Вдова вампира

Татьяна Буденкова

Форма: Рассказ
Жанр: Мистика
Объём: 29398 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Странные события иногда происходят. И вроде знаешь, быть не может, а оно есть.
Рассказ финалист конкурса "Чудо чудное".

Действующие лица:
1. Вдова вампира - Наталья Акимовна
2. Её батюшка, отставной писарь - Аким Евсеевич
3. Их приживалка - Настя
4. Несостоявшийся жених Натальи Акимовны - пимокат, Егор Петрович
5. Муж и сам вампир - Кузьма Федотыч;
А также околоточный надзиратель - Павел Никодимович Абиняков, его супруга - Анна Алексеевна Абинякова, городовой, врач, приходской батюшка и жители городка Бирючинск.

Городок Бирючинск расположился на высоком берегу реки Бирюки. Деревянные тротуары под окнами крепких бревенчатых домов приводили в центр города. Там зажиточные горожане строили свои жилища из красного кирпича с балкончиками и коваными перильцами возле входных двухстворчатых дверей, каждую створку которых покрывала великолепная резьба. Центральная площадь, выложенная булыжником, отшлифованным и обкатанным экипажами и просто телегами бирючан, никакого освещения не имела, и потому с наступлением сумерек редкий прохожий решался её пересечь. В такое время лай бездомных псов, проникающий сквозь оконные стекла, наводил ужас на дворовых девок и серьёзных матрон. Зато днём тишину городка нарушали лишь лёгкий ветерок, шелестевший кустами сирени, да серьёзный шмель, спешивший куда-то по своим делам.
Наталья Акимовна - единственная дочь вышедшего в отставку городского писаря. Был он вдов, нерешителен, часто болел и состояния не нажил. Спалось ему плохо, потому что постоянно думал: как выдать дочь замуж так, чтоб и её от тягот бедности уберечь, и самому на старости лет без куска хлеба не остаться. Кавалер Натальи Акимовны катал валенки на всю округу и имел с этого постоянный доход. Жил пимокат в небольшом собственном домике на противоположной стороне улицы вдвоём с маменькой. Других претендентов на бедную хоть и привлекательную девушку, не было. И ничего бы отставному писарю не осталось, как отдать дочь замуж пусть уж и за пимоката. Однако судьба распорядилась по-другому. Да так, что весь Бирючинск содрогнулся.
Надо сказать, что кроме Натальи Акимовны жила в их доме ещё одна девушка - Настя. Прибилась как-то зимним вечером, мол, пустите переночевать, да так и осталась, потому как была сиротой и родственникам в тягость. Работящая и скромная, постепенно взяла на себя все домашние хлопоты: полы помыть, борщ сварить...
В один из теплых летних дней Аким Евсеевич обратился к дочери с необычной речью:
- Натальюшка, понимаешь дело-то какое, сам Кузьма Федотыч прислал за мной посыльного с запиской, в которой говорится, что ему срочно нужно переписать кое-какие бумаги, и для этого он приглашает меня к себе домой.
- Кто же, батюшка, лучше вас в городе это сделать может? Вот он и обратился к вам.
Кузьма Федотыч человек состоятельный, вдовец, детей Бог не дал, хоть и молодыми брал жён. Аким Евсеевич рассудил, что это была бы куда лучшая партия, чем пимокат и, заботясь о судьбе дочери, решил взять её с собой.
- Надобно, Натали, нам этому человеку угодить, - пояснял он дочери, - работу выполнить скоро и аккуратно. Моё зрение уже не такое острое, могу чего недоглядеть. Поэтому решил взять тебя с собой, будешь мне тексты читать, да следить, чтоб я случайно ошибку где не допустил.
С этой поездки всё и началось. Работа была в самом разгаре, когда в кабинет заглянул хозяин.
