Приговор

Алексей Литвяков

Форма: Рассказ
Жанр: Историческая проза
Объём: 16804 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

I

Из глубины коридора, длинного и едва освещённого розовыми лучами восходящего солнца, доносились звуки шагов. Колонны, по-военному вытянувшиеся вдоль стен, казалось, своими каменными взорами упрекают поспешающего солдата, который дерзнул в столь ранний час потревожить покой дворца.
Прокуратор медленно прохаживался по небольшой зале своих покоев и прогонял утреннюю лень. Вошедший молодой легионер застыл в ожидающем молчании. Ему было боязно отрывать чиновника от серьёзной думы, как он полагал. Хозяин не обращал никакого внимания на посетителя, стоя к нему спиной.
- Чего тебе? – сурово глухим и чуть хриплым голосом спросил прокуратор.
- Иудеи под стенами претории. Огромная толпа. Просят твоего внимания.
- Что им ещё надо? Солнце только взошло.
- Не могу знать, господин.
- Убирайся вон, - лениво промямлил начальник, обернулся и посмотрел в глаза собеседнику, - но прежде выслушай, что я скажу.
Наступило молчание. Солдат покорно стоял и не смел шелохнуться.
- Вначале передай мой приказ усилить охрану. От дикарей можно ожидать чего угодно: может быть они опять решили оторвать нас от дел и побунтовать в преддверии Пасхи, - усмешка исказила лицо наместника, - затем скажи, чтобы ожидали пока я не соизволю слушать их. А если будут шуметь и нарушать негу претории и моей жены, то прикажу изрубить их на куски. Ты понял?
- Да, господин.
Служащий, кланяясь, попятился назад. Через несколько секунд силуэт его растворился во тьме бесконечного коридора.
Облачившийся в парадные одежды, прокуратор вышел на балкон преторского дворца в сопровождении двух офицеров. Внизу шумела бесчисленная толпа, окружавшая в центре еле заметные фигуры. В одной из них римляне узнали первосвященника Каиафу.
- Понтий Пилат – прокуратор Иудеи! Обращайтесь! – прозвучал возглас легионера.
Один за одним люди начали умолкать. Перешептываясь друг с другом, все ждали начала речи первосвященника.
- Правитель, мы привели Сего Человека на суд пред тобой, - писклявым и срывающимся голосом прокричал старик.
- Каиафа, войди внутрь, и я рассужу справедливо, по праву, данному мне Тиберием Цезарем Августом! – возвысил в ответ голос Пилат.
- Правитель, не можем мы войти в преторию, дабы не осквернить себя, но чтобы можно было есть пасху.
Важный римский сановник медленно перевел взгляд на своих спутников и прошептал: «Насколько глупа визжащая перед нами собачья свора, настолько и труслива. Боятся изваяний Аполлона».
Снова поднялся шум. Женщины истерически рыдали. Кто-то безудержно хохотал, указывая на Человека, что находился рядом с книжником Каиафой. Руки Пленника были туго перевязаны верёвкой. Взгляд, устремившийся в землю, наполнялся смирением, но не от насмешки над толпой, а как будто от неловкости за вытворяемые вокруг безумства. Невозмутимость позы призывала остановиться прямо сейчас, чтобы потом в будущем не было стыдно окружающим от осознания всего произошедшего сегодня.
- В чём обвиняете Человека Сего? – спросил наместник.
- Если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе! – послышался одинокий крик, сразу же поддержанный сотнями голосов, - Он развращает наш народ, не чтит законов наших, называет себя Сыном Бога!!!
- Ну, какое дело есть мне до вашего закона и вашего Бога?! Возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его!
- Нам не позволено предавать смерти никого, но мы считаем Его виновным. Он не уважает власть, запрещает давать подать кесарю***, называя Себя Христом Царем Иудейским! – надрывался Каиафа.
Собрание возмущенно ревело, выкрикивало обвинения, угрозы, ругательства, насмешки. От такого шума римляне уже не могли разобрать ни единого слова. Порой казалось, что полные ярости люди накинутся и разорвут Узника на части без всякого приговора, а затем примутся и за преторию. Пилат дал знак молчать, подняв руку.
