Когда я еще верил...
Геннадий Лагутин
|
Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни Объём: 6517 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Рассказ Я мог бы поклясться, что не терял сознания. Хотя…Я все же испытал то состояние притупления чувств, которое охватывая человека, ограничивает его возможность сопротивляться, хотя бы инстинктивными движениями, нелепо медленными. У боксеров это называется «грогги». Только что в кабинете высокого чиновника меня известили, что в моих услугах больше не нуждаются, подсунули на ознакомление и подпись зловещую бумагу. Сорок с лишним лет отданные любимому делу, завершились лицемерным состраданием чиновника и моей подписью под уведомлением. Всё! Занятый работой, вечно в движении и хлопотах, я забыл свой возраст, никогда не вспоминал о нем. Мне напомнили…Вернули к реалиям. Я стоял на шумной улице около дверей учреждения, где только что на моей дальнейшей жизни поставили жирный крест и не знал, что делать? Куда идти? Все тело болело, словно меня избили…Тупая, ноющая боль. Думаю, что не испытав этого, никто не может представить себе мучительные усилия в течение то ли долгих, то ли кратких мгновений обрести, наконец, возможность мыслить и управлять своим телом, ставшим вдруг неимоверно немощным и слабым… Было уже это, когда-то было… Тогда я почти не почувствовал полученных ударов. Они были восприняты мной сквозь гул, медленно расплывающийся в голове. Этот проклятый гул был единственным источником моего падения. Это он спутал все мои мысли и сделал так, что прежде чем поднять руку, я должен был с усилием думать о том, что ее надо поднять. Тогда я упал, вполне сознавая, что падаю. Сначала, лежа на полу, я чувствовал себя почти хорошо, хотя гул в голове продолжался. Я открыл глаза, злясь, что упал. В голове звенело. От этого звона у меня совсем помутилось в глазах, и я мог сообразить, что находится надо мной. Но в конце концов я понял. Это были ноги. Много ног. Одетые в темное. Они были по обе стороны моего тела. Сосредоточившись на одной паре ног, я рассмотрел, что они поднимаются вверх, неподвижные и напряженные, соединяясь в одной точке, там, где блестела металлическая пряжка пояса. А над ними, еще выше, было лицо. И глаза, внимательно изучавшие меня. И удовлетворенно улыбающийся рот. Я опять закрыл глаза. Дрожь пробежала по моему телу, но гул в голове стал ослабевать. Из беспорядочного он сделался ритмичным, как пульсация. Я снова открыл глаза, когда этот тип и другие ушли. Ушли радуясь, что меня действительно здорово избили. Просто так. Потехи ради, потому что я не делал им ничего плохого никогда. Развлеклись… Я ворочался на земле, как раздавленный червяк, а проходившие мимо люди, смотрели на меня, как-то особенно, видя во мне существо постороннее, ничтожное, чуждое и еще невесть какое! Я не посмел отбиться от этих типов – их было слишком много. И воплощали они слишком многих. Чувство жалости им было неведомо. Всё что в них преобладало, это гордость силы и высокомерия. Так же не смог ничем я ответить чиновнику. За ним стояли слишком многие. Везде одно и то же. Даже те, которые изображают себя гуманными, придерживаются лишь нейтральной позиции. Бывает, что они общаются с такими, как я, но только тогда, когда это им нужно. Они окружили себя стенами запретов. И если кто-нибудь из нас приближается к этим стенам, они защищаются тогда своими мерзкими методами. Уж я-то знаю это лучше чем другой! Я не мог сейчас показаться дома, сообщить жене новость, которая оглушит ее. Она не заплачет, нет. Просто на глазах постареет. Этого я не мог вынести. Мне нужно было куда-то деть себя. Отдышаться, почувствовать себя вновь человеком. И очень хотелось есть. Безумно хотелось. До диких болей в желудке. Неподвижно сидя на стуле, она смотрела, как я ел. В глазах ее было что-то странное. Только не жалость и сострадание. -А почему ты сама не ешь? – спросил я. -А я не голодная, - ответила она. – Если хочешь, я вскипячу тебе чаю. -Не хочу! Что-то толкнуло меня изнутри, я не смог сдержать порыва и обнял ее. Она осторожно шевельнулась, когда я уткнулся головой в ее грудь. Я чувствовал, как ее шершавые пальцы робко касаются моего лица. Потом она поцеловала меня в голову. -Ты какой-то не такой как всегда. Что с тобой случилось? Голос ее звучал не так, как обычно. Я не мог вспомнить, когда последний раз слышал такое его звучание. И слышал ли вообще когда-нибудь. -Тебя побили? Скажи мне, они побили тебя? Кто это сделал? -Нет, меня не били. -Но они что-то сделали с тобой, сделали? Ты рассердился на них? Я не хотел отвечать, но вдруг неожиданно для самого себя заговорил. -Они разрушили все, они отняли все, они не хотят… Она замерла, с грустью глядя на меня. -Не хочешь рассказывать? Нет? Нет, я не расскажу. Не для этого я пришел сюда. Я не хотел ничего в ней разрушать. Она жила в своем времени и я не хотел разрушать его. Я расскажу обо всем своим детям. Я скажу им правду, об этой лжи, обо всей этой лжи, которая именуется Жизнь. Пусть они сами испытают горечь от крушения иллюзий Юности и Веры, построенных на лживости одной Надежды. -Ты дрожишь. Ты или испуган, или очень сердит, или еще что-нибудь…Правда, ты весь дрожишь… Она была права, потому что женщины очень редко бывают неправы. Но это все равно ничего не меняло. Разве мог я рассказать о том, что тот чиновник обещал мне достойную работу и не выполнил своего обещания. Обманул. Я ничего ей сейчас не расскажу, и точка. Может быть потом… Да, и что это могло бы изменить, если подлость, грязь, нищета теперь явятся ко мне? С другими подробностями, в других положениях, под другими названиями… Но…кто знает? Почему не поверить? Почему не поверить, что могут произойти какие-то изменения к лучшему? -Я скажу. Они меня побили. -Кто? Но это еще не все? Ты дрожишь… -Да, это еще не всё! Это даже почти ничего по сравнению с остальным…Они сделали из меня ничтожество и добились того, что я сам почувствовал себя таким. Вот это правда. Ты хочешь знать, как они это сделали? Просто говорили со мной свысока! Все обрушилось на меня и обрушилось не постепенно, не медленно, потому что тогда бы я этого не заметил…Обрушилось внезапно, с мучительной болью внутри меня, и рушится, и рушится, и рушится еще… -Наверное, мне лучше было бы ничего не спрашивать у тебя… Она обняла меня. Мы долго молчали и я не знал, кто из нас дрожит, она или я…Мне виделись сейчас язычки пламени, как будто я давно смотрел на них. Излучаемое ими тепло приятно окутывало нас, пока они извивались в пурпурном удивительном танце. Я перестал смотреть на них и сказал: - Мама… Её пальцы были шероховатыми, но теплая шея источала запах далеких прекрасных лет… Тех лет, когда я еще верил. © Геннадий Лагутин, 2010 Дата публикации: 04.06.2010 18:39:10 Просмотров: 2532 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|