Лошадь на переправе. Часть III
Виталий Шелестов
|
Форма: Повесть
Жанр: Просто о жизни Объём: 35052 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
V Вопреки ожиданиям и надеждам командировка в Германию откладывалась на неопределенные сроки: наступала пора отпусков, а предполагаемые немецкие партнеры тоже не были лыком шиты в стремлении комфортно отдохнуть в экзотических местах. Костик иронически покачивал головой и приговаривал: «Не иначе как провокация с севера», намекая, что, дескать, питерцы всё же оперативнее нашего брата. С ним не соглашались, отстаивая права трудящихся на конституционно охраняемый заслуженный отрыв. Ревенко накалял телефонный аппарат и электронную почту, чтобы докопаться до сути происходящего, и если судить по реакции на уклончивые ответы, перспектива халявного мюнхенского пивка и рейнских штруделей отодвигалась к сомнительным фантомным горизонтам. Алексей нисколько не огорчался этим обстоятельствам. Начало лета он всегда приветствовал с особым чувством: живя на окраине города, откуда было рукой подать до замечательных мест не только поудить рыбёшку, но и просто отдохновения, в такое время грех было жаловаться на судьбу. Они с Владькой любили по вечерам хаживать к крутобоким бережкам юркой и непокорной Витьбы, где в некоторых местах хоть и куры вброд переходили, но по-прежнему не переводились мелкие рыбьи особи – плотва, уклея, вьюны, подъязки. Попадалось временами кое-что и покрупнее. Иногда прихватывали с собой домашнего кота Рэнди, дабы побаловать свежевыловленной добычей и одновременно позабавиться, наблюдая за ним. Тот, с важным нетерпением принца крови, щурясь и повиливая кончиком хвоста, ожидал в траве своего часа, и когда бликующая серебром рыбёха шлёпалась поблизости, с быстротой молнии подскакивал, пританцовывая, к ней, распушившись и дурашливо искря зелеными глазюками, к вящей потехе окружающих… Обычно человек редко довольствуется тем, что имеет в настоящий момент. Уж такова его природа: стремление постоянно что-то отыскивать, улучшать и укреплять – и есть, собственно, та самая эволюция идей и поступков, за которыми скрывается его духовная сущность. Алексею, как и большинству, тоже это было свойственно, разве что в несколько иной степени. Он не любил резких перемен как в работе, так и в повседневном быту. И если бы кто-нибудь его спросил, согласился бы он на постоянное местожительство в каком-нибудь процветающем уголке планеты с приличным доходом и дальнейшими перспективами, Алексей едва ли дал бы положительный ответ. Он любил свой город, с его оживленными улицами и проспектами; с цветущими садами и затененными аллеями; с приветливыми прохожими и не менее приветливыми собаками; с ежегодным «Славянским базаром» и той праздничной атмосферой, что приносил и оставлял после себя фестиваль; с примыкающими залесёнными ландшафтами и деловито протекающими реками с их непредсказуемым и подчас капризным поведением. Не всё, правда, было в нём, городе, чинно-гладко, как хотелось бы, да что поделаешь – идеала как такового в мире вообще не существует. Побывать в других интересных местах… да, тянуло, только разве что на некоторый срок, после чего опять начинал тосковать по родной улице Чапаева на краю города, где птичий щебет не смолкает порой даже в зимнюю пору… В один из июньских вечеров Алексей, возвращаясь с работы и выходя из гастронома, узрел несколько любопытную картину. Группа молодых людей преимущественно послешкольного возраста, облаченная в странную униформу – шелковые и батистовые малахаи, – совершала на небольшом пятачке у магазина некую акцию – не то просветительную, не то рекламного характера. Собравшись в одну кучу, она полуотплясывала на месте какой-то понятный лишь им ритуальный танец, побрякивая в такт деревянными штуковинами наподобие кастаньет, а один держал над головой бубен величиной с общепитовскую сковороду и бабахал им в унисон. У некоторых на груди висели таблички с цветными и неразборчивыми издали знаками и цифирями. «Очередной молодежный бзик, - решил было Алексей, с усмешкой вглядываясь в них. – Что-то по типу флэш-моба или вуду-пипла. Эх, Владька подрастает, скоро и с ним вот эдак хлопот не оберешься…» - О, Гос-споди… - громко выдохнула, качая головой, проходившая мимо него объемная тётка с полными сумками в руках. И было в этом непроизвольном гласе столь отчетливое выражение его составляющих – усталости, досады и житейского