Про Цезаря (роман).

Георг Альба

Форма: Роман
Жанр: Антиутопия
Объём: 119415 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Георг Альба

Veni, Vidi, Vici.
(Псевдоисторический роман)
Содержание:
Пролог. стр. 3
Гл.1 Триумвират. стр.6
Гл. 2 На троих. стр.9
Гл. 3 Происхождение. Съезд. стр.14
Гл. 4 В сенате. стр. 18
Гл. 5 Встреча в саду. стр. 21
Гл. 6 «Alea iacta est.» стр. 25
Гл. 7 В ментовке. стр. 28
Гл. 8 Снова в саду. стр. 31
Гл. 9 В ресторане. стр.34
Гл.10 Гипноз-спаситель. стр. 38
Гл. 11 Планетарий. стр. 39
Гл. 12 Зоопарк. стр. 44
Гл. 13 На Пресне. стр. 48
Гл. 14 Конь с каменными яйцами. стр. 54
Гл. 15 Ваганьково. стр. 57
Гл. 16 Ипподром. стр. 61
Гл. 17 … но не мгновений. стр. 65
Гл. 18 Возврат в прошлое. стр. 71
Гл. 19 Ночное пение. стр. 74
Гл. 20 Арест. стр. 78
Гл. 21 В участке. стр. 81
Гл. 22 Чтение Шекспирта (групповуха). стр. 84
Гл. 23 Нудистский пляж. стр. 91
Гл. 24 Покушение. стр. 92
Гл. 25 «И швец, и жнец, и на дуде игрец». стр. 97
Гл. 26 На главной площади. стр. 100
Гл. 27 Лобное место. стр. 103
Гл. 28 Исторический музей. стр. 107
Гл. 29 Скифы. стр. 110
Гл. 30 Жуков на коне. стр. 113
Эпилог. стр. 120

Эпиграф: «Если римский народ заключит мир с гельветами, то они пойдут в ту сторону и останутся там, где ты поселишь их; если же ты упорно будешь продолжать войну с ними, то вспомни прежнюю доблесть гельветов. Что касается того, что ты неожиданно напал на одну их часть, то не придавай на этом основании большого значения своей храбрости и не презирай нас. Мы научены нашими предками надеяться в борьбе больше на храбрость, чем на хитрость. Поэтому не доводи дела до того, чтобы это место, где мы остановились, получило название от поражения римлян».
(Так Цезарю говорил Девикон).

Пролог.

Расскажем о Цезаре,
Засыпавшем на заре.
Ведь он великий человек.
И прославился на век.

Пусть спокойно он поспит.
Ложе пусть его скрипит.

Пока Гай спит - о Девиконе,
которому послушны кони.
Хороший он наездник был.
И славу тем себе добыл.

Он Цезарю служил исправно,
Немало заслужив наград.
Совет давать имел он право
И праву этому был рад.

И что ему дались гельветы,
Те, что носили сандалеты?
Они поспешны на ответы,
И на руках у всех браслеты…

Они ходили босиком.
Правитель их был босяком.
Он ногти на ногах не стриг
И звался странно: Оргеториг.

Такое Девикона злило,
И он ходил на них в поход.
Его борьба так закалила,
Что воевал он каждый год.

Сам Цезарь одобрял походы
И Девикона уважал
Исправно Девикон служил народу
И Рима славу умножал.

Оргеториг любил походы.
То для него была забава.
И от того росли доходы,
Росла и воинская слава.

Он убедил весь свой народ
Покинуть нажитую землю,
В завоевательный идти поход.
Словам вождя все люди внемлют.

Вторгаться он привык к соседям
И совершать на них набеги.
Те предавались сладкой неге
Иль отдавали себя детям.

Уж, может, хватит о гельветах?
Пора бы развивать сюжет.
Другие показать портреты.
Или других героев нет?

Другие есть и их немало.
Тут и Помпей, и Брут, и Красс.
Теперь их очередь настала
В правдивый влиться наш рассказ.

Глава первая. Триумвират.

Цезарь достал свой дорогущий смартфон и позвонил:
- Алло, Помпей?
Вино без меня не пей.
Чуть подожди. Я скоро буду.
Фалернского как раздобуду.

- Зачем с ним пьёте, мой патрон?
- спросил с тревогой Девикон.

- Чтоб он не думал, что я зол.
Ночами пью я фталазол.
Запорами ведь я страдаю
И в ступор иногда впадаю.

Сигналя клаксонами, подъезжает колесница, запряжённая тремя «Лексусами». Вожжи держит Марк Лициний Красс, сзади сидит улыбающийся Гней Помпей.
- Мы за тобой, - гостеприимно открывает дверцу Помпей. – Садись, друг детства, Юлий Гай. Меня теперь ты не ругай!
- С чего ты взял? – смутился Цезарь усаживаясь.
- Где обещанное фалернское? – спрашивает Помпей.
- Ещё не успел. Вы так быстро приехали. Щас пошлю гонца-сорванца. Ей, Девикон, подь сюдой!
Девикон подбегает и встаёт на задние лапки.
- Чавойт изволит хозяин?
- Сгоняй в ближайший магазин за поллитрой!
- Водки?
- Фалернского, дурак!
- Одной мало будет, - резонно замечает Помпей.
- Бери три! – кричит Цезарь.
- Понял. Щас я мигом как истребитель МИГ!
Девикон убегает.
- Дорогой Помпей, хоть я тебя и разбивал столько раз: в Италии, в Испании дважды, в Греции и в Африке. Но все равно ты мне друг, товарищ и брат.

- Ты Цезарь добр и справедлив,
Хотя бываешь и строптив.

- Друзья мои, вам очень рад!
Мы создадим триумвират.
Ты Красс, Помпей и я
– есть наша дружная семья.

Проще говоря: «тройка», но без «семёрки» и «туза», как в опере про три карты. И будет у нас в империи порядок.
- Но сенаторы-оптиматы возмутятся, - подал голос Красс. – Куда запропастился твой гонец?
Хочу я выпить, наконец!
- В очереди, наверное, стоит, - догадывается Помпей. – А по поводу сената… казним несогласных.

Прибегает Девикон с тремя бутылками в зубах. Запыхался.
- Почему так долго?
- Очередь.
- А удостоверение «Помощник Консула» тебе зачем дано?
- Чтобы без очереди купить вино!
- Так в чём дело?
- Просрочено давно оно!
- Тогда дела твои – говно… Но ты не унывай!

Экипаж трогается. «Лексусы» заржали и помчали. Недолгая поездка по пыльным римским улицам и вот она, цель: «Колизей Культуры И Отдыха» (ККИО) имени Аскольда Матвеича Пешкова, любившего пить горькую (притом без закуски).

Глава вторая. На троих.
Подъехали. Припарковались в неположенном месте (на ГАИ надейся, но сам не плошай и давай вовремя «на чай»). Подошли к знаменитым стенам, на которых красовался выцветший плакат «Нет заведенья в мире злей, чем наш Великий Колизей!» Купили билеты со скидкой – для детей и инвалидов первой группы (лежачих). Вошли. Бабка билетёрша-бузотёрша напомнила: - Молодые люди, приносить с собой и распивать спиртные напитки запрещается!
- Знаем, бабусь! Не бери в голову, - ласково промурлыкал Цезарь и укорил себя: «Конспиратор хренов - из-под туники горлышко торчит».
Расположились на каменных скамьях сенатской ложи. Желание выпить душу гложет.
- Из горла? – спросил Красс.
- Смотрите, кто-то забыл бумажные одноразовые стаканчики, - заметил Помпей. – Как раз три.
- Так это с прошлых календ осталось. Здесь туристы из Скифии отдыхали, - догадался Красс. – Оченно даже кстати – не надо стаканы где-то п**дить!
Цезарь откупорил первую поллитру и разлил.
- За нашу бескорыстную дружбу мужскую! – провозгласил он.
Выпили, занюхали рукавами своих туник и тог (вот такой выпивки итог!), хотя вино некрепкое, но привычка неискоренима. Посидели молча, щурясь от солнца. Затем окучили по второй и третьей. Стаканчики дали течь и их гневно отбросили. Уборщица-рабыня Нюра, появившаяся внезапно как атака легионеров метёлкой и совочком сгребла мусор в полиэтиленовый пакет и забрала пустую тару, напевая в полголоса шлягер из огромного репертуара вавилонской блудницы-певицы Софки Ротару:
Я, ты, он, она,
Вместе — целая страна.
Вместе — дружная семья,
В слове «мы» — сто тысяч «я»
Большеглазых, озорных,
Черных, рыжих и льняных,
Грустных и веселых
В городах и селах!

Красс вспомнил слова и присоединился к певунье:

Над тобою солнце светит,
Родина моя,
Ты прекрасней всех на свете,
Родина моя!
Я люблю, страна, твои просторы,
Я люблю твои поля и горы,
Сонные озера и бурлящие моря.

Вспомнил и Помпей:

Над полями выгнет спину
Радуга-дуга,
Нам откроет сто тропинок
Синяя тайга.
Вновь настанет время спелых ягод,
А потом опять на землю лягут
Белые, огромные, роскошные снега,
Как будто праздник!

Их примеру последовал Цезарь:

Будут на тебя звезды удивленно смотреть,
Будут над тобою добрые рассветы гореть в полнеба.
В синей вышине птицы будут радостно петь,
И будет песня звенеть над тобой в облаках
На крылатых твоих языках!

Хор рабов за кулисами подхватил припев:

Я, ты, он, она,
Вместе — целая страна.
Вместе — дружная семья,
В слове «мы» — сто тысяч «я»!

.
- Хто ж таку душевну песнь зафигачил? – прослезился сентиментальный Помпей.
- Чьи слова и музыка? – поинтересовался Красс.
- Слова Роберта Рождественского, а музыка Давида Тухманова, - объяснил всезнайка Девикон.
- Они хто? Греки, поди? – не унимался Помпей.
- Если автора музыки зовут Тутанхамонов, то он, знать, египтянин, - догадался Красс.
- Да это похлещи и Фауста, и Гёте, как говаривал скифский кесарь Сталин, - подытожил Цезарь. – Надо предложить сенату утвердить песню, как новый гимн Великой Римской Империи! Как вы, братаны?
- Мы за! – сунисонили собутыльники, в прошлом развратники и насильники.
- А теперь, если желаете, други мои, поведаю вам о нравах и обычаях этих проклятых галлов-нахалов, - предложил Цезарь и икнул. – Наверное, они меня вспоминают.
- Поведай, поведай! – дружно откликнулись кореша.
-Слушайте! – Цезарь встал в позу Маяковского и начал.
- In Gallia non solum in omnibus civitatius atque in omnibus pagis partibusque, sed paene etiam in singulis domibus factions sunt, earumque factionum principes sunt, qui summam auctoritatem eorum iudicio habere existimantur, quorum ad arbitrium iudiciumque summa omnium rerum consiliorumque redeat.
- Спасибо, спасибо, брат Гай Юлий! – замахали ручонками слушатели. – Будя! Так всех читателей нашего увлекательного романа отпугнёшь латынью.
- Если устали, тогда…- сменил позу Цезарь и схватился за бутылку, – третью допьём! Только придётся из горла. Но это ещё более подчеркнёт и упрочит наш Союз Нерушимый Собратьев Свободных (СНСС)!

Глава третья. Происхождение. Съезд.

Он наречён был именем слона.
У мавров слон зовётся «цезай».
Из чрева мёртвой матери
Его живого извлекли -«кесарево (цезарево) сечение»).
Ребёнок был длинноволос,
С глазами серо-голубыми.
У этрусков древних
словом aisar звался бог.
А первым Цезарем был претор
В двухсот восьмом году до новой эры.
Две ветви Юлиев известны:
Одна от Гая Мария,
а род другой от Суллы.
И это с века первого до новой эры.
Мать Цезаря Аврелия Котта,
Семья плебейская её,
Но знатна и богата.
А бабушка из рода Марция,
Четвёртого царя.
Но все они цвет общества – элита.

- Едем в Сенат! – предложил Цезарь. – Нас, наверное, заждались.
- Пора, - посмотрел Помпей на свои швейцарские (гельветские).
- Без нас не начнут, - ухмыльнулся Красс, включая зажигание.
«Лексусы» заржали и помчались по пыльным улицам Вечного Города.
- Никто улицы не подметает, - возмутился Цезарь. – Опять дворники-таджики свою «уразу» празднуют.
- Ураза, ураза! Всем бутылочкам гроза, - запел Помпей, вспоминая походы на Восток. – Эх, жаль! Надо бы добавить…
- Куда смотрит служба быта и лично товарищ Кособянин? – возмутился Красс. – Надо таджиков уволить и нанять узбеков.
- Так мы и да туркменов доберёмся, - засмеялся Цезарь. – Опосля заседания добавим!
- Приехали, - затормозил водитель.
Двери сената имени Фрэнка Синатры открыты, вскоре начнется заседание. Великолепны полы, украшенные интарсиями из ценных пород мрамора, привезенных из разных уголков огромного государства — здесь в буквальном смысле слова "ступаешь ногами" по владениям империи. Здание сената широкое в торце, по бокам поднимаются широкие ступени, на которых в несколько ярусов стоят сенаторские кресла. Они из дерева, украшены тонкой резьбой. В целом получается нечто среднее между "певческой капеллой" (schola cantorum) и залом королевских аудиенций. Огромные мраморные плиты на стенах сияют в солнечных лучах. Сколько торжественных речей здесь звучало, все не перечесть! Здесь, всего на нескольких десятках квадратных метров, было принято столько знаменательных решений, вошедших затем в учебники истории… Какие еще места на планете оказали такое влияние на судьбы человечества?
Многие сенаторы уже на местах и беседуют с коллегами. Кто-то шепчется, кто-то смеется.
Кое-где собрались кучки людей, что-то негромко обсуждающих. Скоро начнутся прения. В эти дни на повестке дня были разные темы, вчера, например, обсуждали монументальную триумфальную арку в Беневенте (от которой отходит Траянова дорога), сооружение которой близится к концу. Но сегодня на повестке дня более серьезный вопрос. Траян очень далеко от Рима: в январе он торжественно вошел в Антиохию, а сейчас сражается в Месопотамии. В Рим дошли прекрасные известия: он завершил завоевательную кампанию, взяв такие важные города, как Батна, Нисиба, Ктесифон. Легионы наградили его почетным титулом Parthicus (то есть "Победитель парфян". Теперь сенат должен решить, как формализовать этот титул…
Марк Брут о чём-то оживлённо беседует с Гаем Кассием, Квентин Лигарий, Гней Домиций Агенобарб и Понтий Аквилла явно соображают «на троих», пребывает в мечтательном одиночестве Туллий Кимвр, о чём-то шепчутся Сервий Гальба и Минуций Базил, весело смеются братья Публий и Гай Каска.
Цезарь взошёл на трибуну, поправил микрофоны и объявил:
- Дорогие коллеги, слово для доклада предоставляется всеми уважаемому родному-дорогому полководцу и сенатору, покорителю Малой Земли и Большой Целины, Леонидусу Брежнецуму.
Поправив непокорную тогу, на трибуну поднялся грузный муж с необъятными радугами шоколадных бровей и лавровым венком на голове. Он презрительно оттолкнул микрофоны и громовым голосом начал:
- Товарищи сенаторы! Очередной, съезд нашей партии начал свою работу. (Аплодисменты.) Как всегда, съезд должен будет подвести итоги, определить задачи на будущее. Оценивая пройденный путь, можно твёрдо сказать: наш съезд верно определил основные тенденции и направления общественного развития. (Аплодисменты.) Цезаревская генеральная линия уверенно проводится в жизнь; задачи, выдвинутые на предыдущем съезде, в целом успешно решены. (Аплодисменты.)
Мы тихонько выйдем в фойе, так как докладчик зарядил надолго.

Глава четвёртая. В сенате.
. В открытые двери входит пожилой сенатор, кивнув вытянувшейся по стойке "смирно" охране у высокого бронзового портала. Он делает несколько шагов, ему навстречу кидаются молодые коллеги, возможно, чтобы спросить совета и "стратегических" рекомендаций на сегодняшнее обсуждение.
Караульные закрывают вход, с усилием толкая тяжелые ворота. Сенатор усаживается, поправляет складки тоги и обращает из-под седых бровей суровый взгляд на своих оппонентов. Стража занимает место на посту, положив одну руку на щит, другую на короткое копье-пилум (pilum).
После того, как докладчик Брежнецум, освободил трибуну, Гай Юлий тоже взял слово:
Я обольститель женщин и не только…
К любви с мужами тоже склонен я.
Не помню женщин было сколько,
Но есть законная семья.

