Конечность

Дмитрий Ларин

Форма: Рассказ
Жанр: Фантастика
Объём: 163605 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

ЧАСТЬ 1

ПОЕХАЛИ – СТАНЕТ ЛУЧШЕ

Вода тонкой струйкой монотонно текла в наполненную ванную, где уже битый час лежал и мучился думами осунувшийся от переживаний Глеб. Шум воды хоть и незначительно, но всё-таки восстанавливал душевное равновесие и настраивал на мирный лад его явно пошатнувшуюся нервную систему. С болезненной пустотой в сердце разглядывал он рисунки на потолочных изразцах, и мысли его, смешанные с паром, мрачной тучей висели по углам. И ничего ему в жизни больше не хотелось: ни карьеру строить, ни детей заводить, ни денег, ни веселья, ни творческого роста, ни дальних стран. Хотелось лишь плакать, выть и головой о стенку биться, так как грезилось ему, что вот-вот - и исчезнет он со света белого. И произойти это могло в любую из последующих секунд... Такой финал, конечно, виделся не только Глебу, а почти всем без исключения, но только он воспринимал и переживал сей факт особенно остро. Ничего не поделаешь, таков был его характер, не все ведь могут смотреть в глаза смерти, радостно ей подмигивая.
Тяжело вздохнув от непреодолимой печали, он наполнил лёгкие воздухом и погрузился в воду с головой. Когда он вынырнул, в дверь уже колотила Марина.
- Ты там не уснул? Скорее вылезай, к тебе Валентин пришёл.
Глеб вытер рукой лицо и демонстративно остался лежать в ванне.
- Передай ему, что я его ненавижу! – сказал он жёстко и стал одеваться лишь через четверть часа после прихода друга.
В последнее время Глеб не выдерживал долго его присутствия. Часто беспринципный Валентин в некоторых аспектах жизни был ему полным антиподом. Так, при нынешнем всемирном бедствии он умудрялся выглядеть безразличным к сложившейся обстановке и даже проявлял признаки здорового оптимизма, что совсем не было присуще Глебу. А когда одно и то же событие приходиться воспринимать с кем-то диаметрально противоположно, то общество этого человека становится удручающим и тягостным. Однако есть друзья и товарищи, от которых нигде не спрячешься, и Глеб, накинув халат, с серьёзным лицом соизволил предстать пред ним на кухне.
Валентин сидел за обеденным столом и угодливо улыбался.
- Зачем притащился? – Глеб пригладил бугорками ладоней себе виски. Он не собирался деликатничать.
- Есть предложение на завтрашний день.
Глеб сел и резко сунул руки в рукава халата – выжидал, что тот скажет дальше. Никаких предложений от Валентина, даже самых манящих и соблазнительных, он не принимал заранее.
- Едем на Бронзовые пруды ловить рыбу. Мишка Панасюк обещал подвезти на своей развалюхе. Рыбак из него так себе, но компанию поддержит. Тебе ведь приходилось с ним в чём-нибудь участвовать?
Утомлённый неприятными раздумьями, изобразив беглую завистливую усмешку на лице, Глеб закачал головой, но не по поводу Мишки (с ним ему доводилось сталкиваться) - он в очередной раз дивился неумолкающим мажорным аккордам настроения Валентина.
- Ты сбрендил? Весь мир летит в пропасть, а ему рыбы захотелось. Новости слушаешь? Конечность уже треть населения забрала. И при этом жать на тормоз не собирается. – Глеб встал и начал ходить по кухне, до плиты и обратно. - Её активность возрастает с каждым днём!
- К чёрту твою Конечность. Нас не забрала, значит, мы здесь зачем-то нужны, к примеру, на рыбалку съездить. Или…
- Или что? Больше ничего толкового и придумать не можешь?
- Ну, не по углам же сидеть и ждать, в самом деле. Поживём ещё. А пока живём, надобно жизнью вдоволь насладиться.
- Ты конченый гедонист. Или таким притворяешься.
- Я на самом деле такой. Причём в любой ситуации. Даже совсем безнадёжной. И тебе рекомендую быть таким. Таким, как я. А ещё я - бесстрашный и в меру сумасшедший. – Валентин угрожающе оскалился, после чего снисходительно улыбнулся: - Ну конечно, если ты предпочитаешь оставшиеся дни коснеть в непроходимом страхе, если о смерти думаешь до боли в пупке, тогда… тут уж ничего не поделаешь…
- Я не коснею каждый день в беспрерывном страхе, как ты говоришь, - обиделся Глеб. – А сумасшедший ты совсем без меры. Это и до Конечности наблюдалось.
- Брось. Положение не исправишь. От нашего поведения ведь ничего не зависит. И пренебрегать удовольствиями на сегодняшний день означает одно - умышленно рыть себе яму для душевных пыток.
- Суета это всё. Лечиться тебе надо от своих удовольствий. И вообще, я не вижу в рыбалке никакого удовольствия.
- Увидишь. А лечиться надо тебе. Перестань строить из себя великомученика. Тебе это не идёт. – Валентин лёгким взмахом руки вытянул из-за пазухи бутылку водки. – Вот, кстати, и лекарство!
Глеб отпрянул.
- Я - абстинент.
- Чего-чего?
- Полное воздержание от спиртного, табака и других излишеств.
- Вот как. Думаешь, это спасёт тебя от Конечности?
- Не думаю, но пить не буду.
- Наивный! Для Конечности все одинаковы: злые, добрые, бедные, богатые, дурни и умники. Это всем давно уже известно. Будь самим собой…
- Я просто бросил пить и курить! – повысил голос Глеб.
- Ну, как знаешь. А я врежу, если не возражаешь. – Он не стал дожидаться разрешения, налил сам себе и залпом выпил. – Гляди - новая марка, только недавно выпустили.
На этикетке красовались три смешных поросячьи морды; под ними надпись - «Хрю-хрю». Только Глеб суровым взглядом оценил новое название, как сразу же попал под претензию товарища.
- Закусить хоть дай! Сидишь, глаза таращишь...
В этот момент на кухне появилась Марина. Она была взлохмаченной и слегка симпатичной.
- Опять пьянствуете, Конечность вас забери. Ты же сказал, что не опустишься до этого!
Глеб гневно стукнул кулаком по столу и, привстав, процедил сквозь зубы:
- Сколько раз тебе говорить: не смей употреблять эту дурацкую поговорку! Договоришься когда-нибудь!
- Тю, - пискнула Марина и скоренько удалилась.
Валентин тут же сопроводил этот мини-инцидент замечанием.
- Слабонервный ты стал. На жену кричишь. Совсем плохо себя ведёшь.
- Не лезь не в свои дела. Веду себя так, как считаю нужным.
- Нет, друг, тебе срочно нужен выезд на природу, а то загнёшься до появления Конечности.
- Я не поеду.
- Никуда не денешься.
Глеб стоял и сам себе удивлялся. Как он столько времени мог терпеть своего товарища? Такого прилипчивого бузилу и дебошира, такого самонадеянного хлыща, такого…
Тут он вдруг вспомнил, как вчерашним вечером снова шёл в сопровождении странных звуков, и спросил у Валентина:
- Ты вчера выходил из дома? Опять появился этот отвратительный скрежет.
Валентин долго не отвечал.
- Так ты слышал его или нет?
- Мне на этот скрежет наплевать, как и на Конечность. Ничего хорошего от них не дождёшься. А обращать внимание нужно лишь на то, что несёт радость. А какая от твоего скрежета радость?
То, что Валентина менее остальных заботил факт появления Конечности, новостью не назовёшь. Глеба это бесило. Хотя он и подозревал, что безмятежность Валентина была лишь напускной, раздражённость не убывала. Он понимал, что больше злится не на друга, а на самого себя, что именно в нём самом обнаруживается сейчас всё больше слабых мест. Осознавая это и не имея силы воли себя изменить, он сотрясался вдвойне. Безразлично смотреть на то, что уже пятый год владеет человеческими судьбами, Глебу, разумеется, втайне хотелось, но мощи духа на это у него не хватало.
Звуки же, которые он слышал, не были особенной редкостью. Сообщения о них поступали из разных мест и частенько служили предвестниками явления Конечности. Идёшь себе по улице, а тебя преследует что-то вроде едва уловимого скрипа, словно кто-то невидимый несёт рядом с тобой пустое ведро и мерзко скрипит ручкой. Все его слышат, а источник определить не могут. Никакого вреда звук сам по себе пока не приносил, но неизвестность его происхождения весьма пугала. И хотя вслед за ним нередко показывалась и Конечность, нельзя было сказать наверняка, что скрип всегда предваряет её появление.
Саму же Конечность впервые увидели около пяти лет назад, и с тех пор она утянула с собой больше двух миллиардов человек. Первый случай был зарегистрирован в южной Африке. Ни с того, ни с сего в пространстве возникла огромная рука, эдак раз в семь-восемь толще человеческой и, схватив за горло местного жителя, утащила его из этого мира неведомо куда. Человек просто исчез вместе с гигантской рукой. Коричневая, с синими пятнами, Конечность имела шесть с половиной мясистых пальцев, каждый из которых, кроме укороченного, состоял из девяти фаланг. Первое похищение произошло на людной центральной площади Претории, поэтому очевидцев оказалось немало. Всё случилось мгновенно, но разглядеть её удалось хорошо. Морщинистая кожа с редкими грубыми волосами с той поры тысячи раз вселяла ужас в видевших её мирных жителей. Конечность утягивала людей, появляясь на разных континентах, в разное время, в самых непредсказуемых местах. Она могла выхватить жертву как в открытом пространстве, так и в собственной квартире, будь-то постель, ванная или сортир. Она забирала как спящих, так и бодрствующих, больных и здоровых, людей самых разных профессий и безработных, сильных и слабых, верующих и атеистов, в общем, всех подряд, без ограничения, - всех, кто попадётся под руку. Все возрасты и все нации испытали боль утраты от страшной загребущей лапы. Судя по всему, Конечностей этих было много, ведь люди порой исчезали в одно и то же время, находясь далеко друг от друга. С начала её бесчинств не было придумано ни одного толкового средства защиты. Некоторые умельцы, зная, что она хватает в основном за горло, надевали на шею хитроумные приспособления, снабжённые шипами или острыми резаками. Стоило кому-нибудь прикоснуться к шее такого изобретателя, как резаки тут же с обеих сторон вступали в движение, и, по задумке, должны были рассечь Конечность на части. Однако выдумщики не учли тот важный момент, что Конечность умеет легко просачиваться сквозь любые физические объекты, и резаки для неё не помеха. Кое-кто в панике конструировал себе из разного материала миниатюрные домики и жил в них, питаясь из чужих рук через крохотное окошечко. Но Конечность такая самооборона, видимо, только раззадоривала. Она вытаскивала людей прямо из стальных ящиков. Ведь для Конечности не было преград. Проходя сквозь любые материальные преграды нашего мира, она всегда добивалась своей цели, и никакая изоляция не гарантировала безопасность человеку. Нападение могло произойти каждую секунду, где бы он ни находился. Могучая рука неведомого мира распоясывалась с каждым днём пуще прежнего, и шансов на спасение от неё не находил ни учёный, ни политик, ни божий человек. Людей на земле становилось всё меньше, а надежда на то, что Конечность когда-нибудь прекратит бесчинствовать, стремительно угасала. Человечество вымирало, а точнее, пропадало в необъяснимом, таинственном, ужасающем.
Валентин по-своему пытался понизить степень отчаянья друга, но тот слишком уж упал духом, чтобы снова воспрянуть от одной лишь пустой болтовни.
- Не горюй, - говорил Валентин, - в жизни всё пустяк, а Конечность и подавно. Разве ты не хочешь быть свободным, как я? А знаешь, что для этого нужно? Достаточно быть готовым ко всему - и ты задышишь воздухом независимости! Ты ведь раньше уже не плакался по мелочам, так и не хнычь по жизни, если она обещает тебя покинуть. Жизнь тоже мелочь, только покрупнее.
- Ты такой бравый и независимый, потому что полбутылки уже треснул. Поэтому готовность твоя ко всему ненатуральная - деланная то бишь.
- Брось, ты мне просто завидуешь. Боишься больше меня и завидуешь. А я хочу, чтобы ты прекратил бояться. Вот завтра развеешься, перестанешь трусить, и жизнь наладится.
- Отвяжись от меня со своей рыбалкой! Что ни говори - тебе не удастся вовлечь меня в эту никчемную затею.
- Не отвяжусь. Это больше нужно тебе, а не мне. У тебя ведь одна Конечность на уме, от этого и свихнуться недолго. Кстати, сумасшествие тебя тоже может спасти. Сумасшедшие ожидают смерти легко и непринуждённо. Вернее, они вовсе её не ожидают, посему этим и не мучаются. Так что выбирай: рыбалка или сумасшествие?
- Я начинаю от тебя уставать. Иди-ка ты домой.
Глеб время от времени то вскипал, то остывал, но Валентин продолжал гнуть свою линию.
- Хватит бояться, - талдычил он. - Если человек чего-то боится, то это что-то ему уделяет внимание вне всякой очереди. Всё равно от неизбежности не спрячешься. Да и, собственно говоря, почему все думают, что Конечность утягивает людей куда-то в преисподнюю? Она вполне может заселять нами какой-нибудь лучший мир. Ты никогда об этом не думал?
- Как же. Такой лапищей только лучшие миры и заселять. Ты видел её наяву? Или хотя бы на фотографиях? Не иначе как рука сатаны. Могу представить, как выглядит хозяин руки, если вообще таковой существует.
- Не будешь меня слушаться - рано или поздно узнаешь.
Глеб хотел вспылить, но гнев погас быстро, как спичка. Возмущаться перед выпившим Валентином – значило вызывать на себя дополнительный огонь его словоизвержений. Но Валентин и без того уже поднялся с табурета и начал бить себя кулаками в грудь, выкрикивая в адрес Конечности всякие угрозы и порицания. Он чернил и срамил её на все лады, насколько позволял ему бранный запас слов. Закончил он обличительную тираду бахвалистой фразой.
- Видал?! Бери пример с меня. Я никогда не боялся этой Конечности, и бояться не собираюсь! И она, надеюсь, меня за это уважает. А ты – размазня! Чистым и хорошеньким стал прикидываться, – думаешь, она оценит это?
Попытки Глеба усмирить его пыл остались незамеченными. На финальный вопрос Валентина он закрыл глаза и вполголоса устало потребовал:
- Прекрати. Сейчас же прекрати. Ори сколько влезет где-нибудь в другом месте, только не в моей квартире. На вот, закуси и уматывай из моего дома. – Глеб вытащил из холодильника банку с огурцами и кусок сала с хлебом.
- Так бы давно. - Валентин присмирел, сел на место и наполнил себе стопку.
Беззащитность перед Конечностью открывала в людях те качества, о которых многие из них ранее вряд ли догадывались. Одни обнаруживали у себя страх и трусость; другие, отмеченные до той поры взбалмошностью и непоседливостью, проявляли покорность и смирение; третьи, кроткие и послушные, становились вдруг горделивыми и полными достоинства. Глеб ясно осознавал, что изменился не в лучшую сторону – стал робким и пугливым, знал, что больше других боится быть утянутым в неизвестность. И сейчас, когда Валентин пил своё «Хрю-хрю», он честно и добросовестно осудил в себе слабую волю и признал себя бессильным и трусливым. Вместе с тем он отчётливо понял, что спесивость его друга перед Конечностью есть не что иное, как средство самозащиты. Тот бы пропал, ежеминутно ожидая смерть, если б не стал таким. Непреложная истина - практически все оставшиеся люди потеряли себя с появлением Конечности. А может быть, кто-то себя обрёл? Нет, только не Глеб. Он знал, что потерял, ведь никогда не приходилось ему быть таким малодушным. Он просто боялся смерти, именно непредсказуемой смерти, приходящей в любой миг, - не той, которую ожидают в болезнях, в войнах и в старости, а внезапной, и совсем не контролируемой. И пускай нет прямых доказательств, что Конечность и есть сама смерть, всё равно страшно, так как выглядит она страшнее смерти. Для многих лучше уж обыкновенная земная смерть, чем попасть на лапу Конечности. Та, с косой, вроде как ближе и роднее стала, чем отвратная синевато-коричневая ручища, вылезающая прямо из пространства.
Словно анализируя раздумья товарища, Валентин со свойственной ему нетактичностью поинтересовался:
- Ты случаем повеситься не желаешь?
- Ну, знаешь!
Больше Глеб не знал слов для ответа на этот вопрос.
- Нет, мне просто любопытно. Я бы на твоём месте повесился. Лучше, чем каждую минуту все думы отдавать Конечности и дрожать. А так - уйдёшь на тот свет, как нормальный человечек, и Конечности до тебя не дотянуться. Ты её обманешь таким образом. Мало того, ты над ней поглумишься. Она явно не ожидает такого дерзкого поступка. Ну, как моя идея? Можешь воспользоваться.
- Я ещё тебя переживу.
- Поглядим. К слову сказать, в последние год-полтора стремительно возросло количество самоубийств. Надеюсь, тебе не нужно объяснять причину.
- Так же как и количество алкоголиков, - парировал Глеб. – И ты торопливо пополнил их число. Причина того, что ты стал пьяницей, надеюсь, тоже тебе известна.
Очередная стопка не добралась до рта Валентина, он поставил её обратно на стол.
- Ты считаешь, что я пью, потому что боюсь Конечности? – Он смешно дёрнул шеей - сосредотачивался.
- Конечно. И выпивка даёт тебе смелости её не бояться. Тем самым ты добываешь силу и наглость выхваляться и задирать нос передо мной.
- Так-так. – Валентин покрутил головой по сторонам, словно где-то там могли оказать ему поддержку. – Хорошо. А если я возьму, брошу - и стану прежним. Что ты тогда скажешь?
- Не бросишь и не станешь. А если бросишь, то весь ссохнешься от страха.
- Вот, значит, как… По себе, значит, судишь… - Валентин снова выпил, закусил, а потом сказал: - Давай лучше пари заключим - кого быстрее заберёт Конечность…
- Никаких пари! – оборвал Глеб. – Иди домой, допивай свою водку у себя. Я не хочу, чтобы ты в моей квартире нахрюкался и всякую ахинею нёс!
- Хорошо, хорошо, ахинею нести не буду. – Валентин выставил ладони вперёд, показывая, что, мол, молчок, он ничего лишнего говорить не будет. Существенное дополнение он сделал почти без паузы: – Но водку допью у тебя.
Глеб что-то прошипел, сходил в уборную, хоть, наверное, и не хотел, затем снова вернулся на кухню уже с улучшившимся настроением. Валентина понемногу развозило, но он продолжал заполнять стопки, явно стремясь прикончить содержимое бутылки.
- Предлагаю тему разговора, - картаво сказал он. – Хочу поглядеть, что ты такого умного скажешь. Только, чур, – о Конечности ни слова!
- Запросто…
Разговор на новую тему не состоялся. На кухню во второй раз явилась Марина. Она
плакала. Поджав губы, она водила мокрыми глазами от мужа к Валентину и обратно, будто искала у них спасения.
- Шура Муратов звонил, - сказала она, всхлипнув. – Галю его Конечность забрала. – Марина внезапно разрыдалась вовсю и побежала с кухни, приговаривая: - Боже мой, боже мой, когда это всё закончится? Сил нет больше терпеть!
Галя была лучшей подругой Марины; Муратов – одним из друзей Глеба.
- Как всё просто кончается, - холодно изрёк Валентин, допивая остатки. – Я уж и не удивился совсем. Ведь Муратова не первая и, к сожалению, не последняя из наших общих знакомых.
- Всё кончается как-то дёшево, неправильно и несправедливо, причём для всего человечества, - вновь приуныл Глеб. – Если оно и ожидало чего, то непременно или болезней, или метеоритов, или ядерной войны с переменами климата. А тут - всего-то - рука какая-то.
- И всё-таки в руке, в отличие от того, что ты перечислил, имеется надежда. А вдруг? Вдруг нам протягивают палку-выручалку? Вдруг там, куда она уносит - всё то, чего мы так ждали!
- Если учесть, что большинство из нас совсем ничего не ждёт и вообще не знает, чего оно хочет, то пускай будет так. Пойду лично позвоню Муратову.
Глеб вышел в прихожую, а когда вернулся, застал Валентина, отрешённо смотрящего сквозь стекло порожней стопки. В этот момент он казался чернее угля; беспечальное состояние покинуло его.
- Задумался? Ну и куда же девался весь твой оптимизм?
- Закончился, - честно признался Валентин каким-то загробным голосом. - Я его выпил весь. Вот, выброси пустую бутылку.
- То-то же.
- Не торжествуй, эта слабость недолговременна. Я в эти минуты - как и следует делать всякому - в скорбном событии ищу хоть что-то позитивное.
- Ну, ну. Бьюсь об заклад, просиди хоть до утра – ничего не найдёшь.
- Уже нашёл! – воскликнул Валентин. - Одно радует: люди уходят из этого мира так, что и хоронить не надо. Иначе все бы мы сейчас работали на похоронное бюро гробовщиками и копателями могил. Кстати, что сказал Шура? Ты дозвонился?
- А что тут скажешь. Шура уже лыка не вяжет. Теперь сопьётся, как и ты. Сказал лишь, что Конечность забрала Галину утром, в момент, когда они любовью занимались.
- Хи. Воистину, смех с кручиной рука об руку ходят. Представляю его физиономию, когда она исчезла в объятьях другого.
- Прибереги свои куцые комментарии для общества уродливых и тупоголовых.
Глеб стал вдруг разглядывать кухонные стены и углы, затем вышел на балкон и тут же вернулся.
- Не суетись. Здесь, кроме нас, нет никого, - промычал Валентин. – Или уже невтерпёж? Ждёшь не дождёшься руки загребущей? Гляжу, ты неплохо подготовился: помылся, горлышко побрил… Понравиться ей хочешь?
- Мне просто снова эти звуки послышались.
- Ах, звуки… - Валентин вздохнув, перевернул стопку вверх дном, а потом сказал: - Послушай-ка лучше мои звуки. Сейчас я тебе спою песню нашей молодости, помнишь?
- Ни в коем случае! Иди лучше домой, по-хорошему.
Валентин тяжело вздохнул.
- Пойти-то я, конечно, пойду. Вот как только выполню то ответственное задание, связанное со спасением твоей души, за которым сюда явился, так сразу и пойду.

