Автор Незаконченного Рассказа. Часть I. Гл. 1-6

Галина Тен

Форма: Повесть
Жанр: Эзотерика
Объём: 25673 знаков с пробелами
Раздел: "Автор незаконченного рассказа"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

I. Мать

1. Рождение писателя

Иван Антонович Ползать был прирожденным писателем. Мама рассказывала, что в момент его рождения в серой, пропахшей хлоркой родильной палате, было необыкновенно много народу. Среди неулыбчивого медперсонала сновали прекрасные юные девы в легких белых одеждах. Утомленная тяжелыми родами мамаша только спустя время поняла, что сами Музы были предвестниками появления на свет нового дарования. Все девять явились, чтобы благословить и одарить талантами ее сына. А тогда наличие посторонних и мелькание туник необыкновенно раздражало роженицу.
- Ах! – восклицала она, в тысячный раз закончив необыкновенную историю, – как я была глупа!
Иван Антонович с детства слышал подобные рассказы, которые со временем обрастали все новыми и новыми подробностями, и в какой-то момент сам поверил в свою уникальность. Учитывая все обстоятельства рождения маленького Вани, воспитывали его особо – ничего не запрещали, а капризы относили на неуравновешенность творческой личности и всячески им потакали.
Учился Иван посредственно – не это главное для будущей акулы пера! А главное писать, писать и еще раз писать. И юный писатель так и делал. А точнее, грызя ручку или карандаш, тупо пялился в голубые кубики двенадцатилистовой тетради, пытаясь разглядеть идею нового шедевра. В такие моменты мама с умиленным видом тихонько прокрадывалась в кабинет (так она называла маленькую комнатушку на чердаке) и ставила на стол поднос с горкой золотистых пирожков, блинцов или бутербродов и также тихо пятилась назад, гипнотизируя спину талантливого отрока. Но идей не было, не было и шедевра. Это раздражало писателя.
Юный Ваня рано научился читать, и годам к двенадцати прочитал книги всех классиков и современников, пылившихся на полках массивного дубового шкафа. Но идей не было все равно, либо все они очень смахивали на то, что где-то когда-то кем-то уже было написано.
- Вот Булгаков, - жаловался Ваня матери, внимающей ему с замиранием сердца, - создал «Мастера и Маргариту». Просто сел и написал шедевр. А у меня ничего не получается, все, о чем я хочу написать, уже кем-то написано. Идей не осталось!
- Дорогой мой, - осторожно, чтобы не травмировать хрупкую писательскую психику, возражала мать, - не забывай, что он писал его одиннадцать лет!
- Одиннадцать лет, - сникал юный писатель. – Мне жизни не хватит.
- Хватит, милый.
- А вдруг, я начну что-то писать, а это уже кто-то написал? – задавал Ваня закономерный вопрос. – Что тогда?
- Это плагиат, сынок. Но я уверена, что так не случится, ведь недаром сами Музы ознаменовали твой приход в этот мир!
- Ерунда.
- Совсем не ерунда, - горячилась мама. – И вообще, думаю, тебе нужно поменьше читать. Это все отвлекает тебя от собственных идей!
Так Ваня перестал читать. Все дольше он засиживался в «кабинете», поглощая вкусности, стимулирующие, как казалось матери, его творческое развитие.

