Принуждение к миру.

Сергей Ермолов

Форма: Роман
Жанр: Фантастика
Объём: 178694 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

«Принуждение к миру».
Роман
Жанр – альтернативная история.
Главный герой - военнослужащий российской армии, проходящий службу на военной базе в г. Севастополе.
В городе Севастополь возникают беспорядки и подвергается нападению военная база. В город вводятся украинские войска. Возникает противостояние вооруженных сил Украины и России.

Сергей Ермолов
Принуждение к миру.
Роман

Предисловие

То, что здесь описано, отчасти можно считать плодом моего воображения. Хотя, в общем, события эти происходили на самом деле. Но происходили они не в той последовательности, в которой написаны. Многое я почерпнул из своих воспоминаний, некоторые вещи из рассказов пацанов с других подразделений.
По прошествии времени многие детали, конечно же, стерлись из памяти, и поэтому мне пришлось немного напрячь свое воображение, хотя большого труда это не составляло, потому что я был там. Взгляды и мнения, выраженные в книге, не следует рассматривать как враждебное или иное отношение автора к странам, национальностям, личностям и к любым организациям, включая частные, государственные, общественные и другие.
Моему возможному читателю: притом, что события в этих историях на девять десятых достоверны, пережиты, увидены и услышаны, все же это не документальная книга. Не пытайтесь искать за именами абсолютно конкретных людей.

1 Севастополь

Я неожиданно проснулся среди ночи. Словно меня толкнули изнутри. Разбудить разбудили, а сказать зачем — забыли.
В окне была видна низкая луна, по ее диску медленно двигались рваные облака, вокруг стояла оглушающая тишина и внезапно я понял, что покой этот – обманчив.
На улице шел дождь. Мелкая холодная морось белесой пеленой завесила окна, тонкими струйками сбегала по толстому, особой прочности, стеклу и бесшумно срывалась с подоконника вниз, на такую же холодную и мокрую брусчатку.
Мне отчего то вдруг очень захотелось прижаться лбом прямо к стеклу и, закрыв глаза, ощутить кожей прохладу идущего на улице дождя. Но сделать этого я не мог. Такой вот парадокс.
Но странное дело, ни малейших угрызений совести или ощущения собственной неправоты я не испытывал— наоборот, на душе отчего то было хорошо.
Это только кажется, что ночь — время полной тишины и безмятежного покоя. Ночь полна звуков: шума дождевых капель, шагов, шорохов, завываний ветра, невнятных отголосков чьих-то стонов, и наполнена жизнью, пусть и не всегда нормальной. А еще она пропитана страхом, тяжелыми запахами и влагой.
Особенно влагой. Влага висит в воздухе мелкими каплями дождя, оседает на одежде тонкой пленкой маслянистого конденсата, стекает мелкими каплями по лицу, смешивается с трудовым потом и оставляет солоноватый привкус на губах.
Старательно прислушавшись к своему самочувствию, я пришел к выводу, что оно связано с опасностью, более того — с угрозой жизни. Не знаю, почему я так решил. Раньше никогда ничего подобного я не чувствовал. Однако именно сейчас я был уверен, что не ошибаюсь.
Холодную войну проиграли, Союз развалился, а тут еще Украина.
Украина — место странное и очень опасное, но еще больше противоречивое. В такие моменты будто попадаешь в другую вселенную, где не работают никакие известные тебе законы и правила. Хорошо, что это лишь моменты, но плохо, что выпадают они, как назло, когда жизненно важно сосредоточиться на деле.
Утро. Канцелярия. Смотрим со старшиной новости по телевизору. Желаете познать мир? Что может быть проще?! Просто переключайте каналы телевизора. Щелк. Щелк. Щелк.
Нигде не задерживаясь. Не останавливаясь на рекламу. Не вдумываясь.
Переключайте каналы.
Вы ловите обрывки фраз. Куски предложений. Обрывки смысла.
Замелькали кадры о дне независимости Украины. Парад, бронетранспортёры натовские едут, солдаты в парадных коробках, одетые в даренную, с барского плеча, форму. Украина теперь западная страна, она в НАТО стучится.
В ночь была обстреляна воинская часть. Причем любопытно, как это происходило. Артиллерийский склад располагался в пятидесяти метрах от дороги. Неизвестные на машинах ездили по ней челночным методом и из автоматов обстреливали КПП и забор части. Продолжалось это около часа, пока из части не ответили пулеметным огнем, и не расстреляли одну легковую машину. В итоге она взорвалась и горела до утра.
В эту же ночь было нападение на второй караул. Перестрелка длилась минут пять. У нас был ранен один солдат. Но ранен легко, можно сказать, что пуля просто прикоснулась к его щеке. А если бы пару сантиметров правее?..
Неизвестные лица начали бросать камни через забор на территорию части. Это происходило в районе поста, где хранилась техника. Часовой сделал предупредительный выстрел. И после этого в его сторону бросили гранату. Солдат получил осколочное ранение.
В ту же ночь были усилены караулы и опять назначены патрули по жилому городку.
Крупнокалиберный пулемет - убедительный аргумент, но танки еще убедительней.
Сигарета обожгла пальцы, я бросил ее в костер и запалил новую. Несмотря на грустные мысли мне было спокойно, словно я дошел до какой то точки в своей жизни, после которой все известно наперед и волноваться больше не о чем.
Закурил.
Дерьмо, конечно. В армии хороших сигарет никогда не бывало.
На площадке бойцы азартно рылись в одежде, набирали полные комплекты оружия, набивали магазины патронами.
Когда аргументы исчерпаны - стреляй в упор, чтобы не промахнуться.
Тут никто не понимал, что происходит, кто с кем и против кого воюет. Неприятностей ждали со всех сторон сразу. А потому военные наглухо закрылись и заняли круговую оборону.
Солдат заблокировали на их же форпосте и теперь методично расстреливали, как мишени на полигоне. А им оставалось лишь пытаться вырваться из котла, паля наобум во все стороны, в то время как враг стрелял редко, но метко.
Я взял на себя дежурство в промежутке между тремя и пятью часами. Самый тяжелый момент ночи, несколько часов до утра. Становится холодно, словно последние заслоны тепла, которые всю ночь охраняли тебя, вдруг пали перед превосходящими силами противника и ты остался один на один с холодом ночи.
Боги, даже романтика какая то милитаристская.
Я поежился. Странно, Крым, а по утрам холодно. Хотя это только кажется. Нормальная температура, просто за день тело привыкло к пеклу.
Пошел дождь, сильный и теплый. Он барабанил по моей непокрытой голове, и через секунду я промок до нитки.
Мысли заставляли ежиться сильнее, чем от насквозь промокшей одежды. Я привык, что всем, с кем сталкивался в жизни, было наплевать на меня; привык занимать глухую оборону, был готов дать отпор. По другому было просто не выжить.
Нас с отрядом спецназа переместили поближе к воротам. Если часть будут штурмовать, то обязательно полезут через ворота. Через дорогу начинались дома, и во дворах изредка проскакивали пунктирные линии очередей. С каждой минутой звуки выстрелов приближались.
Около десятка офицеров и солдат столпились возле ворот. Некоторые взобрались на пригорок, чтобы получше разглядеть окраинные дома. Большинство из них, за исключением наряда КПП, были без оружия. Российских домашние ссоры украинцев не касались.
На дороге появился танк без опознавательных знаков. Куда и зачем он ехал — непонятно. Проезжая мимо КПП, он отвернул башню в сторону города и выстрелил. Рухнул чей то домик.
Военные оцепенели. Каждый присутствующий вдруг осознал, что с такой же легкостью танк мог шарахнуть и по камуфляжной толпе возле КПП.
Все бросились врассыпную. Кто то побежал выводить бронетехнику из парка. Кто то командовал «в ружье!» и сам натягивал бронежилет с каской. Вполне возможно, в округе бегал не один безумный танк. Вся техника рассредоточилась по периметру части в обороне.
За ангарами послышалась беспорядочная стрельба, несколько взрывов, затем снова стрельба, уже не такая плотная, и наконец, раздался финальный, мощный взрыв.
Стрельба все усиливалась и, кажется, приближалась, причем очень быстро, буквально по минутам. Вдали показались бегущие по улице люди. Их лица были искажены страхом и волнением. Они кричали, что стреляют уже в районе исполкома, что на улице находиться опасно.
Ночью просыпался. Не открывая глаз, протягивал руку, безошибочно, с первого раза находя цевье, и засыпал опять. Снов не было.
Следовать одному из главных принципов жизни: спи с автоматом, ешь с автоматом и в сортир ходи тоже с автоматом. Оружие являлось в этих краях той ношей, что никогда не оттягивала плечи. Или то, что нельзя бросать автомат даже тогда, когда ты тонешь…
А потом на город обрушилась настоящая война. Непрерывный стрекот стрельбы; грохот самолетов; жуткий вой и шелест в небе; взрывы, сливающиеся в один мощный ровный гул; постоянно дрожащий, как от землетрясения, и подпрыгивающий от близких попаданий дом.

2

Пока знаю точно: война началась, причём, как это не прискорбно для большей части окружающих, без нас. Ничего, навоеваться успеем. Даже сверх всякой меры.
Среди ребят идёт разговор о предполагаемой продолжительности - оценки расходятся от недели до полугода. На мой взгляд, обе крайности смешны - на самом деле что-то около трёх-четырёх месяцев. Мысль, что убьют, не задерживается в головах дольше пяти секунд, которые требуются, чтобы посмеяться над неожиданной, но абсолютно бредовой шуткой.
России не привыкать наводить порядок в мире. В середине прошлого века мы это сделали, и сделали успешно.

Лента новостей.
Севастополь считается пешкой в игре, цель которой затянуть Украину и других своих соседей обратно в собственную сферу влияния.

Утром центр города представлял собой печальное зрелище: сожженные кафе и магазины, дома испещренные пулями. Улицы опустели - жители, как украинцы, так и мусульмане в страхе сидели по своим домам. Многие спешно покидали город. В городе выясняют отношения полувоенные формирования националистов и у армии недостаточно сил, чтобы положить этому конец.
Ведь можно же было военному и политическому руководству как-то договориться, идти на какие-то взаимные уступки. Но, к сожалению никто, из противостоящих об этом не задумывался. И когда наши товарищи стали гибнуть и получать ранения, тогда нельзя уже было держать закипевшую ненависть к врагу. Тогда уже каждый из нас четко определил для себя: впереди враг и он убивает. Тогда все говорили лишь одно. Глаз за глаз, зуб за зуб. Никакой пощады, никакого милосердия. Кто не с нами тот против нас.
На подступах к городу ведутся ожесточенные бои. Правительственные войска широко применяют штурмовую авиацию, наносящую ракетно бомбовые удары.
Короткая команда: "Пли!" - легко перечеркнет все либеральные бесконечные сюсюканья.
Тяжелые уличные бои в ведутся в пределах городской черты города Ялта. Имеются многочисленные жертвы среди мирного населения. Повстанцы бьют из минометов по жилым кварталам. Корабли украинского Черноморского Флота и авиация нанесли мощные огневые удары по позициям боевиков. Полностью разрушено селение Услон, превращенное в укрепленный район. Выбитые из Ялты мятежники отступают, бросая оружие и раненых. Вертолеты расстреливают бегущих.
При попытке арестовать зачинщиков массовых беспорядков милиция и спецназ встретили вооруженное сопротивление. Автоматным огнем боевиков убито 6 и ранено 19 сотрудников правоохранительных органов. К месту столкновения были подтянуты подкрепления внутренних войск и бронетехника, которым лишь к вечеру удалось подавить сопротивление. Милиция арестовала несколько десятков хулиганов.
В половине первого выступил мэр Севастополя, сказавший, что в уличных схватках погибло не менее двухсот горожан, а в результате дорожных аварий сгорели сотни автомобилей, также имеются жертвы и нанесен большой ущерб муниципальной собственности.

Лента новостей.
Город практически полностью разрушен, отключено электричество и существует острая нехватка воды, не работает стационарная телефонная связь. Мобильная связь также скоро прекратит работу, так как заряжать сотовые телефоны негде.

Глухой ропот возмущенной толпы мы услышали еще за два квартала, благоразумие настойчиво советовало обойти место, где в такое время собралось отчего-то столь много народа, любопытство толкало навстречу неизвестности. Осторожно скользя вдоль самых стен домов, приблизились к площади и, выглянув из-за угла, оказались всего в нескольких метрах от спин людей заполнивших собой ее всю. Большая и шумная толпа, заполнившая центральную площадь Севастополя, состояла главным образом из юнцов и потрепанного вида мужчин неопределенного возраста.
Какие-то кандидаты в пушечное мясо, вооруженные прутьями из арматуры, стояли возле машин. Под боком разворачивались события, которые быть может перевернут мир, а люди проявляли достойное спокойствие. Естественно, что многие из брошенных в пекло практически не знали, на что они идут, но верили в то, что успела им вбить националистическая пропаганда. Отрезвление в такой ситуации способны были принести только кровь и смерть.

Постепенно становилось ясно, что власти больше не способны контролировать ситуацию в городе. Администрация была охвачена паникой.

Лента новостей.
Президент Украины в ходе обращения к нации рассказал о своем видении ситуации в зоне конфликта и объявил о всеобщей мобилизации резервистов.

Однако на улицах находились не только бронетранспортеры полиции и горящие автомобили перепуганных граждан. В самом центре кровавой суматохи желтел приметный микроавтобус с эмблемой «CNN» на бортах.
Севастополь заволакивали дымы пожаров. На улицах гремели выстрелы. Чадили подожженные автомобили. Улицы были усеяны осколками разбитых стекол. Кто-то в панике бежал, бросая имущество на волю разбушевавшейся толпе. Люди всех возрастов упоенно грабили супермаркеты, вынося из них товары охапками. Многие подъезжали грабить на автомобилях. Багажники и кабины набивались бытовой техникой и электроникой, едой и автозапчастями, парфюмерией и оружием.
Уже вечером на улицы вывалили многотысячные толпы. Полетели камни. Через несколько часов город превратился в ад. Происходящее напоминало гражданскую войну.

Лента новостей.
Украинские войска отступают из Севастополь
Украинские военные начали отступать из Севастополя. В настоящее время в сторону Севастополь движется колонна российских танков.

Правительство оказывает посильное содействие, сейчас они организуют лагеря для беженцев.
По нашей информации, за последние сутки Севастополь покинули около пятидесяти тысяч мирных жителей.
Все время в городе шла перестрелка. Она то яростно вспыхивала, то ненадолго прекращалась. Постоянно рвались снаряды. Со всех высотных зданий били снайперы. Три-четыре бронированные машины время от времени выскакивали на площадь, обстреливали и затем шли вокруг, осыпая пулями и снарядами не только нашу часть, но и всех мирных жителей, укрывшихся за стенами своих домов. Стоящей рядом церкви тоже досталось. Один из снарядов влетел в крестильню, отвалился кусок стены.

Лента новостей.
Министр национальной обороны Украины заявил, что национальная армия не применяла военную авиацию в Севастополе и все заявления об этом являются выдумкой.
Спустя некоторое время министр национальной обороны под давлением неопровержимых фактов был вынужден признать применение боевой авиации, но с разведывательными целями.

Под вечер услышали шум дальнего боя, а затем грохот тяжелой техники. Увидели, что на площадь перед исполкомом выезжает танк. Мы приготовились его подбить, договорившись, кто стреляет в бок, кто куда. Танк шел и лупил из пулемета вдоль улицы. До поворота пару раз ударила его пушка. Вдруг один из наших бойцов закричал, что танк с флагом! С российским! Танк проскочил вперед, а затем вернулся назад, хотя его пушка смотрела все в ту же сторону.

Лента новостей.
Колонна российской бронетехники вошла в Севастополь. Ранее Украина пригрозила России войной в случае, если информация о вводе российской бронетехники на территорию Севастополя подтвердится.

Глупо извиняться, нет правильных решений в высказываниях пацифистов, в последнее время в обилии расплодившихся везде - от домохозяек до политиков. Они не понимают одного - пикетами у правительственных зданий, акциями протеста это сборище тормозит нас. Всё сильнее подталкивает к выводу войск, расшатывает нервы, увеличивает возможность поражения. Нас пожирают изнутри - и самое поганое, ничего нельзя поделать. Хотя, вру - быстро и победоносно закончить войну. Но не всё так просто.
Может, всё это попахивает фашизмом - плевать, я не любитель развешивать ярлыки. Важно одно - там, по другую сторону - враг. И против него хороши любые методы, а о гуманности как раз сейчас впору забыть. Сейчас - или потом забывать будет просто некому.
Да и не примут местные демократию и гуманизм. Как ни старайся - всё равно пойдут по своему пути. Когда речь идёт о правах человека, и прочих ценностях , можно твёрдо сказать - по названию, права эти принадлежат именно человеку, а не кому-нибудь другому.
Что остаётся? Уподобиться правозащитникам и гуманистам, или всё же забыть про пропагандистскую мишуру, и взяться за работу? Я имею в виду настоящие достижения - в военных целях. Только страх среди местных и тотальный контроль всего и вся помогут взять ситуацию в руки.
Время работает против нас. Мы не можем вести длительную войну, и вовсе не из-за недостатка ресурсов, как Гитлер в середине двадцатого века, а по политическим и общественным причинам.
Остаётся одно - стремительный и мощный удар. Операция продлится не более четырёх месяцев, и поставит точку в войне.
Вот на что делается ставка - и, надо сказать, она весьма велика - намного больше, чем может представить рядовой обыватель - впрочем, большинство пустозвонов, называющих себя политиками, тоже.
Всё максимально понятно - без недоговорок, изящной словесности, которая, как правило, скрывает правду. Нет излишнего гуманизма - на войне все средства хороши.
И, как дико не звучит, я здесь счастлив. Не полностью, конечно, сны и голоса, погибшие друзья не дают покоя. Это работа, тяжёлая и бесконечная, но и на ней осознаёшь своё значение. И - как ни странно, свободу.

Корабли Черноморского флота России – крейсер «Москва», сторожевой корабль «Сметливый», три больших десантных корабля – встали на рейде в Новороссийске и потопили ракетный катер, пытавшийся их атаковать...
А тут еще российские самолеты. Они летали всю ночь, постоянно, и звеньями, и поодиночке, и где то слышались разрывы из бомб или ракет. И это опять же добавляло масла в огонь. Все в Украине понимали, что такое – вступить в открытое столкновение с российской армией. И все надеялись, что такого столкновения не произойдет. Но авиационные удары уже предполагали, что Россия вступила в конфликт. И никто не знал, выступила или нет сама российская армия. Отсюда слухи и домыслы, отсюда лишняя нервозность, постоянное стрессовое состояние всех военнослужащих, независимо от звания, и, в конце концов – паника...

3

Просыпаюсь от гортанной немецкой речи во дворе дома. Первая мысль - все, нас взяли в плен!!! Оказывается, появилась западная пресса. ZDF и RTL - первые иностранные журналисты, которых я увидел здесь.

Лента новостей.
Первый канал: Украинская армия захватила центр Севастополь В центре Севастополя продолжаются уличные бои. Как сообщил корреспондент Первого канала с места событий, Украинские войска почти полностью взяли центр города под свой контроль. Также бои идут у базы российских миротворцев.

Завыли сирены; мины зашипели, завизжали, начали рваться; взревели моторы, водители, рванули, круша бордюры и углы домов, торопясь покинуть зону обстрела. Но укрыться было негде, взрывы бухали, казалось, уже по всему городу, и глушили объявления сети гражданской обороны с призывами соблюдать очередность при входе в убежища.
На дороге лежат люди. Кое-где догорает пламя, всюду разбросана экипировка. Стоны тех, кто ещё жив, стволы на асфальте, разбитые машины... Что это? Как это могло произойти? Спрыгиваем с брони. Те, кто может что-то объяснить, говорят отрывками, все в шоке, понять трудно. Но одно ясно точно, - в этой трагедии участниками были только свои! Свои стреляли в своих. Били из гранатомётов, кидали гранаты. Из всего стрелкового... Это была бойня. Куски тел ещё лежат на асфальте. Какие то люди в беретах, что-то там ищут.
Крутнулась башня тяжелой бронированной машины, кажущейся в этом тесном дворике невероятно огромной. Резким, рвущим перепонки стаккато прогрохотала очередь крупнокалиберного пулемета. Тяжелые пули вдребезги разнесли несколько листов шифера. От обнажившихся стропил полетели щепки, а одна из стропилин, будто перебитая гигантской палицей, хрустнула и провалилась вниз.
Да, здесь много домов заселено. Здесь кругом живут люди: женщины и дети. И пули КПВТ действительно способны прошить не одну стену и не одну крышу деревянных или саманных построек. А главное, вряд ли стрелявшие остались дожидаться, когда оцепление стянется в кольцо вокруг этой группы домов, и разъяренные собровцы начнут потрошить весь квартал.

Лента новостей.
Спикер Госдумы РФ заявил, что Россия "не откажется от полномасштабных и оперативных мер, которые потребуются для защиты российских граждан в регионе и сохранения безопасности на наших южных рубежах в связи с обострением ситуации в Севастополе".

В городе творилось нечто невероятное. И, видимо, не только в городе.
По улицам и переулкам, среди нищих лачуг и больших каменных домов – а в пригороде встречались и такие – как угорелые носились люди. С оружием, без него, голые, одетые. Повсюду господствовала паника.
Дважды нам попадались бэтээры, облепленные визжащими от возбуждения людьми. Трижды нас пытались остановить какие то типы в рваных обносках, но с автоматами. Причем в последний раз это была явно спланированная засада.
Повсюду полыхали пожары; объезжая завалы, колонны меняли маршруты, сталкивались на перекрестках, растекались по переулкам. И приданные бронетранспортеры растворились где то по дороге. Зато во время движения их машину непонятно кто и откуда обстрелял из легкого оружия, так что правый прожектор разбили, а от кормовой антенны ближней связи остался только изогнутый кронштейн.
С того самого момента, как по колонне открыли огонь с фланга, прямо из домов на набережной, и я запаниковал, услышав царапающие звуки пуль, заплутал в переулках.
Обезумевшие от ужаса люди выбегали из уцелевших домов, вливались в бегущую толпу. Багрово дымная темнота вспыхивала яростными короткими вспышками. Разрывные пули с сухим треском выбивали из под ног бетонную крошку. Ручейки толпы растекались между горящих строений.
Оглядываюсь назад, на далекие горящие дома. На кружащие над ними точки вертолетов.
Стрельба нарастала, и на улице стало больше бегущих. Причем бежали они так, что было ясно: пули свистят где-то около них, над головами...

Лента новостей.
Президент Украины "перед всем миром" обвинил РФ в военной агрессии.

