Фауст и Маргарита
Борис Иоселевич
|
Форма: Рассказ
Жанр: Юмор и сатира Объём: 13070 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
ФАУСТ И МАРГАРИТА, или, как мало надо, чтобы много получить Я никогда не считал святое дело зачатия детей своей обязанностью, но когда был принуждён к тому обстоятельствами места и времени, не смог скрыть своего разочарования. Спустя время нелегко восстановить причинно-следственную связь событий, превратившихся в воспоминания, но ощущения тех лет, никогда меня не покидавшие, столь остры и осязаемы, словно они не из далёкого «вчера», а самое, что ни на есть, трепещущее, как рыба в неводе, «сегодня». Притом, что экзотики никакой, но ведь самая тусклая лампа в подвале, важнее и луны, и солнца. Пример типичной достоевщины: ни дать, ни взять, человек из подполья, тонкая душевная организация которого вздрагивает не столько от удара молота по наковальне, сколько от малейшего шороха мысли. Потому и раздражают меня люди, уверенные в том, что выслушивать и сочувствовать их радостям и невзгодам, моя прямая обязанность. Предположим, невзгоды ближнего тешили моё безразличие, но радости заставляли свирепеть, и я готов был на любой каверзный поступок, вплоть до очевидной подлости, и единственное, что меня удерживало, возможное разоблачение и необходимость покаяния. И только женщины оказывались той самой лирой, с помощью которой известный поэт прошлого пробуждал в себе лучшие чувства, особенно при получении гонорара. И я не считал зазорным следовать его примеру, проявляя благородное безразличие к неизбежности материальных потерь. Немало из тех, кто вызвал у меня позывы к совокуплению, не стоили усилий на них затраченных, но жажду иной раз приходится удалять и непроточной водой, а потому, когда Провидение возлагало на меня обязанность неизбежно связанную с мужским гениталитетом, приходилось подчиняться обстоятельствам, не вникая в их смысл, полезность и последовательность. Короче, тот самый случай, когда личное отношение к происходящему затмевается судорогами вожделения, и от тебя зависит так мало, что любое доказательство от противного воспринимается как кража с особо тяжкими последствиями. Потому, впопыхах, не вняв призывам к осторожности, испускал полную обойму семени, и, как вскоре выяснялось, преждевременную для удовольствия и своевременную для зачатия. Это был не первый и, тем более, не последний прокол, спутавший мои жизненные планы, с чем, по молодости лет, мирился, но когда стал глядеть вслед отзвеневшей поре, не нашлось в достаточном количестве последних слов, коих не обрушил бы на свою же повинную голову. Но умнеть задним числом всё равно, что думать задним местом. Достигаешь той точки маразма, когда любая логика отвергается сходу, а любое импульсивное предприятие приводится в действие без оглядки на возможные последствия. Но мир устроен не нами, и не нам поручена его переделка. Благо лишь, что горечью разочарования можно пополнить копилку неиспользованного опыта. Но и он не всегда подмога в положениях, когда нуждаешься не в трезвости горького опыта, а в сладких мгновениях иллюзорного счастья, ибо по-прежнему регулярно оказывался в объятиях вожделения с неосмотрительностью новопредставившегося. И всё же в таком подходе есть несомненные преимущества. Не претендуя на многое, иногда получаешь больше, чем ожидал. Видимо, Свыше поощряется умеренность: иначе, как высоким покровительством не объяснить редкие подарки судьбы, когда меньше всего на них рассчитываешь. Но присущая мне сумятица в чувствовании, обычно не позволяла сомнениям обрести ясность опыта. Произошло это на берегу Чёрного, как чернильная клякса, моря. Документально обозначив своё присутствие и оставив отпечаток своих телес на предназначенной мне койке, уже через несколько часов отдыха от железнодорожной качки, входил в столовую санатория, обросшую едоками, как приёмная значительного лица просителями, а потому не сразу обратил внимание на приглашающие жесты из-за дальнего столика после того, как сидевший за ним мужчина, поднялся и направился к выходу. Опираясь на склонённые над тарелками спины, поспешил на зов, понукаемый не столько желанием выразить свою благодарность сияющим глазам молодой женщины, сколько требованиями желудка. Но выразить всё же пришлось