Из-под красного бархатного халата, шитого золотыми драконами, но уже немного замусоленного на животе, выглядывал воротничок белой рубашки. На голове красовались остатки волос неопределённого цвета, топорщились над ушами и легким пушком виднелись над блестящей макушкой. Крючковатый нос, в молодости имевший хищный профиль, еще не совсем утратил свои очертания. Веки опущены, из-за чего невозможно уловить взгляд, чтоб понять настроение владельца. Губы и щеки розовые, как у юноши, но старость уже оставила свой росчерк на этом странном лице. Свет горевших свечей отразился от золотого шитья халата, и упал на лицо Кузьмы Федотыча. Он поднял веки, взглянул на работающих. Наталья вздрогнула, блестящие черные глаза, в которых плясали блики золотых драконов, смотрели на неё так, что мороз пробежал по коже. Она запнулась, отец, не поднимая головы от работы, попенял, чтоб не отвлекалась и продолжала диктовать. Ей подумалось, что эти глаза и это располневшее, стареющее тело, живут разной, независимой друг от друга, жизнью.
Видимо поняв, что девушка не в силах сосредоточиться под его взглядом, он вышел из комнаты, так ничего и не сказав.
Закончив работу, отец, как было условлено, позвонил в колокольчик. Вошел слуга и молча поставил на стол небольшую шкатулку. Аким Евсеевич удивленно взглянул, слуга пояснил, что хозяин уехал, а в шкатулке оговоренная оплата и подарок для Натальи Акимовны. После чего раскланялся и открыл дверь, предлагая отцу с дочерью выйти.
Дома из шкатулки кроме скромной суммы денег достали моток красной атласной ленты, сколотой, чтоб не разматывалась, булавкой.
Уже на следующий день жизнь для Натальи Акимовны стала меняться. Перед обедом в дом посыльный принес записку. От кого она Настя сказать не могла, поскольку читать не умела. Но за обедом батюшка был необычайно оживлён и всё время спрашивал:
- А не купить ли нам тебе новое платье?
- Да на какие же деньги, батюшка?
- А на те, что про чёрный день отложены. Может статься, тогда такой день и не наступит.
- Вы сказали бы, не томили, к худу или к добру все ваши намёки?
- Какое же это худо, когда молодой девице родитель новое платье собирается купить? Давеча Кузьма Федотыч посыльного с писулькой прислал, где прямо сказано, что работой нашей очень доволен, - Аким Евсеевич сделал многозначительную паузу, и продолжил:
- Ещё он попенял мне, что негоже молодой девице по чужим домам хаживать. Надобно поручить её мужу, там уж его рука - владыка. И приглашает нас отобедать с ним в субботу на будущей неделе, так что платье купить мы ещё успеем.
Сердце Натали сжалось в дурном предчувствии.
- Но ведь пимокату обещались...
- Кузьма Федотыч не чета пимокату. Подумай о своей будущности, да и меня, старика, пожалей.

Далее всё покатилось как по маслу. Не успела Натали оглянуться, как стояла перед алтарём. В белом платье с тонкими кружевами по белым, будто мраморным, рукам. Чёрные кудрявые волосы, уложенные в причёску, закрывала белая фата из таких же кружев. Заплаканная, это уж как полагается невесте. Левая рука безвольно держала перевитую золотой лентой свечу, воск плавился и стекал на белую перчатку, покрывающую руку, был ли он горячим, она не ощущала.
В городе обсудили наряд невесты да то, как это удалось писарю так удачно сбыть дочь с рук, и стали ждать дальнейшего развития событий. А что они непременно последуют, горожане не сомневались. Кузьма Федотыч уже трижды был вдовцом, и каждый раз этому предшествовала какая-нибудь странная, даже пугающая история.
И правда. Сколько не приходил тесть в дом зятя, никак не мог увидеться с дочерью. Всё находились разные отговорки. То она долго вечеровала и теперь спит, то куда-то отлучилась и никто в доме не может её найти...