бессилия, что Алексей рассмеялся. Незлобиво так, снисходительно и весело. В самом деле, что тут такого – развлекаются вон, как будто с улыбками на лицах, лишь бы окна из рогаток не разносили… Кто-то из-за спины произнес: - Любуешься бесплатным цирком-варьете? Он обернулся. Рядом стоял сосед по этажу Женька Маслов, мужичок лет сорока пяти, в меру безобидный выпивоха и балагур. Разлохмаченный и с папиросиной в зубах, в длинной майке навыпуск и мятыми шортами, он, видимо, спустился из дому прогуляться насчет холодненького пивка. - Кто такие, Жень? - Хрен их поймет. Обдолбались, скорее всего, какой-то соломой, вот и гоношат. Алексей опять рассмеялся. - Да нет, если б было всё так просто, их бы на волю не выпустили. Это наверняка какая-нибудь официально зарегистрированная молодежно-общественная ячейка ультралевых радикалов с многопрофильным уклоном – от природоохранного до эстетско-паразитического. Женька нехотя согласился: - Так интереснéй. Тимуровцы двухтысячных… По пивцу не желаешь ото-рваться? - Можно. Тачку на прикол поставлю только… У толпы пригарцовывающих потихоньку собирались зрители. Хоть и привыкли за последние годы к новшествам разных типов, все же такое не каждый день можно было наблюдать. В основном ребятишки, хлопающие глазами в по-пытках разобраться, что начеркано на табличках, да местные пьянчуги – ну, этим при некоторых обстоятельствах интересно всё, лишь бы маячила перспектива халявной поддачи. И при повторном выходе из гастронома Алексей чуть не лоб в лоб столкнулся с… нет, не одним из них, а… Сомнений быть уже не могло – это был он. Черты столь хорошо запомнившейся когда-то физиономии, хоть и тронутые годами, говорили сами за себя. Соломатин. Берш. И по тому, как тот сразу же отвел глаза, наткнувшись на пристальный взгляд Алексея, стало тут же ясно: Соломатин также узнал его. Когда прошли с соседом мимо уличного представления и приблизились к «фиату», Алексей не выдержал: - Ты случайно не обратил внимания, с кем мы столкнулись у выхода? - Как же, - хмыкнул Женька. – Твой давний приятель-недруг. Недавно после третьей ходки откинулся. Да ты не боись, теперь он уже не полезет – говорят, завязывать решил. - При чём тут «боись – не боись»! – раздраженно воскликнул Алексей, открывая дверцу машины. – Просто если завязывать решил, почему с «синими» постоянно ошивается? Я и сам его уже не первый раз вижу: почти у каждой точки, где хоть какая-то горючка продается, на него натыкаюсь. Он соврал. После того первого случая он встретил Берша только сейчас, хотя прошло уже три недели. Алексей почему-то не сомневался, что этот субъект будет постоянно маячить в рядах кучкующихся там и тут забулдыг, – хотя бы по той причине, что деваться ему просто негде. Устраиваться куда-то работать с его блатняжьим авторитетом – даже не то чтобы проблематично, а просто унизительно для такой натуры. Подобных ему на производство уже никаким калачом не заманишь, а те времена беспредела, когда криминальные структуры огребали по полной, и их «бугры» в малиновых пижамах бесцеремонно теснили прохожих бронированными джипо-лимузинами, уже, можно сказать, канули в лету. И вот потолкается такой среди полузабытых корешков некоторое время, поклянчит у любого встречного (не обязательно знакомого, лишь бы имел сердобольный вид, на что у пропойц здесь просто собачий нюх) на пузырь «бормотухи», да через какое-то время дотумкает, что такая убогая житуха ему не по нутру. Если уж гудеть, то с размахом. Способ достижения один и стар, аки Ноев ковчег: грабануть, припугнуть, слинять. А уж если и заметут потом, так лучше уж «в клифту лагерном», чем вот так унижаться на каждом шагу… Они выехали на проезжую часть и повернули в сторону родной пятиэтажки метрах в пятистах от магазина. - Я бы не сказал, что он постоянно с алкашами, - заметил Женька, у которого в округе была куча всевозможных знакомых. – Скорее наоборот – особнячком держится. Хотя если позовут – не отказывается. - А ты уже отдыхал с ним таким макаром? - Один раз. До поросячьего визга не напивались. Просто посидели за «фаустом» в тенёчке, побалакали за жизнь – и по хатам. Про тебя – ни слова, – поспешил заверить словоохотливый Маслов, с наслаждением потянув огромный глоток из бутылки. - А вы что все – думаете, теперь мне личную охрану нанимать, опасаясь бершовской вендетты? – небрежно процедил Алексей, тут же почувствовав, насколько фальшива эта небрежность. Сейчас