Жестокие игры.

Фёдор Васько

Форма: Рассказ
Жанр: Ироническая проза
Объём: 13898 знаков с пробелами
Раздел: "Вишнёвое дерево (рассказы)"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Виктор Борисович с детства мечтал о путешествиях в дальние страны. В лётчики не пошёл сам, опасаясь слабости зрения, из мореходного училища выгнали за пристрастие к морской болезни. Устроился на железную дорогу, всё-таки ближе к мечте. Но выездов в другие города не было, всё начиналось и заканчивалось в железнодорожном депо. Жизнь проходила - мечта не сбывалась. По субботам стал напиваться.
Однажды в дождливый день весны неаккуратно переходил линию железной дороги в неустановленном месте, и упал, прямо перед проходящим составом поезда. Всё свершилось так быстро, что испугаться не успел. Был похож на решительного самоубийцу, так хладнокровно происходила непоправимость поступка. Но внимательный прохожий мог различить подробности и догадаться, что происходящее лишь случайное происшествие, а сам несчастный ничего такого делать не собирался.
К счастью для несчастного проходящий состав оказался проходящим мимо, по соседнему соответствию. Виктор Борисович остался жив, а на следующий день его назначили в разъездную бригаду. Видимо судьбе надоело видеть унылое лицо неплохого человека, и она решила хоть как-то осуществить стремление к перемене мест.
Поездки длились по несколько дней. Виктор Борисович сделался почти счастлив. Почти, из-за того, что выходных получалось больше. Неожиданно наступило полное счастье. Слесарь из смежной бригады, делая дома ремонт, сломал руку, и Виктор на долгое время стал бессменным путешественником, наподобие лошади Пржевальского. Все были довольны: жена получала увеличенную зарплату мужа и не видела его неделями, муж делал значительные заначки и не встречался с супругой многие дни.
Пополнел, лысина покрылась румянцем, жена напротив похудела и оказалась красивая-прекрасивая, так что начальник Виктора это заметил и сделался добрый-предобрый. Очень вскоре Виктор Борисович сам стал начальником, хоть и не большим. Появился подчинённый,- хулиганистый выпускник ПТУ Гаврила. В его обязанности входило носить видавшую виды папку с нарядами и бегать за минералкой.
Счастье не может быть долгим, даже такое незамысловатое, или же судьба, подтверждая свою полосатую суть, решила проверить, заслуживает ли человек то, чего он заслуживает.
Гаврила оказался замечательно ленив. Даже поначалу с неохотой выполнял нетрудные поручения, а попривыкнув, перестал подчиняться нестрогому шефу вовсе, делая лишь то, что совпадало с его собственными желаниями. Дни напролёт читал фантастику и спал с открытыми глазами. Зрачки его в это время блуждали в космосе, и Виктор аккуратно накрывал Гаврилу с головой, пугаясь выражения спящего лица.
Стремительно прекратилось лето, незаметно прошла осень, наступила холодная зима. Виктор Борисович сильно зябнул, от этого старался одеваться потеплее. В морозные погоды становился похож на пингвина, так много на нём было. Сущим наказанием, при его комплекции и отсутствии коммунальных удобств, было хождение по надобности. Рабочий комбинезон с его лямками и застёжками оказался слабо приспособлен для подобных причин, и Виктор Борисович иногда пренебрегал необходимостью, наверняка причиняя организму непоправимый вред. Сейчас даже в автобусах есть всё нелишнее, но тогда к этому относились значительно спокойнее. Конечно, поначалу всё присутствовало, но очень вскоре ломалось-портилось и, в конце концов, переделывалось в подсобную комнату для хранения лопат-молотков. Рабочие к этому относились равнодушно,- нетронутой природы вокруг предостаточно, и лишний перерыв среди рабочих будней не казался обременительным. Один лишь Виктор Борисович сильно психовал.
