Возвращение в Зурбаган
Юрий Леж
|
Форма: Рассказ
Жанр: Фантастика Объём: 20994 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Может быть, этюд... может быть, эскиз... А может быть, вполне самостоятельный, законченный рассказ. Возвращение в Зурбаган. Он оставил автомобиль в переулке, довольно далеко от этого странного, хорошо знакомого, но так до конца никем и не изученного дома, бывшего в последние годы то ли студенческой общагой, то ли огромным, девятиэтажным притоном причудливой внутренней планировки с фантастическими двухэтажными квартирами, длиннейшими, запутанными переходами, постоянно неработающими лифтами и странными, чудными и загадочными подчас обитателями. В городе до сих пор тихонечко, чуть ли не кухонным шепотком, рассказывали друг другу любители чужих страхов, что в годы диктатуры в этом доме была «шарашка», изучавшая то ли паранормальные явления, то ли пределы выносливости человеческого организма. И те странные тени, что часто появляются в окнах пустых квартир на верхних этажах обветшалого и, казалось, давно забытого коммунальщиками дома – это привидения, неуспокоенные души замученных в дьявольских по своей жестокости экспериментах, а может, и того хуже – пришельцы иных миров, не сумевшие до конца материализоваться в этом… Разглядывая мрачноватое, но больше из-за своей неухоженности, облупившейся краски стен и диких, варварских полуразмытых граффити, чем от давно и тщательно подзабытой дурной славы здание, вышедший из автомобиля мужчина подумал, как давно он не появлялся здесь и, может быть, никогда бы и не появился вновь, если бы не особое, призывное, едва внятное, но, тем не менее, настойчивое и противоречивое желание заглянуть к давно знакомым и полузабытым за давностью знакомства людям. Он выглядел в этом запущенном, неухоженном квартале, на грязном затертом и покрытом застарелыми выбоинами асфальте, возле старого, судьбой забытого и заброшенного дома инородным, чужим, будто пришедшим из какой-то иной, потусторонней жизни. В отличном, дорогом костюме под распахнутым черным длинным плащом, в широкополой шляпе, затеняющей смуглое природной, цыганской смуглостью выразительное лицо, в блистающих чистотой изящных ботинках, с антикварной тростью в правой руке. Впрочем, трость была не столько деталью его респектабельного, солидного облика, сколько необходимостью: мужчина при ходьбе сильно хромал, подволакивая левую ногу, да и вообще, пешее передвижение давалось ему с определенным трудом, не то, что в юности, хотя взглянув на его чисто выбритое, ухоженное лицо вряд ли можно было усомниться, что человек этот едва-едва перешагнул порог сорокалетия. Разве что серебряные нити в густых, крупными кольцами ложащихся на его плечи иссиня-черных волосах говорили об истинном возрасте гостя. Спокойно поглядывая по сторонам и – непременно – под ноги, чтобы не ступить нечаянно в какие-нибудь тошнотворные отбросы, мужчина подошел к крайнему парадному, выглядевшему чуть более обитаемым, чем остальные, наверное, лишь благодаря не так давно вычищенной кем-то урне у входа. Чуть дальше, с трудом, но все-таки различимые в сумерках её собратья были переполнены, мало того, вокруг них громоздились, где побольше, где поменьше, кучки чуть ли не окаменевшего бытового мусора. Лампочка под козырьком парадного не горела, из-под жестяного, с облупившейся краской щитка-абажура выглядывал сиротливо пустой патрон с остатками цоколя, но сквозь щели разболтанной, плохо прилегающей к притолоке двери пробивался слабый свет, позволяя разглядеть полуоторванную ручку, взявшись за которую, мужчина брезгливо поморщился, несмотря на то, что руки его были защищены отличными, тончайшей кожи, перчатками. И дверь ответила ему на такое отношение пронзительным, противным скрипом приржавевших петель, жалобным вздохом и стоном утомленного своей долгой и мучительной жизнью существа. Усмехнувшись собственным мыслям, в которых дверь и была сравнена с живым организмом, мужчина углубился в чрево небольшого вестибюля, неухоженного, замусоренного и освещенного слабенькой, едва ли не двадцатисвечевой лампочкой. Под ногами захрустели, зашуршали горелые спички, окурки всех мастей от дорогого дамского «бамбука» до антикварных, непонятно, как уцелевших за годы забвения, окаменелых папиросных мундштуков, какие-то обертки то