Цхинвали (реквием…). Глава 5

Сергей Стукало

Форма: Повесть
Жанр: Документальная проза
Объём: 38652 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Глава 5. Цхинвали. Сон

К половине второго ночи коньяк закончился. Большая часть командированных специалистов разбрелась по своим комнатам.
Два капитана, соседи Сан Саныча, ещё вели неспешный пьяный разговор, но он, памятуя о намеченном на утро выезде, попрощался с ними и покинул застолье.
Не включая света, прошёл в комнату. Раздеваясь, изредка косился в окно.
Лунные ночи в южных широтах бывают необыкновенно романтичными…
По-восточному крупная луна заливала ярким светом лежавшую в полутора десятках метров дорогу. На её фоне густой неухоженный кустарник казался заночевавшим на обочине сказочным чернильно-чёрным облаком.
Ночной город воспринимался исключительно мирно. Не верилось, что всего в нескольких кварталах от гостиницы до сих пор лежат неубранные трупы его жителей.
Не спалось.

Сан Саныч включил висевший над кроватью ночник и, достав из полевой сумки общую тетрадь и карту, занялся составлением отчёта о результатах командировки.
Минут через сорок его запал иссяк.
Спрятав бумаги в сумку, майор положил её под кровать, выключил ночник и залез под одеяло. Стоило заложить руки за голову и закрыть глаза, как сразу же стал слышен шелест листьев росшего за окном клёна. Ветер…
Уставшему за день офицеру в этом шелесте послышался шум двигателя его УАЗика. Перед внутренним взором возникла смазанная скоростью обочина цхинвальской дороги. "Вид из окна движущегося автомобиля или поезда напоминает размытую акварель", — отметил Сан Саныч и сам же удивился этой ассоциации.
— "Сакартвело гамарджос!" ("Славься Грузия!", более дословный перевод — "Добрый день, Грузия!" — груз.) — скривившись, зачем-то озвучил он раздражавший его лозунг грузинских националистов.
Ассоциации — странная штука.

Память тут же услужливо подсунула немецкий аналог произнесённого грузинского лозунга: "Deutschland über alles!" Некоторое время Сан Саныч размышлял о разнице между безобидным "Deutschland überall!" ("Германия повсюду!" — нем.) и приобретшим одиозную славу "Deutschland über all (über alles)!" ("Германия превыше всех (всего)!" — нем.).
"Всей разницы — ничего не значащий пробел, а как меняется смысл… — вздохнув, отметил майор. — Всё зло от пробелов и пауз!" — решил он.
Впрочем, не только пробелы, но и слова значат ровно столько, сколько мы в них вкладываем. В этом смысле все три лозунга не стоили сколь-либо серьёзного внимания.
Не спалось.

После спиртного во рту было сухо. Хотелось пить.
Сан Саныч рывком сел, кашлянул и, чертыхнувшись, вытащил из-под кровати дорожную сумку. Извлёк из её недр кроссовки, обулся.
Перед глазами продолжала мелькать пыльная акварель цхинвальской обочины.
Ассоциации — странная штука.

Пока майор утолял жажду прямо из-под крана, мысль прыгнула от дорожных акварелей к акварелям Гитлера. С тех времён, как вернувшийся с войны дед привёз трофейный альбом с репродукциями работ германского фюрера, тот так и хранился в домашней библиотеке семьи Сан Саныча. "Трофейные акварели, чьей бы кисти они не принадлежали, в любом смысле были куда безобиднее, чем, к примеру, втихаря привезённый "Вальтер", — подумал Сан Саныч. Растиражированное официальной пропагандой мнение о вожде германских наци, как о довольно посредственном художнике, он не разделял. Впрочем, не считал того и гением живописи, просто ему претила манера официальных идеологов рисовать канувшие в Лету исторические фигуры какой-нибудь одной краской. "Интересно, а рисует ли ботоно Звиад?" — ухмыльнулся майор, закрывая кран и вытирая губы тыльной стороной руки.
Тогда мало кто знал, что давний знакомец Сан Саныча — Звиад Гамсахурдиа — неплохой филолог, увлекавшийся одно время переводами Шекспира на грузинский. Впрочем, личные впечатления Сан Саныча от встречи с грузинским филологом (и по совместительству фюрером) оставляли желать лучшего… Да и сама встреча была вовсе не по поводу, который в приличной компании принято называть "приятным".