ЧАСТЬ 2

ПРИЕХАЛИ, ЛУЧШЕ НЕ СТАЛО

Патологическая прилипчивость Валентина сделала своё дело. Глеб сдался. Сопротивлялся он долго и отчаянно, но в конце концов не выдержал натиска подвыпившего приятеля и согласился на поездку к Бронзовым прудам, - лишь бы тот отвязался. Иной раз на упрямо рекомендуемую авантюру легче согласиться, чем бесконечно от неё отнекиваться. Вроде как и по течению плывёшь, не изменяя своему обывательскому существованию (ведь ты не виноват – тебя заставили), и в то же время преображаешь жизнь, вносишь в неё свежие эмоции, а всю ответственность за исход мероприятия сваливаешь на того, кто тебя в него затянул. Глеба, разумеется, в данных обстоятельствах рыбная ловля интересовала в той же степени, что и мумию коммунизм, но он был немного фаталистом и решил принять жёсткий прессинг друга как приговор судьбы, данность и предопределение.
Валентин явился ни свет ни заря с удилищами и страшненьким смешным чемоданчиком. Однако Глеб спросонья уже успел позабыть о недавнем согласии и, увидев предрассветного гостя, точно бы вышел из себя, не одолевай его на этот момент полусонное безволие. Он долго щурился и не впускал друга - вспоминал, какого чёрта тот притащился.
- Я не поеду, - сказал он наконец и сладко зевнул, открыв большой рот до предела.
- Исключено. Вчера ты дал слово. – Валентин пронырнул в квартиру, аккуратно минуя размякшего товарища. - Уже двадцать минут четвёртого. Через десять минут Мишка подрулит к твоему подъезду. Ты же не хочешь показаться в его глазах безответственным? Так что поспешай.
В хмурой задумчивости Глеб почесал себе живот. И… повиновался.
- Чтоб ты скис… - Он зло и с ленцой заходил по всем своим комнатам, собираясь в дорогу. Всё это время он ворчал сквозь зубы: - Где ты взялся на мою голову? Какого лешего я с тобой вообще связался! Чтоб ты распух, как дохлая в воде ондатра, чтоб ты…
Валентин молча улыбался. За минуты сборов он лишь раз позволил себе любезно и вкрадчиво заметить:
- Ты много с собой не бери, главное - накинь на себя что-нибудь, чтоб не прозябнуть. Снасти я взял на всех, а закуску по дороге купим.
- Жаба ты, - сказал ему прямо в глаза Глеб, когда уже влез в ботинки.
- Согласен, - охотно кивнул Валентин.
- Вываливайся отсюда… Хотя стой, погоди чуток. – Глеб, не разуваясь, прошмыгнул в спальню. Валентин слышал, как он говорит.
- Я люблю тебя, Маринка. Помни это, если я не вернусь.
До Валентина донёсся звук поцелуя.
- Я тебя тоже, - промямлила супруга. – Помни это, если вернёшься, а меня не будет.
Глеба Валентин выпустил из дверей первым, сопроводив его возвышенным философским взглядом.
Они вышли из подъезда в тот момент, когда Мишка, сидя в своей белой «Славуте», сигналил им звуками клаксона. Белая она была только по определению, на самом деле цвет её с трудом поддавался описанию, иными словами, она была бог знает сколько немытая.
Остановившись на ступеньках, Глеб поднял воротничок коротенького пиджачка, спрятал руки в карманы и, поёжившись, поднял голову к небу. Похоже было на то, что он прощается с миром. Так прошла целая минута; но этой минуты хватило, чтобы перестроиться, и вниз он уже спускался с видом человека, сделавшего в жизни всё задуманное. Его вдруг оставили страх и переживания, а боль и горечь внезапно смыло волной безразличия. Он понимал, что его состояние, появившись спонтанно, будет непродолжительным, но дал себе приказ сохранять его как можно дольше. Всё ж лучше, чем беспрестанно убиваться в ожидании конца. А в целом, внутри Глеба затаились смешанные чувства, и в связи с этим настроение его было непредсказуемым.
- Ты его словно на заклание ведёшь, - сказал Мишка Валентину, приоткрыв дверцу. – Садитесь сзади – впятером поедем, веселее будет.
Только сейчас Глеб заметил, что в машине, кроме водителя, находятся ещё двое: впереди молодой человек, а за ним – женщина. Ему это не очень понравилось.
- Может я… домой вернусь? – закобенился он, но Валентин без лишних разговоров впихнул его на сидение, и тот оказался крепко прижатым с обеих сторон.
Мишка завёл машину и представил Глебу новых лиц.
Рядом сидела Лора – девушка Михаила. Они были знакомы чуть больше двух месяцев, но их явно матримониальные намерения уже приближались к логическому завершению. Как выяснилось, спешка с обручением была вызвана не чем иным, как Её Величеством Конечностью. Именно она своей агрессивной чисткой общества вынуждала многих ускорять жизненные ритмы, впопыхах заканчивать надолго затянутые дела и решать, казалось, неразрешимые проблемы, - в том числе и поторапливала под венец, так как лишь немногие обладают желанием уйти из этой жизни холостяками. Иначе бы на Михаила, зная его характер и фривольное обращение с женщинами, вряд ли можно было так быстро накинуть семейное ярмо. К тому же Лора была не настолько симпатична, чтобы полностью удовлетворить требования Михаила в вопросах страсти и очарования. Приятна и обаятельна, - но только лишь в отдельные мгновения и под особым ракурсом. Чрезмерная строгость во взгляде, угловатые черты лица и порой кажущаяся циничность выдавали в её особе неприступность, надменность и властолюбие. И теперь, сошедшись с Лорой, часто беспутный Михаил выглядел в её присутствии скромным и уравновешенным мужчиной.
Переднее сидение занимал щупленький парень Родион, двоюродный брат Михаила. Он приехал к своему кузену из соседней области всего лишь два дня назад, так сказать, погостить. На самом деле причина была другая: его мать, отца и младшую сестричку в течение месяца поочерёдно забрала к себе Конечность. Родиону ничего не оставалось, как бросить родные пенаты, на которые снизошло проклятье, и прибыть к ближайшим родственникам. В его случае – чем дальше от дома, тем больше шансов сбросить груз горьких воспоминаний, да и надежда на собственное спасение кажется не такой уж захудалой. Принимая во внимание эти обстоятельства, Михаилу пришлось приютить брата и взять его в поездку. Она, по его мнению, должна была пойти Родиону на пользу и исцелить его душевный надлом, - то же лекарство, которое предложил Глебу и Валентин. Вот только, в отличие от Глеба, Родион согласился на этот рыбный вояж с охотой.
Для Глеба и Лора, и Родион были новыми лицами, а вот Валентину уже приходилось несколько раз общаться с невестой Михаила. Неизвестно, какого мнения он о ней был, но вот Лора за эти, пускай даже короткие встречи, уж точно составила представление о несносном характере Валентина, ведь для того, чтобы это понять, обыкновенно не требовался продолжительный период.
Перед тем, как тронуться в путь, Валентином была предложена установка: никаких упоминаний о Конечности. Её приняли все, однако вскоре выяснилось – сохранить уговор будет весьма затруднительно.
Разговор в салоне автомобиля некоторое время не клеился. Каждый старался избегать злободневной темы, но, куда от неё ни беги - всё равно она тебя догонит. Её доминанта не давала разрастись любой другой мысли. Стоило кому-то начать изъясняться, как он тут же непроизвольно подходил к запретной теме и, осознавая это, умолкал. Соглашение было разрушено Лорой. Она вытащила откуда-то кипу газет и провозгласила:
- Послушайте, я вам прочитаю об интересных происшествиях с Конечностью. Подборка газеты «Смех и ужас».
- Мы же договаривались! – вскипел Валентин.
- Всё равно это бесполезная затея, - махнула она рукой.
- Не стоит об этом, - прогундосил и Глеб, отодвинувшись от Лоры, насколько позволяло пространство.
- Почему же? Пишут довольно-таки любопытные вещи. Приведены случаи за последнее полугодие. Вот, например: как утверждают очевидцы, в Лондоне Конечность выхватила самоубийцу в момент, когда тот кинулся топиться в водах Темзы. Таким же образом она не дала покончить с собой пожилой женщине в норвежском Тронхейме, сняв её прямо с петли и утащив в своё неведомое царство. Молодой парень из Гонконга, пытавшийся застрелиться прямо за ресторанным столиком, был избавлен от суицида с помощью той же коричневой руки за мгновенье до выстрела.
- И помереть уже спокойно нельзя, - глухим голосом прокомментировал Глеб, словно обидевшись на Конечность.
- А вот подобные ситуации: рука не дала погибнуть бизнесмену из Торино, освободив его сразу от двух киллеров, наставивших на него свои стволы с явным намерением прикончить. И тут же: девушку из Хельсинки спасла от изнасилования всё та же могучая рука, забрав к себе за шаг до преступного деяния давно разыскиваемого серийного маньяка-убийцу.
- Молодец Конечность, хоть одно доброе дело сделала, - одобрил поступок Михаил.
- Интересно только, чего девушка больше испугалась – изнасилования или страшной шестипалой лапы? – задался вопросом Валентин.
- А как вам такой пикантный случай: в швейцарской Лозанне во время обряда венчания Конечность утянула жениха в самый ответственный момент – он только собирался открыть рот в знак согласия. Тут же следует примечание: как свидетельствуют его товарищи, за неделю до свадьбы жених наотрез отказывался от бракосочетания и сдался только под давлением родственников.
- Вывод: нельзя ничего делать поперёк своей воли, особенно жениться, не то попадёшь на лапу Конечности, - досказал Валентин.
- Слушайте дальше. Спортивные новости. Совершеннейшее светопреставление зверская рука учинила в Риме на финальном матче кубка Италии между Палермо и римским Лацио. За двадцать секунд до конца встречи, при нулевом счёте, в ворота римской команды был назначен одиннадцатиметровый удар. Буквально за секунду до его исполнения Конечность похитила вратаря Лацио, и мяч беспрепятственно влетел в ворота (некоторые тиффози в тот момент справедливо заметили, что это рука Бога, и она благоволит Риму). Судьи приняли решение не прекращать матч и пробить пенальти заново. В створ пришлось встать полевому игроку, так как запасного вратаря не было из-за нехватки футболистов. Гол был забит повторно, и игра продолжилась, но совсем ненадолго. За следующие пять минут рука выудила ещё четверых игроков и тренера команды Палермо, затем утащила судью и переключилась на болельщиков. Настоящая паника началась, когда в воздухе замелькали сразу несколько Конечностей. Так как плотность людей была слишком велика, одна Конечность за раз уносила с собой по два, а то и по три человека. По предварительным данным, на стотысячном стадионе, заполненным на четверть, исчезло около трех тысяч человек; в том числе римляне потеряли пятерых игроков, а у Палермо из всей команды осталось лишь трое.
- Меня интересует, кому отдали кубок? – живо спросил Валентин, но остался без ответа.
- А я так вообще в восторге от человечества, - выразил изумление Михаил, оторвав руки от руля. - Как они могут во времена буйства Конечности умудряться ещё и соревнования проводить! Всё равно, что играть в пинг-понг во время Второй Мировой где-нибудь под Сталинградом в самый разгар сражения.
- Или ехать на рыбалку на Бронзовые пруды, когда мир планомерно испаряется, - добавил Глеб.
- Ладно вам. Я разделяю Мишкин восторг по этому поводу. Как ещё можно выразить своё пренебрежение Конечности, как не продолжать заниматься всем тем, что делали раньше, до её наглого встревания в нашу жизнь? Мы никогда не опустимся до жалкого пресмыкательства! - с достоинством высказалась Лора и продолжила читать: – Ещё немного о спорте. На последнем чемпионате Европы по лёгкой атлетике в Лиссабоне произошло два любопытных исчезновения. Англичанин Пит Дуглас был схвачен рукой за десять метров до финиша, когда стремился к золотой медали на финальном забеге на десять тысяч метров. Радость бегущего всю дистанцию вторым француза Жеме Блозена продолжалась недолго. С полминуты он лежал обессиленным на беговой дорожке, а затем, как только он понёсся совершать круг почёта, его тут же постигла участь англичанина. Он растворился в небытии вместе с французским флагом, который ему кинули с трибун. Золото же досталось россиянину Роману Хлопову, прибежавшему третьим. И последнее: не досталась золото и шведу Хенрику Сундквисту, установившему новый мировой рекорд в секторе по прыжкам высоту. Приземлиться на маты он не успел - зловещая рука схватила его за горло прямо в воздухе. А золото снова досталось россиянину, на этот раз Сергею Мазину.
- Видать, Конечность за славян болеет, раз нашим помогает, – снова попытался вставить острое словцо Валентин, но его старания шутливо резюмировать газетные выдержки успешными назвать было трудно. Их пропускали мимо ушей.
- Вот, посмотрите, шведа сняли в полёте с распростёртыми от счастья руками, - Лора развернула газету и показала всем уникальную фотографию. – Тут как раз и Конечность хорошо видна.
Фотографии Конечности были не такой уж и редкостью, некоторые люди успевали поймать её в объектив фотоаппарата и даже заснять в движении на мобильные телефоны. А вот наяву из присутствующих видел её только один Родион, в момент, когда она забирала с собой его сестрёнку. Он был единственный из всей компании, который не стал глазеть на фото. Он лишь тихо известил:
- Два месяца назад все спортивные состязания были прекращены. Слишком много людей исчезло, включая самих спортсменов.
Его услышал один Валентин.
- Ну и зря, - сказал он. – Сейчас как никогда всем людям необходимо поддерживать спортивную форму. Вдруг там, куда она забирает, придётся сражаться за правое дело, так сказать. Мы в любую минуту должны быть готовыми к бою, то есть сильны физически.
- Прежде чем с кем-нибудь сражаться, ты для начала зелёного змия одолей, - справедливо заметил Глеб. – А-то от тебя уже несёт на весь салон. Когда только успел!
- А у него свой метод борьбы с Конечностью, - заржал Михаил, - дыхнул на неё перегаром – и готово!
Лёгким смешком все осудили болезненное пристрастие Валентина. Унылый Родион и тот скривил рот, что не ускользнуло от взгляда осмеянного. Взгляд этот был совсем не дружелюбный.
Тем временем Лора закончила:
- Всего на чемпионате Европы пропало около двухсот пятидесяти человек, из них двенадцать легкоатлетов. – Она сложила газету и сунула её в сумочку.
Из заключения вытекал вполне логичный вывод, который озвучил Глеб.
- Людные места посещать становится всё опаснее.
Но сразу последовало возражение от Михаила:
- Ерунда, в глухом лесу вероятность попасть под руку не меньше.
- И всё-таки прослеживается тенденция: если рука забирает одного, то в этом месте она, как минимум, покажется ещё раз, - сказала Лора.
- А как быть с тем, что рука утягивает людей в ответственные моменты жизни? Хотя бы взять те, что описаны в газете, например. На случайность это не похоже. – Глебу хотелось придать действиям Конечности хоть какой-то здравый смысл.
Михаил возразил снова:
- Глупости, внимание руки к подобного рода эпизодам вполне укладывается в теорию вероятности. На один такой случай приходится тысячи обычных.
Покамест разбирались повадки и склонности Конечности, заскучавший от однообразного разговора Валентин стал постигать личность молодого человека, сидящего впереди. Сначала молча, а затем, когда в салоне поутихло, началась самая настоящая словесная атака на тихий и замкнутый элемент по имени Родион.
Его донимали самым бессовестным образом. Позже Валентин оправдывался тем, что он попросту хотел расшевелить Родиона, вовлечь его в толки и перетолки, а заодно и просканировать в целях изучения, применяя метод Сократа. Так называемая майевтика - искусство узнавать, чем человек дышит, путём ловко заданных вопросов. Вот только вопросы его были нескладными до бестолковости и часто нетактичными; будь на месте Родиона парень-вышибала с взрывным характером, он бы наверняка поступил по-другому, несмотря на значительную разницу в возрасте. Скромный же Родион лишь изредка кивал головой, совсем не желая вступать в разговор и раскрываться, - за него все нападки Валентина отбивал его дядя. А когда посыпались вопросы о ценности квёлого тела в любовных похождениях и сексуальных подвигах, и парень совсем залился краской, Михаилу надоела эта болтовня. Он остановил машину и, развернувшись, резко высказался:
- Чего ты к нему привязался? Он очень тихий и кроткий паренёк. У него тонкая, ранимая натура. Он хоть и молод, но умён, образован и талантлив. Он вообще - уникум. А ты - обалдуй, и пьяница вдобавок. К тому же тебе сорок два, а ему - восемнадцать. Для тебя он ещё ребёнок, и этот ребёнок потерял всех близких. Думай, прежде чем задавать свои дурацкие вопросы. А ты, - обратился он к брату, - особо не дуйся и не точи зубы на этого балабола, он всю жизнь делает и говорит то, что присуще в основном людям из сумасшедшего дома.
- Но- но- но! - хотел распетушиться Валентин, но тут же остыл.
Родион же засмущался ещё больше и скромно прогнусавил:
- Да ничего, ничего. Всё в порядке.
- Так что не приставай к нему больше! - подытожил свою наставительную речь Михаил и любезно добавил: - Пожалуйста.
Они были уже далеко за городом, когда обратили внимание на то, что им встречается очень мало машин на дороге. Лора объяснила это слишком ранним утром, однако Родион, более других глядевший в окно, оповестил, что он и людей-то толком на улицах не обнаружил.
- Включи радио, - попросил водителя Валентин. – Вдруг в мире произошло то, чего мы не знаем.
Михаил щёлкнул тумблером и завертел ручкой настройки. Из динамиков доносились сплошные шумы.
- Что там может произойти? Только то, что на земле нас поубавилось на пару миллионов. Или Конечность соизволила во всей красе пожаловать, - с ногами и головой. Или, может, с головами? - приговаривал он. - Странно, ни один канал не работает, везде треск.
- Ищи, ищи. Попробуй на других частотах… Вот-вот, вернись назад, проскочил, что-то послышалось.
Поймав, наверное, единственный работающий канал, Михаил нажал на тормоза. Строгий мужской голос монотонно и холодно извещал о каком-то важном событии.
- Внимание! Внимание! Всему оставшемуся населению страны. Уважаемые соотечественники! В связи с трагическими событиями сегодняшней ночи в большинстве стран нашей планеты введено чрезвычайное положение. Стало известно, что за прошедшие сутки Конечность забрала основную массу населения земли. Её активность достигла наивысшей точки, тотальное истребление землян беспрерывно продолжается. По последним данным, помимо огромного количества обычных граждан, печальная участь постигла президентов Соединённых штатов, Франции, Канады, Италии, России, Греции, Китая, Украины, Узбекистана и многих других стран. Вместе с ними исчезли многие политические и видные общественные деятели. Не обошла она стороной крупнейших учёных, военные структуры и местные органы управления. Численность населения земли стремительно сокращается. Учитывая безвыходное положение дел, наша радиостанция заканчивает своё вещание и желает оставшимся в живых согражданам не терять самообладание, не поддаваться панике, проявлять благоразумие и верить в лучшее. Да не покинет вас надежда на то, что когда-нибудь дьявольская рука оставит нашу планету в покое.
Воцарилось молчание. Текст был прочитан ещё три раза. Когда диктор начал повторять его в четвёртый раз, Михаил выключил радио. «Сообщение идёт в записи. На студии, видимо, почти никого не осталось», - упавшим голосом проговорил он.
На планете наступал апокалипсис, от которого у человечества не было ни единого шанса на спасение. Ни потоп, ни война, ни болезни, ни кометы, ни катаклизмы солнца, ни изменение климата, ни что другое, чего так боялись люди, не стало причиной уничтожения рода людского. Землю обрекала на гибель всего лишь чья-то безобразная и наглая рука, вылезающая из поднебесья и чинящая самосуд. К такому повороту событий люди готовы не были. А как быть готовым к тому, чего не ожидаешь? Всё равно, что настраивать себя на то, что небесная твердь упадёт на землю и планета ни с того ни с сего развалится пополам, или на то, что тебя вдруг сожрёт собственный взбесившийся желудок. Такую смерть, которую и представить себе невозможно, не проследишь и не сделаешь от неё даже шага в сторону.
