Махлай

Сергей Ююкин

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 34882 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

В летние дни нет отбоя от горожан, которые на машинах и автобусах как саранча слетаются по грибы и ягоды, не зная, что колхозный бык Махлай сошел с ума и стал набрасываться на людей.

Наша Быковка ничем не выделялась среди сотен таких же деревень, раскиданных по России вдоль Московского тракта. Несколько десятков домов нестройно выстроились вдоль единственной улицы, заканчивающейся двумя скотными дворами. А поодаль – березовые колки, как стайки молоденьких девиц в зеленых нарядах, собравшихся водить хороводы среди полей и лугов. И осталась бы она такой же неприметной, если бы на указателе у сворота к ней под вывеской “Колхоз Ударный д. Быковка” не появился треугольный знак с нарисованной рогатой головой и надписью внизу: “Осторожно! Злой бык!”
И правильно побеспокоились односельчане, ибо в летние дни нет отбоя от горожан, которые на машинах и автобусах как саранча слетаются по грибы и ягоды, не зная, что колхозный бык Махлай сошел с ума и стал набрасываться на людей.
Почему сошел с ума? А кто его знает… Раньше был спокойный, никого не трогал, а когда постарел, то и подурнел. Вот и сегодня он отказался выполнять свои обязанности и, покинув стадо, лежит в скотном дворе на облюбованном им месте. А когда солнце склонится к горизонту и спадет полуденная жара, встанет, потянется и пойдет гулять по селу. И не дай бог, если кто попадется на его пути, вмиг на рога поднимет. Он и Перекати-поле, так кличут нашего пастуха, чуть было не забодал. Тот на прошлой неделе выпил по случаю выходного дня, но, как ему показалось, мало. И в поисках добавки отправился по деревне, поднимая уличную пыль хромовыми сапогами и мелькая красной косовороткой то у одной калитки, то у другой. Так и не заметил, как оказался у скотного двора. Хотел повернуть назад, но услышал, как Махлай отфыркивается от назойливых мух. Бык тогда еще не совсем сошел с ума, потому Перекати-поле смело направился к нему и, уцепившись за рога, потянул на себя, приговаривая:
– Давай, Махлаюшка, не дури. На работу отправляться надо. Негоже отлынивать. Вон и телочки молоденькие по тебе соскучились.
Но тот, как бы говоря: “Нет”, – замотал из стороны в сторону головой, пытаясь освободиться от назойливого “Муха”.
– Ах ты, тварь неразумная! Подобру-поздорову не хочешь, тогда я тебе по-другому объясню! – пахнул перегаром Перекати-поле и со злостью ткнул Махлаю сапогом в нос, не подумав о последствиях.
Тот взревел от боли и так крутанул рогами, что наш пастух взвился вверх ногами, а затем рухнул, распластавшись по земле.
И тут-то Махлай совсем сошел с ума. Сопя, он поднялся, выставил вперед рога, трубно проревел и, не сводя со своего обидчика налитых кровью глаз, двинулся вперед. Перекати-поле попытался отползти на безопасное расстояние, но бык, видя, что жертва удаляется, прибавил хода. Тот вскочил и бросился бежать, ища спасения в деревне. Бык устремился за ним.
Бегут они вдоль улицы – впереди Перекати-поле, а за ним Махлай, и когда бык нагоняет своего обидчика, то рогами ему под зад поддает. Подлетит Перекати-поле, ногами по воздуху взмахнет и, приземлившись, дальше мчится. И сколько бы они так бежали, никто не знает, если бы Перекати-поле не оступился и не упал. Бык с остервенением набросился на него. К тому же красная рубаха выскользнула у пастуха из шаровар и развевается на ветру, как приманка, дразня рогатую скотину. Но, как ни старается Махлай, не может рогами достать тощее тело обидчика, только пыль в разные стороны клубами раздувает, когда лбом в очередной раз того к земле прижимает. Заорал со страха Перекати-поле, и сбежались на его крик сельчане – кто с камнем, кто с палкой. Насилу отбили пастуха. Отступил бык, недовольно ревя, и с тех пор по вечерам никому не давал прохода.
И жалко быка переводить, но и невозможно постоянно в страхе жить. Ведь ладное от него племя пошло. Со всей округи съезжаются, коров привозят, чтобы получить от него хороший приплод. Не раз говорили сельчане управляющему: “Что же ты делаешь? Так быка загубишь. Обессилит, и своих коров не к кому будет водить”. Но тому только доход нужен, а теперь никто и ни за какие деньги не желает у быка на рогах побывать.
Надеялись сельчане, что одумается Махлай и вернется в стадо, но он, похоже, окончательно сдурел, коль набросился на управляющего Сашку Хватова. Тот готовился справить день рождения и нес из магазина сетку с водкой. Напал на него Махлай сзади, вырвал рогами сетку и расколол посуду. Да и сам Сашка с трудом спасся.