2. Маргарита

Она сидела в Парке Победы и неотрывно смотрела на Вечный огонь, растворившись в своих мыслях. Иван буквально споткнулся об этот образ, и сразу отлетели прочь Список непоступивших на филфак, раздражение и растерянность, боль несправедливой обиды – как его будущего великого писателя не приняли в этот затрапезный университет. Все осталось где-то далеко в другой жизни.
- Маргарита, - прошептал пораженный юноша.
Летнее солнце плевало горячими лучами, а она была холодна и задумчива. Подол длинного черного платья утонул в тополином пухе, но это ее не беспокоило. Глядя в огонь, она думала свои волшебные мысли и не замечала ничего вокруг, в том числе и прыщавого толстого юнца, замершего нескольких шагах. Тонкая белая рука машинально поправила длинную черную прядь, шаловливо упавшую на грудь, и от этого пышные молочные груди в декольте призывно колыхнулись. Ивана словно обдало жаром.
Он мог бы стоять и смотреть на нее целую вечность, но, наконец, незнакомка взяла черную сумочку, больше похожую на кошелек, и встала. Она была прекрасна – легкая черная ткань обнимала осиную талию, которая плавно переходила в аппетитные округлые бедра, а далее, сквозь неплотный шифон и шелковый подъюбник нескромный взгляд мог рассмотреть длинные точеные ноги богини Афродиты. На чей-то притязательный вкус молодая женщина могла показаться полноватой, но именно она являлась Ивану в его пикантных юношеских сновидениях.
- Уйдет, сейчас уйдет! – завопил в голове отчаянный голос, и Иван смело шагнул к женщине.
Она только сейчас заметила нескладного юношу, который буквально пожирал ее глазами. Александра слегка пожала плечами, в общем, она привыкла к подобным липким мужским взглядам. «А этот - ну слишком уж юн, - отметила она про себя. – И неприятный такой – толстый, здоровый, прыщавый. Бр-р-р…»
Иван и правда был высоким – почти под два метра ростом, причем явно стеснялся этого и слегка сутулился, от чего его грузная фигура, взращенная на маминых пирожках, в верхней части устойчиво ассоциировалась с холкой какого-нибудь дикого буйвола. Пухлые бледные щеки и лоб, накрепко защищенные от здорового летнего загара стенами «кабинета», были сплошь покрыты юношескими прыщами, некоторые из которых уже созрели и блестели белыми гнойными точками. Несвежая сорочка со свежими разводами под мышками натянулась на гигантском животе, еле сдерживая его натиск, коричневые брюки висели мешком, а огромные ручищи сжимали пластиковую папку с какими-то бумагами, среди которых отчетливо виднелся Аттестат о среднем образовании.
«Отвратительный тип», - брезгливо подумала Александра, намереваясь уходить.
- Маргарита, не уходите, прошу вас, - обратился к ней тип.
Александра удивленно вскинула бровь. «А голос у него, надо сказать, приятный», - отметила она, но вслух сказала:
- Вы ошиблись, юноша. Меня зовут не Маргарита.
- А как? – растерялся Иван.
- Что это, молодой человек? Новый способ познакомиться?
Женщина иронично оскалилась и быстро пошла прочь.
- Ох, нет, простите пожалуйста. Прошу вас, не уходите, - он торопливо следовал за ней, и Александра слышала за спиной его тяжелое дыхание.