И я великий полководец,
И много подвигов свершил.
Мне верен мой народец.
Ходить в походы я спешил.

Поправив тогу и передохнув, Цезарь продолжил про галлов:
Itaque eius rei causa antiquitus institutum videtur, ne quis ex plebe contra potentiorem auxilti egeret: suos enim quique opprimi et circumveniri non palitur, neque, aliter si faciat, ullam inter uos habet auctoritatem. Haec eadem ratio est in summa totius Galliae: namque omne civitales in partes divisae sunt duas.

В тринадцать лет меня в жрецы избрали,
Служителем Юпитера я стал.
Тогда же и меня женили.
То был мой первый пьедестал.

Но вскоре я бежал из Рима.
Тому виной интриги.
Противники мои непримиримы.
Надел я бедняка вериги.

В то время Сулла был у власти.
Он был пристрастен и жесток.
Пришлось бежать мне на Восток,
чтоб избежать такой напасти.

В войне участвовал я там
И даже спас солдата.
Нашёл я ключ к врагу вратам
И не забудется та дата.

Восстание подняли против Суллы,
Мятеж возглавил Марк Лепид.
Бойцам от злости сводит скулы
И свергнутый тиран вопит.

Вошёл в коллегию жрецов,
Которой управлял Аврелий Котта.
Род деятельности нов,
И новая теперь забота.

Чтой-то стишочки начинают утомлять, и действия никакого. Пора сменить компакт-диск. Может Цезаря из его мрачного доновоэрового времени в наше благостное времячко-бремячко каким-то макаром или Макаревичем, с помощью его «Машины времени», переправить? Как ты считаешь, читатель? Если не против, то дело - в неснимаемой Боярским шляпе. Тогда в путь-дорогу! Жаль, что не успели о романе Цезаря с Клеопатрой поведать. Но мы и их в нашу эпоху командируем.
Глава пятая. Встреча в саду.
Сад «Аквариум», который рядом с Тятром Сатиры, где вечно починяют сортиры. Лето (июль) Утро, но солнце припекает. На скамейке дремлет, одетый в лохмотья плешивый бомж. Рядом лежит короткий меч в ножнах. У ног валяется лавровый венок.

-Эй, дедок! - мимо проходит девица в модно-рваных джинсах, в белоснежных кроссовках и с сигаретой в зубах.
- Бессмертные боги! - бомж вздрагивает и хватается за меч.
- Хватит спать! Почему здесь разлёгся?
- «Почему разлёгся… И это – Юлию Цезарю!
- Не обижайся, дед!
- Кто ты, дитя?
- Я Клеопатра, царица Египта.
- Какая царица? Откуда ты здесь?
-Ты не должен так непочтительно говорить со мной. Я артистка Тятра Сатиры!
- У вас в тятре работают лесные божества сатиры козлоногие?
- Сам ты козлоногий, старый пердун.
- Я не колдун. В вашем театре и сам Дионис есть?
— Это хто таков? – девица сплёвывает и пускает клубы дыма. - Главный режиссёр у нас Ширвиндт, а не…
- Дионис - бог вина… У тебя внутри что-то горит? - удивляется бомж.
- С чего ты взял?
- Почему из тебя дым идёт?
- Потому, что курю.
- Что такое «курю»?
- Ты откуда взялся дет?
- Я из Рима, и прибыл сюда незримо.
- Для итальянского туриста ты слишком плохо одет. Лучше мне скажи, где холодное оружие спёр? В каком музее?
- Какое холодное?
- Меч.
- Он горячий, нагретый кровью врагов!
- Так ты кого-то замочил, дед?
- Никого никогда ни в чём не мочил.
- Выражение такое. Мочил – убил, значит.
- Врагов многих убил. Особенно– галлов!
- Так ты вояка, ветеран?
- Да, я имею много ран…

Девица, очевидно, вспомнив роль, декламирует:

- Прабабушка моей прабабушки была черной кошкой от священного Белого Кота, а Нил сделал ее своей седьмой женой. Вот потому у меня такие волнистые волосы. И мне всегда хочется делать по-своему – все равно, хотят этого боги или нет. Потому что моя кровь – это воды Нила.
- Что ты тут делаешь так рано? Живешь здесь?
- Пришла на репетицию... Я скоро буду жить во дворце в Александрии, когда убью своего брата, который меня прогнал оттуда. Я буду делать все, что хочу. Я буду кормить ядом моих рабов и буду смотреть, как они корчатся. Врагов буду пугать, что их посадят в огненную печь.
- Почему ты не в тятре?
- Потому что припёрлась рано, а сюда сейчас придут римляне-менты, и они нас повяжут. Ты ведь тоже не дома?
- Нет, я дома. Мой дом – скамейка. И я крепко спал на ней и даже видел сон. И ты - моё сонное наважденье!
- Смешной старикашка!
- Ты боишься римлян?
- Они – варвары. Их вождя зовут Юлий Цезарь. У него отец – Тигр, а мать – Пылающая Гора. А нос у него, как хобот у слона.
Цезарь невольно трогает себя за нос.
- У них у всех длинные носы, клыки слоновьи и маленькие хвостики. И семь рук, и по сотне стрел в каждой; а едят они человечину.
- Хочешь, я покажу тебе настоящего римлянина?
- Нет, не пугай меня.
-. Не все ли равно, ведь это только сон…
- Нет, не сон, не сон. Вот смотри: острым ногтем колет его несколько раз в руку.
- Ай! Перестань! Как ты смеешь!
- Ты ведь говорил, что спал. Я только хотела доказать тебе… - начинает плакать.
- Ну, полно, полно, не плачь. Царицам нельзя плакать, - потирает уколотую руку. - Нет, немыслимо. Безумие, безумие! Скорее в лагерь, в лагерь!
Вскакивает, хватает меч надевает на голову венок.
- Нет, - в страхе она цепляется за него и не пускает. - Не оставляй меня! Нет, нет, нет, не уходи! Мне страшно, я боюсь римлян-ментов.
- Клеопатра, ты хорошо видишь мое лицо?
-Да. Оно такое белое на солнце.
- Ты уверена, что это только от солнца оно кажется белее лица египтянина? Ты не находишь, что у меня очень длинный нос?
- Ой! - она отшатываясь от него, замирая в ужасе.
— Это я, Цезарь!

Господа читатели, с вашего позволения прекратим этот дурацкий диалог и придумаем что-то более увлекательное.

Глава шестая. «Alea iacta est.»

В сад входит ментовский наряд (доброхоты вызвали) и уверенно направляются к скамейке, где сидит бомж. «Клеопатра», завидев приближающихся ментов, линяет.
- Ваши дохументики, гражданин? - обращается главный к бомжу.
Бомж протягивает лавровый венок.
- Паспорт предъявите, а не цветочки.
- Нету. Утерял.
- Так-так… холодное оружие ваше?
- Меч - мой верный товарищ.
- Право на ношение имеется?
- Я сам создатель римского права.
- Понятно. Тогда пройдёмте с нами, гражданин.

Менты заламывают ему руки и волокут прочь из парка. Граждане, сидящие на соседних скамейках, одобрительно аплодируют: - Кругом бомжи! Грязь и вонь от них.
И даже фонтаны в знак одобрения начинают бить интенсивней.
Заметив, что опасность миновала, Клеопатра вновь появляется (пряталась в сортире, который с булгаковских времён обосновался в глубине знаменитого сада). Там, как помним, в очко улетела кепка Варенухи после мощной оплеухи одного из опричников Воланда.
По алее идут и ещё два бомжа, в которых узнаются Помпей и Красс. Объясним обеспокоенному читателю, что роль Красса исполняет незабвенный бывший солист балета Очень Большого Тятра Марис Лиепа, роль Цезаря, понятное дело, - великий кэвээнщик Гусман (кстати, тёзка, тоже Юлий), а Помпея – неизвестно кто, но это и не важно. Помпей – плохой человек.
Клеопатра догадываются, что бомжи ищут своего кореша, с кем ей недавно пришлось беседовать.
- Цезаря ищете?
- Да. Откуда знаете? – удивляется Красс.
- По вашему виду не трудно догадаться.
- В каком смысле? – хмурится Помпей.
- В том, что он одет тоже как вы в лохмотья, но с мечом и венком на голове.
- Да, это он! – говорит Красс.
- Вы кто будете, госпожа? –удивляется Помпей.
-Я Клеопатра, царица Египетская!
- Почему вы здесь, так далеко от Египта?
- Потому что шутник Воланд своей волей забросил меня сюда. А вы почему не в Риме?
- И нас какая-то сволочь сюда переместила, - в унисон пожаловались сенаторы. – Куда подевался Гай Юлий, случайно не видели, ваше величество?
- Видела. Менты замели.
- Кто такие менты и чем замели? Мётлами?
- Они вроде центурионов. Замели, значит арестовали и увели к себе в центурию.
- Где она находится? Надо его спасти.

Неожиданно из ближайших кустов выходит Девикон (справлял нужду).
- Я проследил, где находится центурия, «ментовка» на местном наречии. Так что, могу вам помочь, уважаемые господа.
- Помоги, дорогу укажи!
- Наверное, придётся дать за него выкуп. Деньги есть с собой?
Бомжи начинают искать в складках тоги и ворчать: «Куда подевались?»
Красс первым достаёт из-под полы кожаный кошель: «У меня денарии».
- А у меня ауреусы, - достаёт кожаный мешочек Помпей.
- Порядок! И серебро, и золото. Не пропадём, - Девикон, направляется к выходу. – За мной!
- Можно и мне с вами? – увязывается следом Клеопатра.

Глава седьмая. В ментовке.

Цезаря привезли, бросили в «обезьянник», где томилось около десятка отбросов общества.
- Ты хто, братан, будешь? – обратились хором к новенькому.
- Цезарь я!
- Ишь ты, какое у тебя знатное погоняло! Из зоны, поди?
- Из Рима.
- За что тебя?
- За то, что перешёл Рубикон.
- Зачем перешёл?
- Случайно! Шёл, шёл и не заметил, как перешёл…
- Границу, знать, нарушил? Хотел за бугор слинять? Стреляли в тебя?
- Из луков стреляли, и дротики бросали, но не попали.
- Везучий ты как запах сучий!
- Вообще-то, если честно, я римский император Гай Юлий Цезарь.
- Ты только об этом ментам не скажи, - прохрипел с виду бывший зэк.
- Почему?
- В дурдом упекут.
— Это куда?
- «О карательной медицине слышал?» —ласково спросил сосед справа. – Тебе сколько годков-то?
- За пятьдесят. А что?
- Ништяк! - сказал сосед слева. – Молодой ещё, хоть и плешивый.
- Ничего, что плешивый, - раздался голос с «галёрки». – Главное, чтобы не вшивый!

Загремел засов и дверь открылась.
- Новенький, на выход, - сообщил розовощёкий сержант и поманил пальцем Цезаря.
- Ну покеда, ребята, - Гай Юлий направился к выходу.

Задержанного привели в комнату для допросов. Сидевший за столом, толстощёкий майор приготовившись писать протокол, спросил:
- Ваше имя?
- Юлий.
- Фамилия?
- Цезарь.
- Еврей штоль? Цезерман, наверное?
- Римлянин.
-Где прописаны?
- В Риме.
— Значит, иностранец? А говорите без акцента.
- Где язык изучали?
- Где, где? В пиз… в разведшколе.
— Это интересно! Придётся вас к «соседям» направить.
- Куда к «соседям»?
- В ФСБ.
— Это что?
- Бывшее КГБ, МГБ, НКВД и ОГПУ.
- Почему так много?
- Так надо! Какой вы, однако, любопытный. К тому же, здесь спрашиваю я!
- Спрашивайте.
- Холодное оружие откуда у вас?
- Положено по статусу. Я воин и полководец.
- Где же вы воевали? – ехидная улыбочка украсила морду лица допрашивающего.
- В Галлии, например… Да мало ли где.
- Галлия, родина тёти Гали? - хмыкнул майор. – В каком году?
- В пятидесятых.
— Это какая же война? - напрягся майор. – Корейская что ли?
- Я же сказал: галльская. Только случилась она до вашей эры.
- Какой веры? Я православный! А вы?
- Я сказал «эры», а не «веры», то есть до рождения вашего Иисуса.
- Как это? Не богохульствуйте и мне голову морочьте! – в голосе послышалось сталь нарезного оружия. – Кем вы работаете или работали?
- Императором великой римской империи! – гордо выпрямился задержанный.

Майор кнопкой вызвал охрану. Явился младший по чину.
- Позови врача. У нас душевнобольной образовался. Не было печали.
- Слушаюсь! – служивый отвалил.
- А вы пока, товарищ император, распишитесь вот здесь: «С моих слов записано верно».
Стоявший на столе внутренний телефон неожиданно зазвонил.
- Да. Слушаю вас, товарищ полковник! (…) Как отпустить? (…) Немедленно? (…) Слушаюсь!
Снова нажал кнопку.
- Иванов, проводи задержанного на выход. Врач отменяется. Вы свободны, товарищ император! Желаю успешных походов!
- Жребий брошен, - сказал на прощанье Цезарь и, наконец, улыбнулся
«Ай да полковник Захарченко! – восхитился мент. - интересно, сколько ему зарядили за этого придурка?»

Глава восьмая. Снова в саду.

Они снова вместе: Цезарь, Помпей, Красс, Девикон (Взятка помогла) н и приблудившаяся к ним Клеопатра- артистка тятра (возможно, её роль исполняет Настя Сволочкова, но полной уверенности нет.)
Держат совет: как быть? Попросить ли political protection или попросить возвертать восвояси? Раньше господин Воланд, частый гость заседаний сената и считавшийся почти «своим парнем», такие шуточки с перемещением кого-либо во времени себе не позволял. Поэтому, несмотря на его дурную репутацию (шалил и в Египте – Птолемеи жаловались), Великого Консультанта не боялись и никаких подлянок от него не ждали. И на тебе! Консула, двух сенаторов (египтянка не в счёт) отправить чёрт знает куда – в дикую Скифию!
Они, морально подавленные, сидели на скамейке снова в саде «Аквариум» недалеко от исторического сортира. Клеопатра, чтобы развеселить мужей, сделала умопомрачительный шпагат (подтвердилось, кто исполняет роль).
- Как в Очень Большом Тятре! – восхитился Помпей.
- До «Сатиры» я там и работала, пока не подсидели завистники.
- Смотрите, что-нибудь себе не порвите! - забеспокоился Красс.
- Нечему рваться, всё давно порвано: и джинсы и под ними.
- Коллеги, не пора ли нам вкусить каких-нибудь яств и доброго вина, - предложил разумное Цезарь. – Девикон, не знаешь ли, где здесь ближайшая харчевня?
- Как не знать! Вон напротив – дорогу перейти. «Пекин» называется. Китайская кухня.
- Так направим туда стопы, - Цезарь встал, увлекая за собой корешей.
Неспешно двинулись по алее, забавляя своим одеянием посетителей.
- Смотрите – монахи откуда-то здесь, - заголосили на одной скамейке.
- Кришнаиты, наверное, - послышалось на второй. – В каких-то странных балахонах!
- А девка вполне современная. В джинсах и кроссовках, - отреагировали на третьей.

Римляне вышли за ограду и сразу стали затыкать уши от неимоверного шума Садового Кольца. Из окна последнего этажа бывшего дома 32-бис, где располагалась «нехорошая квартира», за ними наблюдали Азазелло и Коровьев. Кот Бегемот, в поисках дамы сердца, шастал по крыше. Воланд по привычке сидел в кресле у камина, подставив больное колена сестре милосердия Гелле (в прошлом знаменитой Джуне Давиташвили) для манипуляций с вонючей ихтиоловой мазью.
- Какой огромный монумент воздвигли нашему Овидию, - восторженно указал просвещённый Цезарь на памятник Маяковскому. – Такого ещё не видел свет! Как Фаросский маяк, а то и выше…
- В дикой стране и так любят нашего поэта, - присоединился Помпей. – Кто помнит его «Искусство любви»?
- Venturae memores iam nune estote senectae? – начал припоминать Красс.
- Sie nullum vobis tempus abibit iners. –вспомнил Помпей.
- Dum licet, et anni more fluentis aquae, - присоединился Цезарь.
- Как на ту сторону перейти? –спросила о земном Клеопатра. – Не переться же к «маяку» и огибать его!
- Сейчас всё устрою, - засмеялся смекалистый как Василий Тёркин или Чонкин Девикон и принял облик гаишника. Чудесным образом облачился в оранжевую блузу и, выйдя на проезжую часть, поднял жезл, остановив поток «Тойот», «Мазд», «Мицубиси», «Фордов-фокусов», «Фольцвагенов», «БМВ», «Аудио», «Мерседесов» и прочих «жигулей» с номерами из многих нолей.
Обиженные водители остервенело-обиженно сигналили, а процессия в рваных тогах, даже ни разу не дрогнув, не спеша пересекла проезжую часть.

