Шма Исраэль по-русски (Фебелла)

Евгений Пейсахович

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 3740 знаков с пробелами
Раздел: "Фебеллистика"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

- Я парализованный! – кричит в три ночи довольно далёкий от меня сосед.
Пока его не парализовало, он не был таким громким. Его практически вообще не было. А теперь есть. Хотя, всего вероятнее, скоро снова не будет.
Сиделка соседки, снизу наискосок, начинает атаковать меня где-то с полудня. В пять этой самой соседке надо на гемодиализ, без которого ей никак. С ним ей, правда, тоже не сильно как, но она об этом пока не кричит. Мы, во всяком случае, не слышали.
Ну, не суть. Суть в том, что сиделке одной с дивана свою подопечную не поднять и в инвалидное кресло не усадить. Лицом соседка, правда, слегка подсохла от болезней, но внизу слоноподобно раздутая и обездвиженная, поэтому послала за мной.
Первую атаку я отбиваю обещанием прийти. Взамен выслушиваю от сиделки-пампушки подробности соседского подмывания, нервного соседского состояния, сыновней неблагодарности, мужниной капитуляции, бегстве слабой духом прежней сиделки и всякое прочее, мне совершенно ненужное. Вот абсолютно то есть не.
Через час сиделка (в народе, здешнем, зовётся метапелет, сиречь заботница) атакует снова. Соседка думает, что меня для подъёмных работ недостаточно. Договариваемся ещё с парой соседей – медсестрой и ее мужем, который по вечерам тягает штангу. По ходу дела выслушиваем историю о подмывании, неблагодарности, капитуляции, бегстве, состоянии и всём прочем.
Ещё через час заботница приносит мне борщ в пластиковой банке и велит, чтоб я банку вернул. Ей я обещаю вернуть банку, себе – обрезать провод звонка и делать вид, что меня нет. Табличку, в конец концов, можно повесить: «Карантин». Или: «Закрыто на учёт».
Без четверти пять собираемся вчетвером, потом подтягивается ещё один персонаж, смуглый ханурик в вязаной кипе, готовый перед наступлением шабата потягать тяжести ради спасения соседкиной жизни, которую, понятное дело, уже не спасти.
Медсестра со своим атлетическим мужем вздымают соседкино грузное тело и опускают его в инвалидное кресло. Заботница сопереживает, прижимая к изрядной груди пустую пластиковую банку, которую я ей вернул в надежде, что никакого супу она туда для меня больше наливать не будет. Мы с хануриком в вязаной кипе в полной неподвижности изъявляем готовность.
- Женька, женись! – орёт соседка. – А то так вот останешься!
- В любом случае останешься, - утешительно сообщаю я.
- Да, - соседка вынужденно соглашается, но в известные нам подробности, слава хомяку, не вдаётся.
Выезд из её квартиры в лифт напоминает королевский, которого я отродясь не видел, так что прошу считать это утверждение юридически ничтожным.
- Женись, Женька, - повторяет соседка уже в лифте, успокоенная, видимо, безошибочным попаданием в него.
- Мне только потрахаться, - утешительно сообщаю я.
- Вынь руки из карманов! – командует она уже на стоянке, где мы ждём машину, которая наконец-то уже увезла бы ее на гемодиализ. – А то так тебе даже не потрахаться.
- Ну, подрочить, - утешительно сообщаю я.
Заботница увлеченно рассказывает медсестре подробности своей жизни – не могу исключить, что с расчётом на то, чтоб я услышал и оценил. Такая невеста пропадает, таких борщей тебе наварить может, а ты даже рук из карманов не вынул. Подлец. Мерзавец. Ничтожество.
Соседка бдит со своего инвалидного кресла, видит, что я намылился слинять и торопится ещё раз заорать:
- Женька, женись!
Вот ведь, моча хомячья, неуёмная какая. Наверно, думаю я, русскому чего-нибудь проорать перед кончиной – это как еврею «Шма, Исраэль!» прочесть. Не перед самой кончиной – потому что тогда уже сил не будет. А пока хоть какие-то остаются. Да, и банку чтоб пластиковую невесте вернули. А то слиняет гад, и банка тю-тю, ищи-свищи потом.
Провод звонка я обрезал. А на дверную ручку повесил гостиничную табличку: «Не беспокоить».

© Евгений Пейсахович, 2021
Дата публикации: 25.04.2021 13:11:55
Просмотров: 1650

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.