он понял, что большинство знакомых будут считать, если уже не считают, будто ему действительно появляться на улице в одиночку небезопасно. «Черт побери! – подумал он с досадой. – А ведь и правда идиотская складывается ситуация». Мысль, что Берш может и в самом деле устроить повторное кровопускание в отместку за полученный срок, не приходила до сей поры в голову. Она казалась попросту нелепой и лишенной какого-либо смысла. В самом деле, не подростки ведь уже, житейский опыт какой-никакой имеется, чтобы понять, насколько это глупо и безрассудно. - Да он тебя уже и не помнит, наверное, - сделал по-детски неуклюжую по-пытку успокоить, как ему казалось, своего соседа и товарища проницательный Маслов. И хотя Алексей искренне посмеялся над этими словами, настроение у него уже на весь вечер было испорчено, – именно по той причине, что почти все кругом будут теперь считать, будто он на сие обстоятельство крепко надеется. VI Прошло еще несколько дней. У Алексея ничего существенного не происходило, разве что при встречах и коротких разговорах с соседями и знакомыми он с облегчением убедился, что опасения по поводу возможных кривотолков о мни-мой для него опасности лишены оснований. Вероятно, большинство уже забыло о тех событиях за давностью, и для тех, кого они близко не коснулись, другие, более существенные и близкие по времени, затмили их. Как говорится, своя портянка лучше преет. Дважды он издали видел Соломатина на том же месте и уверился в справедливости сказанного Масловым: как-то особняком старался держаться его стародавний знакомец от прочих забулдыг, да и весь его вид говорил о гордой независимости. Вперив куда-то поверх всех свой взор, неподвижно стоял он, казалось бы, на видном месте, и в то же время не мозоля глаз посторонним. Трудно сказать, замечал ли он втайне наблюдавшего за ним Алексея. Не исключено, что – да, только вида никакого не показывал. Этакий свободный от суеты и предрассудков Люциферов дух, воспаривший и презревший окружающий мелочной мирок. По всей видимости, в этом его высокомерном статусе было стремление произвести благоприятное впечатление на тех его старых знакомых, что еще помнили в былые лихие времена: авось кто и подойдет, заговорит, возжелает угостить из чувства уважения… Вероятно, такие всё же находились, иначе не стоял бы Берш подобно старому морскому волку на спардеке вверенного ему фрегата, устремив суровые очи вдаль горизонту… Своим родным Алексей ничего решил не рассказывать. В самом деле, чего расстраивать родителей и сестру понапрасну. С некоторых пор Копыловы стали проживать в разных местах города: сестра, выйдя замуж, перебралась с мужем в район ТЭЦ, западную часть; родители же, получив новую квартиру на проспекте Строителей, оставили в полное владение Алексея с Аллой прежнее место, хотя вначале предполагалось обратное – устроить молодежь ближе к центру. Однако Алексею настолько не хотелось покидать места, где он вырос, и где было столько друзей и хороших знакомых (не считая, понятно, мест активного досуга), что не стоило большого труда уломать родных, в том числе и жену. Алла, впрочем, тоже не шибко стремилась к здешним метрополиям. Её родители проживали в север-ной части города – частном секторе с сельскими постройками и коттеджами; по выходным Копыловы частенько наведывались к своим кумам на тихую улочку Щорса, где с общего одобрения затеивались общесемейные застольные посиделки (как правило, с ночной рыбалкой у широкой Двины, протекающей совсем рядышком). В общем, жилось, можно сказать, чудесно. Многие позавидовали бы такому благополучию, и к Алексею временами даже подступало легкое беспокойство: ведь не бывает, чтобы всё шло вот так чинно-гладко. Рано или поздно что-нибудь должно непременно измарать на благодатной ниве пускай даже такого относительного процветания. И вот теперь, когда на горизонте замаячил угрюмый фантом зловещего прошлого в виде Соломатина, Алексей стал задаваться вопросом: не есть ли сие предвестником новых бед, подкравшихся ядовитой рептилией на смену привычному уже спокойствию. Сам по себе этот субъект не мог представлять какую-либо опасность, Алексей был в этом почему-то убежден; но то, что он за последнее время периодически попадается на глаза и при этом всем видом показывает непричастность к окружающему, казалось уж шибко подозрительным. Ведь непонятное, как известно, нередко наводит страх. И такое поведение Соломатина