Годом ранее. Тбилиси. Штаб ЗакВО. Март 1990 года

— Пошёл на хрен! — заявил Сан Санычу уставший замотанный полковник, начальник отдела Оргмобуправления. — Сначала твоё руководство просит зачислить этого пацана в штат, а теперь хочет вычеркнуть его оттуда безо всяких на то оснований!!! Передай своим начальникам — в гробу я видал их просьбы!!! Передай! У меня есть вполне внятно написанные приказы и инструкции. И это они регламентируют мои решения, а вовсе не просьбы твоих гавриков! Без приказа об увольнении в запас или без выписки из приговора военного трибунала об осуждении этого грузина за дезертирство — нового солдата не получите!!!
— А третьего пути нет? — спросил Сан Саныч и передал полковнику завёрнутую в газету бутылку армянского коньяка.
— Саша! — скривился полковник, принимая бутылку и пряча её в ящик стола. — Как только, так сразу! Но без законного основания — не могу! НЕ МОГУ! — повторил он по слогам.
— Палыч! Не лечи меня, будто кроме увольнения или выписки из приговора, для твоей конторы других законных оснований не бывает! Ведь бывают? — уточнил Сан Саныч и, недовольно поморщившись, полез в портфель за второй бутылкой.
— Бывают! — вздохнул Палыч и жестом показал, что вторую бутылку не возьмёт. — Есть ещё комиссование по здоровью или "Справка о смерти"!
— Типун тебе на язык! — перекрестился Сан Саныч. — Пусть живёт!
— Тогда звиздуй к укрывающим его неформалам! — разозлился полковник. — Ежели они выдадут тебе бумагу с печатью, что рядовой Реваз Ревазашвили укрывается у них, и выдан не будет — закрою тебе дырку в штате! — полковник по-восточному вскинул растопыренную ладонь и с характерным грузинским акцентом добавил: — Мамой клянусь!!!

Неделю спустя. Тбилиси. Штаб-квартира неформальной националистической организации "Общество Руставели"

Судя по всему, визит русского офицера в штаб-квартиру грузинских неформалов озадачил и изумил исполнявшую обязанности секретаря худющую и злую как чёрт пожилую грузинку. Уставившись на Сан Саныча, словно гипнотизирующая кролика змея, она прошипела, что лидеры "Общества Руставели" "с оккупантами не общаются".
Сан Саныч невозмутимо уселся на стоявший у стены стул и заявил, что всё в этой жизни когда-нибудь происходит впервые. Вот и сейчас — сам факт его визита, и рассмотрение вопроса, с которым он пришёл к её руководству как вполне официальное лицо, означает признание военными властями вполне определённого авторитета этого руководства. А вот отказ от беседы идёт вразрез с традициями кавказского гостеприимства и ни о чём другом, как об отсутствии внутренней культуры отказавшегося, не говорит.
Поджавшая губы грузинка вскинула голову и удалилась за обитую дерматином дверь. Через десять минут она вернулась, уселась на своё место и снова принялась гипнотизировать возмутившего её офицера немигающим неприязненным взглядом.
Мысленно послав так и не проронившую ни слова грузинку куда подальше, Сан Саныч щёлкнул замками дипломата и, достав из него самоучитель идиом немецкого языка, открыл на заложенной закладкой странице.
Он не привык терять время впустую.

В приёмной Сан Саныча продержали полтора часа.
Примерно через час ожидания грузинка поняла, что упрямый капитан не уйдёт, пока не добьётся своего. Она встала, опять испепелила его взглядом и шмыгнула за закрытую дверь.
В этот раз она пробыла там не более минуты. На лице вернувшейся секретарши сияла торжествующая улыбка.
— Вас примет ботоно Звиад, но придётся подождать — он сейчас занят! — заявила она.
— Очень вам признателен! — улыбнулся Сан Саныч грузинке, явно разочарованной его "неправильной" реакцией.
Через пару минут в приёмной появилась пара крепких молодых парней. Демонстративно не заметив Сан Саныча, они прошли в двери, за которыми обретался ботоно Звиад, и принялись выносить стулья. Когда парни составили из них в углу приёмной пирамиду и подпёрли её еле пролезшим в дверь массивным кожаным креслом, грузинка встала и объявила углубившемуся в немецкие идиомы майору, что теперь он может зайти к её "боссу".
Сан Саныч открыл дверь и вошёл. Сесть, как того и следовало ожидать, оказалось некуда — на единственном оставшемся в помещении стуле за массивным девственно чистым столом сидел хозяин кабинета — Звиад Гамсахурдиа.
Сан Саныч вежливо поздоровался и представился. Так и не дождавшись ответа, приступил к изложению обстоятельств своего дела. Закончив со словесной преамбулой, передал хозяину кабинета украшенный угловым штампом и гербовой печатью официальный запрос Узла связи Штаба округа.
"Ботоно Звиад" читать бумагу не стал. Брезгливо оттолкнув её от себя, он некоторое время сверлил стоявшего перед ним капитана тяжёлым немигающим взглядом, но, так и не выбрав линию поведения, сбился на привычный демагогический тон:
— Не стыдно, капитан? Ты сейчас стоишь передо мной, и просишь меня дать справку об убежавшем от вас, оккупантов, солдате. О моём соотечественнике! О грузине! Ты — оккупант! Ты ходишь своими коваными сапогами по белоснежной груди моей матери-Грузии! — после этого пассажа капитан посмотрел себе под ноги: штабной офицер, он был обут в щегольские, шитые сапожником-армянином "под военный образец" туфли. — Мне противно разговаривать с тобой! Ты, конечно, здесь ни при чём, но я должен ненавидеть тебя! И я тебя ненавижу!!! — экспрессивно закончил Гамсахурдиа.
— Уважаемый Звиад Константинович! — пожал плечами капитан. — Мне с Вами тоже детей не крестить, однако столь пылких чувств Вы у меня не вызываете. И мне не может быть противно с Вами разговаривать хотя бы потому, что я Вас не знаю и вижу в первый раз! И, скорее всего, в последний! Вы тоже меня не знаете и тоже видите в первый раз. Тогда почему Вам противна наша беседа?
— Потому, что я вынужден говорить на русском языке, а это язык оккупантов, — сбавил тон хозяин кабинета.
— Dann können wir deutsch sprechen! (Тогда мы можем говорить на немецком языке! — нем.) — ответил ему майор. — Wenn Ihnen unangenehm, auf der Dostoevsky und Tolstojs in der Sprache zu sprechen, dann können wir auf der Sprache Goethe und Shiller unterhalten! (Если Вам противно говорить на языке Достоевского и Толстого, может тогда поговорим на языке Гёте и Шиллера?) — предложил Сан Саныч, — Shade, аber ich habe in der Duschanbemittelschule und in die Militärbildungseinrichtung die Rustaveli Sprache nicht ausgebildet kann! (Жаль, но меня в душанбинской школе и в военном училище языку Руставели не обучали! — нем.) — и, улыбнувшись, добавил. — Soweit ich mich erinneren kann, ist es den Deutsche nicht einmal gelunhgen Georgien zu erobern! (Насколько я помню, немцам ни разу не удалось оккупировать Грузию?)
— Вы хорошо говорите по-немецки… — отметил ботоно Звиад и, скривившись, признался, — но, раз Вы не знаете грузинского, я бы предпочёл вести беседу на русском языке… — и, улыбнувшись уголками губ, добавил: — Не ожидал встретить в Вас культурного человека… Присаживайтесь! Вы немец?
— Nein, ich bin keine deutsche, aber in einem deutschen Haus groß geworden! (Нет, не немец, но я вырос в немецком доме! — нем.) — улыбнулся капитан ответно и, перейдя на русский язык, добавил: — Только присесть здесь, к сожалению, некуда…
— О! Это мы сейчас исправим! — оживился его собеседник и, не вставая из-за стола, громко позвал: — Этери! Этери!!!
Моментально возникшая в двери секретарша, выслушав сделанные на грузинском языке распоряжения, попыталась было спорить, но повысивший голос ботоно Звиад решительно пресёк её возражения. Сан Саныч в произошедшей на его глазах словесной перепалке ничего не понял, однако по дважды повторенным хозяином кабинета словам "кофе" и "коньяк" предположил, что его вопрос будет разрешён положительно. Последовавшие за этим события всё равно оказались для него неожиданными. Сначала те же крепкие парни внесли в кабинет кресло. Затем, минут пять спустя, в двери появилась всё ещё возмущённая секретарша с подносом, заставленным вазочками с фруктами и сладостями, бутылкой коньяка и нарезанным на блюдечке лимоном. Завершали натюрморт две хрустальных рюмочки и пара фарфоровых чашечек, исходящих умопомрачительным ароматом свежезаваренного кофе.
— Вас не смутит, если справка будет на грузинском языке? — спросил ботоно Звиад Сан Саныча, откупоривая коньяк*.

