себя. Это самая нечестная борьба на свете: с тем, кто не может защититься. …Ты долго кровила, дольше обычного. И думала, что это – на нервной почве. Всё вспоминала ту «неадекватную»: интересно, найдёт ли она такую, которая согласится? Найдёт, было бы желание. Не одна, так другая… Если есть деньги, можно исполнить любое желание. Надо запастись терпением, и всё. Итак, ты кровила и нервничала. Откуда тебе было знать, как я просила тебя: родить меня и отдать! Я же всё-всё поняла! Представь: вдруг, за минуту до смерти, тебе подали бы надежду на жизнь!!! Как же я умоляла, мамочка: «Услышь меня! Отдай! Отдай! Отдай!!!» А ты не услышала, ты просто сказала: «Голова чего-то разболелась. Ничего, вернусь домой – приму таблетку». Так что это не кровь, не кровь сейчас вытекает, мама. Это мои слёзы, которые остались в тебе. Это было всё, что я могла оставить… Они иссякнут, не волнуйся: одна горькая капелька за другой. А ты обо мне – даже и не заплачешь. Как можно плакать по тому, чего не было?.. Я прощаю тебя, мама, ведь это такая мука – иметь душу убийцы… * * * …Я твой следующий сын, мама. Но я так и не стал им, хотя имел гораздо больше шансов, чем другие твои дети. Так получилось, что ты (скорее всего, от тоски и одиночества) завела роман с одним из коллег, и неожиданно для себя – привязалась. К тому времени ты уже занимала солидную должность, получала немалые деньги, но на этом, как видно, твой «рост» прекращался. Это был твой «потолок» - дальше, как ты понимала, не пустят. Дальше начиналась «чужая территория», где всё давно распределено между своими и всё «схвачено». С тобой была настоящая истерика, когда «наверх» вместо тебя назначили совсем молоденькую девушку: ни опыта, ни стажа. Но она была дочерью «самого» - и, значит, ей обеспечили широкую гладкую дорогу. Её путь – на самый верх – был только делом времени. Ты бегала «объясняться», но напрасно. Тебе ясно дали понять: надо смириться с тем, что уже имеешь, и быть тише води, ниже травы. Радоваться! Могли б и сюда не допустить, если вдуматься… Сыну к этому времени уже давно исполнилось двенадцать, и вернуть его себе «по суду» (как ты хотела) было нельзя: мальчик, по закону, имел право выбирать. И он выбрал отца. Видеться с тобой он не стремился, делал это редко. А ты даже и не знала, что его уговаривает ходить к тебе мачеха! Она, женщина большого сердца, хотела, чтобы твой сын вырос хорошим человеком. И часто повторяла ему: «Пойми, дорогой, нельзя считать себя порядочным, если ты отказываешься от родной матери!» И мальчик верил ей. Он любил свою маленькую сестрёнку, любил новую маму, любил отца, потому что они все вместе – были настоящая семья, та самая «Семь Я», где все нужны друг другу. С тобою рядом он такого не чувствовал, помнишь?.. Так вот, ты привязалась. Слова «влюбилась» ты сознательно избегала, хотя твоё чувство было сильным и глубоким: настоящая страсть. Он был старше на пятнадцать лет, тоже считал себя одиноким: взрослые дети давно уже создали свои семьи, разъехались, отдалились; а с женой… Это часто бывает, когда давнее общее житьё не сближает, а наоборот. Вы давно работали вместе, но раньше не приглядывались друг к другу, а тут – как будто что-то толкнуло… На одном из застолий (праздновали День рождения фирмы) вы разговорились, вдруг понравились друг другу, и – завертелось… Ты даже почувствовала себя счастливой. Никому не нужна?! – ну, это мы посмотрим! Новые отношения разбудили в тебе какой-то чуть ли не охотничий азарт: влюбить, влюбить его в себя так, чтобы все обзавидовались!!! А он и не возражал и, несмотря на свой статус «женатика», совершенно не стеснялся новой любви. Он откровенно и красиво ухаживал (действительно на зависть всей конторе), и даже помолодел! Про тебя – так и говорить нечего. Даже дурнушку украшает весна любви; ты же – стройная красавица – стала вдруг необыкновенно хороша. И, конечно, нашлись «доброжелатели»: всё подробно и в красках расписали его жене. Он перенёс грандиозный скандал, очутившись перед выбором: остаться с женой или уйти к тебе. И тут ты решилась: вдруг сказала, что беременна! И будешь рожать! Он растерялся, но потом обрадовался: польстило, что в таком возрасте способен стать отцом. И это решило дело в твою пользу. Он тут же съехал от жены; на развод, правда, пока не подал («Успеется! Надо сначала с имуществом утрясти.»). На том и успокоилось, и ты, сначала и не думавшая ни о какой беременности, теперь сделала всё, чтобы это случилось. Не рассказывать же ему, что ты это придумала, не так ли? Боялась: а вдруг не получится?.. Бывает же такое, что когда не надо – есть и есть, а когда необходимо – осечка? Но напрасно беспокоилась. Твоё тело, цепкое в материнстве, сработало как часы. Отлично! Прекрасно!!! И пусть бывший муженёк полюбуется: никакого одиночества, как он каркал! Да и ты сама, честно говоря, часто ловила себя на мысли, что останешься совсем одна… Перед глазами вдруг возникала та женщина («Роди и отдай!»), и ты с ужасом думала, как же ей, должно быть, одиноко… Итак, впереди – декретный отпуск, ребёнок. Семья! Наконец – снова семья! Работа? – ты давно устала от этой гонки, а когда поняла, что упёрлась лбом в стену, то работа тебя почти перестала интересовать. Что толку лезть вон из кожи, когда дорога перекрыта? Действительно, надо уйти в декрет, почувствовать себя снова женщиной в исконном, самом человеческом смысле! Ведь тебе не было ещё и сорока. …Срок твой был четыре месяца, когда ты поняла: всё напрасно. Новый муж не прижился (хотя ты бодро делала вид, что всё прекрасно), почему-то