– Ты, Егор, что хочешь, то и делай, – цепкой хваткой поймал Сашка за шиворот Перекати-поле, когда тот в очередной выходной в поисках живительной влаги катился по селу, – но чтобы быка, гуляющего по деревне, я больше не видел!
– А что я с ним сделаю? – пытаясь вырваться, виновато пожимает тот щуплыми плечами. – В стадо он не хочет, на телок не смотрит, только все время в меня рогами метит. Я с ним уже верхом на коне справиться не могу. Вихрем вчера на меня налетел и Гнедому живот чуть было не пропорол. Кое-как ускакали. Вот и на тебя, на управляющего нашего, рога посмел поднять. Какой наглец! Никакого уважения к начальству! Ты б ему, Сань, взял и приказал…
– Он у кого в подчинении, у тебя или у меня?
– Но ты же главный, тебе и докладываю, что бык из-под моей власти вышел. Теперь твоя очередь настала применить над ним всю полноту своей власти. Что хочешь с ним, то и делай. Я уступаю. Хочешь – целуйся, а хочешь – бодайся. Короче, я доложил. Теперь ты с ним справляйся.
Вокруг начали собираться зеваки.
– Я для начала с тобой справлюсь, – и Сашка так сжал загривок Перекати-поле, что тому стало трудно дышать. – Для чего я тебе стадо поручил? За пятьдесят лет жизни ты обязан был каждую корову познать!
– А он, может, уже познал, – засмеялись подошедшие мужики.
– Почему я, твой начальник, должен знать все твои повадки, а ты у подчиненных не знаешь? Ты куда с утра покатил?
– По делам. Насчет одной вещи с кумом договориться.
– Знаю я ваши вещи! А ну дыхни!
Перекати-поле дыхнул. Сашка сморщился, а затем, усилив хватку, зло процедил:
– Опять за старое…
Не зря Сашку выбрали управляющим. Хотя он и невысок в свои двадцать семь лет, но коренаст, и руки у него как клешни у рака. Поймает – не выпустит, а если слегка придавит, то до смерти может задавить. Уважают его мужики, хотя побаиваются и недолюбливают.
Закряхтел Перекати-поле и с трудом произнес:
– С ума бык сошел. Не слушается даже бича. Что делать, не знаю. Хочешь – увольняй, хочешь – убивай, а сил моих больше нет терпеть позор. Вот и решил от позора если не залить глаза, то хоть закапать в них.
Сашка разжал кулак, и Перекати-поле спешно начал заглатывать воздух.
– Косой его по горлу надоть, чтоб другим неповадно было, – выступил вперед сухощавый с облезлой седой бородой дед Афанасий. – А то, что ж творится? Затопил я баньку и отправился за березовым веником, а там и прихватило меня. Я присел, а тут рог между ног. Испужался я шибко и не помню, как в хате оказался. Теперь вот который день до ветра сходить не могу. С испугу затор приключился.
– Правильно дед говорит! – загудел одобрительно народ.
– Так давай, Афанасий, покажи пример, – обрадовался Перекати-поле.
– Не, я не могу, – пошел взад пятки дед. – Не подумайте, что я смерти боюсь. Я ведь свое уже отжил. Разве что одного боюсь, рука у меня от старости лет неуверенная, дрожит. Сорваться может. А сорвется – бык в ярость войдет, и тогда точно не миновать беды.
– А ты не бойся, мы тебя во двор затолкнем и ворота на запор запрем. Если захочет бык беду творить, пусть взаперти творит. А ты его там нагоняй и косой секи. А не успеешь, то сам себя и вини. К тому же ты свое уже отжил.
– Э, милый. Одному Богу известно, сколь кому жить. Я, может, тебя еще переживу. А раньше срока смерть принять – грех. Потому не надо ее искать, она сама должна тебя найти.
– А кто ж тогда грех примет? – глянул поверх голов Перекати-поле. Сельчане неожиданно притихли и присели, слившись в сплошную безликую массу. – Ну? – не унимается он.
– Стрелять его надобно на расстоянии. Сразу в лоб, чтоб сознание потерял, а там уже с ним справимся, – облизнув обветренные губы, гордо выпятил грудь Мишка Крягин, единственный охотник на селе.
Ружья были и у других, но они не соизволили их вовремя зарегистрировать, а когда началась компания по изъятию огнестрельного и холодно оружия, лишились они своих стволов. А Михаил не столько ходит на охоту, сколько показывает перед мужиками свое превосходство. Выйдет на улицу и ружье демонстративно закинет за свои широкие плечи, а сам, напыжившись, головой по сторонам крутит: смотрите, мол, какой я парень, не в пример вам. А тут ему такая возможность представилась завалить если не сохатого, то зверя, который ничем не уступает ветвистому копытному.
– Правильно Михаил говорит! Валить его надо! – обрадовавшись, что нашелся желающий расправиться с быком, заорал Перекати-поле.
– Валить! Валить! – ожила и задвигалась толпа.