*Приведённый выше диалог воспроизведён по памяти. Беседа проходила в конце марта 1990 года в штаб-квартире "Общества Руставели". Разговаривать по-русски с автором этих строк будущий президент независимой Грузии поначалу отказался, и поэтому часть беседы велась на немецком языке. Сбежавший солдат — Реваз Ревазашвили был годом ранее с большим трудом пристроен для прохождения срочной службы на 66-й узел связи Штаба ЗакВО его отцом — заместителем Министра связи Грузинской ССР. Отец беспокоился о сыне, небезосновательно полагая, что проведение учебного времени на антисоветских и антирусских митингах окончательно его испортит. Он надеялся, что служба в той же воинской части, где когда-то служил и он сам, "вправит на место мозги" его отпрыска. По данным компетентных служб — сбежавший Реваз укрывался одним из подразделений "Общества Руставели". Без документального подтверждения "безвозвратности" его отсутствия Оргмобуправление Штаба ЗакВО отказывалось заполнить пустующую штатную единицу новым солдатом.

* * *
Утолив жажду, Сан Саныч вернулся в свою комнату и, не включая света, улёгся на кровать с твёрдым намерением уснуть. Где-то рядом заступил на ночную вахту сверчок.
За стеной приглушенно спорили так и не угомонившиеся любители расписать пулю…
Осоловевшему от выпитого коньяка майору они совсем не мешали. Едва коснувшись головой подушки, он с удовольствием отпустил расползающиеся мысли и погрузился в глубокий спокойный сон.

Во сне он оказался в облицованной кремовым кафелем ванной комнате.
Над белоснежным айсбергом огромной, похожей на бассейн ванной свернула томные жёлтые кольца змея душевой установки. Вычурные краны, ажурные полочки, изящные гнутые поручни — всё отливало безупречной свежей позолотой.
В большом, на полстены, зеркале Сан Саныч обнаружил собственное отражение. Он был в тёмно-синих плавках, босой.
Отражённый идеально гладким зеркалом собственный взгляд показался майору каким-то невыразительным и тусклым. Усталым.
Он приблизился к зеркальной поверхности и показал своему отражению язык.
Отражение нахмурилось, покрутило указательным пальцем у виска, а затем этим же пальцем и погрозило.
— Тьфу, на тебя! — обиделся майор и понял, что спит.
Затем он заметил задорно торчащий волос. На подбородке. Волос почему-то был тёмно-синим. На чисто выбритой коже он выглядел нелепо и вздорно, был толст и, к тому же, подобно змеиному жалу, расщеплён на кончике.
Сан Саныч ухватился за него ногтями и осторожно потянул.
Волос поддался. Когда из подбородка напряжённой струной торчало добрых два сантиметра злосчастного волоса, кожа в месте его роста вздулась, разошлась, и, вслед за волосом, оказавшимся обыкновенной капроновой ниткой, показался кончик тёмно-синей бельевой верёвки.
Это уже ни в какие ворота не лезло.
Окончательно разуверившись в реальности происходящего, Сан Саныч всё-таки решил довести начатое дело до конца. Он покрепче ухватился за кончик верёвочки и, с удовлетворением ощущая, как она покидает тело, вытащил её всю.