тосковал, рвался назад… И в конце концов разговорился, назвал вашу любовь затмением, глупой интрижкой. Предложил сделать аборт и очень удивился, когда ты сказала: «Поздно…» Он понятия не имел ни о каких сроках; впрочем, как и большинство мужчин. Их-то дело десятое… - Всё равно, - от отчаяния он стал решительней. – Мы не пара, не обижайся! Я это теперь понял. Он божился, что найдёт врача, который возьмётся, несмотря на срок. Надо хорошенько заплатить! Лишь бы она не делала эту глупость: зачем ему ещё дети, дураку?.. У него внук недавно родился! Кстати, к внуку и рвался. Понимал: если он не вернётся к жене, то дети (а тем более - внуки), с ним общаться не будут. Там по-другому вопрос и не стоит; никакой демократии! Тем более что первая жена «зла не помнила» и звала блудного мужа обратно. …Он всё-таки ушёл, не взирая на слёзы и мольбы, и ты люто его возненавидела. Он даже перешёл на другую работу. Трус! Кобель!!! Впрочем, на этом переходе настояла его жена. Правильно, с глаз долой – из сердца вон. И ты осталась «с пузом». Правда, на работе пока не знали, хотя догадывались и много сплетничали. Интересно, спорили: решишься ли ты стать матерью-одиночкой? Конечно, правы были те, кто говорил, что нет. Родить? – нет, нет! Искусственные роды, и только. Тот же аборт, если вдуматься. Деньги, как обычно, решили всё (а ты и не сомневалась). Досадно только, что упустила время: было бы и дешевле, и без особых проблем. Ведь видела, если честно, что не будете вы всё-таки вместе; чувствовала, сразу знала!!! Действительно, любовь слепа, причём безнадёжно. Официально твоё «избавление» оформили так, что тебе как будто нельзя рожать по состоянию здоровья. Так бывает: думала – можно, а вот врачи – категорически против. По бумагам выходило (хорошенько, очень щедро было заплачено), что у тебя – тяжелейший токсикоз, угрожающий жизни. И все любопытные могли узнать, что это я – твой убийца, а не наоборот, мамочка. Операцию (желаемые роды) назначили через две недели, и ты взяла отпуск, чтоб потом спокойно отлежаться и прийти в норму. Всем рассказывала, что едешь на отдых в Турцию и делала загадочное лицо: дескать, есть один НАСТОЯЩИЙ мужчина, не то что… Вот он и пригласил. Чао, коллеги! Вернусь – поделюсь. И ты уехала. В частную клинику на другом конце города (на всякий случай). Ты и не представляла, что тебе придётся пережить. Знаешь, мама, а я даже рад, что ты это испытала… Ты же думала, что всё будет как обычно, да?.. Заснула – проснулась, и никаких проблем? Нет, мама, искусственные роды – это всё-таки роды, а не просто «заснула». Но, в отличие от обычных, это намного больнее. Сама подумай, ведь природа ещё не подготовила женщину, и роды надо вызвать, простимулировать. Это похоже на то, как если бы люди, вместо того, чтобы ждать, пока человек сам вырастет, стали бы вытягивать его тело на станке… …Ты перенесла настоящую пытку. Это было так невыносимо, что ты, захлёбываясь в рыданиях, умоляла остановить: «Я лучше буду рожать как положено!!!» - Это невозможно, - отрезала акушерка. – Раньше надо было думать! И вдруг заорала на тебя: - Это вам в наказание!!! По сравнению с тем, что испытывает плод, - это ничто!!! И добавила яростно: - Ведь ребёнок, когда родится, всё-таки немножко поживёт! Но совсем немножко! В такой боли поживёт, будьте вы прокляты! И вы, и ваши деньги поганые! Видно, пожалела сразу о своих словах: деньги таких, как ты, текли и в её карман. Но ты не стала никому жаловаться, было не до того: новый приступ адской боли потряс тебя, отняв способность соображать. Это длилось несколько часов, и ты успела поседеть. А когда всё кончилось и ты, наконец, не веря в такое счастье, пришла в себя, тебя спросили: - Тело вам отдать или кто-нибудь приедет? Ты изумилась, не поняла: - Какое тело?!.. Тебе терпеливо растолковали, что, по документам, - прошли преждевременные роды, и, стало быть, есть ребёнок. Точнее, трупик. Он жил двадцать минут. Теперь нужно отдать тело матери или родным, под расписку. Так положено! - Ну что, сами заберёте или кого-то будем ждать? - Нет-нет-нет, что вы, что вы!!! Сама, конечно! – а ты думала, что весь ужас уже кончился… - А тело кто будет обряжать: вы сами или нам заплатите? - О Господи!!! А это ещё зачем?! - Не зовите Бога хотя бы здесь, постыдитесь. Вас спокойно спрашивают: ребёнка одевать сами будете? - Нет! – закричала ты. – Нет!!! Я дам денег, дам, сколько нужно! Только не трогайте меня больше!!! - Медсестра, вколите ей успокоительное, - услышала ты вкрадчивый голос, который прозвучал так глухо, словно у тебя заложило уши. И ты мягко провалилась в обморок… Очнулась оттого, что тебя настойчиво хлопали по щекам: - Нельзя так, возьмите себя в руки. Ребёнка мы уже одели и уложили в ящик. - В какой ящик?! - В посылочный. Мы так всегда делаем, - нянечка спокойно назвала сумму. – Завтра вас выпишут, дадут справку о смерти, и вы поезжайте на кладбище. Там сразу похоронят. Ну, заплатите, сколько скажут. А пока ящик у вас под кроватью постоит, отдыхайте. …Что же они так спокойно все разговаривают?! Неужели этот ужас для них – обычная работа?! Как же они не сходят тут с ума?! А может, они и есть – сумасшедшие, только притворяются нормальными? Тебе стало жутко… Но когда полчаса спустя в палату действительно внесли заколоченную посылку, у тебя волосы встали дыбом. Да, мама, таких, как мы, обычно хоронят именно в посылочных ящиках. Посылка, вес – до одного килограмма, получатель – кто?.. Никто не делает гробиков для нас. Наверное, они были бы слишком малы и напоминали школьные пеналы? Или ещё