Сашка в задумчивости зачесал затылок, но согласился:
– Хорошо. Коль все за, то и я туда, – и, полуобернувшись к Михаилу, продолжил: – Давай, готовь ружье и дробь крупную заряди, а лучше всего картечь. Или лучше пули прихвати.
– Пуль нету. Тут не на кого с ними ходить. Я дроби покрупней заряжу. К тому же ружье так кучно бьет, что утка налету в решето превращается. А если быку в лоб, да с близкого расстояния… Если не убьет, то сознание точно вышибет.
– Хорошо. А ты, Егор, – управляющий перевел взгляд на Перекати-поле, – нож прихвати. Когда Михаил быка с ног свалит, ты начатое довершишь.
– А почему опять я?
– А ты что? Хочешь, чтобы я? – Сашка нервно задергал плечами, будто ему воткнули нож в спину. – Бык-то находится в твоем подчинении, а ты в моем. Я – тебе, а ты – быку. К тому же у тебя одного навык обращения с рогатой скотиной имеется. Если что, убежишь, – и он повысил голос: – Ты меня понял? А теперь иди и нож готовь! Через полчаса чтоб был на месте!
В полдень, когда жара достигла пика и разморила быка, лежащего в углу двора, Сашка с Михаилом подъехали на мотоцикле “Иж” и направились к окну двора. От них, опираясь на клюку, не отстает и дед Афанасий. А Перекати-поле, окруженный толпой, стоит в стороне.
– Как его брать будем? – с опаской заглянул в окно Михаил. – Отсюда я его не достану. К тому же он свернулся. Я при всем желании в лоб ему не попаду.
– А мы Перекати-поле туда запустим. Он быка растормошит, и когда тот за ним вдогонку бросится и поравняется с нами, ты его и срази.
– Слышь, Егор, – повернувшись в сторону зевак, которые с сочувствием окружили Перекати-поле, заскрипел дед, – тебе Сашка во двор велит идтить и быка тормошить.
– Я что, белены поел или просто так охренел?
– Давай, Егор, не противься. Ты же Сашку знаешь, – подталкивают сельчане Перекати-поле, и не столько из жалости к нему, сколько из желания посмотреть, что из этой затеи получится. – От рогов быка ты как-нибудь увернешься, а от управляющего не сможешь. Всю оставшуюся жизнь тебя шамкать будет. К тому же Михаил с оружием на изготовке стоит. Да и мы тебя, если что, поддержим и в обиду не дадим.
– Вот сами бы и шли, а я бы постарался вас в обиду не дать.
– Так это тебе же поручено, а не нам.
Перекати-поле, бурча, вошел во двор. За ним резко захлопнулись ворота.
Махлай спал и, кажется, не слышал и не понимал, что над ним сгущаются тучи. Перекати-поле подкрался к нему сзади и, схватившись за хвост, резко дернут, а затем отпрыгнул в сторону. Бык лениво поднял голову и, повернувшись, мутными глазами посмотрел на виновника. Не мог он понять, что нужно от него людям и почему они такие злые. Вместо того чтобы наесться, и лежать, как он, суетятся с утра до вечера, кричат друг на друга, видать, от голода, а потом и к нему пристают. Не понятно ему человеческое стадо. И бык, вернувшись в исходное положение, закрыл глаза и задремал.
– Ножом его кольни, ножом! – советуя, кричат в окна любопытные.
Послушался их Перекати-поле и ткнул ножом быку в ногу, да видно сильно. Бык вскочил, резко развернулся и бросился на него. Толпа в страхе отпрянула от окон, будто испугалась, что бык сможет выскочить через узкую щель. Только Перекати-поле не успел среагировать. Махлай сшиб его с ног и, промчавшись по нему, развернулся для второго захода. В этот момент раздался выстрел. Дым окутал Михаила, и в воздухе почувствовался запах горелого и паленого. Не успел дым рассеяться, как сотряслась бревенчатая стена, и Михаила ударом приклада в плечо опрокинуло на спину. Он завалился, задрав вверх руки и ноги, и на него из окна вывалилось ружье с изогнутым в сторону стволом. А в соседнее окно щучкой вылетел Перекати-поле и, приземлившись, покатился, кувыркаясь и матерясь, пока не ударился об чьи-то ноги.
– Ружье мое… – только и смог выдавить из себя Михаил, ибо у него перехватило дыхание, и он остался лежать с открытым ртом.
– Тебе им только в мух стрелять! – вставая и стряхивая с себя пыль, со злобой прокричал Перекати-поле.
– Теперь оно сгодится и сорок из-за угла пужать, – уставившись на изогнутый ствол ружья, добавил дед.
– Убью гада! – соскочив на ноги, взревел Михаил. – Взрывчаткой его в лоб!
– А где ж ты ее возьмешь? – с издевкой спросил дед.
– Мой сродный брат в карьере камни для щебня рвет. Он мне даст. Я сейчас мигом! Укокошу гада!
– Голову сохранить надо, чтоб отчитаться, – заволновался Сашка.
