Вирус - глава 1
Светлана Беличенко
|
Форма: Роман
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 5253 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Записки из вирусного госпиталя
Все герои произведения являются вымышленными, Любые совпадения с реальными людьми случайны Глава 1. Палата номер пять – Кто мы? Кто, в конце концов, чертовы мы? Люди мы, в конце концов, или нет? Люди мы или изверги? – Не знаю, не знаю… Ирина лежала в вирусном госпитале четвертый месяц. За это время у нее два раза останавливалось сердце, единожды она задыхалась во сне, у нее плохо заживали язвочки на коже, а зрение со слабого упало совсем. И все же Ирина была жива. Она дышала (большей частью через кислородную маску), сердце ее билось. Она шевелилась. И, как всякий человек, Ирина переживала, волновалась, нервничала, а порой и злилась. На жизнь, которая обходилась жестоко. На Бога, который помог, но не все сохранил. Вообще, когда-то Ирина была молода и практически здорова. И была нормального веса и нормального телосложения, хорошего питания и вполне достаточной активности. Работа не очень интересная, местами даже нудная, скучная и туповатая – делопроизводитель. Однако после работы можно было и погулять (а это какая-никакая двигательная активность), сходить с мужем в кафе и отведать вкусного овощного салатика и свежевыжатого фруктового сока (а это, в свою очередь, витамины и клетчатка для организма). Пока человек молод, он еще не забывает время от времени фокусироваться на своей точке здоровья. Вот ему тридцать, и в один теплый, солнечный летний или весенний день он встает, выглядывает в окно, расправляет плечи, улыбается солнцу, варит бодрящий кофе и фокусируется на точке здоровья. Вот он я, Человек, здоров и бодр, тело мое подвижно, гибко, я могу разбежаться хорошенько и радостно нестись навстречу новому дню. Пища, которую я вкушаю, доставляет мне наслаждение. Я красив, силен. Я живу, и счастлив жить, вкушать и дышать. Вот ему тридцать пять, сорок, сорок пять… И в один из дней, пусть даже осенью или зимой (ведь чем дальше, тем больше хочется жить, ей-богу), просыпается Человек, радуется тоненькому солнечному лучику, огненно-рыжему опавшему листу или снежинке, мягко приземляющейся на землю. Все еще жив, все еще подвижен, все еще человек… Расправляет плечи, уже не так стремительно несется навстречу новому дню, но идет подвижным шагом. Размышляет о том, что неплохо бы как-нибудь поесть свежих овощей и фруктов. А немного домашнего вина не только поднимет настроение, но и даже в некотором смысле полезно для пищеварения. И потом как-то происходит то, что Человек перестает фокусироваться на своей точке здоровья. Как? Когда? Почему? Это не происходит в один момент. Постепенно человек как будто «выключается», отдает бразды правления своей жизнью на откуп высшим силам. Нет, он хочет жить, но будто бы снимает с себя часть ответственности за свое нынешнее состояние – за здоровье, за тело, даже за бодрость духа. Ведь старость неминуема, что ни предпринимай. И вот, тело его малоподвижно, часто обрастает лишним, в пище преобладают углеводы и жиры. Белка, витаминов и клетчатки не хватает. Человек меньше радуется солнцу и забывает фокусироваться на том, чтобы расправить плечи (а ведь это, пожалуй, самое важное!), насладиться бодрящим кофе и устремиться навстречу новому дню. Он теперь просто живет. Просто, как есть, как возможно, как Бог дал. Он, Человек, больше не принадлежит самому себе. Но все еще жив, все еще существует, все еще человек… Ирина держалась неплохо. При всей, казалось бы, безвыходности ситуации со зрением, она, по-видимому, не собиралась сдаваться. Мира осторожно приоткрыла дверь в палату. Тарабердиева тут же завопила: «Ой, девочка, господи, господи, у меня живот болит! Я три дня по-большому не ходила». Пожилая санитарка Полина Михайловна, оттолкнув новенькую (всего неделю как) работницу Миру, ворвалась в пятую палату. – Не слушай ты ее! Молчи, давай, Тарабердиева! Болит у нее! Ага! Как же?! Щааас!.. В общем… тут окно помоешь, плинтуса по-хорошему с «Пемоксолью» пошоркаешь, линолеум тоже с «Пемоксолью». Двери, подоконник, поняла? – Поняла, – кивнула Мира. Полина Михайловна вышла. Тамара Тарабердиева, как побитая собачонка, вся съежилась, скомкалась, вжалась в уголок кровати. И молча заскулила. Ирина вздохнула. Другие две обитательницы палаты, которые уже излечились от вируса и шли на выписку, возмущенно затарахтели, засуетились. – Здесь не надо окна мыть! Откроешь окно, мы снова заболеем! Да что МЫ! Вон, бабушку продует, она у окна лежит! Как не стыдно тебе, всем нам здоровье портить! – Так лето ведь, тепло, – парировала Мира. И бабушку мы укутаем или выкатим на кровати. – Нет, мой окна только изнутри, открывать не надо! – возмущенно закричали дамы. – Хорошо, – ответила Мира. Она вспомнила, как неделю назад, когда Тамара Тарабердиева сходила «по-большому» на судно, обе женщины с возмущением на невыносимое амбре, открыли все окна, невзирая на бабушку, лежащую у окна под тоненьким покрывалом. Хотя тогда на улице было намного холоднее, и дул сильный пронизывающий ветер. Тогда дамы еще громко причитали, что «невозможно находиться в таких невыносимых условиях», и они что будут «жаловаться в вышестоящие инстанции». Мира помнила, как уговаривала дам оставить открытой одну лишь форточку, а самим выйти в коридор, пока палата будет проветриваться. Но дамы были неумолимы. Ирина молчала. Бабушка, которой было уже за девяносто, много спала и лишь изредка открывала глаза и улыбалась. Тарабердиева отвернулась к стене. И Мира вышла. © Светлана Беличенко, 2023 Дата публикации: 12.09.2023 16:15:07 Просмотров: 933 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|