Первым нарушил тишину Глеб. Он, как и другие, использовал минуту общего молчания на малополезные размышления.
- Поворачивай назад. Я хочу вернуться к Марине.
- Смысл? – тут же вопросил Валентин. - От тебя всё равно ничего не зависит. Ну, возвратишься домой, - а она, может быть, уже там, где и большинство президентов. И что ты будешь делать? Слёзно ждать своей очереди? Едем туда, куда собирались.
- Если ей суждено уйти, пускай это произойдёт у меня на глазах, – с твёрдостью ребёнка произнёс Глеб и стал упрямо настаивать на возвращении.
Лора посоветовала сначала позвонить по телефону, но затея оказалась напрасной. Чтобы успокоить соседа, она предположила, что в такой ситуации вряд ли работает хоть какая-то линия связи. Однако Глеб встревожился не на шутку и стал рваться домой ещё сильнее. Видя, что у него на поводу никто не идёт, он сам потянулся к дверной ручке, желая выйти.
- Да что ж это такое, чёрт бы вас побрал! – Этими словами его потуги кончились. Спутники крепко прижали его с двух сторон, а Михаил завёл машину и медленно поехал вперёд.
- Не будем суетиться, - спокойно сказал он. – От судьбы не убежишь, так же, как и от Конечности. Спасти мы, к сожалению, никого не можем, даже самих себя. Остаётся полагаться на везение. А если не повезёт, хоть развеемся напоследок, а то ведь в царстве Конечности не то что рыбку половить - паучка зашмыганного заприметить не удастся.
- Ты ведь попрощался с Маринкой? – спросил Валентин и сам же сразу ответил: - Знаю, попрощался, сам слышал. Так что ты не ёрзай тут возле меня, а сиди смирно и как можно радостнее жди своего часа, раз уж ни на что не надеешься. В конце концов, соблюдай главное условие нашей поездки: что бы ни случилось, не унывать и держаться на высоте, а не плакаться и падать в обмороки. Большинство людей уже смирились с тем, что обречены, и доживают свои дни гордо и празднично. Мы как те раковые больные, которые, зная, что у них неизлечимая четвёртая стадия, могут остаток жизни провести по-разному. Одни безутешно вздыхают и волосы на себе дерут, другие гуляют на всю катушку, если, конечно, в состоянии. Ты здоровый крепкий мужчина, но – плакса.
- Я просто хочу последние минуты жизни провести с Маринкой, - продолжал изнывать Глеб.
- Проведёшь с нами.
- Да пошёл ты!
- А я вот что хочу сказать, - вмешалась Лора, - Заметьте, Конечность разбушевалась, как бешеный Фантомас, а мы с вами целёхоньки сидим. Исчезло больше, чем полмира, и по теории вероятности, хотя б один из нас тоже должен был бы пропасть. А мы все по местам. Немного странно, не правда ли? Ведь в жизни как - когда идёт всё хорошо, вряд ли кто будет сворачивать с наезженной дороги. Нас ещё не схватили: значит, можно сказать, у нас, при общем хаосе и смятении, пока тоже всё удачно складывается. Начни мы куролесить влево, вправо, назад - неизвестно, что случится. Это всё равно, что бежать от своего счастья и умышленно искать неприятностей. Так что не будем дёргаться и менять направление. Суматоха – подруга неудачников. Может быть, это существо с гадкой рукой только и ждёт, когда мы начнём суетиться.
- Глупости. Всем известно, что Конечность совсем не интересует какое бы то ни было поведение людей, - сказал Глеб.
- И всё-таки. Кто её знает, эту Конечность.
Глеб перестал сопротивляться. На самом деле он не знал, где ему лучше встретить свой конец. Неохотно, с напускным безразличием, он отдался течению, которое создали сами себе его знакомые.
Михаил постепенно разогнал машину до скорости, превышающей дозволенную правилами дорожного движения. Трасса была пуста, встречные автомобили попадались редко – так и хотелось позволить себе прокатиться с ветерком. Собственно, раз уж над миром нависла вражеская рука неминуемой гибели, позволить себе можно было практически всё.
- Чего это ты там бормочешь, брат моего друга? – Валентин, заметив, что Родион, наклоня голову, сосредоточенно шевелит губами, вытянулся вперёд и, выкатив глаза, удивлённо воззрился на него.
За Родиона ответил Михаил:
- Он молится, не мешай ему.
Валентин икнул от неожиданности.
- И кому же, интересно, он молится? Боги всех религий давно пустили наши души на ветер, а тела продали по сходной цене бесовскому племени. Впечатление такое, что Конечность их самих прибрала к себе. А! - стукнул он себя по лбу. - Я понял: ты, наверное, исповедуешь новую религию и молишься самой Конечности!
- Он, наверное, принимает Конечность за руку господню, - допустила Лора. – Так, Родион?
- Эдак можно любое бедствие принять за волю божью, - усмехнулся Глеб.
- А в религии так оно и есть, - сказал Михаил. - Любое действие, исходящее не от человека, есть божье проявление. - Несмотря на удручающее положение вещей, он чувствовал себя за рулём свободно и раскованно.
Родион, наконец, перестал шептать себе под нос и соизволил высказаться:
- Я не молюсь. То, что я говорю, нельзя назвать молитвой, это скорее выражение чувств и мыслей в форме обращения.
- Обращения к кому? – спросил Валентин.
- Ни к кому конкретно. К тому, перед чем мы все бессильны, но что более разумно, чем мы, а значит, смею надеяться, милосердно. Я пытаюсь установить контакт, а точнее, найти гармонию с неопровержимыми законами вселенной.
- Ну, разумеется, как я сразу не догадался, - хихикнул Валентин. - Я буду долго смеяться, если тебе удастся установить эту связь. Представляю себе: рука неопровержимых вселенских законов вместо того, чтобы схватить Родиона за горло, протягивает ему шесть с половиной пальцев для рукопожатия.
- Вот-вот, все религии одинаковы. Каждый верующий норовит выклянчить спасение себе, а о других забывает, - с укором отметил Глеб.
- Я пытаюсь помочь всем, не только себе, - надулся Родион. – И я совсем не считаю, что рука является исполнителем законов вселенной. Однако установление контакта с высшими существами всегда даёт шанс убедить их в том, что мы не заслуживаем безжалостного истребления подобно крысам или прусакам, ибо способны размышлять, а значит - следовать высшим законам.
- Что-то я сомневаюсь в гуманности высших законов. Да и руке на них наплевать. Какой-то ты неправильный, Родион. Агнцем хочешь перед ней прикинуться, хитрюга?
Валентин уже был готов к новым атакам на парня, но Михаил снова за него заступился.
- Чего вы от него хотите? Он ещё дитя малое. Пускай себе забавляется, сколько хочет, лишь бы до чего плохого не дофилософствовался.
Михаил остановил машину, так как увидел на встречной полосе у обочины плачущую толстушку и подростка лет пятнадцати. Мальчик стоял, тесно прижавшись к женщине, и тоже всхлипывал. Рядом с ними, чуть съехав с трассы, стояла «Фора», дверцы её были открыты, а внутри пустовало. Михаил поинтересовался из окошка о причинах слезоточивых переживаний, хотя не нужно было обладать особой интуицией, чтобы понять, в чём тут заключена проблема. Так и есть: женщина сказала, что её мужа минуту назад забрала Конечность; при этом он чудом умудрился нажать на тормоза и остановить автомобиль. И теперь, не умея водить, не зная, как жить и что делать дальше, она и её сын стояли и тихо плакали. Они, наверное, ещё надеялись, что Конечность вернёт мужа и отца обратно… Но Конечность никогда никого не возвращала.
Ничего не оставалось, как пожалеть их и довезти до ближайшего населённого пункта. Михаил вытащил из багажника трос и взял «Фору» на буксир. Дальше ехали намного медленнее, на что Валентин безжалостно заметил:
- Зачем ты с ними связался? Сейчас всем не поможешь. Чуть позже их всё равно Конечность заграбастает, а ты ещё виноватым останешься, подумают, что специально к ней в лапы привёз.
- Не подумают. Не успеют, - сказал Глеб. – А доброе дело - оно таковое и до, и во время, и после Конечности.
- После Конечности одни муравьи да мухи останутся, - хмыкнул Валентин.
Неожиданно прямо перед машиной дорогу перебежал какой-то зверёк, и Михаил тотчас притормозил. У всех ёкнуло сердце.
- Это всего лишь заяц, - успокоил Валентин. – Чего вы так испугались?
- Неожиданности, - за всех ответила Лора. – Он появился так внезапно, как и эта чёртова рука возникает. Всё внезапное сейчас пугает.
Михаил завёлся и снова поехал.
- Поглядите, как там женщина с ребёнком. Я чересчур резко остановился, они и так не в себе.
Оглянувшись, Валентин преспокойно произнёс:
- А там не на что больше глядеть. Зря переживаешь - в машине пусто.
Стиснув зубы, Михаил вышел, отцепил трос и раздражённо бросил его в багажник. Родион наивно стал выяснять причины исчезновения.
- А всё-таки мы с вами счастливчики, - провозгласила Лора. – Надо же. Чем мы ей так приглянулись, что до сих пор живы?
- Чистая случайность, - сказал Глеб. – Мы у неё на десерт.
- Скорее, рука нас невзлюбила за что-то, раз отказывается вытаскивать из мира сего, - предположил Валентин. – Будем продолжать в том же духе.
Следующую остановку Михаил сделал, когда увидел шедшую навстречу группу из семерых человек. Впереди шёл уверенный в себе парень и нёс высоко над головой коричневый флаг, на котором была изображена огромная кисть руки. Все семеро были одеты в длинные коричневые кафтаны.
- Вот и конечники объявились, видали таких? Низко кланяются и лебезят перед рукой. Задобрить хотят, сучьи дети. - Валентин с досады плюнул в приоткрытое окошко. – Целую религию себе состряпать успели. Смотреть противно. Езжай мимо, Миха, не то я им сейчас задам перца!
Шествующие конечники выглядели разновозрастно и хором пели песню, восхваляющую Конечность. Мотив был посредственный, да и слова, видимо, состряпаны доморощенным служителем муз. Страх перед таинственным властелином людских жизней заставил этих людей идеализировать могучую руку и, безоговорочно отдав ей божий трон, увязнуть в низкопоклонстве. И теперь они, обретя новую веру, гордо шли по дороге и благоговейно одаривали нового бога панегирическими речами и молитвенными песнями.
Когда группа конечников поравнялась с машиной, Валентин рассерженно крикнул:
- Эй, подхалимы! Вы бы лучше на своём флаге задницу Конечности изобразили. Зуб даю, она как пить дать уже красуется в вашем воображении. Вижу, как вам хочется поскорей понежить её своими языками.
Лора с Михаилом рассмеялись, а Глеб попросил Валентина замолчать. Но конечники не собирались реагировать на колкости в их адрес, а величественно продефилировали мимо.
Валентин плутовато спросил у Родиона, не желает ли тот присоединиться к этим иудам-изменникам, но Родион не стал отвечать – лишь покачал головой в знак отрицания.
- К сожалению, таких религиозных недоумков по всему миру вдосталь, - заметила Лора. - Интересно, не делает ли им Конечность поблажки, что-то они до сих пор чересчур большими группами ходят.
- Их ряды просто периодически пополняются новыми мокрыми курицами… - Михаил вдруг разразился неистовым здоровым смехом, но виной тому были не конечники. Только он снова развил скорость достаточную для того, чтобы считаться нарушителем, как на шоссе, словно из-под земли появились представители Госавтоинспекции и, естественно, взмахнув жезлом, принудили остановиться.
- Вот уж кого и Конечность не берёт, - сквозь смех выдавил Михаил.
Двое подошли к машине, один из них отдал честь и, представившись, поинтересовался у водителя, почему тот намного превысил скорость.
- Да так…- замялся Михаил и снова прыснул порцией смеха. Цепная реакция не заставила себя ждать, - зареготали все.
- Чего это вы хохочете? – насупился дорожный блюститель порядка. – Что за смешки? Предъявите документы.
Михаил с ехидцей протянул права и техпаспорт, втолковывая при этом, что на трассе пусто, все давно тю-тю, миру - финиш, что остались только мы да вы, и посему давайте разойдемся по-хорошему. На это ему был дан ответ:
- Ну не скажите, людей ещё хватает, а правила надо соблюдать при любых обстоятельствах. На войне ведь без дисциплины не обойдёшься, сразу – поражение. А чем сейчас не военное положение?
- Это точно. Только вот воевать нам приходится разве что между собой. На вот, возьми, всё равно скоро ни деньги, ни машины, ни документы нужны не будут. - Перед носом у стража порядка возникло несколько купюр. Однако, судя по его выражению, брать он не собирался.
- Ломается ещё, - возмутился Михаил, когда тот зачем-то отошёл к своему напарнику. - Взял бы себе на мороженое.
- Да стукни ты его по морде, и поехали, - посоветовал Валентин, - так быстрее от него отбояримся. А то валенком тут прикинулся. Кто там сейчас разбираться будет по таким мелочам.
- И то верно, - согласилась Лора. – Полоумный какой-то. К тому же от него несёт спиртным не меньше, чем от Валентина. - Она уже собиралась высказаться ещё агрессивнее, громко произнеся «Послушайте, вы!», как нечто уже до боли знакомое на миг показалось в воздухе и, ухватив инспектора за шиворот, утащило его в свои владения.
Шок от увиденного был недолгим.
- Поехали, - спокойно сказала Лора. – Поделом ему.
Михаил последовал совету, а опешивший помощник так и остался стоять поодаль с открытым от ужаса ртом.
- Она утянула его вместе с моими документами, - пожаловался Михаил.
- Теперь рука будет в курсе дела, что на земле существует такая личность, как ты, - сказал Валентин, - и займётся твоими поисками.
В пути стало немного веселее. Большинством голосов туристы на время пришли к утешительному выводу: раз Конечность до сих пор никем из них не заинтересовалась, следовательно, она по какой-то причине ими пренебрегает; мало того, раз она спасла их от гаишника, значит, вдобавок ещё и оберегает. Безусловно, где-то в глубине души все были в разной степени на грани срыва, понимая, что их черёд может наступить в любой момент, но каждый, как мог, старался удерживать свои предсмертные страхи на замке. Компания никому не позволяла заглядывать далеко вглубь себя, и благодаря этому общий уровень страха перед Конечностью был гораздо ниже, чем если бы любой из них находился в эти минуты в одиночестве.
Поездка продолжалась. Валентин продолжал глупо смеяться, Глеб ещё раз безрезультатно позвонил Марине, Родион с ухмылкой глядел в окно, а Лора качала головой, дивясь нелепости происходящего и всё-таки на что-то надеясь.
Как только машина Михаила въехала в село Трещотки, сразу же стало заметно, что атмосфера вокруг не совсем привычная. Из доступных слуху звуков доносились лишь лай собаки и кудахтанье кур. Село пустовало. Следы недавнего присутствия человека пребывали в наличии, но сами люди исчезли.
Михаил долго ехал по деревенской улице, высматривая местных жителей, пока не остановился возле одинокого согбенного старика. Тот сидел на скамье под рябиной и был неподвижен. Опершись обеими руками на трость, он смотрел прямо перед собой, но взгляд его из-под белёсых бровей, казалось, ничего не замечал. Сквозь густую седую бороду проглядывала едва заметная улыбка.
Лора вышла первой и пощёлкала пальцами возле лица старика - «Здрасьте». Он не реагировал.
- Умом тронулся, - предположил вылезший следом Родион.
- Думается мне, всю его родню Конечность забрала, - высказал соображение из окошка машины Глеб.
Дед внезапно заговорил.
- Двоих внучат, невестку и мою старуху, - перечислил он, будто хвастался.
- А тебя чего не забрали? – спросил Михаил. – Как уцелел?
- Не нужен я никому. Вот с рассвета сижу - жду, когда схватит, а она боле не является.
- Мы проехали – село пустое. Кто-нибудь остался, кроме тебя?
- Почём я знаю. С утра никого не видал. Рука за ночь всех перехватала. И стар, и млад ушли - так, что пикнуть не успели. Некоторые, глядя на эту расправу, сбежали из села. Дотянулась до них рука, иль нет, - то мне неведомо. Такой страшной ночи за всю жизнь не припомню.
- А ты вроде как посмеиваешься даже, - с лёгким упрёком сказала Лора по поводу его настроения.
- Это нервное, - заступился за деда Михаил. – Мы на его месте вообще бы истерическим смехом залились.
- Я, детки, улыбаюсь солнцу и небу: благодарю их за то, что жил безбедно, что при жизни и мне счастливые деньки выпадали. Решил я так: буду улыбаться до тех пор, пока рука меня в ад не утащит, - сказал старик.
- Почему же сразу в ад? Есть места и поинтереснее.
- Потому как видел я, чья это рука. Видно, победили тёмные силы нашего боженьку. Теперь все им служить будем.
- Это мы ещё поглядим, кто кому служить будет… - Лора запнулась – она увидела, как из сельского магазина, что находился напротив, выплыл радостный Валентин. В руках он тащил пакеты с продуктами и бутылки со спиртным.
- Идите и берите, чего пожелаете! - кричал он. – Всё всем доступно! Все земные блага тем, кто ещё жив. Мир стоил того, чтоб отпраздновать его конец!
Он вытянул из какой-то пачки что-то хрустящее и с наслаждением начал это пережёвывать. Затем он увидел перед собой разъярённую Лору и застыл на месте с полным ртом. Та мигом принялась отчитывать его за содеянное.
- Ах ты подлый тип! Ты знаешь, как это называется? Это же… Это же мародёрство! Как ты до этого додумался? А ну-ка немедленно верни всё на прилавки!
Валентин пожимал плечами, но относить продукты в магазин не торопился. Внимательно выслушав замечания и даже немного поразмыслив о своём поступке, он бросил награбленное на заднее сидение автомобиля. При этом он приговаривал:
- Всё равно это никому не нужно - залежится и пропадёт. Рука никогда не вернёт ни продавщиц, ни покупателей, ни органы правопорядка - никого; так что ж, теперь нельзя и гульнуть напоследок, пока Конечность не сцапала? Не мы, так кто-нибудь другой разгребёт. О! – вдруг воскликнул он. – Что я говорил! Глядите…
Два байкера в разукрашенных шлемах с визгом притормозили возле входа в магазин. Они стремглав вбежали внутрь, словно проделывали это ежедневно, и через секунды появились снова, прихватив только по бутылке пива, которое распивали на ходу. Валентин, ощутив близость единомышленников по грабежу магазина, по-свойски поинтересовался:
- Какие новости, ребята, в ближайших окрестностях? Чем занимаются оставшиеся в живых земляне? Вы ведь много везде мотаетесь…
Байкеры развернули свои машины и демонстративно прогарцевали около Валентина. Один из них прыснул пивом прямо ему в лицо. Другой провозвестил:
- Пришло время Сатаны, батя! Пора делать всё, что пожелаешь, так что не путайся у нас под ногами, а то и до Конечности не дотянешь.
Второй байкер наградил Валентина плевком, и они оба умчались.
- Понятно, – без тени обиды произнёс Валентин, вытерся, открыл бутылку вина и стал пить его прямо из горлышка.
- Скоты! – рявкнула вдогонку байкерам Лора, выхватила бутылку и, отпив два глотка, выбросила её в сторону. – И ты тоже ничем от них не отличаешься. Никогда не думала, что ты сможешь наживаться на чужих несчастьях!
- Стереотипно мыслишь. Я просто объективно оценил ситуацию.
- Как же. - Лора позвала Родиона с Глебом, до сих пор о чём-то беседующих с дедом, и указала всем на сиденья. И тут из магазина появился ненадолго потерявшийся из виду Михаил. По примеру Валентина он также нёс дополна набитые пакеты. Уловив взбешённый взгляд Лоры, он сказал:
- Спокойно. Все грехи беру на себя. – Он аккуратно сложил продукты в багажник, сел за баранку и сказал: - Валентин прав. Надо достойно отметить дни апокалипсиса.
Скоро его автомобиль свернул с центральной трассы на просёлочную дорогу, которая должна была привести их к месту назначения.

