Лента Мёбиуса - 10 - 11 главы

Вионор Меретуков

Форма: Роман
Жанр: Психологическая проза
Объём: 17922 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Часть II

Глава 10

Прошло ровно два года…

Возврат к тирании состоялся.

И сейчас тиран лежал на кровати в своей опочивальне и смотрел в открытое окно. Бессонница уже не мучила его. А не спал он потому, что выспался... Пробиваясь сквозь плотные портьеры, в комнату просачивался прохладный утренний ветер с чистыми запахами моря. Иногда порыв тугого ветра отводил от окна тяжелый занавес, надувая и кругля его, как парус, и тогда Самсон видел угол дворцовой башни с бронзовой фигурой Аквилона, бога северного ветра. Одинокий бог как бы врезался в неправдоподобно синее небо. Самсон с наслаждением вдыхал морской воздух, к которому примешивался пьянящий аромат молодого женского тела, только что познавшего любовь.

...Лейб-медик Краузе давно был изгнан из страны. И лечением короля занималась юная Сюзанна, статус которой, после того как прекратилась ее деятельность в качестве камеристки принцессы Агнии, был хотя и не ясен, но в то же время весьма ясен, поскольку она делила ложе с самим государем.

Нежное плечико Сюзанны в настоящий момент выглядывало из-под розового шелкового покрывала... Какие уж тут могут быть неясности?..

Королю, чтобы выглядеть посвежее, пришлось исключить старческое кряхтение из арсенала своих вредных привычек. И так он старше Сюзанны более чем вдвое, а если при этом еще и кряхтеть...

Королева Лидия, так толком и не появившаяся на страницах нашего повествования, была отправлена в заточение, став подругой и соседкой сильно постаревшей Сильваны, бывшей наложницы Иеронима Неутомимого.

Сильвана ужасно скучала в своем монастыре на острове Нельке: ведь монастырь был женский, и охраняли ее вооруженные до зубов монашки, которые, как показали дальнейшие события, придерживались традиционных представлений о взаимоотношениях между полами.

Гофмаршал Шауниц, бессменный слуга и помощник короля, докладывал, что, по его сведениям, Сильвана и Лидия прекрасно поладили, найдя утешение в объятиях друг друга: они с воодушевлением отдались новому увлекательнейшему занятию – лесбийской любви. Король, лишний раз убедившись, что с Лидией поступил совершенно правильно, этому известию несказанно удивился. Живешь вот так с женщиной десятилетиями и ни черта о ней не знаешь.

Чтобы Лидии было на кого покрикивать, вслед за ней отправились ее мамаша и ее роскошный папаша, поддельный аристократ с грязными ногтями, прихвативший с собой свой герцогский герб, сработанный, как в конце концов выяснил дотошный королевский герольдмейстер, из прохудившегося медного корыта.

Поскольку лжегерцог оказался единственным мужчиной на острове, то он, несмотря на свои совсем не юные лета, нашел неслыханный спрос у осатаневших от отсутствия мужской ласки монахинь. Невесты Христа так заездили бывшего королевского тестя, что через неделю на него нельзя было смотреть без содрогания: в свои шестьдесят он выглядел на все девяносто. А еще через неделю иссохшее тело страстотерпца было предано земле, и это было подлинное благо, ибо смерть для него стала избавлением от мучений.

Вообще столь достойный финал отцом Лидии не был заслужен: такая героическая смерть скорее пристала победительному Дон Жуану, нежели какому-то тусклому обладателю грязных ногтей и поддельного аристократического герба.

...Гофмаршал Шауниц совсем не изменился: когда он находится рядом с королем, а находится он рядом с ним постоянно, его благообразное круглое лицо выражает показную преданность и искательную готовность последовать за королем хоть в геенну огненную.

Попытки короля отобрать у него богатое загородное поместье закончились тем, что Шауниц пригрозил покончить жизнь самоубийством. Он так искренно рыдал, что король перепугался и отступил. Шауниц был прощен и вновь приближен. Шауниц понял, что он незаменим. Да и кто еще в королевстве без риска спятить способен выдержать утреннее нытье тирана и его беспрестанные рацеи? Шауниц терпелив. Очень терпелив...

И потом, король слишком привык к утренним визитам своего советника и уже не может обойтись без его глупых докладов.

Все же совсем без наказания Шауниц не остался. Король в порядке конфискации изъял дрессированного слона из его частного зоопарке. Слон был по описи передан в безвозмездное пользование народу. Это означало, что слон стал королевским. Теперь флегматичный великан свободно разгуливал по дворцовому парку и призывно помахивал огромным фаллосом, чем приводил молоденьких фрейлин в состояние глубокой задумчивости.