На мгновение ей стало страшно: «Может маньяк? Но, надо сказать, голос у него действительно приятный – такой глубокий тенор». Тут же вспомнился пошлый анекдот про некрасивых женщин и водку, и Александра улыбнулась. «А какие у него ручищи!» - воображение услужливо нарисовало, как эти огромные лапы стискивают ее грудь, делая немного больно, но доставляя немыслимое удовольствие. «Так, хватит!» - одернула себя Александра. Она обогнула Мемориал воинам ВОВ и свернула в одну из боковых аллей, лучами расходящихся от памятника. Маньяк следовал за ней практически по пятам. Сначала женщину это забавляло, теперь начало раздражать. Она резко остановилась, и Иван едва не налетел на нее.
- Послушайте, это переходит все границы! Кто вы, и какого черта вам нужно?
- Я… Меня зовут Иван Ползать, - совсем растерялся юноша.
- Ползать? Забавно, – Александра расхохоталась, но тут же сделалась серьезной, - Вот и ползи отсюда, Иван Ползать!
Но он не ушел, а молча продолжал идти за ней. А парк, как назло был огромным и незнакомым. Александра уже четверть часа бродила по аллеям, безуспешно пытаясь найти выход и избавиться от назойливого спутника.
- Не вижу ничего смешного в моей фамилии, - наконец, обиженно прервал молчание преследователь.
Александра от неожиданности вздрогнула и снова остановилась.
- Послушайте, вы из-за этого? Давайте, я извинюсь, и вы уйдете. А может вам денег дать? Сколько вам нужно денег, чтобы вы отвязались, наконец?!
- Я не обижаюсь, - все же слегка обиженно ответил Иван. – Я уже привык, что все смеются. Просто от вас этого не ожидал - Вы же особенная, не такая, как все! Маргарита…
- Я не Маргарита, Иван Ползать. Я уже сказала вам.
- Не может быть.
- Может. Меня зовут Александра Львовна.
- Александра Львовна… - разочаровано удивился Иван. – А вы не обманываете?
- Для чего? – в свою очередь удивилась женщина.
- Не знаю, в общем-то, просто уточнил.
- Прощайте, Иван Ползать, - сказала немаргарита и пошла дальше, а Иван остался стоять, глядя ей вслед.
Он не понимал, как он мог ошибиться и снова медленно пошел вслед за ней. Глядя, как парит, плывет эта прекрасная женщина, Иван рассуждал: «У Мастера была своя Маргарита. Почему у меня должна быть непременно Маргарита. Александра, - он словно пробовал имя на вкус. – Это она, я уверен!» Иван снова прибавил ходу.
- Александра! – окликнул он женщину.
Она остановилась.
- Что еще?
- Александра, вы не понимаете. Я искал вас повсюду. Я - писатель, а вы – моя Муза. Без вас мне очень плохо, совсем ничего не получается, - он расстроено развел руками.
- Писатель? – Александра в удивлении приподняла бровь. – И о чем же вы пишите?
- Ни о чем, - признался Иван.
- Забавный вы, Иван Ползать.
- Не обязательно каждый раз добавлять фамилию, - робко заметил Иван.
- Извините. Что же требуется от меня?
- Я не знаю. Вы должны вдохновить меня, - предложил Иван.
Александра вновь глянула на его руки.
- Сколько тебе лет, писатель, восемнадцать хоть есть?
- Да, а что? – удивился Иван.
- А это? – Александра тонким длинным ногтем указала на аттестат, в прозрачной папке. – Ты ведь только школу закончил.
- А я с восьми лет пошел. У меня День рождения в ноябре…
- Ясно. Пошли.
- Куда? – удивился Иван.
- Вдохновлять тебя буду.