Однажды, когда городок уже спал, Аким Евсеевич услышал, как в дверь кто-то скребётся. В доме он был один, единственную живую душу, которая могла бы находиться вместе с ним, Настю, отпустил вместе с дочерью. Аким Евсеевич долго не мог решиться открыть, а когда за дверями расслышал дрожащий женский голос, сердце его ёкнуло, и он отворил дверь. На пороге стояла Настя. Она бесшумной тенью метнулась в сени, оглянулась, приложила палец к губам и проскользнула дальше.
Настю пробирала дрожь, но было видно, что не от холода, а от сильного душевного волнения. Она рассказала, что сбежала из дома Кузьмы Федотыча украдкой и должна незамедлительно вернуться назад, пока её отсутствия не хватились. Настя слёзно просила писаря забрать дочь обратно, иначе Натальюшка, как она жалеючи её называла, не выдержит тех мытарств, что ей приходится терпеть.
- Что же такого особенного там происходит? - спросил писарь. Не в силах даже присесть, он так и стоял, повернувшись спиной к дверям, в длинной ночной рубахе до пят и ночном колпаке.
- Наталью Акимовну, кровинушку вашу, держит Кузьма Федотыч долгими днями взаперти, так что даже по нужде ей выхода нет. Ставни закрыты, она, бедняжка, света белого не видит. А тут истопили баню, волоса-то у неё, голубушки, длинные да кудрявые, самой не справиться, вот и разрешил мне Кузьма Федотыч помочь вымыть ей голову. Свечу оставил только одну, и ту в предбаннике, я думала из экономии, скуп он, моченьки нет, так вот, даже при этом скудном свете рассмотрела я, что все её тело покрыто синяками да ссадинами. Сам Кузьма Федотыч у дверей дожидался, и разговаривать нам запретил, только мы и без слов друг друга поняли. Вышла я, а Кузьма Федотыч вошёл, я под окно, ночь холодная, на мне одна мокрая рубашонка, но стою, слушаю, а из бани стоны, да всхлипы Натальи Акимовы слышатся. Потом голос супруга её: "Ты что, - говорит, - думала будешь моё добро проедать, да своим белым телом надо мной верховодить? Не тут-то было. Польстилась на моё добро, значит, купил я тебя как телушку, или собачку на потеху, так вот и утешай, да ублажай", - и опять стоны, да всхлипы, а у меня аж мороз по коже. Что хотите делайте, но не дайте дочери своей погибнуть. Замучает её душегубец, как замучил трех других своих жён.
Договорила всё это Настя, и также бесшумно выскользнула за дверь.
Тут уж писарю не до сна стало. Кое-как дождался утра, да на двор зятя. Опять же осторожно надо, чтоб не заподозрил чего, а то выгонит Настю, случись что и не узнать. От этих мыслей Аким Евсеевич похолодел даже, и решил терпеть, виду не давать, но свидание с дочерью вытребовать.
На настоятельные требования свидеться с дочерью, по которой скучает, наконец, получил согласие. Видать, и сам Кузьма Федотыч понимал, что когда никогда придётся позволить отцу встретиться с дочерью.
За обедом, на котором и состоялась эта встреча, Натали сидела не поднимая головы, а когда муж указал, что следует положить конец капризам и кушать что бог послал, она молча взяла вилку и нож, но руки так дрожали, что слышно было звон этих столовых предметов о край тарелки. Кузьма Федотыч вспыхнул от негодования и даже вскочил со стула. Натали подняла на него глаза, из которых неудержимо катились слёзы. Откуда только взялась смекалка у писаря, но боясь, что зять будет вымещать своё недовольство на дочери, он предложил первое, что пришло ему в голову:
- Кузьма Федотыч, известное дело, девица перешла в статус замужней дамы, вот нервы и не выдержали, вы бы пригласили лекаря, пусть какую-нибудь успокоительную микстуру пропишет.
- Баловство всё это, одни растраты, однако, чтоб угодить вам, и чтоб помнили мою доброту, - он крикнул слугу и велел послать за лекарем, который обычно лечил его подагру. Да велел предупредить, чтоб тот особенно не рассчитывал, оплата визита и лекарства не должна быть очень высока.