не могло не настораживать, причем не только Алексея, но и многих, кто хорошо его, Берша, знал и помнил. И ещё… По логике вещей, следовало бы теперь-то потешить с этаким налётом самодовольного триумфа мелкое тщеславие; вот, дескать, можешь полюбоваться, хренов королёк подворотен, к чему в конце концов привели тебя твои пути-дорожки: стоишь в людных местах в надежде подаяния; я же, твой давешний недруг, который, между прочим, в таковые тебе не навязывался, ты сам меня к этому принудил, – жив-целёхонек, имею отличную семью и перспективную интересную работу, наслаждаюсь полноценной жизнью и давно забыл (да-да, скотина!) про тебя и твои уродливые выходки когда-то сто лет назад. Теперь-то уж моя очередь над тобой торжествовать, грязный недоносок!.. Нет, Алексея подобные мысли не посещали. Что-то, совсем уж непонятное, грызло его попутно с тревожными ассоциациями последние месяцы. Ответов и даже отдалённых подсказок для себя он пока не находил. Было просто необходимо с кем-то посоветоваться, разрешить непонятное бремя тягостных раздумий с человеком более умудрённым и вооружённым немалым житейским опытом, чтобы хоть как-то помочь заплутавшему в трёх соснах собственных измышлений Алёшке Копылову. Только вот с кем? Родители даже не поймут, вернее – не захотят понять хода его рассуждений. Мать столько из-за всего того настрадалась, что одно упоминание об этом было бы запрещённым приёмом; отец, почти ни разу с тех пор не упомянувший о том происшествии, и слушать не пожелает. Сестра с женой – тоже не советчики: того и гляди растрезвонят всем родным и знакомым о Лёшкином «сдвиге по фазе». Их всех можно понять: чего ради бередить давнюю рану, мало тогда натерпелись, будем ещё теперь головы золой посыпать… Друзья, соседи, коллеги по работе? Большинство из них уже и не помнит о тех событиях. Разве что один человек мог подсказать что-нибудь мало-мальски дельное и как-то помочь Алексею в его душевных терзаниях. Уже много лет Сергей Альметьев и его бывший воспитанник держали связь друг с другом, не забывая тех времён, когда делились всем опытом, что имели, в ДСО (Серж потом уверял, что яко-бы этого самого опыта поднабрался тогда не меньше, чем при дальнейшей работе в профтехучилище с уже взрослыми коллегами). Пройдя самостоятельно и с завидным упорством многолетний курс реабилитации, Сергей высвободился из оков инвалидности, защитил педвузовский диплом и теперь по мере сил трудился на ниве соответствующей. Работа была, конечно, не из ряда престижных или хотя бы с содержанием неких стимулов, как у Алексея. Пэтэушные тинэйджеры – далеко не подарок судьбы, прививать многим из них гражданские и нравственные качества порой бессмысленно, а уж по поводу каких-либо эстетических аспектов и вовсе смехотворно. Однако Сергей всегда старался держаться того убеждения, что неоперившиеся отроки испокон веков нуждались и будут нуждаться в товарищеской опеке со стороны старших, – будь то родные или даже просто хорошие знакомые-наставники, в том числе и профессиональные, между прочим. И то, что не у всех получается сеять в их душах тягу к добру, не есть повод голосить на каждом углу о падении нравов и тотальном отчуждении. В любой профессии существуют как созидатели, так и ремесленники и даже прихлебатели, разве что педагоги ощущают это не столь разграничено. В прошлом году Сергея пригласили вместе с женой и на общесемейное пасхальное застолье, улица Щорса, где изрядно «принявший на грудь» Алексеев тесть Григорий Петрович Скобцев с общего одобрения провозгласил Альметьевых своими будущими родичами (у обеих сторон подрастали юные дарования, коих следовало непременно сосватать, что и послужило поводом для сей декларации). Альметьевы с готовностью подхватили идею, и весь день Воскрешения Христова пролетел во взаимных увещеваниях и заверениях в дальнейших кровно-духовных сближениях. С плавным переходом к песнопениям на лоне матушки-Двины… Сергей, запахнувшись в домашний халат и развалившись в кресле, слушал внимательно и не перебивая, иногда поднося к губам рюмашку с ароматизированным коньяком, разлитым на двоих. Здесь же на журнальном столике было расставлено всё необходимое для таких случаев и бесед: графин, поднос с бутербродами и семейными деликатесами, салатница с маринованными грибами и прочая характерная мелочь. Хлебосольная Алевтина, жена Сергея, не упускала случая проявить не только свой кулинарно-хозяйский талант, но