Проходим этот участок, никакого сопротивления, только убитые лежат вдоль дороги и в палисадниках, - это не наши. Перебегаем через очередной перекрёсток. Впереди частный сектор, наша улица упирается в него. Останавливаемся и закрепляемся, наша задача выполнена. Подразделения, что шли рядом с нами, тоже вышли на свои позиции. Хочется пить, очень хочется пить.
Пристроился рядом с кучей мусора, это когда-то было половиной дома, сейчас просто какой-то строительный мусор. Выбираю цель. То, что далеко, мне не надо, поближе бы.
Рядом со мной лежал труп, — судя по форме, не ополченец. Половину головы ему снесло, нижняя часть лица ещё как-то сохранилась, а вот верхней не было. Какое-то месиво, из которого торчали ослепительно белые осколки черепа. Руки раскинуты, правая рука ещё сжимала пистолетную рукоятку автомата. На груди был разгрузочный жилет, из него торчали рожки. Пригодятся мне.
Обрезал застёжки, вытащил так необходимые автоматные рожки. Откатился от тела. Отстегнул флягу, глоток, ещё глоток.
Мы стреляли в невидимого противника в надежде заставить его выдать себя, сменить позицию и укрыться от наших пуль. Видимость такой контратаки есть всегда гарантия атаки скрытой. Опасность всегда представляется в перспективе, как событие, уже происшедшее, она реализуется через последствия - увечья, болезни и смерть.
Нас бросили в дерьмо, а мы пытаемся хорошо пахнуть.
«Как же так бывает?»— подумал я, стоя над телом контрактника. — «Буквально недавно я с ним разговаривал, а вот уже мухи ползают по его глазам. Никак не привыкну». Он опустился на колени и закрыл товарищу веки. Оглянулся, и увидел лицо молодого солдата, по которому градом текли слезы, хотя ни одного звука он не издал.
Город был поквартально разбит по секторам, и подразделения по группам проводили осмотры своих участков. Я шел по разрушенным улицам, дома смотрели на меня выбитыми без стекол, и я ничего не мог понять.
Неожиданно из двери какого-то здания буквально вывалился солдат и обезумевшими глазами посмотрел на меня. Тут же его скрутил приступ блевотины, он изверг из себя жидкость и что-то глухо замычал, склонившись над землей.
В комнатах мы осматривали все места, где мог спрятаться человек, второпях ломали шкафы и опрокидывали диваны и столы. Закончив с осмотром этой квартиры, перешли к другой, и так этаж за этажом весь подъезд был зачищен. Во многих квартирах до нас уже успели побывать мародеры, поэтому двери у них были уже открыты, а вещи в беспорядке разбросаны. После зачистки все помещения стали одинаковыми.
Проклиная и матеря всех командиров и начальников, первое отделение покинуло двор пятиэтажки и снова вышло в частный сектор. Нам приказали устроить два поста: один в полуразрушенном доме, а второй через дорогу почти на голом месте. Здесь полуразрушенный кирпичный фундамент забора, возвышающийся над землей сантиметров на пятьдесят, служил единственным укрытием. На оборудование поста дали полтора часа.
Я снял свой автомат с предохранителя и лежал, наблюдая за ходом боя, потому что соваться пока не имело смысла.
Другие бойцы на позициях нашли несколько брошенных автоматов. Мы все молча столпились у тела единственного неприятельского убитого. Посреди дороги лежал юноша. Осколок танкового снаряда разворотил ему бедро и желудок, превратив эти части тела в алое месиво. В открытых глазах застыл ужас.
На улицах ни одного человека. Окна домов большей частью темны, плотно зашторены, но в некоторых нет-нет да и промелькнет блик света. Значит, живые, нормальные люди в этом городе еще остались… Просто те, кто не уехал, попрятались по домам, выжидают, чем все кончится…
Миномётный обстрел, своим свистящим воём летящей с неба смерти, каждый день сводил меня с ума. Это так страшно и неприятно - свист летящей в тебя мины. Свист, плавно переходящий в гул, всегда забивал тело страхом. Страхом ужасной, разрывающей меня на кровавые обрубки, смерти. Умирать я не хотел. Перспектива стать инвалидом меня, конечно, тоже не радовала, и в плен попадать желания не было, но все другие страхи быстро меркли перед страхом смерти. Смерти от мины.
Взрыв страшной силы прогремел как всегда неожиданно. Кирпичная стена за спинами мотострелков треснула и обрушилась на их головы. Меня оглушило и я, на десяток секунд, потерял ориентацию в замкнутом пространстве красно-серой пыли, забившей мне нос, рот и уши. Ноги, руки, грудь, живот, пах - я потрогал всё, и с радостью отметил, что ничего не болит. Опираясь на остатки стены, я медленно попытался встать на ноги. С четвёртой попытки мне это удалось - шатаясь, я стоял и шальным взглядом рыскал в облаке пыли, пытаясь понять, что стало с остальными. Все, кто серьёзно не пострадал, не дожидаясь повторных взрывов, выбежали на улицу.
Перебегать улицу под неконтролируемым обстрелом, то стихающим, то внезапно возобновляющимся, не хочется, и мы до последнего шанса ищем подходящую причину чуть отсидеться и отдохнуть, оттягивая неприятную ситуацию выхода на открытую, насквозь простреливаемую площадку.
Не забегай вперед. Спина - удобная мишень.
Пулемёт противника работал с господствующей высоты, из окна первого этажа красно-кирпичного особняка. Ранее, в два ствола стреляли и со второго этажа, но их уговорили замолчать из гранатомёта. Больше у нас одноразовых гранатомётов не осталось, и мы мирно лежали под сваленными в баррикаду деревьями и ждали затишья. И оно наступило.
Момент попадания снаряда в дом чудовищно красив. Столб стройматериалов метров на десять вверх, кирпичная стена, рассыпающаяся на весь двор, искры и фиолетовые разводы на небе.
Выходим из квартала. Приглушенное эхо взрывов и назойливый треск автоматных очередей становится громче, а значит и ближе.
Я боюсь пошевелиться и застываю, с трудом сдерживая дыхание. Пульс отдаётся в ушах и сотрясает всё моё, быстро покрывшееся мелкой испариной. Сердце бьётся так громко, что, кажется, выдаст меня своим грохотом.
Площадь перед домом покрывалась разрывами. Содрогавшийся воздух бил в барабанные перепонки. В многострадальную заднюю стену со звоном ударил крупный осколок. Миномёты перепахивали площадь ещё минут пять.
Нельзя забегать вперед, нельзя отставать: на звук - выстрел, на вспышку - выстрел. Слушать команды, видеть цели, контролировать патроны. Вылетел трассер - значит на подходе последний - быстро на колено - перезарядка - снова вперед: очередь - укрытие, две - укрытие; перебежка - опять очередь - опять укрытие. На трупы не наступать - могут быть с гранатами, сильно не прыгать - можно потерять свои.
Вперед и вверх, но не зарываться, помнить, что угол - опасность, проем - опасность, сначала очередь, потом сам. На открытом месте не тормозить, на ходу не стрелять - все равно не попадешь, а скорость и маневр смажешь. Целиться двумя глазами: один на мушке - второй на макушке, первый работает на атаку, второй на оборону...
Из дома напротив раздаются выстрелы. Боец возле меня хватается за руку и падает. Все тут же пригибаются и начинают стрелять в подъезд пятиэтажки. Я хватаю бойца и волоку его к БМП. Вроде только в руку попали. Повезло.
Граната попадает в окно на первом этаже. Промазал. Вскоре раздается взрыв и из окна вылетают осколки и прочий мусор. На третьем этаже заговорил пулемет - тот самый, по которому я пальнул в первый раз.
Затем я швырнул туда ручную гранату. Возможно, после этого я пошел бы и дальше, но обнаружил, что в автомате у меня остался один рожок патронов и одна ручная граната. В горячке боя я на это не обратил никакого внимания. Нужно было бежать отсюда, тем более что моя стрельба в самом тылу неприятельских сил наделала переполох. Я же вместо этого, пройдя немного назад, высунулся из-за обрыва и увидел в небольшой ложбине в сотне метров от меня с десяток бойцов противника и открыл по ним огонь.
Время шло, а стрельба не только не стихала, а наоборот, становилась всё сильнее. Автоматные и пулемётные очереди перемежались взрывами мин и снарядов. В подъезде зазвенели стекла. На лестничных площадках, в квартирах стало небезопасно, пули и туда залетали. В стекла окон стали биться птицы, ища у людей защиты и спасения. Огонь был очень плотный. Разрывы мин и снарядов ухали где-то рядом, поражая и пугая своей мощью. Люди без всякого стеснения стали всё теснее прижиматься к полу. Приблизиться к окну никому и в голову не приходило.
Уличный бой - это что-то вроде таёжного бурелома. Не ведаешь, когда, с какого боку и что на тебя свалится - кто, где и откуда стреляет.
И вновь - броском вперёд, а где и ползком, перебежками от дерева к дереву, по ярким цветам и веткам, сбритым осколками и автоматными очередями. Только вперёд! ...Выдержали бы нервы. Самое желанное сейчас - увидеть врага вблизи, тогда всё понятно.
Взрывы гранат, беготня по коридорам, этажам, автоматная трескотня, звон стекла, крики и ругань! Короткая, буквально на миг тишина. И снова оглушительная пальба внутри гулкого здания, топот над головой.
В руках автомат, ноздри раздирает запах пороха, уши закладывает резкий звук разорвавшихся гранат, глаза не успевают моргать от стрекота автоматных очередей и свистящих над головой пуль.
Оставшиеся в живых бойцы рванулись в разные стороны, стараясь занять новые огневые позиции.
Сразу за нами из боя начинают таскать раненных. Привозят полную бэху, шесть человек. Все с пехоты. Почти все срочники. Один обожжен. Просит курить и пить. Прикуриваю сигарету и вставляю ему в губы. С водой сложнее. У второго в руке тонкая щель сантиметров семь длинной. Перебита артерия. Кровь идет сгустками. Запах у неё такой... свежатины, как в мясной лавке. Третьего несут - ноги перебиты. Четвертый... Четвертому здоровый осколок ударил в грудь, рассек ткани и чуть-чуть не дошел до легкого. Огромная зияющая дыра. Красное мясо. Но парень идет сам - в шоке еще - и легкое, кажется, не задето. Повезло.
Раненых уже перевязали более основательно, каждому вручили сигареты и они теперь, блаженно щурясь от солнца и сигаретного дыма с благодарностью смотрели на своих товарищей, которые вытащили их из этого ада. Среди разведчиков, рассевшихся вдоль забора, то тут, то здесь вспыхивал смех, слышался неестественно громкий разговор людей, только что перенёсших смертельную опасность. Лица из бледно-землянистого цвета приобрели нормальный цвет и только продолжавшие лихорадочно блестевшие глаза, выдавали внутреннее напряжение.
Под стеной школы лежит солдат. Тело вздулось, голова, грудь и плечи от жары стали совсем черные. Запах уже очень тяжел. Хорошо, что сегодня еще ничего не ел.
На соседней улице еще один, рядом с очередным сожженным танком. Голова расколота и на неё надет целлофановый пакет - чтобы не смотреть. В перевернутой рядом каске красно-серое. Неподалеку еще тел пять - их по очереди обыскивает какой-то человек, отвернув голову и зажав нос. Достает документы.
Вокруг воняет гарью. И людским страхом. Там, только там, понимаешь, что у страха есть свой запах.
Я почувствовал, как участился пульс, как изменилось дыхание. Он никуда не бежал, но дыхание, тем не менее, срывалось, как после быстрого подъема по лестнице на двадцатый этаж. Руки начали дрожать. Ладони вспотели.
Стены заходили ходуном - удар за ударом, взрыв за взрывом - посыпалась крошка, загремели фляги, котелки, запрыгали лавки. Вспышки выстрелов заискрились повсюду: веером, снопом, фонтаном огня. Казалось, бетонные плиты не вынесут этой мощи и вот-вот развалятся... Но нет - пока стояли.
Короткими очередями по всем подозрительным кучкам и воронкам! Автомат дёрнулся и заглох. Надо менять рожок!
Неслышно ступая тяжелыми грязными ботинками по застеленному коврами полу, прикрывая друг друга стволами автоматов, среди обычной обстановки обычного частного дома из комнаты в комнату переходили люди в камуфляже и в набитых боеприпасами разгрузочных жилетах. Чужие лица бесстрастно взирали на них из рамок фотографий, стоящих на комодах и висящих на стенах. Чужие зеркала отражали напряженные, непроизвольно пригибающиеся даже при виде собственных отражений фигуры.
Огромный обугленный остов; уродливые балки и перекрытия, вздымающиеся к черному небу. От седьмого этажа дома уже не было; только маслянистые клубы жирного дыма, поднимающиеся вверх. Нижняя часть коряво скособочилась, просела набок, сжав окна и повыбив оставшиеся стекла. Горы щебня, кирпича, искореженного металла вокруг. Гарь и вонь.
Я осмотрелся. Ничего ценного и интересного. Полупустой шкаф с какими-то тряпками, довольно старое облезлое шатающееся трюмо. Я посмотрел на себя в зеркало и поморщился. Вид, как у профессионального бандита, только армейский головной убор резко контрастировал с остальным обликом. Хотя, впрочем, он уже успел прилично запылиться, так что существовал вполне реальный шанс, что и он вскоре гармонично вольется в общую картину.
Скрипя битым стеклом под ногами, шаркая повсеместно осыпавшейся штукатуркой, наступая на горы щепок, клочков бумаги и всевозможного тряпья, мы прошли лестничную площадку первого и второго этажей, и вошли в квартиру на третьем.
В однокомнатной квартире мебели не было - пустота, всё возможное давно пожгли на дрова, на полу только мусор, горы стреляных гильз. Окна наспех, неаккуратно заложены кирпичом. Здесь явно кто-то был до нас, причём - совсем недавно. Наследил, натоптал и ушёл.
Пробравшись по грудам битого кирпича и щебня, я прошел внутрь не через двери, а через пролом в стене. Бетонная плита перекрытия между этажами от попадания снаряда в дом рухнула одной стороной вниз, перебив и разрушив все, что было в двух из трех нижних комнат. А вот третья комната была полностью цела.
Два ближних к нам дома разрушены до основания, только фундаменты каменные остались. Были дома - нет домов: здесь, вероятно, авиация наша постаралась; следующие два - с дырами в заборах и со снесёнными воротами, без крыш, без окон и без входных дверей. Там - сто процентов - ничего ценного, тем более - водки, давно нет. Даже несколько молодых деревьев в огородике перед домами снесены и затоптаны бронемашинами. Да, деревья на войне страдают не меньше людей.
Проходим мимо ещё нескольких обстрелянных и поцарапанных домов, сворачиваем влево, в проулок.
Шли молча. От напряжения нарваться на засаду или попасть под обстрел, мой легкомысленный хмель как рукой сняло. Я с опаской думал о будущем.
Через дорогу начинался частный сектор. Несколько раз мне уже приходилась бывать в частном секторе: аккуратные, ровные, добротно сложенные кирпичные одно и двухэтажные дома, обязательно окружённые высокими двухметровыми каменными или деревянными заборами. Крыши, в основном из нержавейки. Во дворах все хозяйственные постройки просторные и из хорошего стройматериала.
Всё то же самое: двухэтажные дома со снесёнными крышами, выломанными дверьми и выбитыми окнами, сломанные надворные постройки и детская игровая площадка, раскиданные в беспорядке бытовая утварь и обломки стройматериала, железный остов сгоревшего бэтра.
Успокаиваем дыхание, оглядываемся, исследуем открытые взору окрестности, оцениваем оперативную обстановку, нарезаем новые задачи.
Я осмотрелся: кирпичная стена, ровно в мой невысокий рост, за которой мы сбились в кучу, есть наш перевалочный пункт по пути к обозначенной командиром цели. Цель проста - без потерь дойти до углового пятиэтажного дома, выпирающего побитыми стенами на пересечение двух широких улиц.
Несколько часов мы практически не встречали сопротивления и, подавляя отдельные очаги выстрелов, двигались вперёд довольно быстро, что придавало уверенности в своих силах.
Нашему взводу, к установленному времени, необходимо было продвинуться по одной из улиц до конца нескольких небольших кварталов. Пацаны спешились, бежали за БМПшками и палили по первым этажам и подвалам зданий. Броня бомбила по вторым и третьим этажам. Иногда получалось не плохо.
Я передернул затвор автомата, на предохранитель ставить не стал. Вздохнул, поерзал задом и стал ждать. Жаль, что курить нельзя.
Через пару улиц наша охрана нашла два милых домика. Оба двухэтажные, оба утопали в садах. Война их пощадила, лишь только стёкол не было, а на дверях были видны следы пуль — выбивали замки. Внутри было как во многих домах. Только вот мебели почти не было, зато в подвале мы обнаружили нетронутые запасы вина. Когда попробовали, то долго не могли отплеваться.
Внутри дома все перевёрнуто. Были здесь мародёры. Выключатели выломаны с кусками штукатурки, люстры вырваны с «мясом». Большей части мебели нет. По всему дому раскиданы фотографии, какие-то бумаги, письма. Из всей уцелевшей мебели остался лишь стол на кухне, две табуретки. Для жилья мы выбрали комнату на втором этаже. Из соседних брошенных домов притащили топчаны, диваны, стулья, кое-как подмели, забили окно, чтобы не дуло, сверху прошлись куском толи.
Смерть. К ней как - то сразу все привыкли. Вполне достаточно было трех - четырех дней. По одному - двум убитым, или раненым товарищам в подразделениях, и на смерть уже никто не реагировал как на нечто из ряда вон выходящее. Убитые походили на нелепых кукол, ни к чему не обязывающих, и не вызывающих особенно каких либо чувств. Своим раненым оказывали посильную помощь без суматохи и истерик. Убитых спокойно переносили на руках, не показывая внутренних содроганий, и не особенно соблюдая какие то обряды.

Лента новостей.
Точное число погибших и раненых не называется; ранее сообщалось о том, что при обстреле позиций российских миротворцев получили ранения три военнослужащих.

На въезде в город кварталы практически целых частных домов чередовались с улицами разнообразие разрушений на которых было невиданным. На одной улице несколько домов сложились. На другой - во дворах лежали просто аккуратные, холмообразные кучи мусора. На третьей - размолоченные в труху останки битого в щебень кирпича разметены ровным слоем, хоть сразу асфальтируй поверху.

Лента новостей.
Возобновились бои по всему полуострову. Танковые и моторизованные части украинской армии при поддержке авиации движутся в сторону Ялты и Джанкоя. Корабли Украинского ЧФ обстреливают позиции бандформирований.

Вскоре мы вышли на окраину. За несколькими рядами домов виднелось заросшее высоким кустарником поле. Вот и нужная нам дорога. Старый асфальт был изрезан многочисленными бугорками и трещинами, сквозь которые пробивались к здешнему солнцу зеленые побеги травы.
Бомба разорвалась на пустыре, за городом. После нескольких сбитых самолётов, неприятельские пилоты стали бомбить с большой высоты. Бомбёжка получается "слепой", но безопасной. Здесь уже дело случая: может попасть в цель, а может, и нет. На этот раз нам повезло. Сирена, паника, гул, взрыв.
Все дело сводится к одному: либо ты стреляешь, либо в тебя. Кто не хочет ни в кого стрелять, пусть приготовится к тому, что игра пойдет в одни ворота.
Я не собирался оправдываться и уж тем более производить на кого бы то ни было благоприятное впечатление.
Забыли, забыли вы один нюанс. Ведь война же. И дело не в том, что она все спишет. Действительно спишет, будьте спокойны.
На войне люди часто погибают. Можно схлопотать случайную пулю. Можно нарваться на «растяжку». Мало ли мин понатыкано кругом? В общем, всегда можно списать на несчастный случай.

Лента новостей.
Украинские СМИ: Российские самолеты бомбят позиции украинских войск
Российские самолеты бомбят позиции украинских войск в Севастополе, сообщают Украинские СМИ. Как минимум пять украинских военных получили ранения. О погибших не сообщается.

Тысячи беженцев устремились в направлении Симферополя. Во время этого исхода, проходившего в очень плохих погодных условиях, произошло несколько инцидентов, когда украинцы обстреливали колонны из артиллерии и крупнокалиберных пулеметов.

Лента новостей.
По неофициальным данным, правительство Украины проводит частичную мобилизацию резервистов в возрасте до 30 лет. Ответственный представитель подтвердил, что в районах южнее и западнее Киева разворачиваются снятые с консервации устаревшие зенитно ракетные комплексы С 75 и С 125. Тот же источник утверждает, что несколько десятков отставных офицеров ракетных войск и авиации, этнических украинцев по происхождению, приехали в Севастополь различных постсоветских государств.

Наши новые системы оружия уничтожат базы украинской армии. Украина — не Сербия и не Чечня, долгих бомбардировок не выдержит.
Противник располагал многочисленными наземными войсками, но слабыми авиацией и средствами ПВО, а флота практически не имел вовсе. После мобилизации численность украинской армии достигла примерно 600 тысяч, еще 150 тысяч составляли полицейские части. Авиация насчитывала свыше 500 истребителей и истребителей бомбардировщиков Су 27.
Чистая победа в украинской операции едва не была упущена, потому что политические лидеры оказались не готовы пойти до конца. Боязнь политиков развернуть наступление на сухопутном фронте едва не обернулась профессиональным позором для всего военного руководства России. Политические лидеры должны понять: чем больше сил мы задействуем, тем убедительнее окажется демонстрация нашей мощи и нашей решимости.
Необходимо за три четыре дня подавить узлы обороны ударами с моря и воздуха, а затем двинуть в бой наземные силы, одновременно высадив морскую пехоту в Украину и выбросив большой воздушный десант на Киев.

Лента новостей.
Украина направила в ООН заявление, в котором назвала международным разбоем объявление ее территории зоной, запретной для полетов авиации.

Хроника военных событий.

