Дикий Демон IV

Юрий Леж

Форма: Повесть
Жанр: Фантастика
Объём: 39485 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Окончание повести.

IV
Минипринтер, прошуршав едва слышно, высунул язычок узкой бумажной ленты с результатом подсчета, будто подразнился блеклыми синими циферками. Некта небрежно оторвала листок, подложила его сверху на маленькую стопочку бумаг с печатями и росписями – первичных документов – заблаговременно подсунутых в степлер и отчаянно, в сердцах, ударила по агрегату сверху. Хрясь-чмок! Теперь следует отнести скрепленные бумаги на стол заведующей сектором, сводящей данных с полутора десятков рабочих мест, а больше – наблюдающей, чтобы бухгалтера не отлынивали от работы, и взять со стола «входящих» очередную порцию накладных и счетов на уголь и акты списания топлива. Опять просуммировать итоговые числа, прикрепить ленту расчетов и – начальнице, которая непонятно зачем здесь нужна, все равно все данные девушки вбивают в допотопные компьютеры, больше похожие на гробы забитые вековой пылью, чем на настоящие вычислительные устройства, но тем не менее, объединенные в некую общую бухгалтерскую сеть.
Озлобленно, с силой оттолкнув из-под себя старенькое разбитое кресло на колесиках, Некта встала и, прихватив скрепленную пачку бумаг, двинулась по длиннейшему проходу между выстроенными лицом к дальней стене столами, за которыми, кто с полным вниманием к делу, кто кое-как, спустя рукава, трудились многочисленные сотрудницы всех возрастов – от далеко запенсионного до совсем юного, как у самой Некты.
И так – каждый день. С девяти до шести, с перерывом на обед в плохонькой, грязноватой столовке с убогим ассортиментом из малюсеньких котлет, люля-кебаба и рыбы по четвергам, с гарниром из плохо очищенной картошки, непромытого риса или сорной гречки. С восьми до десяти вечера непременные танцы на дискотеке под визгливую клубную попсу, от которой у Некты в первое время, пока не привыкла, уши сами собой сворачивались в трубочку. С десяти до полуночи просмотр телевизора – бесконечные ток-шоу с крикливыми, наглыми и бесцеремонными ведущими, глупые слащавые комедии и мелодрамы с одними и теми же актерами и актрисами в заглавных ролях, ежеминутно прерываемые всевозможной убогой рекламой женских прокладок, дорогих авто и прокисшего еще до завоза в магазин пива. Потом – сон, хочешь ты того или нет, до восьми утра; душ, ленивое, но обязательное нанесение «боевой раскраски» на лицо и – за стол, к бесконечной веренице документов: накладных, счетов, актов списания…
По пятницам рабочий день сокращался на час, за это время позволительно было выпить чего-нибудь не очень крепкого и не очень много в баре рядом с помещением бухгалтерии, а потом дискотечное уныние разбавлял мужской пол, с отдельными индивидуумами можно было уединиться в ущерб телевизионном забавам в своей же микроскопической квартирке из единственной комнаты и пятиметровой кухни, совмещенной с душевой и туалетом. Ох, иногда хотелось, чтобы этих заунывно однообразных партнеров, с непременной розочкой в целлофановом кульке, шоколадкой, парой разовых бокалов и бутылкой дешевой шипучки под маркой «шампанского», вовсе не было, настолько предсказуемы и тоскливы были их последующие действия, начиная от деловитой улыбки за крохотным столом на кухне и заканчивая обязательно завязанным презервативом в мусорном ведре… и за всю неделю – всего лишь одним, как у запрограммированного кофейного автомата в дальнем углу помещения бухгалтерии.
Ежемесячно, видимо, как неполноценная замена зарплате, вместо бара открывал свои двери «секонд хенд», где на начисленные по неизвестному принципу, скорее всего, генератором случайных чисел, баллы можно было отовариться ношенной блузкой, старенькими трусиками, чужой, в выведенных пятнах от кетчупа, юбкой. И хотя Некта и при жизни не была никогда брезгливой, донашивать за кем-то нижнее белье и старомодные туфли было для нее неприятно… до тех самых пор, пока девушка не сообразила – бэушность выдаваемых, «на ура» расхватываемых товарками по конторе, вещей каким-то образом делается, творится специально.
Ну, и как премия для коллектива, раз в квартал персонал посещал распродажи дешевой косметики, дезодорантов, чулок и спортивной обуви, после чего пару недель щеголял в одинаковых кроссовках, распространяя вокруг себя идентичный запах какого-нибудь простенького шампуня.