что-нибудь, далёкое от смерти? Гроб – хоть и жуткий, но всё-таки человеческий атрибут. А мы – разве люди? «Изгнание плода» - вот как называется наше рождение. Изгнание! Вечное… А как насчёт вечной памяти, мама, которая тоже положена всем людям? Ты запомнила, конечно, свои муки (ещё бы!), но не меня… А ведь я был желанным ребёнком, зачатым в любви; ты помнишь?.. Такие дети рождаются сильными, способными стать великими и дать свою любовь другим. Зачатые в любви – отмечены небом как избранные. Иногда нас называют «детьми Солнца», потому что оно тоже излучает любовь и свет. …Назавтра, когда тебя выписали, ты первым делом помчалась на кладбище. А куда же ещё?.. Ну не везти же «это» домой!!! И так ты всю ночь не могла заснуть: едва закрывала глаза – начинались кошмары. Ты просидела дома весь отпуск, никуда не высовывая носа. Хорошо, что возле самого подъезда – продуктовый киоск. Ты спускалась раз в три дня за хлебом. Ты сильно похудела, не могла ни читать, ни смотреть телевизор. Всё время вспоминала, как приехала на кладбище, как долго искала, к кому обратиться; как сторож наконец взял у тебя страшный ящик вместе со смятой купюрой и с готовностью предложил: - Пошли покажу, где зароют. Ты испуганно отказалась и почти бегом бросилась к воротам. Но и тут тебя ждало испытание: старуха, торговавшая венками, презрительно плюнула в твою сторону: - Стерва гулящая! Хоть бы пошла глянула, где дитё похоронят!!! Тебя как будто кирпичом оглушили. Что она знает, поганая торгашка?! И вдруг остановилась, потрясённая: а может, действительно, хоть узнать, где могилка?.. Ты бросилась обратно, но сторожа, как назло, уже и след простыл. Тебе даже показалось, что это не человек, а выходец с того света, притворившийся сторожем, забрал у тебя сына, с которым ты так и не простилась по-человечески. …Когда ты вернулась на работу, все ахнули: как будто из гроба встала. - У тебя что-нибудь случилось?! - Да, - твёрдо сказала ты. – Я потеряла близкого человека. Спасибо, мама: ты всё-таки назвала меня человеком. Скажи честно, если бы не твоя личная физическая боль, разве смог бы я рассчитывать на такие слова?.. * * * - А я была следующей, мама. И, как только возникла, сразу узнала: в этом чреве убивают. Все, кто был в тебе, оставили здесь свой ужас. И я сразу поняла, что обречена. Каждый из убитых всё ещё кричал о своей боли… Особенно страшно кричал последний… Эти крики окружили меня с первой секунды моей жизни. Я не хотела, не могла их слышать!!! Вы называете это «выкидыш», но не догадываетесь: мы выбрасываемся в смерть сами, когда концентрация горя внутри женщины слишком высока… И про меня тоже сказали: «выкидыш», хотя , если бы я не сделала этого сама, ты, мамочка, «помогла» бы мне точно так же, как и остальным своим детям. Ты, как только догадалась обо мне, стала пить специальные таблетки (как посоветовали). И ты думала, что это они помогли? Нет, мама. Это я сама. У меня хватило сил не тянуть со своей смертью, вот и всё. И всё прошло очень даже легко (для тебя!). Ты пошла в туалет и вдруг обнаружила кровь. Никакой боли не было, лишь лёгкое недомогание; а спустя два часа, после краткого приступа (довольно терпимого, не так ли?), из тебя прямо в унитаз вывалилось нечто непонятное, похожее на кусок сырого мяса, а вслед за этим – ещё два кусочка, поменьше и потемнее. Дело было в выходной, поэтому ты спокойно полежала, ни о чём «таком» и не думая. На другой день съездила к гинекологу и узнала, что благополучно отделалась: - Выкидыш, просто выкидыш. Повезло вам: он вышел чисто, полностью. Не надо даже ревизию проводить. Ты обрадовалась. Хоть раз повезло! А может, беременности и вовсе не было? Нет, мама, была. Тогда прошёл уже год после тех страшных родов, и ты давно выздоровела, действительно съездила в отпуск, и действительно не одна! Ведь недаром говорят, что слова – материальны. К тому времени в твоей жизни всё же появился «настоящий мужчина», и он повёз тебя к морю. Это был незабываемый отпуск, и ты решила наконец-то взять реванш. Любовь? – а почему бы и нет? Разве после таких мук женщина не заслужила большой и красивой любви? Тебе казалось, что внутри у тебя всё выхолощено, выскоблено так, что новой беременности быть просто больше не может. Да и в клинике тебе тогда сказали: - Вы должны знать: теперь у вас вряд ли могут быть дети… Сказали с огорчённым видом. А ты не расстроилась и не обрадовалась, просто выслушала, как сводку погоды. Впрочем, тогда, после той боли, ты любое известие приняла бы равнодушно. Сейчас, зная, что «детей уже быть не может», ты и не думала беречься. Наконец-то, первый раз в жизни, ты почувствовала себя сексуально раскрепощённой. А это – радость, да ещё какая. Ты оживала просто на глазах! И рядом – ОН. Случайно познакомились в трамвае. Кто бы мог подумать? – счастье по талончику! Он подсел рядом, вы разговорились. Оказалось, вам вместе выходить. Пока шли, обменялись номерами телефонов, и уже вечером он позвонил. Слава богу, никаких бывших жён он не имел, вообще никогда не был женат, хоть и оказался на два года старше тебя. - Так вышло, - объяснил он, улыбаясь. – Не встретил пока ту единственную, ради которой стоило бы… Впрочем, извини: кажется, уже встретил. Но он не предлагал тебе замужество, вы не собирались вообще жить вместе. Вам просто было хорошо вдвоём, так хорошо! Чего же ещё желать? «Удобно», - пожалуй, именно это слово чаще всего приходило в голову вам обоим. В самом деле, что может быть лучше? У каждого – «своя территория», и, таким образом, будни любви автоматически исключались из вашей