ли от печения, то ли от презервативов, мелкие камешки, осколки кафельной плитки, которой был покрыт пол в вестибюле. К лифтам правее от входа, темнеющим покоробленными дверцами, исписанными похабными и не очень словами, мужчина не стал подходить, помня, что если и работают каким-то чудом эти престарелые механизмы, то в тесном пространстве любой из трех кабин легко можно задохнуться от вечных, никакими химическими и природными средствами не выводимых запахов человеческой мочи, засохшей до окаменелости блевоты и дешевого табачного перегара. Он свернул налево, к темному зеву поначалу широкой, но после первого же пролета резко сужающейся лестницы, как и пол вестибюля, покрытой мусором и пылью. Темнота лестничных пролетов его вовсе не смущала, а страха перед кажущейся неживой, потусторонней, гулкой тишиной мужчина не испытывал никогда, вот только необходимость пешего подъема на третий этаж немного портила настроение, но – не настолько, чтобы отказаться от него и вернуться обратно к автомобилю. Активно помогая себе тростью, мужчина довольно резво, на одном дыхании вскарабкался на нужный ему этаж, вышел в длинный, изломанный причудливыми углами коридор и уверенно добрался до чуть более свежей, в сравнении с остальными, двери, из-за которой пробивался довольно яркий свет и не только. За массивным, исчерканным то ли гвоздями, то ли когтями полотном с тщательно затертыми матерными словами ощущалось присутствие жизни. И обыкновенная, но тщательно прилаженная к двери, чистая ручка, и едва заметная в полумраке коридора кнопка звонка, расположившаяся на стене чуть поодаль – всё говорило о том, что в заброшенном, как казалось на первый взгляд, доме обосновались – и неплохо обосновались люди. Гость неторопливо снял перчатки, потянул на себя ручку двери, неожиданно легко и почти бесшумно раскрывшейся, и прошел в комнату, заставленную разнокалиберной, показавшейся ему безобразной в таком наборе мебелью. Здесь новенький, роскошный кожаный диван соседствовал с древним, довоенным, наверное, еще сервантиком, просторный овальный стол под чистой пестрой скатертью – с полуразвалившейся этажеркой, покрытой безделушками и пожелтевшими от времени кружевными салфетками, громадный ящик старинного телевизора – с современным, плоским монитором, возле которого лежала грязная, будто заплеванная клавиатура. Ни радио, ни телевизор, ни прочая звуко- и видеопередающая аппаратура в комнате не работала, создавая эфемерную иллюзию лишь человеческого, такого редкого в наши дни среди современников присутствия. Из дальнего угла, с потертого полукресла чуть ли не работы мастера Гамбса, отложив в сторону книжку в яркой обложке, навстречу гостю поднялся невысокий, да что там, совсем маленький мужчинка в привычном, потрепанном спортивном костюме, бледноватый, с черными солидными усами, с короткой стрижкой поредевших с возрастом волос и живым, непринужденным взглядом. – Привет, привет! – весело прокричал он, сближаясь с гостем и ловя своей ладонью его. – Сколько же мы не виделись? А ты, как обычно, раньше времени, но ничего, у нас всегда всё готово… По-спортивному крепенький, даже и не подумавший расплыться после окончания карьеры в пятиборье, Олег все последующие годы занимался борьбой с собственной предприимчивостью, то и дело основывая новые предприятия, которые с завидной регулярностью прогорали, бегая от кредиторов, добывая деньги хотя бы на жизнь, потом, как-то выкрутившись и позанимав еще, вновь открывая очередное дело и опять прогорая на нем. При всем том ни жизнелюбия, ни жизнерадостности банкрот от бога не терял, стараясь всем, а прежде всего самому себе, внушить, что жизнь для того и предназначена, чтобы бороться с собственноручно воздвигаемыми на пути трудностями. От легкого пинка ощутимо распахнулась соседняя дверь, ведущая куда-то в бескрайнюю анфиладу комнат, и с подносом наперевес вошла Маринка: такая же плотненькая, спортивно-подтянутая, с некрасивым лицом, но обаятельной улыбкой, маленькая, черноволосая, как и её муж. – Мартин, мы заждались, – как-то несуразно сказала она, сближаясь с гостем и пытаясь поцеловать того в щеку через разделявший их поднос. – Ты столько времени к нам не заглядывал и даже не звонил… Ничего с поцелуями у нее не получилось, и Марина, чуть досадливо и размашисто, пристроила поднос