"Добрых двадцать сантиметров, — прикинул он на глаз и подосадовал: — Кому скажи, ни за что не поверят, что из себя достал…"

Освещённая лампами дневного света верёвочка была на удивление реальной. Похожей на маленькую синюю змейку. Она и в самом деле внезапно ожила, скользнула между пальцами правой руки, спутала их и стала затягиваться. Всё сильнее и сильнее.
Нанизанный подобно бусине, на ней откуда-то появился крупный нефритовый камешек. Его мутно-зелёная сердцевина начала наливаться красным светом. Когда весь камень приобрёл рубиново-красный окрас, он раскалился и обжёг кожу на указательном пальце.
Сан Саныч, шипя от боли, рефлекторно затряс рукою, торопясь и срывая ногти, выдрал запутавшуюся между пальцами скользкую змейку и брезгливо отшвырнул её прочь.
Нефритовый камешек, упав на покрытый кафелем пол, звонко щёлкнул, и верёвочка, подобно настоящей змейке, стремительно юркнула в щель за зеркальной тумбочкой.
"И к чему такое может присниться?" — подумал майор и удивился какому-то постороннему для снящейся ему ванной комнаты звуку.
Ему показалось, что где-то рядом, возле самого уха, лопнул пустой стакан.

Справка №5. Южная Осетия. Свидетельства

Приведённые ниже свидетельства могут показаться стороннему читателю далёким от реальности бредом или кошмарным сном. Плодом воспалённого воображения. Но это не сон, и не бред. Очевидцы и их истории — абсолютно реальны. Здесь приведена лишь малая часть того, о чём можно и нужно рассказывать. О том, что было, что происходит сейчас, о том, что ещё долго будет происходить там, где неуёмные амбициозные политики сталкивают народы в отнюдь не очистительном огне гражданских войн.
Если мы, в своем местечковом благополучии, не будем сопереживать своим гибнущим, изгоняемым и обираемым, унижаемым и уничтожаемым соотечественникам, то, рано или поздно, эта беда постучится и в наши двери. И вы, уважаемые читатели, сподобитесь попасть в леденящие кровь хроники в качестве "очевидца" происходящих "где-то там, но не у нас" событий.
Если повезёт выжить.
Но, с таким же успехом, вы можете попасть в эти хроники в качестве жертвы.
Если не повезёт.

1. Медицинская служба
Рассказ водителя машины "скорой помощи" Цховребова Александра Ханжеровича, 1963 г.р., осетина (записано Д.Н.Леоновым 18 февраля 1991 г.):
26 января 1991 г. Днём … Цховребову сообщили о вызове из села Курта … Врач просил коменданта Гиви Кванталиани [на тот момент ещё находившегося в городе — прим автора.] выделить БТР, но тот сказал, что БТРа нет, и предложил ехать без бронемашины. Водитель отказался ехать без сопровождения. Наконец грузинская милиция выделила БРДМ, и он всё время следовал за машиной "Скорой помощи", кроме того, грузинский милиционер в чине капитана сел в машину "Скорой помощи" рядом с водителем. В салоне машины, кроме врача и медсестры, были также родственники больных. Доехали до места, взяли избитого престарелого человека из села Курта, потом заехали к другому избитому, 55-летнему Кочиеву, преподавателю средней школы в селе Курта. На стук в дверь долго не открывали. Только когда поднялись на второй этаж дома, через некоторое время жена Кочиева и его пятнадцатилетний сын, поняли, что это осетины, стали рыдать, потом открыли дверь и вынесли больного на носилках (врач говорил, что у него перебит позвоночник). На обратном пути, подъезжая к селу Тамарашени, Цховребов заметил пикет гражданских людей с автоматами. Притормозил. К машине подошёл человек в гражданской одежде с автоматом. По его требованию Цховребов заглушил двигатель, после чего этот человек выбросил его из машины. Цховребов узнал его — это был Миндиашвили Мераб, по прозвищу Виро (осёл — груз.), житель села Кемерта, примерно в 12 км от Тамарашени. Он ударил Цховребова прикладом и повёл к "Жигулям" вишнёвого цвета. Посадив его там, закрыл двери. Из машины Цховребов видел, как люди в гражданском вытолкнули из "Скорой помощи" врача, затем медсестру и родственников больных и стали их избивать. Виро стал разбивать прикладом боковые стекла "Скорой помощи". Наконец человек лет тридцати открыл двери "Жигулей", сказал Цховребову: "Иди к машине и езжай!" Но Виро стал избивать подошедшего к "Скорой помощи" водителя. Цховребов говорил: "Мёртвого же везем, почти мёртвого..." Тогда Виро открыл задние двери "Скорой помощи" и выстрелил в лежавшего на носилках Кочиева в упор — Цховребов видел, как череп, начиная от бровей, отлетел. Подполковник и курсанты милиции выбежали из школы и отобрали у Виро осетин. Подполковник сказал Цховребову: "Езжай!" Но люди в гражданском снова выкинули Цховребова из машины. Тогда подполковник сам сел за руль "Скорой помощи" и сказал людям в гражданском: "Если я услышу хоть один выстрел, то выведу своих курсантов", На это Виро матюгнулся, — Мол, выводи своих курсантов, — но, ворча, всё же отошёл… Подполковник довёл машину до улицы Джаттиева и сказал на прощанье: "Езжай, сынок, не бойся. Меня зовут Гиви Лордкипанидзе из Тбилиси".
Всё это время от выезда до возвращения за машиной шла бронированная разведывательно-дозорная машина (БРДМ). Сидящие в ней грузинские милиционеры ни во что не вмешивались. Ни во что не вмешивался и сидевший на месте старшего машины капитан МВД Грузии.
История эта имела неожиданное, но вполне закономерное продолжение. Убийца Виро, известный среди осетин по многим другим преступлениям, не ушёл от мести. После полуторамесячной охоты он был пойман и сожжён живьём. Вместе с ним ослеплённые ненавистью мстители убили троих его напарников.