Кто сказал, что Ад – это раскаленные сковородки, запах паленого человеческого мяса, острые иглы под ногтями, высунутые синюшные языки и выпученные тусклые глаза бесконечных висельников? Нет, иногда настоящим Адом может стать занудливая бухгалтерская работа с девяти до шести, ограниченный круг общения, строгий режим и предписанные, ни на йоту не изменяемые годами развлечения. И хотя Некта отлично понимала – разумом, не душой – что предназначенное ей наказание и есть уже само по себе максимально мягкое, практически и не наказание вовсе после шестнадцати… нет, все-таки – двух-трех разгульных лет её первой, истинной жизни, что таким образом высший бес просто держит свое бесовское слово, легче от этого не становилось, тем более, что любые попытки хоть немного нахулиганить, побезобразничать, исключительно для разнообразия, решительно и жестко пресекались с загадочным, но сулящим мало хорошего отсчетом: «Первое замечание, второе замечание, первое предупреждение, третье замечание…», а кары, скорее всего, в виде ужесточения режима обрушивались причудливым образом на соседок по столам, ухитрившихся накоротке сойтись с протеже одного из иерархов Преисподней. Потому уже в скором времени Некта перестала даже пытаться буянить, чтобы не подставлять своим поведением под удар невинные души, а предпочла полной чашей испивать собственное наказание, вот только счет времени пребывания в адской бухгалтерии девушка потеряла, пожалуй, уже через пару-другую лет изнуряющей скуки после возвращения из отпуска, сменив статус «неживой, но живущей» на «пребывающей в муках грешной души».
Вот и сейчас, шествуя по проходу между столами, нарочито отчаянно виляя тощей задницей, пристукивая низкими, чуть стесанными каблучками разношенных кем-то туфель-лодочек, Некта готовилась небрежно, с этаким дерзким бессмысленным фрондерством метнуть скрепленные бумаги на стол заведующей сектором – тетки не вредной, но очень уж озабоченной аккуратностью и своевременностью исполнения возложенных на нее не хитрых обязанностей – чтобы потом развернуться лихо, со взлетом юбчонки аж до пояса, и пройти к заваленному бумагами столу «входящих», на котором – в правом уголке – её ждала небрежно скомпонованная кипа очередных накладных и счетов… и в этот момент стена между двумя бухгалтерскими столами по правую руку от Некты вздулась мыльным, переливающимся всеми цветами радуги, пузырем и звонко лопнула, окатив сидящих поблизости женщин веселыми цветными искорками, а в проходе объявился небольшой, едва по плечо невысокой Некте, лохматенький бесенок с энергичным, забавным хвостиком, помахивающим пушистой кисточкой на конце, блестящими глазками-пуговками, как у плюшевой игрушки, детским, мультяшным, розовеньким пяточком-носом, забавно мелькающим среди бурой шерстки на лице.
– Грешная душа, именуемая Мариной-Нектой? – важно вопросил-вызвал лохматенький, деловито подбоченясь и оглядывая просторный зал, заполненный столами, бумагами, мерцанием компьютерных экранов, с таким видом, будто и не подозревает вовсе за кем его послали.
– И чего? – от неожиданности вызова – ой, неужели! – девушка едва не выронила бумаги из рук.
– Прошу, васятельства… – сюсюкнул бесенок и картинно изогнулся в поклоне, даже ножкой шаркнул от чувств-с, мохнатой лапкой указывая прямиком на стену, в которой завихрилась, образовалась непонятная дыра в человеческий рост, наполненная разноцветными мыльными пузырями, которые, хоть и бурлили внутри, наружу, в помещение бухгалтерии, показаться не смели.
– Эх! – вскрикнула от неожиданно навалившегося ощущения близкой свободы и собственной кому-то нужности Некта и резким жестом запустила к потолку до сих пор сжимаемые в руке сшитые тонкой металлической скобкой бумаги. – Веди, лохматый…
… и не раздумывая шагнула первой в переливающийся хаос в стене, чтобы очутиться – в несколько театрализованном, но очень реальном, живом крестьянском дворе века этак восемнадцатого, не раньше.
У бревенчатой массивной стены, видимо, изображающей амбар, была установлена парочка козел – простых толстых бревен, положенных на крепкие распорки, похожие на косые андреевские кресты. Животом на бревнах, со связанными внизу руками, но свободными ногами, лежала парочка обнаженных тел – одно явно юношеское, мальчишечье, второе – девичье, как смогла рассудить лишь по торчащим пухлым задницами Некта. По обе стороны от тихо, с переливами, постанывающей, подвывающей на козлах девицы стояли здоровенные бородатые мужики в армяках, зипунах – ну, или как там еще называли эти длиннополые пальто-непальто в те далекие времена? – в лаптях на крепких мощных ногах, с длинными плетками, которыми они поочередно охаживали уже покрасневшую от ударов спину и попку неведомой девицы. Пороли её неторопливо, без какой-то злости и остервенения, так, как просто положено пороть раз в неделю для порядка и почитания. Еще один, похожий, как близнец, мужик подтащил ко вторым козлам деревянную бадейку с водой и опрокинул ледяную жидкость на сомлевшего, видимо, от плеточных ударов мальчишку, который тут же встрепенулся, приподняв голову. Неподалеку от стены возвышалось массивное, крепкое, будто вросшее в землю кресло, на котором восседала женщина лет сорока в старинном платье с открытыми плечами, низко опущенным лифом, пышными юбками. Красивое лицо женщины то и дело искажали судорожные гримасы, отражающие, видимо, все её чувства к происходящему – от грозного: «Дайте срок! Всех запорю!» до жалостливо-просящего: «Помилосердствуйте, нельзя же так…»
– Дальше, дальше, дальше… – едва заметными, можно сказать, воздушными движениями подпихивая Некту к бревенчатой стене проговорил, да что там, пропел бесенок за спиной.
– А это?.. – не поленилась обвести рукой неожиданную сцену, возникшую за стенами бухгалтерии, сопровождаемая лохматым агентесса.
