Gloria victis*
Илона Муравскене
Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 6840 знаков с пробелами Раздел: "недавнее" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
С памятью…… Небо никогда не было так близко. Иссиня-черное, как воронье крыло. Изрезанное яркими красными вспышками, как шрамами. С тонкой синей сеткой вен. С ветвистой молнией по краям, пробивающей распухшие и неподвижные тела туч. - Нет, земля видна, что-то видно, может, не будет ничего страшного. - Плохо, появился туман, неизвестно, сядем ли мы. - А если не сядем, тогда что? - Уйдем, конечно. Вздрагивающее небо подплывало все ближе. То ли угрожая, то ли предупреждая, надвигалось всей своей тяжелой массой, взбиралось по хвосту самолета и располагаясь на крыльях. И тучи угрюмо вздрогнули, поморщились и растеклись по тем-ному полотну неба, громко вздохнув и простонав, как от боли. - «Polish Foxtrot 101, остаток топлива, топлива сколько у вас? - Осталось 11 тонн. А запасной аэродром у вас какой? - Витебск, Минск - Я понял, дайте, пожалуйста, метеоусловия. - На Корсаже туман, видимость 400 метров. - Температура и давление, пожалуйста. - Температура плюс 2, давление 7-45, 7-45, условий для приема нет - Спасибо, если возможно попробуем подход, но если не будет погоды, тогда отойдем на второй круг - 101, после контрольного захода у вас топлива хватит на запасной? - Хватит, разрешите дальше снижение, пожалуйста. - 101, с курсом 40 градусов, снижение 1500. Тяжелые тучи, охая, переходили друг в друга, переплетаясь бессильными руками и ногами, как борцы сумо, пыхтя и обливаясь потом, давили на болевые точки, вскрикивая и опускаясь все ниже. - Хуже всего, что там есть дыра, там тучи и появился туман. - Идем на посадку, слышишь? - Заходим на посадку. В случае неудачного захода уходим в автомате. - 200 метров. Небо тонуло. Упиралось руками и ногами, цепляясь тонкими бессильными пальцами за обломки тяжелых разбухших туч, проваливалось куда- то под шум и свист мотора, крича и причитая. - 500 метров, на военном аэродроме посадку осуществляли? - Да, конечно. - Прожектора, как днем, слева, справа, в начало полосы. - Понял! И тучи поворачивают в обратную сторону. Ветер подгоняет их, наступая на пятки и дыша в затылок. Но они все еще не спешат, медлят, оборачиваются, стонут, охают, протягивают руки и падают. - Горизонт 101! Контроль высоты, горизонт! - Твою мать! - Уходи на второй круг! Уходи! Поднимай самолет! *** Кася снилась в белом платье. С трогательным букетиком фиалок в дрожащих руках. Длинная рыжая коса переброшена через плечо. Как на свадебной фотографии. Тогда варшавский фотограф даже денег не взял. Все смотрел на рыжую косу и улыбался. А портрет на витрину выставил. И она улыбалась всем прохожим из-за стекла до самой войны… Улыбка. Смеющиеся глаза. Такие же, как всегда. С прыгающими чертенятами. Коснуться рукой – горячее плечо, выбившиеся из косы пряди щекочут пальцы. - Яцек! – голос дрожит. Она почти шепчет. Или даже плачет. Беззвучно. Как когда-то у кроватки заболевшего сына. - Яцек! Яцек, ты спишь? А какой он сын? Ни первых шагов, ни первых слов. Глаза. Как небо. Небо сквозь решетку в лагере. Сквозь щели в двери и стенах. Небо. - Просто скажи мне, что он будет помнить. Пахнуло гарью. Настоящей, уличной. В небо. В раннюю весну луж и едва пробивающейся травы. Поднимаясь выше, чтоб утонуть в солнце - взмахнуть невидимыми крыльями у самого горячего края и, обжигаясь, лететь вниз, стремительно, разбиваясь на ходу о горечь и боль. - Не ангел, - Кася улыбнется где-то совсем рядом. Мелькнет краем белого платья. - Ты не ангел! - Яцек! Затылок ударяется в стенку грузовика. - Яцек! Приехали! Свет бьет в глаза. Небо было иссиня-черное, как воронье