Справка, предоставленная автору по его запросу осетинской стороной:
26.01.1991 года Кочиев Дмитрий Кязоевич, 1936 года рождения в своем доме в с. Курта был зверски избит соседями — грузинами. В сопровождении БРДМ внутренних войск МВД СССР* на машине "скорой помощи" его везли в областную больницу. В селе Тамарашени их остановила грузинская бандгруппа. В машину "скорой помощи" ворвался главарь бандгруппы по кличке "Виро" и на глазах 15-летнего сына Кочиева выстрелом в голову убил его, после чего мальчика у неостывшего трупа отца заставлял глотать осколки разбитого стекла.
* Силы МВД Грузии продолжали являться частью сил МВД СССР, хотя принадлежали к ним на момент происходящих событий более чем формально, только в силу попыток Москвы делать вид, что Грузия остаётся территорией, подконтрольной центральной власти. Вместе с тем, в силу этой позиции центральной власти, тоже чисто формально, автор не может возразить осетинской стороне, и сказать, что потворствовала бандитам в описанном эпизоде грузинская, а не союзного подчинения милиция. Это невозможно и в силу множества фактов крайне непорядочного поведения старших чинов МВД СССР по отношению к осетинам.

Позиция людей, оказывавшихся меж двух огней, позволяла врачам чувствовать боль обеих сторон. Несмотря на сильное ожесточение противоборствующих сторон, осетинские врачи продолжали оказывать помощь избитым и раненым из "противоположного лагеря", нередко встречая непонимание соплеменников. Зачастую исполнявшие свой долг бригады "скорой помощи" первыми становились жертвами эскалации насилия.
Есть и обратные примеры. 14 января 1991 года была остановлена и избита осетинами тбилисская бригада "скорой помощи". Этому случаю предшествовали небезосновательно ходившие в Цхинвали слухи о появлении в городе грузинских машин "скорой помощи" с вооруженными автоматами людьми в белых халатах. Пользовавшиеся правом беспрепятственного проезда липовые врачи участвовали в городских боях и нападениях на цхинвальцев, в их похищениях. Примерно в это же время из БРДМ МВД Грузии был подвергнут обстрелу верхний этаж цхинвальской больницы.
О регулярном нецелевом использовании транспортных средств медицинской службы в зоне конфликта свидетельствует и тот факт, что, по крайней мере, один раз, в микроавтобусе медицинской службы приехал на переговоры с осетинским руководством Командующий внутренними войсками МВД СССР генерал-полковник Ю.В.Шаталин и его личная охрана...

2. Пожарная служба. Пожары и поджоги
Запись разговора с грузином, оставшимся в городе:
— Почему не уезжаете?
— Куда ехать? Уедешь — дом сожгут.
— А пожарные тушат дома? Приезжают на пожары?
— Приезжают... и смотрят. Соседние дома поливают, чтобы не загорелись...

Для большей части сгоревших в городе домов удалось найти документальные подтверждения того, что пожарные машины выезжали на их тушение. Так тушили ли грузинские дома?

Фрагмент записи разговора с заместителем начальника СВПЧ-30:
— То, что они говорят, будто на грузинские дома не выезжаем — ложь. Буквально не было такого, чтобы мы не выезжали на пожар. Выезжали, только иногда не могли потушить. Мы в блокаде были, у нас дорога закрыта была, и бензин не могли подвезти. У нас [на всю пожарную часть] в запасе было 20-30, иногда 40 литров. Выезжала одна машина, и мы просто не давали пожару возможности распространиться на соседние дома.