3. Очищение

Александра-Маргарита жила на последнем этаже старой семнадцатиэтажки, где-то на окраине. Лифт не работал, и она легко порхала по лестничным пролетам, а сзади, отставая на добрых два, переваливался писатель.
Трехкомнатная перепланированная квартирка на зло времени выглядела современно и уютно. Иван едва поместился в крохотной прихожей, зато гостиная - зал, совмещенный с кухней - давала ощущение простора. Бывшую кухню отделяла полукруглая барная стойка с тремя высокими деревянными табуретами. В центре гостиной стоял низкий столик, покрытый толстым слоем пыли, и два массивных кресла. Кроме этого, он успел заметить телевизор, диван и, расположившуюся в нише, красивую деревянную стенку.
- Проходи, - пригласила хозяйка, жестом указав, что пройти Иван должен к креслам.
Иван послушно сел и принялся рассматривать пыль на столе, размышляя, что можно было бы нарисовать здесь пальцем. Александра словно испарилась. Откуда-то слышался звук льющейся воды, и пахло какими-то то ли травами, то ли парфюмом. Иван нарисовал прямо в центре стола сердце, потом подумал немного и написал пониже «Александра». Закончив, он полюбовался своим творчеством и, потеряв к нему интерес, заскучал. Но тут хозяйка вернулась, скользнув взглядом по шедевру, она сказала:
- Я бываю здесь очень редко, - зачем-то сделав ударение на последнем слове. – Твоя ванна готова, пойдем, провожу.
- Ванна? – удивился Иван.
- Ну да, чтобы получить вдохновение, ты должен быть чист телом и душой. Разве ты не знал?
- Я как-то не подумал, - закивал он, направляясь вслед за женщиной.
По-видимому, ванную комнату совместили с одной из спален. В углу за занавеской стояла огромная белая чугунная ванна, до краев наполненная пеной. Александра протянула ему толстое махровое полотенце.
Принимая его, Иван вновь ощутил чудесный запах. «Мята вроде», - подумал он. Женщина оставила его. Он осмотрелся – в центре невероятных размеров кровать со множеством маленьких подушечек, высокий торшер на массивной деревянной ноге и больше ничего. Скинув одежду, он погрузился в душистую пену с головой. «Начало хорошее!» - отметил Иван. За занавеской послышались шаги Александры, и ему стало немного неловко.
Закончив «очищение», Иван выбрался из ванны, тщательно вытерся, но не обнаружил своих вещей. Он озадаченно топтался, не зная, как поступить – позвать Александру было неловко, выйти, в чем мать родила – об этом не могло быть и речи. Наконец, обмотав полотенцем грузные чресла, он решился:
- А где моя одежда? – крикнул он.
- А зачем она тебе? – ответила вопросом на вопрос Александра.
- Ну… - Иван растерялся.
- Иди сюда, - позвала она.
Потоптавшись в нерешительности, он все же пошел, для надежности придерживая полотенце руками.
Сердце со стола исчезло вместе с пылью. Вместо этого стояли два высоких фужера, тарелочка с сыром и ваза с фруктами. Александра окинула его взглядом, задержавшись на его руках. Ивану захотелось провалиться.
- Продуктов здесь нет, зато выпивка на любой вкус, - как бы извиняясь, сказала она. – Что пить будешь?
- Продукты? – чему-то удивился Иван.
- А что, по-твоему, Музы не едят? – засмеялась она.
- Ну, я даже не знаю.
- Зато я знаю. Что пить будешь?
Иван осторожно сел в кресло напротив, продолжая держаться за полотенце.
- Не убежит, - усмехнулась Александра, вновь глянув на его руки.
Это его совсем смутило – Иван покраснел:
- Мне неловко, позвольте мне одеться?
- В машинку сунула. Одеться тебе не во что, но это недолго, всего пару часов. На это время тебе одежда не потребуется и даже полотенце, - Александра засмеялась. – Так что пить будешь?
- Ну, я не знаю, вообще-то я не пью… не пил…
- Хорошо, думаю, вино вполне подойдет.

4. Вдохновение (в сокращении - прим. автора)

Голова приятно кружилась, было тепло, уютно и почти не стыдно.
- Ну, писатель, - ставя полупустой фужер на стол, обратилась к нему Александра, - готов к встрече с феей, музой или с кем там еще?
- С Му-у-зой, - пьяно заикаясь, ответил Иван.
- Через мгновение она будет, - пообещала Александра и исчезла.
Мгновение длилось долго, Иван почувствовал, что приятный хмель покидает его, и подлил себе еще вина. Потом еще и еще, а Муза все не являлась. Смелость, разбуженная вином, подсказала, что нужно поискать Музу самому.
В знакомой комнате с ванной и кроватью плавали легкие ленточки ароматного дыма. От резкого запаха голова закружилась еще больше. Муза стояла у окна спиной к нему в длинном черном кружевном пеньюаре - он не скрывал, а подчеркивал теплую гладкость и бледную матовость бархатной кожи. Иван почувствовал животное желание, и полотенце приподнялось – ему стало так стыдно, что он даже протрезвел. По его мнению, не такие чувства должна была вызывать Муза.

