Corona marinus

Семён Прокатов

Форма: Поэма
Жанр: Любовная лирика
Объём: 227 строк
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

CORONA MARINUS*

I
Твоё лицо глядит из темноты
беззвучным, но зовущим ореолом.
Играет тусклый свет на море голом,
поморщенном слегка от тесноты

и ласки бликов радости, но ты
стянув колени зябкие подолом,
сидишь, отгородившись частоколом
колючих взглядов от моей мечты,

от рук немых в наручниках запрета,
от песни, что была тобой запета,
но прервалась, ей не хватило слов.

Твоя былая нежность на запоре,
ты вся в себе, забыв меня и море,
сокрывшись в гуще сумрачных лесов.

II
Сокрывшись в гуще сумрачных лесов,
моя самоуверенность сбежала,
вонзив в меня воспоминаний жала,
незрячей дамой запертый засов

взломав, не тронув меч, лишив весов.
Посеяла восторг, а грусть пожала.
Остались головешки от пожара
и тяжесть гирь от сломанных часов.

Несправедливость предопределенья –
досада и вина – без сожаленья
образовали мысленный покров,

в угоду мрачным, пасмурным невзгодам
нависли внутренним давящим сводом
под взглядами невозмутимых сов.

III
Под взглядами невозмутимых сов
готовлю самобичеванья плети.
Ты так молчишь, как будто я в ответе
и возразить молчанью не готов.

Рыбак, надеящийся на улов,
с тоской глядит в свои пустые сети,
рыдают испугавшиеся дети,
проснувшись в темноте, от страшных снов.

Но я не плачу, даже не обижен,
грущу, неразговорчив, неподвижен,
безмолвие – гонитель суеты.

Молчанье не нарушу, не оспорю,
сижу спиной к растерянному морю,
не видя бесконечной красоты.

IV
Не видя бесконечной красоты,
ночь затемнила небо цветом грусти,
окрасив синим; в дальнем захолустье
ещё грустней от чёрной простоты.

И только дебри звёздной пестроты
счастливых дней, обрушившихся в хрусте
неявных ссор, окраски не допустят,
блестят, как высших орденов кресты,

светлее надо мной, вдали темнее.
Но тени группируются теснее,
спокойно, без излишней быстроты

то наползут, то полностью исчезнут,
без умысла, естественно и честно
туманят блеск и ясность высоты.

V
Туманят блеск и ясность высоты
виденья мест, в которых я и не был,
но укрывался с ними общим небом,
и общий Бог простёр свои персты

над нами. Деревенские сады,
застывшие в бесцветии нелепом,
домишки, пахнущие чёрствым хлебом,
и влажной прелью – хилые зады,

и кто-то соблюдает на пороге
обычай вековой, гнетуще-строгий,
неразговорчив, бледен и суров,

усердно снаряжая катафалки
в прискорбный путь, величественно-жалкий,
в печали замолчавших голосов.

VI
В печали замолчавших голосов
октябрь хмуро угрожает маю.
Я немоту твою не понимаю
и моря еле слышимых басов

почти не замечаю. Парусов
своей надежды я не поднимаю.
Сижу на камне, как хожу по краю,
по лезвиям заточенных резцов.

В улыбке морщусь, словно от отравы.
В плену у чувств мятущейся оравы,
вдали от развлечений и пиров

вдруг сознаю, что выдворен из рая,
что погребают, молча мной играя,
развалины утраченных миров.

VII
Развалины утраченных миров
привносят мрачность. Был умыт и ярок
весь белый свет, теперь он сер и марок,
уныло блекнет красочность шаров,

и возникает холодящий ров,
где и в молчанье – лёд, и взгляд не жарок,
и догорает радости огарок.
И только серым облачком паров

ещё вчера кипящих ощущений
духовной близости, любовных бдений
дымят уже сожжённые мосты.

В недоуменье трепетное море,
со щёк сползают, увядая в горе,
поникшие, поблекшие цветы.

VIII
Поникшие, поблекшие цветы
недавно так тепло благоухали,
не предвещая тягостной печали,
изящны, многокрасочны, чисты...

Я никогда не прятался в кусты,
не требовал ни чина, ни медали
за то, что шёл в указанные дали
до самой завершающей версты,

ведущей прямо в пору листопада.
Мне повезло, меня ждала награда,
цветы любви, ликующий парад

возникших и исполненных желаний...
И вот у моря, в немоте терзаний
твой совершенно безразличный взгляд.