прежде, чем были удовлетворены физиологические предрассудки. Многословие в таких случаях никогда не кажется излишним, что и подтвердилось. Женщина, оказавшая мне услугу именно тогда, когда я в ней нуждался, явно давала понять, что принуждена была к тому не позывом к вежливости, а интересом, хотя до конца не уяснённым, к моей скромной персоне. И я поспешил сообразить ещё один удачный ход, рассмешивший мою благодетельницу и ставший нелишней скрепой в наших отношениях. – Он не вернётся? – изображая испуг, поинтересовался я. Она не сразу поняла, но, поняв, улыбнулась. – Вы и впрямь думаете, что мужчины вокруг обязательно имеют ко мне какое-то отношение? – Не сомневаюсь. И мой пример лучшее тому доказательство. – Ах, проказник, я вас ещё не усыновила, а вы уже пытаетесь попользоваться правами родственника. – Это не претензия, а вопрос, сам собою напрашивающийся. Мимо вас невозможно пройти, и проблема лишь в том, чтобы найти предлог задержаться. – Едва обрели местечко под солнцем и уже боитесь потерять? – Это не боязнь, а осторожность. – А вы трусишка, уважаемый. – Лучше один раз испугаться, чем после жалеть о своей храбрости. – Вижу у вас в запасе полно неопровержимых доводов. – Я должен обидеться или притвориться глухим? – Думаю, вы в подсказке не нуждаетесь. – Но буду благодарен за любые советы, без которых новичку не обойтись. – Замётано. Так состоялось наше знакомство за две недели до окончания срока моей путёвки, и за неделю — её. Я был рад такому повороту событий, хотя находился в тот момент не в лучшей физической форме, после прошедшей ночи в поезде, столь же бурной, сколь и бессмысленной, потому что совращённая, сама напросившаяся, вдруг изобразила сожаление, мало вязавшееся с её поведением, так что пришлось закрыть ей рот способом, принуждающим к молчанию, зато доставляющим немалое удовольствие. Разумеется, довелось выслушать знакомые ламентации проворной сучки, что подобное случилось с ней впервые, и ей трудно представить, как сможет смотреть мужу в глаза. Эта, внезапно проснувшаяся совестливость, меня рассмешила, и я посоветовал не напрягаться заранее, а исходить из ситуации, в которой окажется по прибытии. Вполне возможно, что застанет мужа не одного, зато в случае, если верность оставалась непоколебленной, нетерпение отодвинет в сторону, никуда не девавшиеся сомнения, так что в любом случае инициатива остается за нею, и, главное, умение ею воспользоваться по своему разумению. В чём находчивость и ловкость ей не откажут. И, для большей убедительности, пропитал свой носовой платок её слезами. И еще долго после, то яростно врываясь в мои объятия, то с бешеной силой отталкивая, так что едва не вылетал из купе, жаловалась на свою глупость, но так и не понял, какую: ту, что совершила со мной, оставшись в проигрыше, или оставив мужа без присмотра, а надежде на выигрыш? И так же, как счёл долгом джентльмена не усугублять разочарование дорожной попутчицы утратой, теперь уже несуществующих надежд, так и не облегчать новой знакомой, поиски предлога для разговора. И дабы удостовериться, как ловко сумеет разрулить положение, избрал тактику затянувшегося молчания, прервать которое предоставил ей. – Вы всегда такой скучный? – явно не испытывая мучительных размышлений, поинтересовалась она. Я оторвался от супа, только потому съеденного, что рассчитывать на лучшее не приходилось. – Обычно стараюсь избегать однообразия, хотя не всегда получается. – Надо ли понимать, что еда не прибавила вам настроения? – Вы угадали, Маргарита. – Вам известно моё имя? – Интуиция, знаете ли. – Причём, отменная. – В таком случае, позвольте мне поздравить самого себя. Редко удаётся ступить именно на то место, где ни женской логики, ни мужской ноги не стояло. – Но ответа я так и не дождалась. – Вы о чём? – Об имени. – Вы не внимательны. Кажется, яснее ясного дал понять, что такого рода проницательность проявляю не впервые. – В таком случае, позвольте включить мою женскую логику и высказать догадку, что вы живёте под гнётом беспрерывно обновляющегося страха. – Угадали. Я и сейчас боюсь. – Кто бы мог подумать! Но чего? – Соперника. Не допускаю мысли, что такого не существует в природе. А то, что его нет сейчас, вовсе не означает, что не сможет объявиться в любую минуту. И