– Ах, это… барыня-с… любила крепостных своих пороть дел не по делу… шибко так любила, – пояснил лохматенький, приноравливая свою речь к увиденной эпохе. – Да и детки её, как в возраст-то только вошли – тоже полюбили глядеть на такое… чтобы, значит, в кровь, да до смерти… ну, грешные-то, живущие которые, их сами собой наказали, матку-барыню – в монастырь, значит, грехи отмаливать, детишек тоже куда-то пристроили… да только у нас же свой суд, вот и порют теперича деточек на глазах-то матери… может, за Вечность-то и вразумят…
– Ох, ты… – только и успела произнести Некта, как бесенок ловко щелкнул кончиком хвоста по стене, открывая проход в следующий зал…
…точную копию пустынного переулка где-нибудь в Чикаго двадцатых годов, именно так представляла себе Некта этот город во времена «сухого закона», бутлегеров и становления ставшей позже знаменитой американской мафии: чугунный фонарь на углу, яркая вывеска бара над тяжелой, низенькой дверью, аккуратный, но замусоренный фантиками и папиросными окурками тротуар, и одинокая фигурка под фонарем – в короткой юбочке, черных чулках, на высоких, ломающих ноги каблуках закрытых туфель… рот в яркой, броской, кроваво-красной помаде, глаза густо обведены тенями, как у грустного кукольного Пьеро… нечто этакое – декадентское, грустно сосредоточенное, убийственно скучающее… то ли нанюхавшееся кокаина, купленного в соседней аптеке за раздвинутые перед аптекарем ножки, то ли выкурившее пару папиросок со сладко пованивающей марихуаной, привезенной бой-френдом из далекой Мексики, где, говорят, эта трава растет в каждом пеонском огороде… Откуда-то издалека доносилась невнятная меланхоличная музыка – блюз? – изредка сменяющаяся бравурными аккордами банджо…
– Ч…ш...ш… – упредил вопрос Некты бесенок смешно прижав лохматую лапку ко рту. – Только шепотком, васятельство, услышит – жизни не даст…
– И давно она так стоит? – понизив голос поинтересовалась агентесса.
– Да сколько помню, так у столба и скучает, – пояснил нечистый. – Ни друзей, ни клиентов, вообще, ни одной души вокруг… видать, при жизни уж шибко многие её окружали, не давая скучать… хотя – кто ж знает, как оно было…
Про грехи, за которые упокоившаяся душа была наказана вечным стоянием у городского столба в ожидании неизвестно чего, Некта спросить не успела, поторопившийся бесенок, видимо, уже не раз сталкивающийся с неведомой грешницей, ловко открыл кончиком хвоста двери прямо в кирпичной стене американского бара.
И в ноздри ударил запашок загнивающей стоячей воды… по самому краешку бесконечного болота, увязая в грязи, хлюпая сапогами, по щиколотку в воняющей жижице, к огромным гранитным валунам, разбросанным когда-то отступающим ледником, сейчас прикрывающим собой высоченные сосны, брели странные, толстенькие, пузатые солдаты с напряженными, покрасневшими от натуги и усталости лицами, покрытыми обильным потом. Видно было, что даже простое пешее перемещение по болоту дается толстякам нелегко, но тут из-за валунов, с хорошо оборудованных позиций, ударили пулеметные очереди, и странные солдаты один за другим стали валиться в мокрую грязь под ногами – кто с пулей в толстеньком брюшке, кто – сберегая собственную драгоценную, как бы, жизнь… истошные крики перепуганных людей, хлесткий звук пулеметной стрельбы, попытки кое-кого из приземлившихся толстяков открыть ответный огонь из старинных «калашей» с облезлыми деревянными прикладами – все смешалось в круговерти боя…
Кто-то из пузатых солдат пытался ползти вперед, прихватив за ремень окунувшийся впопыхах в болотную воду автомат, кто-то замирал на месте в бессильном и беспомощном ожидании обреченного, кто-то пятился, подобно раку, приподнявшись на четвереньки, лишь один, как успела заметить Некта, откровенно вскочил на ноги и бросился прочь от отгрызающихся пулеметным огнем валунов – до некой невидимой, судьбой обозначенной отметки, на которой и получил в жирную дряблую спину пяток пуль, раскрасивших хаки гимнастерки кровавыми пятнами…
– Генералитет, – хихикнул, удовлетворенно потирая лохматые лапки, бесенок, и Некта только сейчас сообразила, кого ей напоминают пузатые, краснолицые солдатики – еще в первой своей жизни она пару раз видела таких вот, правда, с лампасами на тщательно отутюженных денщиками брюках, с большими звездами на погонах, а бесенок, не удержавшись, гордый, будто сам, лично, все это придумал, пояснил: – Из тех-с, что солдатские души зазря губили без зазрения совести: по пьяни ли, по глупости, по трусости или незнанию… вишь, как много таких набралось…
– И надолго, – задумчиво отметила девушка с каким-то внутренним удовлетворением.