Малый Бронзовый пруд, в котором лёгкий северный ветер весело играл мелкой рябью, придавал настроение и наделял живостью унылый, склоняющийся к осени, пейзаж. Неширокий пруд казался достаточно длинным для того, чтобы его можно было принять за тихую речку. Разбросанные вокруг одинокие рощицы, издалека видимые как единый лес, осторожно теряли первые листья. Растянувшись маленькими островами вдоль берега, они не собирались скрываться и за горизонтом. В километре от малого находились средний и большой Бронзовые пруды, но Михаил с Валентином после недолгой дискуссии предпочли порыбачить именно тут – уверенность второго в удачном улове на данном месте решила исход спора с явным преимуществом.
Пока главные рыбаки раскидывали снасти, Глеб и Родион растянули навес, поставили под него столик и начали раскладывать съестные припасы, не брезгуя и продуктами, награбленными в магазине. Лора бесцельно прохаживалась неподалёку. Ожидая близкий конец и одновременно противясь этому, она оказалась во власти собственных рассуждений.
- Вся эта поездка – бегство от самих себя, стремление выдать агонию за удовольствие и показать Конечности человеческое высокомерие, - говорила она сама себе, но все её слышали. – И делаем мы это не потому, что хотим показать твёрдость нашего духа, а из-за обыкновенной обиды и отчаяния. Мы поняли, что никому, кроме нас самих, не нужны ни человеческие достижения, ни все наши духовные судороги. Да к чёрту духовность, - знаете, как мне жаль расставаться с моим любимым материальным благополучием?! И с жизненными целями… И со всякой посредственностью… Но Конечности до фонаря все наши ценности, тем более - удовольствия. Какое она имеет право у меня всё это отбирать?.. Цапает нас, как медведь рыбу, и ест себе на здоровье где-нибудь там, в небесной берлоге. Или чучела для музея делает. А мы всё силимся истолковать её действия с удобной для нас точки зрения.
- Почему бы не попробовать сделать это ещё раз, - предложил Родион. – Пускай каждый приведёт хотя бы один довод, в котором Конечность предстанет перед нами с хорошей стороны. В конце концов, этим мы воззовём к себе надежду, а она в бедственных положениях - единственная ниточка спасения. Вот вы, Лариса Владимировна, что такого можете представить о Конечности, чтобы она выглядела в глазах человека не как рука-убийца, а как рука-добродетель?
- Ох, Родион. Думаешь, я об этом никогда не рассуждала? Ничего стоящего из моих дум не вышло.
- А вы вообразите себе, что она не рука из кошмаров, а напротив - нежная и ласковая, словно ладонь любимого тянется к вам из поднебесья. Вы же сами знаете, как часто бывает обманчива внешность. Давайте-давайте, пофантазируйте. И вы тоже, дядя Глеб.
- Ну, хорошо, - согласилась Лора. – Я, как женщина, могу увидеть мысленным взором следующее: Конечность аккуратно сажает меня на ладошку и, словно младенца, покачивая, несёт куда-нибудь в небесную люлю, чтобы выкормить грудью. Это ты хотел услышать?
- Что ж, для начала неплохо. – На свежем воздухе Родион становился всё разговорчивее. Да и временное отсутствие докучливого Валентина воздействовало на него благотворно. – Теперь вы, дядя Глеб.
- А я скажу так: на Земле конец света, вот-вот она развалится на части или заполнится водой. А Конечность, зная это, спасает каждого из нас, забирая в свой цветущий мир. Подойдёт?
- Ещё лучше, - похвалил Родион. – Тушёнку сразу открывать или оставить на потом?
- Вскрывай всё сейчас, - сказала Лора. – «Потом» может и не наступить. Ну а сам-то ты чем нас обнадёжишь?
- У меня много вариантов, - пропел Родион. – И хороших, и плохих вдоволь. Например, Конечность забирает нас на перековку. Посадит где-нибудь в своей лаборатории, вычерпает всю дрянь из души и тела и назад отпустит. Или: исследует людей подобно тому, как мы изучаем низших животных, только без членовредительства. Может быть и так: мы нужны её детям в качестве кукол, поиграют-поиграют и вернут обратно. Или вот: для счастья Конечности не хватает…
- Хватит, Родион, - перебила Лора. – Все мы знаем, что это не так. Порежь лучше хлеб, зелень, сало и колбасу, а я приготовлю какие-нибудь салаты, хоть мне этим заниматься сейчас совсем и не хочется.
- Почему же это не так? Человек привык бояться необъяснимого, вот и ждёт от него только плохого… Ладно, я, если хотите, могу озвучить и негативные версии.
Лора запротестовала.
- Не надо негативные. И без тебя знаем. Жаркое из нас сделает и обожрётся на праздник. Кушать хочется всем, даже богам. Каждый живой организм служит пищей другому живому организму. И это, наверное, происходит не только на Земле. Это везде. Цепочка нигде не заканчивается. На всякого чревоугодника всегда найдётся более сильный объедала.
- Иногда и слабые едят сильных, - внёс поправку Родион. – Пираньи, например. Мелкие хищники могут заживо съесть крупных, если их много. Некоторые птицы стаей на людей нападают.
- Насекомые разные, особенно если роем собираются, - напомнил Глеб и убил на руке комара. – Вот - один из любителей докучать высшим существам.
- При случае, и низшие, и высшие запросто могут поменяться местами, нужно лишь изменить условия, – досказал Родион.
- Это мне напоминает одну карточную игру, где все бьют шестёрку, но шестёрка бьёт туза, - подметил Глеб.
- Только неизвестно, где там, в мировой колоде, человек – наверняка какая-нибудь некозырная семёрка, - с досадой проскрипела Лора.
- Пиковая, - уточнил мимо пробегавший Валентин. Он уже успел и Михаилу помочь, и спиртным подзарядиться, а такое состояние, как известно, делало его натуру менее восприимчивым к страху перед Конечностью.
- Почему пиковая?
- Потому что в некоторых играх, в расписном покере, например, пиковая семёрка непобедима.
- Увы, - сожалела Лора, - мы не покер. Покер – это Конечность.
Родион, нарезавший балык, тут же добавил:
- Иногда и покер сбрасывают за меньшую карту.
Подошёл Михаил и доложил, что он забросил четыре донки, три спутника и поставил дорожку. Затем он потёр руки и сказал:
- Ну-с, теперь можно перекусить, а после порыбачить удочкой и… - Он вдруг что-то вспомнил, сказал «ага, я сейчас» и снова убежал к воде.
- И после этого отправиться на рандеву с Конечностью, - закончил за него Глеб. – На том рыбалка и завершится.
- Завершится для того, кто отправится с ней. Оставшиеся, несмотря на чьё-либо исчезновение - даже моё - будут рыбачить до вечера и наслаждаться природой, – снова занял позицию неунывающего жизнелюба Валентин. - Таков уговор. Мы должны быть готовы к потерям. Потерял – помянул, потерял – помянул. А что ещё остаётся? Потом сам ушёл - тебя помянули. Правила жизни изменились. Но я, кстати, отчего-то верю, что Конечность нас не тронет.
- Мы все в это верим, - сказала Лора. – И приехали сюда, потому что плакаться нам некому, кроме как себе, жаловаться и просить помощи тоже не у кого. Однако я не уверена, что стану тут торчать, если Мишку, не дай бог, заберут. Тебя - другое дело. Исчезай, сколько влезет.
- Ты же понимаешь, Лора - он такой храбрый и бесчувственный, потому что хлебанул в достатке, - сказал Глеб. – Отбери у него бутылку и увидишь, что оно такое.
- Ничего, поглядим. Вечно пьяным он ходить не сможет, иначе преставится раньше, чем его рука оприходует.
- Не переживай, не преставлюсь, - перекрестился Валентин. - А ты, друг задушевный, не путай обычную бессердечность с вынужденной. Если бы все сейчас на земле исходили слезами по поводу пропавших друзей и родственников, мир бы утонул в них. Сейчас на передовую нужно вывести выдержку и хладнокровие, и с ними делать всё то, что и раньше…
- Грабить магазины, например, - ущипнула Лора.
Родион, заканчивавший стряпать закуску в одиночку, прервал разглагольствования и призвал всех к завтраку. Отказываться, естественно, никто не стал. Ведь для кого-то он мог стать последним ланчем на белом свете. Во всяком случае, мало кто хотел достаться Конечности на пустой желудок. Неизвестно ещё, как там кормят у неё в гостях. Лучше погибать сытым и довольным, тем более что перед концом земного существования вопрос о финальных наслаждениях зачастую встаёт особенно остро.
Снова примчался Михаил и, вскинув руки вверх, воскликнул:
- Ух ты, сколько всего! – и, смакуя, он стал перечислять: - И зельц, и курага, и сало с брынзой, и халва с шоколадом, и колбаска, и курочка, и грибочки, и выпивки море…
- Большую часть из этого вы стянули в магазине, - напомнила Лора.
- Хватит уже, - отмахнулся он, как от мухи. - Не хочешь – не ешь. Родион, разливай!
К удивлению присутствующих, Родион быстро справился с пробкой от шампанского и ловко разлил его по стаканам. На этом его способности нужного компании человека не закончились. Он поднял бокал, чтобы выразить всем признательность за эту вылазку на природу, а затем выдал тост за самые нужные и приятные мгновения жизни и за надежду на вполне счастливое будущее, как ближайшее, так и отдалённое. Он пояснил, что лучшие перемены, по его разумению, могут произойти двумя способами. Первый - Конечность навсегда исчезает из нашего мира по собственному желанию или по чьей-либо недоступной нашему пониманию воле. Второй – если уж кому-то и суждено быть зажатым её хваткой, так пусть место, куда принесёт его рука, окажется тёплым и солнечным, ещё лучше - курортным, по крайней мере, не хуже Бронзовых прудов.
- Мечты сентиментального идиота, - высказал своё мнение Валентин и только после этого выпил. – К чертям на вилы ты попадёшь, в лучшем случае - к лешему на дачу унитазы чистить, а не на курорт.
- Я вас не понимаю, дядя Валентин, то вы всех на оптимистичный лад настраиваете, то наоборот, опустив крылья, мрачные тучи напускаете.
- А я вот такой, непредсказуемый. Давай, лей что-нибудь покрепче, пока заздравные тосты поминальными не стали.
- Не слушай его, Родион, ты хорошо сказал, молодец, - похвалила Лора.
В этот момент зазвенел колокольчик. Михаил с Валентином наперегонки убежали к берегу. По приходу хвастаться особо было нечем, но они всё равно похвастались: два окунька - один меньше другого. Лора вздохнула и пренебрежительно отвернулась.
- Что вы собираетесь с ней делать? – спросила она, заметив, что улов был отправлен не обратно в пруд, а в садок.
- Ещё чуть подловим и сварим уху, - сказал Михаил.
- А тебе придётся её чистить, - добавил Валентин.
- Размечтались. Только этого всегда и ждала. Хватит вам ворованного.
Трапеза продолжилась. Раскрасневшийся Родион снова принялся за обязанности разливающего. Валентин с Михаилом принялись травить скабрёзные анекдоты, но Лора быстро их осадила и снова переключила всеобщее внимание на Родиона. После нескольких вопросов о его родных, она перешла на религиозную тему.
- Вот, скажи-ка мне молодой человек, что бы ты хотел спросить у Бога, если б тебе представилась возможность задать ему один-единственный вопрос?
- У Бога или у Конечности?
- По-моему, я сказала у Бога. Или кто-то думает, что эти понятия совпадают?
- Как он стал им, - коротко ответил Родион.
- А за какие грехи он на нас Конечность наслал, ты бы не хотел спросить?
- Вы сказали, что мне дозволено задать один-единственный вопрос. Вот я и задал тот, который, по моему мнению, является стержневым.
- А мне кажется, что они заодно действуют, - втиснул своё заключение тщательно пережёвывающий Валентин, - и Бог, и Конечность.
- Конечность вытаскивает нас таким образом на страшный суд, - подал идею Глеб.
Родион мигом ухватился за это предположение и попробовал его интерпретировать по-своему.
- Я когда-то раздумывал по этому поводу и пришёл к следующему: не знаю, как на самом деле, но было бы интересно и, наверное, оправданно, если б рука нас забирала сразу после какой-либо провинности, а не всех подряд, без разбору - эдакий мгновенный страшный суд. Мир бы вмиг стал благочестивым! Никаких козней друг против друга и против природы – только добро. Люди бы очистились очень быстро.
- Мир бы скоренько притворился чистеньким, - поправил Валентин, - а это далеко не одно и то же. А ты, милый мальчик Родион, попал бы на руку одним из первых. Знаешь почему? Я дал бы тебе по личику за то, что ты внезапно стал изображать из себя безгрешного ягнёнка, угодного Конечности, и праведность твоя тут же вылилась бы в гнев, вследствие чего мы бы оба оказались в пекле.
Если уж Валентин кого невзлюбит, то это всерьёз и непоправимо – постулат, широко известный кругу его знакомых. Лоре пришлось снова отчитать Валентина за дерзость, а в защиту Родиона сказать, что такие мальчики, как он, на гнев совсем не способны.
- Родиону и притворяться не надо, - сказала она, - он на самом деле сама непорочность. Правда, Родион?
Однако Родион решил вдруг отреагировать на выпад Валентина и, словно напористо работающий отбойный молоток, чётко и быстро высказался:
- Я понимаю, что товарищ, сидящий напротив, меня почему-то недолюбливает, но отнюдь не обижаюсь. Такие личности, как он, возможно, хорошо ориентируются в любых слоях общества и в различных житейских вопросах, однако они кажутся мне слишком поверхностными и не способными заглянуть в самую суть проблемы; они поверхностны из-за лишней суеты, которая и делает их коммуникабельными. Подобные фигуры находятся вне поля досягаемости моих обид. Я же всего лишь хотел осудить неразумное поведение Конечности и выразить мысль о её целесообразности. Полагаю, любой уважающий себя человек имеет свою концепцию об устройстве мира, о жизни и смерти; не суть важно где она обретена, будь-то религии, научные гипотезы, мифы с фантастикой или собственные интуитивно-компилятивные домыслы, лишь бы она существовала в голове и вносила в жизнь хоть какой-то порядок. А если кому-то угодно плескаться в хаосе, я ничего против не имею. Это его личное дело.
После такой отповеди Валентин, усердно глотая, стал приподниматься. Витиеватость сказанного и тон, которым Родион вроде как защищался от придирчивого соседа по столу, вызвали у Валентина бурную волну возмущения, что внезапно привело к его кратковременному онемению. Неизвестно, что бы за этим последовало, если б вновь не вторглась Лора. Она строгим жестом приказала Валентину опуститься на место и полюбопытствовала:
- А не мог бы ты, дорогой Родион, изложить нам свой взгляд на устройство мира? Каким ты видишь его?
- Отчего же. С удовольствием. Только вряд ли вы его примите. В теософии встречаются куда более распространённые и доступные широким массам теории и… более простые, что ли. Впрочем, мою тоже сложной не назовёшь, и хотя она покажется вам чересчур схоластической…
- Кончай умничать! – прорезался голос у Валентина. – Выкладывай то, что попросили, пока я удосужился тебя слушать. Если б не Лора с Мишкой, ты бы у меня сейчас другим делом занялся. Червей бы копал, например.
Он угрожающе затряс вилкой. Но всем уже было ясно: выводить Родиона из себя - всё равно, что щипать слона и ждать, когда того обуяет бешенство. Свои физические недостатки и кротость нрава он с лихвой покрывал многоликой словесностью, если, конечно, был в соответствующем расположении духа.
- Хорошо. Коротко и доходчиво, - сказал он и предупредительно извинился за предстоящий схематизм изложения. - Весь мир, от начала сотворения до конца света, есть готовая, то есть созданная кем-то модель. Ни одно событие, ни одну жизнь, даже ни одну мельчайшую деталь изменить нельзя. Всё предопределено. Как запущенный в прокат многосерийный фильм: сколько его не смотри, ничего нового не произойдёт – артисты делают одни и те же движения, произносят одни и те же слова, у каждого из них определённая судьба. Фильм снят; его уже не изменить, так же, как и наш мир. Мир – сложный механизм, продуманный до мелочей. Прошлое не исправить, а будущее не переиначить. Вы спросите, а какой в этом смысл? Очень простой – развитие человеческой индивидуальности, основы, сущности, души, если хотите, которая, проходя через сотни реинкарнаций, достигает совершенства. Глядя на эту модель мира со стороны, - я имею в виду период отсутствия нас на земле или, так сказать, состояние несуществования, - мы выбираем себе подходящую жизнь и затем проживаем её. Из миллиардов жизней, заложенных в модели, выбираем такую, какая нам необходима для постепенного развития - ту, в которой есть нужные нам опыт и переживания. Причём совсем необязательно следующую жизнь проживать в будущем. Пробыв в образе какого-нибудь великого человека нашего времени, в следующий раз можно с успехом вселиться в какого-нибудь троглодита в далёком прошлом. Главное, в любом из них найти те качества, которых недостаёт. Перенести те переживания и закалиться теми страданиями, в которых есть надобность; ну и, естественно, приобрести навыки, которые можно развить только в каком-то определённом теле. Выбирай любую жизнь, заключённую в модель, и развивайся на здоровье. И выбирая, ты уже знаешь, как будешь поступать сам и как будут поступать окружающие – ведь модель неизменна, ты просто играешь избранную тобой роль, с которой впитываешь необходимое. Но, проходя свой путь в данной жизни, ты ничего этого знать и помнить, разумеется, не будешь. Так эффективнее: избегаешь двуличия, и ощущения глубже и правдивее. Я даже намерен предположить, что внемодельный индивидуум должен прожить жизнь всех существующих когда-либо людей в модели, сколько бы миллиардов их не оказалось. Только тогда он станет полноценной единицей. Ведь в каждой человеческой жизни есть что-то новое, непохожее на других, исключительное. Жизнь – это искусство учиться.
- Пойду-ка я проверю снасти, - сказал Михаил с видом, будто нашёл убедительную причину улизнуть со скучной лекции. Зазвеневший колокольчик помог ему в этом - он ринулся к берегу.
Валентин за ним не последовал. Он глядел исподлобья на Родиона и нервически тряс чашку с вином.
- Значит, ты утверждаешь, что ничего изменить нельзя, мы сами напросились на такую жизнь, и все мы марионетки по собственной воле и выбору?
- Это лично моя концепция. Я никого к ней не склоняю. А, впрочем, вы наверняка меня неправильно поняли.
- Я правильно тебя понял, мальчик. А я вот сейчас возьму, плесну тебе в мордашку эту бурду в чашке или ещё чего такого сделаю, а ты мне потом скажешь, специально ли ты такую жизнь выбрал, чтобы я это сделал, или нет.
Валентин уже собирался что-то предпринять, но Лора рявкнула:
- Сидеть! Ни с места! Хватит его третировать. Родион просто изложил своё видение мира, свой вариант смысла существующего, который, кстати говоря, мне очень понравился. А у тебя, Валентин Фёдорович, с твоим чадным сознанием небось и близко никакой собственной теории никогда не было. Живёшь, как млекопитающее, лишь бы прожить.
- У него есть одна концепция, - подсказал Глеб, – винно-водочная.
- Человек и есть млекопитающее, - заметил Валентин, пропуская замечание Глеба. – А моя жизнь, к вашему сведению, будет поинтереснее многих других, в том числе и жизней здесь находящихся. И кто тут прав, кто виноват, кто хороший, кто плохой - вопрос весьма и весьма спорный.
- Между прочим, - раскраснелся Родион, - независимо от того, плеснёте вы мне в лицо вино или нет, ничего не поменяется. Что бы вы ни делали – можете меня убить или, того невероятнее, полюбить, - модель мира от этого не трансформируется.
- Дребедень, блажь какая-то. С таким умным видом несёт отсебятину и глазом не моргнёт. Достал ты меня, братец, своей прелой мозговитостью. Надоел, хуже бывшей жены!
- Цыц! – погрозила пальцем Лора. – Не приставай к нему! Упейся лучше до забытья и усни. От этого всем будет спокойнее.
Валентин тут же, словно послушная машина-робот, наполнил себе стопку, а Лора продолжила:
- А я вот хочу спросить Родиона: какую роль ты отводишь в своей теории Конечности?
- Я не знаю, - честно признался Родион. – Не знаю, включена ли Конечность в так называемый актёрский состав модели нашего мира, или действует сама по себе, извне.
- То есть ты хочешь сказать, что существуют модели других миров, и иногда они сталкиваются друг с другом, нарушая границы?
- Почему бы и нет? Может быть, нам предстоит посетить и другие модели. А тот, кто создал модель нашего мира, мог вообще ничего не знать о Конечности. Вполне возможно, она вторглась сюда без его ведома и действует вне всяких моделей.
- Кто это - тот?! – воскликнул Валентин, скоренько закончивший своё любимое занятие. – Кто создал твою модель, дурик? Если вселенная - игрушка, то ты в ней первый клоун. Вы все уже давно с рельсов съехали из-за Конечности. Начали говорить хрен знает о чём, и договорились до чёрт знает чего. Слушаете байки пацанячьи.
- Тебя никто не заставляет их слушать. А стоило бы знать, как сейчас наша прогрессивная молодёжь рассуждает, - отреагировала Лора.
- Вот эта, что ли?! – Валентина вдруг неукротимо потянуло к реке, и он больше не стал пререкаться. - Не хочу больше с вами сидеть. Пойду лучше с Мишкой рыбачить.
Но Михаил к этому времени уже стоял около стола.
- Одна мелочь, - чуть с досадой известил он, - но уже чуть крупнее. Ничего, ещё не вечер. Чего вы кислые такие? Родион, ты в порядке? Этот злыдень тебя не обижает?