- Ты ничего не отвечаешь? Видишь, как много против Тебя обвинений, - обратился он к Невольнику, но Тот не вымолвил ни слова, - введите Его внутрь!
Отряд вышел из ворот дворца и направился сквозь беснующуюся толпу, грубо расчищая себе путь в кипящей человеческой массе.
Понтий Пилат воссел на возвышавшемся посреди огромной залы дворца судейском месте. Венок украшал голову прокуратора, вселяя в него чувство непогрешимости служителя богини правосудия. Статуи Аполлона и Марса по обе стороны рук уже много раз неподвижно взирали на жалкие оправдания преступников, на их слёзы, мольбы и взывания к милости императорских распорядителей, когда те без колебаний приговаривали их к смерти. Ничего не стоит жизнь, ведь кесарь выбрал тебя на заклание. Фемида любит кровь мелких бесчисленных букашек, копошащихся во чреве необъятного вселенского государства. Боги слепы, им нет дела до судеб, они влюблены лишь в торжественность обряда.
- Говори, Ты Царь Иудейский?
- Считаешь ли ты сам так или другие сказали тебе обо Мне? – ответил вопросом на вопрос Подсудимый.
- Да, какое мне дело есть до Тебя – Царь ли Ты Иудейский или нет! Разве я иудей?! Это Твой народ и первосвященники предали Тебя мне! Отвечай на вопрос – Ты Царь Иудейский?!
Вопрошающий не мог понять – почему Этот жалкий оборванец не молит о пощаде. Как смеет Он задавать вопросы, когда одной ногой уже в могиле?! Где рабское преклонение пред наместником великого цезаря, всадником**** и почтенным римским гражданином?! Не покоряйся страху, которого ждут от тебя власть имущие. Бесстрашие чистоты душевной положившего голову на плаху превращает судей в рабов. Им ничего не остаётся, как прикрывать свою беспомощность под чёрной рясой.
- Ты Царь Иудейский?!!! – закричал в негодовании чиновник.
- Да.
- Как же Ты Царь, если есть царь?!
- Царство Моё не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Моё, то служители Мои подвизались бы за меня, чтобы я не был предан иудеям; но ныне Царство Моё не отсюда.
- Назови имя Твоё.
- Иисус Назорей.
- Итак, Ты Царь... – Понтий Пилат погрузился в раздумья. Он не был глупцом и часто размышлял о вещах, о коих не стоит размышлять приличному римскому обывателю – носителю священной миссии пробуждения варваров от невежества. Что есть истина? Как судьба занесла его в столь дальнюю провинцию империи, а главное зачем, с какой целью? Получив из рук Тиберия почётную должность, он от всей души пытался поверить, что присутствие власти здесь в Иудее необходимо. Казни, убийства, подавления восстаний – всё не зря, а ради блага, истины. Однако ж почему дикари до сих пор не поймут этого? Почему же и сам Пилат всё меньше понимает для чего стране столько иудейских жизней. Этот бедный сумасшедший: Его ничто не сломит, Он без страха принимает смерть, пытаясь донести до своих соплеменников непонятную истину. Тогда зачем казнить? Только потому, что не понимают? А если бы на Его месте был, к примеру, популярный ныне стоик*****? Ведь он тоже в какой-то степени чудак. Уши открыты для бессмысленных речей философов, но закрыты глаза для чудес пророков…
- Ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришёл в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего, - прервал думы судьи Иисус.
- Что есть истина... – вздохнул восседающий в венке властной славы, резко встал и направился к балкону, - я никакой вины не нахожу в Нём, - крикнул он зашевелившемуся собранию.
Первосвященник Каиафа, выпучив глаза от удивления, протянул руки к Пилату, затем, видимо, пытаясь обратиться к каждому присутствующему на площади, начал поворачиваться в разные стороны и зло кричать: «Он возмущает народ, уча по всей Иудее, начиная от Галилеи до сего места!!! Как нет вины?!!».
- Люта ненависть народа к Назорею. Не пощадят Его, а если я помилую Его, то не пощадят меня, - думал наместник, - Каиафа, мне до Него более дела нет! Забирайте и пусть Ирод царь Иудеи судит. А сейчас оставьте меня в покое! – обратился он вслух к книжнику.