3. Заложники
С 1990 года в зоне конфликта широко процветает имеющая на Кавказе давние исторические корни практика захвата заложников.
Приведем один документ:
Входящий № 218/1 от 2.02.91. Заявление в штаб [при областном Совете] по координации действий при чрезвычайных условиях [опускаем неразборчивые фамилии и имена двух жителей села Гуджабаури Цхинвальского района, подписавших это заявление, судя по тексту, осетин].
Мы, жители села Гуджабаури осетинской и грузинской национальности находимся в хороших отношениях, никто не угрожает друг другу, стоим вместе на постах и защищаем всех жителей села, но последнее время видим и встречаем после девяти часов вечера и до утра бродячих людей. Вооруженных и в масках, которые занимаются воровством и угрожают нам вместе с грузинами, бьют и ругают.
31 января [1991 г.] примерно в 9 часов вечера приехали маленьким автобусом человек восемь осетинской национальности. Вооруженные. Напали на жителей грузинской национальности, думали взять их в заложники. Когда мы заступали[сь] за них, чтобы не забрали их, они начали ругать осетин тоже, мы, говорили, вас тоже уничтожим. Забрали 4 человека и избили их.
1 февраля в 10 часов вечера со стороны озера пришли 5 человек опять осетинской национальности, напали на грузин, вывели Чамхуридзе Гиви, избили его и выстрелили охотничьим оружием в обе ноги и забрали его в областную больницу.
Мы, жители села Гуджабаури просим вас помочь нам в патрулировании села, чтобы обеспокоились [успокоились] люди. Две подписи 2/II-91 г.

Действия описанных в документе местных бандитов, этнических осетин, до какой-то степени повторяют действия грузинских властей, захвативших легитимного лидера южных осетин, Тореза Кулумбегова, во время организованных Москвой переговоров в Тбилиси. Торез Кулумбегов содержался в грузинской столице в тюрьме и подвергался пыткам.

4. Категория: Геноцид Осетин. Воспоминания

Трагедия на Зарской дороге. Свидетельство Елизаветы Бестаевой.
20 мая 1992 года ей было 11 лет
1992 год, 20 мая. Солнечное утро. Мне 11 лет. После пятидневного обстрела Цхинвала артиллерией Грузии мы с мамой собрались покинуть город на грузовой автомашине, которая уезжала со двора нашей многоэтажки. Вместе с нами ехали около десятка женщин с детьми.
Машина была загружена спальными принадлежностями и самым необходимым, тем, что можно было увезти. До селения Зар доехали благополучно. Дети, то есть мы, радовались тому, что сидим в кузове грузовика, и нам предстоит такой долгий путь, не совсем понимая, что происходит. Как только машина стала подниматься по склону и выехала на самую сложную часть Зарской дороги, она вышла из строя, проехав метров двадцать вперёд, откатилась назад метров на тридцать. Все недоумевали, как мы сможем доехать до Владикавказа на такой машине, с завистью глядя на проезжавшие мимо автомобили. В их числе был и автобус, который навсегда вошел в историю [речь идёт о т.н. "Зарской трагедии" — расстреле 36 пассажиров следовавшего во Владикавказ рейсового автобуса]. Тогда мало кто мог представить, какая судьба уготована людям в это солнечное утро. До места трагедии нам оставалось несколько минут езды, когда наша машина окончательно заглохла. Вдруг навстречу нашей машине выбежал молодой человек, который был ранен в плечо, из раны текла кровь. Он кричал: "Остановитесь! Людей расстреляли!". Началась паника, никто не понимал, что происходит и кого расстреляли, все начали возвращаться обратно в Цхинвал. Так как наша машина не могла сдвинуться с места, нас пересадили в другую. Моя сумочка осталась в машине, и я вернулась, чтобы взять её. В этот момент машина, в которой находилась моя мама, уехала. Я осталась одна с водителем нашей неисправной машины, которая стояла посреди Зарской дороги. Существовала опасность, что грузинские экстремисты доберутся и до нас, ведь мы были лишь в нескольких минутах езды от места события.
Весть о трагедии быстро дошла до города, и на объездную дорогу начали стягиваться военные подразделения, машины "Скорой помощи". Но всё это уже было бесполезно. Враг сделал своё дело, и ушёл таким же подлым образом, как и пришёл. Я видела своими глазами тела жертв этой трагедии, я никогда не забуду окровавленные трупы и слезы на лицах людей, увозивших их в Цхинвал. Эта картина на всю жизнь будет мне напоминанием о том, ценою чего мы шли к своей свободе и как часто невинные, беззащитные люди становились жертвами.
Источник: http://sojcc.ru