Наличие нерешенных территориальных споров мешало Украины вступить в НАТО, поскольку, в отличие от США, в Евросоюзе прекрасно понимали, кому придется решать эти проблемы, причем военными методами.
Все приготовления и личный состав украинских войск курировался спецслужбами Америки. В них действовали отставные военнослужащие, проходящие подготовку по программе "Пентагона". Вся подготовка проходила под американскую кальку. Сам Президент Украины часто и с наслаждением принимал военные парады, на которых стройные батальоны маршировали по улицам Киев с американскими винтовками в руках. Создавался виртуальный образ настоящей современной "западной армии", эдаких голливудских супергероев. Украина стала как бы витриной успешного военного реформирования в западном стиле.
Таким образом, весь удар приняли на себя вооруженные силы Севастополя, ополченцы и несколько десятков добровольцев, успевших к этому времени подойти к городу. Защитникам Киева удалось отбить два штурма города, это при превосходящей силе противника, и практическом отсутствии координации движений в первые часы войны в самом Севастополе.
Не лишним будет отметить, что военные приготовления Украины были настолько демонстративны, что говорить о внезапности нападения на Севастополь просто смешно. И, конечно же, "не стоит считать решение Президента Украины начать "маленькую победоносную войну" против Севастополя спонтанным шагом.
Таким образом, Украина развязала тотальную войну, бросив в бой весь свой военный, политический и моральный ресурс. Проводя тактику "выжженной земли", Украина рассчитывала в течение нескольких часов завершить войну, взяв под контроль город и водрузить над ним флаг, как символ восстановления территориальной целостности.
Киев переоценили свои силы, Москва отреагировала слишком жестко. Вовсе не исключено, что Президент Украины совершил глупейшую ошибку, посчитав, что может захватить контроль над Севастополем. Однако, если позиция Президента Украины выглядит безрассудной, то из-за ответа Москвы, которая с использованием многократно превосходящей военной силы не только выдавила войска из разрушенного Севастополя, но и разрушила военные и гражданские объекты в самой Украине.
Желание переложить ответственность за конфликт на российскую сторону, стало первоочередной задачей Запада.
Контролируемые США и Великобритании СМИ буквально "не заметили" 16 часов агрессии Украины против Севастопольа и как по команде начали отсчет и трансляцию сюжетов с ввода российских войск в Севастополь. На телеканалах BBC, CNN, Skynews, Foxnews, и массе других установилась практически идентичная картинка: русские танки на марше, в небе - русские самолеты, внизу - горят города и села, якобы разбомбленные русскими бомбами, плачут женщины и дети, бегут беженцы.

Лента новостей.
Продолжается эвакуация иностранцев. Сегодня специальным рейсом «British Airlines» Россию покинули семьи британских дипломатов и сотрудники ряда представительств Великобритании. Всего за последние два дня Украину покинули несколько тысяч граждан стран НАТО. Вчера начался исход японских, турецких и южнокорейских бизнесменов и туристов. Пресс атташе МИДа уклонился от прямого ответа на вопрос, означает ли бегство иностранцев, что вскоре силы НАТО нанесут превентивный удар по России.

4

Лента новостей.
Латвия и Эстония решили оказать невоенную помощь Украине.

Неловко проявлять человеческие слабости.
Ты уж постарайся не очень смахивать на жареного барашка.
Ничто так не обескураживает, как неизменно идущий дождь. Земля раскисла. Грязь лезла в сапоги. Они сделались такими тяжелыми, что их трудно было оторвать от земли. Униформа превратилась в вымокшую насквозь тряпку, липнувшую к твоей трясущейся шкуре.
Я медленно шел по лагерю. Вода сбегала с краев палаток и, булькая, стекала в окопы.
Я вымотался, голова болела, в пересохшем рту - мерзостный привкус. Я не имел права упасть, и от усилия моя крайняя физическая измотанность усугубилась еще больше.
Если факт не сдается, его уничтожают.
И если вы берете такую гордость, инстинкт убийцы, абсолютную стойкость и соединяете их с возможностями, которые наши люди получают после тренировки и оснащения, то очень нужна уверенность, что они стабильны, рациональны. Они должны быть воинами, а не убийцами. Мы делаем из них нечто, безмерно пугающее рядового гражданина, но они должны быть людьми, которым можно доверять, которые делают то, что должны, не становясь бессердечными или, еще хуже, не приучившись получать удовольствие от убийства.
Именно армия всегда настаивала на защите мира.

Лента новостей.
Черноморский флот РФ перебрасывает силы к побережью Украины.

Я не обманывался относительно будущего Украины — с ней покончено раз и навсегда.
Человечество должно страдать, чтобы выжить. Это просто.
Война набирала обороты.
От политиков только и жди какого-нибудь идиотизма.
Не ропщи на Родину, даже если она наступила сапогом тебе на глотку.
Я помотал головой, пытаясь оборвать нескончаемый поток бесполезной информации, которая хлынула в сознание. По опыту я знал, что всегда сможет вытащить сведения, которые необходимы для решения проблемы. Однако зачастую она оказывалась слишком запутанной.
Ожидание, продлившееся шестьдесят шесть часов, не было ни уютным, ни приятным.

Лента новостей.
Украинские подразделения ликвидировали 60 спецназовцев российского ГРУ, заявил в субботу президент Украины. По его словам, бой шел на высоте Т в Киевском районе. Подтверждения этой информации из российских источников нет.

5

Лента новостей.
После того как ООН фактически расписалась в своем бессилии, у Москвы оказались развязаны руки для того, чтобы решать конфликт по своему усмотрению.

Традиция выходить в рейд затемно была вполне разумной.
Шли быстро, стремясь по максимуму использовать тот крохотный запас времени, что у нас, возможно, еще оставался.
Некоторое время нам удавалось идти по дороге, но потом ее перегородила глубокая канава с мостиком, и мы решили обойти через кустарник и небольшой лесок, тянувшийся на несколько километров в нужном нам направлении.
Изредка кустарник. Под ногами сучья и корни, о которые, хотя бы по разу, запнулись все. Сверху между кронами сосен серело небо, с которого продолжали сыпаться мелкие капли дождя.
Усталые глаза закрываются сами собой, влажные ладони соскальзывают с мокрого приклада автомата, а ноги разъезжаются в скользкой грязи, но пугающие звуки, запахи и тени в серой ночной мгле не позволяют остановиться, чтобы отдохнуть и переждать, когда кончится дождь или хотя бы когда придет рассвет.
Идти по лесу было легко, но легкая жизнь не может продолжаться слишком долго. Вскоре сухая земля стала перемежаться пятнами сырости, участками, где ботинки выдавливали сквозь траву мутную жижу, обширными грязными лужами. Затем поредели деревья, сменяясь на стелющийся бледно зеленый кустарник, и снова перед нами заблестела поверхность болота. И куда ни кинь взгляд — везде был этот ненавистный матовый блеск.
Окрестности оставались пустынными, движение не отвлекало внимания, и мысли невольно потекли по привычному руслу.
Мы шли вдоль дороги уже четыре часа без остановки. Палило немилосердно. Черт знает что за дорога… Пустота, тишина…
От напряжения дрожали колени, и трясся подбородок. Хотелось пить. Ноги почти не слушались, но страх заставлял торопиться, и движения получались нелепыми. Сколько ещё предстояло пройти, никто не знал. От волнения, дышать приходилось часто и всей грудью.
Идем на ощупь, но довольно быстро. Жить хочет каждый! Ноги гудят, ноют… Но надо идти. Осталось всего девять километров. Вскоре показалось далекое зарево и взлетающие в воздух всполохи. Так артиллеристы и минометчики создавали подсветку окрестностей, стреляя «факелами». Термитные заряды медленно опускались на парашютах, озаряя склоны ущелья бледным светом.
Чем дальше двигались на юг, тем больше попадалось сожженной, развороченной техники. В одном месте была видна свежая воронка от разрыва, не больше суточной давности.
Это зрелище не прибавило энтузиазма, но заставило энергичнее крутить головами, внимательнее всматриваясь в окружающую местность. Во рту пересохло, захотелось пить.
В очередной раз сориентировавшись по карте и взяв чуть левее, мы, не снижая темпа, проскочили последние три километра и вышли на берег.

Лента новостей.
По решению Совета НАТО в Черное море введено соединение военно морских сил альянса. В состав международной эскадры вошли американский ракетный крейсер , фрегаты . Согласно заявлению штаб квартиры Северо Атлантического блока, эскадре поручено обеспечить безопасность гуманитарных конвоев. эвакуирующих мирное население из зоны конфликта.

6

Постоял зажмурившись, чтобы глаза привыкли к темноте. Вынул кусочек сахара, положил под язык. Это старый ещё с давних времён трюк: кто-то заметил, что после употребления сахара улучшается ночное зрение. Трюк и по сей день работает безотказно.
До утра пролежали не шевелясь. Не знаю, как кому, а мне тяжелее всего было обходиться без сигарет.
Мы поднимем голову. Терять русским нечего. Нас так долго били в спину и срезали на взлете, нас так часто уничтожали миллионами, предавали, опустошали и грабили, что мы имеем право на свою игру. И на возвращение старых долгов.
У нас есть один выход – превратить слабости в источник силы, пойти путями парадоксальными, сделать русский характер козырем в грядущей борьбе.
Чтобы снова стать русскими, нам надо обрести смысл.
Смысл нашей жизни состоит в том, чтобы создать новую Реальность. Потому что в нынешнем мире места нам нет и быть не может. Нет никаких перспектив у русских в этой системе координат – и точка. Ну не нужны мы ни «чужим», ни американцам, ни европейцам, что бы там ни утверждали нынешние придворные геополитики.
Главное, чтоб рубежи оставались в неприкосновенности, а там хоть трава не расти.

Лента новостей.
Российские ВВС не бомбили Украинские нефтепроводы
Замначальника Генштаба РФ сказал: "Мы нефтепроводы не бомбим. Подобные удары могут привести к тяжелым экологическим последствиям".

Система — это порядок. Тот самый, когда все идет так, как должно идти. Государство состоит из обывателей, которые перемен не любят.
Может быть, когда то я делал что то не так. Скорее всего, такое было. И не раз.
Что ж, хороший шанс исправить ошибки.
Я внутренне усмехаюсь. Я могу усмехаться. Я привык ко всему этому. Я уже вполне свыкся со всем, что произошло здесь, произошло на моих глазах.
Армия не мстит; она наводит порядок - быстро и по уставу.
Кормили хорошо: «кирзы» не было, раз в день давали картошку с какой то жирной подливой или склеенную в запеканку с яичным порошком, а на ужин – макароны с тушенкой по флотски.
Герой всякой войны может набивать брюхо с чувством исполненного долга.

7

Я понял, что война началась. Задача была одна – вперед! Мы знали, что уже гибнут наши миротворцы, и мы шли, наверное, спасать своих солдат, своих граждан. И как-то эти украинские самолеты быстренько налетели и быстренько улетели. Было такое ощущение, что они просто прилетели, сбросили куда попало бомбы и улетели.

Лента новостей.
Украинские СМИ утверждают, что над Севастополем сбит один из четырех самолетов, сбросивших бомбы на город. Согласно сведениям украинских журналистов, сбитый самолет прилетел со стороны России.

Дошли мы часам к 6-7 до населенного пункта .Это как раз там, на высотке. Мы подверглись либо артиллерийскому, либо танковому огню. И нами было принято решение, что дальше смысла идти нет. Потому что огонь велся метров со 100-150. О чем было доложено. Дали команду, чтобы мы располагались на месте, организовали охранение.
Это был огонь из танков, это была артиллерия, была очень большая концентрация личного состава, большое скопление техники. Уже тогда пошли первые раненые. Конечно, ситуация была неприятная.
Было еще порядка пяти атак, но они были не напористые, скажем так. Они увидели, наверное, что огонь идет не только из автоматов, а еще из гранатометов, из боевых машин. Поэтому противник стали как-то вяло атаковать.
Ощущения атаки трудно передать и описать в точности. Это чувство можно назвать по-разному. И чувством локтя, и стайным чувством. Главное - тобою движет инстинкт. Ты забываешь про то, что ты - человек. Про то, что у тебя есть дети, родители... Ты превращаешься в зверя. Ты бежишь и ревёшь. И тебе необъяснимо нравиться этот риск. Нравиться ощущение того, что через мгновение - или ты или тебя. Тебе кажется, что добежав до цели - ты разорвёшь врага в клочья.
Войну не остановить, когда воздух пропитан запахом свежей крови, вокруг свистят пули, рикошетируя в разные стороны от стен и предметов, а еще совсем недавно дышавший и разговаривавший с тобой напарник лежит с простреленной навылет шеей в темной лужи собственной крови.
Я сидел, припав на колено и держа ствол наизготовку. Я должен был страховать ушедших вперед товарищей.
Мы держались, как могли. Двигаться, ребятки. Сближаться в упор.
Всегда чувствуешь себя разбитым, когда появляется подсознательное ощущение, что тебя хотят убить — и не в отдаленной перспективе, а в самом что ни на есть ближайшем будущем.
Перестрелка на другом конце города продолжалась. Я перестал заглядывать в дома и двинулся туда, где шел бой.
Центральная площадь с памятником какого то деятеля прошлого века, выглядела почти незатронутой, но идти прямо через нее я не решился. Постоял переминаясь с ноги на ногу: топать вокруг неохота, но сделать вперед хотя бы один шаг не получалось. Подсознание отчаянно сигналило о скрытой опасности.
Адски зачесался левый глаз, и я безуспешно попытался потереть его рукавом куртки. Пальцами, перемазанными свежей глиной, лезть в глаза я не рискнул.
Мертвые дома и мертвые люди уже воспринимались почти обыденно, без прежнего мучительного сострадания.
А рассудок флегматично сообщал, что у меня только одна дорога – вперед, потому что сзади – верная смерть, а впереди – черт его знает.
Молиться не собираюсь, потому как ни одной молитве не обучен. Зря, наверное. Но и времени, чтобы выучить хоть одну молитву, у меня все равно уже нет. Такая вот несправедливость жизни. Только хочешь чего нибудь выучить — а уже поздно.
А потом я услышал выстрелы. Длинная автоматная очередь и следом хлесткий винтовочный выстрел. Снова очередь. Кто то на другом конце города вел бой, причем, судя по всему, стреляющих было немного и патроны они экономили.
Это встряхнуло меня. Привычные звуки вернули меня на землю. Много времени на раздумия нет. Надо уходить. Ситуация снова перестала внушать оптимизм.
Где то слева началась перестрелка. В бой включались все новые и новые автоматы.
Да, здесь я на своем месте. Здесь я всех знаю, я представляю, как себя вести и как поступать в определенных ситуациях. Здесь я свой.
А безвыходная ситуация – это такая штука, которая бодрит меня лучше холодного душа.
Стена свернула. Еще десяток метров ползком. Меня колотило. Звуки метались между развалин, эхо разносило их все дальше и дальше, ударяя попутно о стены и камни.
Я молча матерился. Кто, где, в кого стреляет?
Чудеса храбрости и героизма я проявлять не собирался.
Я огляделся. Справа — проход. Слева — дворик и остатки разрушенного дома. Наверное, мне туда. Я соскользнул со стены и, пригибаясь, побежал к развалинам. С ходу нырнул внутрь дома, быстро вскочил и огляделся сразу на триста шестьдесят градусов.
Никого.
Стрельба слегка поостыла. Потом резко оборвалась. Неужели все? В углу я заметил какие то торчащие из под земли тряпки. Кинулся к ним и стал тащить их, раскапывать землю и снова тащить. Пока не вырвал с хрустом останки человека в халате.
Впрочем, мне было плевать. Это было замечательно — не испытывать сомнений.
Стрельба возобновилась. Новый приступ? Сориентировавшись по звукам, я побежал вдоль стены. На мое счастье, в конце зиял приличный провал. Передо мной открывалась небольшая площадка.
Стрельба слева пошла одиночными. Справа припустили долгими густыми очередями. Площадку пересекала неглубокая канавка.
Любое строение – от гигантского ангара до уличного сортира – является потенциальным источником угрозы.
Стрельба слева прекратилась. Справа тоже примолкли.
Я напряжен до предела. Мое тело помнит последовательность действий до мелочей.
Я быстро подавил приступ жалости к самому себе – все эмоциональные роскошества просто смертельны – осторожно встал, еще раз осмотрелся.
Первое, что надлежит сделать в подобной ситуации, — это уйти из заранее пристрелянного сектора. Неторопливо подходящие к нам ребятки ведь ожидают, что, начни я делать какие то глупости, достаточно будет просто нажать на спуск, выпуская пулю за пулей в том направлении, где я нахожусь.
Меня лихорадит от нетерпения, хотя внешне я абсолютно спокоен. Но мне сейчас труднее всех. Потому как просто выполнить задачу — мало.
Я вдруг очень остро ощутил, насколько мало в этом страшном месте зависит от меня.
Я не спешил двигаться в путь. Во-первых, мне требовалось отдышаться, попить водички, а во-вторых, повнимательнее осмотреться.
Как правило, в этой ситуации противник, чтобы сохранить основные силы старается отойти, оставляя на объекте свои подгруппы обеспечения, прикрывающие его отход. Именно в это время вступает в действие группа блокирования, которая препятствует отходу противника, и взаимодействуя с авиацией, уничтожает его.
Добро пожаловать в город мертвых!
Пока наилучшим выходом было просто ждать и не дергаться.
Я не люблю, когда много крови.
Я не люблю, когда много крови. Но нас вынуждают.
Я рухнул на пол и несколько раз перевернулся; в ушах у него звенело от непрерывной пулеметной пальбы. В клубах дыма, оглушенный и ослепленный, задыхающийся от пороховой гари, я с трудом поднялся на ноги.
Раздавались крики и громкие стоны.
Кровью был забрызган не только пол, но и белые стены холла. Внезапно я почувствовал боль. Мучительную боль.
Сильнейший удар в плечо отбросил назад.
От пулеметного грохота закладывало уши.
Дыма стало еще больше.
Единственное, что я еще был способен различить, — это вспышки от выстрелов. Все остальное терялось в дымовой завесе.
Я закашлялся, выплевывая сгустки крови, и выстрелил наугад, в клубы дыма.
Через открытые двери в дом врывались какие то фигуры, едва различимые в дыму.
Оглушительно грохотали выстрелы.
Еще один взрыв.
Голова кружилась, ноги не слушались, и лишь невероятным усилием воли я заставлял себя карабкаться вверх к лестничной площадке.
Оглушенный громоподобными взрывами, полуослепший от едкого дыма, тяжело раненный, я еле двигался, понимая, что вот вот потеряю сознание. Изо всех сил стиснув рукоятку автомата, — словно это могло спасти от беспамятства, — ощущал себя как бы на краю бездонной черной пропасти, в которую может низвергнуться в любую секунду.
Я пошатнулся. Я стоял. Я был целым. Ступни, ноги, тело, руки, пальцы…

Лента новостей.
Во вчерашних боях у Севастополя принимали участие корабли украинского и российского ЧФ. Тем самым нарушено обязательство Киева не применять тяжелое оружие. Кроме того, Москва нарушила нейтралитет, что грозит России международными санкциями. Госсекретарь США потребовал от Кремля немедленно вывести с Украинских баз все военные корабли российского Черноморского флота.
По сообщению пресс центра МО РФ, корабли российского флота СКР «Керчь» и БПК «Очаков» были вынуждены открыть ответный огонь, так как артиллерия боевиков обстреляла корабли, в результате чего было убито 7 и ранено 18 российских моряков.

8

Лента новостей.
ФСБ: Украинские спецслужбы готовили теракты в России
В России задержаны девять агентов украинских спецслужб, которые "вели разведку военных объектов и готовили теракты, в том числе на территории РФ", доложил в понедельник президенту РФ директор ФСБ Александр Иванов.

И делать мне нечего. В таких случаях солдат всегда лежит. Есть еда - так ест. Есть курево - курит. Если ни того, ни другого, так спит. Я собрался сперва покурить, потом покемарить, потому что есть мне было нечего.
Если пушки молчат, значит все перепились.
Может быть, это не так уж и плохо. Никаких массовых арестов, концентрационных лагерей – обычных спутников оккупации, никакой демонстрации силы, если не считать присутствия солдат.
Народы не начинают войн. Решение начать войну чаще всего принимается одним человеком. на протяжении истории такое решение обычно принималось одиночкой, решение о начале захватнической войны никогда не является результатом демократического процесса.Наибольшую опасность для армии представляют дурные страсти демократов.
Войны обычно начинаются в точно рассчитанное время и редко заканчиваются в заранее определенные сроки.
Кино и особенно телевидение приучили обывателя к легкому восприятию крови, смерти и войны. То, что демонстрируют на экране, обычно происходит далеко от дома обывателя и потому мало волнует. Только ощутив дыхание смерти, увидев наяву трупы и разрушения, начинаешь осознавать весь ужас войны. Публика жаждет персональной крови.
Моральный дух нашего отряда после этого боя сильно упал. Солдат готов идти на смерть, но во имя достижения конкретных целей. Когда же тебя держат за расходный материал, это сильно действует на психику. Живые не должны видеть раненых. Это отрицательно влияет на их боевой дух. А может быть, раненых и вовсе нет.
Так или иначе, мы. выбрались. Теперь надо жить дальше и решать как выиграть войну. Что ж, будем думать. Армия - это единственная гарантия прочного мира.
Нашли новую национальную идею. Точнее, обналичил старую - жертвовать собой, чтоб врагам было хуже. А враги - кругом. И у России по-прежнему два союзника - армия и флот.
Мышление людей с ментальностью девятнадцатого века.
Не помню, кто из умных сказал: мы такие злые не потому, что так плохо живем. Мы так плохо живем, потому что такие злые.
Мы просто обязаны защищать государство, даже тогда, когдаему никто не угрожает.
Не сомневаюсь в том, что все великие дела начинались с: "ПЛИ!"

9

Лента новостей.
За последние три дня в окрестностях Ялты проведена масштабная антитеррористическая акция при поддержке спецназа МВД. Несмотря на сложную ситуацию в зоне боевой операции по уничтожению бандформирований можно констатировать стабильную тенденцию к достижению постоянно наращиваемого и развиваемого успеха практически во всех районах области.

