Безмолвие. Глава 16.

Александр Кобзев

Форма: Повесть
Жанр: Психологическая проза
Объём: 7582 знаков с пробелами
Раздел: "Безмолвие"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

— Степан, прости, сейчас на тебя свалится вся моя работа. Но куда деться? Направление в Федеральный Центр нейрохирургии сам знаешь, с каким трудом выхлопотали.

Выехать решили заранее, чтобы в назначенное время без спешки попасть в больницу.

— Может, мне одному поехать… — я не договорил.

Потому что Степан оборвал меня:

— А о Прасковье ты подумал? Как бедная девушка будет о тебе переживать! Я со всеми делами сам управлюсь.

Уже в пути я понял, что я один — ничто! Прасковья помогала заходить в автобусы, открывала передо мною двери вокзалов. Я мог нести лишь нетяжёлый рюкзак. Большую сумку с курточками-кофтами-футболками несла девушка.

Однажды на вокзале я услышал:

— Ну и мужики пошли! — громко возмущалась моим поведением женщина. — Напьются, свешают сумки на жён да ещё сами прицепятся сбоку.

Уж не знаю, по губам прочитала Прасковья или просто догадалась, но она подошла к женщине и что-то сказала. В ответ женщина громко запричитала:

— Ой, миленькие, простите меня, старую каргу! Прости меня, добрый человек! Мне в молодости своего пьяного муженька мно-ого пришлось на себе таскать. Пять лет таскала, пока не бросил пить! Абсолютно! Даже в праздники пить отказывается! Бог вас благословит!

Женщина долго осеняла нас крестным знамением, пока мы шли на перрон.

В Новосибирске мы сразу доехали до Федерального Центра нейрохирургии и заняли очередь в регистратуру. Прасковья стояла в очередях, оформляла документы. Без неё не знаю, что бы делал.

В больнице я, наконец-то, успокоился. Но всё же немного тревожился, ожидая в любой момент разрыва гигантской аневризмы. Тридцать три миллиметра диаметром! Опасность разрыва этого “пузыря” на артерии максимальна. Возможно, я не слишком боялся внезапной смерти. Но подспудная мысль о вероятной нежданной смерти всплывала регулярно.

«Бог даст — выживу», — успокаивал я себя. И продолжал читать молитвы. Причина страха смерти простая. Я боялся за Прасковьюшку: как бедная девушка вынесет мою смерть?! Именно любовь к Прасковье давала решимость выжить.

От Прасковьи пришло сообщение, что она устроилась в недорогую гостиницу рядом с больницей. И сейчас девушка молится в храме в честь всех святых Новомучеников и Исповедников Российских. Я был спокоен.

Я достал молитвослов и стал петь все акафисты подряд. Ради любимой! В нашей палате лежал Сергей из Дивеево. Он присоединился к моей молитве. Теперь акафисты мы пели вдвоём.

После молитвы наш разговор зашёл о творчестве. Я сказал Сергею, что пишу стихи и прозу.

— А ты не пиши! — безапелляционно сказал Сергей. — Это раздувает гордыню человеческую.

— Вроде бы, то, что я пишу, не лишено разумности. Я пытаюсь нести правду Божию. Хоть чему-то пытаюсь научить молодёжь.

— Научить? Учить! Это гордыня! Ты — учитель?! Если Богу угодно то, что ты пишешь, всё равно кто-нибудь всё это да напишет!

— Кто-нибудь?! Свои труды перекладывать на других?!

Сергей хотел возразить, но зашла медсестра и подала Сергею папку.

— Сергей, документы на выписку готовы! — сказала медсестра.

Тот был уже готов, поэтому сразу подхватил свою сумку и, попрощавшись со мной, спешно выбежал.

А я принялся воевать с Сергеем:

— А не будет ли это называться закапыванием таланта? Я не дерзаю утверждать, что я талантлив! Но в притче говорится именно о талантах! Не спросит ли с меня Бог: почему я не писал?