II

Жаркое южное светило уже давно перевалило за полдень. Ложе, устланное подушками, ласкало тело Пилата. Сквозь большое окно покоев жена прокуратора не отрываясь с тревогой следила, как площадь наполняется людьми.
- Не убивай Его, прошу, - тихо прошептала она. Правитель немного приподнялся со своего места.
- Возлюбленная моя супруга, зачем истязаешь понапрасну сердце? Он всего лишь один из проходимцев и лжепророков, которыми наводнилась земля в последнее время. Назорей невиновен: нет на Нём неповиновения цезарю, самозваное Царство Его потусторонне. Но невинность в исполнении законов римских может ли опечалить? Скорее всего, Он сам верит в Свои же россказни, а бескорыстие свидетельствует о сумасшествии. Сумасшествие – порок невоздержанности в мыслях.
- Рассказывают, много чудес сотворил Этот Человек… даже мёртвые тела заставлял неведомой силой вставать и идти.
- О, как ты наивна, ну, разве может в действительности кто-либо вдохнуть в мёртвого жизнь?
- Ведь люди видели! – взволнованно возразила жена.
- Люди… это слова, дорогая моя. Ты ещё слишком молода и веришь сказкам, - улыбнулся наместник.
- Хорошо, я молода. Тогда ответь: кто-нибудь в здравом уме в нашу эпоху превознесения разума, кто-нибудь верит в существование Аполлона, Марса, в Зевса, Юпитера, Диониса?! Ответь!
Понтий Пилат не смел говорить. Прозрачность несокрытой мысли – качество, которое поражало его в юной избраннице. Качество, воспламеняющее любовь с каждым разом всё больше и больше. Сила, дающая молодости и красоте второстепенные роли. Белое оставалось белым, а чёрное – чёрным. Всё то, что почтенный стареющий мужчина только держал в голове и никогда не вынимал наружу, вынимала, но уже из своей души прелестная спутница жизни.
- Ты молчишь!.. Тебе страшно признаться в своём неверии. Зачем, зачем же тогда мы вынуждены терпеть никому ненужные церемонии прославления мифических небожителей, участвовать в ваянии бесчисленного множества статуй несметному полчищу богов?! Ты считаешь их дикарями, но лучше быть такими как они – верящими в Закон и в Бога! Лучше быть как Назорей, который скоро предстанет пред тобой, и ты распнёшь Его. Не зря мучительную смерть примет, а за Царство Небесное, которого не существует для нас. Да, нет же Царства Небесного, нет! Но только для Него есть и для тех, кто верит и следует туда. Куда мы грядём? Кому верим? Императору? Ведь его именем ты приговариваешь - именем жалкого пасынка Октавиана******. Или ты веришь насмехающимся над всеми софистам*******? На них держится власть. А ведь этим наглецам нужны только слава и деньги. Они убьют себя своей же ложью… Но ты не убивай…
Слезы заблестели на ресницах молодой гордой римлянки. Тут же опомнившись и смахнув их, она обратила взгляд одновременно упрекающий и молящий к возлежащему супругу.
- Поверь, не нужна мне жизнь полоумного Еврея. Обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы отпустить Его. Ничего, кроме зависти не раскрыл Каиафа. Однако не могу я противиться им. Ты забываешь, мы в Иерусалиме – логове черни.
- Ну, зачем мы перебрались сюда? Почему мы покинули Кесарию********? Провинция управляема и оттуда.
- Потерпи, милая, иудеи понимают лишь силу. Мы должны держать их в страхе, - левая рука Пилата превратилась в кулак.
- Кому мы должны? Порядку вещей, заведённому ложью? Нет нам места в Царстве Небесном… - глубокий вздох сожаления прервал беседу, женщина повернулась к окну и вновь обратила грустный взгляд на площадь. Толпа непрестанно выла.