– Ну, им еще после этого штурма часа два-три строевых, а потом – до утра – сортиры чистить, ну, а с восходом солнца опять в атаку…
Бесенок не успел толком закончить свое разъяснение, как в опасной близости от них взметнулись фонтанчики грязи, похоже, даже самим обитателям Преисподней не рекомендовалось задерживаться у болота надолго… и лохматенький чуть испуганно хлестнул хвостиком по остаткам непонятной бетонной стенки…
«Из бухгалтерии – к генеральному директору или даже Председателю Совета Директоров», – мелькнула у Некты прижизненная ассоциация при виде просторного светлого кабинета, оборудованного по последнему писку моды в стиле «техно» не слишком неудобными, угловатыми столами, заполненными разных размеров мониторами, переливающимися сочными заставками, невнятными таблицами и графиками, какими-то трехмерными картинками… за главным столом, заваленным самыми разнообразными документами – от стандартных писчих листов А-4 до древних папирусов и нанизанных в связку тонких дощечек с выцарапанными на них то ли рунами, то ли иероглифами – возвышался Иерарх в привычном темно-шоколадном костюме, при галстуке все с той же рубиновой заколкой, с озабоченным лицом, опаленным вечным огнем Преисподней и будто вырубленным из багрово-красного гранита.
«Не забыл!» – бухнуло в легкой эйфории сердчишко девушки, а лохматенький сопровождающий уже подвел её к стоящему отдельно длинному столу для совещаний, украшенному прозрачными, отключенными мониторами, установленными перед каждым стулом, лихо, будто занимался этим ежедневном, помог усесться лицом к Иерарху, продолжающему быстро и деловито перебирать разномастные документы, иногда прилагая к некоторым из них дьявольскую печать, оставляющую огненно-кровавый след раздвоенного копыта. Казалось, высший бес просто не замечает присутствия посторонних, но… едва колыхнулась стена кабинета, пропуская внутрь новых посетителей, как Иерарх, не подымая головы от бумаг, рявкнул, забивая слух грешных душ дьявольским басом:
– Заставляешь себя ждать! Тридцать лет у выгребной ямы!
«Ого! Не в настроении, что ли?» – подумала Некта, заметив, как сопровождающий совсем молодого парнишку хиловатого телосложения с длинными и густыми каштановыми волосами по самые плечи, лохматенький бесенок сморщился, будто проглотив целиком, с кожурой и семечками, лимон и медленно, нехотя, растворился в воздухе – видать, прямо из кабинета отправился отбывать назначенное наказание. Оглянувшись, девушка своего сопровождающего не заметила, видимо, он благоразумно решил скрыться с начальственных глаз еще раньше.
– Садись! – махнул рукой Иерарх мальчишке, и тот осторожно, с какой-то странной, неестественной опаской пристроился на краешке стула напротив Некты, спиной – так уж получилось – к высшему бесу, но тут же, пытаясь исправить положение, заерзал, разворачиваясь… агентесса успела заметить умилительные ямочки на нежных щеках и пушистые густые ресницы вокруг желтовато-карих, табачного цвета, глаз.
«Эх, кому-то все, а мне – как всегда, – завистливо подумала агентесса. – И зачем мужику такие прелести?» Сама она густотой ресниц, бровей и волос не отличалась, да и цвет их оставлял желать лучшего, лишь чисто символически именуясь светлым.
– Начнем…
После сказанного Иерархом слова современный кабинет будто уменьшился, стал темнее, уютнее и камернее, а сидящий в отдалении высший бес – приблизился к своим визитерам едва ли не вплотную, оставаясь при этом на своем месте.
– Ты у нас, Некта, сущность известная, – начал высший бес постановку задачи. – Потому никаких предисловий не будет. В неком Отражении имеется грешная душа, которая в любом случае через какое-то время попадет к нам…
Это была стандартная формула, почти заклинание, с которого едва ли не всегда начинались любые разговоры о мире живых и грешных между бесами и их подопечными. Но вот дальше…
– В том Отражении сейчас сложилась неприятная для нас ситуация. Местную Жанну Д’Арк вот-вот, на неделе, а может, и на днях, убьют – то ли отравят, то ли зарежут во сне, а может, просто подстрелят из арбалета. Надо – или предотвратить убийство и помочь Деве в войне, или… занять её место и довести до логического конца начатое дело, исполнить, так сказать, предназначение. Подбирать исполнителей из того времени – некогда, да и сложновато, честно говоря, – Иерарх хмыкнул, будто вспоминая о чем-то, известном лишь ему одному. – Люди в прежние эпохи – искренне верующие, с ними работать приходится долго и нудно, убеждая кнутом и пряником, показывая разные метафизические фокусы. А ты, Некта, кажется, неплохо справлялась со всяким там рыцарством, благородным дворянством, простыми кнехтами и стражниками и в Монсальвате, и в Черном Лесу.
– Понятно, экселенц, – кивнула агентесса, но, на всякий случай, повторила задание: – Спасти местную Деву, помочь ей освободить страну от иноземных захватчиков, не дать инквизиторам сжечь девчонку… или все тоже самое сделать вместо нее… разумеется, не дав убить или сжечь себя…
– Но… но на это может потребоваться целая жизнь… – неожиданно влез в разговор красивый мальчишка, до сих пор сидевший тихо, затаив дыхание, как мышонок перед огромным сытым котом, изо всех сил убеждая себя, что его просто не замечают.
– А тебе больше нравится компания педерастов-любителей, в которую тебя определили после смерти? – захохотал, будто громом громыхнул, Иерарх.