Я лежал и думал о смысле творчества и смысле моей жизни. Если доживу до операции, если после операции проснусь живым, если руки-ноги будут слушаться, значит, в моей жизни есть какой-то толк! И в моей прозе? Значит, не зря произошла чудесная встреча возле водопада! Значит, Прасковья благословлена мне Богом! Значит, не напрасно пересеклись наши пути с браконьерами. Значит, не зря я получил огнестрельные ранения и неспроста был на грани смерти! Значит, недаром я выжил!

На следующий день в палату зашли Прасковья и священник. Оказывается, батюшку пригласила Прасковья, чтобы накануне операции я исповедовался и причастился.

В двенадцать часов дня, едва ушёл батюшка, меня увезли на каталке. Я знал, что Прасковья сейчас молится обо мне в церкви. Всей душенькой! Со всем усердием! Повлиять на ситуацию я теперь не мог. Я мог лишь читать все псалмы, какие помнил наизусть.

— Операция будет длиться двенадцать часов, — медсестра, везшая меня на каталке, поправила на мне простынь. — Так что родственницу мы предупредили, что исход операции она сможет узнать лишь в двенадцать ночи или завтра утром. Мы обещали эс-эм-эску отправить. Ох и переживает, сердешная. Супруга?

— Невеста, — я впервые назвал этим словом Параскеву и улыбнулся. — Самая лучшая девушка в мире!

Позже выяснилось, что пришёл в себя я лишь через четверо суток. Трое суток после операции я был в реанимации без сознания.

— Прасковьюшка! Прасковьюшка! — звал я.

— Пришла твоя Прасковьюшка! — послышался женский голос. — Ты трое суток был почти без сознания. Всё время говорил, как любишь Прасковью. И всё звал, звал её.

Из памяти и сознания были начисто вычеркнуты четверо суток моей жизни, как оказалось, очень важные: девушка навещала меня, заботливо ухаживала за мной, пела и читала молитвы, пела песенки …

Пела песенки? Глухонемая?!

Прасковья приходила каждый день и находилась в послеоперационной палате с утра до восьми вечера. Кормила с ложечки, потому что первые дни я не мог даже садиться. Подавала писсуар, чем вводила меня в смущение. Отчего я старался меньше пить, но Прасковьюшка заставляла меня пить, потому что мне противопоказано обезвоживание. Приходилось смиряться. После ужина Прасковья помогала сесть на каталку и возила меня по коридорам больницы. Она подвозила меня к окну и показывала, где находится церковь, в которой она молится каждое утро.

Вечером Прасковья уходила. А я вспоминал счастливые моменты нашей встречи. Я почти не мог ходить. Но я был счастлив! Потому что рядом была любимая, и я реально чувствовал её любовь. Я подходил к окну и взглядом искал гостиницу, где сейчас отдыхает любимая, и мысленно был рядом с ней.

Вечером я не хотел читать или гулять по коридору, потому что жил чудесным воспоминанием… вот Прасковьюшка вбегает в палату! Целует мои губы, глаза, щёки… гладит мою бородку, любуется и говорит, каким я стал красавцем. Я смотрел на себя в огромное зеркало: лысый, голова, как белой шапочкой, покрыта бинтами и пластырями. Зато контрастно выделяется чёрная бородка. Маленькая, но густая!

Я читал стихи или слушал музыку Шопена, а перед глазами стояла самая любимая девушка Прасковья. Незаметно засыпал, а перед глазами стояло милое лицо. Даже в больнице, прикованный к постели, я чувствовал себя самым счастливым человеком. Потому что знал, что совсем близко в гостинице обо мне молится Прасковья. Что завтра сразу после литургии она забежит в белом халатике в палату и будет кормить меня с ложечки, с любовью глядя мне в глаза.

Самая тяжёлая послеоперационная неделя закончилась тем, что я сам начал ходить по коридорам второго этажа и даже провожать вечером Прасковью до первого этажа.

Я вспоминал безотчётную тревогу тех дней и думал: всё не зря. Всё произошло именно так, как было необходимо!

После больницы снова были вокзалы, осуждающие взгляды… Но я уже мог ходить сам и даже старался облегчить ношу Прасковьи.

В поезде я сидел за столиком напротив Прасковьи. Минутку любовался заоконным пейзажем и снова смотрел в глаза любимой.

© Александр Кобзев, 2021
Дата публикации: 02.07.2021 15:01:48
Просмотров: 1443

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.