Колонна выбралась только к одиннадцати. Первым пошло охранение на «БМП» и «УАЗах», за ними танки, грузовики с разномастной братией, кое как рассортированной по ротам и взводам, армейские бронетранспортеры и зенитные самоходки, потом пара танков и снова грузовики: с припасами, ремонтниками, бензином и соляркой.
Небо было белесо синее, пыльное, жаркое – который уже день. Над броней дрожал раскаленный воздух, и, изнемогая, солдаты открыли все люки. Помогало не очень – утих даже всегдашний ветер, застоялая духота душила, стягивала губы. Колонна двигалась медленно.
Охранение шло и впереди, и позади колонны, связь с базой не прерывалась. Чтобы поддержка с воздуха не перепутала, на крышах своих машин намалевали широкие белые и красные полосы. При малейшей угрозе можно просто повернуть назад, остановиться, дождаться основных сил. Но страх уже перерос всякую видимую логику. Просто двигаться к городу по шоссе, как покорная корова на бойню, невозможно. Будто лбом в стену. Что то нужно делать, а что именно? Смутные подозрения не складывались в единую связную мысль.
Большой тяжелый грузовик шел впереди. Из под тента кузова на меня таращилось несколько физиономий. Все курили, притом, как я чуял по долетающему запаху, отнюдь не простые сигареты.
Я ехал в открытом бронетранспортере.
Изнуряющие часы езды на БТРах сквозь жару.
Если довелось передвигаться с военной колонной, то старайтесь занять место на БТРе. По возможности, никаких танков и БМП. Посадка у бронетранспортеров высокая. При подрыве на фугасе значительно больше шансов уцелеть. Если мощность фугаса не совсем уж запредельная, то у БТРа просто отлетают колеса.
Если же двигаетесь на обычной гражданской машине, то старайтесь идти на максимальной скорости. При подрыве фугаса есть шанс, что он либо оторвет задние колеса, либо взорвется позади машины, причинив минимум вреда. Чем выше скорость, тем больше у вас шансов на жизнь. Желательно, чтобы окна автомобиля были открыты. При подрыве высокое давление сразу же уйдет в пространство, не успев как следует расплющить вас по стенкам кузова. И еще. Старайтесь всегда ездить посередине дороги. Незаметно заложить фугас в асфальт невозможно. Сами понимаете, чем дальше вы окажетесь от места подрыва, тем больше у вас шансов. И всегда объезжайте лужи…
Бэтээр снова набирает скорость. Снова грохочет пулемет в башне. Это кто то зашевелился между руинами многоэтажек слева от дороги. Стрелок молодец, не расслабляется. Семь километров до северного объезда. Потом еще немного – и свои… наверное. Линии фронта нет, отличить своих от чужих тоже проблема. Война на ощупь, на авось. Война всех со всеми.
И тут броня вздыбилась, закачалась и стала быстро подниматься в вертикальное положение. Бронетранспортер на полной скорости вылетел с дорожного полотна, сильно накренившись, съехал в кювет и, пробороздив еще несколько метров по земле замер.
Мне казалось, что бронетранспортер именно в это мгновение превращается в мишень, под которую кто-то медленно подводит обрез прицельного штырька. Я спрыгнул вниз, поскользнулся на размытом грунте и тяжело упал рядом с машиной. Но тут же встал на ноги, выпрямился, стараясь разглядеть, откуда били, и в ту же секунду услышал над головой знакомый свист. Поскользнулся и упал, с размаху ударив автоматом о землю.
Окажись эта мина самодельным фугасом, сделанным из нескольких артснарядов или противотанковых мин, никаких шансов уцелеть у не было бы: многокилограммовый заряд просто развалил бы сваренный из алюминиевой брони корпус бэтээра на части. Но повезло, мина оказалось штатной противотанковой ТМ 62, основной задачей которой являлось все таки выведение из строя ходовой части, а вовсе не проламывание защищенного броней днища боевой машины.
Конечно, и заводская советская разворотила трансмиссию и весь правый борт, смела с брони сидящих десантников и сбросила искалеченную бронемашину в неглубокий придорожный кювет.
Отступать было некуда. Солдаты выпрыгивали из машин, прятались в кювете, кто то карабкался по склону, бежал, пригнувшись, вдоль дороги.
Скорее всего, колонну поджидали и после того как её удалось остановить, со стороны холмов, шедших вдоль грунтовки по которой мы двигались, по остановившимся машинам стали грамотно постреливать, стараясь выбить водителей. Хотя те особо не рвались в бой и разбегались кто куда, что ускорило их гибель: двоих положил снайпер, ещё двоих посекло осколками брошенной «эфки» и они могли только ползать и орать.
Пули с тяжелым грохотом ударили по броне, стекло напротив водителя, закрытое бронезаслонкой, треснуло и рассыпалось — в нас попали. Но нам еще повезло — пули прошли по касательной, веером.
Странным было то, что даже не терял сознания, — разве что отключился на несколько мгновений сразу после того, как подброшенный в воздух увидел стремительно несущийся навстречу придорожный песок.
Буквально все, кто шел по бокам или крайним в колонне, были убиты или ранены в первые же секунды. Залп из гранатометов. Загорелись несколько машин. Опомнившиеся оставшиеся в живых после первой волны обрушившегося на них железа открыли беспорядочный ответный огонь по домам, которые стояли вдоль дороги. Куда стрелять в этом безумии было непонятно. В селе стояло много старых домов и несколько новых, сделанных из крепкого бетона и блоков.
Слетев с брони, мы рассыпались по асфальту горохом. Прятаться было абсолютно негде. Рядом ни малейшего укрытия - до здания слишком далеко, машину одну оставлять нельзя - спалят. Стали защищаться огнем. Патронов не жалели. Магазины пустели в считанные секунды. На противной стороне тоже не скупились: свинец визжал над головой и стучал под ногами. Ракеты гранатометов с шипеньем неслись к БТР.
Я больше ничего не помню. До сих пор, вот уже две недели, все, как в тумане. Дни сливаются в один нелепый и бессмысленный марш-бросок, где питаешься только адреналином. Даже водка не помогает. Ты пьешь, чувствуешь ее обжигающий горький вкус, но не пьянеешь. Ты пытаешься забыться на несколько часов, но мысли твои там, на войне, со всеми ее победами и поражениями, благородством и подлостью, чистотой и грязью...
"Ты солдат, и работа твоя - убивать. Убивать не во имя защиты, семьи или родного дома, а по прихоти политиков. Ты пришёл убивать и убивать, и лишил жизни многих. Но они с этим не согласны, и однажды убьют тебя. Тебя похоронят в гробу с почестями, а через полминуты забудут, как и тысячи таких же, как ты. Ты рано или поздно погибнешь, и о тебе все забудут. Уверен, что хочешь этого?".

Лента новостей.
Генштаб РФ . На стороне Украины воюют иностранные наемники

10

Лента новостей.
Российский бомбардировщик дальнего радиуса действия Ту-22 был сбит над Украиной зенитной ракетой дальнего радиуса действия, предположительно С-200; по мнению источника в Минобороны РФ, этот комплекс ПВО был поставлен в Украину из Грузии.

Кто-то притаскивает натовский сухпай. Вкусно, но бестолково. Основных блюд два, ризотто с овощами и овощное рагу. Вегетарианские. Ни грамма мяса. В дополнительных пакетиках какой-то шоколад, джем, печенье, конфетки, сладости.
Теперь надо поспать, но сразу заснуть не получается. Организм бьет мелкой дрожью. Выпиваем по рюмке. Немного отпускает. Спать! Спать! Но как только коснулся головой подушки начала работать наша артиллерия. Ее позиции не далеко, но выстрелы сливаются в непрерывный гул. Все это вместе с грохотом тяжелой техники на трассе неподалеку, не лучший фон для спокойного сна. Артподготовка идет непрерывно часа три.
Даже ядерный удар следует наносить по уставу.
Появилась апатия ко всему происходящему, а вместе с ней и злость. Злость не человеческая, какая-то необычная. Еще никогда в жизни Я не был так зол. Злость гнала вперед и практически не давала ни о чем думать.
Мы будем пользоваться фактами так, как надо.
На войне, как все вояки говорят, когда смерть рядом гуляет, она воспринимается не так остро, как в мирной жизни. Привыкают люди к ней, притупляются чувства, и человеческая жизнь перестает представать высшей ценностью.
Иначе на войне просто не выжить. Ничем не оправданное желание жить.
Война стала буднями. Ложатся к пулемету, как будто к станку встают. В МТЛБ - как за рычаги трактора. Работать. Да, именно этим словом - "работать" - многое называли здесь. Идти в рейд или в разведку - "идем работать"... Пойти в ночной дозор - "работать ночью"... Начался обстрел - "минометы заработали"... Защелкали редкие выстрелы - "где-то работает снайпер"... Привыкли. И уже особо не думали, каковы же плоды этой "работы". Война стала будничной работой.
Попав в боевую обстановку из мирного существования иначе ее нельзя воспринимать чтобы не свихнуться. Мне было сначала дико, потом интересно, и лишь после того, когда до меня дошло, как надо воевать, по каким правилам играть в эту опасную игру, стало нравиться. Я ползал сам, заставлял других, искал способы выживания, и создания комфортного состояния для души и тела. Я принял правила игры, и я играл, не задумываясь о смерти. Задумываясь лишь над тем как поступить, чтобы выйти победителем из этой игры.
Еще не известно кто поступал справедливо, правильно, по совести. Снайпер, постреливающий в одиночестве, артиллеристы, разрушающие здания и сооружения, саперы или гранатометчики, выполняющие свои задачи, или те, кто всячески избегал участия в этой бойне. Ведь война это та же жизнь, не я буду первым, сказав, что разрушать и убивать легче, чем создавать и миловать. И так уж повелось, что большинство идет, и пошло по наименьшему пути сопротивления. Человеческая душа - глина. Она сохраняет след прошедшего по ней сапога.
Война действует как наркотик. Она или захватывает или нет. В этом очень сложно разобраться. Нужно быть, наверное, немного ненормальным, не наигравшимся в войнушку в детстве, чтобы всецело отдаваться войне. Это образ жизни, образ мышления. Это одна из форм существования. Нельзя слишком серьезно относится к войне. Надо играть в нее.
По сути идеологии не было вообще. Очевидно, сработала отработанная еще в старые времена политика информационного голода. Всем все знать нет необходимости.
Вступал в силу закон выживания и самосохранения. Лучший враг - убитый враг. Причем для обеих, противостоящих сторон. Можно было бы еще много красочных эпитетов высказываемых сослуживцами, написать, но суть останется одна. Чтобы выжить, надо убивать, это жестокая, правда, войны, военная психология. И над этим задумывался каждый. Об этом кто-то говорил уверенно кто-то робко, но все же говорил. Все стало подчиняться одному. Прав тот, кто сильнее. Жизнь настала как в джунглях: выживает сильнейший. Лишь с той разницей, что вокруг не заросли, а развалины.
Мы по сути завоеватели. А если быть откровенными то просто - захватчики. Поэтому мы не "чистили", мы воевали. Воевали за территорию, за богатства, за блага земные. Сначала для Государства, а потом, когда пришло какое-то понимание происходящего ради сохранения своей жизни и жизни боевых товарищей.
Все в армии немного садисты, в лучшем смысле этого слова.
Война заставляет пройти обратный путь - от человека к животному.
Быть хорошим солдатом совсем не значит точнее стрелять и дальше кидать гранаты. Быть солдатом, значит иметь тело, в котором проснулись инстинкты. Стать разумным австралопитеком, сочетающим в себе тонкость разума человека и остроту инстинктов животного.
Опасность ты начинаешь ощущать физически. Умеешь чувствовать присутствие людей на расстоянии - не видя их, не слыша передвижений и не ощущая их запаха. Человек может ничем - вообще ничем - не выдавать себя, но ты знаешь, что он есть.

Как сообщает "The Washington Times" - "Россия долго раздувала пламя конфликта. Россия пытается восстановить былую славу, вернувшись к политике СССР.
Если падет Украина, то это будет также означать падение Запада на всем постсоветском пространстве и за его пределами. Лидером соседних государств придется задуматься о том, не слишком ли высока цена свободы и независимости.

"Соединенные Штаты Америки поддерживают демократически избранное правительство Украины - заявил президент США.
"Сейчас мы крайне сосредоточены на том, чтобы убрать российские войска из Украины" - в тон ему вторила госсекретарь.

11

Лента новостей.
МИД РФ: Из Украины не выпускают сотни россиян
Более 360 граждан РФ не могут покинуть Украину из-за того, что их не выпускают за пределы страны.

Нельзя сказать, чтобы я не любил президента, такого я просто не мог себе позволить.
Хотя думать не запретишь. Неотъемлемое право человека. Так же как и право на ошибку.

Лента новостей.
МИД РФ: В Севастопольу погибли 1600 мирных жителей
Министерство иностранных дел огласило новые данные подсчета погибших в зоне конфликта.

В том, что я напился, не было ничего странного.
Конечно, этот жуткий самогон, который они здесь пьют, в другой ситуации я бы обошел за километр, но сейчас он пришелся как нельзя кстати. В самом деле, если ты знаешь, что пора сыграть в ящик, лучше сделать это пьяным.
Ну да ничего. Сейчас пройдет. Пройдет. Обязательно. Не впервой.
Нельзя быть по настоящему готовым ни к одной, в том числе и хорошо знакомой угрозе.
Лишь в одном здесь следовало быть уверенным: нельзя доверять никому и ничему. В том числе собственному инстинкту самосохранения, каким бы натренированным он ни был.

Лента новостей.
Президент Украины отдал приказ атаковать все корабли и самолеты, которые нарушат границу в зоне боевых действий.

12

Лента новостей.
В результате мощных атак полностью разгромлены несколько батальонов украинских наемников, убиты сотни прислужников Киева, подбиты и захвачены десятки танков и другой бронетехники. В результате ракетного удара по аэродрому Киева сгорели не меньше тридцати боевых самолетов и вертолетов.

Войска были натренированы таким образом, что мы даже перекрыли нормативы. Батальонная тактическая группа это усиленный мотострелковый батальон. Практически там находится полполка. Это мотострелковый батальон, усиленный танковой ротой, артиллерийской батареей. Личного состава там было в районе 500-600 человек, техники было порядка 150 машин. Это грузовых, машин подвоза и т.д., включая боевую технику. Ночью мы начали движение, и в 6 ч. 30 мин. мы уже дошли до населенного пункта. Где-то с 6.40 до 7 часов батальон подвергся авиационному налету украинской авиации. Нас уже бомбили.
Не было возможности совершения обходного маневра. Деревни располагались на расстоянии десяти километров друг от друга. Сначала шла узкая дорога между трех холмов, а затем было широкое поле.
Первая рота ушла в пять часов. Их задача была оседлать эти холмы, если есть там противник - выбить его, и по возможности сделать все это по-тихому.
Мы выдвинулись в восемь. Вторая рота, бронетехника во главе, третья рота, обоз.
При подходе к деревне растянулись. Вторая рота по центру, первая рота пошла по левому флангу, третья - по правому. Бронетехника - за спинами второй роты.
Деревня как деревня, таких много. Дома каменные. Деревня была нема, безлюдна; пусты были тесные улочки, пусты и черны голые сады, пусты окна домов. Но утром над этими домами голубели дымы. Колонна минула село с голыми садами и по хорошей накатанной дороге поехала дальше. Дорога вела к следующему селу. Траки гремели по крепкой дороге, черно дули выхлопные трубы, качались антенны. Ветер, дувший с севера, теперь тянул с востока. Перед третьим селом колонна вновь пересекла реку. Старый мост кряхтел под артиллерийскими тягачами с зачехленными гаубицами на прицепе, под грузовиками и бронетранспортерами.
Невероятно хотелось пить. Вода, которую я набрал еще вчера в батальоне, вчера же и закончилась. Ненужная фляжка теперь только мешала, стучала по бедру. Пустая, она оказалась намного тяжелее полной.
Постепенно подразделение втянулось в село. Солдаты шли цепью, захватывая улицу и прилегающие дворы. БТР медленно полз позади, водя пулеметом по сторонам. Гнетущая, настороженная тишина изредка ломалась одиночными очередями. Но продолжений не следовало.
Наконец наткнулись на первых убитых. Оружия и амуниции при них не оказалось. Скорее всего, забрали.
Солдаты внимательно осматривали тела: не заминированы ли? И потом относили к машинам. Смерть в бою выглядит всегда одинаково.
Так мы продвигались около получаса. Убитых сносили к машинам из дворов и садов, находили внутри заброшенных домов и тоже несли к «Уралам». Молча и сосредоточенно. Команды друг другу подавались тяжелыми взглядами и короткими жестами. Слышно было только тарахтение моторов.
-Всем особое внимание по сторонам! Увидел оружие - огонь на поражение!
Я почувствовал, как у него начали дрожать руки и колени. БМП шли по селу и кроме работы их двигателей, ничего слышно не было. Казалось, что заглуши двигатели, и наступит полная тишина. Это почему-то ему казалось страшным. Наверное, сейчас ему было более страшно, чем в тот момент, когда он услышал пролетевшую у головы пулю...
Танки остановились и открыли огонь. Ревущий шквал превратил деревню и наши нехитрые укрепления в руины. Я мельком успел подумать о том, что в деревеньке оставалось много детей и женщин, но от этих грустных мыслей меня отвлек очередной залп.
Выковыривая из ушей землю, я потряс головой. Приятный звон, никаких звуков извне…
Из за угла большого каменного дома сверкнули выстрелы, и трассеры мелькнули возле левого уха. Я выпустил по вспышкам гранату из подствольника и добавил в ту же сторону длинную очередь. Успев зафиксировать краем глаза, как падает срезанная огнем фигура, я перемахнул через забор и заскользил между фруктовых деревьев.
Со всех сторон доносился треск автоматов. Изредка доносились разрывы гранат.
- Огонь! - выкрикнул Петров, стреляя и отчаянно продираясь напрямик через кусты. Они выскочили на дорогу, над которой все еще стоял столб дыма и пыли. Добежали до поворота. Перед глазами предстала дымящаяся воронка, около которой покрытые песком и кровью валялись в изодранном в клочья тряпье изуродованные останки убитого и покрытый пылью АКС без 'магазина'. Из образовавшейся воронки несло дымом и кислым запахом тротила.
Спецназовцы пробежали мимо разодранных огнем и осколками трупов. Подполковник на ходу распределял боевые задачи. Штурмовая группа беспрепятственно ворвалась на окраину селения, где горел бронетранспортер.
На этот раз решили наступать огородами. Группы вытянулись в цепь и по сигналу тронулись короткими перебежками. Распределившись по секторам, каждый взял на мушку свой чердак, сарай, оконный проем.
По нам начали бить из крупнокалиберных пулеметов и автоматических пушек БТР-ы и БМП, затем начала обстреливать артиллерия, а еше через час над селом появились "крокодилы". От страха меня бросило в озноб, и думаю, не меня одного - хотя мы считались парнями обстрелянными и привыкшими к свисту пуль, но разрывы снарядов в десятке шагов, горящие дома и удушающая гарь были нам впервой. То, что мы не видели противника, делало страх почти безысходным...
Во дворе слышались длинные пулемётные очереди и звон бьющихся вдребезги стёкол. Сарай буквально на глазах превращался в решето, отчаянно кудахтали куры, стоял кромешный гвалт. Во все стороны посыпались труха от саманных стен, щепки и брызги стёкол.
И мы, прикрываясь броней, опять шли, лезли через канаву с грязной водой, в которой вчера застревали бэтэры, поскальзывались на жидкой разъезженной глине, падали и возились в грязи, уже не в состоянии подняться самостоятельно. И поднимать других сил тоже уже не оставалось.
Едва-едва выскочили из двора в виноградник, как сразу раздались выстрелы из развалин. Виноградник наполнился пороховой гарью от разорвавшихся мин, свистом пуль и осколков. Мы лежали лицами в землю, и грязь падала сверху нам на спины.
Село уже давно было затянуто густым черным дымом. Горели дома, извергая клубы бело-серого дыма. Весело пылали и чадили густым черным дымом автобусы, стоявшие колонной между домами.
Село был уничтожено, дымился. Еще грохали редкие взрывы. Летели в небо бледные трассеры.

13

Вечер выдался спокойным, война затихла, собираясь с силами, – вокруг ни выстрела. Ботинки с чужой ноги отчаянно жали, ломило грудь. Боль рассеивала внимание, мешала наблюдать за кучкой жуликов, выгребающих последние деньги у беженцев. Здесь никого не волновали ультиматумы и перепалки политиков. Эти люди больше не думали о будущем, для них уже не существовало ни добра, ни зла.
Утверждают, что война ужасна. Но я открыл для себя, что война одновременно и красива.
Ты ненавидишь это и стараешься не думать, что сам однажды можешь оказаться там, в центре бушующего огненного шторма, стать крохотной безликой фигуркой в одной из симметричных цепочек, и одновременно не можешь отвести глаз от неумолимой привлекательности смерти.
Через час надо поднимать пацанов и готовиться к проческе, часов в семь, наверное, начнем штурмовать. Исход сегодняшнего боя предвидеть невозможно, но потери будут, это я знал точно. О том, что меня убьют или убьют кого то из моих друзей, о таком даже не хотелось думать, но это произойти может, ведь здесь война, и в нас стреляют.
Тяжело в такие минуты оставаться одному, тяжело бороться со своими мыслями, и что хуже всего, от этих мыслей ни куда не деться, они безжалостно преследуют тебя, каждую секунду, каждый миг.
Я задумался о вере в бога, мне нечасто такие мысли приходили в голову, но иногда бывало.
Очнувшись от дремоты, я заметил, что начало светать, часы показывали полшестого утра, спал я минут десять, не больше.
Подчас, не задумываясь над тем, что руки наши запачканы кровью, которую отмыть мы уже не сможем никогда, так и будем нести это в себе до конца. И как бы не оправдывались наши действия: войной, обстоятельствами, или еще чем нибудь, все это лишь повод для оправдания. И как нибудь, оставаясь наедине с собой, задумываешься, что в некоторых случаях ты был в жизни не прав. И самое страшное в том, что себя ведь не обманешь.
Командование наше со временем поняло, что манера греметь железом не всегда дает должный эффект в этой войне, для того чтобы раскрыть замыслы и уловки , нужен изворотливый ум. Бывало, что разработанный накануне план действий рассыпался на первой его стадии, и тогда приходилось действовать при сложившейся ситуации, или как говорится, действовать по обстановке. И тут уж исход операции зависел не от штабных командиров, которые разработали ту или иную комбинацию и дали добро на ее проведение. Исход операции уже зависел от молодого старлея или лейтенанта, мало того, от него еще зависело, все ли вернутся назад. Бывали, конечно, у командиров и промашки, которые приводили к трагическим исходам.
Я ходил вдоль ящиков, то туда, то обратно, жестикулировал, нёс всякий бред. Если б кто нибудь меня тогда увидел, то подумал бы, что я свихнулся. А может быть, в тот момент так и было на самом деле, просто я этого не замечал. Сумасшедшие ведь не знают о том, что они сумасшедшие. Пусть всё это, на первый взгляд, и покажется бредом, но мне надо было перед кем то высказаться, или, точнее, излить душу.

Лента новостей.
Украина заявила о бомбардировке своей территории российскими ВВС
ВВС России прочно завоевали господство в небе, военные самолеты Украины не летают. Таким образом, помеха с воздуха в зоне конфликта со стороны Украины устранена, - заявил замначальника Генштаба ВС РФ генерал-полковник Анатолий Семенов.

