Во имя Марии...
Илона Муравскене
Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни Объём: 10511 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Ludzie ludziom zgotowali ten los..... Люди людям приготовили эту судьбу..... ( Из эпиграфа к книге Зофии Налковской « Медальоны») 1 Она сидела в кресле- качалке у самого окна, седая, прямая, в очках , шелестела страницами старых , еще довоенных газет. -У меня и альбомов никаких не осталось,- она словно оправдывалась, смотрела на меня поверх темных очков, а пальцы едва заметно дрожали. - Сгорели еще в Варшаве. Все детские фотографии и Владека, и Франека. А Марию никто и не водил к фотографу- она уже в лагере родилась. И прожила минут десять. Я даже смогла подержать ее на руках все это время . И это благодаря пани Станиславе. Ведь новорожденных сразу топили .... в ведре воды, прямо на глазах у матери и выбрасывали из барака на снег. И утром , выходя на работу, мы видели эти выброшенные окоченевшие тела, наполовину съеденные крысами. .... ....И уже падая в снег, разгребая руками колючую мерзлую корку, я хоть как- то пыталась прикрыть собой тело дочери. Ледяное, точно кукольное. Дышала на ее спичечные пальчики, сжатые в маленький кулачок. - Не люди вы!- кричала и не закрывалась больше от ударов резиновых палок, не утирала кровь с разбитого лица. Я больше не чувствовала боли..... - Нас везли в вагоне , в котором можно было только стоять. Поезд не останавливался ни на одной станции. Так и мелькали за окном Лодзь, Бялысток... Люди задыхались и умирали. Наконец, мужчины смогли снять с окна решетку и я, прижав Владека к себе, подняла его к окну. Я выбросила его из вагона на ходу, кто- то бросил вслед плачущую семилетнюю девочку, другие тоже столпились у окна.... Дети покатились под откос, и мы не видели, остались ли они живы., спаслись ли... Я так и не нашла Владека . Пишу в газеты, выступаю по радио.... Владислав Новак, не слышали? ... Ему всего восемь лет было. .... Я все слышала голос Влада, чувствовала его потную ладошку в свое руке.., вспоминала его непослушные кудри , которые никогда не удавалось причесать перед концертом в консерватории. Его быстрые пальцы, мелькающие по клавишам. - Его учитель сам Шпильман,- говорила я соседке Кларе за чаем. – Владислав будет великим пианистом. А теперь? Сыграет ли он еще раз- сосредоточенный, разложив на пианино нотные тетради- худой, с выпирающими лопатками? Мой..... - В лагере немцы установили такую планку на высоте метр двадцать от земли, и дети должны были пройти под ней. Если ребенок был ниже планки, его тут же выхватывали из шеренги и толкали к грузовику. Остальные- работать. Так же , как мы – по двенадцать часов. Их было так много таких маленьких , и они вставали на цыпочки, чтобы коснуться этой планки. Они стояли совсем голые, с бритыми головами, босиком на снегу. Франеку было три года.....В тот вечер его увезли на грузовике вместе с другими. ....А я выла и каталась по земле барака, закрывала лицо отмороженными пальцами, билась головой о перекладины многоярусных кроватей, где спали другие женщины, и все спрашивала : - Где же ты, Боже? Где? А под сердцем билась и упиралась Мария... - Я родила Марию к утру. Фрау Клара и ее помощница Пфани вышли куда- то, и рядом была только наша пани Станислава. Она бережно завернула Марию в кусок бумаги, найденный мной по дороге с работы, и положила девочку мне на колени. Я держала ее на руках десять минут, качала, наклонясь к ее сморщенному личику, прижимала к себе. Мне хотелось спеть ей ту колыбельную, которую я пела Владеку и Франеку, но губы не разжимались, я только плакала, не утирая слез, а в барак уже входила фрау Клара. - Ну, где этот жиденыш? – она шагнула ко мне. – Сучье отродье... ....