– Нет.. нет.. что вы… – забормотал смущенно мальчишка, густо покраснев, боясь теперь уже поднять глаза и на Некту, инстинктивно скрестив ладони у себя на пояснице, будто прикрывая попку.
Агентесса невольно фыркнула в кулак следом за высшим бесом, правда, стараясь, чтобы её смех не был так заметен мальчишке.
– Кстати, Некта, – соизволил, наконец-то, познакомить присутствующих Иерарх. – Это Валерик, при жизни очень интересовался тем самым периодом истории, куда вы направляетесь, даже, кажется, диплом планировал писать на эту тему, ну, еще, поговаривают, что занимался фехтованием, так что, получается – постоять за себя сможет и такой уж тяжкой обузой не будет…
– Хорошо, экселенц, учту, – согласилась Некта и тут же припомнила рассказы Симона, которого, честно говоря, ожидала увидеть здесь на месте этого красивого мальчишки, страдающего в Преисподней от содомитов. – Надеюсь, командировочные ты нам не на бумаге выпишешь?
Иерарх снова захохотал, но теперь добродушно, без ехидства и злобы, похоже было, присутствие и готовность к работе Некты привели его в хорошее расположение духа.
– Держи…
На столешницу, необъяснимым образом переместившись из рук беса, плавно легли два темных, невнятно прорисованных образка с неразличимыми ликами неизвестных святых, размерами примерно в четверть ладони, выполненные, как бы, на деревянных, потемневших от времени дощечках. К образкам крепились белого металла, но явно не серебряные, крепкие цепочки.
Некта взяла в руки ближайшую к ней маленькую нательную иконку, перевернула – на тыльной стороне вспыхнул кровавым светом и тут же погас след раздвоенного копыта. Девушка повесила командировочное удостоверение себе на шею и вытянувшись над столом, толкнула в плечо своего будущего напарника, мол, делай, как я.
– Подробности по текущей обстановке, а так же довольствие получите у моего помощника, а теперь – работать, всем… – Иерарх взмахнул рукой, не дожидаясь, пока Валерик проденет голову в металлическую цепочку и тут же казавшиеся незыблемыми стены, канцелярская мебель в стиле «техно», многочисленные мониторы на столах начали деформироваться, поплыли, как плывет кусок воска под яркими горячими солнечными лучами, черты лица и фигура беса исказились, будто по ним прошла широкая волна…
И в ту же секунду, ничего толком не поняв и не успев почувствовать, Некта и Валерик оказались сидящими в удобных кожаных креслах, в некой просторной приемной, разгороженной на две неравные части невысоким, до пояса, деревянным барьерчиком с узкой калиточкой в нем. И через эту калиточку моментально, вьюном, протиснулся очередной бес, вернее сказать – полубес, полубесенок – очень уж в нем смешались отличительные черты, как человекообразного «большого» , высшего беса, так и маленьких шустрых бесенят, сопровождавших Некту и Валерика на аудиенцию к Иерарху. Морщинистый невысокий лобик цвета старой меди, роскошные кудрявые бакенбарды, переходящие в небольшую, такую же кучерявую бородку, едва различимый среди этих зарослей тонкогубый рот, пронзительные, жгущие до глубины души, черные глаза, почти человеческие руки, потрепанный, но все же конторский костюмчик вместо густых зарослей шерсти.
– Вот они какие, наши новые герои… – не глядя, затарахтел полубес привычный, затверженный наизусть монолог, но тут же осекся и махнул рукой, слегка поросшей шерсткой. – Ладно, давайте без преамбул, раз тут у нас не новички… пойдемте в «Уютный уголок», там посидим, все детали обсудим, а то здесь, в казенной обстановке, и мысли какие-то казенные, и слова такие же получаются…
Полубес щелкнул кончиком хвоста по стене и широким жестом предложил Некте и мальчишке проследовать первыми в открывшийся за стеной маленький, уютный, полупустой зальчик совсем не по-преисподнему скромного ресторанчика.
– Ну, уж нет, – перехватила инициативу агентесса, хватая за рукав ветровки своего напарника, уже сделавшего первый шаг. – По кабакам и трактирам мы еще успеем насидеться, а сейчас – сопроводи нас в оружейку, пожалуй…
– Как же так? – удивленно оглянулся полубес, кажется, чуть ли не впервые в его практике грешные души отказывались от дармового угощения и общества коренных обитателей Преисподней. – Ведь это не ради разгула и безобразия, а для делового разговора… ну, и, в конце концов, горло промочить тоже иногда надо!
– Чтобы промочить горло, прихвати с собой бочонок бургундского, – смилостивилась Некта. – Вот только не вздумай записывать его на наш счет, знаю я вашу нечистую породу, шельма на шельме…
Полубес обиженно засопел, но тут же спохватился, взял себя в руки и через открытый по-прежнему проход в ресторанчик затребовал «на вынос» пятилитровый бочонок красного, три кубка и сыр, что и получил буквально мгновенно, быстро передав вино, закуску и посуду ошеломленному Валерику, и тут же открыв хвостом совсем иную дверь.