Сели в бронированную калошу.
В это время машина, заурчала - завелась, вся техника пришла в движение. В голову формирующейся колонны начали выстраиваться танки и БМП, за ними 'УРАЛЫ' и 'КАМАЗЫ' с солдатами, замыкал колонну БРДМ, еще несколько БРДМов устроились между 'УРАЛАМИ'. С аэродрома поднялись два вертолета, они с ревом, свистя турбинами, пролетели над машинами вперед, обеспечивать прикрытие с воздуха. За вертолетами потянулся головной танк, за ним тронулась остальная техника, выстреливая в воздух целые облака выхлопов.
Мы проехали чуть больше часа, вдруг где то впереди раздался глухой хлопок, колонна сразу остановилась, потом раздался еще один взрыв чуть ближе к нам, сопровождаемый пулеметной очередью, но стреляли не из колонны.
БТР двигался относительно медленно — не больше пятнадцати километров в час. Я сидел на броне, свесив одну ногу внутрь, вторую поставил на скобу, торчащую из борта. Такая, не очень удобная на первый взгляд, поза имела одно неоспоримое преимущество: она позволяла в случае опасности либо мгновенно «уйти» вниз в люк, либо наоборот — спрыгнуть с брони, и дальше надеяться только на себя.
Солдаты одиночными простреливают опушку. Специально попасть в кого-то с трясущейся на ухабах брони тяжело, но охладить боевой пыл противника это поможет.
На дороге сожженные и разбитые легковушки. Много. Одна раздавлена танком в лепешку. Потом пошли сгоревшие БМП. Наши. Я насчитал всего четыре. Остальные, видимо, на развилке ушли налево и были пожжены уже там.
Появились два самолета. Чьи они? Сначала крылатые машины идут в кильватер, потом расходятся в разные стороны. По левому самолету кто-то выпустил "Стрелу", но летчик увернулся. Стало понятно, что самолеты противника (позже выяснилось, что второй самолет нанес удар по бензовозу в военной колонне за нами).
Колонна шла на небольшой скорости. Асфальт закончился, автомобили скользили по мокрой глиняной грунтовке. Лишь местами, когда под колеса ложилось гравийное полотно или попадался каменистый участок, машины ускоряли ход.
Населённые пункты обходили стороной. Так что приходилось идти по бездорожью. Боевые машины ползли по чернозему на брюхе, гусеницами утаптывая калею всё глубже и глубже. Стовосьмидесяти километровый марш по сопкам и жирным полям черноземным, длился около полутора суток.
Колонна сползала с холма к окраине города, рыча двигателями, лязгая гусеницами, поднимая за собой туманную взвесь из мельчайших брызг грязи и выхлопов солярки. Возглавляли и замыкали колонну танки. Из башни переднего, опершись спиной на откинутую крышку люка и ухватившись за рукоятки большого, закрепленного на броне пулемета, торчал человек в танковом шлеме и в больших овальных очках на лице.
Стоящая вдоль дороги колонна БМП трещала сотнями моторов, загаживала воздух вонью от сгоревшей солярки.
Начинается дождь.
Бэтэры шелестят шинами по мокрому асфальту, из-под колес в облаке дождевой пыли поднимается радуга.
Я открываю люк и подставляю дождю лицо.
Крупные капли летят ровно и прямо. Над Киевзонтом висит тяжелое солнце, под его лучами колонна отбрасывает длинные розовые тени.
Мягко едет БТР, убаюкивает. Смотрю на проплывающие пейзажи, кажется, что война прошла по каждому метру дороги. Кое-где вырыты окопы, сейчас заполненные водой. В кювете лежит сожженный грузовик. Железо, когда обгорает, становится рыжим — будто ржавым, и очень хрупким. Через час езды увидел подбитый танк. Он здесь стоит уже давно, наверное, еще с первой войны. Корпус ржавый, башня повернута вправо, и ствол наклонен к земле.
Огромная километровая колонна полка выстроилась на трассе. Я сидел не шевелясь, засунув руки в рукава и намотав ремень автомата на запястье. Пути предстояло еще часа четыре — такой колонной мы будем идти долго.
У меня безудержно слипались глаза, а голова безвольно раскачивалась, будто крепилась на одном гвозде. Одежда пропотела насквозь и стала настолько грязной, что испачкать ее уже было невозможно. Но о помывке мечтать не приходилось. Руки мои стали шершавыми и жесткими, как подошва, приобрели неживой серый оттенок, из трещинок на коже сочилась кровь. Я из последних сил крепился, держась за башенный пулемет. Дорога убаюкивает.
Колонна повернула немного восточнее, и пыль сдувалась ветром в сторону, теперь хорошо было видно впереди идущий БТР и ориентироваться стало легче. Но долго это не продолжалось, примерно через час колонна опять взяла прежний курс, и снова пыль заволокла окно.
Мы проехали город, миновали шумные перекрестки, пустынные улочки и, наконец, остановились на окраине, на небольшой площади.
Солдаты повалились с брони, кто-то отливал тут же у колес, кто-то отправился за водой.

Лента новостей.
Украинские войска фактически начали войну и штурмуют Крым.

14

Лента новостей.
Военное положение в Украины вводится на 15 дней
Парламент Украины в субботу на чрезвычайном заседании единогласно утвердил декрет президента о введении военного положения на всей территории республики. Военное положение вводится сроком на 15 дней.

Не ты имеешь политику, а политика имеет тебя.
Мы профи, блин. Нас много и мы профи!
Это было, как замкнутый круг, вырваться из которого стало невозможным.
Чтобы как-то забыться и уйти от проблем, мы находили утешение в водке. Да, мы пили, пили по-черному, пили без меры, пили всё и пили все, не жалея почему-то на эту гадость ни денег, ни чего-то другого, что могли иметь. Да и что мы могли здесь иметь, кроме бензина да солярки, да попрятанного у кого лишнего комплекта камуфляжа? Казалось, что напиться было проще всего, исчезало чувство беспокойства и одиночества, становилось легче на душе.
Видел, как вблизи, в темноте, краснеют, разгораются, гаснут огоньки. Солдаты курили.
Подкрепились холодной кашей-сечкой и тушёнкой. Попили полупрозрачного чаю с сахаром. Все обыденно, ничего вкусненького.
Стояли у трёхэтажки, разговаривали. Удивлялись услышанному по радио. Утром по радио передали сводку по убитым и раненым в наших войсках за истёкшие сутки. Нам показалось, что количество убитых сильно занижено. Даже не показалось, а мы точно знали, что убитых гораздо больше.

15

Лента новостей.
Западные авиакомпании отменяют рейсы в Украину
Авиакомпания Lufthansa объявила об отмене рейсов в Киев. Аналогичное решение приняла австрийская компания Austrian Airlines.

Ил-76 был набит под завязку. Ящики, ящики, ящики, а между ними – спецназовцы с камуфлированными необъятными сумками .
Самолет разогнался по бетонке и резко взмыл в воздух. Пилот круто закладывал вираж за виражом над городом машина устремилась на север. Двигатели надрывно гудели на пределе мощностей, поднимая машину выше и выше в небо. «Ил-76» шел на подъем, резко задрав нос в небо. Нет плавного горизонтального подъема, а только резко вверх, на пределе возможностей.
Через иллюминаторы не пробился ни единый солнечный лучик. Шли в сплошной облачности, имея за бортом грязно серый клубящийся кисель облаков.
За иллюминатором была все та же неуютная серость. Только боль в ушах, да стрелки часов подтвердили, что самолет идет на посадку. Неожиданно за стеклом облака рассыпались рваными клочьями и совсем недалеко мелькнули убегающие назад кроны деревьев за бетонным забором, огораживающим аэродром.
Так как мы сидели почти у кабины пилотов, то нам пришлось немного подождать, пережидая неизбежную толкучку при высадке.

16 Херсон

Лента новостей.
МИД Украины: Российская авиация разбомбила порт в Одессе.
По данным МИДа, порт был полностью уничтожен. Российские власти пока не комментировали эту информацию.
В зону боевых действий также переброшены танковые, артиллерийские мотострелковые и разведывательные подразделения 58-й армии со штатной боевой техникой. На ближайших к зоне конфликта аэродромах размещена разведывательная и штурмовая авиация.
Десантники перебазированы на территорию Одессе вместе со штатным вооружением. В Одесса будут переброшены также подразделения 98-й воздушно-десантной дивизии из Иваново, а также спецназ из состава 45-го отдельного разведывательного полка, дислоцирующегося в Москве.
Аэpопоpт забит самолетами и техникой. Долетели ноpмально. Рядом на полосе pазгpужается военно-тpанспоpтный самолет.
Пока паpни выгpужают снаpяжение, бегом бежим к зданию аэpопоpта.
С тpудом находим посpеди зала столик, где какие-то люди смотpят на нас непонимающими глазами.
В штабе аэpопоpта никто нами не интеpесуется. Hесколько обескуpаженные возвpащаемся к самолету, где уже закончена выгpузка.
Итак, цель нашего движения - Херсон.
Едем. Hа пеpекpестках танки, солдаты с автоматами. Hа всех столбах объявления о комендантском часе.
Hепpеpывная колонна машин идет в туман. Hочь.
К полуночи въезжаем в Херсон. Гоpод в стpашных pазвалинах. Вдоль улиц штабелями гpобы. Hе видно ни души. Комендантский час.
Вpеменно нас опpеделяют на ночлег в здание с остановившимися часами - чулочно-носочная фабpика на центpальной площади Ленина.
Что ж, и это кое-что. Разгpужаемся на площади пеpед фабpикой.

Лента новостей.
Минобороны РФ опровергло сообщение о вводе российских войск в Львов.
По словам представителя министерства, "в городе кратко побывала разведка, которая уже покинула его"

В нашем жилище сохpанился электpический свет. Побpодив по заваленным обломками мебели и дpугим хламом комнатам, pешаем pасположиться на ночлег в обшиpном фойе с мpамоpными полами.
Опасливо поглядывая на потолки и тpещины в стенах, pасполагаемся на полу, pасстилаем спальные мешки.
Двое паpней из pанее пpибывших беpутся показать нам места обитания. В одном из углов подсобки нам показывают кастpюли с водой - водопpовод не pаботает, воды мало. В дpугом - на полу pоссыпи макаpон, вывалившихся из pаздавленных ящиков. "Запасайтесь, - советуют стаpожилы. - Беpите все, что можно съесть. Пока еще осталось. Подвоза пpодовольствия нет."
Hо мы еще не оголодали. С собой запас пpодуктов на две недели. Так что заливаем котелки водой, оставляя макаpоны на будущее.
Ужинаем сухим пайком. Ложимся спать, не снимая касок.
Улицы заставлены гpобами в несколько pядов. Мы уже пpивыкли.
Самое главное - дезинфекция. В условиях недостатка воды и медика-ментов над гоpодом pеально встает угpоза эпидемии дизентеpии. Ходят слухи о скоpом введении каpантина.
Есть такие вещи, котоpые надо делать pегуляpно, чеpез нехочу. Hапpимеp, писать дневник.
Hад гоpодом летают веpтолеты.
Постоянно хочу спать. Hе сказать, чтобы устал, но засыпаю.
Много куpим.
Изменимся ли после этих дней?
По себе чувствую, как как-то матеpею, что ли. Думаю, что и осталь-
ных не обходит стоpоной пpессинг обстановки.
Писать нет сил.
В душе все спекается коpкой.
Слишком гpомко пишу. Hо какие найти слова, чтобы выpазить, не забыть потом все это?
Куpим, куpим, куpим... А что еще делать?

Лента новостей.
МВД Украины: Российские ВВС нанесли удар по пригороду Киева.
По словам представителя МВД Украины, в результате бомбардировки была уничтожена Украинская военная база.

Понятно, от нас, в принципе, ничего не зависит теперь... да и, в принципе, никогда не зависело и, скорее всего, не будет. Сейчас ощущение беспомощной игрушки в руках генералов (а ещё больше - политиков) не покидает. Нет, улыбка есть, веселье тоже, ровно как и нетерпение попробовать оружие в деле, но что-то, мелкий, но упорный червячок сомнения без перерыва подтачивает душу.
Денёк на редкость хреновый - как раз льют дожди. Не знаю, место ли им в это время года, но они, тем не менее, есть. Словно предупреждают неожиданным появлением о грядущей катастрофе. Солдаты отдыхают по зданиям - всему, где можно хоть как-то укрыться от непогоды. Непогода - мягко сказано, скорее, стихийное бедствие.
Взвод прохлаждается уже полдня. Опять у техников какие-то проблемы, но начальник базы обещает исправить всё с часу на час. Ребята в нетерпении, я тоже, но сомнения никуда не делись. Вообще, весело всё это выглядит: с одной стороны, рвусь в бой, но другая, но не менее сильная часть меня постоянно удерживает, предупреждает в виде неприятных мыслей. Предупреждает. Только о чём?
Оставшихся в живых можно будет пересчитать по пальцам. Чёрт, об этом и думать нелегко.

Лента новостей.
МВД Украины опровергло сообщение об уничтожении военной базы под Киевом.
Бомба, сброшенная с российского самолета, упала в безлюдной местности

Только сейчас я начал осознавать, что все дома по соседству также выглядят не лучшим образом.
Первый же соседский дом встретил меня гробовой тишиной. Я осторожно обошел черную лужу, маслянисто тянущую ко мне свои неправильные длинные волны, остановился, вглядываясь в черные проемы окон. На ближайшем окне кто то неосторожно размазал красную краску.
Я двинулся дальше. Через несколько метров наткнулся на мертвую птицу. Она лежала, нелепо растопырив красные обрубки вместо крыльев, широко раскрыв длинный прямой клюв. Неподвижный черный глаз смотрел на меня.
Следующий дом оказался выгоревшим изнутри. Сквозь провалившуюся крышу заглядывало серое небо, и я последовал его примеру, осторожно двигаясь вдоль большого, разбитого вдребезги, окна. Внутри, казалось, прошелся огненный смерч. Обугленные стены, оплавленные остатки металлической кровати, скрученные в тугой узел обгоревшие провода. И больше ничего. Снаружи дом, впрочем, выглядел, как и раньше. Кроме провалившейся крыши – никаких признаков.
Я заглянул еще в десяток домов и везде видел одно и то же: смерть и пустоту. Большинство зданий выглядели вполне безобидно снаружи, но выбитые двери, подрагивающие куски крыши или невероятное зловоние.
Капитан Елисеев вышел перед строем.
— Вы знаете, что тут произошло. Нас вызвали помочь. Наша задача: искать уцелевших, предотвращать мародерство, помогать беженцам и содействовать группам военной разведки.
Давным давно я перестал смотреть на трупы, как на бывших людей, которые недавно ходили, дышали и занимались своими делами. Но сейчас мне стало невероятно больно от этого зрелища и я свернул на боковую улочку, чтобы не видеть всего кошмара, который остался здесь. Теперь у меня словно открылись глаза, мелькали картины увиденных мной домов, трупы, трупы и еще раз трупы. Целые, разорванные, раздробленные, поделенные на части…
Где то вдалеке стреляли. Доносился сухой стрекот автоматных очередей, разрывы, гулкое уханье гранатометов, что то каменное, увесистое рушилось с грохотом на асфальт. Но на площади было спокойно. Ни машины, ни человека. На деревьях вокруг неподвижно висела закоптелая листва.
Ходить ночью в стреляющем Херсоне было непросто. Под ногами много мусора, битого стекла, которое предательски хрустит под ногами. Медленно продвигаемся вперед. Расставив подгруппы на противоположных сторонах улицы, стараемся держать дистанцию. За нами идут штурмовые группы. Дошли до последнего перекрёстка, где просматривается площадь. Спрятаться негде. От зданий на левой стороне остались одни стены. Группа с трудом укрывается за небольшими кучами мусора.
Разрушенные, покосившиеся дома смотрели на нас пустыми глазницами окон. Ни одной целой крыши. Изредка попадались автомобили, с которых было снято все, что только можно снять и унести.
Проходя мимо одного из домов, я увидел во дворе насквозь проржавевший трактор с прицепом, доверху загруженным мебелью и домашним скарбом, сейчас превратившимся в обломки. Уцелел только старый шкаф. Наверное, хозяин хотел вывезти всё ценное, но ему не разрешили. Людей эвакуировали в спешке, многие уезжали из домов в чем были, успев взять лишь документы.
Стрельба всегда сначала начинается как бы по отдельности. Потом присоединяются другие автоматы-пулеметы, и вскоре все сливается в один непрерывный грохот. Где-то истошно визжали пули, напоровшиеся на камень и ушедшие в рикошет. Тут добавились уханья от разрывов гранат и снарядов.
Чувство освобождения от страха.
Тут есть место всему. Не стоит удивляться.
Если тебе доверили танк - дави гадов.
У меня, честно сказать, на душе не было даже тени беспокойства. Не от непомерной смелости. А от незнания обстановки. Я даже отдаленно не представлял себе, что происходит. Кругом гремело, стреляло, визжало, вспыхивало и полыхало. Из всей этой мешанины предельно ясным было одно: нас атакуют, мы отбиваемся. И пока вроде отбиваемся успешно.
Но иногда крови бывает много. Очень много.
Оружие в руках – страшное испытание для психики.
Кровь – это серьезно. И своя, и чужая.
"Убей своего врага, на которого тебе укажут", - с этих слов должен начинаться полевой устав любой армии.
«Вот сейчас будет настоящая игра!» — я глазами поискал отведенный мне участок.
Старший группы умер сразу, даже не успев ничего осознать. Еще один боец, получив раны, несовместимые с жизнью, скончался через несколько минут, так и не придя в себя. Трое остальных (двое из которых получили легкие ранения) открыли ответный огонь, в результате чего нападавшие потеряли около пяти человек, — в отличие от более защищенных спецназовцев на них были только легкие бронежилеты.
Ничто так не украшает сцену подвига, как труп героя.

Лента новостей.
Американские дипломаты вывозят свои семьи из Украины

Те, кто еще буквально секунду назад были уверены в своей полной и безоговорочной победе, теперь неподвижно лежали на холодном полу, заплатив за чрезмерную самонадеянность.
Смотрю на эти трупы - наши трупы, наших мальчишек, и вдруг ловлю себя на мысли, что это не такая уж большая цена за победу. Ведь мы же победили. Парни дрались геройски.
Самое страшное, что я действительно так думаю. Мне не страшно. Я не схожу с ума. Не посыпаю голову пеплом. Да, не повезло... Что ж поделать. Война. Но зато мы победили. Мы победили!
Нет, ну правда, девять горелых комков в день - это же не много за то, чтобы стать с колен? Не пустить подлых американцев в Украину. Вы согласны?
Ради униженных и оскорбленных я готов устроить настоящую бойню.
Последнее, что я запомнил, — это ослепительная желтая молния перед глазами…
Мне было так больно, что я тихонько заскулил, едва очнувшись. Не открывая глаз, я скорчился, поджал руки и ноги, чтобы стать маленьким комочком, незаметным для боли. Но и маленький комочек испытывал такую же большую боль. Болела спина, рука, резало кожу на лбу и вокруг глаз. Я рискнул пошевелиться, опасаясь, что в любой момент мне станет в двести раз хуже. Но ничего особенного не произошло. Тело как болело, так и продолжало болеть.
Я начал подниматься — перевернулся на живот, подтянул колени, оперся на руки. И тут мне стало так больно, что я снова свалился. Из горла вырвался вой, выступили слезы.
Начал подниматься, и тут к горлу подкатила тошнота. Шумная струна блевотины, смешанной с кровью, извергнулась на куртку, распространяя кислый запах.
Все же смог подняться. Некоторое время стоял, покачиваясь и прислушиваясь к себе. Ничего, жить можно. Только тошно.
Сделал несколько неуверенных шагов. Казалось, что сам воздух превратился в липкую черную массу, в которой притаилась неведомая ужасная смерть. Мрак обволакивал тело и могильным холодом заползал в душу. Я был готов сломя голову броситься бежать, только бы скрыться, любой ценой оказаться подальше от этого жуткого места.
Уцелевшие натужно кашляли, скорчившись на полу или прислонясь к стенке.
Мне показалось, что все происходящее дурной сон: такого невезения просто не могло быть. И когда одна часть мозга уже начала поддаваться панике, другая продолжала бесстрастно фиксировать и управлять окружающей обстановкой.
Танки на городских улицах – готовые мишени.
Плохо, мать твою, очень плохо! Я упал на колени, пытаясь удержать автомат горизонтально, но тот стал страшно тяжелым. Голова превратилась в огромный мешок, набитый песком, который непрерывно пересыпался из угла в угол.
Есть неписаное правило: если в ходе проведения любой тихой операции звучит хотя бы один выстрел — останавливаться уже нельзя. И поскольку о скрытом наблюдении речь уже не шла, оставалось одно — действовать. Действовать, стараясь по максимуму исполнить полученный ранее приказ…
Путь к победе вымощен трупами.
Два гранатных разрыва прогрохотали в зале гораздо оглушительнее, чем это случилось бы на открытом пространстве. К тому же контузия лишила расторопности. Кое как достигнув убежища, я, к несчастью, не успел заткнуть уши. После чего заполучил на свою многострадальную голову новое потрясение. Прежний звон в ушах многократно усилился, и сквозь него не долетали уже никакие звуки.
Но как ни крути, а отделался я все таки удачно. Контузия пройдет, надо только забиться в укромный уголок и отсидеться там какое то время. Головная боль и тошнота помучают дольше, но в аптечке найдется парочка сильнодействующих препаратов, которые помогут игнорировать эти посттравматические эффекты.
Сжимая автомат в руках, я перевернулся на спину и замер в этом положении, собираясь с силами перед тем, как подняться. Двухцветный мир, который состоял лишь из тьмы и одного единственного светового пятна, все еще плыл перед глазами. Но мысли уже обрели ясность, достаточную для того, чтобы связывать их в простейшие логические рассуждения.
В бою даже гусар обязан быть управляемым зверем.
Слышались взрывы за домами; отвечали из подворотен выстрелами безоткаток и гранатометов. Далекие развалины курились облачками разрывов, красивая издали пелена пыли и дыма укутывала подножия разбитых домов жемчужным туманом. Пара «Шмелей» мелькнула над городом, оставив в небе за собой огни фейерверков – это, приближаясь к земле, разбрасывали кассеты планирующие бомбы.
Человеку нужно очень немногое для счастья и еще меньше для несчастья.
Я бежал первым, держа в руке РПК, другой рукой я на бегу переставлял магазин, он был на тридцать патронов, и поэтому за одну очередь вылетел весь магазин.
Через минуту перед нами возникла открытая местность, ротный сбавил шаг и на ходу стал разглядывать в бинокль дома, которые были вокруг нас. Состояние у всех было напряженное, мы шли молча, озираясь вокруг. Если здесь устроили засаду, то мы были прекрасной мишенью, спрятаться было негде. Единственное спасение, это броситься обратно. С середины площадки местность суживалась, как бы клином.
Не надо спешить. Жизнь коротка - споткнешься и не успеешь подняться.
Маневрировать. Сдерживать противника, сохраняя плотный контакт.
Шум в ушах. Нет, это кровь шумит. Мое сердце — мощный насос, гонит ее к воспаленному жаждой жизни мозгу. Ноги переступают убийственно медленно.
Я один. Один ли? Мне плевать. Я сам по себе. Я тороплюсь соскочить. Я пытаюсь использовать призрачный шанс.
Череда перебежек вдоль темных стен по обеим сторонам улицы. Перебежать. Укрыться. Оглядеться. Распределить цели. Очередь вторых номеров. Увешанные снаряжением темные фигуры перебегают вперед, до следующего дома, падают в тени стен. Берут на прицел ряды окон на противоположной стороне. Снова поднимаются первые номера. Перебегают. Ложатся. И снова все повторяется. Пока взвод не достигает рубежа передового наблюдения. Три пары — снайпер плюс напарник, уползают вперед. Скрытно выдвигаются на несколько кварталов вперед, занимают позиции в зданиях, наблюдают, докладывают. Их выдвижение занимает около часа. За это время взвод расползается по соседним зданиям, занимает оборону, обследует помещения. Важна каждая мелочь.
Лейтенант получает доклады снайперов. Делает доклад ротному. Коротко командует. Взвод снова начинает чехарду, продвигаясь вперед по трем параллельным улицам.
Монотонное повторение. Перебежать, перепрыгивая подвальные окна. Лечь. Осмотреться через прицел. Пропустить первые номера. Встать. Перебежать, пригибаясь под окнами. Не отставать. Держаться в строю.
Остановка. Снайперы бесформенными кучами появляются из дверей ближайшего дома. Медленно уходят вперед. Отделение парами исчезает в подъездах. Слышны удары и грохот выбиваемых ногами дверей.
Бой третьего отделения длится всего около тридцати секунд. Мне кажется, что дольше. Первое отделение уже пересекло улицу, закрепилось среди домов. Надо торопиться. Исчезает ощущение десятков наблюдающих за тобой глаз. Впереди снова кварталы одинаковых домов.
Какофонию боя перекрывает катящийся со всех сторон раскатистый гул. Дергается ствол, выбрасывая короткую очередь. В таком дыму огонь по готовности — самое то. Я плавно водил стволом по окнам. Я отчетливо понимал, что бой идет не по плану и давно вышел за рамки так называемой “операции”.
Взводный непрерывно вызывает роту. Иногда ему это удается. Помехи накрывают развалины плотной пеленой. Докладывает обстановку. Раз за разом требует огневую поддержку. Впустую. Похоже, уже списали. Авиация ушла.
Я действовал строго по наставлению. Я вообще начинал ощущать себя ходячей энциклопедией уставов. Вышибал замок короткой очередью. Ногой распахивал двери, бросал внутрь осколочную гранату. Вкатывается в комнату сразу после взрыва. Чадит разбитая перевернутая мебель. Пыль от выщербленных осколками стен оседает на пол. Никого.
Взвод залегает за перекрестком. Наша очередь. Я набираю воздуха, как в воду бросается в дымную преисподнюю. Ноги — сами по себе. Как заводные пружины, они отталкивают от себя разбитые камни тротуара.
Наткнулся на труп солдата. Тело изрешечено. В упор полмагазина схлопотал. Клочья спины вырваны вместе с кусками бронежилета. В чужом подсумке обнаруживаются гранаты.
Толкая вещмешок впереди себя, я полз по камням. Пехота противника бьет из всего, что у нее есть. Стены над головой разлетаются каменными брызгами.
Кажется, я прополз целый километр.
Жизнь - это не самолет. Ее можно покинуть в любое время.
Все больше и больше «фонтанчиков» и «царапин» появляется на земле у меня перед ногами, начинает казаться, что бежишь слишком быстро, рискую напороться на пули и... падаю, притворившись убитым. Мысль притвориться убитым пришла неожиданно, словно голос свыше, но проделывать подобный трюк лишний раз никому не рекомендую, т. к. в бою по сраженному противнику большинство делает контрольный выстрел.
Чужие снайперы действовали профессионально и неотвратимо. То, что я до сих пор жив — просто удача. Я переползал от укрытия к укрытию, пока вертолеты поддержки утюжили улицы в тщетной попытке подавить огневые точки. Две предыдущие позиции превратились в горящий щебень вместе с домами, в которых находились. Все тщетно. В этом поганом городишке стрелял каждый камень.
Если русские вымирают, значит, это кому-то нужно.