Вернувшись домой Аким Евсеевич не находил себе места, осознавая в какие руки отдал свою дочь. Стараясь успокоить себя, рассуждал, что это все капризы, нелюбовь к уже немолодому мужу, но тут же вспоминал ночной визит Настеньки, и сердце опять заходилось болью.
А тем временем в дом Кузьмы Федотыча приехал врач. Осмотрев молодую пациентку в присутствии мужа и следуя его наставлениям, выписал успокоительную микстуру, сказав, что двадцать капель этого средства сделают сон Натальи Акимовны более долгим и глубоким. Муж одобрительно кивнул, мало ли ему приходится отлучаться из дома, пусть себе спит. Тем более, что за микстуру, будучи предупреждён слугой, врач взял недорого. Передав лекарство, доктор предупредил, что безопасное с виду, так как не имеет ни цвета, ни запаха, оно неимоверно усиливает свои свойства при соединении с алкоголем.
Кузьма Федотыч, только хмыкнул:
- Где ж это видано, чтоб молодая жена да к рюмке доступ имела, так что тут опасаться нечего.
Однако, Наталья Акимовна боясь издевательств над ней в сонном состоянии, микстуру не принимала, а сливала в припрятанный пузырёк. Теперь, притворяясь полусонной, могла иногда избегать общения с мужем.
В один из вечеров, когда всё её тело ломило от побоев и ссадин, она придумала план, как ей хоть на одну ночь снискать покоя душе и телу. Перед тем, как лечь в супружескую постель Кузьма Федотыч выпивал обыкновенно бокал красного вина, который незадолго до этого в спальню приносил слуга и ставил на столик у кровати. Когда бокал с вином уже стоял на столе, а Кузьма Федотыч ещё не пожаловали, Наталья достала пузырек с накопившимся снадобьем и весь вылила в вино.
Наконец, дверь спальни открылась. Кузьма Федотыч, всё в том же красном бархатном халате, прошел и сел на край постели. Протянул руку, взял бокал, с наслаждением выпил вино, немного молча посидев, поднялся, снял халат, не спеша уложил его на спинку стоявшего рядом кресла. Потом откинул край одеяла, сунул руку поглубже и Наталья Акимовна почувствовала уже привычный щипок. Рука, от плеча и до самого локтя, покрылась синяками от таких нежностей. Устроился под одеялом, ткнул жену кулаком в бок, она вытянулась в струнку, ожидая продолжения супружеских ласк. Но в этот раз все было по-другому. Кузьма Федотыч покрутил головой, потёр глаза и сказав что-то вроде: "Умаялся, сердешный", - отошел ко сну.
Какое-то время Наталья Акимовна боялась даже дыханием разбудить мужа, но постепенно, всё более усиливающийся храп дал понять, что бояться нечего. Уже светало, когда Наталья услышала, как истопник в соседней комнате растапливает печь, теплая задняя стена которой, украшенная блеклыми изразцами, как раз выходила в супружескую спальню. Она тихонько вылезла из-под одеяла, всё еще опасаясь, что Кузьма Федотыч проснётся, но он даже не шелохнулся. Оделась, постояла немного у теплой печной стены и наконец насмелившись, потрогала мужа за руку, та оказалась холодной как лёд, хоть комната давно наполнилась теплом. Наталья трясущимися руками приподняла край одеяла и потрогала ноги Кузьмы Федотыча, они были так же холодны, как и руки. Ещё какое-то мгновенье постояла в нерешительности, потом вытащила заколку из волос, разметав их по плечам, и кинулась из спальни. Волнение её было столь неподдельно, что ни у кого из слуг и сомнения не возникло, что произошло нечто неожиданное и ужасное. Когда слуга, который обычно приносил бокал вина вошёл в комнату, то Кузьма Федотыч по-прежнему храпел, возлежа на подушках. Он аккуратно поправил голову хозяина и тот затих. Подошло время обеда, но хозяин, который поднимался обычно вслед за истопником, лежал всё также неподвижно и даже дыхание не улавливалось. Наталья Акимовна, сидевшая всё это время рядом в кресле, на спинку которого Кузьма Федотыч вечером уложил свой халат, наконец решилась отправить прислугу за доктором.