Однажды, на исходе морозного дня, решил выйти на большую прогулку. Накануне был неосторожен с едой, поэтому желание общаться с природой нарастало стремительней, чем хотелось, и достигло апогея не совсем вовремя. Поезд ещё двигался, а Виктор Борисович уже спрыгнул на землю. Его недальнозоркие глаза в наступающих сумерках видели приблизительно, слабым вечерним зрением. Несмотря на возраст (или благодаря ему), он сделался (или был) болезненно стеснителен, и каждый необходимый раз убегал так далеко, как позволяло время стоянки. Зимой дистанция уменьшалась по причине непроходимости снега и холодного воздуха.
В этот раз всё совпало, и зима, и мороз, и снег. Виктор Борисович не мог уйти дальше, да и времени оставалось немного. По случайности обстоятельств Гаврила не спал. Заметив стремительный порыв шефа, взял совковую лопату и осторожно двинулся следом...
Одеваясь, Виктор Борисович обратил внимание на то, что возле него ничего нет. Очень не хотелось, но страх пересилил. Разделся и, замерзая, осмотрел неуклюжие одежды. Ничего не нашёл. Вернувшись в вагончик, оставался в смятении, долго не мог согреться. Происшедшее недоразумение тревожило, но от привычного перестука колёс задремал.
- Борисыч, чем это у нас пахнет?
Борисович встрепенулся, сон сразу прошёл, настало прежнее беспокойство. Не зная, что ответить, замер.
- Чем? - Гаврила долго шевелил носом. Нос был велик, это могло показаться смешным, но никто не смеялся.
Борисович пошевелил своим, сравнительно небольшим. И это могло рассмешить, но опять никто ничего. Из-за насморка не получалось сомневаться наверное, шутка это или что-нибудь другое.
- Пойду путя посмотрю, - оборвал Борисович затянувшуюся паузу, взял фонарь и вышел.
Дополнительный обыск ничего не обнаружил. Вернувшись, напряжённо прислушивался. Гаврила шуршал книгой и сопел. По вагончику летала сумасшедшая, дикая от одиночества муха. Вот она стукнулась в лампочку и упала, пытаясь заново уснуть до весны. Стало казаться, что всё это сон, и сон действительно наступил.
Пустая комната с большим зеркалом вместо стены, в котором увидел себя, глядящего вверх. По всем признакам это был он сам, только изображение то опаздывало, то забегало вперёд, а иногда выкидывало фокусы. Он поднимает правую руку, а оно левой показывает кукиш, он ходит по комнате, а оно, изображение, сидит на полу и строит рожи. От этого разнобоя Борисович осерчал, опрокинул зеркало, и ушёл в соседнюю комнату, которая из-за размеров могла быть названа залой. Там финальная часть застолья. Расположившиеся за столом спят. Поздоровался, некоторые шевельнулись.
На стене большая картина,- строение человека изнутри. Подошёл ближе, долго смотрел, и стало казаться, что рисунок показывает его собственные внутренности. Когда разглядел непрочное, бьющееся о грудную клетку сердце,- стало не по себе. Но вот картина превращается во что-то живое и надвигается, становясь ближе и ближе, необъяснимая, страшная. Борисович вжимает голову в плечи, закрывает глаза.
Пока всё это происходило-снилось, Гаврила успел сбегать на станцию. Хихикал по служебному телефону, пока не выгнали отдыхающие по графику. Обратной дорогой не переставал смеяться, так что ударился о притаившийся на путях вагон. Прямо на глазах выросла шишка.
Вскоре электровоз покатил на следующую, неблизкую станцию. Гаврила привычно лежал-читал, Виктор Борисович смотрел в окно.
- Гаврюша, а чем это у нас приблизительно пахнет?
Гаврила потрогал шишку, перевернул страницу.
- Бредишь, старик,- ответил он грубо, но старик не обиделся, а казалось, обрадовался. Одинаковая картинка за окном показывала хорошую погоду, едущие задремали.

