Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Все хорошо, мама

Глеб Диков

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 9480 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Уже и не знаю, как объяснить ей! Даже после похода в центр психологической помощи, она не успокоилась. Ведет себя так же, как тогда, когда я в детстве засовывал себе в рот мелкие предметы, позволяя ей увидеть это.

- Выплюнь! – кричала она мне, схватив меня за плечи – Выплюнь немедленно! – а я, с испугу проглатывал то, что было во рту, и попадал к врачу.

Мне нравилось сидеть в чистой комнате со стеклянными шкафами. Нравился холод кушетки, покрытой клеенкой, и сам доктор мне был очень симпатичен. Он никогда не заговаривал со мной прежде, чем я разверну данную им конфету, всегда улыбался, подмигивая мне сквозь стекла очков, говорил тихо, не повышая голос, и был очень внимателен к моим словам. Он не просил меня выходить из этой комнаты, когда обсуждал с моей мамой «суть проблемы», а я очень не любил сидеть в больничном коридоре один, когда вокруг ходят незнакомые люди, и от них пахнет аптекой и смертью.

- Я не вижу никаких патологий,- говорил он маме – Абсолютно нормальный ребенок, с точки зрения детской психологии.
- Но, доктор! Он глотает не детали игрушек! – отвечала ему мама – Это было бы неприятно, но не так опасно! Я не понимаю, почему именно таблетки? – и, вытащив платок из сумочки, плакала, а доктор всегда наливал ей воду из графина, хотя не было похоже, что она хотела пить.
- Возможно, - говорил он в этот момент – дело в том, что он понимает причину Вашего разрыва с мужем. Дети очень восприимчивы к потере родителей, и нередко, именно это является причиной подобных действий. Но, давайте не будем спешить с выводами.

После больницы, мама всегда вела меня в магазин, и покупала новую игрушку. Иногда, игрушку заменял поход в парк, где я катался на аттракционах, и ел мороженное. Я был вне себя от счастья. А вот мама не казалась такой радостной. Все время, которое я провел с ней, она следила за мной. Следила за тем, чтобы ко мне в рот попадали только те таблетки, которые мне давала она. И, только спрятав аптечку, она чувствовала себя спокойной. Я почти забыл это выражение испуга в ее глазах, до смешного случая в студенческом общежитии.

Это была великая традиция, и все через нее проходили. Слава театрального города обязывала каждый детский сад иметь маленькую труппу, чего уж говорить о высших учебных заведениях! И та же слава заставляла нас самих изобретать реквизиты. Так и появился у нас «жилет висельника», конструкция из ремней и веревок, с крючком на спине. Жилет был приветствием в нашем общежитии, и переходил из комнаты в комнату, в потолки которых мы предусмотрительно вкрутили крепкие крюки, в той очередности, в которой в общагу поступали новички. Просто шутка, и никто не мог предположить, что вместо деревенского паренька, поступившего на курс биологии, и поселенного в моей комнате, войдет, внезапно решившая проведать меня мама. И, даже в присутствии ректора, демонстрация возможностей жилета, не убедила ее.

- Я знаю своего ребенка, – кричала она маленькому лысоватому ректору – и знаю, какие порядки у вас здесь! Вы можете себе представить, что чувствует мать, видя свое чадо в петле? И, поверьте, я этого так не оставлю! – и не оставила.

Новый врач не кормил меня конфетами, и не улыбался мне. Его лицо, как сморщенный гриб, выражало сострадание моей проблеме, о существовании которой я, кстати говоря, и не подозревал.

- У вас есть девушка, молодой человек? – спрашивал он, а я, как любой, немного застенчивый юноша, отвечал отрицательно, краснея до корней волос - Очень интересно! – задумчиво говорил он, в ответ на мое отрицание.

Мать, по своему обыкновению, плакала, рассказывая врачу о проглоченных мной медикаментах, а он невнятно бормотал ей в ответ что-то, суть чего я не мог уловить сквозь замочную скважину. Этот доктор мне нравился меньше. Говоря со мной, он, как бы, не слушал, постоянно записывая в блокнот непонятные каракули, и был явно недоволен мной, и смущен, из-за неудачного сеанса гипноза, который, как он обещал «должен пролить свет». Вопросы, на которые мне приходилось отвечать, имели отношение только ко мне, и сеанс психотерапии больше походил на разговор сексистов, одним из которых был я. И после, мне приходилось сидеть в коридоре.

- К смерти можно относиться по-разному, и большинство людей боятся ее, - говорил он– но, так же, можно предположить, что смерть это награда. Конечная цель наших действий, которые мы выполняем пока живем. В этом случае, страх перед смертью становится нелепым. Ну, не боимся же мы зарплаты! – и довольный своей шуткой, смеялся, протирая очки платком.

- Жизнь прекрасна! – убеждала меня мама – Поверь мне, каждый умирающий человек, прощаясь с жизнью, глубоко сожалеет.
- Как глубоко, мама? – спрашивал я, и получал новые кроссовки.

