Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Четверостишие

Андрей Глухов

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 10130 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Пятый послевоенный год привнёс в Санькину жизнь очередное новшество под названием «детский сад». Первые четыре года, а появился он на свет через неделю после Великой Победы, плохо отпечатались в его памяти, слепившись в плотный комок пробуждений и засыпаний, прогулок и кормёжек, всего того, что составляет обыденность жизни ребёнка в благополучной московской семье.
- Всё, Санька, - почти серьёзно говорил отец, - хватит лоботрясничать, пора и тебе в жизнь вливаться. Ты уже совсем большой, а большие должны ходить на работу. Осенью пойдёшь работать в детский сад.
- Жинером, как ты?
- Ну, инженером тебе рановато – научись сначала читать-писать, а вот стать воспитанником – самое время.
Слово «воспитанник» Саньке сразу не понравилось – было ясно, что главное в нём ненавистное «питание», а уж питание каким-то «восом» вызывало чувство брезгливого страха, испытанного прошлым летом, когда на него с дерева свалилась жирная мохнатая гусеница.
Лето прошло в тоскливом ожидании осени, бесконечных походах в поликлинику за прививками и справками и первый «рабочий день» в детском саду воспринялся Санькой скорее освобождением, чем повинностью.
Одноэтажный кирпичный домик в переулке за Садовым кольцом с трёх сторон теснили пятиэтажные дома и лишь с четвёртой, выходившей на дорогу, располагался зелёный пятачок с беседкой и несколькими чахлыми деревцами, гордо именовавшийся парком.
- Быстро одеваемся и идём гулять в парк! – басом командовала усатая воспитательница Клавдия Семёновна.
Санька одевался, путая ботинки и пуговицы на пальтишке, и тащился на прогулку в «парк». Клавдия Семёновна рассаживала группу в беседке и устало произносила:
- Играем в цветы, дети. Гладиолус.
Повисало напряженное молчание и Клава, раздражаясь, кричала:
- Что, никто не знает цветка на букву «эс»?
Санька молчал. Он помнил, как в первую же прогулку, услышав вопрос, он радостно объявил, что на «эс» знает слово эскимос. Клавдия удивлённо вскинула выщипанные брови, ощетинила усы и приказала всем посмеяться над глупым новичком. Все с удовольствием посмеялись, прыгая и корча рожицы, а Санька затаился и убежал в себя.
Он научился этому с полгода назад, в конце зимы. В тот день мать в очередной раз выпустила его во двор, а сама ушла домой и наблюдала за прогулкой из окошка. Санька копал совком снег, когда на него неожиданно напал Юрка, толкнул в спину и счастливо засмеялся. Юрка был немногим старше Саньки, но у него был семилетний брат и Юрка не упускал возможности продемонстрировать однолеткам своё превосходство. Санька поднимался, утирая с лица снег и слёзы, когда из форточки раздался грозный мамин голос:
- Немедленно прекрати реветь и дай ему со всей силы в ухо. Иначе я сейчас выйду и надеру задницу тебе!
Выбора не было и Санька точно выполнил приказание. Юрка визгливо заревел и помчался жаловаться брату, строившему крепость в соседнем дворе. Саньке бы сбежать домой, да ноги словно срослись со снегом и он замер, с ужасом ожидая неминуемой расплаты. Братцы влетели во двор держась за руки и старший уже занёс кулачок, когда мама тряхнула его за шкирку и прошипела так страшно, что у Саньки похолодела спина:
- Попробуй только – руки повыдёргиваю. Будешь, как собака из миски есть!
С тех пор братцы Саньку не трогали, но дразнили и обзывались и «Сашка-какашка» было ещё не самым обидным. Тогда-то Санька и научился убегать в себя, убегать в прямом смысле этого слова, когда исчезали и заменялись новыми все окружающие звуки и предметы, и даже запахи обретали совершенно другие оттенки.
Прогулка заканчивалась, и группа плелась в раздевалку, уступая беседку старшим детишкам, и Санька слышал голос другой воспитательницы:
- Играем в города, дети. Москва…
Однажды Санька сбежал из беседки и спрятался на задах детсада. Там, сзади здания, оказался небольшой грязный дворик, упиравшийся в глухую стену соседнего дома. На широком пне, вытянув грубый деревянный протез с резиновым набалдашником, сидел небритый дядька в засаленной телогрейке и гладил небольшую чёрную собачку, радостно вилявшую куцым хвостиком.
- Что, Жучка, тебе тоже одиноко? – ласково спрашивал дядька, почёсывая собачье ухо, - Ничего, потерпи. Скоро потечёшь, найдешь себе кобелька, щенят нарожаешь. Я тебе одного оставлю. А у меня уже щеночков никогда не будет. Так что ты счастливее меня. – Жучка лизнула руку. – Всё-то ты понимаешь, - растрогался дядька, - эх, сучка ты сучка.
Несколько дней Санька прожил под впечатлением от услышанного. Особенно поразило его слово «сучка» в сочетании с именем собаки. Что-то забрезжило в его голове и крутилось, постепенно оформившись в устойчивое сочетание «Жучка-сучка». Шли дни и новые впечатления наполнили его жизнь, вытеснив из памяти дядьку с собакой.
После прогулки следовало получасовое безделье, затем обед и «тихий час», который Санька возненавидел с первого же дня. В тот свой первый «рабочий» день, перегруженный множеством событий, он изрядно устал и очень обрадовался, узнав о дневном сне. Главным эпизодом того дня стал послеобеденный туалет, когда их привели в комнату, где уже в два ряда напротив друг друга были расставлены горшки. Девочки и мальчики, дружно сняв штанишки, уселись на них и принялись «делать дела», как объявила Клавдия Семёновна. Санька впервые видел голую девочку и был поражён её техническим устройством.