– Брат все рассчитает! На то он и брат! На месте голова будет! Мы его оглушим! Ты лучше сетку приготовь, чтоб было в чем взрывчатку на рога закинуть… – и, вскочив на мотоцикл, Михаил умчался в сторону сопок.
Когда вернулся, у скотного двора собралось все село. Побросали сельчане работу и примчались: кто на тракторах, кто на велосипедах, а кто бегом. Всем хочется посмотреть на казнь быка. Любопытно. А может, лишний раз хотят убедиться, насколько смерть страшна, чтоб крепче жизнь любить.
– Вот, выпросил, – соскочил он с мотоцикла и извлек из-за пазухи прямоугольный брусок, похожий на хозяйственное мыло. – На литряк обменял, иначе не давал. Хоть и брат я ему, но у него вся взрывчатка на подотчете.
– А вдруг не сработает? – засомневался Сашка.
– Еще как сработает! Тут ее двести грамм. Фитиль только надо поджечь и быку на рога. Сетку давай!
Извлек Сашка из бокового кармана брюк сетку, ту самую в которой он прошлый раз нес водку, и Михаил осторожно опустил в нее взрывчатку.
– А кто быку на рога ее оденет?
– Егор. Бык-то в его подчинении. Пусть с ним и управляется.
– А вдруг взрывчатка Махлая на куски разорвет, как я тогда отчитаюсь, – запротестовал тот.
– Все от тебя зависит, как закрепишь, так и будет, – сказал Сашка, затем поджег фитиль и сунул сетку Перекати-поле в руки.
Фитиль на глазах начал уменьшаться и Перекати-поле в страхе заметался по поляне, не зная, что делать. Впервые ему пришлось обращаться с взрывчаткой, вот и растерялся. Толпа тоже закружилась, пытаясь удалиться от незадачливого взрывника, а тот не отстает от народа, пытаясь найти у них помощь. Вот и кружат хороводом по поляне. Перекати-поле орет, а толпа в ответ визжит.
– Быку на рога! На рога, приказываю! – взревел командным голосом Сашка, и его рев гипнотически подействовал на Перекати-поле.
Подбежал тот к окну и, не соображая как, метнул сетку, и та удачно зацепилась быку за рога. Но вот одна беда, фитиль, ядовито шипя, напугал Махлая, и заметался тот по двору в поисках спасения. Ударился раз в ворота, второй, а фитиль все короче и короче. Ударился бык из последних сил в третий раз, ворота с треском распахнулись, и Махлай, крутя на рогах сетку с дымящимся фитилем, ринулся к людям, пытаясь найти среди них укрытие. Заревели все в страхе и бросились врассыпную. Увидев, что от спасительной толпы не осталось и следа, бык нерешительно остановился, а затем, заметив стоящую у дороги технику, метнулся к ней и почти добежал до нее, как взрывчатка выскользнула из сетки и покатилась под новенький Михаилов “Иж”. И в этот момент раздался взрыв. Срежет металла, звон стекол от стоящей рядом техники и клубы пыли заполнили пространство вокруг, придав еще больших сил убегающим сельчанам. Когда все стихло, и осела пыль, народ потянулся назад.
– В куски разорвало быка, – принюхиваясь, сделал заключение дед.
– С чего это ты взял? – недоверчиво уставился на него Сашка.
– Паленым пахнет, и останков не осталось. Без вести пропал. Так всегда бывает, когда на куски разрывает. Сам на войне видел.
– Ври, ври, но не завирайся, – появился Перекати-поле. – Вот только кто за покореженную технику ответит? Я не буду. Я приказ выполнял. Кто теперь ответит, а?
– Человечье любопытство. Оно их сюда манило, оно пусть и отвечает. А ты, Егор, за быка ответишь, – заскрипел зубами Сашка.
– Я-то тут причем? – обижено засопел тот носом.
– Бык на твоем подотчете. Потому ты за него и в ответе. Хоть рогом, но отчитайся.
Весь остаток дня Перекати-поле искал быка и нашел его только к вечеру среди берез. Махлай лежал мертвый, поджав под себя ноги и вытянув голову. А березки, словно оплакивая, окружили его, и печально опустили над ним зеленые руки. И голубое небо отразилось в глазах быка, как бы маня его к себе.
Умер Махлай, а отчего – неизвестно. Может, от старости, а может, от страха не выдержало его сердце.
– Эх, и с людьми так. Стоит только повести себя не так, как от тебя того хотят, и набросятся все скопом и гоняют, пока не загонят до смерти, – глядя на мертвого быка, тяжело вздохнул Перекати-поле.
Прошел год, а знак с нарисованной головой быка так и остался висеть на въезде. То ли незваных гостей решили им пугать, то ли в память о быке Махлае оставили, а возможно, поленились снять.
И проезжая по Московскому тракту, водители притормаживают у этого знака, как бы отдавая последнюю дань Махлаю, а затем, прибавив скорость, исчезают вдали, разнося слухи о злых быках, живущих в деревне Быковке.