Сделав оборот вокруг стола, Валентин снова уселся, сосредоточенно кокнул яйцо и объявил:
- Всё. Говорите, о чём хотите. Я больше никому не скажу ни слова.
- Как же нам повезло, - улыбнулась Лора. – Тогда вернёмся к нашему разговору. Как я понимаю, раз такое невероятное явление, как Конечность, возникло на нашей Земле, значит, вся структура мира, кто бы его ни создал, развалилась. Появились то ли временные трещины, то ли пространственные дыры, в общем, всякие там сбои вселенских программ и отклонения, которыми так долго бредили взбесившиеся физики. Исходя из этого, я уже не удивлюсь, если сейчас из воды вылезет, к примеру, пара водяных и сядут с нами трапезничать.
- Или наш Родион у всех на глазах разрастётся вдруг до размеров мамонта и лопнет от собственной важности, распавшись на тысячи мелких заумных сороконожек, - добавил не сдержавший своих обещаний Валентин.
Пренебрегая периодическими наскоками недруга по столу, Родион продолжил мысль собеседницы:
- Кстати говоря, вот вы, Лариса Владимировна, в машине зачитывали газетные выдержки, так вот, я тоже недавно вычитал несколько интересных историй. Помните, был такой кореец Парк Сун или Парк Джун, который мог проходить сквозь стены, подобно Конечности? Однажды он демонстрировал свой дар перед аудиторией и погиб. Знаете как? Застрял в стене толщиной в метр, которую пытался преодолеть. В неё вошёл, а выйти не сумел, его и расплющило. Останков не нашли. Разбили стену, но ни волоска не обнаружили. Второй случай такой: один австралиец, умевший отрываться от земли, то есть левитировать, однажды решил показать свои способности на публике. Он долго не мог преодолеть гравитацию, а когда у него всё же получилось, все стали свидетелями, как человек поднялся в небо настолько высоко, что совсем исчез из поля зрения. С криком «Помогите!» он улетел к облакам, как воздушный шарик. С тех пор его никто не видел.
- Всё это дешёвые трюки, рассчитанные на простачков, - посмеялся Валентин, явно перепивший и пресытившийся. – На фоне Конечности каждый старается показать, что и он мастак нерушимые законы природы покорёжить.
- Но самый небывалый случай произошёл у нас, - не унимался Родион. – По городу шли трое парней и девушка. Один из них был её женихом. Неожиданно она остановилась и сказала: «Смотрите, как я умею улыбаться!» Её голова вдруг, как лепёшка, сплющилась, лоб опустился к подбородку, челюсти разъехались, а рот растянулся по горизонтали на целых полметра. После такой улыбки двое парней, в том числе и жених, долго любовались стенами дурдома. Девушка же сама не знает, как у неё вышла такая гримаса. Изобразить ещё раз жуткую мину она больше не смогла.
- Где ты нахватался этих баек? – скривился Валентин, скорчив неприятную физиономию, но в пределах допустимых норм.
- Это достоверные данные. И подобных примеров сейчас можно привести немало. Разве раньше кто-либо мог бы поверить в существование Конечности? Так что Лариса Владимировна правильно подметила – сейчас никого уже не удивишь ни чертями, ни летающими ведьмами, ни танцующими в хороводе тараканами. Не исключено, что всё это началось с появления Конечности: она каким-то образом нарушила гармонию нашего мира, прорвала невидимую плёнку, оберегающую его от чуждых нам миров, которые и внесли на Землю странные явления. Похоже на то, что начала меняться сама природа вещей. Даже у самого себя может появиться нечто совсем непредвиденное - однажды поутру проснёшься, а твои ноги ходят где-то в другой комнате, или тело стало липким, как пластилин, - бери и лепи из него, что пожелаешь.
- Кто-нибудь будет рыбачить удочкой? - спросил Михаил, определённо думавший о чём-то своём. – Кто составит мне компанию?
- Иди, я следом приду, - сказал Валентин. - Вот ещё послушаю твоего братца, который решил нас страшилками для маленьких девочек напугать.
- Да, Родион, ты, конечно, немного преувеличил, - согласилась Лора. – Давай лучше поменяем тему. Кстати, о девочках. У тебя есть подруга? Ты влюблялся когда-нибудь?
Ловить рыбу – простое человеческое занятие, и Михаил, сохранив в себе верноподданнические чувства к этому делу, оставил инакомыслящих и в очередной раз спустился к воде удить. Родион же, заколебавшись с ответом, всё же сознался:
- У меня была знакомая девушка, но она уже как с год там же, где и большинство людей. А насчёт любви… Я имею свои взгляды на это понятие и считаю, что человек должен стремиться любить всех в одинаковой степени. Любовь к противоположному полу или же доминирующая любовь к родным нарушает баланс, который устанавливается благодаря всеобщей тождественности в любви. И каждое существо от муравья до незримого Бога будет в таком случае в большей или меньшей степени обделено ею, что сейчас и происходит. А это никуда не годится. Вот представьте себе объект, который вам дороже всего. Назовём его, к примеру, объект А. По сравнению с ним, вы будете любить объекты В, С, и Д в гораздо меньшей степени, чем А, а то и вообще не будете. Теперь проведём векторы от объекта А к другим объектам. Все они будут направлены от наивысшей точки вашей любви к менее любимым вами единицам. И куда же будут стремиться все эти векторы? Разумеется, в сторону уменьшения любви, а следовательно, к нулю, то есть к абсолютной нелюбви. А это стремление есть явное противоречие принципам эволюции. То же самое, в свою очередь, случается и с другими объектами, и фундаментальное понятие любви как основы жизни постепенно рассыпается. Иными словами, дефицит любви, или разница в силе любви между объектами, при определённых обстоятельствах могут привести ущемлённые в этом отношении объекты к полной элиминации. А такой путь естественного отбора при наличии на планете разумной жизни отрицает саму разумную жизнь. Поэтому, чтобы сохранить равновесие, предполагающее гармонию и процветание, необходимо поменять направление вектора и, если ваши объекты располагаются на ступеньках слишком далеко друг от друга, - постараться подтянуть их на один уровень. Вполне допустимо, что для этого придётся спустить с небес даже ваш любимый объект А.
Родион, закончив свою многословную мудрёную речь, как ни в чём не бывало засучил рукава и принялся поедать шпроты прямо из банки.
Побагровевший Валентин не нашёл в себе сил для опровержений, вспышек негодования и протестов. Он исподлобья стал сверлить взглядом Родиона, пытаясь телепатически внедрить в него свои жёлчные неодобрительные выводы. На данный момент вектор его нелюбви к Родиону достиг критической точки. Парень вёл себя так, словно перед ним были не взрослые дяди и тёти, а дикари, которым разжёвывали азы известных жизненных аксиом. При этом он казался себе на голову выше остальных. Такое зазнайство Валентин не мог допустить. Однако, покосившись на Лору (на этот раз она усмиряла одним взглядом), он в очередной раз подавил в себе желание к мятежу. Валентин и хотел слушать Родиона и противился этому. Наконец он изобразил обиженную физиономию и сказал, что уходит к Михаилу, но в последний момент снова передумал и решил ещё разок подзаправиться лёгкими закусками.
Пока он забавлял свой аппетит, Глеб вывел своё замечание в отношении сказанного Родионом.
- Не хочешь ли ты полюбить Конечность так же, как и мать родную?
В знак солидарности Валентин закивал, чуть не выронив изо рта листочек лука.
- Во-во, - пробурчал он.
- Нет, - ответил Родион. – Я далёк от того идеала, который я вам нарисовал. К тому же, мне не известны намерения Конечности. Принято считать, что Конечность – зло. А зло не подходит под мою схему. Оно может быть составляющей в системе лишь у того, кто практически выровнял отношение ко всем объектам. И зло в таком случае будет рассматриваться им с менторской точки зрения, как объект или явление, подлежащие изучению и переработке. Так как будущее за всеобщим единением людей и всего сущего, то зло при таком рассмотрении есть всего лишь отстающая от других единица целого, которую надобно как можно скорее подтянуть.
- Неужели ты всерьёз собирался всю свою жизнь посвятить соблюдению этих сомнительных принципов? – спросил Глеб.
- Нет, не обязательно. Я считаю, что любой человек имеет право жить, как ему вздумается, лишь бы он выполнял программу-минимум.
- Что это ещё за программа?
- В жизни приходится сталкиваться с разными людьми. Так вот, главное, чтобы люди эти от отношений с тобой не опустились на ступеньку ниже. Я хочу сказать, что ты можешь обращаться с ними как угодно, но они от твоего общества не должны стать хуже, пускай даже знакомство ваше продолжалось не больше минуты. Лучше – пожалуйста. Мне представляется это единственным грехом на земле. Все остальные прегрешения будут оправданы, если только твой, даже мимолётный знакомый, не покатится вниз по наклонной плоскости, - например, от твоего могучего удара по физиономии, - а сделает из этого правильные выводы.
- Так! – Валентин поднялся из-за стола и, обтерев руки о самого себя, категорически заявил: - Всё, Родион! Теперь ты уж точно в ад попадёшь, потому что страшно согрешил. Говорю перед всеми: я от твоего присутствия сделался хуже!
С рассерженным видом он ушёл куда-то в кусты. Родион развёл руками. Лора предложила ему продолжить разговор, прогулявшись окрест, и начала прибирать со стола грязную посуду. С едва заметной обидой на лице и немного безразличным видом он кивнул в знак согласия и отошёл в сторону, не предлагая ей помощи. Наведением порядка без особой охоты вместе с Лорой занялся Глеб, выглядевший печальным и замкнутым. А спустя минуту эта пара стала свидетелями скоротечных трагикомических событий.
Усилившийся ветер всё больше давал понять, что скорое приближение осени не за горами. Его порывы отрывали самые слабые черенки и уносили листья в первый и последний полёт. Их множество увеличивалось. Жёлтые, бронзово-оливковые, коричнево-красные, они ложились на землю, оставляя на ней свои маленькие красочные пятна. Несколько листьев упало к ногам Родиона. Он подобрал пару штук, разглядел их, снова пустил по ветру и, встав лицом к пруду с зажатыми под мышками ладонями, в раздумье принялся созерцать небесный свод. Он не заметил, как к нему незаметно подкрался вылезший из зарослей Валентин. Во времена, когда Конечность ещё не являла себя, данный эпизод ни у кого бы не вызвал и малейшей эмоции. Сейчас же действия Валентина без преувеличения выглядели дикой выходкой. Он встал сзади ничего не подозревающего Родиона и, взяв его в обхват всеми десятью пальцами за горло, потянул на себя и немного вверх. Естественно, всякий в такой ситуации посчитал бы, что его забирает Конечность. Восемнадцатилетний Родион не стал исключением. Было видно, как он, дрожа, оседает и от страха и неожиданности теряет сознание. Валентину не удалось оторвать его от земли, хотя он и упорно стремился к этому – видимо, алкоголь помешал, ведь Родион весил совсем немного. В конце концов, поняв, что юноша оказался не готов к таким шуткам, он соизволил разжать пальцы и любезно произнести:
- Ладно уж, я больше не сержусь. Дыши свободно. Идём, выпьем мировую!
Родион, скрючившись, лежал на земле. Лора подбежала к нему и начала приводить в чувство, одновременно осыпая проклятьями Валентина.
- Что за детские выходки! – бросил свою порцию осуждения Глеб. – Ты же ему в отцы годишься!
А когда появился улыбающийся Михаил с достаточно внушительных размеров рыбиной в руках, все увидели Конечность. К тому времени Родион уже очнулся, а внимание всех было приковано к возмутителю спокойствия - Валентину. Конечность пронеслась именно над ним и, судя по всему, за ним она и охотилась, - но промахнулась. Валентина спас расстегнувшийся на запястье браслет: в момент появления Конечности он резко наклонился, чтобы поднять упавшие на землю часы. Руку, вылезшую из пространства, видели все. Но лишь Валентин ощутил её лёгкое прикосновение, поднявшее волосы дыбом. Его мнимая бестрепетность испарилась, он мигом отрезвел и впал в истерику. Стоя на четвереньках и вращая вылезшими из орбит глазами, он, захлёбываясь, причитал: «Вы видели? Она промахнулась. Я не помню случаев, чтобы она промахивалась. Но она промахнулась! Искала меня, но промахнулась. Вы видели?!». Он вертелся кругом, словно оголтелая собака, пытающаяся укусить собственный хвост, и от сотрясения и боязни переходил на визг.
- Ничего, - говорила Лора, - если Конечность пришла за тобой, недолго тебе ещё голосить. - Она не собиралась его успокаивать, и от этих слов он бесился ещё больше.
Глеба обуял страх не в меньшей степени, ведь рука пронеслась совсем недалеко и от него. Однако, глядя на то, с каким достоинством держится единственная женщина их круга, ему было неудобно выдавать свои волнения.
- Вот твоё истинное лицо, - сказал он, наблюдая, как Валентин дёргается.
Почти в том же положении, что и Валентин, только в полной неподвижности, застыл и Родион. Он усердно крестился и, по-видимому, молился не кому-нибудь, а родному, христианскому богу. Порицая их совсем не мужское поведение, Лора неприязненно качала головой. Затем она обернулась к Михаилу. Тот хлопал глазами и, уловив её взгляд, протянул вперёд руки с трепыхающимся карасём: вот, не поверишь - на удочку поймал.
- Сматываться надо отсюда, - строго сказала Лора. – Берите всё, что под руку попадётся - и в машину. Если Конечность здесь появилась, на этом промахе она не остановится.
- Рыбу забирать? – спросил Михаил.
- Дурак! – ответила Лора.
Её простой и понятный ответ совпал со вторым явлением Конечности. Она схватила за шею Родиона и, казалось, на мгновение зависла с ним в воздухе. Ножки его обречённо болтались, как маятник на часах. Было видно, что в её пальцах он снова потерял сознание.
Ещё секунда - и Конечность исчезла вместе с Родионом.
- Боже, бедный мальчик, - прошептала Лора и громко добавила в адрес Валентина: - Лучше б она тебя, скотина, утащила!
Валентин перестал вопить и поменял позу – уселся на траву. По какому-то безмолвному общему сигналу так же поступили и Глеб с Лорой. Подсознательно все почему-то посчитали, что, если они пригнутся, у Конечности будет меньше шансов их заполучить.
- Вот, значит, какую жизнь выбрал себе Родион, - с сожалением проговорил Глеб, вспомнив его речи. - Такую, чтобы Конечность забрала.
- Думается мне, мы все такую жизнь выбрали, - обобщила Лора.
Спокойнее других выглядел в этой обстановке Михаил.
- Жалко братишку. Привык я уже к нему. Честно говоря, мне казалось, что я первым уйду. Ну что ж тут делать. Будем дальше жить. А вы серьёзно собрались уезжать? Только клёв пошёл. Какая разница, где нас Конечность заберёт, на природе или в городе. Спасаться бессмысленно. Мне, конечно, больше вашего огорчительно за Родиона, он всё-таки брат мне, но его конец был предсказуем, как и наш. Кто-то позже, кто-то раньше, – вопрос только в этом…
- Мы как-то хотим позже, - сказала Лора. – Поэтому заводи машину и увози нас отсюда!
- Как скажешь, дорогая, вот только снасти смотаю.
- Оставь их возле этого болота! – она перешла на крик. Её нервы тоже не выдерживали.
Не прошло и пяти минут, а они уже отъезжали с прудов. Валентин успел захватить с собой две бутылки спиртного и уже уничтожал одну их них на заднем сидении автомобиля. Его руки судорожно тряслись, а сам он весь извивался, словно под электротоком. Глеб отодвинулся от него подальше. Лора села спереди.
- Проклятое место, - говорила она, оглядываясь.
- Кто знает, - сказал Михаил, - в другом месте мы могли бы недосчитаться не только Родиона.
Достигнув Трещоток, Михаил со сдержанной улыбкой отметил:
- Дед сидит - значит, жизнь на земле ещё существует.
Старик был неподвижен, как и несколько часов назад, и ждал своего часа. Михаил просигналил ему в знак приветствия, но тот и не думал шевелиться. К ужасу и сожалению, это было последнее действие Михаила в его земной жизни: Конечность нырнула в салон автомобиля - и его не стало. Лора с воплем импульсивно дёрнулась и еле успела нажать на тормоз, чтобы не съехать в довольно крутой кювет. Ей вдруг овладело безрассудство, и она стала хватать руками пространство в том месте, где только что сидел Михаил. Но его уже было не поймать.
- Ему так не хотелось уезжать с прудов, - безотрадно проговорил Глеб.
Лора истерично стала просить прощения у пропавшего суженого, а обезумевший Валентин, желая поскорее забыться, прикладывался уже ко второй бутылке, делая свободной рукой пассы, словно отгонял Конечность подальше. Глеб ждал, пока Лора придёт в норму, и не предпринимал никаких действий. Наконец, она вытерла слёзы и обратилась к нему:
- Поведёшь машину? У меня руки трясутся. А с этого алконавта толку никакого.
- Я не умею. Никогда не сталкивался с этим делом.
- Ладно, придётся мне.
Со злости и отчаянья она развила скорость до ста километров в час и чуть не врезалась во встречную «Тойоту», которая мчалась ещё быстрее. Едва избежав столкновения, она остыла и поехала медленнее.
- Сейчас вероятность попасть в аварию куда больше, чем в обычные времена, - заметил Глеб осторожно, чтобы ненароком снова не вывести Лору из себя. – Каждый оставшийся в живых с психу вытворяет всё, на что способен. Будь внимательна.
Лора включила радио. Ни один канал не работал. Глеб выбросил мобильный телефон за ненадобностью. Валентину становилось всё муторнее; он уже несколько раз пытался упасть между двух передних кресел, задевая головой Лору. Та в конце концов не выдержала и дала о себе знать ударом локтя ему по зубам…
Город пустовал. Когда-то в это время, в час пик, он жил бурно и многозвучно. Сейчас же лишь изредка скрипели шины машин, каркали вороны и орали напившиеся с безнадёги прохожие. Кто-то яростно громил витрины, а какая-то парочка занималась любовью прямо у дороги. Вожжи инстинктов были отпущены, и весь этот спектакль с оставшимися людьми был похож на растянувшиеся агонические припадки. Мало кто вёл себя стойко, с достоинством. Безвыходность многих принуждала к непристойным деяниям. Люди убивались в ожидании конца, бесчинствовали и утопали во всех земных грехах. Три девочки возле выключенного светофора показывали проезжающим машинам свои голые зады. И чувствовалось, что им ничего не было нужно, они ничего ни от кого не требовали и никого не хотели оскорбить - это был своеобразный жест отчаяния и пренебрежения, предназначавшийся не кому-нибудь, а самой Конечности.
Около одного пожилого мужчины, который находился, как показалось, в здравом уме, Лора остановилась. Стоило поинтересоваться последними новостями.
- В отличие от других, вы кажетесь мне нормальным, - бросила она подходящий к данному времени комплимент. - Скажите нам что-нибудь утешительное. Что нового произошло за сегодняшний день?
Мужчина засунул всю голову в открытое окошко и оглядел салон.
- Что произошло? – переспросил он. - Мир сошёл с ума… А вы, дамочка, тоже прилично выглядите, только глаза заплаканные. Потеряли кого-то?
- Да, двух человек. Мужа и его брата.
- Сочувствую вам. Я вообще всех потерял. Ни родственников, ни друзей – все исчезли. Сегодняшний день заслуживает называться светопреставлением. А вы что мне расскажете? Наверное, с луны свалились, раз такие вопросы задаёте? Я не понимаю, куда сейчас можно ездить, разве что к друзьям и близким – проведать, живы ли ещё.
- Мы б-были на р-рыб-балке, - выдавил из себя остатки трезвости вдруг очнувшийся Валентин.
- О! Ничего себе! – воскликнул мужчина. – Вашему хладнокровию можно позавидовать. Поймали что-нибудь?
- Ладно, - сказала Лора. – Нечего нам завидовать. Скажите лучше, существуют ли ещё какие-нибудь источники информации, где можно найти что-то ценное о Конечности и методах борьбы с ней?
- О чём вы говорите, гражданочка? Какие методы борьбы? Какая информация? Никто не работает, никакой власти, никакой ответственности. Заходите в любой магазин и берите всё, что душе угодно. Делайте, что сочтёте нужным – последние деньки доживаем. Кроме как об очередном и самом мощном всплеске похищения людей, вы ничего нового не услышите. Вся надежда на то, что Конечность сама прекратит влезать в наш мир, - только и всего. Но в это никто уже не верит.
- Лора, езжай, хватит с ним щебетать, - не выдержал Глеб. – Отвези меня домой, хочу Маринку увидеть, вдруг она уцелела. В любом случае, нам теперь нужно вместе держаться, поэтому - предлагаю всем ко мне.
- Как скажешь. – Лора завела мотор. – Прощай мужик, желаю тебе дожить до дня Возрождения!
- И вам того же.
Она опять развила высокую скорость, словно от кого-то убегала.
- Держись, Глеб. Доедем с ветерком. Только забери этого зюзю, он снова на меня падать стал.
Валентин смог внять её словам и отклонился назад. Со словами «Глеб, дорогой, иди я тебя обниму напоследок», он полез обниматься к другу. Тот попытался брезгливо отсесть подальше, но был плотно прижат в угол. «Глебушка, мы ещё живы с тобой?», - продолжал лопотать Валентин, и Глеб таки не избежал его вязких объятий. Конечность словно ждала этого момента. Нависнув над друзьями, она крепко вцепилась в них и унесла. Обоих.