5. Муза (в сокращении - прим. автора)

- И кто же она? – удивилась мать.
- Какая разница?! Ее зовут Александра, и она – моя Муза.
- И тебя совсем не беспокоит, что ты провалил экзамены?
Иван удивленно посмотрел на мать, он никогда не слышал ни единого упрека, а тут вдруг, когда он нашел свою Музу, свою Маргариту и хочет, чтобы мать разделила его радость, она говорит о какой-то ерунде.
- Теперь я начну писать, как ты не понимаешь?! – возмутился он.
- Я понимаю, что ты спутался с девкой легкого поведения. Разве для этого я растила тебя? У тебя такое будущее, как ты можешь променять его на ласки какой-то дешевки?!
- Не называй ее так! – закричал Иван и выбежал из комнаты.
Мать услышала, как наверху хлопнула дверь в «кабинет».
- Муза, - пробормотала она. – Вот чушь.
Она прокралась в комнату сына, на кровати валялась разбросанная одежда – не пристало великому писателю тратить время на пустяки. Прислушавшись, не спускается ли Иван, мать стала выворачивать карманы в поисках того, что помогло бы ей найти эту самую музу Александру. Она перетряхнула одежду, порылась в папке, которая валялась тут же, но ничего не нашла – ни адреса, ни телефона.
- Ну и хорошо.
Она отправилась в кухню.

Иван сидел в своей каморке под крышей, пялясь в клавиши старенькой пишущей машины, которую притащила матери соседка, работавшая в машбюро. Машину списали, и вот уже полгода она проживала по новому адресу и служила новому хозяину, только этот новый хозяин так ни строчки и не написал за все это время. Обида грызла Ивана и больше всего не за себя, а за Александру: «Мать ее даже ни разу не видела, как можно так оскорблять человека? - недоумевал он. - Она прекрасна, она настоящая Муза, может быть даже богиня!» Иван уже не видел клавиши с истертыми буквами, он видел Александру в прозрачном пеньюаре с розовыми торчащими сосками. «Возьми их», - предлагала она, выставляя груди вперед, и соски призывно подрагивали.
Когда он открыл глаза, июньское солнце уже скатилось в вечер. В паху неприятно болело, а на столе стояли остывшие пирожки. «Опять ни строчки», - огорчился гений, глядя на девственно-белый лист, аккуратно заправленный в машинку. Иван осторожно спустился – не хотелось сейчас встретиться с матерью и получить новую порцию несправедливых упреков. Сумерки заполнили их маленький домик. Кажется, все тихо, наверное, мать ушла к соседке. Иван направился в кухню – ужасно хотелось пить. Откопав в холодильнике бутылку минералки, он хотел было сделать глоток.
- Ну как Муза? Не поет? – раздался сзади голос матери.
Иван вздрогнул и уронил бутылку, утробно булькая, вода разливалась на ковер. Швырнув в сердцах пробку, Иван выбежал на улицу. Он не думал, куда идти, ноги сами несли его.

