Собачий синдром

Лариса Ратич

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 13747 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Пересчитывая сдачу в поселковом магазине, тётка Рита, многозначительно поджав пухлые губы, вроде невзначай обронила:
- Слышь, Мартыновна, я скоро водку буду брать, много. Так ты попридержи.
- Неужто на свадьбу?! – ахнула продавщица.
- А хоть бы и на свадьбу. Я же говорила: она наша будет. Чем мой Юрий не жених?
Все, кто был в магазине, тут же оказались рядом, и интересная новость, свежая и горячая, тут же была подхвачена, и, оживляемая охами-ахами, обрела право на законное местное облюбовывание.
- Так, говорю, чем Юрка не жених? – уже вполоборота ко всем ушам, повторила тётка Рита.
- Ну да, ну да! Красавец и с образованием, это точно!
- По себе и пару выбрал, а как же! – торжествовала тётка Рита, - покорил девку, орёл.
- Долгонько, правда, покорял, - уточнил завистливый Егорыч.
- Чего зря брешешь, даже года не прошло! – рассердилась тётка Рита. – На себя посмотри! Ты-то вон свою Настьку лет пять уговаривал, хоть она уже вдовая была и с дитём! Ишь, пенёк беспамятливый!
Старик поперхнулся и замолк. Да и то, было чем Юрке гордиться, понимал дед. Ведь Ольга, библиотекарша, - ох какая исключительная девка!
Приехала она в их посёлок год назад, по распределению. Городская, при маме-папе, а не отказалась, не словчила, не стала выискивать, где помягче да полегче, а приехала строго туда, куда направили. Квартировать стала у бабки Тузовкиной, дожидаясь казённого жилья. И с первого же дня многим запала в сердце: стройная, тоненькая, хоть и небольшого росточка; глазищи – в пол-лица, губочки – как с иконы; такая вся ладная, хоть открытки с неё рисуй.
Все единогласно решили: красавица, ох, редкая красавица! А председатель даже заметил: дескать, это про таких наш народный поэт Некрасов сказал, что, мол, посмотрит – рублём подарит! (за что и был жестоко приревнован председательшей).
Но всё-таки не красота была главным достоинством Ольги. Она отличалась какой-то невероятной, давно уже нигде не встречающейся, особой девичьей гордостью. Под её взглядом ни один, даже самый - пресамый пьяница – матюгальник не мог обронить грязное слово. А так как у многих деревенских мужиков мат составляет больше половины разговора, то при ней они просто теряли дар речи и всё больше мычали, объясняясь жестами: строго глядели синие глаза, обжигали, душу выворачивали!
И в библиотеке – такой порядок навела, все только ахнули! А что придумала? – купила на свои деньги несколько пар шлёпанцев разных размеров и заставляла в библиотеке переобуваться. А кто не желает – со своей «сменкой» приходи, вот так!
Крепко зауважали в посёлке новую библиотекаршу, редко кто Ольгой называл, а всё больше – Ольгой Васильевной. Это двадцатидвухлетнюю девушку, ну не скажете?
Ольга Васильевна организовывала и театральные вечера, и недели поэзии, и толстовские чтения, и чего только не придумывала! Сама и объявление красиво напишет (шрифтом! на ватмане!), да не в одном экземпляре, а в трёх – четырёх, да расклеит в людных местах. И люди идут, как на праздник.
По-ра-зи-тель-но!
К тому же читателей сразу стало больше чуть не в десять раз (из района даже приезжали с проверкой, не поверили отчёту). Правда, читательский контингент вырос в основном за счёт молодёжи, и в подавляющем большинстве – парней, но дело разве в этом? Потянулся поселковый люд к книге, как к хлебу, вот чудеса!
А красавица Ольга, кроме работы, - ну никуда: ни на танцы, ни на свидания. «Неправильная какая-то девка!» - удивлялся посёлок.