Наша Быковка ничем не выделялась среди сотен таких же деревень, раскиданных по России вдоль Московского тракта. Несколько десятков домов нестройно выстроились вдоль единственной улицы, заканчивающейся двумя скотными дворами. А поодаль – березовые колки, как стайки молоденьких девиц в зеленых нарядах, собравшихся водить хороводы среди полей и лугов. И осталась бы она такой же неприметной, если бы на указателе у сворота к ней под вывеской “Колхоз Ударный д. Быковка” не появился треугольный знак с нарисованной рогатой головой и надписью внизу: “Осторожно! Злой бык!”
И правильно побеспокоились односельчане, ибо в летние дни нет отбоя от горожан, которые на машинах и автобусах как саранча слетаются по грибы и ягоды, не зная, что колхозный бык Махлай сошел с ума и стал набрасываться на людей.
Почему сошел с ума? А кто его знает… Раньше был спокойный, никого не трогал, а когда постарел, то и подурнел. Вот и сегодня он отказался выполнять свои обязанности и, покинув стадо, лежит в скотном дворе на облюбованном им месте. А когда солнце склонится к горизонту и спадет полуденная жара, встанет, потянется и пойдет гулять по селу. И не дай бог, если кто попадется на его пути, вмиг на рога поднимет. Он и Перекати-поле, так кличут нашего пастуха, чуть было не забодал. Тот на прошлой неделе выпил по случаю выходного дня, но, как ему показалось, мало. И в поисках добавки отправился по деревне, поднимая уличную пыль хромовыми сапогами и мелькая красной косовороткой то у одной калитки, то у другой. Так и не заметил, как оказался у скотного двора. Хотел повернуть назад, но услышал, как Махлай отфыркивается от назойливых мух. Бык тогда еще не совсем сошел с ума, потому Перекати-поле смело направился к нему и, уцепившись за рога, потянул на себя, приговаривая:
– Давай, Махлаюшка, не дури. На работу отправляться надо. Негоже отлынивать. Вон и телочки молоденькие по тебе соскучились.
Но тот, как бы говоря: “Нет”, – замотал из стороны в сторону головой, пытаясь освободиться от назойливого “Муха”.
– Ах ты, тварь неразумная! Подобру-поздорову не хочешь, тогда я тебе по-другому объясню! – пахнул перегаром Перекати-поле и со злостью ткнул Махлаю сапогом в нос, не подумав о последствиях.
Тот взревел от боли и так крутанул рогами, что наш пастух взвился вверх ногами, а затем рухнул, распластавшись по земле.
И тут-то Махлай совсем сошел с ума. Сопя, он поднялся, выставил вперед рога, трубно проревел и, не сводя со своего обидчика налитых кровью глаз, двинулся вперед. Перекати-поле попытался отползти на безопасное расстояние, но бык, видя, что жертва удаляется, прибавил хода. Тот вскочил и бросился бежать, ища спасения в деревне. Бык устремился за ним.
Бегут они вдоль улицы – впереди Перекати-поле, а за ним Махлай, и когда бык нагоняет своего обидчика, то рогами ему под зад поддает. Подлетит Перекати-поле, ногами по воздуху взмахнет и, приземлившись, дальше мчится. И сколько бы они так бежали, никто не знает, если бы Перекати-поле не оступился и не упал. Бык с остервенением набросился на него. К тому же красная рубаха выскользнула у пастуха из шаровар и развевается на ветру, как приманка, дразня рогатую скотину. Но, как ни старается Махлай, не может рогами достать тощее тело обидчика, только пыль в разные стороны клубами раздувает, когда лбом в очередной раз того к земле прижимает. Заорал со страха Перекати-поле, и сбежались на его крик сельчане – кто с камнем, кто с палкой. Насилу отбили пастуха. Отступил бык, недовольно ревя, и с тех пор по вечерам никому не давал прохода.
И жалко быка переводить, но и невозможно постоянно в страхе жить. Ведь ладное от него племя пошло. Со всей округи съезжаются, коров привозят, чтобы получить от него хороший приплод. Не раз говорили сельчане управляющему: “Что же ты делаешь? Так быка загубишь. Обессилит, и своих коров не к кому будет водить”. Но тому только доход нужен, а теперь никто и ни за какие деньги не желает у быка на рогах побывать.
Надеялись сельчане, что одумается Махлай и вернется в стадо, но он, похоже, окончательно сдурел, коль набросился на управляющего Сашку Хватова. Тот готовился справить день рождения и нес из магазина сетку с водкой. Напал на него Махлай сзади, вырвал рогами сетку и расколол посуду. Да и сам Сашка с трудом спасся.
– Ты, Егор, что хочешь, то и делай, – цепкой хваткой поймал Сашка за шиворот Перекати-поле, когда тот в очередной выходной в поисках живительной влаги катился по селу, – но чтобы быка, гуляющего по деревне, я больше не видел!
