КАЗАЧЬЯ СТАРИНА. Савушкино гнездо

Людмила Рогочая

Форма: Рассказ
Жанр: Историческая проза
Объём: 9233 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Савушкино гнездо

1
Старый Савушка умирал от голода. В тридцать третьем многие так погибли. Мы уже похоронили сестрёнок Надю и Полю, и дядю Андрея, и его жизнерадостную жену тётю Дуню. Но дедушка всегда был рядом с нами. Добрый! Весёлый! Затейливый! А сколько песен,загадок, сказок да прибауток он знал! Со всей станицы сбегались ребята к нашей завалин¬ке его послушать. И вот лежит он, маленький, беленький. А слёзы льют¬ся из глаз у меня и у Коляши. И вдруг дедушка говорит:
– Василёк, казаки не плачут. Ты видел когда-нибудь, чтобы я плакал?
– Нет, – всхлипнул я.
– И вы не плачьте, ка-за-ки.
И умер.

2

А да тут ишли-прошли ребята молодые,
А да тут ишли-прошли ребята молодые,
Что за ними идуть матушки родные,
Да что за ними идуть матушки родные,
Во слезах пути-дороженьки не вижуть,
Во слезах пути-дороженьки не вижуть,
Во рыданьица словечка не промолвють,
Да во рыданьица словечка не промолвють...