на стол, жестом поручив Олегу расставлять принесенные бокалы, бутылки, тарелки, а сама, наконец-то, плотно обняла гостя за талию, чмокнула в щеку и даже слегка прижалась к его груди, демонстрируя радость встречи. – Давай, снимай плащ, Маринка его куда-нибудь пристроит, – оживленно говорил Олег, хозяйничая над столом. – Сейчас присядем, немного выпьем за встречу… ты – как? Не против соточки коньяка? – А когда это я был против? – сочным баритоном отозвался гость, пристраивая в уголочке у дверей трость и шляпу, сбрасывая плащ на руки Марине, тут же умчавшейся с ним почему-то в соседнюю комнату и моментально вернувшейся. – А ты, как всегда, элегантен, – восхищенно сказала она, оглаживая маленькой ладонью лацканы чуть переливающегося при ярком свете пиджака Мартина. – Вот кто бы научил Олежку так одеваться, а то, кроме этого вот тренировочного, он ничего другого носить не хочет… – Люблю одеваться, как мне удобно, – возразил от стола Олег. – Подумаешь, что кто-то при галстуках, а мне так нравится, я и к президенту, если позовут, так пойду… – Кто ж тебя позовет-то, – нарочито вздохнула Марина, прижимаясь к гостю тяжелой, упругой грудью совсем уж интимно. Впрочем, на мужа она не жаловалась никогда, разве что, в порядке шутки, и о визитах к сильным мира сего не мечтала, довольствуясь имеющимся, во всех начинаниях помогая Олегу и никогда не рассуждая при неудачах, мол, я же тебя предупреждала. А интимности её в отношении Мартина объяснялись просто: когда давно, так и казалось, что в некой иной, потусторонней жизни, супруги увлекались свингом, встречаясь с подобными же, жаждущими разнообразия в интимной жизни парочками, в те годы и оказался в одной постели с ними Мартин с какой-то подругой. Времени прошло предостаточно, супружеское увлечение слегка затихло, но, по старой памяти, Марина вовсе не стеснялась продемонстрировать свое расположение гостю, тем более что те, давние встречи она не забыла, да и были они вовсе даже не пресными и так легко из памяти не выветривались, подобно многим другим. – Садитесь, садитесь, давайте, – позвал Олег, энергично потирая руки и уже заняв свое место за столом. В пузатые, розового стекла, бокалы он сноровисто разлил коньяк из бутылки с трудноразличимой этикеткой, которую постоянно старался отвернуть в сторону от Мартина, придвинул гостю маленькое блюдечко с тонко нарезанным лимоном и, быстренько проговорив: «За встречу!» опрокинул в себя жидкость цвета сочного, свежезаваренного, крепкого чая. Вслед за ним Марина сделала глоток, нарочито поморщилась, помахивая ладошкой около рта, моментально подхватила с блюдечка лимон и сморщилась еще сильнее, едва коснувшись его языком… – Ну, нет, мужчины, как вы только такое пьете, – проговорила она, наблюдая, как медленно, небольшими глотками, совершенно при этом не меняясь в лице, выпивает свою порцию Мартин. – По-прежнему любишь вино? – спросил гость, доставая из кармана пиджака пачку сигарет, привычные «Лаки страйк». – В плаще, во внутреннем кармане, посмотри… – А я еще несла, почувствовала какую-то тяжесть, – обрадовано вспорхнула с места Марина, выскакивая из комнаты и через мгновение возвращаясь с небольшой бутылкой десертного муската, почти оранжевого по цвету, сладкого и терпкого, напитанного солнцем благословенного Кипра. – Мартин, я тебя обожаю, – почти вскрикнула Марина, протягивая гостю бутылку. – А мой даже и не стал думать про вино, вот такой он… Она с нежностью, противоречащей только что высказанному, посмотрела на Олега, сосредоточенно пережевывающего что-то мясное и явно не слишком мягкое, оказавшееся у него на тарелке. Мартин ловко открыл бутылку, протолкнув пробку внутрь сильным движением большого пальца, даже не спрашивая хозяев о наличии штопора в доме, и налил моментально подставленный Мариной чистый бокал такого же розового стекла до краев. – Вкусненько, – прищуриваясь, заявила женщина, отхлебывая вино и делая губами причмокивающее движение. – Умеешь ты с женщинами, Мартин… – Ну, это он тебе сегодня еще покажет и докажет, – чуть пьяненько заявил Олег, он, вообще, быстро пьянел от самой незначительной дозы, хотя и вел себя при этом не буйно и не хамски, но было в его опьянении что-то не очень приятно для большинства окружающих. Впрочем, Мартин на реплики хозяина дома не очень-то обращал внимание, как