Глава девятая. В ресторане.

Вошли. Головы посетителей повернулись как флюгеры в их сторону. Метрдотель в замешательстве: «Откуда такой шалман? Цыгане, не цыгане. В балахонах. У одного венок дурацкий на голове. Звонить в ментовку или в гебуху? А может они богачи из Саудовской Аравии? Ведь рожи ненашенские, хотя не арабы…»
Перестав мучить себя вопросами, подошёл к Клеопатре, посчитав её, одетую по молодёжному, за переводчицу.
- Мадам, извините, откуда ваши туристы?
- Из Рима, - бойко ответила Сволочкова.
- Итальянцы? Одеты как-то странно и …
- Прихоть миллионеров, - нашлась «переводчица».
- Тогда добро пожаловать! – успокоился метрдотель и щёлкнул пальцами, зовя официантов.
- Обслужить по высшему разряду уважаемых гостей!
- Что изволят, господа? - положил перед каждым гостем красочное меню халдей, изогнувшись услужливым «журавлём».
Девикон, оказавшийся не только гаишником по призванию, но и знатоком китайской кухни, стал, немедля, называть блюда:
- Сяо лун бао… юй сян жоу си… жоу цзя мо… чжа цзян мянь… Пока, пожалуй, хватит для начала.
- Что будем пить? - оторвался официант от записывания.
- Водки «Маотай» литра два, вина «Хуанзиу» из риса пару бутылок, «Байцзиу» крепкого тоже пару и бутылку «Путаоцзиу» для дамы.
Довольный официант умотал за кулисы и показал метрдотелю заказ.
«Для начала неплохо, - потёр шаловливыми ручонками взяточника полковник-гебист в отставке. – Но, всё-таки, надо позвонить куда следует на всякий случай. Ведь наш «Пекин», в прошлом, да и в настоящем, режимный объект.»

- Какой замечательный палаццо! – огляделся Цезарь и, сняв свой поношенный венок, положил на скатерть. Заметим: меч ему менты не вернули, но он не настаивал. Смирился.
- Да, - согласился Помпей. – Неплохо бы нам поселится в нём, а не на скамейках ночевать в саду.
- Поговорю с администрацией, - пообещал «универсальный солдат» Девикон.
Появились два официанта с уставленными яствами и бутылками подносами. Виртуозно расставили всё на столе и, пожелав «приятного аппетита», скрылись.
Пока герои выпивают и закусывают, опишем подробней оный «режимный объект».

С этим местом было связано много таинственных историй и знаковых событий, что вполне понятно: в 1939 году (а именно тогда началось строительство, продолжавшееся без малого двадцать лет) в нем планировалось разместить гостиницу для сотрудников НКВД. К лету 1941 года был возведен только каркас четырех этажей, и строительство прервали. А в 1946 году на стройплощадке уже работали и вольнонаемные, и пленные немцы, и свои собственные заключенные. Строение вписывалось в систему Министерства государственной безопасности. Вся правая часть (если стоять к нему лицом) отдана под служебную гостиницу МГБ, а левая (по Садовому кольцу) принадлежала советской милиции. Над гигантским залом ресторана и в средней, высотной части здания - гостиничные номера высшего уровня. Это уже не двух-трехместные комнаты казарменного типа, как в служебной гостинице, а роскошные люксы, в которых иногда останавливались высшие чины госбезопасности из братских социалистических стран. Самые крутые номера на одиннадцатом этаже имели потолки высотой в шесть метров! Пятнадцатый этаж и помещения, располагавшиеся выше, являлись режимной, причем особо охраняемой зоной. В нее, кстати, входил и шпиль здания.
А в люксах попроще, расположенных в открытой зоне отеля над рестораном, могли размещаться и другие граждане. Там, например, жили Марина Влади, Дин Рид, Марсель Марсо. Иногда, несмотря на статус, отель временно становился «кавказской пленницей» (так прозвали в семидесятые гостиницу «Россия»), и тогда усатых брюнетов в «Пекине» было предостаточно, особенно по вечерам.
Несколько десятилетий ресторан «Пекин» считался одним из самых желанных и пафосных мест. Его посещали и высшие партийные чиновники, и звезды эстрады, и выдающиеся спортсмены, и зарубежные знаменитости. В разное время приходилось видеть там и зятя Брежнева Юрия Чурбанова с супругой, и Аркадия Райкина, и Александра Ширвиндта, и Владимира Высоцкого, и знаменитых хоккеистов, и Иосифа Кобзона, и «Машину времени» в полном составе, и множество других известных и достойных людей. Сиживали там и криминальные авторитеты, и цеховики – подпольные миллионеры, и гости из солнечных республик СССР, для которых хоть раз побывать в «Пекине» было обязательной частью московской программы.
Попасть вечером в «Пекин» для простых смертных проблематично. В семидесятые – восьмидесятые годы он заполнялся в любой день недели. А для девушек приглашение поужинать в этом ресторане было настолько желанным, что каких-то дополнительных усилий для сближения с ними от пригласившего кавалера в этом случае практически не требовалось.

. Самое интересное, что все посетители заведения знали, что оно находится под недремлющим оком двух силовых ведомств: КГБ и МВД, и даже часть официантов – их сотрудники. Но все равно ходили туда выпивать и закусывать, а иногда даже вели деловые разговоры. Секретов в этом комплексе зданий - множество, и некоторые его части являются закрытыми зонами до сих пор…

Глава десятая. Гипноз-спаситель.

Когда гости, желая расплатиться, высыпали из кожаных кошельков на стол золотые и серебряные монеты (ауреусы и денарии), официант схватился за сердце и побежал звать на помощь метрдотеля. Тот не растерялся: - Господа, здесь не музей, и у нас нет отдела нумизматики.
- Может, тогда у вас хоть есть пункт обмена валюты, - не растерялась и Клеопатра-Сволочкова.
- К сожалению, нет… «Надо срочно звонить в гебню», - с надеждой подумал метрдотель и полез за смартфоном.
- Не надо никуда звонить, - строго заметил Девикон, помимо всех, ранее перечисленных талантов, владевший и умением читать чужие мысли.
Рука с телефоном зависла, и метрдотель застыл как парализованный.
- Вы гипнотизёр? - промямлил застывший, не в силах двинуться с места.
Напасть постигла и остальных официантов, а также швейцара-искусствоведа в штатском, то есть всех, находившихся в зоне видимости Девикона, что позволило экзотическим посетителям беспрепятственно покинуть заведение.
- К сожалению, не получится поселиться в сим шикарном палаццо, - печально заметил Цезарь. – придётся возвращаться в Тамарины сады (как у Набокова в «Приглашении на казнь»). Девикон, ты меня поразил! Никак не предполагал, что так разносторонне одарён.
- Рад и впредь вас удивлять, мой патрон, скромно потупил взор герой.
- Я предлагаю погулять по городу, - предложила Клеопатра. – Здесь поблизости находится планетарий. Пойдёмте полюбуемся звёздами и планетами.
- Как же это возможно днём при солнце? – удивился Красс.
- Там это чудо возможно, - обнадёжила девица.
Заинтригованные туристы последовали за дамой и поплелись в сторону Пресни, подметая кособянинскую плитку полами своих экзотических «плащ-палаток». Прохожие, оборачиваясь и выворачивая шеи, указывали на ходячие чучела, и дружно хохотали.
- Какие чуднЫе дяди, - заинтересовался, шедший навстречу мальчик, держа за ручку маму.
— Они монахи.
- Кто это - «монахи»?
- Которые боженьке молятся. Не вертись!
- Ноженьки… моются? – не унималось чадо.
- Иди спокойно и молчи!

Глава одиннадцатая. Планетарий.

Не принимая колкости на свой счёт близко к сердцу, «интуристы» достигли цели. Во избежание повторения истории с «не теми» деньгами, волшебник Девикон организовал беспрепятственный проход. Тётки-контролёрши не заметили странных посетителей или, волей гипнотизёра, лишь притворились незрячими.
- Есть здесь буфет? – спросил Девикона о насущном Гай Юлий. – Звёзды, звёздами, а добавить бы не мешало.
- Сейчас провентилируем, мой патрон, - направился к смотрительницам чудо-человек.
- Мне тоже китайские напитки показались слабоватыми, - поддержал порыв Цезаря Помпей. – Их водка - писи тёти Хаси, а вино, и подавно, - моча.
- Да и я бы от скифской огненной воды не отказался. – присоединил голос Красс.
- Неужели мало вам было? – возмутилась Настя Клеопатрова. – Я вот курить хочу, но терплю.
- Буфет имеется на цокольном этаже, - принёс информацию Девикон, - но крепкими напитками не торгуют. Лично Кособянин запретил, потому что…
- Кто такой Кособянин? – перебил Цезарь и схватился за то место, где ранее висел меч.
- Директор города, так сязать, - пояснил всезнайка Девикон.
- Жаль, что меч менты забрали! Щас бы полномочия этого директориуса укоротил.
- А сигареты в буфете есть? – спросила о своём, о женском, Сволопатра.
- Есть, но курить в помещение запрещено.
- И в сортире?
- И там… но есть кальянная комната.
- Цезарь Василич, не желаете мне компашку составить и кальяном подымить?
- Я не Ляксашка Македонский какой-нибудь, чтобы перенимать обычаи покорённых народов?
- Зачем обижаетесь? Помню, что курить бросили, но, может, в связи с экстремальной обстановкой развяжете ненадолго, чтобы нервишки успокоить.
Дурацкую болтовню прервало появление подозрительного типа высокого роста с опухшим лицом и красными капиллярными прожилками на нём, внешне очень похожего на поэта Маяковского, в лучшем смысле этого слова. Он поднял руку и угрожающе заявил:
- Сейчас прочту стихи моего двойника, посвящённые этому славному заведению.
«Интуристы», убеждённые напором незнакомца, приготовились слушать. Один лишь Девикон по собственной инициативе умотал в магазин.

Войдешь и слышишь умный гуд
в лекционном зале.
Расселись зрители и ждут,
чтоб небо показали.

Пришел главнебзаведующий,
в делах, в небесных сведущий.
Пришел, нажал и завертел
весь миллион небесных тел.

Говорит папаше дочь:
"Попроси устроить ночь.
Очень знать нам хочется,
звездная Медведица,
как вам ночью ходится,
как вам ночью ездится!"

Завнебом, пальчиком ведя,
покажет звездомедведя.
Со звездою в осень скупо.
Здесь же вызвездило купол.

Не что-нибудь, не как-нибудь,
а ночь как ночь и Млечный Путь.
И тут, и сбоку, и везде -
небесный свод в сплошной звезде.

Как примус, примутся мерцать,
спаля влюбленные сердца.
Завнебом вежливо спросили:
"Какие звезды над Бразилией?"

Зажег завнебом Южный Крест,
невиданнейший с наших мест.
Светят, как миленькие,
небесные светильники.

Аж, может, устроить любая горничная
затмение лунное и даже солнечное.
Умри, поповья погань!
Побыв в небесных сферах,
мы знаем - нету бога
и нету смысла в верах.

Должен каждый пролетарий
посмотреть на планетарий.

- Браво! – зааплодировали римляне, а Помпей, даже расчувствовавшись, одарил чтеца парой монет.
- Благодарствую, барин! – дыхнул недельным перегаром двойник великого поэта и побежал в магазин за «лекарством».
- По-моему с нас достаточно всех этих звёзд, созвездий и планет, - мрачно заметил Цезарь и, сплюнув по-блатному (в ментовском «обезъяннике» научился), растёр сандалией.
- И в кальянную не пойдёте?
- Отстань несносная! Развязывать не собираюсь
Дама, обидевшись, села на отчаянный шпагат, что привело в ужас дам-смотрительниц. «Что себе позволяет эта нонешняя б**дская молодёжь! А ещё в планетарий припёрлись.»
Помпей и Красс с трудом подняли подругу (за излишки веса из балерин погнали).
- Тогда двинемся дальше по маршруту, - сказала она, взглянув на свой джипиэс-оповеститель-осведомитель, выданный в Органах. - Дальше по плану посещение Зоопарка (в Органах спец-маршрут разработали).
На горизонте, отчаянно жестикулируя (не уходите, мол, без меня) появился Девикон, неся по две бутылки в каждой руке.

Глава двенадцатая. Зоопарк.
.
Покинув Планетарий, двинулись дальше по «лубянскому» маршруту (напоминание, где разработан). Повернули на Пресню. Хохот и улюлюканье прохожих продолжались, хотя, казалось бы, после недавно прошедшего футбольного чемпионата, граждан нельзя удивить ни экзотическими расами, и ни обычными п***расами. Но увы! Прошли мимо станции метро «Брикадная», названную именем знаменитой подруги секс-маньяка Маяковского.
Жаль, что не дожили ни поэт, ни его муза! Тому, что именем соперника назвали систему бесконечных подземных ходов и глубочайших пещер со самодвижущимися лестницами, Пушкин бы, наверняка, позавидовал. И вправду: говорят, что ночами видели каменного истукана, плакавшего у закрытых дверей Метрополитена (хотел прокатиться, но вход до часу!). На площади в это время отсутствовала знакомая, засранная всепогодными голубями и позеленевшая от безжалостных осадков, фигура, удивляя случайных полуночников отсутствием на своём законном месте.
Наконец, дошли. Вот он, один из старейших зоопарков в Европе. Основан в 1864 году. Имеет стабильное количество посетителей в год — до 3,5 млн человек. Входит в первую десятку зоопарков мира по посещаемости.
В его коллекции представлены 1132 видов животных, численность живых экземпляров составляет более 5000 особей. Символом московского зоопарка до 2014 года являлся знаменитый кот Бегемот. После смены руководства символ был изменен на стилизованное изображение пеликанов, белок, дельфинов и голубей.

Слово взяла эрудированная, но в меру, Сволопатра:

- Одним из древнейших зоопарков считается сад Аммона, или акклиматизационный парк Египта, созданный примерно за 1500 лет до вашей эры фараоном Тутмосом III. Возвращаясь из военных походов, он привозил в Фивы, свою столицу, различных животных. А его мачеха даже снаряжала специальные экспедиции за животными в Пунт (теперь Сомали). В этом парке, расположенном в западной части города, содержались многие животные северо-восточной Африки; особенно много было видов рыб и водоплавающе-летающих тварей, именуемых птицами.
-Тему продолжил Девикон, знаток не только китайской кухни, но и истории страны:
- В XII веке до н. э., как повествует китайская "Священная книга песен", императором Вэн Ваном между Пекином и Нанкином был основан сад для содержания диких животных. По разным сведениям, он занимал от 400 до 600 га и назывался "Парк разума"

Добавил информации и Помпей, знавший историю вопроса:

-В древнем ассирийском государстве в междуречье Тигра и Евфрата также существовали зоосады, где животные содержались на огромных огражденных территориях. Причем часто эти зоосады имели определенную специализацию: царица Семирамида предпочитала держать в неволе леопардов, ее сын Ниниа — львов, а царь Ашшур-банипал — верблюдов и львов. В X веке до новой эры был зоопарк и у царя Соломона.

Кое-что смыслил в вопросе и Красс:

-Александр Македонский посылал своему учителю Аристотелю не только шкуры, но и живых зверей и птиц из всех завоеванных им стран. Аристотель содержал их в специальном парке в Афинах, описывал их жизнь и повадки, изучал анатомию и физиологию. Гиппократ, будучи известным живодёром, испытывал лекарства на животных.