Не успел слуга и трёх шагов от дома отойти, как встретил карету врача, он замахал руками, закричал, привлекая к себе внимание, карета остановилась. Оказалось, доктор торопиться к состоятельной роженице и опоздать ему никак нельзя. Кое-как слуга уговорил его заглянуть на короткое время. По пути, со слов слуги доктор составил себе картину происшедшего: человек в возрасте, обременённый подагрой и другими болезнями, пьет с вечера вино, а потом проводит бурную ночь с молодой женой. С этим убеждением, одновременно прикидывая как поболее получить за визит с прижимистого пациента, доктор вошёл в спальню супругов. Представшая его глазам картина, родила в нем надежду на короткий и хорошо оплачиваемый визит. Он попросил зеркальце, поднёс к приоткрытому рту Кузьмы Федотыча, немного подождал, потом потрогал руки, ноги, что-то ещё рассматривал в лице пациента. Наталья Акимовна этого уже не видела, ей стало дурно. Накапав для неё всё тех же капель, которые, вероятно, постоянно возил с собой для слабонервных дам, он объявил во всеуслышание о безвременной кончине Кузьмы Федотыча. Слуга, тут же поняв, что теперь у него вместо хозяина хозяйка, подобострастно спросил: сколько доктору выдать за визит.
- Ах, я ничего в этом не понимаю, и не до этого мне теперь. Пусть доктор сам назначит цену, а уж вы озаботьтесь расчётом, - обрадованный таким поворотом дел, врач поехал далее, принимать роды, а по пути рассказывать, как глубоко переживает свое горе молодая вдова. И в доме началась подобающая суета. Занавесили зеркала, пригласили батюшку и гробовщика. Всё шло своим чередом. Молодая вдова была так убита неожиданно свалившимся на неё горем, что сама переодеться в срочно купленное траурное платье, не могла. Настя, помогая управиться с шифоновыми воланами и множеством мелких пуговок, очень удивлялась: с чего вдруг Наталья Акимовна так жалеет тирана, который, если бы Бог его не прибрал, сжил бедняжку со свету?
А тем временем, гробовщик производивший обмер, вдруг замер и даже в лице изменился. Наталья Акимовна тоже услышала характерный звук вкупе с определённым запахом, муж никогда не стеснялся при ней этой, как он говорил, естественной потребности. Но останавливаться на полдороге было никак не возможно, и она, побледнев ещё более, пояснила:
- Беда случилась уже почти сутки как, а по незнанию, слуга истопил печь, от жары тело дорогого супруга начинает портиться, - и закрыла лицо белым кружевным платком, - вот и запах пошел.
- Это мы поправим, - прогудел батюшка, добавляя ладан в кадило, - однако если сутки миновали, и теперь идут вторые, то не далее как завтра во втором часу будем выносить, - и посмотрел на Наталью Акимовну, за подтверждением, та только слабо кивнула, мол, вам виднее.
На похороны пришли чуть не полгорода. Во-первых, поминки обещали быть сытными, во-вторых, события приняли неожиданный оборот. Горожане гадали, больше или меньше, чем её предшественницы протянет четвёртая жена, вышло - упокоился хозяин!
Похороны произошли с соблюдением всяческих христианских правил. Но были детали, которые внимательные жители Бирючинска не могли не приметить.