Лента новостей.
США выразили солидарность с Украиной
Вице-президент США заявил, что "российская агрессия не может остаться без ответа"

17

Лента новостей.
Российские войска вошли на территорию Львова.
Об этом по грузинскому телевидению сообщил премьер-министр Украины Владимир Загородный. По его словам, жертв при взятии города не было

Утро. Семь часов. Просыпаюсь. Спал хорошо, не жалуюсь. Но глаза открывать не хочется, хочется спать до бесконечности, до конца войны, чтобы открыл глаза и раз - ты уже дома. Но и постоянно спать - тоже страшно, придётся встать и вылезти на улицу, поближе к войне. Открываю глаза - возвращаюсь к реальности, которую и не покидал.
Похлопывая в ладоши, вынули сухпайки. Жуём, пытаемся с помощью еды отойти от суровой действительности. Еда застревает в горле, вытирая сопли, пытаемся сглотнуть пищу.
Попытался зажечь спичку. Сразу не получилось. Сломалась. Следущая тоже. Наконец прикурил.
На душе было погано, как никогда. Хотелось вдрызг нажраться вонючего спирта, взять в руки «Калашников» и все крушить, крушить, крушить вокруг.
Минуло полчаса, а все оставалось по-прежнему: машины стояли. Солдаты громко переговаривались, закуривали, соскакивали на землю, расхаживали возле машин... Прошел слух, что наступление откладывается. Откладывается на час. Спать. Да ну, только разоспишься. Но вскоре стало известно, что наступление перенесено на утро. Солдаты снимали каски, спускались внутрь машин, кто-то стлал шинель на броне... И вдруг было приказано выступать. Механики-водители, чертыхаясь, вставали, усаживались на свои места, заводили моторы. Однако головная машина не трогалась. Время шло, а она не двигалась. И батареи молчали. Машины рокотали под звездами, в душистой тьме. В час ночи поступил приказ: отбой. Но солдаты улеглись не сразу, и механики медлили оставлять рычаги и рули.
Мы сидим на корточках, смотрим в небо. У нас нет возраста. Нет прошлого, нет дома, нет жизни и желаний, нет души, страха и надежд. Нам некуда возвращаться, потому что наше прошлое осталось где-то далеко, за забором этого завода, и оно уже не принадлежит нам. Вернуться назад невозможно.
Мы ни о чем не думаем. Просто сидим.
Быстрая победа над столь ничтожным противником недостойна великой державы.
Кто-то будет кричать, что мы нарушаем права человека. Идет война, а на войне нарушаются права всех. Мы же не убиваем граждан. Все в армии немного нацисты, в лучшем смысле этого слова.
А война продолжала предъявлять неумолимые счеты. И они оплачивались: кто-то закономерно умирал, кто-то в срок получал награды и звания. Журналисты, как кобельки, задирают лапу у каждого могильного камня.

18

Лента новостей.
Российские самолеты бомбят Киев.
Несколько человек пострадали при бомбардировке города Киев российским самолетом утром во вторник.

Вертолеты садились и улетали с площадки один за другим.
Пригнувшись и закрываясь от пыли, мы заскочили в вертолет. Борт взвился в воздух, и началась болтанка. Он летел по ущелью, раскачиваясь из стороны в сторону, с борта на борт. Я сидел, вцепившись руками в сидение, бойцы испуганно смотрели в иллюминаторы, снайперу не хватило места, и он лежал на мешке, катаясь по днищу и глупо улыбаясь.
Я прильнул к иллюминатору и наблюдал высадку второго взвода, следующие мы. Вот «борт» завис над узеньким плато, и солдаты принялись десантироваться. Вертолет трясся, словно в горячке, и борттехник всех торопил и выталкивал в люк.
Распахнулись задние люки «вертушек», и из каждого выскочила команда, состоящая из восьми бойцов. Команды разделились пополам: одна часть осталась у машин, а вторая коротким перебежками преодолела открытое пространство, заняв боевые позиции.

19 Одесса

Лента новостей.
Госсекретарь США заявила, что Россия должна прекратить военные операции на территории Украины

Облако пыли постепенно окутывало нас мраком. Теперь грузовики едва ползли: дорогу заполняли беженцы из города. Ехали машины, шагали хорошо одетые люди с тележками, полными всякого барахла. Родители везли детей на колясках. Кое кто из ребятишек махал солдатам.

Городок горел. Точнее, горела его центральная часть, и даже на таком расстоянии был слышен гул, рвущегося в ночное небо, столба бешеного пламени. Летели искры, что то взорвалось, разбрасывая волны огня, силуэты незатронутых пока домов чернели безжизненно и покорно.
Я постоял несколько минут, пытаясь услышать вой сирен пожарных расчетов или просто гудение машин, но так ничего и не услышал.
Уже в кромешной мгле до нас донесся запах — запах горящих зданий и паленого мяса. Впрочем, нет, мглой это не назовешь: Одесса все еще полыхала, и красное пламя, отражаясь от низких облаков, освещало нам лица. Мы выпрыгнули из машин, разминая затекшие ноги, и построились по ротам. Вокруг стояли уцелевшие жилые дома — однотипные, двухэтажные. Пепел на несколько дюймов покрывал все кругом и продолжал падать.

Лента новостей.
На митинге в центре Киев выступили президенты Польши, Украины, Эстонии и Литвы, а также глава правительства Латвии
Лидеры пяти стран объявили о поддержке Украины в ее борьбе "за независимость и территориальную целостность".

Танки остановились метров за триста, не доезжая городка, наши БТРы поравнялись с ними. Ротный скомандовал, покинуть машины. Мы передернули затворы и попрыгали с брони на землю. Каски мы побросали в БТРе, и напялили панамы, толк от каски небольшой, только мешает больше, болтается как кастрюля на голове. А надели мы их перед выдвижением, чтоб такие уставники, как замполит, не полоскали нам мозги насчет нарушения формы.
Вольский вылез из люка и крикнул нам:
– Пацаны, ни пуха вам!
Я махнул ему рукой, и мы, обойдя танки, стали продвигаться к городку. Кое где торчали деревья и кусты, остальная зелень была скошена бомбардировкой. Я всегда удивлялся, почему после бомбежки дома, хоть и были заметно повреждены, но в основном оставались целыми.
Не было видно никакого шевеления, кое где виднелись струйки дыма, город сам по себе был большой, дома стояли плотно друг к другу, и проходы были узкими. Если понадобится броня, то вряд ли танки смогут нам помочь, в этих переулках ни повернуться, ни развернуться, а соваться в город на технике – это самоубийство. Да, придется нам здесь горя хапнуть, промелькнуло у меня в голове. Пробирались мы к городу, небольшими перебежками, ожидая обстрела в любое время и из любого дома. Противник в городе был, это было ясно, но когда ждать удара, было не ясно, они могли запустить нас в город, а могли открыть огонь и на подходе к нему. Это ожидание изматывало нервы, наш взвод шел в числе первых, и поэтому мы первыми должны были взять удар на себя, а это перспектива не завидная.
До первых домов оставалось метров сто, мы все были на пределе, я беглым взглядом просматривал каждый дом по очереди, но из города по прежнему не доносилось ни звука, и не было видно никакого шевеления. Неужели готовят какую нибудь ловушку, или, может, не хотят заранее определяться, потому как, обнаружив огневые точки, наши могут дать координаты и артдивизион начнет по ним работать.
В глубине города стрельба становилась все сильнее и сильнее, в районе нашей роты уже воевали. Я достал сигарету и прикурил, но к горлу подкатил какой то комок, сделав пару затяжек, я смял сигарету, и выкинул ее. Еще один такой стресс и нервы мои не выдержат, я сорвусь, не знаю, в чем это выразится, но когда нибудь это произойдет. С другой стороны, я прекрасно понимал – что бы не случилось, надо держать себя в руках. Сколько было случаев, когда пацаны «слетали с катушек» и, наделав глупостей, гибли. А ведь частенько возникает непреодолимое желание встать во весь рост и с диким криком броситься вперед, круша все вокруг и стрелять, стрелять.
В колонну по одному группа вышла на улицу и перешла на другую сторону.
Здесь были расположены одноэтажные частные дома, только одна пятиэтажка высилась над кварталом. Весь сектор от больничного комплекса до этого ориентира представлял собой выгоревшие руины. С другой стороны пятиэтажки дома стояли целые.
К тому времени, как мы вышли на зачистку этого квартала, минометный обстрел закончился. Кроме нас вышло еще несколько подразделений, каждое должно было осмотреть свой район.
Наша группа разделилось на три части: две по четыре человека и одна по три. Каждая команда осматривала по одному дому, в случае опасности для одной, две другие должны были оказать помощь, поэтому все держались в поле зрения друг друга.
Мне было страшно, но, вместе с тем, интересно, разгорелся охотничий азарт. Частный сектор осмотрели быстро, подошли к пятиэтажке.
Цепь атакующих потонула в огне, дыму и пыли. Огромным костром там полыхает БТР-60, рядом видна разорванная пополам ракетой грузовая машина, кажется, «МАЗ». Среди этого всего мечутся серо-зеленые фигурки, которых становится все меньше и меньше под огнем авиационных пулеметов. Три вертушки встали в «карусель».
Вдруг практически одновременно блеснули две ослепительные вспышки. Сразу же вслед за ними прогремела пара оглушительных взрывов. Их раскатистый, слившийся воедино грохот прогнал по базе упругую волну горячего воздуха, вынудившую закрыть лицо рукавом. В глазах сразу же заиграл сонм бликов, а уши заложило.
Прошитый слева направо через грудь двумя пулями Илюшин был еще жив, но плох.
Дышал часто, неглубоко, с присвистом. На губах лопались кровавые пузырьки. Все, что я мог сделать, так это туго перебинтовать ефрейтора, закрыв пулевые отверстия поверх марлевых тампонов воздухонепроницаемыми прорезиненными чехлами индивидуальных пакетов. Для предотвращения доступа воздуха в плевральную полость.
Я еще вколол полный шприц тюбик промедола, убедился, что боец пока умирать не собирается, после чего присел на камень, чтобы осмотреться и подумать без суеты.
Но это теория, а на практике очень трудно высунуть голову из за укрытия.
Человек сорок несколькими группами поднялись в атаку. Вот им должно быть по настоящему страшно. Или нет?

Я отчетливо видел и отдельные куски щебня на дороге, и красноватую пыль между ними, грязно зеленые колючки по обочинам, словно плывущие в жарком мареве фигурки.
Не понимал я и того, почему сам до сих пор жив. Да это было безразлично уже. «Эх, сейчас бы „град“ сюда», – подумал я.
Главное, чтобы нас самих не засекли раньше времени. Тут дело такое: охота на кого-то может легко и быстро обратиться в погоню – у них тоже разные группы есть, и по оснащению, и по готовности рвать «москалыкив» зубами.
Где-то сзади и с боков стреляли. Вновь стали рваться мины, но намного дальше, в глубину. По звуку не поймешь, достают наших или нет. Иногда поверху проходили пулеметные трассы.
На соседней улице, грузно ворочаясь под обломками обрушившегося портика, агонизировал БТР. Через заклиненные люки внутрь ползла жирная, густая гарь. На броне, оползая липкими полосами, полыхала смесь бензина и мыла. Механик водитель до последнего старался выдернуть обреченную машину из завала. Он неплохой парень, этот механик. Возможно, в другое время, в другом месте с ним можно было бы выпить водки и хрустнуть соленым крепким огурчиком.
Ребята почти все были искромсаны, в живых осталось семь человек. Трое были сильно контужены, у них текла из ушей кровь, одному разорвало живот, еще одному изломало руку – кажется, в трех местах, – так что она приняла совсем уж немыслимую форму.
А затем линия огня отодвинулась еще дальше назад. Снаряды все еще проносились над их головами, но взрывы звучали гораздо тише. Это всегда казалось облегчением.
Залегаем. Бросок за броском, от трупа к трупу. Начался минометный обстрел. Впереди встает непреодолимая стена из земли, осколков и пуль. Я вжимаюсь в землю и жду, когда прекратится минометный обстрел. Наконец, он стих. Надо делать очередной бросок. Хотя пули свистят вовсю, готовлюсь, набираюсь решимости, потом сжимаюсь в пружину, выскакиваю и несусь вперед.
Бездействие приводило к беспокойству. По нам били залпом две пушки. Услышишь два дальних хлопка - начинаешь нервничать. Вслушиваешься в даль, улавливаешь нарастающий свист - жмёшься к земле. Лицо сжимается в гримассу. Ощущаешь, что превращаешься в ничтожество. Чем ближе свист, тем сильнее ощущение того, что снаряд упадёт именно туда, где ты лежишь. Ещё чуть чуть - и ты взорвёшься! Инстинктивно стискиваешь зубы и пальцами вонзаешься в землю.
Размышлять было некогда. Теперь в памяти нужно держать только три вещи: сколько патронов должно остаться в магазине после очередного плевка свинцом; сколько полных магазинов осталось в "лифчике"; и что потом нужно будет обязательно поменять позицию. Иначе пристреляются и тогда – все. Особенно, если ведешь перестрелку не с одним врагом, а с несколькими. Их задача не давать тебе высунуться, пока другие подберутся и навалятся. Это дело пяти минут для солдат срочной службы со средним боевым опытом. Адреналин бьет в кровь. Опасная штука - перевозбуждение. Теряется чувство опасности. Я высаживаю по противнику еще один автоматный магазин. Прижавшись спиной к камню, вставляю новый.
Чёрная точка снаряда прочертила плавную линию траектории и воткнулась в дом, в четырёхстах метрах от нас. От мощного взрыва полетели в разные стороны шифер, балки. Стены сложились и рухнули во внутрь здания. В небо поднялось громадное облако пыли.
Снова тяжко бахали орудия, звенели, вылетая из самоходок на асфальт, огромные гильзы, надсадно взвывали, обжигали и рвали нутро здания снаряды. С грохотом рушились перекрытия, валились стены.
Пора и осмотреться. Сначала, что сзади, что по бокам. Сзади встала наша техника. Пытаются огнем своих пушек подавить огневые точки противника. Мы их достать не можем, только наши пушки и молотят за спиной, а мы их тоже не достанем. Но как-то странно, что наши так быстро гибнут. И потом до меня дошло. Снайпера! Один выстрел - одна смерть. И уже никто не спешит на помощь раненым. Лишь кричат, подбадривают, но не более того. Надо что-то делать. Бочком, бочком по стене, поближе к пулеметному гнезду. Автомат висит на ремне на левой руке. Достаю гранату, ввинчиваю запал, разгибаю металлические усики, рву кольцо. Время замедления после отлета рычага секунд шесть, а может и меньше, все вылетает из головы. Но чтобы не рисковать, - она же может и назад вылететь! - разжимаю руку, рычаг отлетает в сторону, негромкий хлопок, но для меня он звучит оглушительно. Время замедляется, я смотрю на гранату, от запала медленно отходит небольшой беленький дымок. Слышу, как стучит сердце. Я без размаха просто закатываю гранату в подвальное окно, мгновенно отпрянув к стене.
Украинская пехота пряталась за деревьями и руинами ближайших домов. Для острастки выпустил длинную очередь.
Согнувшись пополам, я отплевывался и безуспешно пытался восстановить дыхание, а в голове одна глупая мысль: "Интересно, а бронежилет у меня тоже от пота промок насквозь или нет? Так я еще никогда не бегал!"
Добив магазин, пристегнул новый и принялся внимательно изучать результаты обстрела.
Кто в кого стреляет было не разобрать. Поддавшись общему ажиотажу, тоже выпустил пару очередей по горящим обломкам дома. Никто не ответил, и я стрелять перестал. Однако со всех сторон продолжали грохотать длинные очереди, порой пули визжали прямо над головой.
Сначала я двигался вдоль дома, перебегая из комнаты в комнату, через проломы в стенах пробираясь из подъезда в подъезд. Изредка постреливал одиночными на звук, на мелькнувшую тень, на смутное движение.
Следующая комната, куда заскочил, оказалась угловой, все, дом кончился, дальше открытое, простреливаемое пространство. Скорчившись в углу комнаты, я внимательно осматрел расстилающийся за выбитыми провалами окон пейзаж, искал промежуточные укрытия, что позволили бы под огнем пересечь улицу и заскочить в следующий дом.
Атакующие осторожно выглядывали из-за деревьев, мусорных баков и покореженной детской горки. Один наголо стриженый парень нашел себе укрытие за бетонным парапетом детской песочницы и теперь сосредоточенно выцеливал оттуда три распахнутых окна с выбитыми стеклами на втором этаже дома.
Сквозь грохот стрельбы поспешно опустошавших магазины слышался громкий смех.
Я припал щекой к автоматному прикладу. Сквозь прорезь прицела бегущие далеко в полный рост, одетые в черные комбинезоны фигурки казались совсем не страшными и вряд ли в полном смысле этого слова живыми. Совсем не люди - просто мишени! Затаив дыхание, нажал на спуск. Автомат грохнул короткой очередью. Пули взбили фонтанчики пыли на равном расстоянии между двумя наступающими. Те не обратили на обстрел никакого внимания.
Страха не было вовсе, все происходящее казалось детской игрой. Мучительно долгий выдох, плавное медленное нажатие на спусковой крючок. услик на бегу будто наткнулся на невидимую стену и, с размаху врезавшись в нее, отлетел, приземлившись на задницу. Пуля, должно быть, попала ему куда-то в живот, потому что он не упал, а так и остался сидеть, судорожно прижимая к животу руки и мотая из стороны в сторону головой. Я тщательно прицелился в него, чтобы добить, но к раненому подбежали еще двое и, подхватив под руки, волоком потащили прочь. Разволновавшись оттого, что подстреленный враг вот-вот может уйти, я в быстром темпе сделал с десяток выстрелов вдогон, но так ни разу и не попал. Пули вовсе не страшно жужжа и посвистывая, проносились где-то над головой не пугая.
Чуть в стороне и ближе к нам виднелось большое и высокое здание, этажей так в шестнадцать, мукомольного завода. И всё это плавало в сизом дыму от горевших зданий, от разрывов снарядов и мин, а также в красной кирпичной пыли от попаданий снарядов. Картина впечатляла и радовала. Я не мог найти не одного дома куда бы не попал снаряд или мина, а в бинокль можно было рассмотреть и более мелкие детали: развороченные стены, выброшенный домашний скарб из домов разрывами, брошенная и бродящая по улочкам и переулкам частного сектора мелкая домашняя живность, которая шарахалась от каждого близкого разрыва. То в одном месте, то в другом внезапно высоко в воздух подымались дымы от разрывов снарядов или появлялись более светлые и круглые разрывы мин.
Очень часто из этих разрывов вылетали обломки зданий, заборов и сараев.
Снаряд разорвался почти рядом, забросав пылью всё вокруг и оставив посреди площади воронку с рваными, неровными краями. Hаступление продолжалось и этот маленький городок был необходимой стратегической точкой для дальнейшего продвижения.
Слышны были выстрелы, автоматные и пулемётные очереди, то там, то здесь в расположении противника подымались разрывы мин и снарядов, от которых горели несколько домов в частном секторе, выкидывая в небо густые клубы дыма.
Практически сразу свистнули пули над головой, следующая пуля просвистела совсем близко, и судя по звуку вылетела она из серьезного оружия: - 7,62 калибра, не меньше, - пронеслось в голове. Взвизгнуло еще несколько раз - совсем близко, но еще несколько прыжков и спасительная стена здания скрыла от невидимого стрелка.
Обошли сараи и через густые кусты выбрались во двор, посередине которого стояла разбитая и полусгоревшая грузовая машина. Дом разбитый прямым попаданием снаряда и вокруг никого. Быстро перебежали двор и опять углубились в кусты уже у других сараев, обошли их и выбрались к пролому очередного забора, где присели и начали оглядываться.
Через пролом был виден достаточно просторный двор. Справа в глубине двора двухэтажное здание из белого силикатного кирпича, прямо через двор опять кирпичный забор с полуоткрытыми воротами, слева несколько полуразрушенных, больших боксов под грузовые машины. Стены здания были исклёваны пулями и осколками, видны были и пробоины от попадания снарядов.
Несколько глубоких воронок, от которых разлетевшимся строительным мусором и обломками здания был усыпан весь двор. За кирпичным забором, через дорогу возвышался заводской цех с характерной стеклянной галереей на крыше. Слева и справа, даже справа и сзади были слышны выстрелы, но здесь было тихо.