Наконец, блеснул знаниями Цезарь:

-Около 300 г. до н.э. в Рим впервые были доставлены четыре слона, добытых в войне против царя Пирра. В I веке до н.э. император Октавиан Август содержал 3500 животных, в том числе 260 львов, 420 леопардов, 36 крокодилов, 600 разных хищников Африки, а также бегемотов и носорогов. Жители Древнего Рима любили зрелища, но зрелища кровавые.

И завершил картину, «знавший про всего»,
Девикон:

-Устраивались сражения людей и диких животных, потом бои зверей — слонов со львами или быков с леопардами. Практиковалась массовая травля зверей. Для содержания диких животных в это время создавались специальные сооружения. В Риме был построен огромный виварий и многочисленные клетки с выгулами для хищников, парками для оленей и других копытных, обширными площадками для слонов. С падением нашей империи были разрушены и многие сооружения для животных, и римляне в течение нескольких столетий не видели диких зверей.

Беспрепятственный проход, как и следовало ожидать, обеспечил «волшебник-гипнотизёр» Девикон. Затем он провёл всю группу в глухой закоулок и, поставив на загаженную голубями, скамейку четыре ёмкости, пригласил к застолью.
- Во что наливать будем и чем закусывать? -смутился, ещё не до конца испорченный Красс.
- Ишь ты, неженка какая! – воскликнул Цезарь.
- Придётся из горла и «по-скифски», - подмигнул консулу Помпей и откупорил первую.
- «Огненная скифская вода» не требует ни закуски и не запивки, - пояснил признанный сомелье Девикон и откупорил вторую.
Царица Египта молча наблюдала и дымила сигаретой (где-то умудрилась достать), придерживаясь теории, выработанной фараонами-предшественниками: потворствовать порокам с целью их самоискоренения.

Глава тринадцатая. На Пресне.

Еле держась на ногах (Два литра на троих. Девикон и дама отказались. Да и на старые, как говорится, хоть и китайские, «дрожжи».), процессия плавно двигалась по героической улице Красная Пресня, дальше по курсу. Прошли мимо дома, где когда-то проживал поэт Маяковский. Внимание привлёк тот самый тип, который читал поэму о планетарии. На сей раз он стоял возле дверей подъезда и, указывая на мемориальную доску, читал очередной стих великого поэта. По всему было заметно, что римские деньги принесли свои плоды и опохмелка прошла успешно (ведь нашёл где-то обменный пункт, несмотря на непрезентабельный вид). Морда лица теперь не казалась такой опухшей, а коварные капиллярные прожилки скрылись с поверхности кожи и превратились в жизнерадостный румянец. Так послушаем творение поэта-бунтаря.

Я живу на Большой Пресне, 36, 24.
Место спокойненькое. Тихонькое. Ну?
Кажется — какое мне дело, что где-то в буре-мире
взяли и выдумали войну?
Ночь пришла. Хорошая. Вкрадчивая.
И чего это барышни некоторые
дрожат, пугливо поворачивая
глаза громадные, как прожекторы?

Уличные толпы к небесной влаге
припали горящими устами,
а город, вытрепав ручонки-флаги,
молится и молится красными крестами.

Простоволосая церковка бульварному изголовью
припала, - набитый слезами куль, -
а... У бульвара цветники истекают кровью,
как сердце, изодранное пальцами пуль.

Тревога жиреет и жиреет,
жрет зачерствевший разум.
Уже у Ноева оранжереи
покрылись смертельно-бледным газом!

Скажите Москве —пускай удержится!
Не надо! Пусть не трясется!
Через секунду встречу я неб самодержца, -
возьму и убью солнце!

Видите! Флаги по небу полощет.
Вот он! Жирен и рыж.
Красным копытом грохнув о площадь,
въезжает по трупам крыш!

Тебе, орущему: «Разрушу, разрушу!»,
вырезавшему ночь из окровавленных карнизов,
я, сохранивший бесстрашную душу,
бросаю вызов!

Идите, изъеденные бессонницей,
сложите в костер лица!
Все равно! Это нам последнее солнце —
солнце Аустерлица!

Идите, сумасшедшие, из России, Польши.
Сегодня я — Наполеон!
Я полководец и больше.
Сравните: я и — он!
Он раз чуме приблизился троном,
смелостью смерть поправ, -
я каждый день иду к зачумленным
по тысячам русских Яфф!

Он раз, не дрогнув, стал под пули
и славится столетий сто, -
а я прошел в одном лишь июле
тысячу Аркольских мостов!

Мой крик в граните времени выбит,
и будет греметь и гремит,
оттого, что в сердце, выжженном, как Египет,
есть тысяча тысяч пирамид!

За мной, изъеденные бессонницей!
Выше! В костер лица!
Здравствуй, мое предсмертное солнце,
солнце Аустерлица!

Люди! Будет! На солнце! Прямо!
Солнце съежится аж!
Громче из сжатого горла храма
хрипи, похоронный марш!

Люди! Когда канонизируете имена
погибших, меня известней,
-помните: еще одного убила война —
поэта с Большой Пресни!

- Гениально! Сукой буду! – кричит приблатнившийся Цезарь. - Он похлещи нашего Овидия будет, чёрт окаянный!

- Гай Петроний разве плох? – кричит Помпей, качаясь, и читает:
-Весь мир находился в руках победителей-
римлян. Они владели и морями, и сушей, и
небом, усеянным звездами, но им всего
было мало! Их тяжело нагруженные
корабли бороздили моря. Если им
встречался укромный залив и неизвестная
ранее область, где по слухам, были
золотые рудники, местные жители
объявлялись врагами Рима, и судьба
готовила им опустошительную войну,
чтобы римляне могли завладеть новыми

- Чем плох Лукреций? – с трудом удерживает равновесие Красс и читает:
- Рода Энеева мать, людей и бессмертных
услада. О благая Венера! Под небом
скользящих созвездий жизнью ты
наполняешь и все судоносное море, и
плодородные земли; тобою все сущие
твари жить начинают и свет,
родившиеся, солнечный видят.
жизни "литературной богемы".

- Гай Валерий Катулл принадлежит к числу римских поэтов-лириков, получивших с легкой руки Цицерона название "неотериков" - новых поэтов, и он был наиболее талантливым из них, - сказал трезвый Девикон и зачитал;
- Милый птенчик, любовь моей подружки!
На колени приняв, с тобой играет
И балует она и милый пальчик
Подставляет для яростных укусов.
Когда так моя прелесть, жизнь, отрада
Забавляется, бог весть как смеется,
Чтоб найти утешеньце в заботах,
Чтобы страсть (знаю - страсть!) не так пылала,
Тут и я поиграть с тобой хотел бы,
Чтоб печаль отлегла и стихло сердце.
- Господа, как-то стрёмно, коряво и без рифм, - сказала Клеочкова и тоже сплюнула (от Цезаря подхватила). - Маяковскому они в подмётки не годятся!
- Я в 55-м году построил первый каменный театр на 40 тысяч мест, - начал Помпей об ином, хотя и родственном. - Впервые появился занавес, сцена раздвинулась вглубь, а орхестра стала служить партером для самых именитых гостей. Актеры набирались из рабов, вольноотпущенников (мужчин и женщин).
- Профессия актера у нас, - продолжил Красс, - в отличие от греков, всегда считалась позорной.

Глава четырнадцатая. Конь с каменными яйцами.

Держась друг за друга, и синхронно раскачиваясь, компания дошастала до, привлекшей всеобщее внимание, скульптурной группы: «Поединок всадника с пешими». Рядом стоял сенатор-генсек Леонидус Брежнецум и громко повествовал. Небольшая толпа зевак внимательно слушала:
- От имени центрального Комитета партии и правительства позвольте выразить сердечную признательность строителям, всем, кто принимал участие в возведении данного объекта (докладчик указал дланью на сооружение) Авторы скульптурной композиции - скульпторы: О.А.Иконников, В.Федоров, архитекторы: М. Е. Константинов, В. Н. Фурсов, А. М. Половинкин.
Здесь происходили наиболее жаркие и ожесточенные бои восставших плебеев с центурионами-ментами. Улицы и метро «Брикадная» получили название в честь Лили Брик, предводительницы восставших и погибшей в неравной борьбе. Улица Красная Пресня была заставлена брикадами и являлась центром революционных событий 1905 года.
- Эх, как далеко в будущее нас занесла воля этого несносного консультанта Воланда, - присвистнул Цезарь, опираясь на руку верного Девикона:
– О боги, боги,
недотроги!
Все дела ваши убоги.
Укажите мне дороги,
все преграды и пороги.
- Нам надо на ту сторону перейти, там в парке и отдохнём, догадался Девикон. – За мной, друзья!
Он снова, облачившись в оранжевую куртку гаишника и выйдя на проезжую часть, поднял смирительный жезл, остановив поток машин. Компания, не спеша, перешла. Пройдя в глубину парка, наткнулась на новую скульптуру. Какой-то тип, с виду плебей, поднимал с земли огромный булыжник.
- Ведь надорвётся, - посочувствовала добрая Клеочкова.
— Работа скульптора Иоанна Шадра «Булыжника бойся, лыжник-шаромыжник и художник-передвижник!» - пояснил тайный доктор искусствоведения Девикон.
Пошли далее и увидели новое изваяние. Какой-то лысый господин сидел на троне-кресле и, будучи каменным, терпеливо сносил планомерно-вечные обкаканья птицами мира, голубями.
— Первый император Скифии Ленинус Первый и последний, - пояснил, по совместительству и экскурсовод, Девикон.
- Бедный! Птицы всего засрали, пожалела добросердечная Волопатра.
- Ничего, ничего! От него не убудет, только прочней будет. А потомки отмоют и от помёта, и от грехов как от тяжёлых оков.
По окончании экскурсии, переполненные впечатлениями, римляне сладко прикорнули на двух скамейках.
Цезарю приснился, читающий доклад сенатор Брежнецум:
«Скифский народ под испытанным руководством партии Ленинуса, претворив в жизнь экономическую стратегию, выработанную съездами-разъездами, достиг дальнейших успехов в создании материально-технической базы построения Рая от края и до края и повышения благосостояния скифских людей».
Гай Юлий проснулся с больной головой, потому что давно нестиранный лавровый венок потерял свойства анальгина. «Эх, придётся новый просить у Лаврентия Бериуса, а он жаден и, без взятки, новый не даст. Да, тяжел венок Мономаха как чапаевская папаха!»
Остальные «туристы» мирно похрапывали, включая Девикона и египетскую царицу, мечтавшую в детстве посетить Ниццу или поймать за яйца синицу.

Глава пятнадцатая. Ваганьково.
Когда все проснулись, но ещё не протрезвели, Египетская царица безжалостно предложила продолжить увлекательную прогулку по достопримечательностям столицы Скифии, обещая новые яркие впечатления. Прошлёпали с десяток стадиев и подошли к печальной обители, некрополю Ваганьково.
- Что значит сие название? - поинтересовался Цезарь. – Экстравагантное кладбище что ли?
- Вас интересует этимология слова? –уточнил Девикон, отвешивая низкий поклон.
- Да. Поведай.
- В давние времена некие бездельники, певцы и танцоры, называемые вагантами, припёрлись сюда из прирейнских земель.
- Зачем?
- А хрен их знат.
- Дальше.
- Когда они старели и умирали, их закапывали здесь. Место с тех пор и стало зваться Ваганьково.
- Перед тем, как закопать, сжигали?
- Да. Тогда и появилась погребальная песня «Взвейтесь кострами». Постепенно место облюбовали и стали хоронить кого попало, и как попало: даже несожжённых.
Внезапно за кладбищенской оградой грянул хор работников ритуальных услуг:
Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы пионеры - дети рабочих.
Близится эра светлых годов.
Клич пионера: "Всегда будь готов!"

Радостным шагом с песней веселой
Мы выступаем за комсомолом.
Близится эра светлых годов.
Клич пионера: "Всегда будь готов!"

Грянем мы дружно песнь удалую
За пионеров семью мировую,
Будем примером борьбы и трудов.
Клич пионера: "Всегда будь готов!"

Мы поднимаем алое знамя.
Дети рабочих, смело за нами!
Близится эра светлых годов.
Клич пионера: "Всегда будь готов!"
- Захоронения великих людей есть на этом погосте? – спросил Цезарь печально.
- Сейчас узнаем у того, кто курирует все захоронения в столице Скифии, - пообещал Девикон (пора, наконец, сообщить, что эту роль исполняет новая телезвезда, гипнотизёр Иса Багиров) и щёлкнул пальцами.
- Вы меня звали, господа? – Давид Ёсич, Великий Голос Скифии (ВГС), предстал во всей красе, подобно утренней росе, и заговорил нестареющим баритоном:
- Здесь неподалёку, по аллее направо, стоит памятник великой женщине по прозвищу Сонька Золо¬тая Ручка. От неё ждут помощь. К ней обращаются с прось¬бой уберечь от неудачи, пу¬ли, посулить везение в картах. Чтобы желание исполни-лось, нужно прикоснуться к статуе или бросить моне-тку со словами: «Сонька, помоги!». Принято считать, что на могилу к Соньке Золотой Ручке приходят в основном уголовники и приносят, как правило, сигареты.
- И я закурю, - щёлкнула зажигалкой Клеочкова, задымила и села на шпагат.
- Сонька Золо¬тая Ручка умерла на каторге и должна была быть похоронена там, - продолжил Великий Голос Скифии и поправил свой взволновавшийся, неседеющий парик. - По легенде, после смерти воры и мошенники заказали у мастеров из Италии памятник и по¬ставили его на могиле. Па-мятник из белого камня изображает женщину, стоящую под тремя пальмами. Со временем эта статуя лишилась рук и головы, а из трех пальм осталась только одна. На могиле можно увидеть множество цветов и венков, следы от зажженных свечей, вокруг остатки поминальной трапезы: хлеб, яичная скорлупа, бутылочные пробки. Весь памятник покрыт различными надписями. Основные почитатели могилы — уголовники, что отражено в надписях: «Сонеч¬ка, помоги нам стать хорошими ворами», «Сонечка пухом тебе земля! От белорусской братвы», «Соня научи быть меня мудрой и фартовой». Но в последнее время круг почитателей сильно расширился: просить о помощи приходят не только уголовники и не только о везении в деле: «Соня! Помоги заработать мне и моему мужу, здоровья близким», «Соня, помо¬ги во всем с детьми», «Соня!!! Помоги выжить в этом мире».
Всё же в основном, приносят сигареты. Приходят постоянно, особенно летом. Все спрашивают: «Где Соня? Где Соня?»
- Почему «в основном» сигареты? – спросила египтянка о близком. – Она заядлая курильщица была?
- Не только, но и наркотой баловалась, - уточнил ВГС.
- Ай, да баба! - восхитился Цезарь и посерьёзнел. – Довольно с нас похоронных впечатлений. Клеопатра, что у нас дальше по маршруту?
- Ипподром, Ваше Преувеличество.
- Тогда немедля туда. Обожаю скачки до усрачки не меньше гладиаторских боёв и гонок муравьёв!

Глава шестнадцатая. Ипподром.

Молча шли по мосту-эстакаде над рельсовыми путями, ведущими к Белорусскому, пугаясь свирепого воя электричек. Направление к ипподрому указала египетская царица.
-Там, помимо скакунов, есть приличная харчевня и мы сможем перекусить, - оповестила Клеопадла.
Помпей, по обыкновению, рассказывал неприличные анекдоты, коих наслушался в избытке от жителей покорённых земель. Красс искренне похохатывал, поглядывая на Цезаря, сохранявшего непроницаемую сумрачность. К удивлению попутчиков, консул сорвал с головы свой весьма потрёпанный венок и запустил его навстречу громыхавшему внизу поезду дальнего следования. Венок угодил на крышу электровоза, и тот, словно благодаря, просигналил, что вызвало на лице Цезаря удовлетворённую улыбку. «Вот я и короновал эту зловещую гидру!»)