если примет меня за того, кем не являюсь, мне не сдобровать. – Кем же вы не являетесь? – Вашим любовником. – Дождалась! – Разве я не то сказал? – Раз сказали, значит это действительно так. – Но позвольте… – Никаких проблем, во всяком случае, для вас. – Было бы и глупостью не войти в столь щедро распахнутые ворота. – А войдя, не забудьте закрыть за собой. – Можете не беспокоиться, с техникой безопасности у меня всё в порядке, – гордо ответствовал я, вынужденно припомнив ночную попутчицу. – Единственное, что удерживает меня от решающего шага, мысль, что за возможные угрызения совести, коль скоро таковые начнут вас преследовать, пусть косвенно, придётся отвечать мне. И нет никакой надёжной гарантии, что, получивший отставку любовник или разъярённый супруг, прежде, чем расправиться с вами, в гневе не превратит меня в яичницу, поджаренную на огне моего сердца. Она изобразила изумление с таким мастерством, что я в него поверил. – Сделайте одолжение, повторите свою фразу хотя бы ещё раз, притом, что бесконечное её повторение мне бы никогда не надоело. Надеюсь, это не цитата, и сказанное вами, а мною услышанное, принадлежит только вам и относится только ко мне. – Но, прежде всего, уточним: он есть или… – Был. – А где теперь? – Весь вышел. – Как я понимаю, только что? – Понимайте так, чтобы могли чувствовать себя комфортно. – Значит, вы одна-одинёшенька на всём белом свете, и я могу расслабиться. А ведь я уже видел себя валяющимся на полу в луже чужой крови. – Успокойтесь, через несколько часов, не случись непредвиденное, самолёт доставит его туда, где объятия жены и детей, заставят забыть обо всём, не относящимся к домашним обязанностям. – Нет повести печальнее на свете… – Неужели в моём голосе вы уловили печаль? – Я обнаружил её в своём сердце. – Не кажется ли вам, что слово «сердце», чаще других встречается в вашем лексиконе? – До сих пор, по этому поводу, никто не выказывал своего неудовольствия. – И с моей стороны, никакого неудовольствия нет. – В таком случае, позвольте представиться, Фауст. – А где же Мефистофель? – Я не нуждаюсь в няньках. – Как я раньше не сообразила? – Меньше всего я требую от женщин сообразительности. – Чем же мы, несчастные, можем вам угодить? – Покорностью. – Странно, если не сказать, унизительно. Нормально покоряться судьбе, но мужчине… – А ведь мы и есть ваша судьба. – Не кажется ли вам, что после явного проявления трусости, вы действуете слишком смело? – Не кажется. И, опережая ваш вопрос, объясню почему: слова – это не действия, а подготовка к ним. Это артподготовка. Я выбираю объект и бомбардирую его словами до тех пор, пока он не осознает безнадёжность сопротивления. – И что потом? – Овладеваю им. – Господи, как просто. А я-то думала… – Сложности здесь неуместны. Когда приходишь к цели с непредусмотрительной растратой сил, воспользоваться победой сможет кто-то другой. – Кто он? – Странный вопрос. А потому назовём его просто: счастливчик. – Занятно. Но вот, что я думаю… Хотя мои мысли вряд ли покажутся вам достойными внимания. – Не отвлекайтесь, мне интересна даже глупость, коль скоро имеет ко мне хоть какое-то отношение. Подошла официантка и, гремя тарелками, стала убирать со стола, и только тогда заметил, что никого, кроме нас, в столовой не осталось. Мы медленно двинулись по пустой аллее, ведущей к морю, сквозь запах гниющих водорослей, плеск волн и крики чаек. – Я жду, – пришлось напомнить о своём существовании. – С вами следует быть очень осмотрительной. Не означает ли сказанное, что смеётесь надо мной в душе? – Обычная попытка скрыть неуверенность за показной озабоченностью. Мы прошли еще несколько шагов, но поскольку она молчала, обернул её к себе и сказал, со всей решительностью, на которую был только способен: – Предлагаю ограничиться сказанным и перейти к действиям. – Я вся внимание, – услышал я. – У нас с вами только две возможности: или продолжить путь к морю, где для нас может не оказаться свободного места, или ко мне, где никого, кроме нас, не будет. – А что потом? – Потом вы окажитесь в самолёте, чтобы через несколько часов окунуться в объятия детей и мужа. Борис Иоселевич © Борис Иоселевич, 2016 Дата публикации: 02.08.2016 06:12:36 Просмотров: 1899 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|