Но Ольгина хозяйка, бабка Тузовкина, женщина справедливая, разъяснила народу, что как раз - таки Ольга – девка самая найправильнейшая, серьёзная. А почему на танцульки не бегает – так сказала, что это не танцы, а дёрганье; исчезла, мол, культура танца, надо сначала возродить, а потом и танцевать. Стыдно по-обезьяньи скакать. Марфа Даниловна Тузовкина тут была согласна с жиличкой на все сто. Видела она те танцы, - срамотища! То липнут друг к дружке, лапаются, то, словно дикие, руками – ногами дрыгают, каждый сам себе. А музыка какая – такие и танцы: бух-бум, бух-бум! Ну, и брезгует Ольга. А насчёт любви – тоже девка молодец. Таскаться говорит, не хочу по улицам, в темноте, я лучше книжку почитаю. Вот придёт любовь – тогда и посмотрим, а ноги бить по вечерам – это пускай те, у кого в голове пусто. А у неё – работа! Ответственная, на виду, для людей. Как же их направить в русло культуры, если сам библиотечный работник не покажет высокий пример, а?
Да, поразила Олечка посёлок, потрясла. А больше всех поразился и потрясся молодой учитель физкультуры, Юрка Марков, - Юрий Ефимович. Он был из местных, проучился в институте поселковым стипендиатом и пять лет назад вернулся домой, в родную школу. Видный, высокий, Юрка как бы брезговал здешними девушками. Да не то, чтобы брезговал, но… И в кино бегал, и на танцы, и встречал – провожал – цветы дарил; и в школе (было дело) молоденькие незамужние учительницы обмирали, глядя на него. А он и не гордился чересчур, одну-другую время от времени привечал.
Но посёлок видел: не нужен никто Юрию Ефимовичу по-настоящему, баловство всё одно только. Бывало, что и плакал кое-кто из девчат от Юркиного непостоянства, но молодой учитель знай себе жил да радовался, сам решая, с кем сегодня эту радость делить, а с кем – завтра. И честно каждую предупреждал: «Учти, я парень-ветер. И если что – мы друг на друга не обижаемся, да?» Вот вроде и не за что было на него зла держать.
Но когда Юрка первый раз увидел Ольгу (зашёл в библиотеку из любопытства: уж больно бабка Тузовкина расфантазировалась), он, что называется, обалдел. Так обалдевшим и ходил недели две, а потом пришёл к Ольге прямо на дом, с порога брякнул Марфе Даниловне:
- Вот, принимайте гостя, я свататься пришёл.
(«А морда-то жа-а-алобная, - ехидничала потом на весь посёлок Тузовкина, - куда и хвост павлиний делся, все перья по дороге растерял!» Бабка Юрку почему-то не очень жаловала.).
Так Ольга («Ох, горда, аж жутко было!») голосом, как со льда, хоть и негромко – а мороз по коже, отрезала: какое, мол, право у вас врываться в личное помещение с такими речами, не узнав даже приб-ли-зи-тель-но, пустят ли вас вообще на порог?! Так что кругом, шагом марш, калитка на дворе!!!
Бабка Тузовкина была в восторге, а посёлок единогласно решил: никогда не быть Юрке с Ольгой, не того полёта птица.
Но Юрка прямо заболел от любви. Не думал, что так бывает, и не поверил бы раньше никогда. Он стал говорить Ольге «Вы», да только по имени-отчеству; почти каждый день бывал в библиотеке («Что Вы посоветуете, Ольга Васильевна?», «А что Вы скажете насчёт новой статьи в районной газете?», «Не помочь ли Вам насчёт вечера бардовской поэзии? Я ведь играю на гитаре и пою!»).
Оленька ещё долго хмурилась, держалась айсбергом, а потом, когда Юрка и в самом деле помог ей организовать «литературно-музыкальную гостиную», библиотекарша дрогнула: синие глазищи потеплели, голос зазвучал со спокойным уважением.