Свидетельство жительницы села Уанат Евразии Кабуловой
Я Евразия Кабулова, беженка из с.Уанат, что рядом с селом Дменис. Жили все вперемешку, осетины и грузины, проблем не было. Мы жили там всей семей: отец, мать и четыре сестры. Одна из моих сестёр, которая была замужем в с. Гуджарет, Карельского района Грузии, овдовела как раз перед войной. Она ждала ребенка, когда была вынуждена бежать из с. Гуджарет. Дочка моей другой сестры родилась 23 декабря 1989 г. Ребёнку было несколько дней, когда и в нашем селе грузины начали "вольничать". У старшей сестры было три ребёнка: полтора года, три и девять. Она была разведена. Так нас и застал 1990 год. Многие соседи-осетины узнав, что все дороги перекрыты грузинскими вооружёнными группами и грузинской милицией, покинули свои дома, но часть, в том числе и мы, осталась, надеясь, что всё скоро закончится.
Грузины к нам периодически приходили в дом, обычно ночью. Обстреливали. Неформалы были всегда немытые, вонючие, бородатые, с автоматами, они даже на людей не походили.
Ходили группами по 5-7 человек. Одни из них держали нас под прицелом, а другие шарили по дому, переворачивали мебель. По обычаю, девушки на выданье приготавливают новые постельные принадлежности — матрасы, одеяла. Они их забрали. Забирали всё, что могли унести в руках, вплоть до орехов, масла и фасоли. Они говорили "это за то, что вы в Цхинвале ведёте себя неправильно, воюете". Всех кур повылавливали, правда мы потом одну нашли, наверно, спряталась. Скот угнали. Если что-то одна группа не уносила, в следующий раз [это] забирали остальные. Стерпеть можно было всё, но когда они, придя в очередной раз, начали говорить, чтобы мы пошли с ними в штаб, что им нужны девушки… Не знаю, что нас тогда спасло. Как только рассвело, я забрала племянницу (она тогда ходила в 3-й класс) и через горы спустилась в п. Джава. У сестры на руках был двухнедельный ребёнок, она с ним осталась дома. Но грузины пришли снова. Как рассказывала потом сестра, они разрезали на ней одежду, отец бросился защищать дочь. Грузины избили его прикладами автоматов. Что ещё оставалась делать сестре с маленьким двухнедельным ребенком на руках? Она и все остальные члены семьи вынуждены были через горы, по лесам, спуститься в Джаву. Все ценное, что было, забрали грузины. Дома осталась только мать. Отец увёл сестёр с детьми, да и сам не мог остаться после того, как его избили до полусмерти. Но и мать грузины не оставляли в покое, периодически обстреливали дом. Дом и ворота были изрешечены пулями.
В 1993-м, когда всё немного улеглось, отец с матерью вернулись обратно в Уанат. Но в нашем доме уже жила грузинская семья. Они не отдавали нам наш дом. Конечно, у нас дом был новый, отец столько сил потратил на его строительство. Благодаря грузинским милиционерам родители смогли вернуть своё жилье. Снова завели маленькое хозяйство, двух свиней. Обработали огород. Но жители села не давали им покоя. Сначала увели свиней, потом, как будто там никого и нет, при родителях срывали наш виноград. Что они могли сделать, в селе не осталось осетин, только несколько смешанных семей — у кого жена-грузинка, у кого муж-грузин, все остальные семьи из села ушли.
Когда родители обрабатывали свой огород, то соседи-грузины не упускали шанса поиздеваться над ними: «Вы что, здесь остаётесь жить?», «Ещё не собрались убраться?», «Сколько можно вас терпеть, осетины?», «Осетины вы негодные, вам нужно всю кровь выпить!» И это соседи, с которыми мы прожили всю свою жизнь. Как можно было жить бок о бок столько лет, и скрывать свое истинное к нам отношение? Все знали моего отца, это был тихий и мирный человек. Плохого слова от него никто не слышал. Родители ушли. Отец долго не прожил, сердце не выдержало.
Куда нам было деваться? Из Джавы перебрались в Цхинвал, но в городе у нас никого не было из родственников. В то время в городе было много переселенцев и беженцев. Перед самой войной был построен авиационный завод, а при заводе был недостроенный садик, но тем, кому негде было жить, было не из чего выбирать, туда заселились. И мы тоже. Наши родители, старшая сестра с тремя детьми, я со средней сестрой, младшая сестра с маленьким ребёнком.
Через некоторое время я встретила бывшую соседку, она со своей семей и многие другие беженцы жили в общежитии Сельхозтехникума. Старшая сестра с тремя детьми осталась жить в садике, а остальные переселились в это общежитие.
С тех пор там и живём.
Записала Оксана Хубежты, корреспондент сайта СКК.

