Благословенная тема

Ольга Питерская

Форма: Миниатюра
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 10745 знаков с пробелами
Раздел: "рассказики"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Замечали, как тяжело бывает найти общую тему для разговора с мало знакомым человеком? Например, с сослуживцем, если вышли с работы одновременно, а дорога до метро одна, и занимает двадцать пять минут. Он симпатичный, вы всегда радостно здороваетесь, смеетесь в курилке над анекдотами, желаете приятного аппетита в столовой и... все.
Проходит минуты две, молчание затягивается.
- Во сколько завтра "Зенит" играет?
- Не знаю, не смотрю футбол.
Так, спортивная тема отпадает.
- А мы скоро на Городницкого пойдем.
- Это кто?
Ясно, опять мимо.
- Смотрела последнюю серию "Интернов"?
- Да я не помню, когда вообще телевизор включала.
Можно, конечно, обсудить политические новости, но не хочется портить себе настроение.
- Что там завтра обещают? Дождик будет?
Вот оно! Вечная тема, вдохновляющая поэтов и художников, предсказателей и колдунов, волнующая всех без исключения: брать ли с собой зонтик, что надеть - босоножки или непромокаемые кроссовки, новенькое шерстяное пальтишко или куртку с капюшоном, запланировать на выходные поездку за город или перенести ее на неделю. Погоду можно хвалить, ругать, удивляться, на какие выверты она способна. И, конечно, бесконечно говорить о ней.

Несколько миниатюрок были написаны в разные годы, по разным поводам, но все они объединены ею - ее величеством погодой.

Дождь. Снег.

Шалтай слонялся и маялся. Дождь шел уже третий день, как скорый поезд, иногда приостанавливаясь ненадолго, и вновь набирая ход. Пару раз, во время остановок, Шалтай выходил на крыльцо, но тут же отсыревал и возвращался. Телефон молчал, а самому звонить никому не хотелось. Да и что сказать? Дождь...
Шалтай подошел к раскрытому окну, посмотрел вверх. Сколько же там воды? Закрыл глаза. Дождь нужно не смотреть, а слушать. Трава, встречаясь с ним, шуршит, листья шелестят, подоконник барабанит. Будто небесные музыканты своими длинными бледными пальцами берут аккорды на разных инструментах. Только духовых нет в этом оркестре - безветрие. Как бы объяснить дирижеру, что пора заканчивать затянувшийся концерт.
Шалтай открыл глаза. Смотреть на дождь нельзя. А на снег - можно. Он даже заулыбался, вспомнив давний случай, когда он был совсем мелким, еще в детском саду. В тот день в тихий час не спалось, он встал тихонько и выглянул в окно. Шел снег. Именно шел, а не падал - тихо, мягко, медленно, во все стороны сразу. Он тогда уселся на подоконник и стал смотреть. От рамы дуло, стало холодно, Шалтай, как был, в пижаме, спустился на первый этаж, достал из шкафчика куртку, валенки, оделся, вернулся на свой подоконник, забрался с ногами и стал смотреть на снег. Там, за тяжелой портьерой, что-то случилось со временем, не внешним - оно продолжало тикать, и звонить, и накручивать - а с внутренним, оно встало на месте, застряло, убив ушедшее утро, уничтожив память, еще не наступивший вечер, все.
Шалтай выбирал одну снежинку, самую пушистую, самую нежную, рассматривал ее со всех сторон, думал: "Ты падаешь с неба, ты звезда, ты самая красивая звезда". Он помнил, что падающим звездам надо загадывать желание, и хотел вспомнить хотя бы одно, но их не было, все желания остались там, где было время.
Очнулся он от громких голосов, там был и мамин голос, очень сердитый, закрыл глаза, включил время и вылез из своей сказки. Оказалось, уже вечер, и мама пришла забирать его домой, а воспитатели его потеряли. После тихого часа они искали его по всем комнатам, потом кто-то догадался проверить шкаф с верхней одеждой, побежали на улицу, кричали, звали, хотели уже в милицию звонить.
Он тогда не мог понять, чему улыбалась мама по дороге домой, зато вспомнил все свои желания, но снежинки таяли на лице и на ладонях и были уже совсем не похожи на звезды.
***
Перед рождением нового года медленно гаснет свет.
Место в последнем ряду. Сцена застелена белым.
Это не театр, это природа. И у меня билет
в зимние сумерки. Я не уйду, я доживу до апреля
этой трагикомедии. Бедный мой дирижёр,
даже оркестр медью и вьюгой не попадает в такт,
скучно актёрам и зрителям. Но на стене ружьё,
раз уж повешено - выстрелит. После антракта.