Оберегаемый ей, при запертой в шкафу аптечке, отсутствующих на кухне ножах, я взрослел, не понимая ее беспокойства. И пусть, этот страх обо мне жил в ней все мое детство, но сейчас-то я вырос! Я вполне уравновешенный человек. Как объяснить им, что во мне нет никакого суицидального позыва? Банальное головокружение, и только. Я всегда так реагировал на высоту, и, поднимаясь в лифте, я почти до метра могу определить, на каком расстоянии от поверхности земли я нахожусь. От понимания этого, на лоб выступает испарина, и меня начинает слегка подташнивать, но попав на бетонную площадку, я становлюсь уверенней. Немного отдышавшись, и подождав, пока дрожь в ногах утихнет, я чувствую себя вполне свободно и раскованно. Если не подходить к окну. Согласитесь, не моя вина, что моя мать, устраивая себе личную жизнь, не учла вопрос этажного расположения претендентов.

Теперь у нее все прекрасно. Она перестала меня опекать, и это правильно. Мне почти двадцать пять, и я чувствовал себя немного неудобно каждый раз, когда она переводила меня через дорогу. Больше того, я стал устраивать собственную личную жизнь. При знакомстве с моей девушкой, мама долго изучала ее, и после десерта отозвала ее посекретничать.

- У женщин много секретов, сынок! – подмигнула она мне, но когда они вернулись, в комнате появилось слегка заметное напряжение.

- Твоя мама, - сказала мне моя подруга – она какая-то странная.
- Есть немного – согласился я.

Мы жили в освобожденной мамой квартире, в которой с ее исчезновением, стали появляться аптечка и ножи. Никто не опасался за мою жизнь, и не вскрикивал, когда моя нога ступала на проезжую часть. И был-то всего один случай. Несчастный случай.

- Я же предупреждала тебя! – плача голосила мама, дергая мою жену за лацканы пальто.
- Я вас умоляю! – презрительно морщилась супруга – Он всего лишь оступился.
- Оступился? Оступился?! – кричала мама – Ты его совсем не любишь! Ты бессердечная дрянь! – и дело пошло к разводу, а я получил компьютер с огромным дисплеем, и стереосистему.

Жена говорила мне, что я рохля, выращенный в тепличных условиях. Что она не может назвать мужчиной человека, не способного на решение вопросов. Что ее раздражает моя привычка не запирать дверь, кода я в туалете, или принимаю душ. Но я всегда так жил! Мама же говорила, что я женился на стервятнике, и жена загонит меня в могилу. Или сначала ее? Не помню очередности. Откровенно говоря, я не могу сказать точно, любил ли я женщину, с которой жил, и потому развод я пережил довольно легко. Если забыть про раздел жилплощади.

При каждом моем посещении, мой отчим уходил «поболтать с мужиками». Мне кажется, он боялся меня. Боялся маму, когда я был рядом.

- Как ты мог оставить нож на столе? – кричала она ему.
- К какому врачу ты его еще не водила? – спрашивал он.
- Это не твой сын! – резко парировала она.
- Раз так, - отвечал он – то пусть выходит курить на балкон, как и я. Это мой дом, а курить на кухне разрешено только ему! – и я перестал курить у них дома.

А тут, праздник. У меня родился брат. Мама выглядела счастливой, и даже отчим стал мягче со мной. Несколько месяцев люди вокруг меня забыли о моем существовании, и я наслаждался свободой. Хотя, иногда я все-таки чувствовал себя одиноким, и тогда я шел к ним. Лифт, со скрипом поднимал меня наверх, на восьмой этаж, затем я немного сидел на лестничной площадке, курил и успокаивал дрожь в коленях. И оказывался дома.

На рождение ребенка собралось очень много людей. У нас с мамой никогда не было столько гостей. Они смеялись, шутили, хвалили закуску, а мама, улыбающаяся и красивая, время от времени убегала в детскую комнату, где прорезающимся басом плакал мой брат. Отчим выглядел гордым, и подливал всем «за здоровье малыша», и я не понял, как оказался в кругу курящих на балконе.

Алкоголь придал мне смелости, и я увидел, как это красиво. Я увидел, какой чистой кажется земля с высоты птичьего полета, что отсюда незаметны куски оборванных пакетов, и смятые пластиковые бутылки, занесенные ветром под кустарник. Я наслаждался этим ощущением, и отчим, хлопнув меня по плечу, сказал:

- Вот и вылечился – и ушел в глубину комнаты.

К моему горлу подступил ком, и земля начала свое вращение. Она крутится по часовой стрелке, так быстро, что мне становится жарко. Вцепившись в холодный парапет балкона, я стараюсь следовать совету доктора-гриба.

- В таких случаях, считайте свой пульс,– говорил он.

Я считаю, и закрываю глаза. Я думаю: «Как доказать им, что это банальная агрофобия! Я люблю жизнь. Конечно люблю. Мне незачем умирать», и сквозь мысли, я слышу, как кричит мама:
- Я же предупреждала! Неееееет!

Она выкрикивает мое имя, и ее голос удаляется от меня, уходя куда-то вверх, и меня совсем не пугает ее голос.

Все хорошо, мама! Я не трогал аптечку!

© Глеб Диков, 2009
Дата публикации: 21.03.2009 23:34:31
Просмотров: 3236

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 49 число 8: