Эпилог "Черного дома" 2

Юрий Леж

Форма: Роман
Жанр: Фантастика
Объём: 14769 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Окончание романа.

37
Алексей проснулся поздно, что для него было совершенно нехарактерно в последнее время. Гораздо чаще одолевала непонятная, трусливая бессонница, не позволяющая заснуть раньше двух часов ночи и подымающая на ноги едва ли не сразу после шести утра. Может быть, организм, вернее, психика его, так исподволь боролась с преследующими штурмовика кошмарами в сновидениях, а может быть, просто сказывались такие вот, не самые неприятные последствия контузии. А вот самые неприятные начались чуть позже, когда Алексей, встав с постели, сунул руки в рукава рубашки и попытался застегнуть пуговицы… ну, хотя бы одну… Пальцы ходили ходуном и категорически отказывались подчиняться хозяину. В очередной попытке Воронцову казалось, что уже – вот-вот… он плотно прихватил маленький пластмассовый диск и готов направить его в петельку, как тот упрямо выскальзывал из непослушных пальцев.
Плюнув в душе на глупые пуговицы, Алексей взялся за брюки, и тут ему повезло больше, смог с первой же попытки заправить в них рубашку и даже! – прихватить язычок молнии на ширинке… Еще полгода назад, только-только покинув госпиталь, он, бывало, плакал от досады на собственную беспомощность, все-таки на госпитальной койке это выглядело немного по-другому, да и в основном все там были такие: с дергающейся головой, трясущимися руками, дрожащими от малейшего напряжения ногами. И еще – повезло, что оказался в их палате очень общительный и жизнелюбивый человек из соседнего, пятого штурмового. Он и сам не раскисал, и другим не позволял впадать в уныние, мгновенно примечая и широко рекламируя даже малейший положительный сдвиг в состоянии товарищей по несчастью.
Но вот выйдя из госпиталя, Воронцов моментально ощутил себя беспомощным инвалидом. И пусть «братство штурмовиков» не забывало о нем, пусть не бросила его жена, половину из пяти совместно прожитых лет прождавшая – вернется ли Алексей из очередной командировки, но… В свои без малого сорок оказаться неспособным нормально поднести ложку супа ко рту казалось унизительным и – страшным. Самым странным при этом было счесть тот факт, что ни разу мысли о самоубийстве не посещали Воронцова даже в моменты обострения душевной хандры и физического недомогания. «Жить! жить, раз уж удалось выжить…» – порой бормотал он сам себе, пытаясь засунуть непослушную ногу в сапог.
Впрочем, постепенно состояние его улучшалось, вот только не было рядом того самого подпоручика Седова, чтобы радостно сообщить, что унтер Воронцов смог, не облившись, самостоятельно выпить чашку бульона… Маленькая Настасья, конечно, ежедневно творила свой незаметный, бытовой подвиг, но не было у нее такого странного таланта – воодушевлять других и воодушевляться самой мизерными свершениями, да и со времени знакомства с Алексеем всегда его будущая, а потом и нынешняя супруга старалась быть, как можно более неприметной дома, на улице, в гостях… хотя и удавалось ей это с преогромным трудом…
В первые месяцы утешало только то, что подобные приступы накатывали не так часто, ну, может быть пару раз в неделю, а потом и вовсе стали, казалось бы, отступать под давлением лекарств, спокойной домашней обстановки, любящей женщины… Как жаль, что это только казалось. За последние дней сорок приступы возобновились и участились. Теперь едва ли не через день Алексей чувствовал себя глубоким, разбитым стариком, не способным жить самостоятельно. И все равно – не хотел сдаваться и уступать контузии права на свое тело…
– Н-н-настя!! – чуть заикаясь, позвал Воронцов, стараясь голосом не выдать накатывающееся раздражение и злость. – Н-н-настя…
Второй раз он мог бы и не повторять, Анастасия возникла в комнате, безмолвно и невесомо, как тень, будто и не вошла, привычно открыв двери, а просочилась сквозь них. Она была… красива. Пожалуй, только это слово и возникало при первом же взгляде на уже не юную, но прелестную своим зрелым обаянием женщину. Воронова крыла волосы крупными кольцами локонов обрамляли чуть смуглое, матово-гладкое лицо, высокие, густые брови казались нарисованными вычурным художником, великолепные яркие губы были чуть приоткрыты, будто Настя хотела что-то сказать, да так и замерла на полуслове. Темные, глубокие глаза её горели сильным внутренним огнем любви. Домашний, короткий халатик обнажал красивые длинные ноги едва ли не до середины бедра и с трудом удерживал под своим покровом высокую грудь, которой явно было тесно в обрамлении легкого шелка.
– Уже встал и почти оделся… – проговорила она ненужные слова только, чтобы обозначить свое присутствие в комнате. – Хочешь позавтракать?
Конечно, Настя сразу же приметила дрожащие руки, нервный взгляд Алексея, но уже привычно не подавала вида, что признала надвигающийся приступ. Незачем, считала она, травмировать и без того расшатанную психику мужа, напоминая и причитая над очевидным.
– Погоди с завтраком, родная, – попросил Алексей, немного успокаиваясь в душе, на него вид и любые слова этой женщины производили умиротворяющее впечатление. – Помоги вот… застегнуть рубашку…
Ловкие женские пальчики справились с этой задачей в секунды и как-то невольно, может быть, своими прикосновениями, может быть, простым присутствием успокоились, притушили начавшую подыматься в душе Алексея волну нервного раздражения. Не теряя даром времени, Анастасия не только помогла мужу окончательно одеться, но и как-то ненавязчиво, что даже и близко не напоминало санитарное сопровождение, пропутешествовала с ним до ванной комнаты, а оттуда уже и в кухню. Все ту же современную, заставленную обновленной бытовой техникой и так разительно отличающуюся от антиквариата остальных комнат двухуровневой квартиры Воронцова. Ни у самого Алексея, ни у Насти за прожитые совместно годы так и не вошло в привычку завтракать, обедать и ужинать в столовой, эта комната оказалась предназначена для приема редких гостей на различных семейных и личных торжествах, вроде дней ангела, празднования Нового Года… хотя и такие праздники Алексей нередко проводил в рейдах или просто на службе.
Усаженный женой за стол, Воронцов уперся локтями в столешницу, сцепил в замок пальцы, чтобы уменьшить пробивающую их дрожь и невольно залюбовался ладной фигуркой женщины, сразу же захлопотавшей у плиты.
– Тебе чего хочется, Алешка, ветчины или колбасы? – спросила Настя, поворачиваясь к холодильнику, пока на большой, чугунной, от прадедов, наверное, еще сохранившейся и верно служащей в хозяйстве сковородке разогревалось масло.
– М-м-м-не хочется, чтобы с-с-скорее наступил в-в-вечер, и ты бы с-с-с-села рядом со мной, взяла г-г-г-гитару и что-нибудь с-с-с-спела… или просто с-с-с-сыграла… зад-д-д-душевное… – откровенно ответил Алексей.
Когда-то Анастасия выступала с цыганскими и городскими романсами с эстрады, имела определенную популярность… они ведь так и познакомились – после концерта, который организовала для штурмовиков Нина Березина, позвав своих знакомых и знакомых знакомых певцов, поэтов, литераторов, актеров скрасить нелегкую службу тех, кто в мирные дни оставался на переднем крае, в окопах, очень часто рискуя жизнью ради блага других. Но потом Настя стала женой. И сама, без всяких посторонних подсказок, поняла, что выбрала свой путь в жизни правильно, отказавшись от шумных залов, аплодисментов и частых неприличных предложений прямо в гримерке. Но петь она по-прежнему любила и никогда не отказала бы мужу, даже если бы он просил об этом ежевечерне… и хотя её вокал под аккомпанемент гитары действовал на Алексея очень благотворно, помогая расслабиться и успокоиться, лечащий врач в личной беседе с Анастасией не рекомендовал делать этого излишне часто. «У любого лекарства есть передозировка, сметающая в мусорную корзинку все положительные стороны самого лекарства… – заметил доктор глубокомысленно. – Вот только вашу личную дозу вы уж определите самостоятельно. Это слишком… интимно, что ли…»
Поэтому Настя не стала отвечать мужу утвердительно, хоть он и приметил вспыхнувший где-то в глубине её глаз огонек радости, ведь любому артисту, чтобы они не говорили вслух о себе и своем отношении к публике, в душе приятно, если кто-то попросит его показать свой талант.