Гроза. Остров.

Гроза шла с моря.
Та часть горизонта, что каждый вечер показывала мне закаты, заволоклась тучами, которые, быстро перемещаясь, темнея и разрастаясь, слились в серое нечто, и двинулась к нашей бухте, сжирая по пути небо. Солнце ещё посветило на берег, но быстро сдалось, сникло и спряталось за вырастающей чернотой. Птицы замолчали. По воде прошла рябь, запахло свежестью.
Взрослая мужская часть населения острова рванула на берег - снимать моторы и оттаскивать лодки за камни. Я засуетилась на кухне, пряча под тент все, что боялось дождя. Дети обитали сразу всюду, кот скромно скрылся в палатке.
Горизонта уже не было. Гроза шла с моря плотной стеной, толкая перед собой ветер, и тот первым упал на остров, звуча на низкой ноте, разбавленной скрипом сгибающихся деревьев. Я повисла на вырванном вместе с колышком углу тента, и ветер похлопал мной об мягкий, заросший мхом высокий берег. Меня поймали, отцепили, тент укрепили камнями.
Море вздыбилось и отхватило себе метров пять от нашего пляжа. Ветер внезапно ушёл, оставив за собой ливень. Изменилось всё: освещение - его просто не стало, из звука исчез скрип, а гул дождя стал выше и разорванней.
Быстро натянув непромокаемые костюмы, мы компактно устроились под тентом. Последним, на согнутых лапах, с прижатыми ушами, к нам ящерицей прибежал кот и забрался ко мне под куртку.
Дождь не барабанил, он ложился всей тяжестью и ворочался, будто устраиваясь поудобней. А потом включились молнии. Они раздирали пространство, освещая на несколько секунд рваные линии разлома, и только по нижней их части можно было понять, где начинается небо и кончается море. Почти одновременно с молниями включался гром - такой, что закладывало уши.
Не знаю, долго ли продолжалась гроза, ощущение времени исчезло вместе с остальными чувствами, был только восторг. Мы что-то орали, не слыша не только друг друга, но даже себя.
На следующий день я опять сфотографировала закат.