Великий Голос Скифии догнал «ходоков» и вновь выступил как экскурсовод-просветитель, а заодно и осведомитель («О появлении в столице подозрительного табора надо непременно сообщить куда следует и получить орден, или медаль в награду.»)
- История скифского ипподрома, - заверещал артист, - началась в середине 19-го века. Тогда состоялся первый рысистый бег. В год открытия ипподрома на нём было проведено только два беговых дня, было всего 12 бежавших лошадей.
. Для повышения зрелищности бегов и привлечения большого количества посетителей были расширены «поля» (т.е количества голов стартующих лошадей) участников.
Вскоре построили любимый народом тотализатор, прибыль от которого, за исключением расходов на его функционирование, полностью направляется на поддержку и развитие коневодства.
. На скаковой дорожке ежегодно с мая по сентябрь проходят испытания лошадей скаковых пород. Регулярно проходят испытания лошадей чистокровной и арабской пород, выращенных на различных конных заводах Скифии, а также купленные в басурманских землях.
. Для развлечения публики, в промежутках между соревнованиями лошадей, проводятся попсовые концерты, в которых принимает участие и ваш покорный слуга.
- У нас, - взял слово Девикон, - состязания на колесницах впервые проводились около 500 лет до вашей эры. Долина между Палатином и Авентином, длиною в 600 и шириною около 150 шагов, издревле, благодаря своему положению у самой древней части города и чрезвычайно удобной конфигурации местности, служила местом конных ристалищ, связанных с древнейшими играми ludi Romani.
Игры устраивались только после конца жатвы. Построили старт (carceres) из дерева с пёстрой окраской.
- При мне, - дополнил Цезарь, расширили площадь цирка и вырыли канал (euripus) вокруг арены. Состязания колесниц проходили по прямой — доехав до конца арены колесницы разворачивались и мчались в обратную сторону. Позже, с развитием канализационной системы, под ареной проложили большой тоннель, в результате чего со временем на арене образовался "хребет". Выравнивание земли на арене перед каждым соревнованием стоили существенных трудов, и поэтому соревнования не могли проводиться по-старому. Правила изменили, и колесницы стали ездить не по прямой, а по кольцу, огибая "хребет" арены. Новый способ быстро прижился, и с тех пор конные скачки стали проводиться только так.
- А я расширил Большой цирк до 600 шагов в длину, - заговорил Помпей, - так что на нём теперь могло разместиться 250 тысяч зрителей (ещё столько же могли наблюдать за соревнованиями стоя). В середине короткой и полукруглой стороны описанного ограждения арены находятся ворота, через которые выезжают из Цирка победители на скачках (porta triumphalis). На противоположном конце арены стоят три башни (oppida); в средней проделаны также ворота, служашие для въезда колесниц внутрь Цирка (porta pompae); между нею и боковыми башнями устроен, справа и слева, расположенный по дуге круга ряд стойл (carceres) для колесниц и лошадей. Посередине арены тянется длинная и узкая платформа (spina) с полукружиями на обоих концах и стоящими на них конусообразными столбами (metae). Теперь там происходят рок-концерты…
- Эх, дорогой Давид Ёсичь, - обратилась к ВГС Клеочкова. – спели бы нам что-нибудь о «секундах свысока». Ради вас 32 фуэте зафигачу и брякнусь на шпагат, голос вы наш скифский!
Артист поправил негнущийся парик и прокашлялся; - Хотите, а капелла?
- Да! Не пила, не ела, хоть хотела. От того и гибко тело!
И глас Великого Скифа подобно Большому Взрыву вновь породил Вселенную и вырвался за её пределы.
- Слова сами сварганили? - давясь слезами спросил сентиментальный ни в меру Цезарь и утёрся необъятным рукавом тоги.
- Нет, к сожалению. Сей перл вышел из-под пера великого поэта развитого социализма Роберта Наумыча Рождественского.
- Роберта Кеннеди и Роберта Бёрнса знаю, а этого господина - нет.
- Ничего. Поправимо. Хотите слова вам перепишу?
- Будьте любезны.
Подошли к главному входу места знаменитых конных ристалищ и увидели безжалостную по своей циничности вывеску-объявление: «Сегодня санитарный день и кина не будет, но кабак ждёт Вас с распростёртыми объятьями. Администрация».

Глава семнадцать. Но не мгновений.
На сей раз беспрепятственный проход в ресторан «Бега» обеспечил ВГС. Он являлся не только многолетним кураторам мест захоронений, но и – увеселений. Метрдотель вился вьюном вокруг знаменитости и лебезил, заикаясь от волнения.
- Посади моих друзей на лучшие места, - голосом Ивана Грозного потребовал певец и добавил: — Это делегация из Италии. Сам понимаешь.
Музыканты, увидев, что к ним какая-то нечистая сила занесла самого Великого Голоса Скифии, стали умолять его исполнить какой-нибудь знаменитый шлягер под их аккомпанемент. К лабухам присоединились и посетители, увидев звезду первой величины в таком непрезентабельном месте.
- Давид Ёсичь дорогой, спойте! – раздавалось из-за всех столов (в зале аншлаг). - Спойте! Просим, просим!
Он не позволил себя долго упрашивать и бросил музыкантам: - Из «семнадцати…»
Опытные лабухи мгновенно отреагировали и лужёный голос под их аккомпанемент стал терзать сердца благодарных, хоть и не вполне трезвых слушателей.

Я прошу, хоть ненадолго,
Грусть моя, ты покинь меня,
Облаком, сизым облаком,
Ты полети к родному дому,
Отсюда к родному дому.

Берег мой, покажись вдали,
Краешком, тонкой линией,
Берег мой, берег ласковый,
Ах, до тебя, родной, доплыть бы,
Доплыть бы хотя б когда-нибудь.

Где-то далеко, где-то далеко
Идут грибные дожди,
Прямо у реки в маленьком саду
Созрели вишни, наклонясь до земли.
Где-то далеко в памяти моей
Сейчас, как в детстве, тепло,
Хоть память укрыта
Такими большими снегами.

Ты, гроза, напои меня
Допьяна, да не до смерти.
Вот опять, как в последний раз,
Я все гляжу куда-то в небо,
Как-будто ищу ответа.

Я прошу, хоть ненадолго
Грусть моя, ты покинь меня,
Облаком, сизым облаком,
Ты полети к родному дому,
Отсюда к родному дому

Цезарь, Помпей и Красс рыдали вместе со всем залом и отбивали ладоши, аплодируя. Клеопатра отлучилась в сортир, а Девикон демонстрировал спокойствие философа-стоика и наблюдал за залом с терпением гладиатора.
- Давай нашенскую! – прорезал общий стон восторга высокий резкий голос. – «Хаву Нагилу!»
Артист запел, приплясывая.

הבה נגילה
הבה נגילה
הבה נגילה ונשמחה
הבה נרננה
הבה נרננה
הבה נרננה ונשמחה
!עורו, עורו אחים
עורו אחים בלב שמח

!עורו אחים, עורו אחים
בלב שמח

Зал взревел. Плясавшие не собирались садиться за столы и кричали: - Теперь семь сорок!
Артист не стал перечить и запел с новой силой, но уже по-русски:
В семь-сорок он приедет,
В семь-сорок он приедет -
Всем нам известный
Агицен паровоз.
Везет с собой вагоны,
Он везет с собой вагоны
Набитые людями,
Будто сеновоз.

Он выйдет из вагона
Пройдется вдоль перрона.
На голове его роскошный котелок,
В его глазах горит зеленый огонек,
Сигаретой тянется дымок.

Он выйдет из вагона
Пройдется вдоль перрона.
На голове его роскошный котелок,
В его глазах горит зеленый огонек,
Сигаретой тянется дымок.

Официанты образовали вокальный ансамбль и подхватили мотив:
Семь-сорок наступило.
Часами всё пробило,
Но поезд не приехал,
Не пришел родной.
А в мире звуков сонных
Вдруг зазвучал "семь-сорок".
Добрый наш танец -
Веселый и простой.

Красотка машет лапкой,
Но я танцую с бабкой,
Не смог пробится сквозь толпу я к юной той,
Но в весели еще с бывалой и седой.
Ее семь-сорок сделал молодой!!!

Красотка машет лапкой,
Но я танцую с бабкой,
Не смог пробится сквозь толпу я к юной той,
Но в весели еще с бывалой и седой.
Ее семь-сорок сделал молодой!!!

С кухни прибежали повара и посудомойки, и присоединились к поющим:
В семь-сорок он уедет,
В семь-сорок он уедет,
Может уедет,
А может - никогда.
В семь-сорок он уедет,
В семь-сорок он уедет,
Может уедет,
А может - никогда.

В семь-сорок сядь на поезд,
Но я не беспокоюсь,
В семь-сорок танец наш зовет меня туда,
Где каждый сможет быть счастливым без труда,
Когда душа навеки молода

В семь-сорок сядь на поезд,
Но я не беспокоюсь,
В семь-сорок танец наш зовет меня туда,
Где каждый сможет быть счастливым без труда,
Когда душа навеки молода

Зал остервенело пел и плясал – ходил ходуном! Гульба окончилась глубоко заполночь. Усилия творческого коллектива щедро вознаградили – метрдотель принёс поднос с горой купюр различного достоинства.
Римляне вышли довольные тем, что хоть одно из двух удовольствий осуществилось: конское «зрелище» не состоялось, но получили «хлеб» (сытно покушали и музыку послушали, хоть и кабацкую, но какую! :

Глава восемнадцатая. Возврат в прошлое.

Вернёмся ненадолго назад, когда Гай Юлий ещё не был столь велик, хотя уже приобрёл впечатляющий и запоминающийся лик.
В 68 году Цезарь женится на Помпее, родственнице соратника-собутыльника, а затем злейшего своего врага Гнея Помпея. Через два года будущий император получает должность римского магистрата и занимается благоустройством столицы, предварительно пройдя стажировку у Кособянина: укладывает плитку, ликвидирует колесницы-маршрутки, трамваи со слоновой упряжкой, лужковские киоски, прокладывает велодорожки, сужает проезжую часть, устраивает платные стоянки для тачанок, организовывает торжества (дни города). А также, получив звание сенатора, появляется на политических игрищах, чем и завоевывает популярность. Цезарь участвовал в Leges frumentariae («хлебных законах»), по которым население приобретало хлеб по сниженной цене или получало бесплатно, а также в 49-44 годах Юлием был проведен ряд реформ в войсках: мудашкинские сандалии на шпильках заменил на кирзовые сапоги, тёмно-вишнёвые шали легионеров отдал пенсионерам.

Благодаря красноречию
Цезарь часто мир обеспечивал.
Но несмотря на его советы,
Мир нарушили коварные гельветы.
Он мечом их наказал
И им место указал.
Построил мост он в двести стадий
И тем врагов былых отвадил.
Затем, не оставляя шансов,
Он диких покорил британцев.
.
Попутно Девикон рассказал о морском сражении между флотом Юлия Цезаря и венедами, которые пытались помешать высадке Цезаря в Британии. Страбон утверждает, что Цезарь без труда одержал победу, даже не применив таранов, ибо это было бесполезно – столь прочными были суда венедов, превосходившие по своим боевым качествам римские.
В тылу восстали галлы
Числом немалым.
Пришлось восставших усмирять,
Из луков многих расстрелять.
Как сообщил нам Девикон,
Переступил он Рубикон.
Он изменил состав сената,
Раздачу хлеба сократил.
На то дана ума палата,
Что власть всецело захватил.

Цезарь выписал из Скифии знаменитого на весь мир скульптора Церетели, и на центральной площади столицы был возведен идол покровительницы любви и рода Юлианов, Богини Венеры. Цезаря парламентское большинство провозгласило императором-диктатором. Теперь его изображения и скульптуры украшали храмы и улицы Вечного Города, а каждое слово римского полководца приравнивалось к закону.

Глава девятнадцатая. Ночное пение

Вновь, господа терпеливые читатели, вернёмся в Скифию. Ещё не все «подвиги Геракла» там совершены, и самое захватывающее впереди.
Римляне, выйдя из «Бегов» в сильном подпитии, уселись на просторную скамью в тенистом скверике возле заведения, чтобы проветриться на свежем воздухе. Ночь ласкала, редким для этих широт, теплом. Потрясённые выступлением великого скифского Орфея, никак не могли успокоиться. А виновник потрясения поспешно, не прощаясь, исчез по-английски. Девикон, возложив на себя роль массовика-затейника, блеснул очередным дарованием и душевно запел:

Что-то грустно, взять гитару -
Запеть песню про любовь,
Аль поехать лучше к Яру -
Разогреть шампанским кровь.

Там цыганки молодые,
Будем петь, гулять всю ночь,
Я раздам им золотые,
Разгоню тоску я прочь.

Эй, ямщик, гони-ка к Яру,
Эх, лошадей, лошадей, брат, не жалей.
Тройку ты запряг, не пару,
Так вези, брат, веселей!

Лунной ночью, белой вьюгой,
Снежной пылью занесет.
В сани сяду я с подругой,
Тройка с места понесет.

А когда приедем к Яру,
Отогреемся, друзья,
И под звонкую гитару
Будем петь мы до утра.

Этот «Яр» здесь неподалёку! Это знаменитой трактир, и я могу вам о нём рассказать кое-что весёленькое.
- Расскажи, расскажи! – заинтриговались слушатели.
- Одним из завсегдатаев «Яра» был Савл Мороз.
- Кто таков? – спросил Красс.
- Очень богатый и знатный патриций. Знаменитая личность. Как-то он подъехал, а его и не пускают. Какой-то купчик гуляет - ресторан снял «на откуп». Мороз тогда собрал голытьбу-плебеев, привел к ресторану и велел ломать стену.
- Плачу за все! – кричит.
Стену ломают, а Савл Тимофеевич в колеснице сидит, ждет, чтобы в пролом заехать. На уговоры не поддается. Центурионов хозяин вызывать не хочет, потому что Савл постоянный клиент и много денег ранее оставил в ресторане. Кое-как его уговорила знакомая цыганка из хора не рушить ресторацию.
Вот другой случай: любили купцы играть в «аквариум». В огромный белый рояль велели наливать воду до краев и рыбок туда запускали.
- Что такое рояль? – спросил Помпей.
- Большая арфа в ящике.
- Что делали? – спросил Цезарь.
- Рыбок руками ловили… Имелся в «Яре» прейскурант для любителей покутить. Удовольствие вымазать халдею лицо горчицей стоило 120 денариев, а запустить бутылкой в венецианское зеркало — лишь100. Впрочем, все имущество было застраховано на солидные деньги.
В ресторане имела место и императорская ложа, но, скифский царь ресторан не посещал.
- Почему? – насторожился Цезарь.
- Боялся покушений.
- И у него имелся свой Брут, придворный шут?
- Брутов положено иметь каждому императору, - Ваша Преувеличенность… В «Яре» пел цыганский хор и знаменитые цыганские певицы
- Хотите и я вам спою что-то цыганское? -предложила египтянка.
- Кто они, цыгане? - спросил Красс.
- Бродячие артисты из Индии, - пояснил Девикон.
- Послушаем, - согласился любитель слонов Помпей.
И Клеопатра блеснула универсальностью, страстно и надрывно запев:

Две гитары за стеной
Жалобно заныли…
С детства памятный напев,
Милый, это ты ли?
Эх, раз, еще раз,
Еще много, много раз!
Это ты, я узнаю
Ход твой в ре миноре
И мелодию твою
В частом переборе.
Эх, раз, еще раз,
Еще много, много раз!
Как тебя мне не узнать?
На тебе лежит печаль
Страстного веселья,
Бурного похмелья.
Эх, раз, еще раз,
Еще много, много раз!
Это ты, загул лихой,
Окол пунша грелки
И мелодия твоя
На мотив венгерки.
Эх, раз, еще раз,
Еще много, много раз!
Ах болит, ах болит
Голова с похмелья…
Уж мы пьем, мы будем пить
Целую неделю!
Эх, раз, еще раз,
Еще много, много раз!