не стал прислушиваться к долгому и довольно унылому монологу Олега о текущих событиях его предпринимательства… – … вот, а потом этот генерал меня и подвел, как ни обещал, – жаловался бывший спортсмен, делая вид, что просто рассказывает о собственных мелких неприятностях. – Пришлось срочно всё оборудование для этого дела демонтировать, а девать куда? вот, сначала сняли тут пару комнат, дом же под снос когда-то определили, потом передумали, потом еще раз передумали, но теперь – уж точно, мне приятель один, ну, не совсем приятель, так – знакомец, в мэрии работает, говорил… Теперь я кое-что подзанял, считай, треть дома уже выкупил, там немного с бумагами осталось, но это ничего, почти треть моя, если тут подешевке комнаты сдавать, то за полгода еще на треть деньги будут, я считал, а с бухгалтерией, как всегда, Маринка поможет, она уже и на лицензию бухгалтерскую сдала почти, осталось пошлину заплатить… а потом – весь дом выкуплю… Мечтания и фантазии вновь выпившего коньячку Олега продолжались, запутываясь уже в совершеннейших дебрях планов перепродажи с огромной выгодой и дома, и участка земли, а может быть, и коммуникаций, к дому подведенных, как в этот момент в комнату вошла девушка… На вид – совершеннейший, тощий и угловатый подросток лет четырнадцати, изможденно-худая, бледная, с синевой под глазами, одетая в непонятный балахон, больше похожий на ночную рубашку, завивающуюся вокруг худенького тельца. Ни Марина, ни Олег на появление девушки не отреагировали до того самого момента, пока она не подошла неслышно к столу и не издала жалобный звук, похожий на мяуканье… – А… это Кошка, Мартин, – сказала Марина, приподнявшись и мягко погладив короткие, темно-русые волосы девушки, и разрешила: – Возьми… Девушка, по прозвищу Кошка, мгновенно схватила с тарелки кусочек консервированной ветчины и неожиданно изящно откусила от него. – Чудо-то какое… – покачал головой Мартин. – Здесь оно жило, – пояснил Олег, слегка покачиваясь на стуле. – Прибилась как-то к нам, подкармливаем иногда, но она – сама по себе. – Ты знаешь, похоже, она из студенток, здесь же до сих пор кое-кто из студентов обитает, – пояснила Марина, заметив странный интерес гостя к девушке. – Ты не смотри, что она такая тощая и прозрачная, ей двадцать два весной будет, хоть и выглядит на пятнадцать, только – на игле она сидит, похоже, давно и плотно… – И правда – чудеса, – вновь покачал головой Мартин, не собираясь, впрочем, задавать хозяевам наводящие вопросы. – Не веришь? – почему-то слегка возмутился Олег. – Да у нее не то, что на руках, на ногах уже живого места нет от уколов, глянь-глянь… Он постучал вилкой по столу, а когда, привлеченная неожиданным звуком Кошка подняла желтоватые большие глаза, позвал: – Кис-кис-кис… иди-ка ко мне… Девушка послушно, но не торопясь, подошла к Олегу и встала рядом с ним, а тот бесцеремонно, будто на манекене, задрал её балахон-ночнушку едва ли не до пояса и, поворачивая Кошку, будто плюшевую игрушку, легкими тычками пальцев, правда, не касаясь тела, показал Мартину синюшные следы многочисленных уколов на бедрах, под коленями, на щиколотках. «Странная девушка, – подумал Мартин, зачем-то ощупывая едва заметные грудки, обтянутые кожей ребра и «рыбий» хребетик Кошки. – Ведет себя, как домашнее животное, но – сама по себе при этом…» Впрочем, долго размышлять над замысловатым поведением незваной гостьи не удалось, Олег жестом отогнал Кошку от стола, приказав: – Сядь в уголок и не мешайся, ладно? Та послушно кивнула и забралась с ногами на стоящий поодаль роскошный кожаный диван, трофей, уцелевший после одного из рискованных и с треском провалившихся предприятий хозяина. А Олег уже продолжал разливаться соловьем, расписывая собственные перспективы от овладения им старым домом, Марина в нужных местах сосредоточенно поддакивала и восхищалась деловой хваткой мужа, временами бросая на Мартина вполне однозначные, вожделенные взгляды. Потерпев еще с полчаса искренних, но довольно бестолковых разглагольствований хозяина и приметив, что коньяк в бутылке стремительно исчезает, да и Маринка отдает должное принесенному с собой гостем вину, Мартин покашливанием перебил Олега и поднялся из-за стола. – Спасибо, ребята, давно так не отдыхал, – сказал он, возвращая в карман пиджака сигареты и тяжелую, белого, жирного