– А что я с ним сделаю? – пытаясь вырваться, виновато пожимает тот щуплыми плечами. – В стадо он не хочет, на телок не смотрит, только все время в меня рогами метит. Я с ним уже верхом на коне справиться не могу. Вихрем вчера на меня налетел и Гнедому живот чуть было не пропорол. Кое-как ускакали. Вот и на тебя, на управляющего нашего, рога посмел поднять. Какой наглец! Никакого уважения к начальству! Ты б ему, Сань, взял и приказал…
– Он у кого в подчинении, у тебя или у меня?
– Но ты же главный, тебе и докладываю, что бык из-под моей власти вышел. Теперь твоя очередь настала применить над ним всю полноту своей власти. Что хочешь с ним, то и делай. Я уступаю. Хочешь – целуйся, а хочешь – бодайся. Короче, я доложил. Теперь ты с ним справляйся.
Вокруг начали собираться зеваки.
– Я для начала с тобой справлюсь, – и Сашка так сжал загривок Перекати-поле, что тому стало трудно дышать. – Для чего я тебе стадо поручил? За пятьдесят лет жизни ты обязан был каждую корову познать!
– А он, может, уже познал, – засмеялись подошедшие мужики.
– Почему я, твой начальник, должен знать все твои повадки, а ты у подчиненных не знаешь? Ты куда с утра покатил?
– По делам. Насчет одной вещи с кумом договориться.
– Знаю я ваши вещи! А ну дыхни!
Перекати-поле дыхнул. Сашка сморщился, а затем, усилив хватку, зло процедил:
– Опять за старое…
Не зря Сашку выбрали управляющим. Хотя он и невысок в свои двадцать семь лет, но коренаст, и руки у него как клешни у рака. Поймает – не выпустит, а если слегка придавит, то до смерти может задавить. Уважают его мужики, хотя побаиваются и недолюбливают.
Закряхтел Перекати-поле и с трудом произнес:
– С ума бык сошел. Не слушается даже бича. Что делать, не знаю. Хочешь – увольняй, хочешь – убивай, а сил моих больше нет терпеть позор. Вот и решил от позора если не залить глаза, то хоть закапать в них.
Сашка разжал кулак, и Перекати-поле спешно начал заглатывать воздух.
– Косой его по горлу надоть, чтоб другим неповадно было, – выступил вперед сухощавый с облезлой седой бородой дед Афанасий. – А то, что ж творится? Затопил я баньку и отправился за березовым веником, а там и прихватило меня. Я присел, а тут рог между ног. Испужался я шибко и не помню, как в хате оказался. Теперь вот который день до ветра сходить не могу. С испугу затор приключился.
– Правильно дед говорит! – загудел одобрительно народ.
– Так давай, Афанасий, покажи пример, – обрадовался Перекати-поле.
– Не, я не могу, – пошел взад пятки дед. – Не подумайте, что я смерти боюсь. Я ведь свое уже отжил. Разве что одного боюсь, рука у меня от старости лет неуверенная, дрожит. Сорваться может. А сорвется – бык в ярость войдет, и тогда точно не миновать беды.
– А ты не бойся, мы тебя во двор затолкнем и ворота на запор запрем. Если захочет бык беду творить, пусть взаперти творит. А ты его там нагоняй и косой секи. А не успеешь, то сам себя и вини. К тому же ты свое уже отжил.
– Э, милый. Одному Богу известно, сколь кому жить. Я, может, тебя еще переживу. А раньше срока смерть принять – грех. Потому не надо ее искать, она сама должна тебя найти.
– А кто ж тогда грех примет? – глянул поверх голов Перекати-поле. Сельчане неожиданно притихли и присели, слившись в сплошную безликую массу. – Ну? – не унимается он.
– Стрелять его надобно на расстоянии. Сразу в лоб, чтоб сознание потерял, а там уже с ним справимся, – облизнув обветренные губы, гордо выпятил грудь Мишка Крягин, единственный охотник на селе.
Ружья были и у других, но они не соизволили их вовремя зарегистрировать, а когда началась компания по изъятию огнестрельного и холодно оружия, лишились они своих стволов. А Михаил не столько ходит на охоту, сколько показывает перед мужиками свое превосходство. Выйдет на улицу и ружье демонстративно закинет за свои широкие плечи, а сам, напыжившись, головой по сторонам крутит: смотрите, мол, какой я парень, не в пример вам. А тут ему такая возможность представилась завалить если не сохатого, то зверя, который ничем не уступает ветвистому копытному.
– Правильно Михаил говорит! Валить его надо! – обрадовавшись, что нашелся желающий расправиться с быком, заорал Перекати-поле.
– Валить! Валить! – ожила и задвигалась толпа.
Сашка в задумчивости зачесал затылок, но согласился:
– Хорошо. Коль все за, то и я туда, – и, полуобернувшись к Михаилу, продолжил: – Давай, готовь ружье и дробь крупную заряди, а лучше всего картечь. Или лучше пули прихвати.