Глава двадцатая. Арест.
Внезапно яркие лучи ослепили римлян. Из ближайших кустов выскочили ментурионы и направили на них стволы автоматов.
- Сдавайтесь! Вы арестованы. Ваши дохументики!
Полководцы опешили, закрываясь от яркого света, длинными рукавами тог.
«Вот нам и итог»- грустно подумал Цезарь и поник плешивой головой. – «Эх, зря венок выбросил!»
- Они интуристы, - вступился Девикон.
- Из какой страны? – спросил главный ментурион менее строго.
- Из Италии.
- Почему одеты, как бомжи?
- Потому что по совету Солженицына живут «не по лжи»!
- Честные, что ли?
- Очень даже, но бывают и гаже.
— Это как?
- Заткнись, дурак! – выкрикнула как Зоя Космодемьянская перед казнью, египтянка.
- Как ты, бомжиха, разговариваешь с представителем правопорядка? – щёлкнул ментурион затвором. – Пристрелю, паскуда, при попытке к бегству!
- Пошёл на х…!
Офицер стреляет в воздух. Пленённые вздрагивают.
- Никак он - сам Зевс-громовержец, - пугается Помпей. – Пацаны, ну и влипли!
Девикон ловит в воздухе паспорта и предъявляет.
- Юлий Соломоныч Цезерман-Гусман, - раскрывает корочки блюститель. – Гедеминус Наумыч Помпейский, Мариус Абрамыч Крассман-Лиепман. Из Израиля штоль? А говорили – из Италии.
- Извините, напутал. Один хрен на «И».
- Сам-то хто и откедова? – приставил ствол ко лбу Девикона ментарион, неимоверным усилием воли удерживая себя от соблазнительно-сладостного нажатия курка.
- Ихний переводчик Коровьев, ваше благородие.
- А баба, хто будет?
- Я артистка тятра Сатиры, бывшего Большого. Неужель не узнали?
- Сволочкова штоль? Так ведь ты больше в телевизоре выкобениваешься. Почему с иностранцами?
- В службе эскорт-услуг подрабатываю. Пенсия маленькая…
- Штоль блюдью?
- Нет. Ручной кладью.
- Хватит п**деть. Сождайтесь в воронок. В участке разберёмся.
- Простите, а ваш начальник Захарченко всё ещё на посту, - задал Девикон нескромный вопрос.
- Нет. Он теперь сидит с чашкой на мосту.
- Почему?
- Разжаловали. Теперь вместо взяток милостыню собирает. Должность его – «мостовой» в отличие от «постового».
Пленённые, с покорностью побеждённых галлов, залезли в «воронок» и пригорюнились. Заодно, мы теперь знаем, что роль Помпея исполняет небезызвестной и предприимчивый плясун Таранда, чья родина - Караганда. Таким образом, наклёвывается другой триумвират (трое балетных): Сволочкова, Лиепа и Тыранда (согласитесь, что «тыр», а то и «тыр-пыр-нашатыр», более подходит). Теперь они смело плясать любое па де труа ( la dans de trois )
Глава двадцать первая. В участке.
Начальник районного отеделения ментурии округа «Беговой» сидит за столом и, сладко зевая, читает толстенную книженцию:

«Цезарь: - Кто из толпы сейчас ко мне взывал Пронзительнее музыки чей голос звал «Цезарь!» Говори же! Цезарь внемлет.
Прорицатель: - Остерегись ид мартовских.

Цезарь: - Кто он?

Прорицатель: - Брут. Пророчит он тебе об идах марта.

Цезарь: - Пусть выйдет он. Хочу его я видеть.

Каска: - Выдь из толпы, пред Цезарем предстань.

Цезарь: - Что ты сказал сейчас мне? Повтори.

Прорицатель: - Остерегись ид марта.

Цезарь: - Он бредит. Что с ним говорить. Идемте.»

- Что читаете, ваше благородие, если не секрет? – входит, после слабого поскрёбывания в дверь, младший по званию.
- Шекспирта, любителя спирта, - откладывает книгу начальник. «Почитать, б…, спокойно не дадут.»
- Антиресная? Про шпиёнов?
- Оченно. Тебе чего?
- Шпиёнов-бомжей доставили!
- Погоди. Пусть в предбаннике подождут. Я ещё маненько почитаю.
Сержант уходит.
.
«Кассий: - Пойдешь ли ты на празднество смотреть?

Брут: - Нет.

Кассий: - Прошу, иди.

Брут: - Я не любитель игр, и нет во мне той живости, как у Антония. Но не хочу мешать твоим желаньям и ухожу.

Кассий: - Брут, с некоторых пор я замечаю, что нет в твоих глазах той доброты и той любви, в которых я нуждаюсь. В узде суровой, как чужого, держишь ты друга, что тебя так любит.

Брут: - Кассий, ошибся ты. Коль взор мой омрачен…»

«Педики, наверное, - думает с осуждением майор и жмёт кнопку вызова. – Дочитаю опосля. Скучная бодяга, а начальство велит повышать культурный уровень».

Вводят задержанных. Они понуры и печальны.
- Здравия желаю, товарищ главный околоточный надзиратель! – кладёт на стол начальника паЧпорта. – -Этих хмырей забрали в три ночи, в скверике возле «Бегов». Непристойные песни орали и буянили.
- Так вы, граждане, иностранцы будете? – спрашивает любитель Шекспирта по принуждению, ознакомившись с документами. – Беженцы, наверно?
- Туристы из Рима они, - поясняет Девикон.
- Почему в лохмотьях?
- Мода щас такая. Вон молодёжь вся в рваных джинсах.
- Да, молодёжь пакостная сейчас. Татуированная как уголовники, - соглашается предпенсионный майор. – А што прикажете мне с вами делать?
- «Распни его, распни его! Варавву отпусти нам! Его распни!» - раздаётся отдалённо, за кулисами, хор курсантов Высшей Школы Милиции (ВШМ), проходящих практику в данном околотке.
— Это из другой оперы, - отмахивается начальник. – Тоже мне! Посоветуете…

Глава двадцать вторая. Чтение Шекспирта (групповуха).
Майор открывает книгу, надеясь в ней найти ответ, как поступить, и читает с того места, где прервался:
«То видимую скорбь я обращаю
Лишь к самому себе. Я раздираем
С недавних пор разладом разных чувств
И мыслей, относящихся к себе.
От них угрюмей я и в обращенье;
Пусть не печалятся мои друзья —
В число их, Кассий, входишь также ты, —
К ним невниманье вызвано лишь тем,
Что бедный Брут в войне с самим собой
Забыл выказывать любовь к другим.

- Я Кассий, - вбегает сержант и продолжает по тексту (явно, что заранее выучил наизусть):
- Так, значит, я твоих не понял чувств;
Поэтому в груди я затаил
Немало дум, внимания достойных.
Свое лицо ты можешь, Брут, увидеть?

- Я Брут, что я плохой всё врут! – вбегает ещё один мент, и тоже – наизусть. - Нет, Кассий; ведь себя мы можем видеть лишь в отражении, в других предметах.

Кассий: - То правда. И сожаления достойно, Брут, что не имеешь ты зеркал, в которых ты мог бы доблесть скрытую свою и тень свою увидеть. Ведь я слышал, что многие из лучших римлян (Не Цезарь славный), говоря о Бруте, вздыхая под ярмом порабощенья, желали бы, чтоб Брут открыл глаза.

Брут: - В опасности меня ты вовлекаешь. Ты хочешь, чтобы я искал в себе то, чего нет во мне.

Кассий: - Я, извиняюсь, б**дь, текст забыл! Шекспирт так за*бисто написал, что х** выучишь!

Всезнающий и всепомнящий Девикон, подсказывает:
- Поэтому, Брут, выслушай меня:
И так как ты себя увидеть можешь
Лишь в отраженье, то я, как стекло,
Смиренно покажу тебе твой лик,
Какого ты пока еще не знаешь.
Во мне не сомневайся, милый Брут:
Я не болтун и не унижу дружбы,
Случайному знакомству расточая
Слова любви; вот если б ты узнал,
Что льщу я людям, обнимаю их,
А после поношу; что на пирах
Всем пьяницам я открываю тайны,
Тогда ты мог бы мне не доверять.

За сценой раздаются звуки труб и крики.

Брут: - Что там за крик? Боюсь я, что народ
Избрал его в цари.

Кассий (сержант вспомнил текст): - А, ты боишься? Так, значит, этого ты не желаешь.

Брут: - Нет, Кассий, хоть его я и люблю.
Но для чего меня ты держишь здесь?
И что такое сообщить мне хочешь?
Коль это благу общему полезно,
Поставь передо мной и честь и смерть,
И на обеих я взгляну спокойно.
Богам известен выбор мой: так сильно
Я честь люблю, что смерть мне не страшна.

Кассий: - В тебе я эту доблесть знаю, Брут,
Она знакома мне, как облик твой,
И я о чести буду говорить.
Не знаю я, как ты и как другие
Об этой жизни думают, но я
И не могу, и не желаю жить
Склоняясь в страхе перед мне подобным.
Родились мы свободными, как Цезарь;
И вскормлены, как он; и оба можем,
Как он, переносить зимою стужу.
Однажды в бурный и ненастный день,
Когда Тибр гневно бился в берегах,
Сказал мне Цезарь: «Можешь ли ты, Кассий,
За мною броситься в поток ревущий
И переплыть туда?» Услышав это,
Я в воду бросился, как был, в одежде,
Зовя его, и он поплыл за мной.
Поток ревел, но, напрягая мышцы,
Его мы рассекали, разбивая,
И, с ним борясь, упорно плыли к цели.
Но не доплыли мы еще, как Цезарь
Мне крикнул: «Кассий, помоги, тону».
Как славный предок наш Эней из Трои
Анхиза вынес на своих плечах,
Так вынес я из волн, ревущих Тибра
Измученного Цезаря; и вот
Теперь он бог, а с ним в сравненье Кассий Ничтожество, и должен он склоняться,

Снова за сценой – крики, трубы.

Брут: - Опять они кричат!
Я думаю, то знаки одобренья,
И почестями вновь осыпан Цезарь.

Кассий: - Он, человек, шагнул над тесным миром,
Возвысясь, как Колосс; а мы, людишки,
Снуем у ног его и смотрим — где бы
Найти себе бесславную могилу.
Порой своей судьбою люди правят.
Не звезды, милый Брут, а сами мы
Виновны в том, что сделались рабами.
Брут и Цезарь! Чем Цезарь отличается от Брута?
Чем это имя громче твоего?
Их рядом напиши, — твое не хуже.
Произнеси их, — оба так же звучны.

Римляне отчаянно аплодируют и кричат «браво»! Исполнители смущённо (всё-таки самодеятельность) раскланиваются.
- Господа туристы, - ласково обращается начальник-майор к задержанным, - если мы вам так понравились, то пригласите нас на традиционный фестиваль в Арена-ди-Верона (Arena di Verona). Знаю, что амфитеатр по размеру третий после Колизея и Санта-Мария-Капуа-Ветере. У нас артистов целый полк! Это лишь часть труппы…
- С удовольствием пригласим, но для этого… - начал Цезарь и замялся.
- Да, конечно, все свободны! – догадался ментурион. - Заберите свои ксивы. Мы с вами – по-хорошему, так и вы с нами… Можем даже вас подвести на машине, куда желаете.
- В Серебряный бор», - пожелала Клеопадла. - Хотим искупаться и позагорать, пока лето не кончилось.
Римляне как сонные мухи (опять ночь без сна) послушно влезли в автозак и машина, угрожая сиреной, помчалась по встречной полосе в любимую теплолюбивыми скифами зону отдыха.
Глава двадцать третья. Нудистский пляж.
Домчались мгновенно. По Таманской улице – прямо к берегу. Погода солнечная и тёплая, так что отдыхальщиков, несмотря на утренних час (всего пол одиннадцатого), наскреблось немало.
- Почему такое название? – поинтересовался любознательный Красс.
- Здесь когда-то находились копи, - начал дезинформировать Девикон. – Серебро добывали.
- И сейчас копают? – с надеждой спросил Помпей.
- Я сказал: когда-то. Сейчас лишь греются на песочке и купаются.
Дойдя до берега, присели вблизи воды. Цезарь стал снимать свою тогу-балахон, чтобы, по обыкновению, броситься в воду в чём мать родила. Его примеру последовали и остальные. Девикон и Клеопадла не спешили оголяться, и оказались в более завидном положении. Увидев голых мужиков, окружающие дамы завизжали.
- Эй вы, нудисты проклятые, ваш пляж дальше. Убирайтесь отсюдова! Здесь дети отдыхают. Щас милицию вызовем! - возмущение отдыхальщиков крепло. – Вон отсюда, п***расы! И сучка с ними рыжая-бесстыжая! (Мы ранее забыли упомянуть цвет волос царицы, так вот, теперь выяснилось).
- Пошли скорей! Я знаю где это. За мной! – взял на себя роль Сусанина Девикон. Прикрываясь тряпьём, пристыженные послушно поплелись за чичероне.
Долго пёрлись вдоль берега, пугая целлюлитных, грудастых женщин с супер-большими попами и животами, и детей до 16-ти лет. Отдыхальщики мужеского пола лишь посмеивались, поглядывая даже с лёгкой завистью. «Ищь какие! Весьма не молодые, а без комплексов.»
Наконец, достигли цели. Множество голых особей обоих полов и возрастов валялись в песке, плескались вблизи берега или загорали стоя, демонстрируя друг другу все свои физические макси-недостатки и мини-достоинства. Почувствовав, что попали к своим, римляне оголились и предались бесстрашному отдыху. Оголилась и Клеопадла, выставив на обозрение свои египетские, более, чем скромные, прелести. Девикон остался в одежде, взяв на себя роль неусыпного стража Аргуса. Заметим, что публика следовала негласным правилам, и никаких покушений на соитие не наблюдалось.

Глава двадцать четвёртая. Покушение.

К своему стыду Аргус оказался, как и все, падок на созерцание пусть даже, и скромных женских прелестей, и не заметил выглядывающего из ближайших кустов, кем-то нанятого киллера Брута.
Как гласит известная скифская поговорка: «И на старуху бывает проруха».
Роль Брута поручена, почти однофамильцу – Игнатию Брутману, Великому Народному Скифскому Саксофонисту (ВНСС).
Он извлёк из футляра инструмент, распрямил согнутый от природы скифсофон, превратив его в снайперскую винтовку последней модели. Приняв удобную позу, прицелился в бледную, лишённую загара, спину жертвы и замер в ожидании наиболее подходящего момента.
Внезапно поблизости возник какой-тип, по виду «качок» - груда мышц. «Качок» оказался хорошим знакомым покушавшегося – трубачом (он играл за кулисами в предшествующей главе). Трубач славился не столько игрой на инструменте, сколько игрой мышцами, обладая гигантскими бицепсами. Он имел и добрые сердце, и почувствовал, что сейчас случится непоправимое. Предотвратить покушение посчитал делом благородным, не считая важным то, кем могла быть жертва. Хотя, участвуя в предшествующей главе, он знал, кто эти странные пляжники. Зачем портить отношения с итальянцами? Если предотвращу, то будет шанс, что пригласят на гастроли, здраво рассудил он (Какой же скиф не любит «быстрой езды» заграницу?). Добросердый легонько толкнул под локоть стрелка, в момент нажатия курка. Отравленная ядом «кураре» пуля (этим ядом была отравлена и пуля эсерки Каплан, стрелявшей в Ленинуса) ушла в «молоко».
—Ты, Вадим? – не поверил глазам, обернувшийся стрелок. – Почему помешал?
- Чем вам насолили итальянцы?
- Какие итальянцы? Это злостный КэВэЭнщик Гусман, так надоевший всем телезрителям.
- Ваша инициатива или кто заказал?
- Сам Маслюков!
- Тогда ясно. Не поделили аховые гонорары. Ладно, замнём… В утешение хотите расскажу анекдот о покушении на Брежнева на Красной площади?
- Расскажи, расскажи! Утешь...
- Покушавшегося повязали, следователь спрашивает: - Почему промазал?
- Потому что каждый толкает под руку; «Дай мне, дай мне…»
- Так надо бы саблей.
- В следующий раз обязательно.
Но, как известно, родной-дорогой, так и не дождавшись, сам окочурился.
- Забавненько… - стал сворачивать манатки неудачливый стрелок. Снова согнул инструмент, превратив его из винтовки в скифсофон. Убрал в футляр. - Меня сдашь ментурионам?
- Нет. Зачем? Я долго у вас в оркестре играл, и вы много для меня сделали – в карьере помогли!
- Спасибо, Вадик, - прослезился покуситель и стал прощаться. – Ну, покеда, доброе твоё сердце.

Внезапно спасителя окружила толпа артистов театра «Ромэн» и дружно запела актуальные, хотя и тематически неблизкие сюжету, частушки:

Вадим в один прекрасный день
пошёл по лесу, видит пень.
На пень тот сел Вадим, устав,
и стал вдыхать душистость трав.

Но вскоре он вдыхать устал.
Недолго посидел и встал.
К другому пню он подошёл
и десять долларов нашёл.

Обрадовался сей находке,
что отразилось на походке.
Походка стала бодрой вмиг,
но вдруг в лесу раздался крик.