Первое о чем думаешь в такие минуты - надо сначала защитить самого себя, и только потом начинаешь думать о противнике. Именно в эти минуты рождаются аксиомы типа "чтобы победить завтра, надо выжить сегодня". Это все так и не так одновременно.
Главная ошибка всегда в том, что люди не двигаются и не смотрят по сторонам. Это только кажется, что все пули летят в тебя! Тебя заметили - первая секунда, прицелились - вторая секунда, третья секунда - выстрел. Если позиция плохая - смени ее. Перебежал, упал, откатился и занял выбранную позицию, сделал прицельный выстрел, второй, третий. Стрелять по обнаруженному противнику надо короткой очередью или серией одиночных выстрелов.
Страха никакого не было. Шла какая-то война - как в кино. Слышались разрывы, воздух украшали вспышки и нити трассеров. С дома на окраине бил пулемет, делая открытую местность непроходимой. В доме были найдены лишь наспех оборудованные огневые точки - матрасы и кучи пустых гильз.
Не так важно убить врага, как вывести его из строя. Ведь для транспортировки раненого с поля боя нужно еще как минимум пара бойцов. Все они выходят из игры.
Огромное значение имеет психологическое оружие. Именно сломать противника, лишив его боевого духа. Иногда не так важно попасть в противника, как отогнать его. Через полчаса уже ничего нельзя было разобрать. В этом аду невозможно было определить, где чужие, где свои, каждый двор превратился в западню; каждое окно, каждый подвал таили смерть. Cолдаты били наугад по оконным амбразурам домов и сараев, чтобы успеть убить хоть кого-нибудь, прежде чем вражеская пуля настигнет их самих.
Внезапно я вижу, как откуда-то слева к нам бежит солдат второй группы. Видно, он отполз назад и теперь мчится в полный рост вдоль по фронту, не пригибаясь и не обращая внимания на перестрелку. Как в кино, за ним, почти догоняя, быстро ползет по земле «пулеметная строчка». Так пулеметчики называют попадание пуль ровной линией, словно простроченной швейной машинкой.
Пора было отходить и нам. Патронов оставалось по магазину, да и следующим выстрелом нас могло накрыть. Каменная стенка, надежно прикрывавшая нас от пуль, от прямого попадания даже противотанковой гранаты могла не выдержать и развалиться. При этом мы могли быть поражены градом каменных осколков, образовавшихся при разрыве кумулятивной гранаты.
Бойцы вели огонь короткими очередями.
От автомата шел резкий запах пороховой гари, я отодвинул его и подумал, что сам тоже как автомат: безотказный, обгоревший, засмоленный и такой же злобно агрессивный, только дай команду. Несмотря на ослепляющий зной, я чувствовал озноб. Будто что-то внутри у него заледенело и теперь морозило.
В доме на чердаке кто-то засел. Гранатой его не взять, а вот выцелить можно. Тот явно патронов не жалел, выкашивал все вокруг. До него метров сто, меня он не видит, да и мусор меня прикроет. Ставлю прицельную планку на сто метров, переводчик огня на одиночный. Выцеливаю, глаза слезятся. Закрываю глаза, моргаю. У меня один выстрел. Это самый главный выстрел. Каждый выстрел надо отработать по максимуму.
Вот из подвала соседнего дома полыхнуло коротким огнём автоматной очереди. Я выцелил это окошко, и плавно нажал спуск. «Двадцать два». Короткая, в четыре патрона очередь ушла в сторону подвала.

Справа от себя я даже не увидел, а почувствовал шевеление, тень, перекат влево и со спины, от бугра. Не целясь — очередь, стволом слева направо.
Жду ещё секунд пятнадцать. Тишина. Патроны надо беречь.
Когда бежал, рядом со мной автоматная очередь взбила несколько фонтанчиков пыли. Мне стало страшно. Весь героизм, рассудок, куда-то пропали. Только выжить.
Все это подстегнуло систему организма к выживанию, все побежали вперёд. Потом по нам ударили из автоматического оружия. Вперёд. Вперёд. Но нет азарта. Только напряжённость. Собранность, обострены рефлексы. До первых строений осталось метров сто. Огонь усилился.
Из подвальных окон ведут огонь защитники своей независимости. Я чуть левее от них. Пока не заметили, падаю на брюхо и вперёд, вперёд. Автомат в правой руке. Пот заливает глаза, во рту привкус железа.
На небольшом пятачке, за грудой камней лежал солдат и поливал автоматным огнем противника, чуть выше стрелял еще один боец.
Пули с визгом улетали вверх, ударяясь о камни, голову поднять было совершенно невозможно. Пули продолжали свистеть и, рикошетя, с визгом выбивали искры из камней, разлетались по сторонам. Патроны пока не кончались. Солдаты стреляли короткими очередями. Огневых точек стало заметно меньше, значит, уходят. Отползают, утаскивая раненых и убитых.
Артиллерию на них не навести, мы лежим друг от друга в тридцати-пятидесяти метрах. Специально не уходят, сидят, пока не стемнеет, чтоб не добили.
Кто-то уже бил с колена по соседним домам. Ими овладело особое опьяняющее чувство, какое бывает только в заведомо удачном бою, при явном преимуществе. Страха нет, он проходит, и ты чувствуешь свою силу, превосходство над врагом.
Я тоже убивал или по крайней мере хотел убить тех людей, что стреляли в него. Смерть, которую нес я, не была уродливой — аккуратная дырочка в теле, и все. Моя смерть была справедливой — она давала шанс спрятаться от пульки, укрыться от нее за стеной, как я сам не раз укрывался от их пуль.
Когда первые оказались у окон, бросили в дом гранаты. Через несколько секунд раздались разрывы. Входную дверь вынесло взрывной волной. Из окон повалил густой дым. В воздухе появился новый запах — запах сгоревшей взрывчатки.
Сержант прицелился и выпустил гранату в прикрытую дверь. Взрыв! Часть стены и крыши завалилась. Ну вот, теперь можно смело шагать дальше. Заглянув вовнутрь, мы никого не обнаружили.
Самарцы долбили девятиэтажку из всех видов оружия. Грохот стоял невообразимый. Думал, что после такой канонады оглохну или, как минимум, стану инвалидом по слуху. Земля, пытаясь уйти из-под ног, шевелилась как живая. Дом вибрировал, но стоял крепко, не рассыпался.
Мимо нас пронесли раненых, человек тридцать. Некоторые молчали - может, терпели, а может, потеряли сознание. Но большинство кричали, матерились, плакали, угрожали вернуться и разделаться со своими обидчиками. Нам по новой захотелось в бой - отомстить и за этих пацанов, и за нас самих.
И тут же над головой, опустив вниз хищную морду и задрав кверху камуфлированный хвост, пронесся до боли знакомый силуэт с красной звездой на серо голубом брюхе. Низко прошел — я даже заклепки на корпусе разглядел и надпись «опасно» на хвостовой балке.
Вертолет сделал круг и снова зашел на нас, как и в прошлый раз, со стороны кормы. Только теперь он уже шел чуть выше и, выйдя на рубеж атаки, дал короткую очередь из бортовой двуствольной пушки.
Он ударил сразу с двух плоскостей. Две ракеты одна за другой ушли в сторону противника с оглушительным шипением, которое отразилось от холмов и прогромыхало где то у горизонта.
Столько вертолетов на таком маленьком клочке неба! Ми 24, Ми 8 стальным роем пронеслись над нами в сторону леса. Ударные «Крокодилы» пустили по нагорным лесам ракеты. Оставляя белые хвосты, ударили по гуще деревьев. Загрохотала в лесу ударная волна, выбрасывая в воздух ошметки земли. Ми 8 приземлялись возле кромки леса. Десятки свежих тактических групп высаживались на землю и бежали в лес. Вертушки возвращались в небо и выписывали круги над лесом.
Две вертушки отлетели от городка и, обогнув горы, исчезли из виду, остальные две, спустившись пониже и кружа почти над самыми домами, продолжали бомбежку, видно, им удалось обнаружить противника или пулеметные точки, потому как, сделав петлю, они стали заходить в одно определенное место. Одна вертушка на втором заходе задымилась и, сделав какой то замысловатый вираж, стала снижаться. Было видно, как летчики пытались вывести горящую машину за пределы города, им это отчасти удалось, и вертушка упала на окраине. Мы все с напряжением ждали взрыва на месте ее падения, но взрыва видно не было, неужели летчикам удалось посадить горящую машину?! Вторая вертушка, пальнув еще раз ракетами, развернулась и полетела в сторону падения первой. Зависнув над местом падения, вертушка, снижаясь, скрылась за крышами домов, минуты через три она показалась и, набирая высоту, улетела через горы в сторону расположения полков.
«Крокодилы», зависшие на высоте пятидесяти метров над землей и на таком же расстоянии впереди нашего вала, поочередно выпускали по целям управляемые ракеты. Сначала под крылом появлялось небольшое облачко дыма, и вертолет заметно встряхивало в воздухе. Затем доносился хлопок выстрела, и от вертушки мчалась длинная черная сигара с ярким огоньком в сопле маршевого двигателя ракеты. Спустя секунды этот огонек достигал своей цели в домах, мгновенно превращался в ослепительную вспышку взрыва, звук от разрыва доносился до наших позиций, и теперь можно было переводить взгляд обратно на вертолет в ожидании нового запуска.
Прямо передо мной в ста метрах зависла пара Ми-24 и вела огонь управляемыми ракетами. Вертолеты были мне видны в фас, я даже видел отчетливо, как один из летчиков сделал движение рукой. В ту же секунду геликоптер слегка качнулся, и под его правым крылом появилось дымное облачко, в котором возникла управляемая ракета.
Мне впервые в жизни довелось наблюдать боевую стрельбу вертолетов огневой поддержки с такого близкого расстояния, да еще спереди. Я сидел под стеной, прислонившись к ней спиной, и смотрел на вылетающие управляемые ракеты. При ее приближении голова инстинктивно и самопроизвольно убиралась в плечи, а тело так и норовило сползти на землю. У каждого вертака было по два крыла, и на каждом крыле находилось по четыре управляемых ракеты. Две сверху крыла и две снизу. А еще под каждым крылом крепилось по одной большой подвеске с НУРСами, которыми, к моей большой радости, огонь не велся.

Сосед расстрелял две коробки патронов и радостно всматривался в стены по-прежнему атакуемого нашими солдатами дома. Я сидел рядом и думал о перспективах военной кампании России.
Всё стихло. Такая тишина бывает только после боя. Где-то звякнули отброшенные ногой автоматные гильзы. Сполз по стене, поддерживая ногу. Боль уже схватывала живот, подбиралась к груди.
После тяжелого двухчасового боя у стен серого административного здания с большим гербом под карнизом, где мы потеряли несколько человек ранеными, нам приказали откатиться на исходные позиции и передохнуть.
Мы откатились. Как смогли - умылись, почистили оружие, привели себя в порядок.

Лента новостей.
Минобороны РФ: Части 58 армии полностью освободил Крым от украинских военных
Батальонно-тактические группы 58-й российской армии полностью вытеснили украинских военных из Крыма, заявил главком Сухопутных войск генерал армии Владимир Степанов.

20

Лента новостей.
Заместитель начальника Генштаба Вооруженных сил РФ Анатолий Петров сообщил о потере двух самолетов ВВС России в зоне конфликта. По словам военного командования, были сбиты Су-25 и Ту-22. Судьба пилотов не известна.

У одного солдата загноилась внешняя сторона правой ладони, из-за воспалившегося фурункула он еле-еле мог сжать пальцы в кулак, и по настоянию доктора его было необходимо отправить в санчасть. Я повел Федорова к вертушке, чтобы отправить его в батальон. Вертолет быстро избавился от ящиков с боеприпасами и сухпайком, и солдат с перевязанной рукой уже занял место в салоне.
Когда мы подошли к костру, там уже разогревали ужин. Вокруг огня на углях выстроились вскрытые жестяные баночки, издававшие приятный аромат тушенки, гречневой, рисовой или перловой каши.
Я быстро поел остывавшую кашу. Потом вытер ложку и стал искать взглядом жестянку для чая. Свободные от дежурства солдаты уже улеглись спать, и мне тоже хотелось побыстрее завалиться. Мест под навесом уже не было, но лежавших пока еще можно было растолкать.
Наши группы тоже готовились к новому штурму. Солдаты, насколько позволяла обстановка, отсыпались и отъедались, набираясь сил, чистили оружие и готовили боеприпасы.
В полдень напомнил о себе пустой желудок. Один солдат из наряда по роте притащил нам несколько буханок хлеба. По одной коробочке сухого пайка было выдано на каждую тройку бойцов, и все принялись дружно скрести ложками по консервным банкам.
Теперь настало другое время, и нам приходилось есть каши и тушенку из убогого пехотного сухпайка No 1. Единственным достоинством этого сухпая было то, что, по сравнению с натовским рационом, наши каши были намного вкуснее и сытнее.
Война - образ жизни. И при правильном поведении люди проходят много боев с относительно малыми шансами погибнуть.
Войны начинает и заканчивает CNN. Если CNN говорит, что война есть и показывает при этом картинку - значит она есть. Если диктор CNN говорит, что войны нет, обыватель может спать спокойно - в его сознании воцарился мир. Военная журналистика - вещь лицемерная. Конечно, было бы честнее просто показывать идущих солдат на фоне рекламного плаката "Спонсор наступления -..."
Мы стали современниками войн, превратившихся в выгодный бизнес командиров и больших чиновников. Мы видим генералов, сдающих позиции врагу. Спокойно дают интервью грязные дельцы, произведенные в высокие ранги. Они на самом-то деле торгуют землями и недрами собственной страны, заботясь о воцарении хаоса, в котором не будет столь неприятных налогов и таможен, но будет подконтрольные только им аэропорты, трубопроводы и перевалочные базы контрабанды. Где можно спокойно красть триллионы из бюджетов распадающихся стран.
На войне человек подвергается испытаниям на прочность. Напряжение все время накапливается в тебе, и время от времени его, этот зловещий сгусток, нужно сбросить. Всегда лучше приоткрыть клапан, чем ждать пока котел взорвется. Легко быть трезвенником в спокойной, уютной жизни, и то мало кому это удается. А вот когда каждый день может стать для тебя последним, твою жизнь может оборвать один из бесчисленных кусочков металла (летящих пока мимо) и мир взорвется в ослепительной вспышке боли - здесь дело совсем иное.
Да, война - зло. Но что еще хуже войны - это перемирие. Падает боевой дух армии, поскольку исчезает смысл ее действий. Самое страшное на войне - ожидание боя. Потом некогда бояться. Потом надо выживать. Война спрессовывает такое огромное количество важной информации, которое в обычной обстановке человек способен осознать и переварить за недели, а то и месяцы. В зоне боевых действий вся текущая информация должна восприниматься предельно быстро и полно. И чтобы выжить, ты обязан впитывать и усваивать эту информацию как жизненно необходимую данность и желательно со всеми подробностями и даже мельчайшими деталями. Враг - это результат деятельности Генштаба.
Почему-то мне совершенно не хотелось ощущать себя очередным куском пушечного мяса и потому покорно ожидать решения кем-то своей участи на этой войне... А чтобы выжить, нужно и самому быть очень активным участником этого процесса и практически всегда держать окружающую обстановку под своим контролем.

-Чай или водка есть?
Вечером, глядя на яркие украинские звезды, пили трофейную сливовицу, закусывая, захваченным окороком, пластали его огромными кусками, ели жадно чавкая и торопливо давясь. Насытившись и придя в благодушное расположение духа, неторопливо курили едко дымящие местные сигареты, неспешно перекидываясь расслабленными ленивыми фразами.
Война это тоскливые дежурства, отсутствие элементарных удобств и полнейшая бытовая неустроенность. Война становилась будничным и весьма трудоемким делом.
Война исключает все это разом. Война для солдата, как это ни странно звучит - почти свобода, как это может понимать солдат. Мир сужается до огневой позиции или палатки. Это минимум начальства. Это жизнь не по расписанию. Это осознание важности и нужности того, что ты делаешь, а так гораздо легче переносятся трудности.

21

Лента новостей.
Куба поддержала Россию в конфликте с Украиной

Я просто пытаюсь дать понять, что представляла собой наша цель. Для того чтобы вы смогли оценить масштабность стоявшей перед нами задачи. И прониклись, если не восхищением тем, чего мы добились, то хотя бы элементарным уважением к сложности проделанной нами работы.
Я успокаиваю зверя. Потерпи, дружок. Пока не время.
Сомневающийся заставляет командира стать убийцей — от приносящего несчастье надо избавиться, и командир вынужден отделить сомневающегося, послать его на смерть вместо нормального бойца, чтоб подразделение получило с его смерти хоть немного выгоды. Делается это всегда обманом, и от этого командир ненавидит сомневающихся еще сильнее: негодный для войны человек заставляет командира обманывать и убивать своих, что делает войну совсем уж поганым занятием. Вот что самое хреновое на войне. Не страх, не смерть, не ее насмешливая и бессмысленная несправедливость, а именно это.
Взвод готовился к долгожданной эвакуации. Чистили оружие, выбрасывали недоеденные сухие пайки, рваные мешки, забитые грязью магазины.
Лента новостей.
Министерство иностранных дел Украины заявило, что в небе над Киевом появились 50 российских бомбардировщиков
По данным украинской стороны, бомбы сброшены на деревню Антоновка близ столицы

Добросовестно выполняя команду — «Готовиться к эвакуации», мы «уничтожали» консервы сухпайка, выданного с расчетом лишь завтрака, и ждали к 8.00 вертолеты, наспех закрепившись на достигнутых рубежах.
Выстроившись в колонны, взвод бегом двинулся к вертолетам. Ураган от винтов хлестал по жесткой траве, заставляя ее стелиться почти горизонтально.
Личный состав батальона, высадившись с вертолетов, с сочувствием и, кажется, со страхом смотрел на восьмерых укрытых окровавленными плащ палатками погибших и на группу готовящихся к эвакуации раненых в оборванном и измазанном кровью обмундировании.

Лента новостей.
Украина объявила эвакуацию стратегических объектов
Эвакуация проходит в здании Минобороны и районе Киев, где расположена резиденция Президент Украины.

Последующие двое суток операции противник активных действий не предпринимал.
Мы очень устали, сказывалось напряжение двух последних дней. В группе было двое раненых, которые до сих пор оставались в строю.
Все очень устали, из за немыслимого напряжения наступило истощение душевных и физических сил. Многих время от времени пробивала нервная дрожь, нападала бессонница. Группе требовался продолжительный отдых.
Война сковала в прочный узел, хотя многие не понимают зачем и против кого они воюют. Я помню все их трудные фамилии и имена. На фронте фамилии, среди солдат, как- то стерлись и каждый получил прозвище, которое стало практичными и краткими. Эти клички, даже не выражают характер, но приклеились к ним так прочно, что некоторые забыли фамилии и имена своих товарищей.

Лента новостей.
США заподозрили Россию в заинтересованности в "смене режима" в Украины.
Глава российского МИДа заявил, что уход президента Украины не является обязательным условием разрешения конфликта, однако Россия больше не может рассматривать его как партнера.

22

Лента новостей.

Минобороны РФ опровергло сообщения о бомбежке военного аэродрома в пригороде Киева.
Представитель военного ведомства назвал данные украинских СМИ ″очередной информационной провокацией″. Ранее сообщалось о том, что российские ВВС провели бомбардировку военного аэродрома, а также международного аэропорта Киев.