Я не слышала всплеска воды в ведре- пани Станислава закрыла мне уши и с силой отвернула голову в сторону. Но я уже и так проваливалась во тьму, ощущая, как тело медленно растворяется в зловещей и глухой пустоте... - Каждый год я еду в Освенцим к детям.., и каждый раз я слышу , как они плачут и кричат где- то рядом. А однажды, я увидела на дороге двух мальчиков, как Владек и Франек: один старше, другой- младше. Они сидели на корточках и передвигали в траве свои игрушки- солдатиков и роботов в ярких блестящих шлемах. - Во что вы играете, дети? – спросила, остановившись и наклонясь к ним. – Что это за игра? - А мы играем в сжигание евреев, - поднял голову старший. – Вы знаете такую игру, тетя? А я так и не смогла ответить..... *** Влад слышал, как где- то в комнате говорит мама, как читает вслух отец, как плачет в детской Франек. Мамин плед больше не грел- последние дрова сгорели еще на прошлой неделе. На улице лаяли собаки. - Мама!- позвал Влад! – Мама! И с трудом разлепил тяжелые веки. - Он не еврей,- кто- то чужой, с автоматом за плечом, склонился над ним. – Он белорус. Или поляк. У него глаза голубые. - У пацана обе руки переломаны. Наверное, когда падал сломал. И нога тоже. Бери его на руки, Марат. Отнесем к нашим! Сильные руки подняли Влада с земли. Он уткнулся носом в затертый ремень на телогрейке. Пахло хлебом. Желтые шестиконечные звезды, сорванные с пальто, уже припорошил снег. Владек закрыл глаза...... 2 - Товарищ командир! Товарищ командир!- тревожно раздалось в тишине. – Павел! Горячая волна окатила все тело, подступая куда- то к горлу, навалилась, сбив с ног, наступила на вмиг отяжелевшие веки. Огромное серое небо, затянутое пеленой дыма, прояснилось лишь на мгновение- белесые облака , как рваные раны, проступили на багровом горизонте. - Попал, падла!- выругался одними губами. – Попал! ... *** - Смотри, Ахмед, твой сын Алей стал сегодня настоящим мужчиной. -Сегодня он убил русского. Старый Ахмед показался на пороге, опираясь на деревянную клюку: старая рана ныла и мешала ходить нормально. Он заслонился от заходящего солнца, поманил сына рукой. - Аллах акбар!- проговорил хрипло, притянув худенького мальчика к себе. – Отомстил. Это достойно. - Мужчина,- заговорили другие собравшиеся, улыбаясь и посмеиваясь. – Аллах акбар! Мать робко выглянула из- за спины мужа: Алей был младшим, двоих сыновей она уже похоронила. Дочь была убита три недели назад , еще и сорока дней не прошло. Алей был последним. - Ты стал настоящим героем, мой мальчик, - вечером, подавая ему суп в миске, она чуть заметно коснулась его локтя. – Аллах воистину всемогущ- он дал мне храбрецов.... - Мама, - Алей на секунду задержал ее руку в своей. – А когда наступит мир? Но мир не наступал, а упорно уходил по какой- то своей дороге, испуганный и невидимый, не оглядываясь и все ускоряя шаг, чтобы услышать уже сквозь гул и шум прошедших лет: - Вы сожжете нас теперь? Девочка смотрела на Алея , не мигая. Ее черные, как бусины на четках, глаза, казалось, впивались в него, как липкие щупальца осьминога. Пальцы привычно легли на гашетку автомата: девочка откинулась назад, ударилась головой о стекло захваченного автобуса и тяжело сползла вниз на сиденье. - Сучка!- ругнулся сквозь зубы. Глаза детей, смотревших на него и других мужчин, стоявших в проходе, у кабины уже мертвого водителя, были пусты- ни страха, ни ужаса. Дети смотрели так же, как эта только что убитая девочка, с таким особенным , странным вниманием, когда дети за одну секунду превращаются во взрослых. Вытягиваются во весь рост и заслоняют солнце, прикрывая собой его свет и тепло, потому что им уже не важно- умереть или выжить. - Ты!