Лифт лязгнул, раззявив смрадную пасть.
- Ну и вонь, - прошептал Иван и шагнул вперед.
Деревянная, покрытая облупившимся лаком дверь - за ней его Муза, его счастье. Иван прислушался – из квартиры доносился густой бас, который что-то монотонно декламировал, прерываемый взрывами смеха. Этот смех невозможно было спутать ни с чьим другим. Иван медленно спустился и сел на лавку у подъезда.
Луна насмешливо щурилась сквозь листья тополя, и под этим взглядом Иван чувствовал себя самым одиноким и несчастным на свете. Наконец дверь подъезда с треском распахнулась, и хохочущая Александра вывалилась на улицу вместе со своим спутником. Высокий крепыш в обтягивающих джинсах и спортивной куртке, словно назло Ивану, по-свойски притянул ее за ягодицы к себе, и они замерли в долгом страстном поцелуе.
- Эй, ты что делаешь?! – крикнул Иван и дернул мужчину за куртку.
Тот оглянулся.
- Че те, пацан? Не видишь, я занят, - он фривольно хлопнул Александру ниже спины.
- Оставь ее! Это моя Муза! – закричал Иван и попытался ударить нахала.
Но попытка не удалась и, сам не понимая как, он грузно шлепнулся в горы шелухи и плевки у лавки.
- Твоя кто? – захохотал новый друг Александры.
- Муза, - неуклюже поднимаясь на ноги, ответил Иван.
- Эт че? – снова заржал мужчина, обращаясь к Александре.
- Пойдем, оставь его, - Александра взяла жеребца за локоть и попыталась увести, но сдвинуть с места его было непросто.
- Не, ты подожди, - освобождая локоть, сказал мужчина и добавил, обращаясь к Ивану уже серьезно. – Так ты че, ее трахал, что ли?
Сама постановка вопроса показалась Ивану неприличной. Злость уже отступила, и пришли обида и разочарование: «Мать была права – дешевка!»
- Отвали, - ответил он и, прихрамывая, побрел прочь.
- Не, - не унимался бык. – Так дело не пойдет. Э, стой, пацан. Я те вопрос задал!
Иван почувствовал, как его схватили за шиворот и тряхнули так, что затрещали швы сорочки – хотя друг Александры был пониже ростом, но в силе и физической подготовке Иван явно ему уступал. Он второй раз кулем рухнул на землю.
- Отвали, я сказал, - разозлился Иван.
Короткий, но сильный удар поверг его ниц - Ивану показалось, что левый глаз сейчас выскочит из глазницы и повиснет на ниточке. Где-то рядом завизжала Александра.
- Ну? Я слушаю, - пнув распластанного Ивана, обратился к нему мужчина.
Александра повисла на руке жеребца:
- Юра, не нужно, оставь его, поехали.
- Ах ты подстилка, - переключился озверевший бык на нее. – Может ты скажешь, что все это значит?
- Ничего, ничего не было!
Юра схватил ее за горло:
- Задушу, курва. Трахал он тебя?
- Нет, - задыхалась женщина. – Клянусь, не было ничего.
- Не было говоришь? А так? А так? – бушевал друг Александры.
- Случайно, случайно получилось. Прости, я только тебя люблю, ты же знаешь, - плакала женщина, пытаясь отнять его руки.
Он швырнул ее, и Александра упала рядом с Иваном. Юра навис над ними:
- Где и когда?
- Случайно, случайно получилось, - повторяла напуганная женщина.
- Быстро! – рявкнул Юра.
- Вчера, здесь, у меня. Но это случайно, - сбивчиво убеждала Александра озверевшего самца.
- Хорошо, - спокойно сказал он. – Сейчас все повторите для меня.
Он с легкостью поднял обоих, и уже через минуту лифт мчал всех троих на семнадцатый этаж. Втолкнув их в квартиру, Юра как Атлант подпер косяк.
- Ну, мачо, - обратился он к Ивану. – Покажи, на что способен.
На Ивана словно напал столбняк.
- Хорошо, тогда покажу я.
Юра шагнул к дрожащей Александре и рывком сорвал летнее пальто и платье, обнажив прекрасное тело.
- Пожалуйста, не нужно, - плакала Александра.

Иван, глядя, как насилуют его Музу, вдруг почувствовал, что у него рождается идея его нового великого произведения.

Домой Иван добрался лишь к утру. В окнах беспокойно плавал свет ночника. «Не спит мать, беспокоится», - злорадно подумал он, но тут же одернул себя. Вошел спокойно – без лишнего шума, но и не прячась, поднялся в кабинет и сразу же сел писать.