Гигант подолгу стаивал под окнами королевской опочивальни, и король часто по утрам, выходя в одном исподнем на балкон, перегнувшись через перила, кормил Эльфа, так звали зверюгу, заранее припасенными ольховыми ветками.

Он всегда помнил, к каким мыслям он однажды пришел в городском зоопарке, когда с возвышения взирал на африканского слона в неволе...

Если гофмаршал Шауниц, как мы уже говорили, совсем не изменился, то этого никак нельзя было сказать о принцессе Агнии.

Принцесса целыми днями просиживала в королевской библиотеке, читая все подряд, начиная с трудов древних авторов, вроде «Апологии Сократа» Платона, и кончая романчиками современных асперонских литераторов, за которых привереда Самсон Второй, получивший, как мы помним, классическое образование в Сорбонне, и гроша ломанного не дал бы...

Теперь Агния носила одеяния, не совсем подходящие дочери действующего короля. Странно было видеть принцессу, торопливо идущую по роскошным залам дворца, одетую в мятую шерстяную юбку, пахнущую нафталином, и кофточку с латками на локтях.

Голову Агнии неизменно украшал желтый или коричневый костяной гребень, а ноги были обуты в продранные матерчатые туфли со сбитыми каблуками. На ее заострившемся и посиневшем носу помещались очки в тонкой металлической оправе. Вид Агнии, по мнению королевских гвардейцев, стал гнусен и отвратителен.

Красивый и элегантный граф Нисельсон, верный слуга короля, давно (откроем тайну) безответно влюбленный в принцессу, поймав как-то бесцветный взгляд Агнии, со скорбью подумал: «На собеседника она теперь смотрит так, словно ее оторвали от созерцания полотен Рафаэля и заставили таращиться в грязную дыру клозета».

Не нам судить, прав или не прав граф: на его месте трудно быть объективным.

Королю же казалось, что Агния смотрит на людей так, словно она не молодая легкомысленная девушка, а уставший от научных опытов ученый-энтомолог, без особого удивления, но и не без умеренного профессионального интереса рассматривающий наколотого на булавку жука-короеда или махаона.

Король наблюдал за Агнией и качал головой. Резкими переходами от распутства к серьезным занятиям она напоминала ему его самого в пору, когда он блудил в Париже.

Год назад, во время сна, умер король Вагании Карл. Значит, не врали его советники, когда говорили, что король спит. Спал, спал, вот и...

Так что воевать теперь не с кем. Со смертью короля Вагании отпала проблема Карла.

Нет человека, любил некогда говаривать один знаменитый изверг, нет и проблемы. Маркиз фон Закс и его бешеные генералы, когда узнали о смерти главного врага, так рассвирепели, что во время проведения всеасперонских полевых учений заставили солдат палить друг в друга из винтовок, заряженных боевыми патронами. Перестреляли уйму народа.

Кстати, Закс, невзирая на происки недругов, сохранил за собой пост министра обороны. Так же как и маркиз Урбан, который по-прежнему был главным соглядатаем королевства.

Лоренцо весело проводит время в психиатрической лечебнице имени Винсента ван Гога. Там он тайно сошелся (что строжайше запрещено!) со своим лечащим врачом доктором Элизабет Вински, которая с удовольствием приняла ухаживания милого юноши, чрезвычайно подкованного в части всяких интересных любовных вещичек.

Чтобы как-то разнообразить пресные объятия сухопарой медички, Лоренцо для занятий любовью приспособил рентгеновский аппарат, грязевую ванну и клизменный кабинет. Новые формы любовных отношений пришлись по душе стареющей одинокой женщине.

Но была у Лоренцо одна особенность, которая поначалу сильно обескуражила доктора Вински, которая находилась, как полагал Лоренцо, в плену тривиальных представлений о количестве участников любовных игр. Она полагала, что для интимных отношений двоих вполне достаточно.

Лоренцо же мыслил шире. Число три, с жаром утверждал он, это было как раз то, с чего имело смысл начинать. Лежа с доктором Вински в клизменной на покрытом желтенькой клеенкой столе, – ох, уж эти мне столы! – Лоренцо поделился с ней смелым замыслом о значительном расширении числа сексуальных партнеров: он предполагал в недалекой перспективе так поставить дело, чтобы в процесс половых ристалищ вовлекалось не менее десятка представителей обоих полов.

И чтобы размяться перед грандиозными сексуальными битвами, он рекомендовал принять за основу все-таки число три, для чего необходимо было для начала привлечь хотя бы сестру Клару, здоровенную девицу с умопомрачительной грудью и мясистыми ягодицами, которая давно уже плотоядно поглядывала на смазливого Лоренцо.

Доктор Вински сначала заупрямилась, но потом, подумав, согласилась. Сказав самой себе, что можно прожить всю жизнь, а Элизабет было уже сильно за пятьдесят, и так и не узнать многое из того, что узнать весьма и весьма любопытно.

Когда Лоренцо говорил об увеличении числа участников оргий, он и не предполагал, какой мощный отклик найдет его начинание в среде медицинского персонала психиатрической лечебницы.

Технически это медицинское учреждение было оснащено превосходно, и благодаря изобретательности и дерзновенному новаторству Лоренцо в качестве сопутствующих сексу приспособлений были использованы баллоны с сжиженным кислородом, смирительные рубашки, оголенные электрические провода (для ценителей экстремальных видов секса), декомпрессионные камеры и многое другое.

И очень скоро практически весь персонал клиники, наглотавшись бесплатных «колес», трахался с таким неистовством, что по могучим стенам десятиэтажного корпуса интенсивной психотерапии поползли опасные многометровые трещины.

А в психушке Лоренцо оказался по милости полковника Шинкля.

В тот злополучный день, когда Лоренцо, отключившись, сполз со стула на пол и едва не отдал Богу душу, полковник Шинкль от злости долго скрежетал своими лошадиными зубами, но сделать из полоумного парня дельного свидетеля обвинения, который помог бы засадить за решетку маркиза Закса, так и не смог.

Лоренцо, придя с помощью тюремного врача в сознание, – тот ведрами лил на него ледяную воду, – в ответ на все усилия полковника как-то расшевелить его, только надрывно стонал и мутными очами поводил по сторонам, и через короткое время стало ясно, что подследственный никуда не годится.

Лоренцо отвели по подземному переходу из подвала департамента полиции прямо в приемный покой приюта убогих: в Асперонии всегда всё было рядом.

Полковник же Шинкль, облачившись в мундир, направился в кабинет главного врача клиники доктора Ройтмана, где и просидел весьма продолжительное время.

Доктор Ройтман, который являлся подчиненным полковника и имел чин капитана, ручался, что традиционные способы лечения, которые издавна практикуются в клинике, поставят больного на ноги за считанные месяцы.

Лечение особо опасного преступника было поручено доктору Вински. Что из этого вышло, мы уже знаем...

Глава 11

Со стороны могло показаться, что тирания в Асперонии установилась какая-то странная.

Сохранялись газеты так называемого демократического направления, в которых появлялись материалы, возможные только в странах, где свобода заявлена не только в статьях конституции.

То же можно было сказать о телевидении, театре и литературе. С тех пор как несколько лет назад – еще до установления тирании – был ликвидирован цензурный комитет, о чем уже упоминалось выше, всякие там писатели, поэты, драматурги, режиссеры, сценаристы, художники, артисты, скульпторы и прочие, так называемые, деятели культуры, призванные историей дурить народ, совершенно обнаглели и наворочали столько несообразностей и вредоносных глупостей, что сами были этому не рады и, кажется, уже готовы были с радостью избавиться от неожиданно свалившейся на них безграничной свободы, с которой они не знали как обращаться.

В управлении страной мало что изменилось. Почти все чиновники остались на своих местах. По всему выходило, что Самсон, как всегда, пошумел, пошумел и успокоился...

Государственный аппарат после грозного указа короля о переходе к тирании и единовластию, немного покачавшись, вновь укрепился и устремился вперед к новым победам в области промышленного строительства и экономики. Что, впрочем, пока не слишком заметно отразилось на благосостоянии простых граждан... Хотя реформы идут.

И на их проведение появились деньги.

С недавних пор основной статьей государственного дохода королевства стала добыча и реализация красного золота, драгоценного металла, по своим химическим и физическим свойствам сходного с обычным золотом, что позволяло использовать его не только в электронной промышленности, но и при изготовлении ювелирных изделий, где красное золото, как известно, ценится выше обычного.

Основной эта статья стала лишь с конца прошлого года, когда американская Немезида своим карающим мечом рубанула – фигурально выражаясь – по толстой шее Адама Соловейчика, отправив его в связи с неуплатой налогов на весьма солидный срок за решетку, упростив таким образом для короля Самсона процедуру национализации всего движимого и недвижимого имущества миллиардера.