Тесть, хоть и был подобающе грустен и одет во всё чёрное, однако по лицу его было видно, что он не особенно убивается по зятю, это горожане понимали. Но вот поведение вдовы, никаким объяснениям не поддавалось. Было очевидно, что переживания Натальи Акимовны искренние и нервы действительно на пределе. Врач, стараясь подержать,применял различные средства, но как только вдова подходила к гробу - силы оставляли её. Некоторые объясняли это боязнью покойников, что у многих людей бывает, особенно в молодом возрасте. Но самое странное произошло на кладбище. Когда могилу уже зарыли и работники обравнивали холмик, Наталья Акимовна, стоявшая рядом, вдруг упала чуть не под лезвия лопат и запричитала громко и с такой силой, что оторвать её было невозможно до тех пор, пока она сама немного не успокоилась. Потом, не поднимаясь с земли, попросила всех отойти, чтоб напоследок одной побыть с дорогим мужем.
На том бы все и кончилось. Но события получили неожиданное, страшное продолжение.
Следующую ночь молодая вдова долго не могла уснуть. Вдруг, она услышала странный шорох под окном. Стержень, который закреплял закрытые ставни с внутренней стороны дома, стал почти бесшумно выдвигаться назад, так, будто слуга утром открывает окна. Но в доме все спали. Наталье Акимовне уже чудился призрак Кузьмы Федотыча. Крикнуть она не успела. В этот момент ставня распахнулась и в слабом свете лампадки, что горела перед образами, да ещё вовсю светившей полной луны, она увидела... пимоката, который пытался влезть в комнату через окно. Цепляясь одной рукой за раму, другой, прикладывал палец к губам, как бы просил о тишине. Вдова рухнула в кресло, при этом халат, который по-прежнему лежал на спинке, то есть там, где его оставил хозяин, вдруг зашуршал в ночной тишине и свалился на пол. Тихо охнув, вдова обомлела. Страх и волнение на какое-то время парализовали её волю. Пимокат прикрыл окно, затеплил на столе свечу и присел возле её ног.
- Не пугайтесь, Наталья Акимовна. Зла я вам не причиню, поскольку понимаю, что оставили вы меня не по своей воле. Но теперь вы свободны и состоятельны. Я соглашался вас взять в жены бедную, поэтому думаю, вы не решите, будто я к вам из корыстных побуждений. Но судьба повернулась так, что теперь возле вас будет крутиться много всяких хлыщей и проходимцев, желающих устроить свою жизнь.
- Что вы, Егор Петрович, об этом ли мне сейчас пристало думать?
- Я вас и не тороплю. Но, вы должны полагать, какой опасности подвергаетесь. Опять же, предлагаю вам свою помощь, в каком бы виде она не потребовалась.
- Пока вы меня подвергаете серьезной опасности. Муж первую ночь на погосте, а у вдовы посторонний мужчина в спальне. Уходите немедленно... И не беспокойтесь, я буду помнить о вас, а далее - как судьба рассудит. Поторопитесь, пока не перебудили слуг в доме.
Однако шум уже разбудил их, послышались голоса, шаги...
Времени не оставалось, пимокат распахнул оконные створки, Наталья Акимовна, опасаясь, что его узнают, быстро накинула ему на плечи халат мужа. Когда он уже стоял на подоконнике, дверь спальни открылась, сквозняк задул свечу, последний её всполох отразился от золотых драконов халата. На мгновенье вдове показалось, что это сам Кузьма Федотыч, страшно вскрикнув, она упала на прежнее место, в кресло.
Когда пришла в себя, то увидела, что уже день. Возле её постели врач и отец. Оба с состраданием смотрят на неё. Настенька напоила её цветочным чаем, и немного погодя Натали услышала от отца рассказ о ночном происшествии, известным ему со слов слуг. Закончил рассказ отец следующим образом:
- ... и когда дверь в вашу спальню отворили, то увидели вас бездыханно лежащую в кресле и фигуру, в красном бархатном халате, на котором как живые блеснули драконы. А халат этот, насколько я помню, при жизни принадлежал моему зятю и очень он его любил. Фигура растворилась за окном так, что никто её рассмотреть не успел. Вас уложили в постель и послали за мной и за доктором. При осмотре доктор обнаружил ужасные вещи. Всё ваше тело покрыто ссадинами и синяками, такой же кровоподтёк на шее, возле артерии, ещё бы немного опоздали слуги, и могло случиться непоправимое.