жизни. Праздник, сплошной праздник! Будней и так хватает. В самом деле, во что превращается любовь, если надо стирать любимому дурно пахнущие носки или пропотевшее бельё?! Если по утрам видишь, как он ковыряет спичкой в зубах? А так – всегда гладко выбрит, прекрасно одет. Приятно пахнет. - Куда пойдём, любимая? Цветы, духи, подарки… Кино, театр, рестораны… - Спасибо, дорогая, за прекрасный вечер! – это уже после «кофе со свечами», дома. И он уходил, поцеловав тебя напоследок. Ты никогда не просила его остаться до утра, а он и не настаивал. И, наверное, не согласился бы, если б ты и предложила. Вы оба подсознательно избегали стать семьёй. Любовники! – это всё, на что вы были готовы. Ни о каких детях речи, конечно, и не было. Он даже ни разу не спросил тебя ни о чём. Ты сказала, что ему не надо волноваться, и он с облегчением это услышал. Наверное, ты приняла какие-то меры, раз так уверена, не так ли? Один-единственный раз ты случайно обмолвилась о своём сыне, но никаких последствий этот разговор не имел. Что касается его детей, - ты так поняла, что их вовсе не существует. И тут – эта задержка. Или?.. Что за чертовщина, неужели – опять?! Ты высчитывала дни снова и снова, ждала, но напрасно. Конечно, если что, - ты знала, как поступить. Однако всё же решила поделиться с любимым. - Подожди, - опешил он. – Ты, кажется, точно обещала, что мне не придётся волноваться? Давай так: мухи – отдельно, котлеты – отдельно! Я ведь тебя не нагружаю своими проблемами, согласна? Вот давай и ты… Нет, ты, конечно, и не думала, что он захочет ребёнка. Ты уже кое-что успела про него понять. Такие отцами не бывают! Но… полное нежелание разделить ответственность? Этого ты не ожидала. Ты думала, он пожалеет, посочувствует; скажет: «Давай вместе подумаем, раз такое дело, как же нам быть?» Потом ты поломаешься для приличия, всплакнёшь; он начнёт просить прощения: «Любимая, это я, наверное, виноват!» И так далее. Потом даст денег «на дело», будет страшно переживать и каяться. Ты усмехнулась: до чего глупая баба! Выходит, сорок лет – это ещё не признак ума. Ну что ж, значит, мухи – отдельно? Ладно. На будущей неделе ты решила пойти к врачу. А пока – может, ещё пронесёт? Ведь были задержки и раньше; правда, не такие большие. Ты выпила «ту самую» таблетку и совсем успокоилась. И я, уже обречённая, решила не дожидаться… Прошло три недели, а любимый всё не звонил. Сама ты звонить не хотела. Всё-таки надо иметь женскую гордость! Но, наконец, свершилось. Его голос был так же бодр, как обычно. - Как твои дела? – явно с подтекстом, но очень спокойно спросил он. - Отлично, - ответила ты. – Оказывается, ничего и не было. Ложная тревога. - Вот и чудно! – так же ровно сказал он. Как будто спрашивал, купила ты кастрюлю или решила отложить. И вот это спокойное равнодушие тебя и взбесило. Ты наговорила ему много неприятного, а он не бросил почему-то трубку, дослушал. Даже ни разу не перебил. А потом сказал: - Жаль, что такой темперамент тратится по пустякам. Я-то думал, что ты современная, разумная женщина, а ты – как все. Просто горластая баба. Вот теперь он дал отбой, и ты, как ни старалась, вновь и вновь накручивая диск, натыкалась только на «занято». Это был ваш последний разговор. Конечно, можно было ещё поехать к нему и всё-таки заставить с собой разговаривать! Но… зачем? Уходя – уходи. Нельзя сказать, что ты совсем легко перенесла разрыв. Но надо было «держать лицо», чтоб не дать повода для злорадства. Да, у тебя были подруги, но ты всегда придерживалась золотого правила: им можно доверить только то, о чём спокойно рассказала бы кому угодно, а сокровенное – никому. Ты хорошо знала, как рискуют женщины, если они бывают откровенны. Эту дружбу ты метко называла про себя «поцелуйно - показушной» и считала, что женской дружбы вообще не бывает, а само это понятие – глупейшее из всех. И, по сути, была очень одинока, хотя ни за что не признала бы этого вслух. Расставшись с этим любимым, ты в очередной раз похвалила себя за неболтливость: теперь никому и ничего не надо было объяснять. Что подругам обсуждать? – «Кажется, у неё очередной роман. Наверное, несерьёзный; она не придаёт этому значения». И никто фальшивым голосом, закатывая подведённые глазки, не будет «выражать сочувствие». Ай да умница!!! Да-а-а… Не выдержал мужичок проверку на вшивость… Теперь, небось, очередной дуре рассказывает, что до неё «ещё не встречал ту единственную, ради которой…» А вот теперь! Пой, пташечка, пой… Но всё-таки сумел он, мерзавец, доставить немного радости. И на том, как говорится, спасибо. А ведь он – красивый, что ни говори. Всегда за собой следил, не опускался; каждое утро бегал, никогда не переедал. Даже – что тебя особенно восхищало – совсем не курил и почти не пил. Разве что бокал-другой дорогого вина, да и то – под хорошую закуску. Такой долго будет в отличной форме. Интересно, почему он ТОГДА не предложил ей денег. Ведь он совсем не жадный, даже наоборот. Не может быть, чтобы он не понимал, что подобные дела бесплатно не делаются. Ты никак не могла успокоиться, прикидывая и так, и этак. И вдруг поняла: он просто не хотел быть хоть как-то причастен к этой НЕПРИЯТНОСТИ. Он платил только за УДОВОЛЬСТВИЯ. Когда до тебя дошло это окончательно, остатки боли и досады наконец-то улетучились. …Если бы я родилась, мама, то была бы яркой брюнеткой, с глазами, чёрными и глубокими, как ночь. Я была бы очень красивой, и то, что вы называете «косметикой», мне никогда не понадобилось бы. Я радовала бы глаз своим изяществом и прекрасной смуглой кожей, - мой