крыло. Изрезанное яркими красными вспышками, как шрамами. С тонкой синей сеткой вен. С ветвистой молнией по краям, пробивающей распухшие и не-подвижные тела туч. - Где мы? - Где-то под Смоленском. Кажется, Катынь. Ноги увязают в болотной жиже. Тяжелые тучи, охая, просачивались друг в друга, переплетаясь необъятными руками и ногами, как борцы, пыхтя и обливаясь по-том, давят на болевые точки, вскрикивая и опускаясь все ниже. - Ведь не могут же убить так просто, пан офицер? Тоненькие березки упираются в глубину утренней синевы. - Покурить дашь? Молоденький солдат смотрит удрученно. Красная звезда на пи-лотке стерлась. - На! Затяжка. Вдох. Не выдохнуть. Сгибаясь пополам от сиплого кашля. Вздрагивающее небо подплывало все ближе. Надвигалось всей своей тяжелой массой и взбиралось по верхушкам деревьев. Тучи угрюмо вздрагивали, морщились и растеклись по темному полотну неба, громко вздохнув и простонав, как от боли. Потому что время отсчитало свои минуты, чеканящие каждый миг где-то в глубине сознания. Расставило точки над " i ", принимая на себя ответный удар, использовало возможности и способности, раздвигая рамки и выдвигая необъяснимые догмы, старательно пряча стареющее лицо и выступившие слезы. Когда, размазывая тушь по лицу, в дождь и ветер, рвущий края плаща, нараспашку только душа. Единственная, усталая и принявшая обет молчания. Кася. Но не больно. Рана одна. Надвое. Натрое. Капли дождя на неподвижном лице. Кася в белом платье. Выдох! Не поверить, что так и не приду в первых числах апреля, к Пас-хе. Что листочки календаря не вспорхнут, испуганные сквозняком из-под двери. Что важно было дожить до Рождества, а дожили только до этой весны. А скворцы опять запрыгают по черным проталинам и по вытаявшему лужку у самой тропинки. Они будут искать что-то в прошлогодней траве, прыгая и поглядывая черными озорными глазами, кажется, даже переговариваясь, взлетая и садясь на ветки берез у края ямы. - У каждого свой Бог, правда, пан офицер? - Держись, солдат! Мы тоже Боги! Ведь никто так и не умер. Еще. - Сколько? Секунда. Две. Не успею вспомнить и забыть сразу же. Ведь незачем больше верить в Бога, насильно встав колени в тесной деревянной каморке, даже не различая за шторой лица священника. - Niech bendzie pochwalony Jezus Chrystus... - Amen!. - Приготовиться! А тучи поворачивают в обратную сторону. Здравствуй! Знаешь, наверное, когда ты прочитаешь это, меня уже здесь не будет. Но мне так хочется успеть проститься. Знаешь, ведь проститься так важно, даже если блокнот вот- вот вырвут из рук, а листочки упадут к ногам тысячами бумажных птиц. - Целься! Ветер подгоняет тучи, наступая на пятки и дыша в затылок. Но они все еще не спешат, медлят, оборачиваются, стонут, охают, протягивают руки и падают. На лицо. И ты даже прошепчешь что-то, заметив это, но я не услышу, потянусь, обниму тебя, и мы будем сидеть так в звенящей тишине весеннего неба… - Пли-и! Небо никогда не было так близко. Прости, ладно? *** Уходи! Поднимай самолет! - Курва-а-а! * Хвала побежденным © Илона Муравскене, 2010 Дата публикации: 30.06.2010 00:30:32 Просмотров: 3671 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииЛюбовь Салимова [2010-07-10 00:21:59]
Илона, не сомневайся, именно так и надо было. Как и все у тебя - прочувствовано до каждой детали, каждого кадра... Поздравляю. Ответить Ольга Питерская [2010-06-30 23:27:48]
Ты все-таки это сделала.
К концу, где о Катыни, сердце зашлось. Написано так, картинками. Кадр - Кася в белом платье, кадр - скворцы, кадр - зашедшийся кашлем от табачного дыма человек, кадр - падающие листки. И все они будто вставлены в решетку, за которой небо. И там, между тучами, мечется падающий самолет. Спасибо, Илона. Ответить |