Единственное в мире месторождение красного золота, расположенное в южном районе страны, находилось до последнего времени в руках этого самого богатого человека Асперонии. А до этого – в руках его отца, Леона Соловейчика. А до Леона Соловейчика – в руках Шимона Соловейчика, а до Шимона... Короче, и Самсон Первый, и Иероним Неутомимый, и их предшественники только облизывались да локти кусали себе от зависти, поглядывая на красно-золотые миллиарды Соловейчиков, но отобрать лакомые прииски красного золота духу у королей не хватало.

Вот тут-то тирания как форма безграничной государственной власти оказалась на высоте.

Прибрать к рукам вдруг оказавшимся бесхозным богатство магната пыталась мадам Бухман, теща Адама Соловейчика, известная асперонам не только своей громокипящей общественной деятельностью на ниве уравнивания всяких гнусных тварей в правах с человеком, но еще и привычкой даже в летнюю жару щеголять в сапогах из крокодиловой кожи. Именно это ее пристрастие к ношению обуви из натуральной кожи в конце концов сослужило ей плохую службу.

Канцелярия короля под руководством графа Нисельсона за ночь состряпала закон – основой послужил проектик самой общественницы – об уголовной ответственности за ношение сапог из кожи животных, и чрезвычайный триумвират судей в составе самого графа, гофмаршала Шауница и подвернувшегося под руку шеф-повара Люкса оперативно вынес слишком бойкой старушенции смертный приговор, тут же замененный милосердным королем пожизненной ссылкой в известный нам монастырь.

Приговор был вынесен утром, а вечером того же дня закон был аннулирован. Да и как было его не отменить, если у всех порядочных людей на ногах красовались башмаки из натуральной кожи? Но к тому времени любительница сапог из аллигатора уже обживала узенькую, в одно оконце, монастырскую келью на острове Нельке.

Поскольку мадам Бухман в одночасье превратилась в уголовный элемент, она вследствие этого оказалась пораженной в правах, а, значит, и наследовать прииски красного золота никак не могла.

Таким образом, прииски отошли к государству. Остальным же родственникам Адама Соловейчика пообещали, что если они не угомонятся, им найдут работу на тех же приисках, например, в качестве шурфовщиков или возчиков тачек, чтобы они потом не жаловались, что их совсем отстранили от участия в освоении месторождения.

Американцы, обычно первыми успевающие к корыту, на этот раз оплошали. За океаном никак не ожидали от властей королевства такой шустрости и теперь гадали, к чему бы прицепиться, чтобы, не тратя деньги и время на военную операцию, отобрать у Асперонии прибыльное дельце.

А пока американцы раскачивались, Асперония стремительно наращивала финансовую и экономическую мощь. Страна, до этого бывшая ярко выраженной автаркией, получила возможность выйти на деловые европейские просторы.

В этой связи еще чаще стали приходить к королю печальные братья Берковские. Опять сидят часами, в носу ковыряют. Теперь уже оба... Опять стонут, прося утвердить какой-то ублюдочный государственный бюджет на следующий год...

Самсон невинно улыбается и молчит.

После упразднения парламента Макс Берковский оказался не у дел, и братом Генрихом был привлечен к работе в кабинете министров, заняв пост заместителя председателя правительства, став таким образом заместителем у собственного брата.

Самсон заметил, что сонные, застывшие гримасы на лицах братьев иногда сменяются выражением недоумения и растерянности. Братья своими длинными носами почуяли опасность, они понимали, что она исходит от короля, но в чем она заключается, пока понять были не в силах.

Против вынесения приговора старушке Бухман пытался выступить только один человек. Не следует думать, что это был некий мужественный борец за права человека. Это был известный кровопийца, председатель Верховного Суда Асперонии Сигизмунд Ульрих. Он, не сдерживая возмущения, просил объяснить ему, почему важные уголовные дела рассматриваются без его участия.

Но когда Ульриху передали слова короля о том, что «если этот старый вонючий козел еще раз осмелится совать свой нос туда, куда его не просят, его сотрут в порошок», председатель суда от страха чуть не обделался и попросил сообщить Его Величеству, что таким объяснением совершенно удовлетворен. И, мало того, целиком и полностью поддерживает замечательную идею об учреждении чрезвычайных троек, которые оперативно борются с врагами отечества.

Узнав о кончине Карла, Самсон, в соответствии с протоколом и традицией, отправился на похороны.

© Вионор Меретуков, 2009
Дата публикации: 01.11.2009 15:45:20
Просмотров: 3075

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.