несостоявшийся отец фотографически точно отразился во мне. Он разбазаривал своё семя на точно таких, как ты, и все мои братья и сёстры, которые иногда (случайно!) возникали, были тоже обречены. Он, наверное, особым чутьём выбирал любовниц, а не матерей. Как же тебе объяснить, мамочка? «Материнство» - это не просто состояние, это избранность. Отталкивать от себя этот дар – не просто глупость. Это преступление перед всем человечеством, которое существует благодаря МАТЕРЯМ. …А вот я была бы хорошей матерью: характер кукушки не передаётся по наследству… Иногда мерзавцы инстинктивно боятся рождения себе подобных, - вот почему твой любовник так не хотел детей! Но мерзость души, к счастью, тоже не наследственная данность. Пойми, мама: изначально подлых людей не бывает. Не зря же вы говорите о детях: «чистые души». Все рождаются чистыми… Это потом, соприкасаясь с грязью вашей реальности, не все могут устоять и не запачкаться. А сильнее всего способны сопротивляться лишь рождённые в любви; те, которых ЖДУТ! И неважно, кто ждёт: многодетная мать или юная возлюбленная; благополучная матрона или мать-одиночка. Главное – это ждать и любить всем сердцем того, кого ждёшь. …Вот ещё, кстати, глупейшее слово, изобретённое вами, высокоморальными людьми («венцом природы!» – не стыдно вам так себя величать?) – «мать-одиночка». Какая же она одиночка, если она – МАТЬ? Одиночка – это та, у которой НЕТ детей. Разве это не понятно?.. За что же вы клеймите этих женщин, придумываете для них постыдные прозвища и унизительные правила? Что они сделали человечеству?! Они исполнили величайшее предназначение женщины, а вы их позорите и презираете за то, что они не вписываются в жестокие рамки ваших условностей? Но зато про убийц, идущих на аборты, вы ничего подобного не говорите! Вот и решается иногда слабая женщина скорее на убийство, чем на РОЖДЕНИЕ, СОЗИДАНИЕ! – только чтоб на неё не показывали пальцами далеко не лучшие представители вашего так называемого цивилизованного общества! Демократического!!! Гуманного!!! А я была бы сильной, очень сильной, мама! Я всегда ходила бы с гордо поднятой головой, несмотря ни на что, оттого, что Бог выбрал меня быть Матерью. Я родила бы много детей – столько, чтобы удовлетворить свою великую жажду материнства, которую я ощутила, едва лишь возникла из небытия. И если бы мне мало было родных детей – я приняла бы под своё крыло чужих – ещё десять! Двадцать!!! Я не знаю, почему, - но это было бы так, мамочка. Может быть, оттого, что слишком много в вашем мире детей, у которых НЕТ матерей?.. А разве это правильно: детство без материнства?! Или это кричат моим голосом все нерождённые? – выброшенные тобой, мама, и подобными тебе… Я не боялась бы испортить себе фигуру. Как же вы слепы там, в вашем мире: разве вы не видите, что красивее беременной женщины не бывает никого?! А разве есть во Вселенной планета прекраснее Земли – вечно беременной Земли?!! Как же всё перевёрнуто у вас, если понятие «красота» и «материнство» - не совпадают! Вы поклоняетесь художникам, писавшим Мадонн с младенцами, но почти никогда не поклоняетесь самим Мадоннам… Бессердечные существа, укравшие у матерей их пьедесталы! Вы смеётесь над любовными играми и страстями животных. «Собачьи свадьбы», «кошачьи страдания»! А сами? – «занимаетесь любовью»?! Животные никогда любовью не занимаются, они просто любят, искренне и естественно. И далеко вам до них, хоть это и обидно. Вы даже не слышите, как это пошло звучит: «заниматься любовью…» Это всё равно что «заниматься счастьем». Глупость, вот и всё. Вы занимаетесь сексом. О да, это вы умеете. Техника секса – вот что оттачивается годами. А заодно – техника производства абортов. Вы гордитесь тем, что с каждым годом – эта операция всё легче и легче. Убийство, поставленное на поток. Согласно прейскуранту. Как хорошо, что животные не так патологически умны; поэтому они не делают абортов. Если бы я родилась, мама, я объяснила бы это людям. Я знаю, что спасла бы многих. А там, за мною следом, - может быть, и другие?.. * * * …Мы – твои последние нерождённые дети, мама. Ты сказала про нас: «шестой аборт». И не знала, что нас было двое. Близнецы, мальчики. Нам легче всех было погибать, потому что мы умирали обнявшись. В вашем роду никогда не было близнецов, и ты, конечно, не могла этого даже предположить. И получилось: по твоему счёту – шесть «прерываний», а по настоящему – семь. Если семь смертей – значит, семь ужасов, мама, а не шесть! Через три года после «выкидыша» ты всё-таки вышла замуж. Ты старела, и надвигающееся одиночество очень пугало. Твой уже взрослый сын так и не смог полюбить тебя. Он по-прежнему приходил (хоть и редко), приносил подарки, звонил. Но он был не с тобой… Ты заметалась в поисках: надо, необходимо на кого-то опереться! Почувствовать надёжное плечо! И ты внимательно, очень внимательно осмотрелась. Да, ты была ещё далеко не старая, а просто зрелая, довольно красивая женщина, но годы делали своё дело. Ещё пять-семь лет – и тогда уж точно одна. Навсегда. Ты же была человеком действия, и, конечно, просто сидеть и ждать не собиралась. Принца на белом коне, ясное дело, не будет (их, кстати, вообще не бывает: или конь, или принц; а в комплекте – это нереально). Надо выбирать из возможного, отбросив фантастические бредни. И ты очень просто поступила: купила газету с брачными объявлениями. Долго выбирала, внимательно вчитывалась. Сразу было видно, кому требовалась просто крыша над головой или жена-кормилица. Такие, не жалея красок, расписывали свою «душевность» и «широту