ЧАСТЬ 3

ХУЖЕ НЕ БЫВАЕТ

Обнаружить своё тело в сохранности после мёртвой хватки самой смерти не каждому посчастливится. Но Глебу посчастливилось. Тут же заявились мысли о помиловании, о том, что ты ещё чем-то ценен и возможный оправдательный приговор вынесен не случайно. А когда лежишь на мягком и удобном покрытии, раскинув руки, так и вовсе кажется, что тебя переселили в рай, - заслуженно, разумеется. Момент фатальной неизбежности наступил, но сердце билось ровно, а чуждый воздух, беспрепятственно поступая в лёгкие, был пригодным для дыхания. Глеб открыл глаза. После головокружительного полёта, продолжавшегося считанные секунды, он с удовольствием обнаружил, что в мире ещё существует сила притяжения.
Слегка фосфоресцирующий голубоватым светом эластичный пол прогибался под тяжестью тела и затягивал в себя, словно нежная гостеприимная перина. Где-то вдали слышались голоса, но для хорошей видимости не хватало прозрачности: мешала голубовато-сиреневая туманная дымка неизвестного происхождения. Она же скрывала обзор вверху – был ли там потолок или небо в звёздах, оставалось только догадываться. Передвигаться было трудно, и Глеб, полазав по полу с четверть часа, как по глубоким сугробам, обнаружил только своего лежавшего в беспамятстве товарища. Этого оказалось достаточно, чтобы воспрянуть духом ещё больше. Он прилёг рядом и, погрузившись в размышления, стал ждать, пока Валентин очнётся… Доносился запах аммиака, и в какой-то миг Глеб подумал, что он ещё на Земле. Валентин, лежал ничком и был скорее пьян, чем бессознателен. Когда он, как кот, замурчал и стал сладко причмокивать, а после бесстыдно выводить носом трели, Глеб понял, что самостоятельно приятель не проснётся до скончания времён. Он перевернул его лицом к себе и потеребил за щёку – пора было разведывать обстановку и что-то предпринимать.
Деликатные способы отрезвления на Валентина долго не действовали. Только после тряски и пощёчин средней силы друг наконец-то ожил. Он улыбнулся, потому что увидел перед собой Глеба и потому что не помнил последних минут земной жизни.
- Ты со мной, дружище? – спросил он голосом только что ожившего мертвеца. - Я рад, что ты меня не бросил. Мы у тебя?.. А?… Мы на прудах? Где Мишка? Ничего не помню…
Глеб выдержал паузу, только лишь для того, чтобы к Валентину вернулась память. Тот потёр лоб – чувствовал, что что-то подзабыл. Он сел, покачался на полу, будто в шлюпке при волнах, и стал рыться у себя в голове. Похоже – безрезультатно.
- Тут тепло и уютно - только запах не очень. Где мы, Глеб?
- Вспоминай.
Приподнимаясь, он огляделся и стал оторопело восстанавливать события.
- Помню, как эта страшная лапа схватила Родиона, затем мы сели в машину, затем…
- Затем Конечность забрала Мишку, - подсказал Глеб.
- Точно…
- А как она над тобой пронеслась, помнишь? И как ты струсил после этого?
- Странное тут место, - отвлечённо произнёс Валентин. – Напоминает аквариум, только без воды.
- Мы у Конечности.
- Ты шутишь?
- В машине ты спьяну схватил меня своими лапами, и она загребла нас обоих. Если бы не лез ко мне лобызаться, меня бы она не тронула.
- Ничего себе! А где же Конечность?
- Извини, она мне забыла доложить, куда подевалась. Я знаю не больше твоего. Только опомнился раньше. Потом ждал, пока ты разум обретёшь.
- Ты настоящий друг.
- Не уверен, что она притащила нас сюда для того, чтобы мы жили припеваючи на этой нежной подстилке. Чем раньше мы применимся к обстановке, тем лучше. Нужно что-то у кого-то выяснять. Знаю одно – у тебя я уж точно ничего не выясню.
- Мы живы, и это радует. Ты разве мог такое представить? По всем предположениям, нас сразу же должны были сожрать.
- Погоди радоваться. Успеют ещё сожрать. Послушай вот что: пока я тебя тут охранял, мне послышались голоса, вроде человеческие. Нам надо уходить отсюда к ним поближе, но по какому курсу плыть – без понятия.
- Немедля всё выясню. Положись на меня. – Валентин застонал с перепою, но обстановка обязывала излечить похмелье одним лишь напряжением воли. Сказав «за мной», он пополз по прямой линии от места, где оказался.
- Тут удобнее ползать, чем ходить, - дал он совет товарищу, еле-еле продвигаясь вперёд и по пути стараясь нормализоваться.
- В твоём состоянии и по земле удобнее ползать, чем шаги ногами отмерять, - не замедлил подтрунить Глеб. Он полз за Валентином непроизвольно – просто не знал, что делать дальше и в каком направлении проявлять инициативу. Кричать во весь голос и звать на помощь как-то не хотелось, слишком уж в подозрительное место определила их Конечность.
- Постой, я что-то нашёл. - Глеб обнаружил в стороне от себя светло-серый шар размером с детский мячик. Он не без опаски взял его в руки. Шар был холодным, влажным и желеобразным по консистенции.
- Дай-ка мне. - Валентин повертел его в руках и радостно воскликнул: - Мне кажется, внутри него вода! Смотри: когда я на него надавливаю, она выделяется вот тут, сбоку.
- Не вздумай пить.
- Я об этом целый век мечтал! Если Конечность мне голову сразу не оторвала, надеюсь, и не отравит. – Он жадно приложился к шару, а потом протянул его Глебу. – Немножко с кислинкой.
- Я не рискну.
- Как хочешь. Советую взять с собой. Спасибо, Конечность! – крикнул Валентин куда-то вверх, и его секундное довольство мгновенно сменилось гримасой отвращения. Со стороны можно было подумать, что его скособочило от принятого яда, но дело оказалось не в жидкости, которую он употребил. Одновременно с Валентином скривился и Глеб, воткнув в уши пальцы. В пространстве над ними раздался такой умопомрачительный скрежет, словно сотни Конечностей, зарядившись огромными вилками, дружно взялись тереть ими о стеклянную поверхность и вдобавок ещё скрипеть зубами. Человеческому слуху пришлось сражаться с этими звуками несколько минут.
- Что это было?! – взвизгнул опешивший Валентин, поливая себе лицо из водяного шарика. Теперь его голова страдала не только от алкогольных ядов, с ними заодно подвизался действовать и уничтожающий мозги омерзительный скрип.
Глеб предположил:
- Походит на те же звуки, что слышались и на Земле, только в сотни раз сильнее.
- Согласен. По крайней мере, мелодия та же. Полезли вглубь, может, ты ещё что-нибудь найдёшь, - затычки для ушей, например.
Они доползли до упора. Упор этот вполне походил на стену, так как поднимался вертикально от пола. Встав в полный рост, Валентин прощупал его руками: тот же материал, как у пола, только по цвету светлей, и свечение чуть интенсивней. Руки увязали в стене, но под давлением возвращались обратно.
- У тебя есть нож или что-нибудь острое? Попробуем разрезать.
- Ножа нет, а из острого остались только зубы и ноготь на мизинце, - известил Глеб. - Материал более чем прочный, его не прорвёшь ничем. Поползли вдоль стены - всё есть, на что ориентироваться.
Они сменили способ продвижения и попробовали передвигаться вприсядку. Получилось неплохо - намного эффективней. Глеб первым увидел впереди чьё-то очертание и дёрнул Валентина за штанину.
- Смотри, в дымке сидит кто-то.
- Или что-то, - усомнился Валентин.
Несколько минут наблюдений позволили определить в сидящем существе человека, похожего на представителя одного из народов Крайнего Севера. Глеб допустил, что он вполне мог быть эскимосом. Ноги человека были скрещены, он был очень худ и сосредоточенно ел… кирпич.
- Что ты здесь делаешь, человече? – осторожно, чтобы не спугнуть, спросил Валентин. – Зачем ты грызёшь кирпич?
Увидев чужаков, эскимос стал отползать в сторону, пряча кирпич за спину. Он завертел головой, выказывая нежелание сближаться, и заговорил на непонятном языке.
- Это какой-то не наш эскимос, – сделал вывод Валентин. - А ну-ка, дай сюда кирпич! – приказал он и протянул руку. – Не бойся, чудик, я верну его обратно. - Эскимос пятился, но Валентин его быстро настиг. Подоспел и Глеб. Поняв, что его окружили, эскимос смирился и, изображая сумасшедшего, отдал кирпич Валентину.
- Форма, как у кирпича, и цвет кирпичный, но это не кирпич, - пришёл к заключению Валентин. Обнаружив несколько надкусов по центру, он попробовал его отгрызть с другой стороны. – Тьфу, гадость. Вкус жжёной резины, хоть я её и не ел никогда… - Валентин попробовал откусить кирпич ещё и сбоку. Почмокав, сделал ещё один вывод: – А тут приторный и вязкий, как столетняя жвачка. – Он отбросил его, а эскимос тут же ловко подхватил.
- А вот такое видел? – Валентин вытащил из-за пазухи наполовину выдавленный шар с водой, который стал напоминать сдувшийся воздушный шарик. – Здесь вода, смотри. – На ладонь вылилась маленькая струйка.
Увидев воду, эскимос жалобно заблеял на своём языке и алчно протянул дрожащую руку.
- Погоди, не давай ему пока. - Глеб расположился напротив эскимоса и стал задавать простые вопросы. - Кто ты? Как здесь оказался? Где мы находимся? Где Конечность?
Для большего уразумения он приправлял вопросы жестами, но толк от этого был ничтожный. Эскимос понял лишь слово «Конечность» и кое-как смог показать, что это она упрятала его сюда. Дальнейшие расспросы были бесполезны и заканчивались малопонятными ужимками незнакомца.
- Думается мне, он недавно попал сюда, как и мы, - заключил Валентин. – К тому же голодный, раз кирпич ест. Интересно, в каком концлагере Конечность такого молодца нащупала?
Внезапно поднялся ветер, сопровождающийся свистом и гудением, словно заработал гигантских размеров пылесос. Перепуганный эскимос рухнул на пол и обхватил голову руками, не забыв прибрать кирпич под себя.
- По-моему, сейчас что-то произойдёт, - покосился на друга Глеб. – Нужно убираться отсюда. Только в какую сторону?
- Нет тут сторон. – Ветер поднялся ещё сильнее и стал засасывать куда-то к предполагаемому центру – вдаль от стены. Свист усилился, и Валентин, заподозрив недоброе, крикнул: - Ложись! Этот тип знает, что делает!
Они последовали примеру эскимоса, а он между тем протягивал им руку и что-то приговаривал при этом. Пока друзья раздумывали, что предпринять, ветер стал настолько сильным, что оторвал эскимоса от поверхности и утянул его куда-то в туманную мглу, - тот лишь успел неистово закричать. За ним стал взлетать в воздух Валентин, но Глеб удержал его, схватив за ногу, хотя и сам уже чувствовал, что взлетает. Силы ветра не хватило, чтобы поднять их обоих. Он так же внезапно прекратился, как и начался. Гул и свист стихли. Валентин отдал должное Глебу и справедливо отметил, что если бы ветер продолжался ещё хотя бы пару минут, то им вдвоём было бы не удержаться, сколько бы они друг за дружку не цеплялись.
- Есть какие-нибудь догадки, Глеб? Куда ж это нас Конечность зашвырнула?
- Никаких. Самой не видно - и то хорошо.
- Ты уверен, что мы в гостях именно у неё?
- На гостей мы не похожи, не обольщайся. Мы в плену. Скорее всего, это что-то вроде пересылочного пункта или предварительной камеры заключения. Роль, которую она нам отвела, ещё предстоит сыграть, и вряд ли она нам придётся по вкусу.
- А ты разве не помнишь, что произошло после того, как нас схватили? У меня полный провал до того момента, как ты меня колотить стал.
- Не всё. Шею сдавило – я чуть не задохнулся, в голове поплыло. Затем я полетел, вроде как вверх, в пустоту, потом - вроде как вниз. Полёт был свободный, такое впечатление, что с крыши дома сиганул, хотя мне не доводилось. Плюхнувшись на эту перину, на мгновение отключился. Когда открыл глаза, порыскал вокруг и тебя обнаружил – ты недалеко от меня валялся, пьянь синяя.
- Раз нам такую постелили подстилку, чтоб мы не ушиблись, следовательно, о нас заботятся. И водички ещё подкинули, чтоб от жажды не свернуться. Посему видно - хотят, чтобы мы жили.
- До той поры, пока нас сдует ветром, подобно эскимосу?
- И всё-таки я готовил себя к худшей участи, хоть и не признавался в этом.
- Время участи ещё не пришло. Продолжай готовиться. Только учти, здесь спасаться нечем, винно-водочный отдел не работает. Здесь, наверное, и есть-то нечего, кроме кирпичей. Пошли дальше?
- Скорее, поковыляли.
Они не прошли и шагу, как снова упали; только на этот раз причиной был не ветер: кругом всё зашаталось и затряслось, пол начал уходить из-под ног. Кидало из стороны в сторону, кружило и подбрасывало. Один раз друзья столкнулись друг с другом лбами, упали и вместе куда-то покатились... На счастье, тряска продолжалась всего с минуту, скоро всё стихло.
- Я один раз в жизни плавал на корабле и попал в небольшой шторм, - сказал Валентин, поднявшись, - но с такой качкой, как эта, морскую не сравнить. – Он стал отряхиваться, будто долго валялся где-то в пыли.
- И какой фокус с нами проделают в следующий раз?
- Какой бы он ни был, я уже вряд ли чему-то удивлюсь.
Пробравшись вперёд с пару десятков метров, они увидели сразу трёх человек, мирно беседующих между собой. Двое мужчин и женщина сидели кругом с безразличными физиономиями и обменивались друг с другом редкими фразами на иностранном языке. Язык этот был итальянским, как мигом определил Валентин, вот только перевести их слова ему было не под силу.
- Привет, мы с Земли, - представился Валентин. – Вы говорите по-русски?
Троицу не удивило их появление. Холодный взгляд пожилой женщины сухо одарил их чёрствостью и равнодушием. Мужчины же просто пожали плечами, не понимая, о чём Валентин спрашивал.
- Buono giorno, - вспомнил слова приветствия по-итальянски Глеб, а затем добавил по-русски: - Мы бы хотели знать, где находимся?
Один из мужчин в лёгком клетчатом пиджаке активизировался, вскинул руки вверх и быстро, но непонятно заговорил по-итальянски. В его лице не было неприязни, но и дружелюбным его тоже нельзя было назвать.
- Мы не понимаем, - сказал Валентин, изобразив лёгкую обиду, - мы не полиглоты. Скажите так, чтоб мы поняли.
Итальянец замолчал, но следом заговорил его сосед. Он сидел в светлой, расстёгнутой по пуп сорочке, был немного лысоват и имел мясистый нос с прорезью посередине. Он выглядел если не смешно, то, по крайней мере, забавно, и поэтому речь его, в данном случае французская, хоть и выдержанная в таком же тоне, как и у итальянца, представлялась весьма дружественной. Однако Глеб и Валентин, не зная и французского, снова развели руками. Тогда вновь заговорил итальянец, но теперь уже на английском. Его слова, в большинстве своём недоступные осознанию, всё-таки слились в несколько знакомых сочетаний; так, Глебу удалось распознать вопрос, который он перевёл как «вы новенькие?» или «только что прибывшие?», а также словосочетание «русских тут нет»; остальные потуги итальянца быть понятым оказались напрасными.
- Без драгомана нам не обойтись, паршиво мы с тобой учились, - заключил Валентин, и итальянец примолк.
Зато встал француз и, выставив ладонь вперёд, тем самым показал, что, мол, секундочку - и всё будет в порядке. Широкими шагами, ловко и быстро он скрылся в тумане. Женщина в это время что-то сказала по-итальянски своему визави, и тот согласно закивал. В её словах дважды прозвучало мужское имя Роберт. Затем итальянец предложил присесть, после чего все стали ждать француза. Нетерпеливый Валентин, приправив свои скупые слова многозначительными телодвижениями, ещё раз сделал попытку выяснить суть пребывания в этом загадочном месте, но в ответ не услышал ничего вразумительного. Единственным ответным жестом, не требующим никаких пояснений, было выразительное сдавливание итальянцем собственного горла. После этого все уже сидели молча, и было заметно, что женщина вот- вот разрыдается.
Француз вернулся не один. С ним явился кудлатый парень, проживший на свете не более двух десятков лет. Ростом он не вышел, как не вышел и лицом. Внешне он походил на Родиона, но казался намного шустрее и, судя по живым суетливым глазкам, - говорливее и жизнеустойчивее.
Он представился, как и предполагалось, Робертом, и сразу же обратился к новоприбывшим.
- Надо понимать, это вы русскоязычные?
- Слава богу! - вскинул руки Валентин. – Хоть ты нас чем-нибудь обрадуешь. Из каких ты мест, красавец?
- Вообще-то я из Техаса, Санта-Фе. Но в Америке с семнадцати лет. До этого жил под Орлом с матерью, пока она не вышла замуж за американца. Поэтому я хорошо владею русским. Раньше меня Юрой звали. Потом решил имя поменять.
- Вот ты-то нам, Юра, всё и расскажешь.
- Конечно, расскажу. Только «всего» я не знаю, как и никто здесь не знает. Все мы располагаем информацией только по слухам и рассказам других. В общем-то, у нас так и заведено: когда прибывают новые люди, их тут же знакомит с положением вещей какой-нибудь соотечественник, если таковой окажется. Это, возможно, и не совсем разумно для нашего выживания, но, во всяком случае, выглядит по-человечески. Вот так и сидим тут группами в несколько человек. Есть и одиночки, в основном жители слаборазвитых стран - малоцивилизованные туземцы каких-нибудь давно забытых племён, - но и они скоро приспосабливаются и присоединяются к другим группам, понимая, что в одиночку здесь долго не протянешь.
- Ты имеешь в виду порывы ветра, которые утягивают за собой? – спросил Глеб.
- Вот-вот. Это я и имею в виду. Одному удержаться на месте, чтобы тебя не всосало, очень трудно, весь ты хоть сотню килограммов. Вдвоем, взявшись за руки, уже легче. Лучше всего держаться по несколько человек, но и это всё до поры, до времени.
- Поясни.
- По центру комнаты, откуда-то сверху, периодически опускается вниз нечто вроде большой трубы с несколькими отверстиями, в которые свободно проскальзывает человек. Эти дыры с большой силой втягивают воздух вместе с зазевавшимися людьми. Я хочу сказать, что этот пылесос свободно всасывает вес килограммов на сто двадцать. И если друг друга не поддерживать, можно легко улететь в дыру. Труба забирает в сутки примерно от трёх до пяти человек. Обычно, как только кто-то попадает в трубу, она сразу же прекращает работать. До тех пор и нужно продержаться.
- А сколько вообще людей в этом, так сказать, помещении? Кто-нибудь подсчитывал?
- Около сотни человек. Так как пополнение приблизительно равно улетевшим в трубу, численность почти не меняется. Только что прибывшие более всего и уязвимы, так как не успевают вовремя освоиться и, ничего не зная о трубе-пылесосе, уносятся, не пробыв и суток.
- Но ведь можно собраться куда большими группами, или вообще соединиться всем вместе и крепко сцепиться, чтобы не уносило, - выдвинул само собой напрашивающееся соображение Глеб.
- В том-то и дело, что при таком варианте, когда единоличников или зазевавшихся нет, то есть долгое время в трубу никто не попадает - а это приблизительно около пяти минут - она увеличивает свою мощность. И тогда хоть какую гурьбу не собирай, всё равно кого-нибудь оторвёт и унесёт. Рассказывали, что раньше люди так и делали, но быстро поняли: ветер может усилиться настолько, что разорвёт и сотню человек и больше. Так что лучше держаться небольшими группками и рассчитывать на ротозеев и неприспособленных новичков, чтобы спастись. Хочешь выжить – надейся на гибель другого или сам принеси его в жертву, - таков здешний закон. У нас ещё люди по-божески относятся к себе подобным. Тут были времена, когда один другого выбрасывали на ветер не задумываясь, лишь бы шкуру свою спасти. У меня есть пара десятков знакомых, я только их придерживаюсь, а больше и знать никого не хочу; надеюсь, что труба унесёт кого-то из чужих, а не тех, кто уже стал мне близок. Но, увы, это случается не всегда.
- Стало быть, мы тебе обязаны, что ты нам разъяснил, как нужно действовать при ветре, - сказал Глеб.
- Стало быть, да. А с другой стороны, группы рано или поздно разлетаются, и требуется новый сплочённый и надёжный коллектив. Из моих тутошних знакомых за последние дни аж троих унесло. Поэтому я охотно пошёл с вами на контакт. Раз уж вас выкинуло в это место, придерживайтесь меня и этой троицы. – Он указал на итальянца, француза и женщину, сидевших чуть поодаль. - Путешествовать по окружности не рекомендую, вероятность того, что вас примут в других местах, невелика, а механизм в это время может заработать. Мы иногда делали длительные обходы с целью выведать что-то новенькое, но только всей группой. Однако в последнее время от этой затеи отказались; нового всё равно ничего не узнаешь, а в неприятности можно влипнуть. Сами понимаете, здесь собраны люди разных наций и народностей, характеры тоже у всех разные. Посещайте лишь группы, находящиеся по соседству. В туалет желательно ходить вдвоём.
- Куда это – в туалет? – спросил Валентин.
- К центру, туда, где опускается труба. Там, можно сказать, у нас отстойник. Вентиляция в центре получше, и нечистоты быстрее уничтожаются – их засасывает в те же отверстия, что и людей. Правда, некоторые дикари опорожняются прямо здесь, но это же, понимаете, свинство.
- А в центре – рискованно, - справедливо заметил Валентин. – Сила ведь ветра больше. Куда же деваться в момент опускания трубы?
- Риск, конечно, есть, но не такой большой, каким вы его представляете. Дело вот в чём: если вы увидели, что опускается труба – не убегайте. Над отверстиями есть небольшая поверхность, где можно умоститься и переждать, пока не стихнет ветер. Труба начинает работать только после того, как вся опустится. Всего восемь дыр, и над каждой могут поместиться двое. Мне один раз самому пришлось это испытать. Вы рискуете в момент, когда приближаетесь к центру, поэтому научитесь передвигаться быстрее: это не так трудно, минут десять - и вы у цели. Я вам дам дельный совет: пробирайтесь туда после того, как труба перестанет вращаться, то есть утянет кого-то. Редко случается, что она начинает работать почти без перерыва.
- Понятно.
- В любом случае, вам придётся туда наведываться, чтобы найти себе пищу.
- Это кирпичи, что ли?
- Да. – Роберт вытащил обглоданный наполовину кусок параллелепипеда. - По вкусу - гадость невиданная, но аппетит утоляет. Этот порцион годится суток на двое, если кто способен тут наши сутки прослеживать. Их подбрасывают всё там же – по центру. Я вижу, водяной шар вы уже обнаружили – они часто закатываются ближе к стене. Советую запастись и тем, и другим. И имейте в виду - шары с кирпичами кидают в период, когда труба долго не работает, их ведь тоже затягивает в дыры. Иначе какой смысл бросать и немедля отбирать обратно? Так что, как вы понимаете, все пускаются к центру в основном после того, как стихнет ветер. Решайте сразу несколько дел – ищите еду, питьё и от излишеств избавляйтесь.
- Приятное сочетание, - заметил Валентин.
- Значит, Конечность всё-таки заинтересована в том, чтобы мы дольше оставались живыми, - пришёл к выводу Глеб. – Интересно, зачем? Что там, наверху?
- Там – смерть.
- Ты уверен? Но откуда знаешь? Разве кто-нибудь возвращался сверху?
- Конечно, если оттуда никто не возвращается, это ещё не доказывает, что там нам всем каюк; но дело в том, что одному человеку… всё-таки удалось вернуться…
…Снова разнёсся скрежет, и Валентин с Глебом не успели осмыслить сказанное Робертом. Все их мысли и усилия пошли на борьбу с невыносимым скрипом.
- Ничего, привыкнете, - сказал Роберт, когда всё закончилось. Он оказался более стойким к отвратительным звукам.
- Откуда это? – спросил Глеб, вытряхивая из головы остатки шумов. – С ума можно сойти.
- Оттуда, - сказал Роберт, указывая вверх. – Кстати, очень часто после скрежета пару минут спустя начинает работать «пылесос». Так что будьте настороже.
Валентин нецензурно выругался и затем спросил:
- А сам-то ты здесь долго находишься, что так освоился хорошо?
- Месяца полтора. Это считается чуть выше среднего. Больше всех тут пробыл один индус. Он умудрился протянуть почти год. Изначально он был в группе вместе с двумя китайцами и таиландцем, но потом, после их исчезновения, приспособился выживать в одиночку. Говорят, он научился интуитивно чувствовать, когда должна опуститься труба, и к этому моменту был уже в центре садка и ждал её. А дальше, как я говорил – удерживался над отверстием. Однако ж, всё равно потом пропал. Видно, подвела всё-таки интуиция.
- Садка? – переспросил Валентин. – Ты сказал, садка?
- Да, мы называем это помещение садком или бутылью. Кому как нравится.
- Почему именно так?
- Вы были когда-нибудь на рыбалке?
- Только оттуда. Поэтому я и переспросил.