В темном, сводчатом, уходящем куда-то в бесконечность, выложенным старым, замшелым кирпичом подвале – было на что посмотреть. Вдоль стен на специальных крючьях, деревянных полированных подставках, развернутых прямо на полу тряпицах висели, стояли, лежали кольчуги, цельнометаллические панцири, стеганные куртки с нашитыми стальными и медными бляхами, кирасы, наплечники, наручи, поножи все возможных фасонов и размеров; мечи – огромные, вряд ли когда употребляемые по прямому, боевому назначению, короткие гладиусы, эстоки, широкие шпаги, стилеты, рапиры, боевые топоры, двойные секиры, кинжалы, иной раз по размерам не особо уступающие мечам, копья, дротики, багры для стаскивания рыцарей с седел; десятки… нет, сотни щитов с гербами, с чистым полем, раскрашенные или просто обитые по краю бронзовой полосой; луки, арбалеты, колчаны со стрелами и футляры для болтов…
Полубес, выхватив из рук пыхтящего от натуги Валерика, ловко расставил на каком-то высоком сосновом ящике простые оловянные кубки, предназначенные скорее всего для обыкновенных кнехтов, размахал на неровные крупные куски прихваченным со стены большим кинжалом головку слезящегося сыра и умело, как завзятый алкоголик, жадно вырвал пробку из бочонка – темно-красная струя вина дохнула ароматом солнечных виноградников северной Франции…
– Я погляжу, можно?.. – жадно окидывая взглядом чуть подсвеченные потусторонним светом стены, попросил Валерик и тут же покраснел, будто отпрашиваясь в туалет в малознакомом дамском обществе.
– Иди, глянь, – разрешила Некта, помахав ручкой, будто отправляя напарника в далекое путешествие. – Может, и себе чего подберешь. Только – не перегружайся, там, куда мы попадем, этого добра будет навалом…
Сама она подхватила объемистый кубок и сделала пару глотков… ох, вино было отличным, и, конечно же, ни в какое сравнение не шло с той слабенькой коктейльной бурдой, что приходилось потреблять последние годы в бухгалтерском баре или на дискотеках для офисных сотрудниц.
– Теперь – о главном, – прервала агентесса смакование бургундского. – Наше довольствие?
Некта протянула руку к полубесу, который со слащавой улыбочкой вложил в нее небольшой, но тяжелый замшевый мешочек, набитый крупными на ощупь монетами. Агентесса улыбнулась в ответ и нарочито ласково, чуть растягивая слова, произнесла:
– Как хорошо… люблю серебро, в каком бы виде оно ни было – монеты, украшения, слитки…
И тут же, обрывая себя, неожиданно жестко потребовала:
– Золото! Ты забыл про золото, помощничек!
Слегка поморщившись, полубес извлек из кармана конторского пиджачка еще один, гораздо меньший по объему, но не менее тяжелый мешочек.
– Вот это уже хорошо, – чуть высокомерно похвалила нечистого Некта, хитренько подмигивая ему. – Люблю понимающих… э… сущностей. Ну, а теперь – тоже самое, но предназначенное для моего напарника… и не делай удивленных глаз, согласно регламента оба отправляющихся снабжаются денежным довольствием в равных долях.
Нет, все-таки не даром прошло для девушки многолетнее общение, пусть в основном и во время отпуска, с опытным агентом Преисподней, именуемым Симоном.
– Люблю щедрых мужчин… – чуть язвительно проговорив это, Некта дернула, было, рукой, чтобы потрепать по щеке полубеса, застывшего с выражением внезапно обнищавшего еврея на лице, но вовремя удержала себя…
«Хорошо, если просто укусит, – чуть растерянно подумала агентесса. – А вдруг – всю кисть отхватит, тогда плакала горючими слезами такая соблазнительная почти пожизненная командировка…»
Неприятную для нечистой стороны сцену неожиданно разрядил жутковатый в подземелье металлический грохот – вернувшийся с импровизированной прогулки по оружейке Валерик выпустил из рук собранные со стен и пола: тяжеленную булаву, клевец, пару длинных мечей, огромный кинжал, массивный арбалет и футляр с болтам, поножи, кирасу, какие-то странные трубчатые наручи, вычурный шлем с нелепым гребнем.
– И куда ты столько набрал? – скептически поинтересовалась Некта, своевременно отвлекаясь от полубеса.
– Да я – умею… – попытался защитить теперь уже свое имущество мальчишка.
– Ну, тогда и таскать все это будешь сам, – сварливо приговорила агентесса. – Только учти, это все будет лишь малой частью твоего груза…
– Это как? – не понял Валерик, но девушка после мгновенной передышки вновь занялась раскулачиванием помощничка Иерарха.
– Милый мой, – обольстительно обратилась она к полубесу. – Припомни, что я говорила про серебро, кстати, к золоту это тоже относится… я люблю не только монеты, но и…
Занервничав, будто теряет последнее, нечистый выхватил из внутреннего кармана пригоршню оправленных в желтый металл драгоценных камней… и на поверхности ящика, рядом с оловянными кубками, огрызками сыра и бочонком с остатками вина засверкали перстни, подвески, кулоны, серьги с рубинами, сапфирами, изумрудами, серыми, невзрачными на вид алмазами, желтоватыми аквамаринами .
– Налетай, – кивнула напарнику Некта. – По размеру – на пальцы, прочие – за пазуху, уши у тебя, вижу проколоты, вставляй серьги смело, в те времена это еще не означает сексуальной ориентации…
– У меня нормальная ориентация, – проворчал Валерик, пытаясь разобраться в груде драгоценностей.