и подчас подобающую ситуации тактичность: поняв, что разговор предстоит серьёзный и обстоятельный, ушла в соседнюю комнату досматривать по телевизору криминально-бытовую драму с каждодневными продолжениями, всегда кажущимися Алексею чем-то наподобие ярмарочных частушек: отпев с приплясом одну, тут же по ходу сочиняется следующая, несколько отличная по форме и совершенно идентичная по сути. Сергею уже перевалило за пятьдесят; короткостриженный, с отливающей сталью сединой на голове, он чем-то внешне напоминал Роберта Де Ниро, разве что глаза не излучали характерную для голливудской звезды хитринку, а смотрели на собеседника со спокойной проницательностью умеющего разбираться в людях и их поступках. В былые времена, мелькнуло у Алексея в голове, такого не замечалось. Жизненные обстоятельства очень часто накладывают на людей отпечаток в зависимости как от их самих, так и от их характеров. В данном случае Алексей был уверен, что перед ним сидел действительно тот, кто был сейчас нужен – опытный и мудрый наставник, способный без предвзятости и ханжества оказать действенную помощь, не извлекая какой-либо выгоды ни для себя, ни для кого бы то ни было. После минутной тишины, последовавшей за изложенной Алексеем ситуации, Сергей медленно поднялся с кресла и подошел к окну, за которым моросил теплый дождь. На улице было тихо, как утром выходного дня. - Ты что-нибудь слышал, – наконец произнес Сергей, – про явление, именуемое «стокгольмским синдромом»? Алексей усмехнулся: - Что-то вроде подсознательной симпатии и расположения угнетаемого к угнетающему? Душевная тяга заложника к террористу?.. Нет, Серж, ни одним, ни другим я себя не ощущаю, и похожая форма ауто-мазохизма никогда не посещала. Здесь нечто такое, что требует не просто определения, а глубокого самоанализа, что ли. - Прежде всего, – Сергей повернулся и оперся руками в спинку кресла, – прежде всего тебе нужно выяснить, чего ты конкретно опасаешься в создавшейся ситуации: за собственную шкуру, что едва ли вероятно, зная твою натуру, или же того, что этот… как ты его называешь… Берш будет теперь периодически маячить перед глазами, внося этим некий внутренний дискомфорт в твой нынешний быт, и всякий раз напоминая о черном прошлом. Так? Алексей неуверенно повел плечом. - Ну… Вроде бы похоже на то, но не совсем. Скорее, он… даже не знаю, как правильно выразиться… - Говори как можешь, мы же не в парламенте дебатируем. - Понимаешь, когда я вижу его, практически на одном и том же месте, а именно у гастронома, рядом со всем этим синюшным сбродом, возникает странное и до сих пор незнакомое чувство. Будто я… ну, скажем, каким-то образом причастен, что ли, к его теперешнему положению. Я понимаю, это глупо, но… как бы косвенно виновен в том, что он в полном отстое находится. Особенно когда в машине нахожусь или рядом с ней. Сергей покивал. - И это понятно. Контрасты усиливают полноту ощущений. А тебе не кажется, мон шер, что слишком драматизируешь положение вещей? Может быть, всё гораздо проще? Твой недруг, получивший по заслугам, вызывает банальную жалость к себе, поверженному. - В том-то и дело, Серж, что никакой он не поверженный! Может это и зовется гордыней, только по всему видать, что не чувствует он себя сброшенным окончательно в пропасть. - А сие из чего следует? За старое принялся? Мелочь у детей и старушек вытрясает? - Да ты что! Он же взрослый здоровый мужик, к тому же опытный рецидивист, если всё-таки не завязал с этим. И если снова загремит, то уж не за такую мерзопакость, а по крупному. - Ну, не скажи. У такой публики не существует никаких норм и правил, к примеру, если касается деньжат. На что угодно пойдут, особенно когда нутро с похмелюги угорает. У меня в ПТУ один парнишка есть, приблатнённый шибко, из плеяды таких вот «бершей-карасей». Все замаялись с ним – спасу нет. А папашка у него – и вовсе отморозок, тоже, как и в твоём случае, намертво к тюремным нарам прилип. Только, как они выражаются, откинулся с зоны – недели не прошло, женщину с ребенком до нитки обобрал в подъезде. Приставил нож с угрозой не трепыхаться, и всё, что было мало-мальски ценного, в том числе и на дитяти – сорвал. Когда через полчаса замели, сознался, что похмелиться хотел, а по-хорошему попросил – не дали. Вот так-то, сын мой. Алексей вздохнул и медленно покачал головой. - Не думаю, что теперь Берш будет способен на подобное. Вот хочешь – верь, хочешь – нет, а только уверен я почему-то, что не станет он больше крысятничать во вред самому себе. - Да с чего ты это взял, в конце концов?! Ты что, настолько хорошо его изучил, если можешь вот так ручаться? - Не знаю, Сергей, не могу объяснить. Может, интуиция подсказывает, может – сам он своим поведением наводит на такие мысли. Вот знаю, что чистый бред это, только сдаётся мне, есть у него, появилось какое-то чувство вины, – не обязательно передо мной, а вообще… перед всеми. А разве такого не бывает? Когда самый отпетый выродок начинает вдруг что-то понимать, осознавать, что… нельзя уже дальше, появляется необходимость хоть что-то исправить, повернуться лицом, а не задницей к окружающим. Сергей тоже вздохнул и сел в кресло. - Бывает, Лёш. Только очень редко. Настолько редко, что даже писатели-фантасты такие темы обходят. Я лично даже не припомню чего-то похожего, чтобы уже немолодой человек взял да и поменял, хотя бы частично, свои жизненные и моральные принципы. Если кто-то и поступает так, то разве что в молодости, когда характер ещё не полностью сформировался. Не зря говорят в народе про платье и честь, которые беречь надо. Алексей грустно улыбнулся: - Вот уж кому-кому, а педагогу такие речи точно не к лицу. Особенно перед бывшим воспитанником. - А почему это «бывшим»? – нахмурив брови, грозно поинтересовался Альметьев. – Вам что, гражданин Копылов, уже почудились выросшие за спиной крылья свободного альбатроса, кузькину мать? Я вам покажу, как основы педагогики критиковать. А ну, разлить по рюмашкам, да вытянуться в струнку перед ли-цом представителя народного образования. Сухомлинский желает тост говорить! Оба рассмеялись, и Алексей потянулся к графину… - А знаешь, – проговорил Сергей, зажёвывая бутербродом выпитый коньяк и располагаясь поудобнее в своем кресле, – этот твой случай наталкивает на кое-какие интересные мысли. Хотя на первый взгляд они могут показаться… ну, не то чтобы наивными, а в какой-то степени с примесью идеализма. Ты только не фыркай, пожалуйста, я постараюсь изложить это более простым языком. - Валяй, – закивал Алексей, почуяв за несколько небрежным тоном собеседника нечто посерьёзнее, чем просто изложение очередной версии. Он даже выпрямился м тоже уселся поудобнее, дабы не пропустить ни одного слова из сказанного. - Вот ты говорил, что этот Берш старается держаться особняком от пьянчуг, и в то же время нигде, кроме как у штучного отдела за всё это время, что он объявился в округе, его не встречаешь. - Трудно сказать, где он еще может бывать. Едва ли нашел себе работу, иначе бы не околачивался постоянно на одном и том же месте. Да и куда ему податься, Серж? Большинство старых корешков кто на нарах кукует, кого уже и на свете нет, кто убрался подальше восвояси. А те, что остались поблизости – где еще могут тусоваться? Не в театре и музее же! - Логично. Тогда на кой черт ему чураться остальных? Стоять на отшибе, аки идолу языческому? А может, у него просто крыша поехала? Такое явление встречается у некоторых небожителей прошлого, сброшенных долу волею судьбы. - Попробую высказать такое предположение… - Ну-ну, может, мы в одинаковом направлении копаем… - Будучи когда-то царьком в определенной среде, Берш и вправду мог ощущать, как ты сказал, собственное мнимое величие, дающее ему некоторое право наслаждаться властью, пускай даже и такого типа. И сейчас таких немало, разве что они несколько изменили свои приоритеты… - Ну, как сказать… - Я имею в виду способы и методы самовыражения. Суть, понятно, прежняя. Так вот теперь, когда Берш убедился, что на смену таким, как он, пришли царьки иной формации, и почувствовал, что вся его былая харизма давно растаяла, – то ему уже не остается ничего другого, как, приняв личину низвергнутого императора, гордо надеяться повстречать кого-либо из прежних соратников: авось в память о былых геройствах проставят на дармовщинку. Сергей расхохотался: - Весьма поэтично и образно. Если так, чего тебе тревогу в себе взращивать? Пусть себе ностальгирует Бонапарт Четвертый, у этих синюг, насколько я знаю, тоже своя конкуренция имеется. Вытеснят с магазинного пятачка, как глыбу льда в половодье, если не будет знаться с ними. Или же власти загребут на принудительное лечение, что по сути та же колония. - Да не тревожусь я за себя ни капельки, Серж! Как вам всем объяснить, что не во мне тут дело! – воскликнул Алексей, качая головой в стороны. - Ага! – Сергей