интересов», а в конце обязательно указывали, что женщин с материальными и жилищными проблемами «просят не беспокоить». Такие вот альфонсы – любители. Но были и неплохие тексты. Ты выбрала восемь более-менее подходящих и, не теряя времени, написала всем одинаковые письма. Понимая, что здесь – рыночно – товарные отношения, ты всё-таки осторожно указала, что хочешь создать семью только на основе «материального равноправия». Четверо тебе ответили, и ты по очереди познакомилась со всеми. На всякий случай, чтоб потом не корить себя за упущенный шанс. Один из кандидатов – старше всего на семь лет, военный в отставке – понравился тебе, а ты – ему. Он сразу, прямо, по-военному, тебе об этом и сказал. Была в нём та самая надёжность, о которой ты мечтала. Ну а внешне – далеко не урод; хоть и полноватый, но подтянутый, представительный. Вдовец. Взрослая дочь с мужем (тоже военным) – где-то далеко на Севере. Хорошая пенсия. Приличная, богато обставленная квартира. Вы, не откладывая, оформили отношения. Ты переехала к мужу, а свою квартиру решила сдавать. Получились в итоге неплохие деньги. Ты в новом мужа нисколько не сомневалась, но, на всякий случай, - оставалась вполне самостоятельной. У каждого из вас, кроме «общей кассы», были и свои деньги. Ну и жильё, само собой: если что, ты в любой момент могла безболезненно вернуться обратно. Но этого, к счастью, не требовалось: вы жили душу в душу, и тихое семейное счастье оказалось не такой уж плохой штукой, как ты думала раньше. Всё было спокойно, стабильно, и ты искренне благодарила судьбу. Муж, кроме пенсии, имел ещё и неплохую зарплату (удачно пристроился в одной школе военруком). Ты полюбила готовить, потому что муж ценил домашнюю еду. Тёплые сытные вечера, телевизор, чтение… Вы, казалось, просто созданы друг для друга. Твой муж был ещё полон сил (просто раньше вышел в отставку, вот и всё), и как мужчина – хоть куда. Никаких африканских страстей, конечно; да и не к чему; но – вполне. Регулярно и пристойно. Ты разбогатела, выглядела довольной и лениво – уверенной. Как женщина не очень молодая, ты решила, что «никакие неожиданности», в силу возраста, тебе уже не грозят. Да и муж – далеко не мальчик. Так что… Недооценила ты себя, мама. Не убереглась. Как так получилось? – было и досадно, и смешно. Люди узнают – задразнят дураков, и за дело. Ты, конечно, немедленно сказала супругу. Он довольно засмеялся: - Есть ещё порох в пороховницах! - Да, - хмыкнула ты. – И что с этим «порохом» теперь делать? - А знаешь что? – вдруг расправил плечи муженёк. – Давай оставим. Мы разве ребёнка не прокормим? Если честно, истосковался я по детям. Как вспомню дочурку маленькой – аж сердце замирает! Хоть бы внуков скорее, что ли… - Внуков – возможно! – разозлилась ты. Лучше б и не говорила. – А ребёнка – ни за что. Ты представляешь, если я уйду в декрет? Весь город сбежится посмотреть! Готовься! - Ну, ты преувеличиваешь! – бодрился муж. – Не такие уж мы старики. Вот у нас в деревне, как сейчас помню, у соседей было двенадцать детей, так самого меньшего родили, когда хозяйке было шестьдесят, а хозяину – и того больше. И не горевали, кстати, а гордились. А нам с тобой? – тьфу! - Нет, ну это ж надо! Вместо серьёзного разговора – этот театр миниатюр! – ты разгневалась уже не на шутку. - Подожди, не горячись, - он перевёл разговор на другое. В этот вечер вопрос больше не обсуждался, но утром муж решительно сказал: - Ты вот что, выслушай без нервов. Уже успокоилась?.. Роди! Последыш – это такая радость, вот увидишь. Нам в старости утешение! - Утешение?! – ты была поражена. Ведь вчера подумала, что вопрос решён. А он – опять?! - Какое, к чертям, утешение?! – взвилась ты.- А если, не дай бог, кто-нибудь из нас умрёт? Или оба?! - Ну, ты даёшь, - растерялся муж. – С чего нам помирать, ты что?! У меня – ни одной болячки, у тебя тоже.. Люди Бога молят за такое счастье, а ты – прямо осатанела! Это была первая крупная ваша ссора, поразившая обоих. Ты не знала, что он такой настойчивый, а он не знал, что ты – такая несгибаемая. Несколько дней вы дулись друг на друга, мучаясь от неестественности ситуации (ведь привязались уже за год, что таить!). В конце концов он первый не выдержал: - Ладно, поступай как знаешь. Может, ты и права… Хотя… - Опять?! – ты глянула грозно, и он сник. Надоела эта ругань. Пусть уж лучше будет, как она хочет. Ты быстро и тихо сдала анализы, и день операции был назначен. Дату, конечно, дома не назвала. Лучше потом объявить, когда всё кончится. А пока – жизнь шла своим чередом, и муж к этому разговору больше не возвращался. Понимал: всё напрасно. Хотя нет-нет – да и посмотрит вопрошающими глазами. Ты тут же делала вид, что не понимаешь. Нечего! Стоит только дать слабинку, опять пристанет. Тоже мне, отец-молодец нашёлся. В ближайшее воскресенье вас пригласили на венчание (выходила замуж дочка твоей приятельницы), и ты с удовольствием готовилась к выходу в свет: шила новое платье, продумывала причёску и сотни разных мелочей. К тому же – супруга своего наконец-то собиралась показать. Пусть полюбуются! Ты купила дорогой подарок (это тоже важно; пусть почувствуют, какой у вас достаток!). И, наконец, в назначенный день вы отправились в церковь. Получилось так, что вы прибыли минут на сорок раньше, и ты от нечего делать решила побродить внутри, посмотреть на иконы. Муж не захотел пойти с тобой, остался покурить. Войдя в помещение, ты с интересом огляделась. Никогда ты в церкви не была и не знала, что здесь и к чему. Ходить просто так было неловко, и ты поинтересовалась: - Где