- он резко оглянулся на молоденькую учительницу, сидящую рядом с двумя девочками в красных куртках. – Иди в конец и сиди тихо. Рыпнешься, убью!.... Она проворно вскочила, не выпуская руки девочек из своих, двинулась в конец, говоря что- то другим, гладила их по головам, что- то шептала. И дети не плакали, только чуть слышно всхлипывали, отворачивались к окну и опять, опять превращались в детей. Но Алей понял, ошибся. Ошибся сразу же, как только его люди задержали на этой горной дороге этот автобус с детьми. Ведь первым шел другой автобус – с немецкими туристами, пожилыми людьми, с которыми справиться легче всего. Но Алей ошибся, выбрав следующий. И ошибся уже давно, когда мужчины принесли в кишлак убитого Хуссеина. Мать лежала в ногах убитого сына, не крича даже, а воя, скуля по- собачьи, жалобно, а потом визгливо, обнимая босые ноги, причитая и проклиная.... войну. А другая мать металась по залу аэропорта, бросалась сквозь ряды охранников на взлетную полосу и, ломая пальцы в толпе таких же женщин, звала: - Павел! Пашенька! Самолет из Кабула сел.... И сразу же наступала ночь, опускаясь на горы все также внезапно, точно и не отступала по утру, а пряталась где- то в ущелье, чтобы выскочить в определенный только ей миг, разбрасывая по небу звезды, точно метая бисер, выводя по темному полотну имена героев. Самых отчаянных и самых смелых, тех, идущих босиком по снегу в одних сорочках под дулами автоматов, сильных духом, крепких сердцем, гибнущих за чужие идеи и правду, рвущихся в атаку « За Родину!» еще в те давние и , пожалуй, забытые времена. Героев в славе, достойных и все еще живых, начертанных на черной грани обелисков. - Уходим! – Алей в последний раз пнул ногой упавшую учительницу и наступил на ее черные косы, перепачканные землей и кровью, отяжелевшие от комков грязи и пыли. – Время! Автобус медленно подкатился к обрыву, но не падал, словно ждал еще одной команды или .. пощады. - Уходи- им! Алей бодро зашагал по песчаной дороге впереди всех, даже не вздрогнув и не обернувшись на грохот падающего автобуса. - Аллах акбар!- сказал про себя. Война сделала его мужчиной и героем.... Ведь это Герои жгли во дворах костры и , сбившись в кучу, скандировали до хрипоты: - Свобода! Свобода! Герои толкали девочек под разворачивающийся танк, не слыша из- за лязга гусениц хруста ломающихся костей. Герои делали людей бессмертными, упираясь грудью в дула направленных автоматов. Герои провожали уходящую вереницу " железной" армии чужого государства тем ранним утром и смеялись над бегущим стариком в орденах; и не поднимали на руки детей, чтобы показать им свободу с высоты этой самой демократии. И приказывали девочкам собирать с дороги раздавленные танками тюльпаны, чтобы показать всем, что остается вместо счастья. Герои .... Герои уставшего и выросшего поколения. *** - Аминь, аллах!- Алей погладил небритое лицо, утер пот, еще раз поправил камни, приложенные к свежей могиле, выпрямился, прищурясь от бьющего в глаза солнца. Где- то вдалеке слышался голос муллы, зовущий людей на вечернюю молитву. - Аминь, аллах! - повторил Алей задумчиво. - Аминь! Он возвращался домой...... наконец- то. Postscriptum: Материалы к первой новелле взяты из книги З. Налковской " Медальоны". © Илона Муравскене, 2009 Дата публикации: 23.01.2009 20:45:54 Просмотров: 5030 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииТамара Ростовская [2009-01-25 10:17:18]
Спасибо,Илона.Горькая ирония: жанр "Просто о жизни".Нет,совсем не просто написать такой рассказ.И еще вопрос о жизни ли он?Скорее о смерти в аду под названием "жизнь".Низкий поклон, Илона,что сумели так написать. Ответить Михаил Лезинский [2009-01-24 18:02:12]
Что-то трудно читать , сквозь пелену слёз ... Что-то на старости лет сентиментальным становлюсь . Хорошо написано , если об этих новеллах , хватающих за душу , можно так сказать ...
Ответить |