В жарко натопленном вагончике бригада дорожных строителей. Сидят вокруг невысокого столика, играют в карты, пьют из трёхлитровой банки. Из-за тесноты вошедшие сразу оказались среди людей. Виктор Борисович не употреблял второй месяц, поэтому не обрадовался такому количеству нетрезвых лиц, хотел отвернуться, но не нашёл куда.
- Я вам гарантирую, она добавляет куриный помёт,- говорил большой-рыжий.
- А я не боюсь,- отвечал маленький-лысый, протягивая пустой стакан, который тотчас наполняется почти до краёв.
Вновь прибывшие поздоровались и остались стоять. Скамейка была занята, на ней развалился-спал мужчина в надвинутой на глаза спортивной шапочке. По-видимому, он не боялся больше остальных, и его бесстрашие давно переросло в безразличие.
Маленький-лысый выпил, зажмурился; большой-рыжий тем временем заглянул в его карты; лежащий засмеялся во сне; Гаврила вздохнул. Лишь Борисович ничего не сделал, от этого ему стало неловко.
Лежащий, думая, что он на кровати, повернулся, съехал на пол, ненадолго очнулся, в лице появилось желание понять:
- А чем это у нас... - закончить не смог, взгляд остановился, глаза закрылись.
Виктор Борисович присел на освободившуюся скамейку, Гаврила отвернулся, большой-рыжий осторожно пнул лежащего.
- Может Вован? Тот ещё грубиян.
Маленький-лысый приподнялся, вернее лишь обозначил намерение, энергичным движением привлёк воздух.
- Невиновен.
Лежащий, радуясь своему оправданию, опять засмеялся.
- Некоторым везёт. Я как наберусь, такие гадости снятся,- большой-рыжий налил-выпил. Виктор Борисович замер.
- Откройте окно, или у меня сделается обморок, пищал маленький-лысый,- не могу я дышать такими приправами.
Борисович окаменел, стал похож на древнего сфинкса, Гавриле даже захотелось отколоть кусочек лица, чтобы сходство стало разительнее, но в дверь втиснулся начальник станции. Он был такой огромный, что рядом с ним становилось не по себе. Даже большой-рыжий превращался в небольшого-рыжего, а маленький-лысый вообще становился неизвестно чем.
Все разбежались, остались только лежащий мужчина и сидящий Виктор Борисович. Несмотря на свой рост, начальник имел плохое зрение. Природа, дав одного в избытке, другого неизбежно не докладывает. Имея привычку близорукости, начальник старался оказаться как можно ближе к собеседнику, а подчинённые от этого пугались.
Но Борисович не испугался, по-прежнему думал о своём. Когда почувствовал идущий от начальника злой дух, послесловие вчерашнего, то показалось, что, во-первых, насморк прошёл, во-вторых, это богатство запаха принадлежат ему самому. И то, и другое было неправдой.
Проснулся лежащий, стал разговаривать, и Борисович смог беспрепятственно уйти. Вернулся лишь к отходу локомотива, замёрзший, неправильно одетый. Некоторые решили, что случилось любовное приключение. На следующей станции спектакль повторился.
Когда Борисович явился в одетых наоборот брюках, Гаврила сказал, что в таком возрасте сексом нужно пользоваться осторожно. Борисович юмора не понял, а неутомимый Гаврила бегал и звонил, звонил и бегал, не умея остановиться, не зная какой придумать финал. Борисович похудел, стал предельно задумчив. Измаялся мужчина, надоела ему жизнь. Решил напиться и упасть под поезд.
Первое получилось сразу. После долгого воздержания алкоголь сработал быстро, но мысли в голове стали чугунные. Виктор Борисович никак не мог придумать подробности случайной гибели, чтобы никого зря не обидели. Так ничего не изобретя, поднялся злой-решительный. Выходя что-то задел, падая, оно больно стукнуло, от удара стал ещё решительней.
Морозный воздух добавил бодрости, и желание поступка переполнило. Положил голову на рельс, но поезд не трогался. Послышались голоса, переждал. Поезд едва заметно вздрогнул, Виктор Борисович испугался, но было поздно.
Колесо свершило пи эр квадрат, и пришлось зажмуриться от летящих навстречу огней. Успел понять, что это катится его собственная голова, темнота надвинулась и проглотила...
Ударил яркий свет. В операционной тихо. Лицо пожилого хирурга. Хорошее лицо умное, но что-то смущало. Вгляделся и понял,- на носу большая прищепка. Зауважал героического человека, который спасает жизни, несмотря на недомогание.
Вот и его спасли. Борисович поднял ещё не окрепшую голову и увидел остальных. Все они, как и главный, были с прищепками на лицах. Заплакал от восторга благодарности и очнулся в вагончике. Подумал: «Быстро это я заболел-выздоровел» - увидел стоящего над ним Гаврилу и сам встал рядом.
- Скажи, Гаврила, из-за меня никого не уволили.
- Да кто ты такой, чтобы из-за тебя увольнять?
- Всё-таки несчастный случай. Не каждый день под поезд бросаются.
- И кто же этот несчастный?
- Я это. Мне же на днях голову отрезало. Едва спасли.
В глазах молодого товарища появился испуг. Борисович потрогал шею, сел и замолчал, уставившись невидящим взглядом себе под ноги. И тут... Совсем рядом заметил то, что безуспешно искал уже несколько дней. Оно лежало прямо возле, как мираж или бред.
Некоторые граждане из-за границ привозят автомобили и стиральные машины, другие, попроще, телевизоры и магнитофоны, третьи, совсем простые, джинсы и порнографию. Есть ещё некоторое количество, часть из которого из-за большого ума, другая из-за его полного отсутствия, привозят то, что для жизни настолько лишнее, что и говорить не о чём.
Давайте и поговорим ни о чём. Приходилось ли Вам видеть милые розыгрыши иностранных студентов, когда кусочки сахара в горячем чае превращаются в забавных, в некотором смысле, червячков, которые весело резвятся и только что не выпрыгивают из стакана. Из шуточек это самая невинная. То, что привезли Гавриле, было настолько круто, что сам Гаврила в первые секунды оторопел. Пока он торопел, его озабоченный друг смотрел в окно, где стояла, ещё не оборудованная сигнализацией новенькая иномарка.
Теперь настала пора торопеть Виктору Борисовичу, и он это сделал с блеском. Гаврила даже испугался, так разительно изменилось лицо пожилого товарища. Это было чревато сердечным инфарктом, и молодой человек решил дальше не шутить. Взял иностранную подделку в руки, потискал в ладонях и спрятал в карман. Борисович замахал руками, заплакал. Гаврила испугался уже не на шутку. Обнял коллегу, погладил его вспотевшую лысину, и они заревели вместе.
- Что это было? - спросил Борисович, когда к нему вернулся дар речи.
- Это сувенир, - ответил Гаврила, когда смог говорить.
Теперь они смеялись, сначала негромко и вразнобой, потом дружно и безобразно громко. Слёзы не прекращались, хотя теперь имели другую природу. Гаврила достал спрятанное в кармане, Виктор Борисович осторожно взял в руки. Переглянулись.
- Гаврила, а чем это у нас пахнет?

© Фёдор Васько, 2016
Дата публикации: 10.03.2016 23:13:28
Просмотров: 1991

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.