III

Солдаты вели Иисуса на суд, минуя холод мраморных камней, по поднимающимся вверх широким ступеням, обратно по которым вниз спускается уже обречённый. Они не скрывали насмешек и не смущались нисколько своей глупой детской жестокости.
- Других спасал, пусть спасёт Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий, - издевался старшина, пытаясь вызвать едкость в остальных.
- Эй, Царь Иудейский, спаси Себя Самого, - вторили голоса конвоиров, - Э! Разрушающий храм и в три дня созидающий!
Процессия достигла судейской залы. Пилат надменно посмотрел на Невольника.
- Ирод передал мне, что не находит в Твоих поступках достойного смерти. Я накажу Тебя и отпущу. Что скажешь?
Иисус безмолвствовал.
- Молчишь… теперь же узнаем, что скажет народ Твой.
Ветер развивал одежды Пилата. Гордый взор снисходил на грязные тела волнующихся внизу людей.
- Вы привели ко мне Человека Сего, как развращающего народ; и вот, я при вас исследовал и не нашёл Человека Сего виновным ни в чём том, в чём вы обвиняете Его; и Ирод также: ибо я посылал Его к нему, и ничего не найдено в Нём достойного смерти!
Народ загудел. Откуда-то в сторону впереди стоящих полетели камни и комья земли: «Смерть!!! Смерть!!! Распни Его!!! Да будет распят!!! Распни!!!», - кричали со всех сторон. Прокуратор вновь вошёл внутрь.
- Слышишь, они хотят распять Тебя. Откуда Ты, что столько злобы породил в их сердцах? Имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя.
- Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе, - ответил Подсудимый.
- Выведите Его вон!!! – взорвался судья и вновь, вышед, возвысился над толпой, - будет так, как просите. Но есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху; хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?!
- Распни Его! Нет у нас царя, кроме кесаря! Он враг кесарю! Распни! Отпусти лучше Варавву-убийцу! – голосил книжник Каиафа.
Океан недовольства вздымал волны рук и криков. Град камней усиливался. Некоторые из них долетали до подножия дворца. Масса людей ринулась на впереди стоящих. Начиналась давка.
- Вели принести посуду с водой! – с нескрываемой тревогой обратился правитель к офицеру, - и побыстрей, разве не видишь – они могут погубить всех нас!
Появился солдат, держа серебряное блюдо полное воды. Наместник демонстративно опустил в неё кисти рук: «Смотрите народ иудейский, пусть будет свидетельством – нет моей вины в смерти Человека Сего, но приговариваю Его! Распять немедленно!!! Приказываю на кресте начертать: «Царь Иудейский», чтобы знали все, в чём вина Его!!!
- Пусть напишут: «Я Царь Иудейский»! – не унимался злорадствующий и добившийся своего священник.
- Нет, как я решил, так и будет!!!
Венок небрежно упал на судейское кресло, обнажив редеющую голову грозного римского провинциального распорядителя. Оскалившийся в улыбке офицер подошёл для уяснения приговора.
- Ты знаешь, что делать: собери полк, бей Назарея и распни сегодня до заката. Вытащи тех двух собак из темницы, которых я велел убить пять дней назад, и поступи с ними также. Да не забудь Варавву отпустить, пусть потешатся, пока мы снова не изловили негодяя… Эй, солдат! – окликнул дежурившего прокуратор, - вели подать обед, а после никого без особой нужды ко мне не впускать. Выполняй немедля!

IV

Одиночество сопровождало почтенного всадника. Жизненный путь, грозивший бессмысленностью, особенно пугал. Ведь не оставалось времени что-либо исправить: «Вспомнит ли обо мне кто-нибудь, лягут ли всей тяжестью на чашу посмертных весов мои усилия во благо ромеев, и благо ли я нёс? Боги любят издевательски шутить – человеческое им не чуждо. Может и вправду после стольких лет рабского служения Фемида даровала мне свою слепоту? Если бы громовержец снизошёл и дал обещание выполнить любую прихоть, я попросил бы веры. Во что угодно… хоть грязному Назорею, но чтоб без колебаний и сомнения».
Вечерние сумерки успокаивали натянутые нервы Иерусалима. Кровавый закат хоронил старческое слабоумие древнего мира. Спустя тридцать семь лет пламя заката и военных пожарищ поглотит и сам вечный град: сравняет стены, дома и храмы с землёй. А пока один бродит по тёмным дворцовым коридорам Понтий Пилат.
- Господин, Иосиф из Аримафеи просит твоего внимания, желает говорить. Что передать ему? – развеял тишину шедший навстречу сотник.
- Иосиф из Аримафеи? Почтенный муж… Пусть проходит.
Офицер проводил позднего посетителя.
- Осмелился я, правитель, нарушить покой твой, но не возгневись, - Иосиф склонился в почтении.
- Продолжай.
- Я слышал, что распят сегодня некий Иисус Назорей, выдававший Себя за Царя Иудейского. Прошу Тело Его.
- Да разве умер Он? – с недоверием прищурился прокуратор, - времени немного прошло, а уж к утру верно покинет дыхание Его, тогда и забирай.
- Назорей мёртв.
Пилат нахмурился и кивком головы попросил сотника подтвердить услышанное. Ответ был: «мёртв».
- В таком случае вправе забрать Тело, - при произнесении последнего слова наместник медленно зашагал прочь от Иосифа и сопровождавшего его легионера. Уже где-то вдалеке еле слышно прозвучали слова последнего указания судьи: «Убедись, действительно ли мёртв Он – вели пронзить рёбра Царю!».
«Но один из воинов копьём пронзил Ему рёбра, и тотчас истекла кровь и вода. И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили».

© Алексей Литвяков, 2015
Дата публикации: 03.03.2015 23:13:51
Просмотров: 2618

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.