Первый и второй батальоны работают, разбившись по ротам: первая рота каждого батальона окапывается, не забывая следить за близкой кромкой леса, вторые роты залегли в пятидесяти метрах от деревьев, развернув пулеметные расчеты, третьи роты занимаются развертыванием.
Вторая рота батальона залегла, как и было приказано, в пятидесяти метрах от леса. Батальон прикрывал третью часть длины окружности периметра на севере и я, впервые за много месяцев, чувствовал себя дома, как бы парадоксально это не звучало. Я был в приподнятом состоянии, в таком состоянии люди обычно что то напевают или притопывают в такт музыке, звучащей в голове, любая работа кажется нетрудной, все вокруг представляется прекрасным.
Танки были уже тут как тут.
Они шли, ломая и раздирая зеленые заросли, лязгая траками, ворочая приплюснутыми короткоствольными башнями.
Слева плюнула огнем безоткатка, один из танков завертелся на месте, теряя блестящую ленту гусеницы, ему в бок въехал другой, отшвырнул в сторону. А они не церемонятся…
Вразнобой ударили остальные безоткатки, взвыл миномет. Еще два танка закрутились посреди прущей на нас массы, в воздух взметнулись ошметки земли и травы. Затарахтел пулемет, явно зря…
Под прикрытием огня 2 3 снайперов и нескольких автоматчиков, вынуждающих нас ослабить наблюдение за полем боя, противник подтягивает силы и небольшими группами обходит нас с флангов, в чем ему способствует густой кустарник и лес. Спустя некоторое время по всей долине появляются группы по 8 15 человек, бегущих в колонне по одному в нашем направлении, но их существенно сдерживает вызванный и корректируемый нами огонь артиллерии.
Противник, блокировав огнем 1 ю и 2 ю роты, подтянув резервы, просочился в глубь укрепрайона, отрезая нашим ротам путь отхода. Менее чем через 2 часа боя стала ощущаться катастрофическая нехватка боеприпасов к стрелковому.
Как и следовало ожидать, полностью окружили 2 ю роту и, связав огневым боем все остальные наши подразделения, пошли на штурм позиций роты при огневой поддержке атаки. Какое то время противника сдерживали огонь миномета и пулемета с позиций 3 й и 1 й рот, но запас мин был исчерпан.
Захватить позиции 2 й роты так и не удалось. Поняв тщетность своих усилий, они сосредоточили все основные силы на 1 й роте, понимая, откуда корректируется губительный огонь артиллерии и с захватом позиций которой все наши подразделения, оказались бы в огневом мешке.
Силы противника были беспорядочно разбросаны на солидной площади.
Наконец мне удалось оторвать голову от земли и приподняться на локтях. Меня тут же страшно замутило, я едва не сблевал.
Пригибаясь, едва переставляя ноги, я с трудом двинулся вперед, внимательно вглядываясь в колышущиеся на ветру листья деревьев – насколько позволяла мутная пелена перед глазами. Нет, похоже, воевать больше было не с кем.
Не имея сведений о наличии у противника противотанковых гранатометов, мы с пулеметчиком БТРа обстреливали каждый куст и камень, пригодный для позиции гранатометчиков, пытаясь упредить их...
Двое пулеметчиков два часа сдерживали атаку с главного направления. Две БМП также не долго прожили. Одна из них разулась и потеряла гусеницу, когда при развороте наехала на сопку. Ее достали из гранатомета. Вторая получила сразу несколько ударов из гранатомета и сгорела дотла. Сдетонировал боекомплект, взрывом оторвало башню и отбросило ее на несколько десятков метров.
Под ногами шуршал песок, над головой неслись вдаль стаи туч и время, будто останавливалось, тянулось.
Впереди показался силуэты ветхих домишек. С течением времени силуэты становились больше, а песок под ногами переходил в твердую почву.
Лента новостей.
Президент Украины успокоил жителей Киева.
По его мнению, до завтрашнего дня столице Украины ничто не угрожает

Ситуация изменилась абсолютно неожиданно. Вначале я не придал значения светло-серому дымку, появившемуся в нескольких местах чуть подальше тополей. Потом дыма становилось все больше и больше, и количество его источников также возросло.
«Дымовые гранаты!» – осенило меня.
Дыша через раз, выдвинулись на позиции. Разросшийся вширь, густо поросший кустарником и отдельными деревцами, обмелевший овражек у входа в устье балки вновь углублялся и сжимался до теснины метров на десять в ширину. Сойдясь в этом месте, два ската балочки потом постепенно расходились метров до тридцати у самого поворота, плавным виражом закруглявшего дорогу влево к Белогоровке.
Скоро ближняя танковая колонна стала уже видна с крыши блок поста. Она разворачивалась в боевые порядки, чтобы охватить фронт и дать подтянуться отставшей пехоте. Без прикрытия пехоты танки сразу становятся уязвимыми, да и что они могут без пехоты сделать – только прокатиться по улицам города, если прорвутся туда, и пострелять по домам, и без того уже расстрелянным затяжным артиллерийским налетом.
Украинская атака с фланга затормозилась, а танк оторвался от пехоты, образовав разрыв. Танк успел сделать два выстрела из пушки, и снаряды разорвались сбоку от бетонных укрытий и позади заблаговременно вырытых окопов. В это время неизвестно откуда возник человек с РПГ 7, встал на колено, и спокойно выстрелил под заднюю часть башни Т 72. Башню взрывом просто вырвало с базы и отбросило на добрый десяток метров в сторону. Два танкиста все же уцелели, но автоматные очереди из осетинского блок поста почти сразу нашли их.
Паника имеет скверную особенность – она цепной реакцией переходит от одного к другому и способна охватить всех.
Честно признаюсь, очень хотелось жить. Какой-то внутренний инстинкт требовал выпрыгнуть из этого укрытия и бежать, сломя голову, куда глаза глядят, но только подальше от этого места. Но разум убеждал, что пробежать удастся не больше нескольких десятков метров. В этих внутренних метаниях и страшных ожиданиях прошло еще несколько часов. И потом наступило полное безразличие и отупение. Ни вой падающих снарядов, на грохот разрывов не вызывали больше никакой реакции, было абсолютно все равно. Сознание смирилось с неизбежным.
На поле закипела обычная солдатская работа. Собрали тела наших погибших в одно место. Собрали оружие убитых и раненых, уцелевшие радиостанции, ночные бинокли и прицелы, остальные средства наблюдения, специальный ночной прибор с лазерным целеуказателем, топографические карты и секретные шифры. Отдельными кучами складировалось вещевое и инженерное имущество, уцелевшее после ночного боя.

Лента новостей.
Российские танки окружают Киев
Украинский президент уверил, что будет защищать столицу до последней капли крови.

23 Киев

Лента новостей.
Украинские силы стягиваются к Киеву для защиты столицы от наступающих российских войск.

Я попытался вскочить, но ноги стали ватными.
В сущности, какая разница? Ракеты уже на полпути. Бабахнут ракетами, и делу конец.
Мы все мертвецы.
Мысль о том, что торопиться уже некуда, наполнила меня спокойствием.
Танк первый, БМП и замыкают три БТР. Еду на первом БТР, солдаты в люках по своим «двойкам» и «тройкам» в готовности к ведению огня. Расчет такой: справа по борту под контролем огневых средств правая сторона улиц, одна «двойка» с каждого БТР контролирует первые этажи и подвальные окна, вторая — третьи и четвертые, третья — верхние крыши с чердаками; слева по борту та же схема.
Пулеметы БТР: первый — влево, второй — вправо, последний — тыл колонны, и одна «двойка» с автоматами. На первом БТР — «двойка» прикрывает впереди идущую БМП. На БМП «тройка» контролирует правую и левую стороны и впереди идущий танк. На танке «тройка» контролирует улицу в направлении движения и в стороны. Таким образом создано круговое наблюдение по секторам и трем уровням.
Подъезжаем, спешиваемся, под прикрытием танка и БМП выдвигаемся по улице. Контроль по уровням сохраняется. Самое важное, чтобы в случае открытия огня по одному уровню остальные продолжали контролировать свой до команды или сигнала о поддержке. Люки на технике после спешивания закрыты на случай гранатометания в них с этажей. По одной «двойке» для прикрытия на каждую единицу техники. В этой ситуации связь организована на одной частоте: механики водители, пулеметчики и наводчики операторы и старшие «двоек» и «троек», поскольку все находятся на расстоянии зрительной связи в секторе моего контроля.
Техника движется в шахматном порядке ближе к домам, чтобы было прикрытие для пехоты и техника не находилась бы на линии огня, который вероятнее вдоль улицы. При этом сектор огня из зданий удобен только по технике, двигающейся по противоположной стороне улицы. Чтобы контролировать этот слабый момент, «пехота» обращает особое внимание на противоположную от техники сторону улицы, которая надежно защищает ее своей броней от стрелкового оружия.
Стрельба всегда сначала начинается как бы по отдельности. Потом присоединяются другие автоматы пулеметы, и вскоре все сливается в один непрерывный грохот. Где то истошно визжали пули, напоровшиеся на камень и ушедшие в рикошет. Тут добавились уханья от разрывов гранат и снарядов. Судя по звукам, били по нам. Скорее всего, реактивными снарядами.
Я лежу в небольшом проёме, прижавшись к стене здания. Вдруг из окна, прямо надо мной открывают огонь из автомата. Несколько человек, залёгших на середине улицы, дернулись и затихли. прижавшись к стене, открываю огонь по окнам. Первый этаж затихает.
Немного переведя дух и подсчитав потери, приступаем к зачистке квартала. Необходимо осмотреть, как минимум, десять многоэтажных домов.
Страх заставил онеметь. Он остановил дыхание и задержал сердцебиение.
Когда сознание вернулось, я с трудом сел. я был буквально растоптан, все тело дрожало, было мокрым от пота. Рука и плечо были парализованы и горели от боли. Ничего не соображая, наполовину ослепший, я огляделся.
Я все делал автоматически, не задумываясь над тем, зачем это нужно. Сзади доносились звуки боя, но я и на них не обращал внимания. Мир превратился в плоскую картинку. Ощущение невесомости. Детского полета во сне. Свободного падения в небытие.
Я перехватил автомат и перевернулся на спину.
Три медленных, глубоких вдоха, чтобы прийти в себя.
Теперь я был готов идти дальше.
Я тихонько дернул гранату, подвешенную на пружинном карабинчике. Кольцо беззвучно разогнулось, и граната оказалась в руке. Я поднес ее к подствольнику, опустил нижний конец в трубу и медленно разжал пальцы. С едва слышным шорохом заряд ушел в подствольник.
Как только я рухнул, над головой вновь зажужжали пули натовской винтовки. Потом несколько раз хлопнул «калаш».
Рядом оказалась стена. Я не стал разбираться, что это за здание, не пытался даже осмотреться. Я прижался к мокрым кирпичам и замер, постаравшись стать незаметным, исчезнуть. «Меня нет, меня нет…» Кажется, кто-то выл , я ни в чем не был уверен.
Я ощупал стену, встал на дрожащие ноги и постарался понять, где нахожусь. Бесполезно: Я даже не помнил, с какой стороны прибежал.
Судя по тому, что я еще жив, из-под настоящего обстрела мне удалось уйти. Но они будут переносить огонь в глубь территории по мере получения рапортов от командиров подразделений, значит, останавливаться нельзя. Здесь уничтожат все.
Я бежал по дороге, совсем новой, ровной асфальтовой дороге, лишь местами полотно подпортили недавние взрывы. Бежал мерно, стараясь беречь дыхание.
Желудок пытается вытолкать из себя остатки съеденного утром сухпая, в голове гудит большой колокол, а во рту – приторный вкус крови.
Это была уже не война, это было избиение, а как вы еще изволите это назвать?
Лента новостей.
Российские миротворцы продолжают движение вглубь Западной Украины, практически не встречая никакого сопротивления
По сообщениям очевидцев, силовые структуры Украины покинули запад страны.

Да, конечно, завоевать всю Украину сложнее, чем половину. Однако это на первый взгляд.
Однако силы были все еще слишком неравны, но украинская армия уже не бежала, а медленно отступала под напором авиации и танков. На пятый, шестой, седьмой день сопротивление на территории все еще продолжалось. Там, в нашем мире, все это решилось на пятый. А здесь блицкриг терпел крах.
Между позициями враждующих сторон лежала обширная нейтральная территория.
Лента новостей.
Президент Украины сообщил о захвате Украины российскими войсками
Президент Украины Михаил Президент Украины сообщил, что российские войска контролируют большую часть территории страны

За каждым политическим решением стоят чьи то конкретные корыстные интересы — писал Макиавелли.
Пустые дома грабят. Везут стулья, шкафы, столы, полки, матрасы, подушки, холодильники. Двое воинов пытаются засунуть в багажник •Жигулей барана.
Все, что не могут вывезти, жгут. Дома горят через один. Дым застилает дорогу, местами едем как в тумане. В горле постоянно першит от пожаров. На асфальте обломки домов, шифер с крыш. Дохлые коровы.
Все новые современные здания - кинотеатр, торговые центры, даже кажется бассейн - расстреляны, разнесены вдребезги, пожжены.
В любом случае, победа России очевидна. Точно так же очевидно, что Россия избрала новую тактику - тактику прямой жесткой силы. Как в Афгане. На выстрел из села по нему начинает работать авиация и артиллерия. С каждым новым президентом у нас начинается новая маленькая победоносная война.
Ощущение того, что война закончилась, абсолютное. Настроение победное, в этом уже никто не сомневается. До главной военной базы Украины десять минут ходу и при необходимости она будет взята без проблем. Российская армия воюет на порядок лучше. Люди спокойны, готовы и воевать могут. Противник хороши в техническом оснащении, но в моральном плане они проигрывают. Как только доходит до контактного боя, сразу отступают.
Дорога на Киев почти пустынна, хотя в попутном направлении попадается даже комбайн.
Над Киевом барражируют наши вертолеты. Артиллеристы долбят по врагу из всех видов оружия. То здесь, то там небо прочерчивают залпы "Градов". Вроде привык, но все равно с ужасом взираю на черные полосы в небе. Армия наступает.
Въезжаем в Киев. Город сильно разрушен. Многие дома выгорели, на стенах следы от пуль и осколков, и ни одного целого оконного стекла. Воронки от разрывов и оборванные провода. Улицы пустынны. На перекрестке возле главной площади два сгоревших украинских танка и наша замаскированная "Шилка".
Дальше дорога стала еще хуже. Развороченный участок дороги, где взорвались сразу три машины с боеприпасами, удалось объехать сравнительно легко. Дальше ехать вдруг стало сложнее, потому что встречная полоса оказалась плотно забитой машинами. Должно быть, удары российской авиации вызвали панику и в самом Киеве, и в населенных пунктах вокруг. Но самое странное было в том, что навстречу попадалось много военных машин и даже бронетехники – впечатление складывалось такое, что операция по покорению Киева завершена и выводят лишние войска из города. Но выводили их слишком уж спешно, и не колоннами, как вводили в прифронтовую полосу, а одиночными большей частью машинами.
Российские самолеты пролетали где то в стороне. Что то бомбили, Я не знал, что именно, да и не интересовался этим.
Мне приходилось много раз встречаться и общаться, с брошенными на произвол судьбы, обездоленными, вынужденными искать пути самосохранения и выживания людьми. Обычно, жители представляли собой замученных, до смерти перепуганных и ничего не понимающих людей. Все места обитания мирных жителей, которые находились на контролируемых нами участках, подвергались постоянным проверкам. Ежедневно для них проводилась поименная перекличка, им не рекомендовалось лишний раз покидать подвалы и бомбоубежища, а в случае возобновления войны им строго воспрещалось выходить из своих мест существования. Питались эти люди в основном заготовленными или купленными консервированными продуктами, воду добывали, кто как мог.
Город был нещадно разрушен. Всеми видами вооружения способными вызвать разрушения. Причем в разрушении города принимали активное участие обе воюющие стороны. Не было ни одного дома, ни одного дерева, ни одного предмета или строения которое не было бы помечено войной. Все дороги были усыпаны осколками строений, изрыты воронками артиллерийских снарядов или авиационных бомб. Всюду была видна работа гранатометчиков, танкистов, артиллеристов, саперов и авиаторов.
Вокруг всё разбито и разграблено. Телеграфные столбы без проводов. Пустые оконные проёмы мёртвых зданий, разбитые дороги, редкие грязные машины и серые женщины небольшими группами перемещающиеся по обочинам дорог из селения в селение. Машины часами держат на блоках; пешком надёжнее, да и безопаснее.
Ночью где-то на большой высоте пролетит истребитель-омбардировщик или штурмовик, звук двигателей стихнет вдали, а высоко над облаками появляется похожее на северное сияние множество огоньков. Всю местность заливает неярким и тусклым светом, и глаза могут различать ландшафт на расстоянии двухсот метров.
Откуда-то издалека опять начала работать наша агитационная установка. В ее бормотанье было довольно тяжело разобрать какие-либо слова, но, скорее всего, наши агитаторы опять предлагали противнику сдаться и обещали гуманное отношение при сдаче в плен.
Ввод в Киев войск сопровождался большим количеством жертв с обеих сторон. Танки давили грузовики и автобусы, которыми были перегорожены улицы. Чтобы «подогреть» обстановку, по городу разъезжали автомобили с громкоговорителями. Жителей призывали выйти из домов. Такие же призывы были слышны с вертолетов, барражировавших на малой высоте. Солдатам разрешили вести огонь на поражение. Когда из толпы в чисто провокационных целях раздавались выстрелы по войскам, те начинали буквально поливать автоматными очередями демонстрантов. Гибли часто совсем невинные люди, в том числе женщины и дети. Большие лужи крови смывали пожарными машинами.
Киев в первый день так разглядеть и не удалось. Шли колонной, открыв верхние люки на случай обстрела из гранатометов, но сами из люков не высовывались. Вероятность словить пулю, пусть даже случайную, была вполне реальной. Но повезло, проскочили без обстрелов. Зато вдоволь нагляделись, как стреляют свои. На подходе к городу встречавшие колонну блок-посты салютовали длинными очередями из автоматов и пулеметов вверх или лупили по обочинам дороги.
Притормаживать приходилось часто. Весь асфальт был исковырян выбоинами и воронками от снарядов. Эти воронки тоже вызывали странное ощущение. По телепередачам было ясно, что в Грозном шла стрельба, и федеральным силам, пытавшимся навести порядок, оказывалось серьезное сопротивление. Только вот для гранатометов и даже для танковых пушек эти воронки были чересчур велики. Да и как выяснилось, тот сгоревший танк был далеко не единственным. Только на пути колоны их оказалось штук пять: черные глыбы с размотанными по грязи гусеницами, безвольно обвисшими стволами пушек или вообще без улетевших невесть куда башен.
А теперь - наяву: поток людей, изгнанных из города войной и возвращающихся к своим разгромленным, выжженным, разграбленным гнездам... Молодых мужчин было немного. Зато нескончаемой чередой шли старики, женщины и дети. Идущие пешком везли вещи на тачках, в детских колясках, несли их в узлах и раздувшихся хозяйственных сумках. Они не улыбались и не махали руками.
Ночь дышала в лицо жаром вони канализации и гниющих отбросов. Гражданское население покинуло обреченный город, бросив и свое имущество и дома. Лучше быть нищим, но живым, чем умереть на нажитом добре. В городе остались только, готовящиеся к обороне , а им было не до таких мелочей, как вывоз мусора и ремонт давно забившихся стоков. Потому, учитывая летнюю жару, весь город просто тонул в тошнотворных запахах гнили и разложения. Вокруг ни огонька.
Я вытянул из пачки сигарету, дрожащими пальцами сунул ее в рот и долго чиркал ломающимися в руках спичками о коробок, пытаясь прикурить. Наконец удалось, глубоко, всей грудью втянул горький дым, чувствуя, как уходит, растворяется в табачной горечи напряжение, разжимаются сжавшие сердце тиски. Мысли потекли ровнее.
Основные налёты артиллерией закончились и по вёлся беспокоящий огонь. Чуть в стороне низко с не передаваемо приятным для моего слуха звуком пролетали снаряды и разрывались среди домов, следом за ними с коротким свистом и резким звуком рвались мины. Но всё это было в основном в другой части посёлка, не наблюдаемой из-за выступающего вперёд края крутого холма.
Немного рассвело, но видимость всё равно нулевая. Было прямо видно как белесые пряди тумана тянулись вдоль земли в сторону стадиона и даже не было намёток на то, что он разойдётся.
7:30 утра над высотой прошелестели снаряды и первые разрывы ухнули в тумане, слегка его колыхнув. И замолотило. К разрывам присоединился гул работающих дивизионов и у меня поднялось настроение.
В восемь часов как мановению волшебной палочки артиллерийская канонада стихла и над передним краем повисла тишина. Но длилась она минуты две, высоко воздухе загудели самолёты и в тумане стали рваться "пятисотки". Мощными своими разрывами они как бы всколыхнули весь туман и он начал быстро подыматься вверх. Чуть потянуло ветерком и пелена тумана в течении пяти минут разорвалась на крупные куски, которые стали быстро таять.
То, что многие западные политики не решались выражать публично, а именно, с одной стороны раздражение, а с другой, изумление перед тем, что Россия вновь превращается в важнейший фактор мировой политики, что Россия самостоятельно принимает решения, что Россия способна пойти наперекор требованиям такого мощного альянса, как НАТО.
Победа России - это воздаяния за годы геополитической незначительности, за потерю позиций в Восточной Европе и на постсоветском пространстве. Российская армия демонстрирует недавно обретенную силу. Наказывая противник за грехи, главный из которых заключается в том, что они забыли, у кого под боком живут. Лидеры США и Европы смущены, не зная, как наказать возрождающегося гиганта, который им крайне необходим - для того, чтобы снабжать их нефтью, без которого им не прожить, помочь им добиться соглашения с Ираном и продолжать скупать их валюту, чтобы предотвратить ее дальнейшего обесценивания.
Победа России - это поражение Запада, главным образом США, которые "накачивали" военную мощь Украины, но так и не получили достаточных рычагов влияния на "возрождающуюся" Россию.
Западные страны недооценили решимость России контролировать свое "ближайшее зарубежье", причем больше всех просчитался прозападный Президент Украины. Ни США, ни любая другая страна НАТО не будет воевать с Россией из-за Украины.
Тот, кто до прошлой неделе верил в американский век, кто все еще верит в гегемонию единственной глобальной сверхдержавы и в доминирование Запада, тот должен провести в календаре жирную черную черту. Конец Иллюзиям.
Президент Украины навлек катастрофу на свою собственную голову, необдуманно начав вторжение в Севастополь. Он переоценил возможности и сейчас расплачивается, видя, как бомбят его столицу.
Русские блестяще, хотя и цинично, переиграли Президента Украины.
Тысячи жителей Украины погибли и лишились крыши над головой из-за неудачливого своего правительства. Лидеры Запада, несмотря на все их дипломатические усилия и выражения недовольства, ничего не смогли сделать - Москва их переиграла. Запад даже не смог предоставить будущему члену НАТО ни малейшего намека на военную мощь.

25

Северо Атлантический блок предъявил России ультиматум, в котором потребовал от Москвы огласить график вывода войск с территории Украины. В случае, если российские войска не прекратят геноцид мирного населения, по военным объектам России будут нанесены воздушные удары. По приказу президента США, в Черное море направлены боевые корабли США, на базы ВВС НАТО в Италии, Польше и Венгрии дополнительно переброшены 38 ударных самолетов тактической авиации. Приведена в боевую готовность стратегическая авиация.

Что же касается меня...
Я в порядке. Мне снятся плохие сны. Я играю в видеоигры. Курю траву. Я многое видел. Мне нравится, как это звучит.
Сегодня ночью я опять не спал. Может, с вами тоже так бывает?
Приходится лежать и думать в темноте. Это давно вошло у меня в привычку, которая кажется безобидной, только вот последствия сказываются все сильней. По утрам я чувствую себя невероятно равнодушным и уставшим от собственных переживаний.

© Сергей Ермолов, 2010
Дата публикации: 11.07.2010 14:34:07
Просмотров: 2364

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.