многозначительно ткнул в него указательным пальцем. – Вот, наконец, мы и подошли к сути разговора, сын мой заплутавший. Теперь понимаешь, почему вначале я про шведско-стокгольмский синдром упомянул? - Считай меня идиотом, но по-прежнему не улавливаю тут связи, – при-знался Алексей. - А связь, на мой взгляд, такая: тебя гложет дурацкое чувство вины перед этим типом. Впрочем, не такое уж оно и дурацкое. И дело вовсе не в том, что из-за тебя загремел он когда-то в тюрягу. Вернее, не только в том. Просто тебе подспудно кажется, что в своё время можно было всего этого избежать, если бы кое-что предприняли. - Кто предпринял? - Да все, Лёшенька! В том-то и дело, что этот Берш, если действительно считать его жертвой обстоятельств, с самого начала был причислен к разряду без-надёжных. В немалой степени он, конечно, и сам в том виноват, только не следует для упрощения валить все шишки на одного. В конечном итоге это часто оборачивается клином против нас же. Вспомни, как в школе известным философским постулатом долбали: бытие, дескать, определяет сознание. В случае с ним очень ярко сие выражено. Не сомневаюсь, что в те годы семейка у нашего героя была такая же бедолажная, и условия быта соответствующие. Разве нет? - В точности, – подтвердил, усмехнувшись, Алексей. - Естественно, – продолжал рассуждать Альметьев, – обитать в такой среде радости никакой, тянет на волю, к таким же вот собратьям по несчастью. Увы, с развитием цивилизации проблема неблагополучных семей нисколько не сглаживается, таких ребятишек и в наши дни пруд пруди. Вот и кучкуются все эти Берши, Сончики, Птахи по подвалам и бункерам, уже с детских лет ни во что не верящие и рассчитывающие только на собственные зубки и коготки. Кроме равнодушия и формализма (и это в лучшем случае!) ничего для себя не ждут. И все по-пытки наладить нормальные контакты среди окружающих кажутся им фальшивыми и лицемерными. Почему, спрашиваем мы. А всё очень просто: они великолепно чувствуют за этими мероприятиями унизительные для всех – слышишь! для всех, в том числе и для окружающих, – аспекты, опять же потому что в основном здесь присутствуют те же фальшь и лицемерие. А унижений им уже и без того хватило по горло. И чтобы хоть как-то уравновесить это поганое статус-кво, принимаются в отместку сами доминировать над теми из сверстников, кого ощущают послабее. Ты можешь возразить, как же в твоём случае такое могло про-изойти. И здесь просто: взрослея, они всё больше осознают, что подобное противодействие только на пользу их собственному реноме. Подмяв под себя кого-то покрепче, делаешься в глазах других на порядок выше, этаким Георгием-Победоносцем в коротких штанишках. - И как же быть? Как правильно дать им понять, что действительно добра желаешь? – устало спросил Алексей. - Да просто отбросить скрываемую предвзятость, и на самом деле подойти с открытыми намерениями. Это трудно! Тем более, что большинство из них уже закачало в себя изрядную порцию уличного цинизма. Да и перед дружками не прочь побахвалиться лишний раз. Тут надо набраться терпения, нужны силы, чтобы побороть собственную гордыню и шагнуть навстречу. Но всё это, повторяю, надо делать тогда, когда полностью освободишься от предвзятости. Бывает, конечно, что оступаешься, и что действительно бесполезно. Может быть, это и наивно звучит и несовременно, но только искренняя вера в то хорошее, что сидит в любом человеке, может что-то исправить в нужную сторону… Видишь, я начинаю в некотором роде проповедовать христианскую мораль, от которой многих уже давно воротит. Это, видимо, происходит оттого, что наши житейские и служебные повседневные передряги убивают в людях тягу к духовному сближению, и бытовой скепсис отуманивает сознание, чаще берёт верх над светлыми сторонами жизни… Ч-чёрт, кажется я хлебнул лишка. На тверёзую башку такого бы не ляпнул. Сергей медленно поднялся и снова подошел к окну. Было тихо, лишь из соседней комнаты доносились приглушённые бубнящие звуки из телевизора: Алевтина явно увлеклась сериальным «коктейлем из соплей с сиропом». - А хоть бы и так, – тихо произнёс Алексей. – Что в этом зазорного?.. Давай еще по парочке хряпнем, тогда уж точно до истины докопаемся. А, Серёж?.. Эй, вы где, капитан? - Слушай! – Сергей внезапно очнулся от раздумий и резко повернулся к нему. – Хочешь, я тебя с одним человеком познакомлю? Я вот тут подумал, что неплохо было бы тебе