– Пуль нету. Тут не на кого с ними ходить. Я дроби покрупней заряжу. К тому же ружье так кучно бьет, что утка налету в решето превращается. А если быку в лоб, да с близкого расстояния… Если не убьет, то сознание точно вышибет.
– Хорошо. А ты, Егор, – управляющий перевел взгляд на Перекати-поле, – нож прихвати. Когда Михаил быка с ног свалит, ты начатое довершишь.
– А почему опять я?
– А ты что? Хочешь, чтобы я? – Сашка нервно задергал плечами, будто ему воткнули нож в спину. – Бык-то находится в твоем подчинении, а ты в моем. Я – тебе, а ты – быку. К тому же у тебя одного навык обращения с рогатой скотиной имеется. Если что, убежишь, – и он повысил голос: – Ты меня понял? А теперь иди и нож готовь! Через полчаса чтоб был на месте!
В полдень, когда жара достигла пика и разморила быка, лежащего в углу двора, Сашка с Михаилом подъехали на мотоцикле “Иж” и направились к окну двора. От них, опираясь на клюку, не отстает и дед Афанасий. А Перекати-поле, окруженный толпой, стоит в стороне.
– Как его брать будем? – с опаской заглянул в окно Михаил. – Отсюда я его не достану. К тому же он свернулся. Я при всем желании в лоб ему не попаду.
– А мы Перекати-поле туда запустим. Он быка растормошит, и когда тот за ним вдогонку бросится и поравняется с нами, ты его и срази.
– Слышь, Егор, – повернувшись в сторону зевак, которые с сочувствием окружили Перекати-поле, заскрипел дед, – тебе Сашка во двор велит идтить и быка тормошить.
– Я что, белены поел или просто так охренел?
– Давай, Егор, не противься. Ты же Сашку знаешь, – подталкивают сельчане Перекати-поле, и не столько из жалости к нему, сколько из желания посмотреть, что из этой затеи получится. – От рогов быка ты как-нибудь увернешься, а от управляющего не сможешь. Всю оставшуюся жизнь тебя шамкать будет. К тому же Михаил с оружием на изготовке стоит. Да и мы тебя, если что, поддержим и в обиду не дадим.
– Вот сами бы и шли, а я бы постарался вас в обиду не дать.
– Так это тебе же поручено, а не нам.
Перекати-поле, бурча, вошел во двор. За ним резко захлопнулись ворота.
Махлай спал и, кажется, не слышал и не понимал, что над ним сгущаются тучи. Перекати-поле подкрался к нему сзади и, схватившись за хвост, резко дернут, а затем отпрыгнул в сторону. Бык лениво поднял голову и, повернувшись, мутными глазами посмотрел на виновника. Не мог он понять, что нужно от него людям и почему они такие злые. Вместо того чтобы наесться, и лежать, как он, суетятся с утра до вечера, кричат друг на друга, видать, от голода, а потом и к нему пристают. Не понятно ему человеческое стадо. И бык, вернувшись в исходное положение, закрыл глаза и задремал.
– Ножом его кольни, ножом! – советуя, кричат в окна любопытные.
Послушался их Перекати-поле и ткнул ножом быку в ногу, да видно сильно. Бык вскочил, резко развернулся и бросился на него. Толпа в страхе отпрянула от окон, будто испугалась, что бык сможет выскочить через узкую щель. Только Перекати-поле не успел среагировать. Махлай сшиб его с ног и, промчавшись по нему, развернулся для второго захода. В этот момент раздался выстрел. Дым окутал Михаила, и в воздухе почувствовался запах горелого и паленого. Не успел дым рассеяться, как сотряслась бревенчатая стена, и Михаила ударом приклада в плечо опрокинуло на спину. Он завалился, задрав вверх руки и ноги, и на него из окна вывалилось ружье с изогнутым в сторону стволом. А в соседнее окно щучкой вылетел Перекати-поле и, приземлившись, покатился, кувыркаясь и матерясь, пока не ударился об чьи-то ноги.
– Ружье мое… – только и смог выдавить из себя Михаил, ибо у него перехватило дыхание, и он остался лежать с открытым ртом.
– Тебе им только в мух стрелять! – вставая и стряхивая с себя пыль, со злобой прокричал Перекати-поле.
– Теперь оно сгодится и сорок из-за угла пужать, – уставившись на изогнутый ствол ружья, добавил дед.
– Убью гада! – соскочив на ноги, взревел Михаил. – Взрывчаткой его в лоб!
– А где ж ты ее возьмешь? – с издевкой спросил дед.
– Мой сродный брат в карьере камни для щебня рвет. Он мне даст. Я сейчас мигом! Укокошу гада!
– Голову сохранить надо, чтоб отчитаться, – заволновался Сашка.
– Брат все рассчитает! На то он и брат! На месте голова будет! Мы его оглушим! Ты лучше сетку приготовь, чтоб было в чем взрывчатку на рога закинуть… – и, вскочив на мотоцикл, Михаил умчался в сторону сопок.