металла зажигалку. – Но! мне пора… – Да ты что? не, ну, задержись еще чуток? – искренне расстроилась Марина. – Мы думали, покувыркаемся вместе, как в старые времена… давно уже этим не баловались… можно и Кошку взять, если так, для компании. Она, конечно, в постели-то ноль полный, неинтересно тебе с ней будет, даже когда она под кайфом, но для массовости сойдет, Мартин… – Нет-нет, Мариночка, – помотал головой гость, категорически отказываясь от соблазнов. – Времени нет, к сожалению, лимитирован я сегодня, но ведь – не последний же раз в этой жизни встречаемся… Так что, принеси-ка мне плащ, пожалуйста. А вот Кошку я у вас, наверное, заберу, вы – как? не возражаете? – Да она и не наша совсем… так, сама по себе, – ответил Олег, пока жена выходила в соседнюю комнату за плащом гостя, и обратился к замершей на диване девушке: – Поедешь с Мартином Кошка? Та медленно кивнула и уставилась на гостя немигающим взглядом, от которого многим становилось не по себе, очень уж нечеловеческим, животным он казался. – У нее что-нибудь одеться есть? – деловито спросил Мартин, не обратив никакого внимания на взгляд девушки. – Или так её вести? На улице-то не май месяц… – А кто знает? – задумчиво почесал в затылке Олег. Его, однако, не поддержала вернувшаяся Марина: – Есть-есть… она где-то вещи свои держит, только – не знаю где… спроси, может, сходит, переоденется… только, если пропадет – на нас не обижайся. – Так возьму, – махнул рукой Мартин. – Зачем мне эти трудности… Иди сюда… Девушка легко и пластично поднялась с дивана и послушно подошла к Мартину, двигалась она непринужденно, изящно, с природной, врожденной грациозностью, никак не вязавшейся с привычной, не раз виденной гостем заторможенностью, резкостью и угловатостью движений заядлых наркоманов. Мартин, взяв из рук Марины плащ, накинул его на плечи Кошки, скептически посмотрел на её ноги, обутые в некое подобие домашних тапочек, старых, потертых и едва ли не разваливающихся от ветхости. Потом вздохнул и вновь махнул рукой, до машины вполне можно добраться и в такой обувке. – Ну, ладно, еще вам разок всего доброго! – вторично попрощался он с хозяевами, взял в руки трость и шляпу и, слегка подтолкнув вперед, перед собой, Кошку, вышел в темный коридор, тщательно притворив за собой дверь. – Ну, вот, чего только приходил… раздразнил, раззадорил, а сам… – огорченно сказала Марина, глядя на закрывшуюся дверь. – Я тоже думал, что останется, – покивал в такт супруге Олег. – Помнишь, как было с ним, когда втроем… эх… слушай, а, может, я сейчас на шестой этаж сбегаю, к Ваське? Он точно дома, да и трепаться не будет, ведь уже проверено, а то – может, у него какая подружка сейчас гостит… – Да ну его, – надула губки Марина. – Он грубый, да и поласкать внизу не любит… а мне всегда это в кайф, а уж сейчас-то как хочется… – Он сидевший, а там это западло считается, – заступился за Ваську из чистой мужской солидарности Олег. – Но если не хочешь, то как… – Ладно, давай, зови его, – обреченно махнула рукой Марина, понимая, что других вариантов сегодня просто быть не может. – Не пропадать же такому вечеру, душевно как посидели, продолжить тоже для души надо… – … и для тела, – коротко хихикнул Олег, направляясь на выход из комнаты… Путь от дверей дома гостеприимной семейной пары до автомобиля они преодолели быстро и непринужденно: Кошка чуть впереди, послушная и тихая, Мартин – следом, лишь пару раз подсказав девушке нужное направление. Возле машины, распахнув заднюю дверцу, он без нажима то ли скомандовал, то ли попросил: – Лезь туда и сиди смирно… Кошка, подхватив полы плаща, моментально забралась с ногами на заднее сиденье, привычно обняв собственные колени и почти прижав их к подбородку, а Мартин, забросив сперва в машину трость и шляпу, осторожно уселся на водительское место, захлопнул дверцу и, натянув на руки уже другие перчатки, повернул ключ в замке зажигания… «…с вами радио «Феерия», – донеслось из включившегося одновременно с двигателем приемника. – Двадцать два часа и восемнадцать минут – местное время. Сегодняшний день в Зурбагане прошел без особых происшествий под знаком подготовки к осеннему ежегодному карнавалу…» © Юрий Леж, 2011 Дата публикации: 28.09.2011 14:37:53 Просмотров: 2111 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|