и с ним посоветоваться. - А он кто? – Алексей, разливая по рюмашкам коньяк, поднял голову, из-за чего пролил на скатерть. – О, чёрт! - Он? – Альметьев, не обращая внимания на этот легкий конфуз, выпрямился и внимательно посмотрел ему в глаза. – Священник. Настоятель Храма Пресвятой Богородицы. Хорошо меня знает, я уже несколько раз к нему своих гавриков из ПТУ приводил. И реставрировал в своё время этот храм. - Н-ну… - Алексей даже слегка поёжился. – Не знаю, честно говоря… С чего ты решил, что он может помочь? - А ты – с чего решил, что нет? Или боязно? - Да не в том дело, просто… он, наверное, человек занятой и всё такое… - Заруби себе крепко на носу, сын мой: для таких людей не существует понятия «есть время или нет». И он не на административной должности, в конце концов, права и обязанности в трудовом законодательстве тут не предусматриваются, как и регламентирование приёмов. Тем паче, ежели я словечко замолвлю. VII Алла выключила газовую плиту, накрыла кастрюлю с борщом и пристально взглянула на мужа. Тот сидел за кухонным столом и, уставившись в одну точку, медленно ковырял вилкой в тарелке. - У тебя какие-то проблемы на работе? Алексей, очнувшись, медленно покачал головой. - Да что с тобой, в конце-то концов?! Уже не первый день ты как подагрой разбитый ходишь. Мычишь что-то, когда отвечать приходится, а если и отвечаешь, то разве что «ага» или «не знаю»… Лёш, какая муха тебя укусила? Уж не за-болел ли часом? Чего ты там опять мычишь? Она пододвинула табурет, села рядом и обняла Алексея за плечи. - Ну поделись же со мной своими тяжкими думами. Глядишь, и легче станет на душе. Помнишь, сам когда-то говорил, что беда, разделенная на двоих – уже наполовину беда, а вот радость, так же разделенная – вдвойне радость… Рэндик, брысь отсюда, не встревай в семейный разговор… Ну, так как, Лёш? «В самом деле, имеет же она право кое-что знать, не посторонняя ведь. Только, не уверен, что легче от этого сделается. В таких вопросах жёны не советчики. Ещё праведный крик подымет… Нет, пожалуй, когда-нибудь в другой раз…» - Понимаешь, Ал, что-то беспокоит меня эта загранпоездка от фирмы, – решил он наврать с три короба. – Шеф с Костиком вначале землю копытом рыли, выбивая командировки, а теперь что-то непонятное: когда всё уже утряслось, документы и визы приготовлены, увиливать начали от прямых ответов. Неделя уже, как шибко занятых разыгрывают. - Может, собираются кого-то другого вместо тебя командировать? А сказать об этом прямо – совесть подъедает. - Да, такой вывод сам по себе напрашивается. Даже скорее всего это будет кто-то из «волонтеров». То бишь не из нашей конторы, со стороны. Такое уже не раз практиковалось. - Господи, да пусть творят, что хотят! Не такое уж и событие в жизни – в Германию съездить, даже и на халяву… Знаешь что, Лёш? Попросись в отпуск. Увидишь тогда по реакции, угадали мы с тобой или нет. Тем более, уже два года без передышки на них вкалываешь. Тебе целых два месяца положено, и ты ты них отдохнёшь, и они… покой обретут. «В самом деле, – с некоторым удивлением подумал Алексей. – Как это раньше мне такая простенькая мыслишка в головёнку не приходила. Зарапортовался, понимаешь, как самый ревностный службист, будто орден дадут… Махнём, куда подальше, где море, пальмы и кокосы, и никаких мобильных связей с этим миром. Пусть налаживают конвейеры для производства самокатов… Ай да Алка!» - Что значит «попросись»? Просятся собаки, когда гулять приспичит. Подойду и прямо скажу: гоните на бочку заслуженные отпускные, раз волынку тянуть решили. - Браво, первая валторна! Так их, лоббистов хреновых!.. Рэндик, иди сюда, мой хороший! Рыбёшки жареной хочешь? Тот, к кому обратились, в знак одобрения зажмурился и стал нетерпеливо перебирать передними лапами… В тот вечер Алексей улучшил минутку, взял мобильник и осторожно вышел в прихожую. Нашёл Альметьева и нажал кнопку вызова. - Серж, привет… Да нормально всё… Слушай, я тут хорошенько обдумал… Позвони этому отцу Николаю… Ну да, по поводу моей проблемы… Что? Вместе съездим?.. А-а, так у тебя чисто производственные вопросы. Тем лучше… Сам мне сообщишь? Ладно… Пока… Алексей перевел дух; по крайней мере, насчет работы он жене не совсем насочинил. С некоторых пор дела в фирме действительно стало перекашивать… © Виталий Шелестов, 2016 Дата публикации: 03.12.2016 15:42:23 Просмотров: 1984 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|