Когда вернулся, у скотного двора собралось все село. Побросали сельчане работу и примчались: кто на тракторах, кто на велосипедах, а кто бегом. Всем хочется посмотреть на казнь быка. Любопытно. А может, лишний раз хотят убедиться, насколько смерть страшна, чтоб крепче жизнь любить.
– Вот, выпросил, – соскочил он с мотоцикла и извлек из-за пазухи прямоугольный брусок, похожий на хозяйственное мыло. – На литряк обменял, иначе не давал. Хоть и брат я ему, но у него вся взрывчатка на подотчете.
– А вдруг не сработает? – засомневался Сашка.
– Еще как сработает! Тут ее двести грамм. Фитиль только надо поджечь и быку на рога. Сетку давай!
Извлек Сашка из бокового кармана брюк сетку, ту самую в которой он прошлый раз нес водку, и Михаил осторожно опустил в нее взрывчатку.
– А кто быку на рога ее оденет?
– Егор. Бык-то в его подчинении. Пусть с ним и управляется.
– А вдруг взрывчатка Махлая на куски разорвет, как я тогда отчитаюсь, – запротестовал тот.
– Все от тебя зависит, как закрепишь, так и будет, – сказал Сашка, затем поджег фитиль и сунул сетку Перекати-поле в руки.
Фитиль на глазах начал уменьшаться и Перекати-поле в страхе заметался по поляне, не зная, что делать. Впервые ему пришлось обращаться с взрывчаткой, вот и растерялся. Толпа тоже закружилась, пытаясь удалиться от незадачливого взрывника, а тот не отстает от народа, пытаясь найти у них помощь. Вот и кружат хороводом по поляне. Перекати-поле орет, а толпа в ответ визжит.
– Быку на рога! На рога, приказываю! – взревел командным голосом Сашка, и его рев гипнотически подействовал на Перекати-поле.
Подбежал тот к окну и, не соображая как, метнул сетку, и та удачно зацепилась быку за рога. Но вот одна беда, фитиль, ядовито шипя, напугал Махлая, и заметался тот по двору в поисках спасения. Ударился раз в ворота, второй, а фитиль все короче и короче. Ударился бык из последних сил в третий раз, ворота с треском распахнулись, и Махлай, крутя на рогах сетку с дымящимся фитилем, ринулся к людям, пытаясь найти среди них укрытие. Заревели все в страхе и бросились врассыпную. Увидев, что от спасительной толпы не осталось и следа, бык нерешительно остановился, а затем, заметив стоящую у дороги технику, метнулся к ней и почти добежал до нее, как взрывчатка выскользнула из сетки и покатилась под новенький Михаилов “Иж”. И в этот момент раздался взрыв. Срежет металла, звон стекол от стоящей рядом техники и клубы пыли заполнили пространство вокруг, придав еще больших сил убегающим сельчанам. Когда все стихло, и осела пыль, народ потянулся назад.
– В куски разорвало быка, – принюхиваясь, сделал заключение дед.
– С чего это ты взял? – недоверчиво уставился на него Сашка.
– Паленым пахнет, и останков не осталось. Без вести пропал. Так всегда бывает, когда на куски разрывает. Сам на войне видел.
– Ври, ври, но не завирайся, – появился Перекати-поле. – Вот только кто за покореженную технику ответит? Я не буду. Я приказ выполнял. Кто теперь ответит, а?
– Человечье любопытство. Оно их сюда манило, оно пусть и отвечает. А ты, Егор, за быка ответишь, – заскрипел зубами Сашка.
– Я-то тут причем? – обижено засопел тот носом.
– Бык на твоем подотчете. Потому ты за него и в ответе. Хоть рогом, но отчитайся.
Весь остаток дня Перекати-поле искал быка и нашел его только к вечеру среди берез. Махлай лежал мертвый, поджав под себя ноги и вытянув голову. А березки, словно оплакивая, окружили его, и печально опустили над ним зеленые руки. И голубое небо отразилось в глазах быка, как бы маня его к себе.
Умер Махлай, а отчего – неизвестно. Может, от старости, а может, от страха не выдержало его сердце.
– Эх, и с людьми так. Стоит только повести себя не так, как от тебя того хотят, и набросятся все скопом и гоняют, пока не загонят до смерти, – глядя на мертвого быка, тяжело вздохнул Перекати-поле.
Прошел год, а знак с нарисованной головой быка так и остался висеть на въезде. То ли незваных гостей решили им пугать, то ли в память о быке Махлае оставили, а возможно, поленились снять.
И проезжая по Московскому тракту, водители притормаживают у этого знака, как бы отдавая последнюю дань Махлаю, а затем, прибавив скорость, исчезают вдали, разнося слухи о злых быках, живущих в деревне Быковке.

© Сергей Ююкин, 2017
Дата публикации: 09.01.2017 05:34:56
Просмотров: 1654

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.