- Нас сюда наловили, как рыбу, вот почему… Ладно, угощать вас, гостей, как понимаете тут нечем, так что кажется мне, впору рассказать о том, что стало известно благодаря одному чудаковатому бушмену и одному албанскому профессору-лингвисту. Благодаря им все в нашем садке теперь в курсе дела, что происходит снаружи и каков удел ждёт каждого из нас.
- Ты должен был об этом рассказать в первую очередь, - упрекнул Валентин. – Мы ведь не знали, что ты такой осведомлённый, поэтому и не стали сразу выспрашивать у тебя о самом главном.
- Боюсь, это главное вас вовсе не обрадует. Вы можете впасть в такую депрессию, что и жить дальше не захочется. На Земле была хоть мизерная надежда на выживание, но здесь такой надежды нет и быть не может.
- Ничего, не запугивай. Как-никак, мы продержались на Земле достаточно долго, авось и в садке твоём не пропадём. Выкладывай, что знаешь.
- Я и не собирался скрывать.
- На Земле мы так боялись Конечности, что практически никто не верил в то, что останется жив после её объятий. И вот мы тут, и вполне реально существуем. Почему бы не предположить…
- Да не обнадёживайте вы себя! - перебил Глеба Роберт. – Говорю вам ещё раз: существовать вне бутыли вы будете, но, увы, совсем недолго. Как я уже сказал, это стало ясно юркому африканцу, из племени…м-м… не помню, как называется, да это и не столь важно. Его племя никому почти не известно. Мы называли его просто – бушмен. Язык этого дикаря никто не понимал. И вот счастливая случайность, просто редчайшее совпадение - к нам бросили профессора, который был специалистом по его нечленораздельному бормотанию. С их помощью и удалось узнать, для чего нас тут держат и подкармливают. Скажу сразу: всё это случилось задолго до моего появления, и я лишь передаю услышанное из уст в уста. Так вот, этот африканец был смешон, добродушен и общителен, хоть его и никто не понимал. И пробыл он тут ни много ни мало - около трёх месяцев. Затем его слопала труба. Говорят, это случилось в то время, когда он одной дамочке демонстрировал на нашем мягком полу забавные африканские танцы. По нему скучали все, а дамочка – польская пани - даже расплакалась, как он пропал. Но не тут-то было. Случилось чудо. Не прошло и часа, как он появился снова. Ему удалось вырваться из лап огромных монстров и вновь запрыгнуть в наш так называемый садок. Во второй раз он приземлился здесь с комфортом, да ещё близко к тому месту, где его хорошо знали. Все обомлели, когда его увидели. Только после того, как он побывал наверху, жизнерадостность его покинула. Он широко размахивал руками, описывая нечто гигантское, не переставал что-то лепетать на своём непонятном дикарском наречии и испуганно вздрагивал, подавая странные знаки своему, только ему известному богу. Кроме того, что там, наверху, очень страшно, никто бы никогда больше ничего не понял. Но через пару дней Конечность, как нарочно, подбросила людям профессора - специалиста по обычаям и языкам некоторых племён Африки. Едва освоившись в плену, он встретился с туземцем и долго с ним беседовал. К слову сказать, речи дикаря и для него оказались не совсем разборчивы, но с горем пополам он всё же смог перевести на распространённые языки приключения африканца.
- Ну и что же он там увидел? Рассказывай, не томи, - торопил Валентин.
- Собственно говоря, все его похождения можно уместить в нескольких предложениях, но их будет достаточно, чтобы удовлетворить наше любопытство.
- Так удовлетворяй скорее! Я озадачен дальше некуда. Или, может, самого профессора позовёшь?
- Профессор не придёт. Он сгинул через несколько дней после того, как выжал всё из африканца. И африканца здесь нет. Он повторно ушёл вслед за профессором. Больше ему вернуться не удалось. Это всё произошло года полтора назад, как я уже говорил, без меня… Итак, вот что мне стало известно от одного человека, который знал человека, знающего людей, до которых дошла эта история со слов профессора...
- Погоди, - прервал Валентин. – Ветер снова поднимается.
Роберт немедля вскочил и что-то крикнул по-английски. Итальянец, француз и женщина мигом оказались рядом. – Образуйте круг и крепко держите друг друга за руки, - приказал он новеньким. - Ногами тоже сцепитесь с соседом.
У иностранцев выучка была на высшем уровне. Не роняя лишних слов, они вели себя сплочённо и организованно. Глеб с другом старались не подвести и внесли свой весомый вклад в построение конструкции из людей. На образование крепкой замкнутой цепи ушло не более десяти секунд. Люди напряжённо ждали ветра. Но тот, ощутимо погуляв по помещению, так и не выплеснул всю свою мощь на группу Роберта. Крутящаяся труба на этот раз не повернулась к ним отверстием. Ветер быстро стих.
- Рассоединяемся, - сказал Роберт. – Нам повезло, обошлось без сильной тяги. Такое бывает, когда труба слишком быстро кого-то ловит.
- Нам повезло, - вздохнул Глеб, – а кому-то нет.
- В последнее время труба стала работать всё чаще и чаще. Надо быть непрерывно начеку.
- И на Земле Конечность распоясалась окончательно, - сказал Глеб. – Как ты считаешь, это связано с убыстрением работы трубы?
- Вполне возможно.
Француз и итальянец кивком головы поблагодарили остальных за содействие в акте выживания и снова уединились. Роберт же предложил:
- Сейчас самое подходящее время идти за водой и кирпичами. Если хотите, могу проводить.
- Повременим ещё, мы только с пикника, - сказал Валентин, хлебнув водицы. – Сначала послушаем историю африканца.
- Что ж. Постараюсь передать всё в деталях. А если при пересказе кто и уснастил суть выдумками, полагаю, от этого она не сильно исказилась.
- Там, наверху, темно и туманно, - таинственно начал он. - То ли африканец попал в ночь, то ли там всегда одна темнота, но видимость вокруг нашей бутыли такая, как на Земле в беззвёздные ночи. Однако это не помешало ему разглядеть окружающие предметы и существ, находящихся среди них. Какое-то свечение всё-таки присутствовало. Как только его выплюнуло из трубы, он тут же оказался в ладони у Конечности.
- И что? Ему удалось разглядеть остальную её часть? – не утерпел Глеб, перебив рассказчика.
- Что я вам скажу, друзья. Та конечность, которую мы видели у Конечности на Земле – это ничтожная часть конечности самой Конечности.
- Не уловил, - признался Валентин. – Выражайся яснее.
- Чтобы было понятно, я буду называть конечность, которая нас ловила на Земле, рукой или кистью, а само существо – Конечностью.
- Можешь называть её просто монстром или уродом, – посоветовал Валентин.
- Можно и так. Урод для него мягко сказано. Рука его раз в десять длиннее, чем нам представлялась, и от этой руки в разных местах отходят отростки других рук, нужно сказать, тоже длины немалой. Таким образом, сам монстр обладает несколькими основными руками и парой десятков дополнительных. Они вращаются, как на шарнирах, в разные стороны и могут выполнять самую разную работу. Ноги у него – тоже руки. Африканец заметил с кисти, которая его держала, что другая рука в это время управляла каким-то механизмом, третья что-то сжимала в ладони и сминала, а ещё две руки вместе занимались чем-то похожим на плетение сети. Ему, конечно, было не до наблюдений, но он описывал именно такую картину. Чем занимались остальные кисти рук, он не видел.
- А не почудилось ли африканцу всё со страху? Слишком невероятно. Не могу в это поверить, – усомнился Валентин. – Быть такого не может.
- У вас ещё будет возможность убедиться в правдивости его слов.
- Хорошо, ну а остальное он видел? Голову, например.
- Верхняя часть сначала была не видна. Но спустя минуту она начала наклоняться к африканцу, словно желала рассмотреть его поближе. Бушмен готовился к тому, что его будут есть. И вот, когда этот монстр согнулся, и африканец увидел голову…
- То что?
- Как вы думаете, как выглядела голова?
- Неужели как головки красоток стриптиз-бара? - сделал прогноз Валентин.
- Ясное дело – что-то ужасное и невообразимое, - предположил Глеб.
- На том месте, где по нашим представлениям, должна быть голова, веером подрагивали всё те же руки. Они наклонились к африканцу и зашевелили над ним огромненькими пальчиками, будто с любопытством разглядывали маленького юркого человечка. Чем они это делали, непонятно – глаз не было и в помине. В общем, недаром мы эту тварь называли одним словом «Конечность», так и оказалось: она вся состоит из конечностей.
- А кроме неё этот африканский абориген разглядел чего-нибудь? – спросил Глеб.
- Что-то вроде больших округлых глыб с острыми углами - думается, аналог наших гор и скал. А также целый ряд сложных гигантских механизмов, назначение которых он, естественно, не понял. Недаром у Конечности столько рук, надо же всем этим как-то управлять. Похоже, техника в цивилизации этих существ играет главенствующую роль. Те ещё технократы. Чтобы нас из бутыли извлекать - и на это им механизм понадобился.
- А я вот не пойму, - призадумался Валентин, - почему бы Конечности не вытаскивать нас отсюда так же просто, как она проделывала это на Земле. Прошла сквозь стену и – хвать! Зачем выдумывать всякие вращающиеся и засасывающие трубы?
- Это надо спросить у Конечности, - сказал Роберт. – Возможно, в нашем мире она это проделывает с лёгкостью, а тут есть какие-то ограничения. А может, чтобы утащить нас с Земли, она затрачивает массу усилий, а тут выгоднее эта сосательная труба - простое, лёгкое и надёжное устройство. Или материал, на котором мы сидим, для неё непролазен. Не знаю. Мы в другом мире, тут другие законы, другая организация, другие свойства и механизмы взаимодействия предметов.
Пол вдруг зашатался, как когда-то уже происходило при Глебе и Валентине, и они вздрогнули. Но Роберт их успокоил.
- Не бойтесь, скоро перестанет. Все мы пришли к выводу, что так происходит, когда нашу бутыль переносят с места на место.
- Замечательно, - произнёс Валентин. – В бутыли меня ещё никто не носил.
- Помещение, где мы находимся, выглядит как исполинская бутыль. Горлышко окружено толстым обручем, за который вероятнее всего хватается Конечность, чтобы перетащить её с место на место. Не знаю уж, как это она проделывает, одна ли или с другими монстрами, но факт этот представляется очевидным.
- Для чего же она нас таскает постоянно? – спросил Валентин. – Дальше рассказывай.
- Когда африканец оказался в её лапе, она, после того, как «рассмотрела» добычу, вся начала ворочаться и перемещаться, бережно держа его в своей ладони. Скоро бушмен заметил ещё две Конечности, то есть двух других существ, таких же многоруких. Рядом с ними светились бутыли наподобие нашей - с внешней стороны они тоже фосфоресцируют. По всей видимости, таких бутылей ещё великое множество, и все исчезнувшие с Земли люди заточены исключительно в них. И на каждую бутыль приходится как минимум по Конечности. На крюк одного из механизмов монстр нацепил нечто вроде сети, а другой монстр бросил туда человека, по-видимому, из другой бутыли. Затем этот крюк с сетью словно выстрелил, и она полетела в ту сторону, которая бушмену пока была ещё не видна. А для него, как он подумал, стали готовить новую сеть. Когда настала его очередь оказаться висящим на крюке, он увидел море – ту часть местности, куда перед этим закинули землянина. Точнее, может, это было и не море, но профессор перевёл именно так. Вода в нём пузырилась и больше напоминала густое подсолнечное масло. Однако все три Конечности не торопились забрасывать нашего африканца во внеземное, так сказать, море, и он довольно долго оставался сидеть в сети. Они чего-то ждали. А ждали они, пока не раздастся сильный скрежет, действующий на наши уши так мучительно. Как только это случилось, Конечность, которая сажала человека в сеть, одной из своих рук что-то нажала на устройстве, и скрежет исчез. Тотчас канат, который держал сеть, начал двигаться в обратном направлении. Несколько рук Конечности, ухватив его и ловко перебирая кистями, помогали устройству тащить сеть на берег. Было заметно, что на конце каната сейчас находится не обычный земной человек, а нечто намного более массивное. Бедному туземцу после шока от свидания с Конечностью пришлось выдержать повторный удар от созерцания немыслимого ужаса. Из маслянистого моря появилась такая невидаль, что дикарю не хватило запаса слов, чтобы в точности описать её. Во всяком случае, как ни старался профессор, он смог понять и перевести только четыре слова: огромный, ужасный, свинья и мокеле-мбембе, что в переводе с языка некоторых племён Африки означает то ли «пожиратель бегемотов», то ли «останавливающий реки» - полумифическое существо. Профессор соединил эти понятия воедино и назвал просто – свинодракон. Так что, мужики, выходит так, что Конечность охотилась за нами для ловли свинодраконов. Не знаю уж, для чего она их отлавливает, но то, что мы этому способствуем, сомнению не подлежит, - грустно закончил Роберт.
- Вот чёрт, мы ей нужны как наживка, – проговорил Глеб, хлопнув себя по щекам.
- Я уже это понял, - сказал Валентин тихо. - Лихо мы с тобой порыбачили, корешок Глеб. С одной рыбалки попали на другую, только теперь сами вместо мормышки.
Глеб сморщился от неприязни, от нежелания висеть на крючке, как червяк, как катыш хлеба, вообще - как корм.
- Они вдевают крюк в спину? Человек умирает при этом?
- Не знаю, - улыбнулся Роберт.
- Почему ты улыбаешься?
- Потому что смирился. Вам это ещё предстоит сделать.
- Что-то мне не очень хочется смиряться, - Валентин невольно подёргал плечами, изображая бойца с самыми страшными силами.
- Для чего же ей всё-таки свинодраконы? Думаешь, они её враги?
- Может и так. Но вполне допустимо, что она ими питается, как мы рыбой, только непонятно каким образом. Собственно, откуда нам знать?..
- Ну, а как всё-таки спасся бушмен? Как удалось сбежать африканцу?
- Благодаря природным качествам. Как говорит профессор, созерцание такого зрелища включило в его организме все что ни на есть инстинкты выживания. Пока Конечности расправлялись с тушей свинодракона, которого они умертвили одними кистями рук, бушмен забегал по сетке и ухитрился добраться до крюка. Оттуда он увидел нашу бутыль, которая стояла совсем неподалёку - Конечность, видимо, уже успела её подтащить поближе. Хотя, в принципе, он тогда не знал, что это именно наша бутыль. Горлышко бутыли было намного выше крюка, и он решил спрыгнуть на сушу. Конечности на это никак не отреагировали. Да и что им какой-то беглец - у них в запасе такой приманки многое множество. Спрыгнув, африканец увяз по щиколотки в какой-то вонючей грязи, которая вдруг видоизменилась и стала сильно жечь ступни. Долго он так не мог продержаться. Единственное спасение - попытаться залезть обратно в садок. Три Конечности тем временем укладывали свинодракона в громадный металлический ящик, и нашему бушмену, подпрыгивающему на грунте неизвестной планеты, словно на горячих угольях, ничего не оставалось, как вцепиться в ноги монстра, то есть в те же руки, и продвигаться вверх. Он хватался за прочные торчащие волосы, а иногда и за складки грубой мясистой кожи, и лез к вершине, как по баобабу. Большинство рук Конечности были заняты сложным механизмом по отправке свинодракона, а оставшимся вроде как и не было до него дела. Не исключено, что они вовсе не замечали его, - ведь кто знает, чем они смотрят и смотрят ли вообще. Африканцу удалось добраться до предполагаемого туловища Конечности, оно было немного толще рук и выглядело как ствол огромного дерева. Тут некоторые руки монстра стали отвлекаться от основной работы и крутиться всё ближе к бушмену. В эти секунды он замирал. Иногда случалось, что руки шарили по центральному стволу-туловищу, как человек порой лазает по спине в поисках паразита, который его укусил. Профессор пришёл к выводу, что Конечность имеет как основные руки, так и дополнительные. В основных руках, вероятно, содержится управляющий мозг, а дополнительные руки выполняют только рабочие функции. В тот момент, видимо, главные руки были заняты более важным делом, чем ползающий по торсу Конечности африканец, и не могли дать второстепенным рукам должной установки. Но всё это, как вы понимаете, наши, человеческие предположения. Так или иначе, когда со свинодраконом было покончено, африканец заметил, что Конечность зашевелила остальными руками, и почувствовал, что вот-вот - и одна из них схватит его. Он не дал ей этого сделать. К этому времени он забрался уже достаточно высоко, и до горлышка оставался всего какой-то гигантский прыжок. Он вряд ли бы допрыгнул, но Конечность, перед тем, как его сцапать, сама сделала ему услугу: она неуклюже, а, скорее всего, по воле случая повернулась так, что расстояние до бутыли сократилось, и наш друг, улучив момент, прыгнул в самое горлышко. Вот такой был ловкач этот африканец.
- Отчаянный был парень, - согласился Валентин - Жаль, что всё равно сожрали.
- Можно подумать, у нас есть другой выбор, - затосковал Глеб. – Рано или поздно все пойдём на корм свинодраконам. Помощи ждать неоткуда.
- Это точно, шансы спастись – ниже нуля, - подытожил Роберт. – Отсюда не выбраться. А если бы и удалось как-то выкарабкаться, всё одно б не выжили на чужой планете.
- А ты точно уверен, что это другая планета? – покосился на него Валентин.
- Ну не Земля же!
- Что не Земля, это понятно… Но вдруг что-то рядом с ней, какой-нибудь астероид, что ли…
- Не забивайте себе голову. Мы этого никогда не узнаем.
- Понятно, что мы не на Земле, - согласился Глеб. – Но волей-неволей возникает очень существенный для всей земной науки вопрос: как всё-таки этим Конечностям удаётся выхватывать нас с Земли?
- Земной науки этот вопрос уже не интересен, - сказал Валентин. – Её просто больше нет.
- Вы правы, - согласился Роберт. - Сейчас это большого значения не имеет. Другая планета, параллельный мир, другое измерение, другое время – что из этого? Профессор говорил – да это и без него ясно - эти существа каким-то образом умеют проделывать дыры в пространстве, посредством которых мы стали легко им доступны. Выбирают ограниченную территорию с человеком, изолируют её и творят там, что вздумается. Создают что-то вроде туннеля, где частицы очень слабо притягиваются друг к другу, и органические тела непостижимым для нас способом проходят сквозь неживую материю. Расстояния для них существенного значения не имеют, всё равно, что если б мы нашли способ прямо с Земли зачерпнуть горсть песка с Марса. Прибавьте сюда способность целенаправленно забирать из чужого мира необходимые им предметы, игнорируя любые преграды, и вы получите весьма высокоразвитое существо с неограниченными способностями. Проделал дыру в чужой мир, - что для них совсем, наверно, просто, всё равно, что нам руку в воду сунуть, - выхватил человечка, кинул в бутыль, посадил на крюк, подождал скрежета и вытащил свинодракона, - такой вот незатейливый процесс. Кстати, что касается скрипа, то профессор полагал, что он слышен на Земле только в тот момент, когда время образования пространственной дыры для похищения человека совпадает с клёвом свинодракона. И механизм для ловли находится совсем близко с этой дырой. Только когда клюёт свинодракон, мы улавливаем звуки этих приспособлений, которые выполняют функцию, подобную нашим колокольчикам.
- Получается, чем лучше клёв свинодраконов, тем больше нас отлавливают на Земле, - вполне резонно рассудил Валентин.
- Как бы там ни было, самое печальное, что в другом мире мы оказались нужны только как наживка.
- А я вот не понимаю, как в одной бутыли оказываются столько людей из разных мест земного шара? - задался не очень существенным на данный момент вопросом Глеб. – Ведь Конечность часто забирает по несколько человек с относительно небольшой территории, например, вытаскивает всех подряд из одного конкретного села. Я полагаю, что это одна и та же особь. Что ж, она потом рассортировывает нас по разным садкам? Так получается?
- Но вы-то вместе оказались? – справедливо заметил Роберт.
- У нас особый случай.
- Ваш случай не единичный, скажу вам. Кстати, если вас забирали не одних, это хороший повод пойти побродить по всему садку, вдруг кого-нибудь из знакомых отыщите. Я, когда освоился, сразу же позволил себе такую прогулку. И что вы думаете? На противоположной стороне отыскался мой однокурсник. Меня Конечность вырвала прямо с лекции, на которой мы оба присутствовали. Он последовал за мной. Я его привёл в нашу группу, но, к сожалению, он тут и двух дней не продержался. Так что хоть разок, но всё-таки рекомендую попутешествовать, даже могу составить вам компанию. А в общем, наш земной шарик для Конечности - как для нас банка с огурцами: запустил руку и поймал первый попавшийся. Вот вы когда-нибудь были на рыбалке?
- Мы только оттуда. Сколько можно тебе говорить?! – рыкнул рассерженный на обстоятельства Валентин.
- Ну и как? Рыбы наловили?
- Нет, - ответил Глеб. – Мы сами попались на крючок.
- Ну, если рыбу ловили, то наверняка копали червей. А как вы считаете, что думают черви, когда вы хватаете их своей лапищей и помещаете в коробочку или банку?
- Слушай, сынок. То, что думают черви, знают только они, и не надо сравнивать нас с ними! – В Валентине с каждой минутой вскипало возмущение, обещающее вылиться в потоки гнева. Случившуюся с ним вопиющую несправедливость он не мог принять никоим образом.
Роберт понимал это и принимал всё без обид. Ведь что такое человеческие обиды в сравнении с создавшейся обстановкой. Обида тут у всех одна – обида на Конечность и на слабость человечества.
- Я просто хотел сказать, что мы, копая червей, внедряемся на их территорию такими же непознанными чужаками, как и Конечность. И они в таком же недоумении, как и мы. Всё одно и то же, если перенести несколькими уровнями выше. Нашли подходящее место, воткнули лопату - и вперёд, всё до конца! Поднял одного - значит, и другие рядом. Один рыбак роет в одном месте, другой - ещё в одном. Так и Конечность: нашла участок размером с Землю – и давай, собирай всех подряд, клюёт же хорошо! Кто мы для неё?
Роберт заговорил на русском очень быстро для человека, живущего далеко от родины. Тон его вдруг стал высокомерно-строгим, с нотками презрения и безразличия к собственной судьбе.
- Мы малозначительный продукт, который служит средством для добычи намного – с их точки зрения - более существенного продукта. Мы, как черви, знаем лишь то, что происходит там, в земле, и понятия не имеем, что находится за нашей территорией. Любой, кто сунет к нам свою лопату или руку вызывает у нас тупую боязнь и судороги ужаса!
Валентин поднялся, подошёл к стене и стукнул её.
- Я не верю, что у нас нет выхода!
Глеб, весь исполненный безнадёжности, пискляво возразил:
- Что ты за человек такой? Тебе же ясно дали понять: у нас шансов - как у жуков в морилке. Даже если мы из бутыли выберемся, нам не выжить в мире многоруких чудовищ. Как ты проделаешь дыру в пространстве или чёрт знает где, чтобы попасть на Землю? Конечность, что ли, попросишь?
- Вот именно, - сказал Роберт, чуть поостыв. – Можно кипятиться сколько угодно, всё равно со временем придёт смирение. Да и по стене наверх не добраться, лестницу здесь соорудить не из чего, бесполезные попытки. Говорят, что лишь цепкий африканец мог вскарабкаться наверх метров на пять. Но это же мизерное расстояние. А высота – о-го-го!
Валентин вернулся на место и произнёс:
- А ты вообще мне не нравишься. Так и будешь оставшиеся дни червя из себя изображать?
Роберт посмотрел в сторону Глеба. Тот пожал плечами.
- У него это бывает. Не обижайся.
- Я всё понимаю. Только ругаться нам никак не следует. Надеюсь, это недоразумение на почве вполне обоснованной тревоги. Ну, так вы не против того, чтобы остаться в нашей группе? Мы ещё часто перекрещиваемся с двумя соседними. Всего около пятнадцати человек.
- Да, Роберт, конечно, - ответил Глеб, глядя в пол.
- Чудесно. Можете осваиваться и отдыхать. Засыпать всем вместе не советую, всегда кто-то должен быть настороже.
На этом беседа с Робертом завершилась. Он откланялся и отошёл в общество итальянца. Глебу пришлось отчитать Валентина за его фривольное поведение. Роберт прав, понятное дело, здесь ни с кем ссориться нельзя. В нужный момент могут не подать руки или отцепить от группы в рабочие минуты трубы, как очередную жертву.
- Не ты ли учил меня не вешать носа? – говорил ему Глеб.
- Я, я, - отвечал Валентин. – Я и не вешаю. Я просто… прохожу акклиматизацию.
- Ладно, проходи. Только не кисни - это всего лишь жизнь. И это говорю тебя я, Глеб!