"Мне сказали: если я не исчезну из своего дома быстро и незаметно, эти «люди» убьют и меня, и ребёнка"
Свидетельствует Замира Козаева, осетинская беженка из Грузии (записано 3.04.2008 года):
Я, Козаева Замира, с мужем Бекоевым Жандером жили в Челябинске. В 1976 году по семейным обстоятельствам, поменяв квартиру (нужно было присматривать за старой свекровью в с. Авневи,) переселились в г. Хашури. Муж устроился на работу на Хашурский завод по производству стеклотары. Я начала работать в Железнодорожной средней школе №5 учительницей начальных классов. У нас трое детей: Павлик, Жанна и Элина. Жили на два дома, работали. Всё было хорошо. Старший сын Павлик, после окончания средней школы, поступил в училище. Вскоре его призвали на военную службу, и он добровольцем уехал в Афганистан. [После армии] Павлик поступил на юридический факультет СОГУ. Когда началась война, он бросил учёбу и приехал в Цхинвал.
Неформалы открыто ходили по улицам Хашури. К нам начали придираться: «Где твой муж? Он воюет против нас!» Требовали принести справку, что он не воюет против грузин. А в то время дороги были закрыты, мужа я давно не видела. Не раз и не два неформалы приходили в школу, угрожали выгнать с работы, хотя мои коллеги и директор ко мне прекрасно относились. В чём только нас не обвиняли, мол, осетины составляют списки [грузин], собирают деньги, на которые покупают оружие и отсылают в Цхинвал. Когда началась война, стало совсем трудно. «Осеби», «осеби», «осетины — наши враги»… — что только не говорили, а я по-грузински не знала и не понимала их. Всех осетин из нашего села выгнали. «Уезжайте, куда хотите!» И без того было плохо, а тут племянница присылает письмо (она училась во Владикавказе), что грузины сожгли наш дом в Авневи, а о муже ничего не было известно.
Меня вызвали в местком и сообщили, что увольняют с работы. «На каком основании?», — спросила я председателя месткома. «А как же твой муж? — спросила она в ответ. — Вы живёте здесь уже четырнадцать лет, и не знаете грузинского языка! Гамсахурдиа сказал…» Я сказала, что не знаю где мой муж. И какой там ещё Гамсахурдиа? Сказала, что никого не боюсь. Она ещё возмущалась: «Посмотрите, как она со мной разговаривает!»
Я на месяц с детьми поехала в Цхинвал… Когда миротворцы вошли в Южную Осетию, вернулась домой в Хашур с младшей дочкой Элиной, она должна была пойти в пятый класс. Соседи сказали, что мой дом заняли. Поднявшись в квартиру, застала там соседского зятя Рамаза (они с нами жили на одной площадке, он в эти военные годы ходил всё время в форме), и его жену Нону. Я поздоровалась, и попросила освободить квартиру. «У меня есть квартира в Цхинвали на ул. Ленина, 132. Идите и живите там», — заявил он. Но зачем мне его квартира, когда у меня есть своя? Хочу жить в своей квартире. Рамаз ушел и привёл «друзей». Начали угрожать, что милицию вызовут, арестуют нас, стали выгонять, дочка испугалась. Начали говорить про грузинские села Знаурского района, Окона и т.д. Вы нас оттуда выгнали, из наших домов. «А кто был виноват, что вас выгнали, кто был виноват?» — не удержалась я. — «Кто начал войну, разве не грузины? Вы же сами начали, не осетины были виноваты!» Рамаз со своими «друзьями» ушёл, а его жена Нона предупредила, что если я не исчезну быстро и незаметно, эти «люди» убьют и меня, и ребёнка.
Неформалы ходили и искали нас по домам, только одна женщина, русская, она была замужем за грузином, спрятала нас у себя в туалете. Элинка очень испугалась. Когда они ушли, она позвала мужа. Он посадил нас в машину и отвёз на автостанцию. Думал, думал, что делать, а вдруг нас и там поймают, и отвёз в Сахлошени, дорóгой, которая ведет в Цхинвал не через Гори, а через Карели. Так мы добрались до Южной Осетии. Я ничего не забрала из своего дома, даже иголку; тайком, как преступница, уехала из своего дома и из старой жизни.

Свидетельствует Зарета Харебова, жительница села Дзарцеми. На момент описанных событий село контролировалось полицией Грузии (записано Оксаной Хубежты, корреспондентом сайта СКК, в больнице г.Цхинвал, где проходила лечение Харебова):
23 апреля Зарету Харебову жестоко избила соседка, Мадина Хетерели.
Зарете Харебовой 76 лет, в селе она живет одна. Единственного сына в 1989 г. убили грузинские боевики. Мадина Хетерели иногда помогала ей по дому за деньги. Но девушка периодически её обкрадывала. После очередного случая, женщина не вытерпела и попросила вернуть украденное, тогда Хетерели взяла камень и раздробила старушке голень. «Мне некому было помочь, нога распухла и болела. Через два дня, родственник, застав меня в таком состоянии, вызвал полицейских, но они никак не прореагировали. Говорили, что я должна помириться с Хетерели, но я отказалась. После этого, в 4 часа утра, ко мне в дом залезли через окно. Я проснулась от ощущения удушья и тяжести, а когда я открыла глаза, то поняла, что у меня ко рту приставлено огнестрельное оружие. Неизвестные мне люди кричали на меня. Потом я ничего не помню, была очень слаба, наверное, от страха потеряла сознание. Очнувшись, я кричала и звала на помощь, но никто не помог», — рассказывает Зарета Харебова. Сейчас она находится в крайне тяжёлом состоянии, говорит о том, что не хочет возвращаться домой, так как боится за свою жизнь.

"Данный факт является ещё одной иллюстрацией того, в каких условиях живут осетины не только в Грузии, но и на временно оккупированной Грузией территории Республики Южная Осетия", — отметил начальник информационного отдела Юго-Осетинской части СКК Инал Плиев.

© Сергей Стукало, 2008
Дата публикации: 25.08.2008 11:58:01
Просмотров: 4404

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Отзывы незарегистрированных читателей

Амага [2009-11-16 20:15:46]

Уважаемый Сергей!

Где вы встретились с этой женщиной(Замирой К).?
Это я к тому, что она не "лучший" пример для такой глубокой темы...

Ответить

Сергей Стукало [2009-11-18 11:37:17]

Свидетельские показания Замиры Козаевой есть на официальных сайтах, посвящённых сбору таких свидетельств. У меня куда больше доверять учредителям этих сайтов, чем неизвестному анониму, предпочитающему так и оставаться анонимом.
Добру незачем скрываться за маской.