тут можно поставить свечку? - За здравие или за упокой? – приятным голосом спросила старушка, торговавшая всякой церковной мелочью. - За здравие! – решила ты. - Сколько вам свечек? - А сколько надо?.. - За скольких ставить будешь, столько и свечек, - не удивилась старушка. Сейчас многие этого не знают, время такое. - Тогда две, - ты протянула деньги. («За мужа поставлю и за сына»). Тебе показали, куда пройти, как и что сделать. Ты исполнила, что нужно, постояла, умилившись, полюбовалась на язычки свечного пламени. Даже всплакнуть захотелось, до чего стало хорошо. И вдруг рядом оказалась какая-то неприятная тётка и зло прошипела тебе в лицо: - Тебе за упокой надо ставить, а не за здравие! Вспомни, скольких деточек на тот свет отправила?!.. Сказала – и прошаркала дальше, как будто и не обращалась к тебе… Ты испугалась, схватилась рукой за грудь: сердце бешено колотилось. - Да вы не слушайте её, - донёсся до тебя другой, уже доброжелательный, голос. – Она не в себе. Простите и забудьте. Почти ко всем тут пристаёт, а выгнать не можем: всё-таки Храм Божий, он для всех. - А что с ней?.. – ты дышала тяжело. - Да разное говорят… Вроде как сделала она в молодости аборт у какой-то бабки, срок был большой… И вот Бог наказал – больше деток так и не дал. Она ждала-ждала, да и рехнулась. Не обращайте внимания, - всё успокаивала женщина. Но настроение, конечно, было уже испорчено. И тут, сама не зная, почему, ты вернулась ко входу, купила пять свечек и твёрдой рукой поставила их за упокой. Что ж, может, Бог и простит… Да, мамочка, ты поставила пять свечек, - за убитых. А за нас, ещё живых? – ты о нас даже не подумала. Убьёшь – потом поставишь?.. Спасибо тебе, мама, хотя бы за них, за пятерых. ты зажгла свечи – и на мгновение в нашем Ниоткуда и для них засиял свет материнской любви, отнятой у них ТОГДА… А мы – близнецы, братики! – ждали, обнявшись, конца своей жизни. (Отец, отец!!! Попроси её снова!!! Спаси нас, отец! У тебя – большое сердце! Ты ничего не говоришь, но всё время думаешь о нас!!! Конечно, ты не знаешь, что нас – двое, но хочешь, хочешь спасти! Мы верим!!!) Твой муж всё-таки собирался поговорить ещё раз. Он помнил, как ты вышла тогда из церкви задумчивая, с красными глазами, и всю свадьбу была сама не своя. Что с тобой произошло там, внутри?.. Что-то было, он чувствовал. Но ты не захотела рассказывать. И он решил ещё раз попросить тебя; объяснить, какой ты хочешь совершить страшный грех. Он ведь, наивный, ничего не знал об этой стороне жизни… Был уверен: ты мечешься, мучаешься. Надо тебе помочь принять решение! Единственно верное. Ничего, что вы не молодые, зато здоровые и не бедные. Просто надо твёрдо, по-мужски. Может, она, бедняжка, только этого и ждёт, а он, индюк, оставил её наедине с такими мыслями!!! - Сегодня вечером и поговорю! – приказал он себе решительно. Но вечером ты рассмеялась ему в лицо: - Вчера уже всё кончилось, не сотрясай воздух, папаша! Что?! А он даже ничего и не заметил?! Как же она так спокойно?!.. Как же?.. Он так расстроился, что пришлось выпить немалую дозу успокоительного. Никак не мог уразуметь: неужели ты, его жена, такая бессердечная?.. Вы снова поругались, и ты ясно поняла: если он не изменит мнение, которое сегодня сложилось, ваш брак рухнет! Пришлось срочно сыграть: ты со слезами на глазах (получилось почти без усилий, настолько важно было) поведала, что врач настоял на аборте. По состоянию здоровья! Просто ты не хотела мужа расстраивать! Любимого, между прочим… Сработало. Пожалел, просил прощения… Подумать только: ЭТО угрожало её жизни! Он мог её потерять!!! Кошмар!.. Это был, в итоге, один из лучших вечеров вашего супружества. Муж целовал тебе руки, и каялся, и клялся… А ты, утирая счастливые слезы, торжественно пообещала: - Если вдруг опять такое выпадет – рожать буду! Если, конечно, доктор разрешит… С тем и помирились насовсем. Эх, мама, мама!.. Заплачь о нас, родная, заплачь хотя бы сейчас, если тогда – не захотела… * * * …Если бы мы родились, мама, то всегда были бы вместе. Мы были похожи как две капли воды и очень хотели жить, а получили – одну смерть на двоих… В отличие от других твоих нерождённых, мамочка, мы всё-таки узнали, что такое любовь, ведь мы изначально были не одиноки. Наши сердца забились в унисон, и всё у нас оказалось общим: и мать, и жизнь. «Ты кто?» - спросили мы одновременно. «Я – твой брат», - ответили тоже вместе. Мы сразу полюбили друг друга всей душой и – навсегда. Каждый старался, чтоб другому было хорошо, и мы уступали, уступали, уступали… «Тебе радостно рядом со мной, брат? Значит, и мне радостно рядом с тобой. Мы всегда, всегда будем помогать друг другу!» Эта любовь даже заслонила тот великий ужас, который так разросся внутри тебя, мама! Он достался нам как страшное наследство от других твоих детей. А мы, счастливые от того, что нас двое, - не сразу поняли, в каком аду началась наша общая жизнь… Да, мы были похожи, как зеркальные отражения. Но не бывает совершенно одинаковых людей, поэтому «старший» (мы знали, кто должен родиться первым) был бы творческой личностью, а «младший» - со склонностью к точным наукам. Единственное, в чём мы были бы абсолютно одинаковы, - это в любви к тебе, мама… Мы прожили бы такую долгую жизнь, что удивился бы мир. Мы выросли бы крепкими, коренастыми парнями, такими же цепкими и здоровыми, как отец. Мы унаследовали бы его смелость, отвагу и мудрый крестьянский взгляд, который сделал бы нас прямыми, честными и надёжными. Нет, мы не стали бы знаменитыми, как братья Гримм, Кличко или Вайнеры, - не