– Да мне плевать на твои пристрастия, держи их при себе, – посоветовала агентесса, пытаясь сразу обозначить место своего напарника. – Теперь – пришел черед документов…
Полубес, расстроенный потерей даже самого минимального гешефта от отправки в Отражение неживых, но снова живущих, передал Некте изрядно помятые лоскуты пергамента, кусочки настоящей, из тех времен, грубоватой, рыхлой бумаги, заполненные блеклыми и яркими чернилами, снабженные разноцветными восковыми печатями.
– Как это мило, превратить нас в кузенов, – чуть рассеянно отметила девушка, пробегая взглядом на удивление понятные строки на латыни и старофранцузском. – К тому же, сделать родственниками не самых последних людей в государстве, пусть и очень дальними. А вот подорожная и напутствие аббата на посещение монастырей – это в самом деле бумага на первое время очень нужная…
Самостоятельно наполнив все три кубка, Некта подозвала все еще держащегося в сторонке Валерика и пригласила полубеса:
– Давайте выпьем за успех, чтобы нам легко вжиться и не растеряться при первых же трудностях… ну, а потом займемся снаряжением…
И, уловив недоуменный взгляд мальчишки, пояснила насмешливо:
– Ты через пару-тройку дней чем свои трусы стирать будешь? А пока сохнут – голышом побегаешь? Если я правильно понимаю, в том Отражении сейчас – совсем не май месяц, отморозишь достоинство понапрасну и не до подвигов будет…
…в два прочных кожаных мешка, больше напоминающих лошадиные вьюки, Некта набрала сменное белье, оказавшееся практически идентичным по росту и размеру для обоих напарников, немного грубого хозяйственного мыла – «Да и то в диковинку, небось, будет», – отметила агентесса. Нашлось место и для невероятного количества полотняных,шелковых и шерстяных чулок, заменяющих носки, для двух пар запасных совершенно неизящных, крепких, добротных сапог, кожаных штанов, толстенных свитеров-поддоспешников, мотков с бечевкой, тонкими нитками, набора больших толстых игл… хозяйственная девушка, казалось, собрала с собой все, что только смогла придумать для облегчения первых недель пребывания в средневековом Отражении, вплоть до точильного камня.
– А что же, нам ни пистолетов, ни раций с собой не дадут? – полюбопытствовал Валерик пока они бродили далеко в стороне от расстроенного и утешающегося остатками вина полубеса.
– Попрогрессорствовать хочется? – подозрительно осведомилась Некта. – Фантастику, небось, любил на досуге почитывать?..
И в ответ на виноватый кивок напарника, грешен, мол, каюсь, продолжила:
– Нельзя Темным и Светлым чуждые эпохе вещи и технологии перемещать, да и не стремятся ни те, ни другие ускорить исторические процессы… подправить к своей пользе – да, но дать в Средневековье электричество или суперурожайные сорта пшеницы – никогда…
– А какая же польза Преисподней от победы Девы под Орлеаном, изгнания англов из Франции и поражения бургундцев? – в недоумении почесал в затылке Валерик.
– А польза, может быть, через тысячу лет проявится, – усмехнулась Некта. – Я так далеко не заглядываю, а тут все живут эрами и эпохами, для них Столетняя война – миг…
Мальчишка понятливо закивал, с пыхтением подтаскивая следом за агентессой дорожные мешки.
– Ну, кажется, все собрали? – поинтересовался он после того, как Некта выбрала для себя длинную, русской работы, кольчугу, плотную куртку с нашитыми изнури металлическими пластинами, больше похожую на современный бронежилет с рукавами, и короткий, отличной закалки, меч.
– Нет, – засмеялась девушка. – Время Девы – хронологию, имена королей и принцев крови, интриги всякие и тайны мадридского двора – ты, может, и хорошо знаешь, а вот отношения людей – никак. Учти, благородные люди в средние века не могли ходить пешком, это прямой признак простолюдина, а простолюдин с такими деньгами и драгоценностями, как у нас – зарвавшийся невежа, не по чину себе позволяющий…
– Но… здесь же нет лошадей? – удивился, зачем-то оглядываясь по сторонам, Валерик, будто и впрямь он мог пройти мимо стойла, не заметив его.
– Да не нужны нам они, дурачок, – улыбнулась Некта, наконец-то, решившись коснуться щеки своего напарника ладонью, кожа мальчишки оказалась под стать всей внешности – нежной, бархатистой. – Благородный человек может передвигаться пешком в единственном случае – если его лошадь пала! Но! даже в таком случае он прихватит с собой седло с павшего коня, потому что седло – вещь такая же личная, как и меч, кольчуга, женщина… ну, для меня – мужчина.
Оставив утомившегося возней с мешками Валерика под самой настоящей выставкой секир, алебард, двуручных боевых топоров, развешанных на стене, агентесса налегке довольно быстро отыскала требуемое и подобрала для себя и мальчишки пару непростых дорожных, а скорее уж – боевых деревянных седел с высокими луками, крепкими ремнями стремян и множеством не совсем понятных для самой Некты колец, крючков и других приспособлений. Прихватив еще пару уздечек, первые, что попались под руку, но не могли же умные люди, взяв с павших коней седла оставить узду, и радуясь, что многолетнее сидение в адской бухгалтерии совсем не сказалось на её физической форме – как была заколота Симоном спортивная девчонка, так и осталась – агентесса подтащила без малого двухпудовый груз поближе к передохнувшему напарнику и критически осведомилась:
– Ну, как теперь – потащишь с собой все подобранные железные игрушки?..