А крик тот был не человечий.
Скорей похож он на овечий.
- Оттуда здесь овца в лесу?
спросил он рыжую лису.

Лиса та хитро улыбнулась:
- Овцу ту заманила я.
Смотри, к тебе ползёт змея.

Вадим наш с детства змей боялся.
Со страха нервно засмеялся.

- Чего смеёшься, дуралей?
Ты лучше мне вина налей!

- Да где ж вино я здесь найду?
Покеда! Я домой пойду.

- Позорный трус, иди, иди,
и в лес наш больше не ходи.

Но только доллары верни!
Ведь это я их потеряла, -
она хвостом вильнула вяло.

- Лиса, тебе не верю я!
Лениво уползла змея.

- За доллары возьми овцу
и своему отдай отцу.

- Овцу отцу я не отдам,
на рынке выгодно продам.

- Какой ты жадина, Вадим!
Смотри, из чащи валит дым.

- Пожара только не хватало!
Лисица в страхе убежала.

Вадим же наш любил огонь,
лишь не любил он дыма вонь.

Костры всегда он разжигал,
излишки долларов сжигал...

Польщённый герой, поймал в воздухе трубу и стал а капелла играть мелодию Эдуарда Артемьева из дебютного фильма Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих».
Цыгане (они не раздевались) и толпа нудистов обоих полов рыдали от восторга. Бедный Брутман пытался, находясь в отдалении, на скифсофоне вторить трубачу, но, не имея слуха, подобрать мелодию не смог и с горя заплакал.

Глава двадцать пятая. «И швец, и жнец, и на дуде игрец».
- Цезарь может делать три дела одновременно: писать стихи, смотреть телевизор, и слушать доклад, - заявил Девикон. – Гай Иванович, продемонстрируйте!
Император восседал в кресле перед телеящиком, наслаждался популярной у скифов бодягой «Пусть говорят», слушал по приёмнику «Эхо Москвы» и что-то бисерным почерком (как у певца Бисера Кирова, но не того Кирова, которого Сталин замочил. Того звали Сергей Мироныч.) быстро записывал в блокнот. Заметим, что дело происходит в номере Люкс престижного отеля «Националь». Заселиться помог сам Великий Голос Скифии (ВГС) вновь появившийся на горизонте нашего повествования. Номер Цезаря находился вблизи кабинета-офиса самого ВГС, уже долгие годы располагавшегося в этом отеле.
Те, кому демонстрировал своё искусство Гай Иваныч, являлись журналистами (корреспондентами многих скифских газет и журналов, радио и телевиденья.) Они неизвестно как пронюхали о чудесном явлении римского императора народу Скифии и пришли по запаху.
- Какие будут ещё вопросы, дамы (среди них и бабы) и господа? – озарил обворожительной улыбкой аудиторию на правах пресс-секретаря всесторонний Девикон. – Просим. Не стесняйтесь.
- Сколько у вас было жён, ваше величество? - осмелела некая татуированная девица в предельно рваных джинсах.
- Помимо Корнелии Циниллы и Помпеи Суллы у меня были еще женщины. Третьей женой стала Кальпурния Пизонис, которая происходила из знатного плебейского рода и была дальней родственницей моей матери. Она была выдана за меня в 59 году до вашей эры. Причина этого брака объяснялась политическими целями: после замужества дочери отец её стал консулом.
- Также ходят слухи, - последовал следующий вопрос, - что вы бисексуал и вступали в плотские утехи с мужчинами. Историки вспоминают ваши юношеские отношения с Никомедом.
- Подобные истории выдумывают недоброжелатели, чтобы Цезаря оклеветать, - заступился за патрона пресс-секретарь.
- Если говорить о моих знаменитых любовницах, - заговорил Гай Иванович, уводя тему от мужеложества, - то одной из таких женщин была Сервилия – жена Марка Юния Брута и ещё Юния Силана. Я относился снисходительно к любви Сервилии, поэтому пытался выполнять желания ее сына Брута, сделав его одним из первых лиц в Риме.
Я безгранично любил Брута и доверял ему, ставя юношу в высшее положение и ограждая от трудностей. Однако преданный республиканец Марк Юний ради политических целей был готов убить меня - того, кто его безгранично поддерживал.
- Змею пригрели, ваше величество, - посочувствовал кто-то из присутствовавших.
- Некоторые античные историки считали, что Брут приходится вам сыном, - сказал кто-то осведомлённый, - так как Сервилия имела любовные отношения с вами на момент зачатия будущего заговорщика.
- Возможно, - промямлил император и покраснел. – У меня было двое детей: дочь от первого брака Юлия и сын, родившийся от Клеопатры, Птолемей Цезарион.
- Расскажите о романе с Клеопатрой! - взвизгнуло несколько экзальтированных журналисток.
- Самая знаменитая женщина в моём репертуаре – египетская царица. На момент нашей встречи ей исполнился 21 год, а мне за пятьдесят. Несмотря разницу в возрасте я покорил юную красавицу.
- Вы прям, как наш Иван Краско! Но он даже покруче: жене 27, а ему 86! – сообщила та, которая в рваных джинсах.
- Куда мне, - заскромничал Гай Юлий. – За вашим Краско не угнаться!
- Дорогие дамы и господа, прошу извинить, но время пресс-конференции истекло, - поднял Девикон руку в римском приветствии, что означало: «Идущие на смерть приветствуют тебя!» - Их величеству пора принимать предписанную эскулапами оздоровительную серную ванну.

Глава двадцать шестая. На главной площади.

Наш забавный роман как авиалайнер над Шереметьево заходит на посадку, а ещё ничего существенного, эффектного, кульминационного, одиозного, отвратного, пригодного для завершения, не произошло. Не можем ведь оборвать на полуслове? Подскажи, пристрастный читатель!
И ты не можешь как Брут? Что ты талантлив, значит, врут? Тогда мы сами…
Из окон «Националя» открывается превосходный вид на Манеж, облюбованный великим Церетели для его безжалостного и беспощадного охудожествления, и на Кремль, ещё не попавший под горячую руку гениального кавказца.
- Пойдёмте, я покажу вам главную площадь Скифии, где находится зиккурат вождей, - пригласила Клеопадла.
Покорно согласились и покинули отель. Появление табора маскарадно одетых чудиков, вновь вызвало нездоровый ажиотаж окружающих. Но римлянине сохраняли олимпийское спокойствие.
Подземным переходом прошли к Воскресенским воротам, полюбовались всадником на карликовой лошади Пржевальского, подошли к кругу с изображениями животных всех частей света. Граждане, повернувшись спиной к воротам и кругу, дружно через плечо бросали монеты.
- Зачем так делают? - спросил Цезарь.
- Загадывают желания, - пробурчала Клеопадла.
- Сбываются?
- Если упадёт на дельфина или орла, то – непременно.
- Может и нам бросить? И загадать – вернёмся ли в Рим?
Помпей и Красс полезли за кошельками. Девикон безучастно наблюдал.
- И за меня бросьте, - попросил безденежный Цезарь (не к лицу императору носить кошелёк).
Долго целились и истратили десяток денариев, пока удалось попасть, куда надо. Счастливые, что обрели надежду, прошли под арку и направились к Иверской часовне. У вход крестилась тщедушная старушка и вместо молитвы щебетала богохульные частушки:
А вон за тою дверцей,
Куда народ валит, —
Там Иверское сердце
Червонное горит.
Здесь воздух напоен дыханием молитвы.
Сюда мошенники приходят для ловитвы.
Здесь умиление — без носовых платков
И благочестие — нередко без часов.

Православный храм у язычников интереса не вызвал, а зиккуратом залюбовались тем более, что привлекла внимание и огромная очередь паломников.
- Там лежит их первый вождь Лениус Великий, - пояснила Клеопадла.
Вдруг поблизости началось какое-то волнение. Группа граждан образовав круг, кого-то явно подбадривала. Любопытство передалось и римлянам.
На мостовой сидел голый мужчина репродуктивного возраста и с помощью молотка, и гвоздей прибивал свои гениталии к брусчатке. При каждом ударе взвизгивал (попробуйте-ка сами!) Толпа тоже взвизгивала, но от восторга, подбадривала и давала советы. Римляне пришли в восторг!. Но «кино» длилось недолго. Возникшие из-под земли ментурионы, схватив под белы рученьки героя, оторвали его от мостовой вместе с мошонкой и поволокли к неподалёку стоявшему «воронку». Огорчённая толпа, ропща в «тряпочку» недовольно расходилась.
- Зачем он так себя? – проявил сердоболие Красс. – Боль-то какая!
— Он факир из Индии, - пояснил Девикон. – Там каждый второй такой. Им не больно.
- Надо бы и нам в Индию съездить, - мечтательно сказал Помпей. – Заодно бы слонов купил.
- Надо сначала из этого безобразия выпутаться, - нахмурился Цезарь.
- Идём дальше, - поманила египтянка к Лобному месту. – Там интересней: может, кого казнят…

Глава двадцать седьмая. Лобное место
Возле лобного места, в окружении толпы слушателей и зевак, стоял Маркиз Астольф де Кюстин, прилетевший накануне на ковре-самолёте авиакомпании «Air France» из Парижска. Он, бурно жестикулируя, вещал:
- Вчера я начал свое путешествие в Скифию. Увидев скифских царедворцев при исполнении обязанностей, я тотчас поразился необычайной покорности, с какой они исполняют свою роль; они — своего рода сановные рабы. Но стоит монарху удалиться, как к ним возвращаются непринужденность жестов, уверенность манер, развязность тона, неприятно контрастирующие с полным самоотречением, какое они выказывали мгновение назад; одним словом, в поведении всей свиты вождей, как господ, так и слуг, видны привычки челяди. Здесь властвует не просто придворный этикет, подразумевающий соблюдение условленных приличий, уважение более к званиям, нежели к лицам, наконец, привычное распределение ролей — все то, что рождает скуку, а иной раз и навлекает насмешку; нет, здесь господствует бескорыстное и безотчетное раболепство, не исключающее гордыни; мне казалось, что я слышу, как, бунтуя в душе против своего положения, эти скифские придворные говорят себе: «За неимением лучшего возьмем, что дают». Эта смесь надменности с низостью не понравилась мне и не внушила особенного расположения к стране, которую я собрался посетить.
- Каков правитель народа, таковы и служащие при нем; и каков начальствующий над городом, таковы и все, живущие в нем, - констатировал кто-то в толпе.
- Он про царя и мэра, - догадался другой.
- Правильно говорит мужик, - заворчал третий.
- Покинь трибуну, клеветник! – оттолкнул маркиза грузный господин с шоколадными бровями. – Послушайте, граждане, меня!
И, знакомый нам по предшествующим главам Леонидус Брежнецум раззявил варежку:
- Товарищи скифы! За последние годы, в соответствии с решениями съезда дружественных племён, немало сделано для совершенствования хозяйственного механизма, форм и методов управления промышленностью, сельским хозяйством, строительством. Осуществляется переход к двух- и трёхзвенным системам управления на основе создания промышленных и производственных объединений.
Долго бивший копытом нетерпения о брусчатку Цезарь в два прыжка оказался возле оратора и вырвал у него микрофон.
- Сколько можно клеветать на скифскую власть? – закричал римлянин и продолжил как вшивый про баню, про завоевания Галлии.
In omni Gallia eroum hominum, qui aliguo sunt numero atque honore, genera sunt duo. Nam plebs paene servorum habetur loco, quae nihil audit per se, nullo adhibetur consilio.
- Теперь и этот задолдонил, - раздались возмущённые голоса. – Знаем, знаем, что Галлы говно, а кто лучше?
- Как? Вы не в курсе? – удивился Гай Юлий Гусман. – Конечно, северные корейцы, хоть и не европейцы. Они придумали атомную дубину, и теперь даже индейцы их боятся, хотя при мне Америку ещё не открыли… после капитального ремонта…
- Что он несёт? – шепнул Красс Помпею. – Наверное, бедняга перегрелся на жарком скифском солнце, да и постоянный недосып…
- Не «сып мне соль на раны», как в песне поётся, - подслушал Гусман, - И вы хотите, как Брутман, меня замочить? Хорошо, что сортирами не пользуюсь, а облегчаюсь на природе – под кусточком или в огороде. Так что и не надейтесь!
- Да, что вы, Гай Сергеич! Вам послышалось, - жалостливо, с преувеличенной искренностью, сказал Красс.
- Вы ваши верные друзья! – стукнул не сильно (символически) себя во впалую грудь Помпей Тимофеич и пустил слезу раскаянья. – Мы же с вами в Колизее не так давно наш триумвират обмывали.
- Обмывали, обмывали, - покачал головой Гай Сергее-Иванович. – Да всё зря, наверное? Кругом измены и предательства…
Тем временем маркиз де Кюстин и «родной-дорогой», неожиданно сдружились и думали, кого-бы послать в ГУМ за бутылкой. Не самим же переться? Статус не позволяет, хотя имя (Брежнецум) призывало самому сходить в ГУМ, но он себя удерживал из последних сил, так необходимых докладчику- партаппаратчику.

Глава двадцать восьмая. Исторический Музей.

Дальше, что будет? Много достопримечательностей столицы Скифии посетили. Куда ещё прикажете? Не в парк же «Зарядье» их вести? Уж надоели эти парки. И «Аквариум» - парк, и Зоопарк - парк, и скверик перед ипподромом, чем не парк, а «Серебряный бор» и подавно. Куда теперь направить туристам стопы? Вопросы, вопросы, вопросы… Может, в Исторический музей? Он здесь рядом.
Подошедших к зданию римлян радушно встретил
ранее им знакомый сеятель добра ВГС (устроил в «Националь»), по совместительству и Великий Экскурсовод Скифии (ВЭС) Промзон Давид Ёсич и, голосом нестареющего баритона, начал рассказ:
- После получения императорского согласия на создание музея его планировали построить у стен Кремля, на месте нынешнего Зиккурата, но аккуратно.
Вскоре решили всё-таки Зиккурат не сносить. Иначе куда же складывать покойных скифских вождей, а они мрут как мухи? Площадку для строительства музея предоставила Дума.
- Кто такая «дума»? – поинтересовался Цезарь.
- У вас это сенат, - пояснил экскурсовод. – С 1472 года на этой земле располагался почтовый двор, с 1556-го — Сытный отдаточный двор. В период с 1599-го по 1699-й на его месте находился Земский приказ. С 1699 года Земский приказ был расформирован, а его дела были переданы в Стрелецкий и Судный приказы. В 1700 году по поручению Петра I вместо деревянного здания была построена каменная ратуша. До пожара 1737 года в ней располагались Главная аптека и медицинская канцелярия. Вход украшала каменная голова единорога с настоящим рогом нарвала.
- Уважение к древности есть, несомненно, одно из проявлений истинного просвещения, - изрёк Цезарь, мучительно зевнув («Скучна лекция!»)
- Примечательно, что при этом ради строительства нового музея историческая ратуша была уничтожена, - продолжал экскурсовод и поправил капризный парик (растянулся, гад, и сползает на глаза, пора новый в Париже заказывать). - По мнению современников, здание относилось к европейскому стилю и потому не являлось ценным.
- Мной будет первый камень заложён! – сказал, внезапно материализовавшийся, император Александр Второй и взял в руки кирпич.
- И мы тоже, - присоединились, также материализовавшиеся, цесаревич Александр и великий князь Сергей Александрович.
- Я вам растворчика добавлю, - взял в руку мастерок, явившийся из воздуха, генерал-губернатор.
- Надо сделать уклон в сторону стилизаций и экспонировать в том числе произведения искусства на исторические темы, - предложил сотворившийся из ничего господин Шервуд.
- Главную роль в экспозиции должны играть подлинные исторические предметы, - задолдонили ещё двое инфернальных, Уваров и Забелин.
- С момента подписания указа об основании и до конца строительства здания на Напрасной площади среди устроителей музея шли споры о его характере и направленности экспозиции, - продолжил экскурсовод и вновь поправил капризный парик.
- Зачем ты меня позвал на открытие, когда ничего не готово и лежит мусор? – грозно посмотрел император на великого князя…
- Гражданин экскурсовод, вы думаете, нам интересна эта мудянка? – вспылил Цезарь, блестяще освоивший непристойности скифского языка. – И куда ты нас привёл, мой Девикон? Хочу покинуть эту дурную эру и вернуться в Рим.
- Верните нас в наше прошлое! – хором потребовали остальные «туристы».
Клеопадла сделала протестно-устрашающий шпагат и даже взвизгнула от боли, чего за ней раньше не наблюдалось.
Внезапный бомж, по недосмотру ментов, пробравшийся на Напрасную площадь, указуя на историческое здание, истошно завопил:
— Вот куда наши трудовые гроши тратят! Строят миллионные дома для хранения поганых черепков и никуда не годных бумажек! Товарищи скифы! Весь этот навоз нужно выбросить вон, а в доме устроить фабрику поп-звёзд!
- Правильно говорит! – поддержала толпа.