Но Юрка, уже наученный, боялся обнадёживаться и сужал круги вокруг девушки очень осторожно. И, наконец, наступил день, когда Ольга Васильевна сказала ему «Юра» и «ты». Юрка воспарил, но сдержанно поинтересовался: может ли он считать это знаком дружеского расположения и не позволит ли уважаемая Ольга Васильевна так же коротко называть и её?
Оленька кивнула, улыбнулась, и Юрка подумал, что, может быть (может быть!) не так далёк тот час, когда он возьмёт девушку за руку, потом – приобнимет за плечи… А потом? (Ой, нет, сглазить можно!)
И мать Юрки, тётка Рита, вскоре тоже порадовала сына, рассказав, как она «сегодня встретила нашу кралю, и я ей, дескать: «Здравствуй, доченька!», никогда ведь так не называла, а она и не удивилась, ответила; да не тётей Ритой назвала, А Маргаритой Сергеевной!»
Тётка Рита всей душой желала сыну счастья, а уж такую невестку – грех было не хотеть!
И вот прошёл уже целый год со дня приезда Олечки, и сегодня тётка Рита смело объявила про свадьбу: ну не чудеса ли? Нашёл-таки Юрка ключик к сердцу гордячки!
Да, впрочем, в посёлке этого уже ждали: разве спрячешь счастье? Думали только, может, позже. А оно – вот как обернулось. «Ну что ж, совет да любовь!» - радовались.
Вот и настало время Ольгиных «хождений в темноте». Она теперь приходила домой поздно, радостная, влюблённая. Марфа Даниловна только покрякивала, довольная: ей ведь уже обещано, что она будет на свадьбе почётной матерью. Ольгины родители написали, что приехать не смогут (болеет отец), так пусть молодые потом сами приезжают, мол, ждём.
Всё делалось серьёзно, основательно: в сельсовете назначили месяц сроку на раздумывание, и Ольга с Юрой стали называться «жених и невеста». «По-настоящему, без вольностей!» - гордилась бабка Тузовкина. Ольга ей так и отрезала:
- Всё – потом!
И бабка засовестилась любопытствовать.
До свадьбы оставалась уже неделя. Первые дни начала сентября дышали таким счастьем и покоем, вперемешку с дивной осенней красой, что казалось: будущая свадьба – Божье благословение, не меньше. В школе тоже готовились поздравить молодого учителя, сочиняли «свадебный сценарий».
И вот однажды вечером, разнося последние приглашения на свадьбу (зван был почти весь посёлок, на этом жёстко настояла тётка Рита), влюблённые зашли к давнему Юркиному приятелю Славке.
Тот, приняв пригласительную открытку, никак не хотел отпускать и уговорил немного посидеть, «отметить».
Быстро накрыли столик во дворе под навесом (помидорчики-огурчики), Юрка со Славкой выпили по полрюмочки. Тут же вертелся Славкин младший брат, десятилетний Пашка. Для него Юрий был любимым учителем, кумиром, и сейчас Пашка испытывал настоящее блаженство: сам Юрий Ефимович был у них в гостях!
Разговор друзей перескакивал с одного на другое, и вдруг ни с того ни с сего Славка сказал:
- А вы заметили, псина наша хоть бы тявкнула. Вы тут битый час сидите, чужие – и хоть бы что!
(По двору разгуливал, в пределах длины цепи, здоровенный беспородный кобель по кличке Царь).
- Чувствует, наверное, что друзья, – пожала плечиками Ольга.
- Да нет, Олечка, тут хоть банда приди, и не шевельнётся. Такой спокойный, даже противно. Даром только кормлю.
- Это поправимо, - вклинился Юрий. – У тебя большое корыто есть, а, Славка? Оцинкованное?
- Есть, а что?
- Тащи сюда. И молоток давай.
- Да зачем?
- Другу помочь – первое дело, - сказал Юрка, деловито поднимаясь от стола.
- Пашка! – окликнул Славка брата. – Слышал, что Юрий Ефимович просит?
- Счас!