Жара

По теневой стороне улицы идет собачка, ведет за собой хозяйку на длинном поводке. Тень узенькая, собачке ее хватает, а хозяйке - нет. Они совершенно не похожи: у собачки умное лицо, огромные уши и неприличная порода - чихуахуа, будто кто-то чихнул и выругался. Хозяйка толстая, розовая, в белых шортах и черной майке. Говорят, что собаки и хозяева со временем становятся похожи. Может быть, эта дама в надежде измениться специально выбрала себе именно такого зверя. Я так увлекаюсь, мысленно совмещая контуры и любуясь полученным результатом, что забываю посторониться и оказываюсь спеленутой поводком. Солнце старательно прожигает мой череп, пытаясь добраться до единственной копошащейся мысли. Собственно, мысль стоит того, чтоб ее испепелить: кем мне стать в этой упряжке, второй чихуахуа или второй теткой. Собачка мне нравится больше. Дама, тихо шипя неласковое слово, выпутывает меня и отпускает на волю.
Полгода назад была зима, и я постоянно мерзла. Выходя из дома, смотрела на закутанную фигуру в зеркале и прикидывала, что бы еще надеть. Теперь же думаю, что бы еще снять. Однако, не увлекаюсь раздеванием, потому что предстоит поездка на метро, а там своя специфика. Руками и ногами все-таки решаю пожертвовать.
В вестибюле и на эскалаторе даже приятно, естественная вентиляция создает эффект ветра. На платформе тоже неплохо: приближающийся поезд с грохотом толкает перед собой воздух из тоннеля. Войдя в вагон, немедленно становлюсь частью единого потного монолита.
Слева ко мне приклеился мужчина. Он ощутимо теплей, и его калории тут же начинают радостно перетекать в меня. Понимаю, что, если это движение не пресечь, через девять остановок он застынет айсбергом, а я растекусь магмой. Стараюсь отстраниться от него и сильней прилипаю к женщине справа, она прохладней. Женщина поднимает на меня измученный взгляд, но терпит. Какая милая. Жаль, что никто не везет включенный холодильник. Где-то в недрах монолита раздается знакомая мелодия. Очень похоже на мой телефон, но проверить гипотезу нет ни сил, ни желания. Дело в том, что моя замечательная сумка, в которую помещается абсолютно все и еще немного, имеет один, но существенный недостаток - в ней невозможно ничего найти. Поэтому, когда, например, милиция желает проверить наличие паспорта, я обязательно переспрашиваю: "Вы действительно этого хотите?" И только получив подтверждение, что да, более могучего желания у них в жизни не было, я снимаю сумочку с плеча и расстегиваю ее. Через полчаса, глядя на растущую гору вынутых вещей и слушая мое "сейчас-сейчас...", они готовы пойти на попятную, но я не даю им улизнуть, пока не извлекаю из недр требуемый документ. Паспорт самый обыкновенный, ничего интересного, они видят это насквозь, даже не открывая его, и быстро ретируются, оставив меня наедине с задачей засунуть все барахло обратно. Имея привычку давать своим вещам имена, я назвала сумочку МБЧД - Моя Большая Черная Дыра.
Поезд уходит в тоннель, телефон замолкает, вот и славно.
Метро позади, двадцать минут рысью по солнцепеку - и я на работе под кондиционером. Официально я ему имени не давала, потому что он общий, но про себя величаю его Васей. Васютка молотит вовсю, пропуская через себя воздух и охлаждая его до заданной температуры, совершенно забывая снабдить его кислородом. Чтоб не подсесть на смесь азота и углекислого газа, мы, сидящие в этой комнате, открываем окно. Жар из окна первым делом попадает на Васю и исчезает в его электромеханических недрах. Вася, рассчитанный на работу в закрытом помещении, искренне полагает, что обязан снизить температуру градусов на десять-пятнадцать и старается. Когда комнатный градусник показывает двадцать, я покрываюсь мурашками и закрываю окно. Придется обойтись без кислорода. Вася озадаченно замолкает.
Под вечер уставшие мозги вспоминают о непринятом звонке. Точно, звонила подруга.
- Привет, ты чего хотела?
- Слушай, такая жара, поехали на дачу?
- Ох, я еще на работе, пока домой, пока соберусь... Когда последняя электричка?
Она смеется.
- Давай завтра пораньше.
- Договорились, жди.
Начальник уже ушел, оставляю ему записку: "Беру отпуск на неделю. Целую." Надеюсь, он поставит ударение правильно.
Полуторачасовая поездка на электричке забывается, как только спускаюсь с платформы и оказываюсь в лесу. Пятнадцать минут до дачи, пятнадцать секунд, чтоб выхватить из сумки купальник и полотенце. Здороваться и разговаривать начинаем по дороге на озеро. Плюхаюсь с понтона, распугивая полосатых рыбок, плыву на середину и переворачиваюсь на спину.
Лес нависает над озером березами и елками. Вдоль берега плавают круглые листья кувшинок и лилий. Кое-где торчат на стеблях белые и желтые цветы. Надо мной пролетает стрекоза. Вот оно - счастье.

© Ольга Питерская, 2010
Дата публикации: 10.10.2010 14:39:06
Просмотров: 2935

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Елена Хмелевская [2010-10-12 23:10:22]

Здорово, что получилось то, чего хотелось! И совершенно нет желания это препарировать, чесслово!

Ответить

Ольга Питерская [2010-10-14 07:47:01]

Вы хорошая.

Елена Хмелевская [2010-10-10 21:30:26]

Оля, мне понравилось Ваше всепогодное. Наверное, есть, к чему придраться, но совсем не хочется. Потому что текст создает настроение - очень хорошее, легкое, а это исключительно важно. Для меня - точно.

Ответить

Ольга Питерская [2010-10-10 23:09:55]

Лена, а мне в последнее время хочется именно создавать хорошее настроение

Жаль, что не хотите придраться, я была бы рада. Я даже обещаю, что не буду оправдываться. Очень хочется посмотреть вашими глазами.)