Не татарский плен

Евгений Пейсахович

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 5323 знаков с пробелами
Раздел: "Назидательные новеллы"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

1
Ректор мне так говорил: не татарский же плен. Раз пять повторил. Или семь. Я пытался ему объяснить, что не могу больше. Что это бессмысленно – работать насильно.
Не татарский же плен, - говорил он.
Глаза у него были стеклянно-серые и как будто захватанные пальцами, как бывает с очками.
У ректора я клянчил освобождения. От работы в деревне. Не татарский же плен. Но вообще-то, я его понимал: не будь он говнюком, не стал бы ректором. Я бы, наверно, и сам так хотел – в кабинете с высоченными, в четыре метра, потолками, за столом полированным и в кожаном кресле с высокой спинкой. В центре города, с видом, в высоченном окне с деревянной морёной рамой, на оперный театр за густо-зелёным, жёлтым или заснеженным сквером. А костюм какой. А галстук. А секретарша. Пожилая, правда. Так и он не молоденький был, вполне себе в возрасте дядька. Секретаршу я бы себе помоложе взял. Пригрел бы какую-нибудь сироту с четвёртым номером сисек. А оборванцам, которые в деревне работать не хотят, говорил бы успокоительно: не татарский же плен.

2
В деревне каждую неделю кого-нибудь хоронили. Несли открытый гроб, за гробом несли крышку, за крышкой шли сосредоточенные на своём горе родственники, а за ними – трое или четверо условных музыкантов. Их трубы, барабан и тарелки к нему хранились в бревенчатом деревенском клубе. И не успевали запылиться. За музыкантами влачилась неровная цепь тех, кто не успел умереть.
Не то чтобы меня эти процессии здорово удручали. Я не поэтому оттуда сбежал. Я сам не знаю, почему сбежал. Может быть, потому что мне не хотелось ходить в сапогах по грязи.
Ходить в сапогах по грязи – в этом было преодоление.
Голенища шоркали друг о друга, и грязь чавкала, всасывая и всасываясь. Старалась приклеить к себе. Но ты шёл. Преодолевая.
Перед домом, где мне дали комнату, положили асфальт. Укатали. Он высох, стал с виду надежным, уютным. Обещал незыблемую твёрдость. Можно было дома пить чай и смотреть в окошко на асфальт. Очень, правда, недолго. Недели не прошло, как на него сдуру, обманутый видом, заехал груженый камаз. И провалился в грязь вместе с асфальтом. Его вытягивали гусеничным трактором.
От асфальта остался гравий, утонувший в грязи, и бесформенные угловатые ошметки.
Натужный рёв камаза и жесткое тарахтенье трактора были музыкой преодоления. И однообразные звуки похоронного марша, тягучие и густые, - тоже.

3
Должностью завуча в двухэтажной школе из потемневшего красного кирпича изнуряла себя пожилая географичка Олимпиада Иосифовна. Дети звали ее Олимпиада Восемьдесят.
Она поймала меня на перемене в тесном коридоре, прижала к стене, оцепенела от собственной смелости и желания справедливости и пробубнила, срываясь на шёпот:
- В четверг к вам приходил Сергей, и вы выпили с ним бутылку водки.
Сергеями в этой деревне звали половину мужиков. Ко мне постоянно кто-нибудь приходил. На водку я из-за них уже смотреть не мог.
- Болеете? – сочувствовали мне мои десятиклассники на первом уроке.
- Ммм, - утвердительно мычал я, озаряя тесное пространство класса непреклонным водочным перегаром.
- Возможно, - кивнул я Олимпиаде Восемьдесят.
- И вы назвали Василия нехорошим словом, - осуждающе сказала она.
Ее крашенные в черный цвет и тщательно завитые волосы трепетали, будто на ветру, хотя никакого сквозняка в коридоре не было.
- Сантехник? – уточнил я. – Или экспедитор? Строитель еще есть. Серёга тоже. Каждые выходные бухает по-чёрному. Хороший парень.
- Ваш ученик, - сказала она. Голос у нее тоже трепетал, как букли на сквозняке, которого на самом деле не было.
- Полуянов что ль? – снова уточнил я. – Я с ним не пил. Вы что-то путаете.
Точнее было бы сказать – я с ним не пил в четверг. Мои ученики тоже заходили ко мне. И тоже пили водку. Мне казалось – лучше пусть пьют со мной. Все-таки под присмотром.
- Шмаков Василий, - сказала Олимпиада Восемьдесят.
- И с ним не пил, - твердо отрекся я.
- В четверг к вам приходил его старший брат, Сергей, и вы выпили с ним бутылку водки, - она никак не унималась, а я не мог понять, чего она так разволновалась.
- Ну, Серега, - кивнул я. – Так он и есть сантехник.
- И вы назвали Василия нехорошим словом, - ее потряхивало от желания справедливости.
- А ну да, - вспомнил я. – Распиzдяем.
У Олимпиады на дряблых щеках появился багрово-фиолетовый румянец. Возник. Из глубин подсознания.
- Да он нормальный парень, - я поспешил успокоить ее. – Просто ему всё глубоко до... Извините. Он будто знает чо-то такое, чего мне не постигнуть. Вроде, я ему должен спасибо сказать, что он меня терпит. Меня это злит. Потому что он прав.
- А пьяный Сергей сказал матери, - Олимпиада скорбно сжала губы. – Что учитель назвал Василия этим словом. И мать побила Василия.
- О господи, - вздохнул я.
- Директору я рассказывать не стала, - сообщила Олимпиада.
- Да хоть министру просвещения, - я аккуратно отодвинул ее от себя и ушёл, вздыхая и шаркая подошвами черных дешевых ботинок по вытертым крашеным доскам пола.

4
Я удивлялся глупости сантехника Сереги. Мне было жалко Ваську, широколицего, широкоплечего, всегда равнодушно спокойного.
- Вась, - сказал я ему на уроке. – Ты меня извини. Я ж понятия не имел...
Он взмахнул ладонью, не отрывая локоть от парты. Неуклюжий. Всех простивший.
Вечером он зашёл ко мне. Мы молча распили бутылку водки.
Не татарский же плен.

© Евгений Пейсахович, 2020
Дата публикации: 07.10.2020 17:32:31
Просмотров: 1662

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Отзывы незарегистрированных читателей

Борис Привороцкий [2020-12-23 17:15:07]

А дело, видимо, было в Грязнухе?

Ответить

Евгений Пейсахович [2020-12-23 17:17:34]

Вот ведь, а!.. Живой... Быть не может. Дай я тебя потрогаю