Из песни терских казаков

Рассвело. Раиса давно встала и гремела чугунками у печи. Наверху заворочалась и заохала свекровь. Семнадцать лет живёт Рая в этой се¬мье, три деверёнка и две золовушки вынянчила ей, бабе Марусе, а не слыхала от неё доброго слова. Строгонька свекровь. Зато свёкор, дед Савушка, весёлый да ласковый «жалельщик», как его окрестила жена.
Рая, увидев, что свёкры проснулись, робко шепнула:
– Вчера и хлеб пекли, а Ванюшки что-то не было.
Савелий спустил ноги с печи:
– Ночью опеть стреляли. Кто ж нонче командует в станице?
В боковушке с кровати соскочил Миша:
– Я, папаша, погляжу!
– Да тише ты, байдарский конь, дети спят, – заворчала мать.
В доме занимались своими делами, прибирались, одевали ребятишек, а сами нет-нет, скрывая беспокойство, поглядывали на дверь. Наконец, влетел запыхавшийся Миша и с порога застрочил:
– Красные. Ваня наш в сарае на атаманском дворе. Там у них штаб. А Гнедко у калитки стоит привязанный.
– Видно, скакал домой, сынушка родимый, – запричитала мать.
– Что делать? – все смотрели на Савелия.
– Я думаю, искать Андрюшку. Он ить у красных за командира. Неужто не выручит брата?
Заплакал годовалый Колюшка. Раечка не услышала. От предчувствия беды застучало в висках, в горле набухал ком.
– Глухая тетеря! Дай титьки дитю! Думаешь, у меня об сынушке серд¬це не печалуется, – снова заголосила баба Маруся.
Савелий, зажав руками голову, сосредоточенно думал, не замечая на¬зревавшей ссоры между женщинами. Вдруг он опустил руки и резко спросил сына:
– А сколь там охраны?
– Я всё высмотрел, папаша, – торопливо проглатывал концы слов Ми¬хаил, – во дворе десять казаков, три иногородних и женщина в красном подшальнике. Да у сарая двое с ружьями, а с огороду – никого. Папаша, а ведь Ваня там не один. Кто-то ещё стонет этак жалобно тоненьким го¬лосом. Я с огороду подползал к сараю и слышал.
– А крепкий сарай? – продолжал выспрашивать Савелий.
– Недавно ставили. Кажись, в девятнадцатом году, – встрял в разговор Федюшка Беспалый, родственник и приживалец. – Ещё тогда у атамана наш Кирюшка Севаволов ходил в работниках. Он и сарай крыл.
Савелий поднял голову,
– А пол там, интересно, настланный или земляной?
– Кажись, земляной.
Отец задумался, затем, сокрушённо покачав головой, вздохнул:
– Плохо, что все сыны в разброде: от Абраши вестей нет, да и Андрей, как ушёл к красным, так и не кажет носа домой. Остальные совсем далёко.
Мать встрепенулась:
– Нюра, пойди, дочка, к Авдошке Тимониной. Можеть, Андрюшка там. Давеча баба Вера сказывала, что ходит он до ей.
Нюра, набросив на голову материн полушалок, стрелой метнулась со двора.
– Давайте исть, – Савелий сел за стол, – Раиска, что там в чугунке, опеть кондёр?
– Так он же с салом, папаша.
Быстренько накрыв стол, Рая ушла к себе за занавеску.
– Ты иде пошла? – строго спросил Савелий, – садись исть.
– Я не хочу.
– Садись, тебе дитё кормить надо! – прикрикнула свекровь.
Когда выскребали ложками последнее, вбежала Нюра.
– Не было его. Уж пять дён не было. Уехал, говорит Евдошка, ваш Ан¬дрей на важное задание.
– Знаем это важное задание, – проворчал Савелий Михайлович, – схо¬роны искать да сундуки трусить. А ты давай, Нюрочка, к столу. Поешь. Рая тебе отсыпала в чашку.
После ужина никто не выходил из-за стола. Притихшие, все смотрели на отца, даже Коля молчал, сосредоточенно сося палец.
«Что ж я сделаю? – думал Савелий. – Остались старые да малые. Картина невесёлая. А как хорошо жили! Служба, крестьянские заботы, нарожали с Марусей вон двенадцать детей! Иван – старший! Отважный казак. Четыре Георгиевских креста имеет. Офицер. В белой папахе хо¬дит. Да долго ли ему ходить? Абрам тоже храбрец. Где сейчас его носит судьбина? Вася, Миша, Гриша и Ефрем на германской головы сложили. Ещё неженатые были. Только и остались после них медали и кресты. Ан¬дрей у красных воюет, свою правду ищет. От Александра вестей нет, как сгинул. Ещё две дочки замужние. Обеих отдали в станицу Троицкую за двоюродных братьев. Зятья теперь у Деникина казакуют, дочки без защи¬ты с малыми детушками да стариками остались. Дома только младшеньк¬ие, Нюра и Миша, старый Федюшка, жена да сноха Раиса с четырьмя детьми. Через неделю-другую боронить, сеять надо. Коней всего пара осталась...»
– Савуска, – трёхлетний Василёк дёрнул деда за палец, – поехали за папаской!
Заплакала Раиса. Сквозь всхлипывания она горько выпаливала:
– Убьют!.. На рассвете расстреляют... Вон и Нюра говорит, что братья Даниловы на улице шашками махали, похвалялись старикам, что к утру порубят всех беляков.
Маруся отозвалась на слова снохи болезненным вскриком и, стиснув виски руками, завыла. Савелий ничего не слышал: всё думал, как спасти сына. И вдруг пришло решение, которое подспудно вызревало в нём с самого начала:
– Будем подкоп делать. Сейчас ещё светло. Смеркнется, и пойдём.
– Хто? – с надеждой выдохнул Мишунька.
– Дед Пихто. Пойдём мы с Раисой. Мать больная, дед Федюшка без пальцев. Куда ему? Вы с Нюрой ишо детва. Стемнеет, и пойдём, – руба¬нул он.
Весь день семья не находила себе места. Давно подготовлены и сло¬жены в мешок инструменты. Рая с Нюрой набили подсумок едой. Миша накормил и выгулял Серка.
– Коня-то, как будет совсем темно, отведёшь к куму, дяде Егорушке. Привяжешь за старую вышню на задах и домой. – Савелий пристально посмотрел сыну в глаза. – Понял? До-мой!
Пообедали, когда сумерки уже накрыли затаившуюся станицу. Про¬щались недолго, с надеждой на лучшее. Только Раиса прижала к груди старших девочек Надюшку и Полюшку да клюнула в лобики Коляшу и Василька.
Вышли на задний двор и огородами стали пробираться к атаманской усадьбе. Мартовский морозец укрепил пахотные кочки, и ноги не прова¬ливались в созревающую почву. Забрехали соседские собаки. Рае стало страшно.
– Зайцы, наверное, – заметив испуг снохи, буркнул Савелий.
Метрах в ста от атаманского огорода, у стожка, остановились. Ждали, пока умолкнут собаки. Четверть часа сидели молча, погружённые каж¬дый в свои думы.
– Пора! – чуть слышно шепнул Савелий. Но Раиса его поняла. При¬гнувшись, они осторожно приблизились к стенке большого сарая, вероят¬но, предназначенного для хранения крестьянского инвентаря. Савелий поскрёб ножом по стенке.
– Кто там? – сдавленным шёпотом спросил по ту сторону Иван.
– Свои. Мы с Раисой. Рыть подкоп тебе будем. Готов бежать?
Иван от радости замешкался с ответом. А Савелий озабоченно поин¬тересовался:
– Где охрана? Не знаешь, стоят там, у входа?
– Нет. Исть пошли. Уже песни горланят.
– Слава Богу! У тебя руки-то связанные?
– Да, верёвками.
– Ну, дай знать хоть как-нибудь, где ты.
Иван чем-то глухо шаркнул по стене в правом углу.
Сотворив молитву, начали копать. Савелий изо всех сил врезался ко¬роткой лопатой в подмёрзшую землю, а Рая быстро выгребала её тяпкой подальше от наметившегося лаза. Работали около двух часов как за¬ведённые, повторяя одни и те же движения. Пальцы окоченели. Нако¬нец, рухнул в проделанный лаз верхний слой земляного пола. Останови¬ли работу, чтобы немного передохнуть. Шёпотом переговаривались с Иваном:
– Ванюша, ты там один?
– Один. Рядом покойный Тимофей Исаевич Подколюжнов. Ишо утром отмучился. Царствие ему небесное. Справедливый был казак.
– Тимошка? Вместе служили. Удалец был! А за что его, старика-то?
– За то, что сынам провиянт вёз в горы. Они там коней да скот у ингу¬шей хоронили. Так и снесли Тимофею Исаевичу полплеча вместе с ру¬кой. Изошёл кровью и затих, болезный.
– А ты как, Ванюшка, целый?
– Целее не бывает. И дюже злой.
– Ну, сейчас, сейчас, соколик, мы тебе раскопаем проход. Выйдешь. У дяди Егорушки в огороде Серко тебя ожидает, за вышню стоит привя¬занный, – пробиваясь лопатой сквозь завал земли, успокаивал сына Са¬велий. – Пересидишь где-нибудь. А уйдут красные, сеять начнём. Пашня почти поспела.
Земля под сараем оказалась рыхлая и податливая. Через короткое время отец уже разрезал путы на руках и ногах сына.
Рая припала к груди мужа и беззвучно тряслась от рыданий.
– Ну будеть, будеть. Живой ишо, – успокаивал её Иван. – Спасибо, родные, что выручили. Поклон передайте матери, сродственникам, ско¬ро свидимся.
Свидеться не пришлось. Серым октябрьским утром 1921 года на же¬лезнодорожной станции Невинномысская его расстреляли из пулемёта бойцы бронепоезда «За власть и свободу трудового народа».
Это был мой дед Иван Савельевич Лизунов.

© Людмила Рогочая, 2009
Дата публикации: 22.03.2009 20:42:27
Просмотров: 2993

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.