Глава двадцать девятая. Скифы.

Со стороны ГУМа к музею, раскачиваясь как матросы на палубе, попавшего в шторм корабля, приближались двое. Нам они знакомы: маркиз де Кюстин и Леонидиус Брежнецум, сумевшие оперативно выпить, и закусить
Маркиз, бесцеремонно оттолкнув бомжа, обратился к толпе:
- Меня поражает неумеренная тревога скифов касательно мнения, какое может составить о них чужестранец; невозможно выказать меньше независимости; скифы только и думают, что о впечатлении, которое произведет их страна на стороннего наблюдателя. Что сталось бы с германцами, бриттами, галлами и гельветами, со всеми европейскими народами, опустись они до подобного ребячества?
Оттеснив собутыльника, слово взял Брежнецум:
- Осуществить меры по дальнейшему улучшению условий жизни участников Великой Куликовской Битвы и семей погибших воинов.
- Я уж и так из кожи лезу, - бил себя в тощую грудь Кособянинов. – Семьи и родственники, как Пересвета, так и Осляби, получили хорошие квартиры в Тёплом стане.
- Кто такие? – спросил несведущий маркиз.
- Первый – инок Троице-Сергиевой обители, а второй – его брат, во иноцех схимон Адриан, - пояснил Кособянинов и покосился на Брежнецума. – Извините, что прервал.
-Увеличить сеть домов терпимости и дурдомов для всех желающих, - продолжил прерванный Брежнецум, - повысить уровень благоустройства и социально-бытового обслуживания в них.
- В залах музея представлены образцы культуры скифов, живших в степях от Дуная до Енисея, а также на Кавказе и Средней Азии, - продолжил Великий Экскурсовод. - При всем различии племен, занимавших эту территорию, в их жизни и быту прослеживаются общие черты, - особенно в оружии, конской упряжи и характерных приемах и сюжетах искусства, широко известного под названием «скифских звериный стиль».
- В скифскую эпоху железо становится основным материалом для изготовления оружия и орудий труда, - дружно продолжил хор сотрудников музея, высыпавших на площадь. - Собственно скифы обитали в Причерноморских степях от Дуная до Дона и в Крыму. Они вели кочевой образ жизни, основу хозяйства составляло скотоводство. Однако известно и несколько скифских городов в бассейнах Днепра, Дона и в Крыму, которые были центрами различных ремесел. Археологические материалы свидетельствуют о тесных и постоянных связях хозяйственной и культурной жизни скифов с древнегреческими городами-колониями, располагавшимися на черноморском побережье.
- Во II в до вашей эры сарматы вытеснили скифов из Причерноморских степей в Крым, - добавил «не лыком шитый» Девикон. - К северу от скифов в лесной зоне жили различные оседлые племена, занимавшиеся земледелием, скотоводством и охотой. Они оставили памятники, выделенные в несколько археологических культур…
– Дьяковскую, - добавил Красс.
- Городецкую, - добавил Помпей.
- Ананьинскую, - добавил Цезарь.
- Пьяноборскую, - вякнула египтянка.
- Как пьяноборскую? – возмутился маркиз. – Мы трезвые. Леонидиус, подтверди.
- Мы ни в одном глазу, - подхватил Брежнецум. – Всего-то литр на двоих… и смех и грез. Э-э-эх! Курам на смех.
- Население, создавшее эти культуры, было предками народов мери, веси, мещеры, мордвы, удмуртов, коми-пермяков, - вступил с новой силой хор. - Особая культура сложилась в регионе Кавказа, где жители издревле освоили секреты выплавки различных металлов. Оружие и украшения народов Кавказа отличаются своеобразием, изяществом и высоким качеством металлургии.

Глава тридцатая. Жуков на коне.
Подвесная гирька над входом в музей, тосковала по головам входящих. Задумка создателей: не сильный удар по башке в качестве оригинального приветствия. Благодаря милой выдумке, посещение музея запоминалось надолго. Шишка не позволяла быстро забыть. Но, на сей раз, никто не входил, и гирька окончательно пригорюнилась, от обиды начав ржаветь…
Со стороны Кремлёвского проезда показался всадник. Раздалось ржание. Римляне, услышав знакомые звуки, повеселели. Всадник затормозил у входа и обратился к народу:
- Граждане, сами посудите, на какую мелкую лошадку усадил меня скульптор Клыков. Это не боевой конь, а пони из зоопарка. И лошадке тяжело и мне не сподручно.
- Клыков - очень одаренни человек, но в данни случай не сложиться, - заговорил, ведя неравную борьбу с акцентом, оказавшийся случайно в толпе, великий Зураб Церетели. - И я думай, чито он сам это знать.

- Памятник мне не нравится по скульптурным, эстетическим соображениям, - заворчал скульптор Рукавишников, тоже из толпы. - Пропорции тут ни при чем — мне не нравится само решение в рамках этой задачи. Считаю, это неудача Клыкова.

Выскочил бойцовским петушком автор и закукарекал защитную речь:
- Скульптура сделана профессионально, грамотно, как и задумал. Можно с памятником соглашаться или не соглашаться — я абсолютно уверен в том, что все сделал правильно и тот образ, та композиция, которая была задумана, — выполнены мной. Мне хотелось передать образ полководца, который, как бы натянув поводья, принес Победу, попирая вражеские штандарты, к стенам древнего Кремля. Вот, собственно, какая была идея. Потому я и выбрал такой ритмичный, почти барабанный шаг.

- Статуй Марк Аврелий в Рим– это эталон, - снова заговорил Церетели. – Она из бронза. Я тоже всё делай из бронза. Микеланджело реставрировал и на цоколь написал: «ex humiliore loco in area capitoliam». Сначала он бил позолочен. Статуй лишь в два раза превышай натуральни величина. Марк Аврелий в солдатский плащ paludamentum поверх туника. Под поднятый копыто коня прежде лежал скульптур-мультур связани варвар.

- Ишь ты, какой просвещённый скиф! – восхитился Цезарь. – Даже наших знает и по латыни шпрехает… А теперь, граждане скифы, слово предоставляется нашей подруге, царице египетской. Прошу вас, ваше величество!
В центр круга зевак вышла Сволопатра и начала рассказ:
- Я принадлежу к династии Птолемеев, Я одна из дочерей Птолемея XII Авлета, хотя у него была только одна законная дочь, Береника. А я рождена одной из наложниц Птолемея. Впрочем, сам царь тоже был незаконнорожденным. Правление династии никогда не было спокойным из-за постоянной борьбы за власть. Я в детстве стала свидетелем изгнания из страны своего отца. Правительницей Египта становится моя сестра Береника. Когда при помощи римского консула Габиния Птолемей вернулся на родину, он начал репрессии против тех, кто способствовал его отстранению от власти. Первой жертвой его гнева стала Береника. Я вынесла из случившегося урок и в будущем старалась устранить все помехи на пути в лице возможных соперников. Не останавливали меня и кровные узы: смерть одного из братьев-соправителей - дело моих рук. Меня вместе с младшим братом Птолемеем XIII провозгласили наследниками Птолемея Авлета, согласно завещанию последнего. Мне было примерно 17-18 лет, а мальчику и того меньше – около 9. Мне пришлось в одиночку постигать азы правления и дипломатии. Сначала удалось отстранить от руководства государством младшего брата, но он сумел нейтрализовать меня. Меня сместили с трона и изгнали из страны. Власть во дворце сосредоточилась в руках евнуха Потина, главнокомандующего Ахилла и учителя юного царя Теодата. Но я не смирилась и начала собирать войско против брата. Птолемей, узнав об этом, вышел с армией навстречу, чтобы преградить мне дорогу в страну. Пока я и брат боролись за власть, в Риме шла кровопролитная гражданская война, возглавляемая Юлием Цезарем и Гнеем Помпеем. Последний бежал в Египет, где намеревался заручиться помощью Птолемея, отец которого был обязан троном римскому сенатору. Советники юного царя решили, что помощь Помпею усугубит положение Египта. Ему отправили дружественное письмо с обещанием поддержки. На деле же решили, после высадки Помпея, убить его. В акте страшного вероломства приняли участие люди из ближайшего окружения юного царя, а он смотрел на убийство римлянина, стоя на берегу. Совершая это злодеяние, Птолемей со своими временщиками хотел показать Цезарю свою преданность. Голову римского сенатора и его кольцо Теодат преподнес Гаю Юлию, когда тот через несколько дней прибыл в Александрию. Но великий полководец не одобрил того, как поступили с его врагом. Цезарь приказал мне и Птолемею распустить свои армии и прибыть к нему для разбирательства. Для меня попасть во дворец без опасения быть убитой врагами, не представлялось возможным. Тогда я пошла на хитрость. Преданный мне человек пронес меня в покои Цезаря в бельевом мешке.
Царица скромно умолкла и сделала традиционный шпагат, шокировав целомудренных скифянок, а Цезарь невозмутимо продолжил:
- Я был очарован юной царицей, и вскоре между ними завязались отношения. Несмотря на сопротивление Птолемея, он объявил меня и Клеопатру соправителями, напомнив александрийцам о завещании их отца. Евнух Потин не собирался так просто упускать власть из рук. С момента моего прибытия в Александрию он настраивал народ против римлян. Ему удалось поднять восстание. Египетская армия, насчитывавшая 20 тысяч воинов, двинулась на мой дворец. Эта война получила название Александрийской. Мне пришлось биться во главе небольшого войска на тесных улочках города. Вернуться на корабли я не мог – не было возможности оторваться от наседавших. Тогда я приказал сжечь флот противника, чтобы открыть своему войску путь по морю. Надеяться я мог только на свои легионы, спешащие на помощь из Сирии. Когда они, наконец, прибыли, в состоявшейся битве Птолемей погиб. Как именно это произошло, неизвестно. Участники сражения видели, что лодка, на которой пытался спастись юный царь, была перегружена и перевернулась. Так Клеопатра стала единовластной правительницей. Она сочеталась браком со своим вторым братом, Птолемеем XIV, поскольку, по закону династии Птолемеев, женщина править не могла. Но фактически вся власть в стране была сосредоточена в ее руках. После моего отбытия в Рим она родила мне сына, Птолемея Цезаря. Я не забыл очаровательную царицу и через некоторое время вызвал ее с братом в Рим. Поселил Клеопатру на одной из своих вилл. Наши отношения вызывали раздражение у римлян. Слухи о том, что я собираюсь жениться на египтянке и перенести столицу в Александрию, ускорили подготовку заговора против меня. Через месяц после моего убийства Клеопатра возвратилась на родину. Вскоре после этого умер ее соправитель, Птолемей XIV. Скорее всего, он был отправлен по ее приказу, после рождения сына. Она не желала ни с кем делить власть, хорошо помня, что случилось с ее отцом. –
Слушатели, включая всадника Жукова, Великого Экскурсовода, скульпторов Церетели и Рукавишникова, маркиза де Кюстина, сенатора Брежнецума и артистов, исполнявших роли императора Александра, его брата-великого князя, случайного бомжа, строителей музея, а также праздной публики, взорвались аплодисментами такой мощи, какую не знала Напрасная площадь со дня великой победы над германскими полчищами.
Трое римлян (Красс, Помпей и Девикон), во время сольных выступлений Клеопадлы и Цезаря сидевших на корточках, переняв у скифов подобную манеру иллюстрировать поговорку «в ногах правды нет», поднялись и куда-то пошли, подобрав полы своих необъятных тог. Тоги напоминали безразмерные бухарские халаты, позволявшие смекалистым азиатам пользоваться ими как переносными кабинками-прикрытиями для отправления естественных потребностей (присел, сделал и…). Оставленные кучи заметил сам Кособянинов, тоже оказавшийся, по случаю, возле музея. Он взревел и взвыл как легендарная волчица, некогда вскормившая Ромула и Рема.
- Какая сволочь сделала? Да ни одна, а три! = потрясал мэр кулаками. - Ведь в подземном Манеже есть туалеты. Два шага пройти. Дотерпеть не могли?
- Да, там есть, - подтвердил украшатель подземелья Манежа великий Церетели. – Я построил много – сри, не хочу!
- Пушкин будет убирать? – распалялся Кособянин, покрываясь леопардовыми пятнами. -Три кучи, три карты, три кучи, три карты! Как в «Пиковой даме»! Может, хоть Герман… Греф уберёт? Три кучи, три ка…
Вызванная Давид Ёсичем «скорая», за рулём которой восседал коллега по думе, бывший врач, бард Розенбаум, увезла свихнувшегося мэра.
- Надо же, за неделю до собственного переизбрания спятил, бедный, - причитали сердобольные скифянки в толпе. – Уж так хорошо плитку клал! Уж так хорошо!
- Клал, клал хорошо и ему хорошо наклали! Впредь, чем класть, семь раз отреж, – из толпы выскочила склочная скифская бабка с кошёлкой в руке. – Я масло уже пролила, да жаль, что трамвай теперь здесь не ходит. Зря только добро перевела. Но, может, всё-таки кто желает поскользнуться, то милости просим.
- Аннушка-Чума, тебя только здесь не хватало! – потеснила бабку с кошёлкой более молодая скифянка. - Шастай к себе, на Садовую! Тебя там Воланд со товарищи заждались. Трамвайную линию вновь там проложили, турникет построили, осталось масло пролить, а Берлиоз сам на запах явится.
- На этих Берлиозов масла не напасёшься, каждый норовит поскользнуться, а пенсия маленькая!

Эпилог.

- Такой тёплый август впервые за 140 лет! – радостно заявил Девикон и распахнул на груди тогу. - Я не корчу из себя недотрогу. Трогайте, трогайте, рвите на куски!
- Что с ним? – поморщился Цезарь, запахнув свою тогу и нервно почесав левую ногу (как и левая рука – к деньгам). – Неужели тоже спятил?
- Переутомился, - хмыкнул Помпей, считая себя всех умней. – Столько умения во всех областях, что можно свихнуться.
- Поделом, - скривился завистливый Красс, выставив фигу напоказ. – Лезет из кожи, всезнайка-всеумейка хренов!

Всадник Жуков, тем временем, вернулся на своё законное место и замер, забронзовев как Марк Аврелий, хотя сам был любителем акварелей художника возрожденья Андрияки, по натуре забияки.
Напомним, что вездесущая Аннушка разливала подсолнечное масло где ни попади в надежде, что в этих местах проложат, наконец, долгожданные рельсы, соорудят турникет с вертляво-гостеприимной дверцей и с искусительной надписью на ней «Вам сюда». Когда, наконец, пустят долгожданный эксклюзивный трамвай-гильотину для наказания всех несогласных с генеральной линией скифского правительства и, лично, вождя, обожателя проливного дождя? Но, к сожалению, как мы знаем, главный осквернитель-озеленитель города внезапно спятил, поэтому все начинания, включая укладку плитки и рельсов, пришлось приостановить…

30 августа преставился ВГС, один из героев нашего вздорного повествования, которое можно именовать крылатыми словами одного из великих скифов минувших времён: «сумбур вместо литературы» (как известно, в первоисточнике – «вместо музыки»). Гигантская страна – от Балтийского моря до Японского, погрузилась в траур, поэтому и мы будем скорбеть, и свернём наш затянувшийся роман. Кого интересует судьба римлян, волею Консультанта переброшенных в иное время, не волнуйтесь – они не пропадут. Их тот же волшебник, чей девиз «я часть той силы, что хочет зла, но творит добро», отправит назад, в их рабовладельческий Рим.
Подсолнечное масло и взбалмошная Аннушка здесь не причём, так что, её не корите и не браните, а лучше к страницам знаменитого романа о «Мастере и Маргарите» прильните!

3 сентября 2018 года.

© Георг Альба, 2018
Дата публикации: 04.09.2018 00:04:39
Просмотров: 1942

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.