- А откуда же ты писаешь? – растерянно спросил он соседку.
- Класемённа, а новенький про глупости спрашивает!
- А вот мы его на час в угол поставим, так он у нас сразу перестанет глупостями интересоваться. Правда, дети?
- Пра-а-а, - дружно ответили с горшков и радостно захихикали.
В угол на первый раз не поставили, и Санька нырнул под одеяло. Он свернулся тугим калачиком, положив одну ладошку под голову и засунув другую между коленок, и совсем уже начал дремать, когда воспитательница сдёрнула с него одеяло:
- Это второй твой проступок за пятнадцать минут. Спать надо на спине с руками поверх одеяла. За третий пойдёшь в угол. Правильно, дети?
- Пра-а-а, - подтвердили с кроватей.
Спать на спине Санька не умел, и целый час промучился, разглядывая потолок.
После сна все страдали ожиданием полдника, на который выдавалось по два печенья к чаю, и оставлением без которого наказывались самые тяжёлые провинности. Через час весь детский сад выводился в «парк» и начиналось томительное ожидание родителей, бабушек, старших братьев и сестёр. По сути, всё пребывание в саду состояло из череды ожиданий: ожидание еды сменялось ожиданием горшка, который плавно перетекал в ожидание новой еды. Кормили здесь скудно, но требовали, чтобы дети дома не завтракали и с собой ничего не приносили. Завтрак состоял из манной или пшённой каши на воде, размазанной по дну тарелки, куска белого хлеба и чая. На обед к утренней каше добавлялись жиденькие щи из кислой капусты и кусок чёрного хлеба. Чай был все дни, кроме одного. Четверг был «перловым днём». Перловая каша на завтрак, перловый суп и та же каша на обед были абсолютно несъедобны, но как издевательство в этот день давали компот, условием получения которого было поедание перловки. Компот Санька обожал. В нем нравилось всё - и кисло-сладкая водичка, и ягодки, но особенно ценилась им абрикосовая косточка, которую он обсасывал и прятал в карман, чтобы дома отец разбил её молотком и достал коричневую сердцевину. Санька аккуратно снимал сморщенную кожицу и долго сосал белое варёное ядрышко, причмокивая и блаженно улыбаясь. К несчастью, абрикосовая косточка попадалась не в каждом стакане и перед входом в столовую по четвергам царило лёгкое истерическое возбуждение.
В «перловые дни» к кормёжке подключали нянечку Фросю. В двадцатых годах Фросе довелось несколько лет прослужить в горничных у какого-то нэпмана, где она усвоила две привычки: выкать детям и называть родителей папаша и мамаша. В тот четверг, съев перловый суп, Санька наотрез отказался есть перловую кашу.
- Давайте откушаем ложечку за папашу, - равнодушно увещевала Фрося, - давайте откушаем ложечку за мамашу.
Санька крутил головой и брыкался до тех пор, пока коршуном не налетела Клавдия Семёновна.
- Немедленно встал из-за стола и отправился в угол, - прорычала она, - сегодня остаёшься без компота и печенья. Правильно, дети?
- Прааааааааа, - дружно понеслось со всех сторон. Ещё не умея считать, все мгновенно осознали собственную выгоду в Санькином отлучении от компота.
Санька стоял у стола, мучительно ища выход из ситуации. Начав капризничать, он совершенно упустил компот из вида. На печенье было плевать, но компот… Косточки не было уже три четверга и сердечко подсказывало, что сегодня она, наконец, должна прийти к нему. В голове бились какие-то разрозненные слова, но Санька никак не мог сложить в осмысленное предложение. Сил сдерживаться не осталось, и слёзы хлынули из глаз, обильно поливая перловую кашу. Неожиданно для себя Санька прокричал:
- Я не буду кушать кашу за папашу и мамашу, - он ошалело потряс головой и удивлённо посмотрел по сторонам, - я поем её за Жучку, потому что Жучка – сучка.
Давясь и плача, Санька съел всю перловку и тихо сидел, лишь изредка всхлипывая и утирая слёзы. Клавдия Семёновна что-то судорожно писала на клочке бумаги. Компот Саньке дали, но косточки там не оказалось, а печенья лишили за бранное слово, правда, не уточнив какое.
За Санькой пришел отец.
- Вот, что выдал ваш сынок за обедом, - нажаловалось Клавдия Семёновна, - полюбуйтесь, я записала. И где только он у вас таких слов набрался?

Александр Андреевич не стал профессиональным поэтом, хотя стихи писал со школы и за свою долгую жизнь умудрился выпустить два сборничка, доброжелательно встреченных читателями. Ему было шестьдесят, когда, схоронив мать, он принялся разбирать её вещи. В круглой жестяной коробке из под чая Александр Андреевич обнаружил белокурый локон, бережно завёрнутый в бумажку с надписью «Санька, 1949 г.», две самодельные вязанные пинетки, вышитую распашонку и желтый клочок бумаги со странными, смутно знакомыми строками, написанными корявым незнакомым почерком. На обороте маминой рукой было написано; «Санька, 1950 г. Первый стих.»
Александр Андреевич перечитал строчки и с грустью подумал, что этот стих самый искренний из всех, что он написал за всю свою жизнь.





© Андрей Глухов, 2008
Дата публикации: 03.05.2008 13:33:21
Просмотров: 3958

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 87 число 95:

    

Рецензии

Надежда Далецкая [2008-05-05 18:51:13]
Надо же, у меня тоже воспитательница в детском саду была усатая, но добрая. Может, времена уже были другие, космические "заправлены в планшеты космические карты.."
Отличный рассказ, Андрей, как абрикосовая косточка в компоте :)

Ответить