Натали лежала, не поднимая на батюшку глаз, лицо её было белее мела. Доктор, решив, что молодая женщина не в себе от страха, решил успокоить:
- Не пугайтесь, я как учёный, во всякую эту нечисть вроде оборотней и вампиров не верю, и в данном случае ничего вашей жизни уже не угрожает, так что можете успокоиться, поскольку он не успел прокусить вам шею.
- Кто он? - еле выдавила из себя бедная Натали.
- Как мы полагаем, ваш супруг, превратившийся в вампира, или, может быть, и бывший им до смерти и, возможно, выпивший кровь из трех своих прежних жён.
В этот момент в дверях появился слуга и доложил, что пожаловала супруга околоточного надзирателя Анна Алексеевна Абинякова. Она пренепременно желает видеть хозяйку, а выглядит надзирательша очень взволнованной.
Только переступив порог и увидев лежащую в постели вдову, а рядом доктора и отца, Анна Алексеевна тут же заговорила:
- Я так и полагала, что не к добру всё это, а он только отмахнулся, говорит на его участке по пьяному делу чего только не вытворяют, до дома дойти некогда, не до чудес.
- Кто он? И о каком чуде вы изволите говорить? - удивился писарь.
- Сегодня ночью мой муж, околоточный надзиратель Павел Никодимович Абиняков возвращался домой с работы. Участок его за рекой, как раз там, где расположено кладбище. Уже на подходе к реке, он увидел несущуюся вдоль моста закрытую повозку на рессорном ходу. Когда та проезжала мимо, то из своей профессиональной наблюдательности, муж успел заметить, что внутри сидит человек в чем-то красном с золотыми отблесками. Для острастки, муж окликнул: "Стой, кто такие?" Кучер было придержал лошадей, но из повозки раздался крик:"Кузьма Федотыч на кладбище возвращается!"после чего возничий добавил лошадям прыти, и повозка скрылась из вида.
Как только рассказчица замолчала, в комнате повисла напряженная тишина. Всё сходилось. Оставив Натали на попечении Настеньки, доктор, писарь и жена околоточного надзирателя удалились в другую комнату, обсудить случившееся.
Город гудел как улей. В этой связи, Егор Петрович, пимокат, бывший ранее женихом теперешней вдовы, счёл для себя возможным нанести дневной визит соболезнования. Наталья Акимовна, улучив момент, попеняла, какую кашу он заварил, на что пимокат подмигнул, то ли ещё будет, но далее их разговор прервался.
Ужасы о вампире, разъезжавшем в карете по улицам, всполошили город, и породили всяческие сплетни. Однако на следующую ночь, теперь уже городовой, мужик молодой и крепкий, крестился, что самолично видел эту чёртову карету и крик слышал тот же самый. Так продолжалось несколько ночей подряд. Страх сковал город. И тогда было решено, забить осиновый кол проклятому вампиру в сердце, пригвоздив его к земле, это был единственный способ уничтожить нечисть. Теперь уже даже Наталья Акимовна стала сомневаться, а не был ли её муж и в самом деле вампиром, тем более что на похоронах, когда могила уже была зарыта, она явственно услышала оттуда вопль, почему и бросилась на землю и запричитала что было мочи. Вдруг это не от снотворного лекарства так случилось?
- Может, и не спал Кузьма Федотыч, и не был похоронен заживо, и зря боялась, что всё раскроется, и причитала над его могилой, - убеждала себя вдова, - а может, он и в самом деле вампир, вот и взвыл оттуда.