было искры величия в нашей судьбе. Но зато мы стали бы хорошими людьми и, имея врождённую отвагу, сделались бы оба – спасателями. Но сначала нас научили бы другие, отважные и смелые, спасать и спасаться. А здесь, в твоём беспощадном чреве, мы ещё не умели этого делать… Ну почему, почему вопросы жизни и смерти решает только мать?! Ведь если бы отец мог – он бы спас нас тогда… * * * Ты живёшь спокойно и счастливо, мама. После нашего рокового дня прошло семь лет, и ничто уже давно не нарушает твоей безмятежности. У твоего мужа появился долгожданный внук, и в редкие приезды дочери с зятем он никак им не натешится и не налюбуется. А уезжают – он чуть не плачет: опять разлука будет долгой… Вот если бы мальчишка рос на глазах у деда – какое это было бы счастье! У тебя тоже есть внук, родной, кровный, - от сына. Живёт он совсем рядом, в одном городе с тобой, но ты не понимаешь и не разделяешь восторгов мужа, который и чужого любит не меньше своего, и не стремишься к частым встречам. Ребёнок чувствует это и, приезжая, почти всё время проводит «с дедулечкой». Вот теперь ты действительно в том возрасте, когда беременность больше уже не грозит. А о «том случае» ты не вспоминаешь. Стоит ли?.. …То был «лёгкий» аборт, мама. Самый лёгкий из всех. И наркоз оказался отличным, и перенесла ты всё это – лучше некуда. И спустя полчаса могла подняться и идти на все четыре стороны, снова абсолютно свободная. А нас – выбросили в таз одним слипшимся комком, в котором уже не было жизни. Потом санитарка слила кровь, а «плоть», - в этот день было двенадцать абортов – ловко перевернув ёмкость, вывалила в большой пластиковый мешок, тщательно завязала и вынесла в мусорный бак. То-то было радости приблудным псам! Их тонкий нюх сразу уловил дух свежего мяса вопреки надёжной плёнке… Разодрать мешок жадными клыками – это ли задача дл голодного зверя? Нам, абортативному материалу, было, в общем-то, всё равно… Мы не чувствовали ни боли, ни страха, - всё это кончилось несколько часов назад. Какая разница мёртвой плоти, где разлагаться? – в земле или в желудке несчастной собаки?.. Может, внутри пса – лучше, ведь в земле за трупы принимаются черви. И всё-таки жаль, мама, что нет у нас, нерождённых, могил… Впрочем, это не совсем так, - у одного она всё-таки есть. Помнишь тот посылочный ящик?.. Но могила эта – не только его: в эту же яму экономный сторож подложил ещё старого бомжа, такого же безымянного и никому не нужного, как твой сын, мама. Однако бомж был несравненно счастливее: он всё-таки жил. Хорошо ли, плохо ли, - но жил. Страшная у него оказалась кончина: без гроба, в могиле с табличкой «Неизвестный мужчина, приблизительно 60-65 лет». Но за эти долгие годы он наверняка знал и лучшие дни, и его, может быть, любила мама… Так что даже если бы ты захотела отыскать место вечного сна своей «посылки», ты никогда не смогла бы этого сделать. Нет на кладбищах таких табличек: «Убитый плод. Приблизительно 600 гр.». И всё равно – он, посылочный, - удачливее нас, из хирургического таза. Его, как-никак, похоронили. Есть куда прийти поплакать, поменять старый венок на новый, красивый; а в Поминальный день положить на холмик конфеты, цветы, кусочек нарядной пасхи… Это делает одна женщина, жалея «неизвестного мужчину 60-65 лет». Просто могила её матери – рядом, вот она и поминает сразу двоих. Она не знает, что поминает и третьего, но ей что-то всё время подсказывает сердце, и, убирая по весне могилки, она долго и безутешно плачет. И твой сын «из посылки» называет её в нашем Ниоткуда «мамочкой». Хотя при этом всегда думает о тебе. Мы все думаем о тебе, мама. Ты ещё долго, долго будешь жить, на много лет пережив своего доброго мужа. Твоя старость будет достойной, обеспеченной. Ты ни дня не пролежишь беспомощной или больной, а умрёшь легко и просто, очень крепко уснув. Тебя похоронят внуки и правнуки, будут долго помнить и передадут эту память дальше. Ты придёшь в наше Ниоткуда, но никогда не встретишься с нами. Души, не любимые взаимно, здесь никогда не соприкасаются… О нас некому помнить на Земле, и мы постепенно растворимся в чёрном Космосе, а твоя душа, мама, останется бессмертной. Те, кого хоть кто-нибудь любил, существуют вечно, мамочка. Счастливица, тебя любим даже мы, не помилованные тобой. …Вы думаете, что в Космосе есть Чёрные дыры? – на самом деле это скопища душ, не знавших любви… …Вы говорите про свет далёких звёзд? – на самом деле это вечное сияние любимых… Если бы вы знали об этом, люди, то, может быть, совсем по-другому относились бы к не своей жизни… …Среди заболевших раком, СПИДом, чумой или чем угодно ещё, всегда есть какой-то процент выживших, спасшихся. Среди обречённых на аборт – нет никого… * * * …Спасибо, мама, что, проснувшись, ты не забыла свой сон. Ты теперь никогда не простишь себя, потому что всё ЗНАЕШЬ. И это – хорошо. Это знание теперь не даст тебе пассивно существовать; ты будешь искать выход, объяснять, призывать. И если ты спасёшь хотя бы одну-единственную жизнь – тебя можно будет простить… …Ты будешь искать и других виноватых. Виноватых не менее, чем ты. Ты найдёшь их – это не трудно! – и заставишь держать ответ наравне с собой. И это тоже справедливо. Кто и что толкает женщину на аборт? Им несть числа… * * * «В каждом городе, с населением 500-700 тысяч человек, в день (по самым скромным подсчётам) производится от ста до ста тридцати абортов». (из статьи в газете). * * * Аминь. © Лариса Ратич, 2017 Дата публикации: 15.11.2017 11:41:25 Просмотров: 2205 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|