Удивленный, если не сказать – ошеломленный и слегка пристукнутый такими неожиданно тщательными сборами, Валерик лишь отрицательно помотал головой, теперь ему совершенно не хотелось добавлять к дорожному мешку и тяжеленному седлу еще и пару десятков килограмм железа, которое и в самом деле вполне можно будет раздобыть и на месте.
– Эй, провожающий, – окликнула Некта так и застрявшего у бочонка с вином полубеса. – Не дуйся, как мышь на крупу, поправишь ты свои делишки на каких-нибудь других грешных душах, по лохастее… давай к нам, а то тащить все собранное до тебя, чтобы просто переместиться – нудно и глупо. И вино прихвати! Выпьем на посошок…
Полубес, выставив на позаимствованный со стены небольшой круглый щит наполненные кубки и остатки сыра, с несколько шутовским поклоном поднес вино и закуску агентам Преисподней, даже пошутил слегка о капитальности их снаряжения в долгий путь и попробовал договориться с Нектой о несанкционированной связи, мол, Иерарх, местный куратор – это все хорошо, но не всякий раз высший бес и контролер за полудесятком Отражений могут оказаться на месте, а если какой вопрос просто не терпит отлагательств… Хорошо поняв, о чем хочет договориться нечистый, девушка не стала отказываться, правда, абсолютно не собираясь исполнять его просьбы о добыче антикварного или прославленного оружия, крупных, оставивших свой кровавый след в истории, драгоценных камней, ну, разве что, попадется само под руку, не бросать же, а дополнительный канал связи с Преисподней при умелом использовании лишним бы не оказался, да и при этом ничем помешать не мог.
Получив от полубеса монету с пентаграммой – стандартным средством связи с местным куратором – и причудливую, сплетенную из золотых нитей маленькую пятиконечную звездочку для связи с самом провожающим, Некта подпила вино и решительно скомандовала:
– Финита! Переодеваемся – и за дело… – тут же, не стесняясь напарника, а уж тем более, полубеса, сбрасывая с себя опостылевшую бухгалтерскую блузку, самостоятельно укороченную юбочку, псевдобэушное белье и туфли-лодочки.
Засмущавшийся Валерик отвернулся, но тоже принялся раздеваться, чтобы сменить удобные и привычные джинсики, водолазку, ветровку и кроссовки на полотняное нижнее белье, грубый свитер поддоспешника, толстые кожаные штаны, сапоги, тонкую кольчугу с длинными рукава и капюшоном, куртку и широкий боевой пояс.
– Возьмитесь за руки и внимательно смотрите на медальон, – серьезно попросил полубес, когда экипированные по моде посещаемого Отражения агенты, приобнявшись с дорожными мешками уселись на седла. – Переход – по счету «тринадцать»…
– Про вещи наши не забудь, – в пространство нервозно напомнила Некта, но отвечать ей полубес не стал, сам сосредоточившись на мерно, неторопливо покачивающемся на толстой золотой цепочке овальном медальоне с изображением черного, кудрявого пса с раскрытой, розовой пастью и веселым колечком чуть высунутого длинного языка.
– Раз, два, три, четыре… – отсчитывал, явно удаляясь и затихая, голос полубеса.
И подземелье мира иного, оборудованное под средневековую подземную оружейную палату, заволокло сперва белесой, а затем сизоватой туманной дымкой, смазывающей очертания предметов и существ, искажая саму сущность мироздания…
– Одиннадцать, двенадцать, чертова дюжина – тринадцать!..
Не было ни всплеска адского пламени, ни грома небесного, только сизый туман в глазах Некты и Валерика сменился непроглядной, дьявольской чернотой Вечности…

…влажный запах гниющих листьев, прелой перестоявшей травы, сырой глины и близкого пожарища ударил в ноздри. Некта открыла глаза. За редкими тощими деревцами жиденькой рощицы по непролазной грязи с трудом угадываемой дороги уныло вышагивали мокрые понурые кнехты, с головой закутанные в бесформенные бурые плащи, с длинными копьями на плечах, держась чуть поодаль, так же согбенно и тоскливо ехали конные рыцари в тускло поблескивающей в сером свете ненастного дня заляпанной грязью броне.
– Вставай! – толкнула в бок еще толком не очнувшегося своего спутника агентесса, решительным движением встряхивая зажатый в кулаке измятый черный бархатный берет и натягивая его на жиденькие светлые волосы в короткой стрижке. – Нас ждут великие дела, а тут ты, как барин, прохлаждаешься под пальмой…
– Где пальмы? – приняв на веру её слова, вскинулся, было, Валерик, но тут же конфузливо осел опять на седло, услышав веселый, задорный смех Некты и ощутив на щеках легкую влагу осенней мороси…

© Юрий Леж, 2012
Дата публикации: 23.08.2012 14:24:17
Просмотров: 2562

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.