С того момента Глеб и Валентин начали борьбу за выживание в странной комнате для наживки, изготовленной Конечностью. Неутолимое, истерическое, высокое желание продержаться как можно дольше овладело ими до умоисступления. У них хватило сноровки и ловкости, чтобы преуспеть в этом деле. Они боролись до конца…
Попытка обойти бутыль и найти Родиона или Михаила закончилась безуспешно. Во время этого похода они столкнулись с людской неблагонадёжностью и коварством и чуть не погибли. Спасла взаимовыручка - друг вовремя протянул руку другу. С тех пор они больше не рисковали и не отлучались далеко от своей территории. С течением времени компания Роберта и другие соседствующие группировки распались (ушли итальянец, женщина и сам Роберт). Друзья создали свою группу, в которую включили прибывших новичков – двух американских негров, китайца, индонезийца и вьетнамца. Скоро труба засосала китайца, француза и одного из негров; вследствие этих потерь в состав группы были включены две девушки – ирландка и беларуска, а также пожилая, но подвижная женщина из северной Германии.
Однажды Валентин замешкался, не успев вовремя замкнуть кольцо, и улетел. Глеб мысленно попрощался с ним, но совсем ненадолго. Другу снова повезло: метра за два до отверстия труба перестала работать. Видимо, другая жертва попала туда на мгновение раньше Валентина, и тот оказался уже не нужен. Глеб чуть не прослезился, когда увидел улыбающегося Валентина с двумя новенькими кирпичами в руках. После этого случая и без того предельная бдительность была умножена в несколько раз, больше подобных промахов не допускалось. Через два с половиной месяца друзья стали настоящими зубрами в битве со смертью. А ещё через месяц люди стали замечать, что поступление новых жертв с Земли прекратилось. К чему это? Неужели на земле больше никого не осталось? Бутыль пустела.
Оставшиеся в живых объединились в одну большую группу из тридцати пяти человек, чтобы в последний раз насладиться человеческим обществом. Никогда люди, говорящие на разных языках, не были так близки друг к другу. Все они были высшего качества, ибо прошли закалку духа в борьбе с неотвратимой смертью, а из тех, кто мог предать, разжав руку для собственного спасения, не выжил никто - всех унёс ветер.
Мощность ветра с каждым разом возрастала. Одиночек не было, и труба засасывала очередного пленника, отрывая его от общей массы. Надежды, которые питались одним пустым воображением, растаяли окончательно. Стали нередкими случаи самопожертвования. Люди сами бросались в трубу, чтобы на день-другой продлить жизнь остальным. Этот поступок расценивался как геройское самоубийство. В конце концов в бутыли осталось лишь восемнадцать человек, которые решили напоследок сыграть в игру – тянуть жребий, кому быть следующим. Никто не был против такого хода вещей. Восемнадцать спичек – одна из них короткая; затем семнадцать – и одна на смерть. И так до последнего человека. Тот, кто по очереди следующий, просто сидит и ждёт ветра отдельно от всей группы.
Идею предложил Глеб, и все его поддержали. Он же и зажал в руках все восемнадцать спичек.
- Ну, кто из нас уйдёт позже? – спросил Валентин, подойдя первым испытать судьбу, в распоряжении которой оставалось от силы три-четыре дня.
Обросший, немытый и отчаявшийся Глеб весело подмигнул:
- Конечно ты. Ты – везучий.
- В этом я вижу мало везения. Но я устал бороться, поэтому я сразу выдерну короткую, даже без твоей подсказки, - сказал Валентин и вытащил то, что хотел.
С минуту в бутыли обитало безмолвие. Затем, тускло улыбнувшись, Валентин произнёс:
- Вот так-то, друган.
Его слова прозвучали как подпись под всей своей прожитой жизнью. Как итог.
- Сожалею, - сказал Глеб. – Мне жаль с тобой расставаться. Следующий.
Когда жеребьёвка была закончена и каждый занял очередь в пасть свинодракона, Валентин, как и договаривались, отошёл от группы несколько ближе к центру. Остальные семнадцать человек расположились напротив, в том числе и Глеб, который по стечению обстоятельств должен был уйти из жизни самым последним.
- Смотри не сойди с ума, когда останешься один, - сказал ему издали Валентин, сидевший скрестив ноги. – Хотя, наверное, это к лучшему – меньше будет страха перед чудовищами.
- Ты мне уже это когда-то пророчил. Если хочешь, я могу поменяться с тобой местами, - отозвался Глеб.
- Не хочу. Я дам тебе время над многим поразмыслить. Без меня ты сделаешь полезные выводы. Оставшиеся часы пойдут тебе на пользу.
Людей из бутыли уносило внезапно, но предсказуемо. О них жалели позднее. После того, как образовалась очередь, внезапность исчезла. Валентин был первым, кого провожали сочувственными взглядами. Это больше напоминало акт жертвоприношения. Чёрный Шон совсем скис, улыбчивая ирландка предалась нескончаемой печали, а вьетнамец, который волею жребия уходил перед Глебом, захныкал, как ребёнок, и зашмыгал носом. Валентин не выдержал сострадательных взглядов – он повернулся ко всем спиной и стал молча ждать.
Так прошёл час, затем ещё два. Ничего не происходило. Исходя из того, что до жребия труба не работала ещё часа четыре, можно было заключить – пауза слишком затянулась. Напряжение возрастало, особенно для Валентина.
- Чёрт бы её побрал! - выругался он. – Что там с трубой, поперхнулась кем-то? Чем Конечность там занимается? Я уже давно готов. Наверное, обнаружила новый укромный заливчик и засыпала привады. Э-эй, Ко-оне-ечно-ость! - пропел он, глядя вверх.
В ответ, в который раз всё затряслось и закачалось. Этому никто уже не удивлялся. Несут в другое место, да и только. Процесс этот обычно продолжался недолго, но в этот раз качка явно затянулась.
- Ты подумай, куда ж это он нас волочет? - ворчал Валентин, перекатываясь по полу мячиком. – Тут уж не к новому заливчику, а к новому океану уносят. Видать, там этих свинодраконов видимо-невидимо нерестится!
Болтанка продолжалась уже рекордное время и становилась всё ощутимее. Валентин продолжал что-то говорить, но его уже не было слышно. Люди разлетались по сторонам. Тряска постепенно переросла в настоящий девятибалльный шторм; вокруг всё завертелось и перевернулось вверх дном. Люди летали в пространстве и бились о мягкие стены, не понимая, что за новый фокус готовит для них Конечность. Из них уже почти никто не кричал. Низ, верх, стороны стали неразличимы, и в конце концов всех обитателей садка вытряхнуло через открытое горлышко бутылеобразной тюрьмы в свободный полёт. Где-то вдали Глеб услышал последний улетающий крик Валентина: «Держись, старина!»…
В глазах промелькнул яркий ослепительный свет. Полёт из бутыли был недолгим. Снова мягкое приземление, только на этот раз тело глубоко ушло во что-то жидкое. Глеб успел набрать в рот воздуха, вывернулся на глубине и начал всплывать вверх. Первое что пришло в голову – их выбросили в море, о котором рассказывал африканец, как подкормку, а значит, вот-вот должны появиться свинодраконы. Его потянули за волосы. Рядом, как всегда, оказался Валентин и помог Глебу вынырнуть из воды. И снова вспышка яркого до боли в глазах света.
- Плыви! – крикнул он в ухо.
- Куда? – спросил Глеб, чуть не захлебнувшись.
- За мной!
И Глеб поплыл. Он ничего не замечал рядом, он чувствовал только впереди плывущего Валентина и старательно размахивал руками.
Затем он ощутил руку друга и одновременно почву под ногами. Они вышли на берег. Берег был песчаным, сверху светило жаркое солнце, вот только глаза от него совсем отвыкли, и куда-либо смотреть было невмоготу. «Валик, Валик, где мы? Где свинодраконы? Где Конечность?» - бормотал Глеб, закрыв глаза. «Сейчас нас съедят? Как мы выплыли из моря?»
- Спокойно, брат. Всё кончено.
- Что кончено, Валя?
- Всё, Глеб. Всё кончено. Открывай глаза, только осторожно, не смотри на свет.
Щурясь, Глеб заметил, что из воды выходят ещё несколько бывших пленников. Все достигнувшие берега собирались возле Глеба с Валентином, ведь те давно уже считались признанными лидерами. Никто ничего не говорил. Никто ещё ничего не мог понять. Наконец, Валентин, встав на колени, со слезами на глазах принялся громко кричать.
- Это Земля! – голосил он. – Это наша Земля! Терра! Посмотрите – это наше солнце, наше небо, наши облака! Наш песок… - Он взял его обеими руками. Часть его просыпалась между пальцами, а тем, что осталось в ладонях, он обтёр себе лицо. Песок был таким родным – шершавым и в то же время нежным и мягким.
- Как такое может быть, Валя? Я не понимаю… – Глеб ещё не успел оценить перемену обстановки.
Валентин подошёл к воде и зачерпнул в ладони воду.
- Посмотрите - это вода. Обыкновенная вода с двумя атомами водорода и одной кислорода. Вспомните, что рассказывал африканец. Он говорил о тёмном маслянистом море. Где вы видите тут что-то похожее на масло? Ничего общего, потому что это наша вода – земная вода. – Он умылся ей, зашёл в неё по колени и по-детски поплескался, создавая брызги и маленькие водовороты. Все внимательно за ним наблюдали. Закончив игры с водой, он продолжил представлять новые доказательства того, что находится на родной планете. Он начал показывать разные деревья, растущие неподалёку, и объявлять их названия. - Это - пальма, а это похоже на авокадо, а вот магнолия. Разве там, где живут свинодраконы, могут расти такие растения? – Для большинства он говорил на малопонятном языке, но в нём было столько чувств и экспрессии, он был преисполнен таким неподдельным торжеством, что выжившие пленники понемногу проникались его страстным воодушевлением и самостоятельно стали осмысливать сложившиеся обстоятельства. Появились первые лучезарные улыбки и проблески радости. А когда индонезиец поднял с песка обыкновенного краба и показал всем - началось всеобщее ликование.
- Мы дома! – кричали все на разных языках.
Пока люди были охвачены волнами ностальгической эйфории, Глеб, дрожа от ещё невыраженных эмоций, тихо спросил:
- Но... как? Как ты всё это объяснишь? Я ничего не пойму… Конечность больше не покажется?
- Объясню. Всё очень просто, Глеб. Что ты делаешь после того, как рыбная ловля окончена?
- Ну, несу улов домой.
- Что ты делаешь с оставшимися в банке червями?
- Ах, с червями… Выбрасываю в речку, на корм рыбам.
- Не все так делают, Глеб. Некоторые просто оставляют банку там, где ловили. А я так всегда высыпаю остатки обратно на землю. Не обязательно там, где их копал. Просто высыпал куда попало и всё. Пускай ползут, куда хотят, мне уже до них нет дела. Может, мне дорога эта банка, где они были, или в водоёме рыба закончилась. В любом случае, я ими не питаюсь, и они мне не нужны. Теперь понятно? Конечность поступила именно так.
Глеб начинал прозревать.
- Ты хочешь сказать, что Конечность выловила всех свинодраконов и высыпала нас обратно на Землю?
- Я хочу сказать, конец рыбалке, Глеб! Нас репатриировали.
- Но я совершенно без понятия, где мы сейчас находимся.
- Мы на Земле, Глеб. Мы дома. Разве этого мало? Нам очень повезло, что Конечность выбросила нас прямо в воду, да ещё так близко от берега. Будь мы хоть на острове, хоть на континенте, отсюда мы всегда найдём с тобой дорогу домой. Или, может, тебе в бутыли больше нравилось сидеть?
Глеб нервно выжал из отросшей бороды воду и испуганно закачал головой.
- То-то же. Я думаю, оставшихся людей из других бутылей тоже где-нибудь выбросили. Да и на Земле ещё, надеюсь, не успели всех отловить, возможно, и Маринка твоя до сих пор цела и невредима.
- Слушай, Валентин…
- Говори.
- А вдруг Конечность нас отпустила на время. Или для того, чтобы дать нам возможность размножиться до определённого количества, а затем снова…
- Хватит! – прервал Валентин. – Хватит о Конечности. Люди найдут на неё управу. Сейчас нужно обследовать территорию и определить наше местонахождение. Кажется мне, что мы где-то на Гавайях или на Таити, а то и на Канарских островах. А? Курортное место, друг. Заслужили мы с тобой такие места, аль нет? Поднимайся, пора и ноги уже размять. А-то привык на мягкой перине месяцами валяться.
Вконец измытарившийся Глеб посмотрел в небо. Оно вдохнуло в него уверенности и спокойствия. Он понял, что сможет начать всё сначала, даже если исчезли почти все родные и близкие. Есть ещё одно родное, родное для всех – это Земля, Земля с Солнцем, облаками и травами. И ещё эти измученные люди, которые совсем недавно ждали смертного часа, а сейчас полны энергии и энтузиазма. Общие мучения, а теперь непомерный душевный подъём сплотили их. Они готовы ко многому. Они понимают друг друга без языка. Один взгляд, маленькое движение души - и все они реагируют на это. Они цепко держали друг друга в бутыли, не давая ни себе, ни соседу оторваться, хотя и знали наперёд, что кому-то всё равно придётся лететь в проклятое отверстие на корм невиданной твари. Теперь они веселятся в воде, как дети. Теперь они сами - не разлей вода. А ещё час назад никто уже и не мечтал о спасении. Как часто в жизни меняются полюса. И как эти перемены меняют самого человека. Глеб побежал в воду к остальным… Спустя время он вышел и громко свистнул. Все оглянулись. Глеб призывно заулыбался. Они с Валентином просидели в садке срок намного больший, чем остальные. У них больше опыта борьбы с опасностью, а значит, авторитет у них на должном уровне. И теперь только им созывать собрание и готовить людей к новым, теперь уже земным приключениям.

© Дмитрий Ларин, 2015
Дата публикации: 31.07.2015 10:13:04
Просмотров: 2159

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.