6. Дышла

Речка Вихля несла свои воды неведомо куда и неведомо откуда. Известно, что все реки впадают в море, вероятно, и Вихля впадала в море, только в какое и где, с точностью сказать никто не мог. Вихля резала деревню Дышла пополам – по обоим берегам раскинулось десятка по три срубов. Бревенчатый мост, соединявший Левые и Правые Дышла, давно сгнил и провалился. И чинить его не было надобности, поскольку Левые Дышла давно пришли в запустение – тех, кого пощадила война, прибрал голод послевоенных лет или погнал в города искать лучшей доли. Левый берег был ниже правого и, разливаясь, Вихля регулярно затопляла его. От этого он практически превратился в болото, которое медленно проглатывало развалившиеся, покинутые жителями, избы. В силу этого, левый берег Вихли выглядел крайне жутко. Кроме того, немногочисленное население Правых Дышл искренне верило в то, что нельзя в темное время суток смотреть на Левые Дышла, поскольку вопреки статистике, один житель в Левых Дышлах все же был, а именно, старуха-ведьма, которая неизвестно сколько прожила там и, вероятно, будет жить еще столь-ко же. Считалось, что если ведьма увидит глаза человека в лунном свете, то человек сойдет с ума. И в темное время суток дышловцы предпочитали сидеть по домам, ибо, кроме как на Левые Дышла, смотреть в деревне было решительно не на что.
Немногочисленная молодежь смеялась над подобным невежеством, и тогда пожилые люди сразу вспоминали местную дурочку Аллу. Черноокая Алла обещала быть красавицей, но еще девчонкой отправилась за Левые Дышла собирать клюкву и припозднилась. Когда Алла вернулась, ее было не узнать – она молчала, и бессмысленный взгляд был устремлен в никуда. Старухи толковали, что на болотах Алла встретила ведьму, и та в свете восходящей луны заглянула в ее черные глаза и украла разум. Незадолго после этого, горе свело мать Аллы в могилу, а отец еще в сорок третьем сгинул на фронте. Так и ходила Алла по деревне как неприкаянная почти два десятка лет. Местные жители помогали, кто продуктами, кто одеждой. Алла молча брала подношение, глядя сквозь дающего, и уходила.
Видимо, Правые Дышла в будущем тоже ожидало запустение - в деревне осталось всего с десяток стариков и несколько семей. Где-то далеко за пределами этого маленького мирка строилась огромная социалистическая страна - расцветали колхозы, поднимались заводы, перевыполнялись пятилетки. Обсуждая периодически за поллитрой скудные, но такие греющие душу новости, мужики понимали, что жить стало легче и лучше, и то ли еще будет. Но, возвращаясь в холодную избу, убого освещенную свечкой или лучиной, каждый еще острее чувствовал безысходность и бесперспективность проживания в Дышлах.

Колька Заноза жил на окраине деревни, у самой речки в просторном доме с большими окнами. Мечтая о лучшей доле, Колька подался в сибирскую глушь строить заводы. Да только не такая уж там оказалась и глушь, потому что спустя два года он вернулся в родные Дышла с жеманной красавицей-блондинкой. Всей деревней построили дом для молодых и справили пышную свадьбу, но счастье колькино было недолгим – через полгода красавица заявила, что не собирается хоронить себя в навозе и, сделав ручкой, укатила к маме.
Колька слонялся по пустому дому и выл как дикий зверь, и только изрядная доза самогона изгоняла душевную боль. Он пил и все ждал, что супруга вернется, но она так и не вернулась. И тогда Колька выволок все ее барахло, и на радость детворе устроил грандиозный костер. Больше никуда он не ездил, ибо, как признавался в пьяной беседе, имел стойкую неприязнь к городам и блондинкам.
Колькины друзья, а вернее, собутыльники, все, как назло были женаты, имели детей и на десяток, а то и два лет превосходили его по возрасту. Его же ровесников война и поиски лучшей доли разметали по всей необъятной. Колька осел в родных Дышлах и чув-ствовал себя одиноким и несчастным.
- Ни-и панимаете вы ми-иня! – отметая пьяным жестом все возражения, мычал Колька. – Я – живой человек. И мне баба нужна…
Мужики разводили руками.
- Да где ж тебе, Колян, бабу взять? Все, какие есть свободные, уже седьмой десяток перешагнули.
Колька ронял голову на руки и заливался пьяными слезами:
- Один я одинешенек, и некому меня приласкать и пожалеть.
Но он был неправ, собутыльники искренне жалели его…

© 22.11-05.12.2008 Г. ТЕН

© Галина Тен, 2008
Дата публикации: 05.12.2008 22:14:35
Просмотров: 3519

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.