IX
Твой совершенно безразличный взгляд,
как листья обжигающей крапивы.
Он прикоснётся – страстные порывы,
ужаленные, вянут. Камнепад

безжалостно разрушит не фасад,
а внутренние нежные мотивы,
засыплет море – грустные приливы
настроят мысли на печальный лад.

Холодное, но жгучее касанье
всё больше обостряет осознанье,
усиленное болью во сто крат:

не только взгляд бесстрастно-отчуждённый,
но весь твой облик – тихий, отрешённый –
мне говорит, что нет пути назад.

X
Мне говорит, что нет пути назад
шептунья-ночь, пугая правдой слова:
чего-то нет, чего-то основного,
того, что ждёшь, чему бываешь рад,

что дерзко атакуешь, как пират,
что молишь горячо, но бестолково,
что благосклонно, иногда сурово,
того, к чему стремился наугад,

когда манил тугой, как обруч, лифчик,
притягивал магнит смазливых личик,
когда нетерпеливый, молодой

пожертвовал объятьям разговоры...
Мы хоть и рядом, но на грани ссоры,
молчим втроём – друг с другом и с бедой.

XI
Молчим втроём – друг с другом и с бедой.
Как бесконечно тягостны минуты!
Коварны ненадёжные маршруты
блужданий между бытом и мечтой:

дорога зарастает лебедой,
дожди назойливы, морозы круты,
размолвки тягостны, разлуки люты –
бессилен дать совет мудрец седой.

И только моря шорох говорливый,
непрерывающийся, терпеливый –
сердитых бурь спокойный пересказ –

разнообразит долгое молчанье.
Напрасно! – отправляется в изгнанье
надежда, тихо выскользнув из глаз.

XII
Надежда, тихо выскользнув из глаз,
исчезла вместе с ощущеньем чуда.
Теперь и солнце всходит не оттуда
и не туда садится. Едкий газ

клубится в помутневших стёклах ваз
взамен цветов. Открытая посуда
распространяет кислый запах блюда –
напрасных чувств испорченный запас.

Со склонов лет покатятся недели
без смысла. Склады счастья опустели.
Огонь взаимной радости угас,

из дружбы прорастает отчужденье
и неприязнь. Любовь как всепрощенье
взвилась над морем, покидая нас.

XIII
Взвилась над морем, покидая нас,
взаимного влечения отрада.
Я жду врачующую каплю яда,
твою слезу, лечившую не раз

и скрытый стыд, и гордость напоказ.
Но лёгких слёз щемящая услада
пропала. Откровенная досада
в твоём лице читается без фраз.

Стирая длинный след на ряби пенной,
сменяя ленту света постепенно
недолгой узкой чёрной бороздой,

луна к воде направила движенье,
отобрала у моря отраженье,
нырнула и исчезла под водой.

XIV
Нырнула и исчезла под водой
молчанием подстреленная птица
взаимопонимания. Граница
возникла вдруг невидимой грядой,

размылось волн беззвучной чередой
двуликое единство ”мы” на лица
раздельно: ”я” – ответчик, ”ты” – истица,
предав суду наш мир, пусть мир худой.

Задул внезапно ветер ошалело,
и море, рассердившись, зашумело,
вскричали совы, распушив хвосты,

а я всё жду и жду, пока ты рядом,
но сквозь меня отсутствующим взглядом
твоё лицо глядит из темноты.

XV
Твоё лицо глядит из темноты,
сокрывшись в гуще сумрачных лесов.
Под взглядами невозмутимых сов,
не видя бесконечной красоты,

туманят блеск и ясность высоты
в печали замолчавших голосов
развалины утраченных миров,
поникшие, поблекшие цветы.

Твой совершенно безразличный взгляд
мне говорит, что нет пути назад.
Молчим втроём – друг с другом и с бедой.

Надежда, тихо выскользнув из глаз,
взвилась над морем, покидая нас,
нырнула и исчезла под водой.

* Морской венок - латынь

© Семён Прокатов, 2008
Дата публикации: 02.05.2008 08:41:04
Просмотров: 3619

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Владимир Белозерский [2008-05-02 13:31:49]

"от рук немых в наручниках запрета..." -

Твои браслеты - мои наручники,
и сердце хочет дождаться случая.
Твои браслеты - мои оковы,
и разум шепчет: "Не надо снова!"
А опыт учит, а время лечит.
Но вот на сердце отнюдь не легче!

Ответить