Страсти не утихали. И был назначен день, когда на кладбище собрались: околоточный надзиратель Абиняков, городовой видевший карету с вампиром, батюшка отпевавший Кузьму Федотыча, и теперь утверждавший, что ему ещё тогда не понравился цвет лица покойного:
- Вот как крутит нечистая сила человеческие души! - крестился он. С батюшкой пожаловали два церковных служки. Наталью Акимовну привез отец. Настенька ехать на кладбище отказалась. Она утверждала, что и живого-то Кузьму Федотыча лишний раз видеть опасалась, а на мертвого, да ещё превратившегося в вампира, ни за что взглянуть не насмелится. Приехал пимокат, который по предварительной договорённости с околоточным надзирателем и батюшкой, должен был совершать обряд вбивания кола. Вся процедура обряда была заранее многократно оговорена и расписана - кто, что и когда производит. Наняли кладбищенских землекопов, чтоб разрыть могилу и вскрыть гроб. К тому моменту, когда уже показалась крышка, на кладбище собралось множество городского люда. Они бродили между могил, не решаясь подойти ближе, наслышанные о бесчинствах вампира.
Уже при снятии крышки, стоявшие у края могилы, покрылись холодным потом. Она оказалась чуть сдвинутой в сторону и только крепкие гвозди, хоть и вышли немного из своих мест, но продолжали удерживать её в прежнем положении.
- Ежели дух его наделал столько страху, что бы было, освободись тело? - перекрестился батюшка. Наконец гроб открыли. Стоящие близко оцепенели. Одежда на Кузьме Федотыче была разорвана так, будто он пытался вырвать собственное сердце, а изо рта по щеке сползала полоска крови. Медлить было опасно. Все убедились, что вампир в любой момент может восстать из могилы, и тут уж не жди пощады. Взоры присутствующих обратились к пимокату, а он хоть и вызвался заранее, но ощущал непреодолимую дрожь в коленях и руках. Сначала требовалось вложить вампиру в рот головку чеснока, чтоб обезопасить производившего ритуал, а уж потом вбивать кол. Вздрагивающему пимокату церковный служка сунул в руку чесночину. Городовой и рабочие помогли спуститься в могилу. Позднее он говорил, что этот злостный вампир так воздействовал на него, что просто отшиб память и все происходившее он воспринимал как бы со стороны, особенно боясь свалиться в этот ужасный гроб.
Как только пимокат пропихнул чеснок в рот покойного, городовой тут же подал ему сверху осиновый кол и здоровенную кувалду. Как во сне, несчастный истребитель вампира приставил кол к груди Кузьмы Федотыча и, насколько мог размахнуться в тесной могиле, жахнул по нему кувалдой. Но на этом дело не окончилось. Кол хоть и вошёл в тело, однако следящий сверху батюшка, указал, что он должен пригвоздить вампира к земле, иначе тот восстанет всё едино. И удар кувалдой пришлось повторить ещё дважды. Только после этого пимоката подняли назад, а к могиле стали подходить любопытствующие, принаряженные и чинные. Они останавливались у края, крестились, о чём-то переговаривались и друг за другом, петляя между могил, покидали кладбище.
Доктору, призванному наблюдать за самочувствием Натальи Акимовны, которая с этого момента приобрела статус вдовы вампира, пришлось отваживаться* с пимокатом. Он было собрался напоить его теми же успокоительными каплями, но немного подумав, достал из кармана фляжку, отвинтил колпачок, понюхал, крякнул, сделал сам несколько глотков и протянул Егору Петровичу, который и осушил её.
Через некоторое время толки о вампире почти прекратились, и тут в городке опять случилось нечто необъяснимое. Теперь уже другой околоточный надзиратель, также по темноте возвращающийся домой, вдруг увидел лихо мчащуюся повозку на рессорном ходу, из которой был слышен крик: "Кузьма Федотыч с кладбища возвращается!" Город замер. А городской голова задумался, не пора ли в городе новый доходный дом построить. Не часто по городам и весям вампиры раскатывают в каретах, понаедут любопытные, а им где-то останавливаться надо, ну, не на кладбище же, в самом деле?

*ОтважиВАться - приводить в чувство (от слова "водиться" синоним - нянчиться), отважиться – насмелиться (от слова отвага, синоним - смелость).

© Татьяна Буденкова, 2015
Дата публикации: 22.03.2015 10:00:41
Просмотров: 2264

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.