– А тебе снова мешают сны? – уклончиво спросила Анастасия, проворно расставляя на столе тарелки и раскладывая приборы.
– Нет, сны не мешают… – задумчиво отозвался Алексей. – Кажется, я к ним давно привык, вот только с утра…
И в самом деле, сознательно, после пробуждения, Воронцов уже не испытывал сильных эмоций от увиденного, как это бывало раньше, в первые недели после контузии, когда частенько повторялось одно и то же сновидение…
А снилось ему почерневшее, сожженное огнеметными залпами поле, перерытое окопами и траншеями с остекленевшими от дикого жара брустверами, оплывшими стенками, еле различимым дном, засыпанным черной пылью, бывшей когда-то людьми. От малейшего дуновения ветерка, от самого легкого движения над полем подымался черно-серый пепел и долго-долго кружил над землей невесомой завесой.
Второй взвод, а с ними и унтер-офицер Воронцов передвигались по полю короткими перебежками, то и дело приземляясь на брюхо, вздымая тучи пыли и стараясь сквозь нее оглядеться, на сколько позволяли это сделать окуляры противогазов. Идти через сожженное огнеметами поле без средств защиты не захотел никто из штурмовиков.
Припав на колено и локоть после двух десятков быстрых шагов, Ворон отчаянно закрутил головой, пытаясь хоть что-то разглядеть в густом пылевом тумане, и в этот момент что-то будто кольнуло его тонким острым лучиком в глаз… Из кучки спекшегося нечто, бывшего когда-то человеческим телом, торчали помутневшие от огня металлические суставы кисти руки… и продолжение их терялось в пелене пепла… Чужая мертвая кисть вдруг зашевелилась, явственно опираясь о землю, как делал бы это человек, пытаясь подняться…
Мгновение растянулось в вечность, и Алексей, холодея от иррационального ужаса, наблюдал, как из кучки пепла восстает металлический монстр, некое подобие железного скелета, лишенного огнем кожи и плоти, как приоткрываются запекшиеся от нестерпимого жара горящего напалма заслонки над глазницами гладкого, будто отполированного пеплом черепа… Приподнявшись на одно колено и при этом продолжая опираться рукой о землю, металлический монстр огляделся, рывками, неуклюже поворачивая шею – набор стальных, чуть приплюснутых шариков, уменьшающихся в диаметре от плеч к затылку. Казалось бы, это продолжалось минуты, но и в тот самый момент на поле, и в каждом своем повторяющемся сне Воронцов четко понимал, что на любое свое движение монстр тратит не более сотых долей мгновения…
… «Какая-то все же чертовщинка была и там, в поле, и теперь происходит с этими снами», – подумал Алексей, погрузившись с головой в воспоминания о том, чего то ли не было вовсе, то ли было только для него одного… И внезапно услышал мягкий, мелодичный голосок Насти откуда-то издалека. «…да-да… спасибо… по-разному… нет, что вы… неужели?..» Супруга разговаривала по телефону, но ни когда она отошла из кухни, ни что при этом говорила ему, если, конечно, говорила, Алексей не заметил и не услышал. Такое вот погружение в себя, полное отключение от окружающей действительности после нескольких, казалось бы, мало что значащих слов лучше любого доктора говорило о психологическом состоянии штурмовика.
«Эх, сейчас бы водки накатить грамм двести, – тихонечко, с душевной тоской проговорил Алексей. – Мозги бы прочистить… ведь знаю, что поможет… вот только…» Водка, да и любые спиртные напитки были ему категорически запрещены, впрочем, на взгляд самого Воронцова, в этом вопросе врачи перестраховывались, автоматически ожидая худшего от обыкновенного привычного опьянения. Как же оно случилось бы на самом деле, никто не представлял, потому что рекомендацию докторов Алексей выдерживал строго.
– Алешка… – возле стола как-то вновь незаметно объявилась Анастасия, немного расстроенная, по глазам заметно, с телефонным аппаратом и снятой с него трубкой в руках. – Тут кто-то из твоих друзей… конечно, до завтрака я бы не стала… но очень уж он настырный и требовательный. Хотя – вежливый…
Она протянула мужу трубку, продолжая держать сам аппарат в руках, будто бы намекая, что разговор не должен затягиваться. Тех, кого она сама называла друзьями мужа, Настя не считала таковыми. Ей казалось, что вся бытовая взаимовыручка штурмовиков попахивает каким-то детством, играми в «казаков-разбойников». Сама же она, выйдя замуж и расставшись со сценой, прежних связей не оборвала и продолжала иной раз посещать свои старые компании, сборища людей творческих и их окружающих, так разительно не похожих на иной раз нарочито грубоватых, громкоголосых и несдержанных на язык друзей Алексея. Впрочем, по-кошачьи мягких и загадочных, неожиданно появляющихся и так же внезапно исчезающих в никуда молчунов среди знакомых её мужа тоже хватало.
Прихватив покрепче трубку, стараясь обнять её больше ладонью, чем пальцами, Воронцов прижал динамик к уху и коротко, без заикания, буркнул:
– Алё!
– Здравствуй, Ворон…
Голос в трубке был настолько памятным для Алексея, что говоривший мог бы и не представляться, но, видимо, правила хорошего тона для него были святы:
– Это Князь. Надеюсь, что не отвлекаю тебя ни от чего особенно неотложного?
– Ты же знаешь, я всегда рад тебя слышать, – отозвал Алексей. – Только редко звонить стал в последнее время, забываешь…
– Редко – это правда, – вздохнул Князь. – А вот про «забываю» ты не прав… ладно, звоню все-таки не для того, чтобы просто попикироваться и узнать о самочувствии. Тебе сейчас такими вопросами, небось, всю плешь проели до самого мозга… Так вот, по делу. Сегодня вечером мы встречаемся в ресторане «Аэлита». Явка обязательна.
– Кто это мы? – успел спросить Ворон и едва не прикусил язык, кляня себя за несдержанность.
– Сам понимаешь – кто, – невозмутимо отозвался Голицын. – Все четверо.
– Но… – вот эти слова дались Алексею особенно мучительно. – Ты ведь знаешь, что один я не смогу…
– Все знаю, не обижай нашу жандармерию, – с легким юморком ответил давно уже бывший подполковник, и у Алексея отлегло с души. – И не собираюсь присылать за тобой поводырей из своей службы. Так что, обрадуй Настю – у вас сегодня семейный выход…
– Понял, хорошо, – кивнул Воронцов, едва не выпустив при этом трубку из рук, благо, только что помянутая Анастасия была рядом и помогла мужу.
– Значит, двадцать ноль-ноль. «Аэлита».
Не прощаясь и этим явно напомнив о событиях десятилетней давности, Голицын оборвал разговор коротким: «Увидимся…»
Алексей немного помолчал, продолжая выслушивать короткие гудки, а потом все-таки протянул трубку жене и, вглядываясь в её встревоженные глаза, сказал:
– Мне кажется, что я ждал именно этого звонка с той самой минуты, как очнулся после контузии…
– Алешка, а ты заметил, что не заикаешься? – вдруг спросила Анастасия, женским чутьем обратившая внимание, как ей показалось, на самый важный аспект неожиданного телефонного звонка.

© Юрий Леж, 2011
Дата публикации: 29.06.2011 16:15:17
Просмотров: 2311

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.