Через минуту всё, что надо, было перед Юркой.
- Что ты хочешь делать, Юра? – вскинула брови девушка.
- Сторожа будем мастерить из этого Царя, - хохотнул жених. – А то и правда, не царь, а холоп какой-то, голос подать боится.
И, ловко подхватив корыто, быстро подошёл к псине, завилявшей хвостом, и неожиданно накрыл собаку, придавив её к земле, потом сел на корыто и крикнул:
- Пашка, молоток!
Мальчик, недоумевая, всё же протянул учителю инструмент. Юра весело подмигнул всей честной компании и вдруг, сильно размахнувшись, крикнул:
- Уши заткните поплотней!
И начал со всех сторон, играя мышцами, с бешеной скоростью и грохотом околачивать корыто.
- Юрий Ефимович!!! Юрий Еф…!!!
- Юрий!!! Юрий!!!
Это кричал Пашка (или Оля?). Но Юра не обращал внимания, а всё молотил, молотил… Затем с победным видом поднялся и подковырнул носком ноги край корыта.
Из-под него с диким воем выполз полуобезумевший от ужаса пёс и безнадёжно заскулил, припав к земле как калека, у которого всё сломано.
Юрий Ефимович доперевернул корыто:
- Смотри, Славка, как обдрыстал! Ничего, помоешь. Зато теперь муха пролетит – сразу облает. Это мой дядька меня научил. Дворовая собака должна быть нервной, вот в чём фокус!
Славка потерянно смотрел то на воющего пса, то на Юркины руки.
- Ну ты чего, алё? – прижмурился учитель.
- Ты… Ты… - у Славки дёргались губы. – Не приду я на вашу свадьбу!
- Пашка, родной, прости!!! – бросился он к трясущемуся мальчику, подхватил его, большого, на руки и, как тяжелобольного, медленно понёс в дом, даже не оглянувшись.
- Вот и делай людям добро. Да, Олечка? – растерянно пожал широкими плечами Юрка. – Ладно, пойдём, он потом поймёт, ещё спасибо скажет.
- Куда пойдём? – Ольга смотрела отрешённо.
- Как куда? Нам же ещё пять приглашений занести; ты что, Оленька?..
- Никаких приглашений не надо. Свадьбы не будет.
- Ты что, как не будет?! Оля?! – заглядывал в глаза девушке. Они были пусты.
- Оля!!!
- Уезжаю я сегодня. Нельзя нам жениться.
- Но почему, почему?!!
- Я больная, Юра.
- Как… Что?.. Так вылечим!
- Нет, Юра. Это не лечится. У меня, оказывается, собачий синдром. Прощай.
- Собачий… что?.. Оля!!!
- Собачий синдром, - спокойно повторила девушка.
И, открыв калитку, одиноко пошла по улице. Юрка бросился следом; подскакивая то слева, то справа, просил, умолял. Наконец, разозлившись на бесполезные унижения, пригрозил:
- Деньги ведь какие выброшены на свадьбу! У тебя совесть есть?!
Она остановилась:
- Сколько?
- Что – сколько?..
- Сколько?! (ох и жгли эти глаза, смерть!)
Юрка упавшим голосом назвал сумму, уже ни на что не надеясь.
- Телеграфом вышлю, - кивнула девушка. – Всё, Юра, не ходи за мной.
…Она уехала из посёлка первым утренним автобусом. Навсегда. Потом, действительно, пришли по почте деньги, копейка в копейку.
- Ну и то хорошо, - в конце концов утешилась тётка Рита. Она давно оповестила весь посёлок, что Олька-то, оказывается, была серьёзно больна; хорошо хоть, хватило совести признаться и не испортить парню жизнь.
А на вопрос, что ж всё-таки за хворь была у девушки, тётка Рита со знанием дела отвечала:
- Собачий синдром! Редкая, видать, гадость.

© Лариса Ратич, 2017
Дата публикации: 11.11.2017 13:47:34
Просмотров: 1810

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.