Опыты на себе. Роман. Часть 3. Богослов.

Никита Янев

Форма: Роман
Жанр: Экспериментальная проза
Объём: 24237 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Содержание.
1. Элегии.
2. Год одуванчиков.
3. Богослов.
4. Улитка.
5. Свет и лары.
6. Полый герой.
7. Опыты на себе.
8. Дневник Вени Атикина 1989-1995 годов.
9. 2000.
10.Соловки.
11.Мелитополь.
12.Дезоксирибонуклеиновая кислота.
13.Не страшно.
14.Мама.
15.Телевизор, дочка и разведчицкое задание.
16.Попрощаться с Платоном Каратаевым.

1989-2003.

БОГОСЛОВ.

Если учесть тот факт, что всякое дело или тело скроено из одного куска, становится понятно, что гармония и красота вещи повседневные и обычные, а сиюминутно и вечно в них только понимание, как некий проблеск вне времени или во времени, что одно и то же.
Гармония есть цельность и рождение вместе. Цельность рождения. Мир есть прозрачное продолжение не имеющего продолжения. Когда я смотрю со своего 12-го этажа как человек ведёт собаку по асфальту, или на груду жёлтых цветов на клумбе, или, повернувшись от зеркала, неожиданно узнаю своё тело, я не понимаю и не чувствую, а понимаю, чувствую и что-то ещё вместе. Это как вода, переливающаяся в сосуде, края её завёрнуты в себя. И это есть гармония земная.
Цепь эманаций, набор энтелехий, ткань под микроскопом, ясно осознаю, в чём наша жизнь на миг. Это именно то, о чём мысль священна. Всякая часть Бога и есть Бог. Сколько крови и времени ушло на то, чтобы сделалось так. И теперь мы можем сказать, «Бог пришёл», потому что верить не во что и религии нет. А когда Бога нет на небесах не значит ли это, что он спустился на землю.
То же и поэзия. Поэзия умирает в жизнь, жизнь в поэзию. Становится понятно, природа устроена по закону искусства. Человек, написав первую балладу, предрёк в себе Бога. Ибо был частью его, но одушевив гармонию, закончил её.

…

Ты больше не пишешь стихов,
В твоих зеркалах запустенье,
Твои отраженья застыли
В тревоге почти неземной.
И падают листья из осени
На эти пустые страницы,
И дождь свои синие линии
Как иглы бросает в траву.
И может быть, это усталость,
А может, на мокрой траве
Тревога цветком распускаясь
Твоим погребеньям завет
Готовит. Рождение нового
Есть в каждом усталом лице,
Деревья и ветер готовятся
С людьми обвенчаться в конце
Всего, что дарило нечаянно,
Всего, что губило и шло
К концу своему и отчаянно
Любило и вот отлегло.

…

Живя по-русски одиноко,
Бросая камешки в реку,
Немилосердным светом полон,
Хрустальным отсветом небес,
Встаёт он поутру спасённый,
Герой, вспоённый на причинах,
Не терпящих ближайших следствий,
И умирая постепенно,
Всё день за днём копит усталость,
Копит наряды и тревоги,
Копит дороги и свиданья.
Из удовольствий соткан вечер,
Он этот вечер удовольствий
В мешок запрятывает быстро,
Из пустоты и пониманья,
И пустота и пониманье
Идут туда же, вечер полон,
Осталось время умереть.

…

И вдавленные воздухом в глазницы,
Встают предметы, замкнуты и ярки,
Их ключ в тебе, но чтобы дотянуться
До пониманья, нужен их конец.
И потому тоска теперь безмерна,
И потому все замерли и смотрят
Как ты барахтаешься в собственной борьбе.
А я природа, я не вожделея,
Беру тебя и вдоволь наглядевшись,
Бросаю в небо, вот твоя судьба.
И люди думают, они здесь боги, что же,
Кишащие божественной нирваной,
Душа, лицо, сухая плоть легки,
Они в них зацветают иван-чаем
И хризантемой падают в лицо.
И кожа и любимое дыханье
Мешаются в священном поцелуе,
И вот уже сухие лепестки
Текут прозрачно, чёрная вода
Их принимает на слепые пальцы
И трёт растенья, и вдыхает воздух,
И пряный запах душ зовётся смертью.
А я не умираю, я живу,
Я как костёр обугленностью черт
Напоминаю минувшее всюду
Где голос мой разносится природой.
И шар оранжевый, что долька апельсина
В бокале неба любит плоть мою
Вбирать в себя и делаться прозрачным
На протяжении невидимости лет.

…

И не было слабости верить,
И в небо разнятые двери
Таили мгновенный испуг.
И ты, человек, поднимался
По лестнице в мраке кромешном
И плакал разрывами туч.
И вдруг показалось, отныне
Все люди священной дорогой
Становятся. Дальше молчанье
И падают песни в лицо.

…

Лебедь луны в фиолетовом небе,
Пия звезды тростниковую воду,
Жёлтым цветком припадая к колену
Феи разлуки, творит умиранья
На воробьиных просторах земли.

Мерой повеяло от запустения:
Глянь на дорогу, не веют, не жнут,
В стёкла вгрызается пёс электричества,
Дождь достижения, изнеможения
Раны и язвы прилежно лечит.

…

Они не понимают, что ли, дальше
Встаёт судьба прозрачнее воды.
И может быть, я с самого начала
Неверно рассчитал мою природу
И в исступленье для перечисленья
Войны реки, забыл её концы.
Но кто здесь любит, тот, кто пустотою
Помазал губы, чтобы говорить?
Я из руки пил воздух откровений,
Я плавал в небе, когда птицы спали,
Я лил дорогу на свои виски.
И мне непонимание дороже,
Хоть на коленях, в маске унижений,
Но есть земля, она очистит небо,
Когда на ней ты праведно прожил.

…

Красная, синяя, сильная, вольная,
Песня обильная, клятва крамольная.
Страшною памятью тело становится,
Спрашивал, правильно ль нынче злословится,
Вам запустенье, грехи отпущаеши.
В воздухе розовом Бог ощущается.
Рама качается, песня сгущается
И не кончается, нет, не кончается.
Белые саваны в воздухе реючи,
Перекликаются, не разумеючи.
Друга другому не надобно, ветренны
Головы, волосы, губы обветренны.
Это название, каждому тоненькой
Кисточкой, спаленкой быть, колоколенкой.
Что по душе вам, товарищ фарфоровый,
Савва Иванович, Софья Егоровна.

…

Из земли выходить
Погоди, погодя,
Из земли выходи,
И лети, и летя,
Будь не добрым, не злым,
Гнома, маленький гном,
А орлы и козлы
Под летящим крестом
Несравненно правы
Правотой мудреца,
Изумрудом травы,
Красным мясом крестца.

…

Ровно тебе очень многого надобно,
Полочка белого ровного ладана,
Запаха пота, и моря, и тела.
Птица крестом над землёй полетела,
Мёртвые камни в глазницах отчаянных,
Крики внизу всё случайней, нечаянней.
Тоже милы, с расстояния кажется,
Только любовью дорога окажется.
Как бы не так, от озноба хмельные
Люди родные и вещи больные.
Что же, входи, там за дверцей распахнутой
Для Гумилёва готовит Ахматова,
Прядью покорною чёлка склоняется,
Только за городом тени слоняются.

…

Не позор, не отчаянье, не причитание,
Это памяти белое таянье
Посреди неразбуженной ночи.
И колдует в молочной сорочке,
И крадёт полуголые строчки,
У тебя, у меня, у него, и забытые
Беспризорники очи, разбойники, мытари
Выплывают и просят признания первого,
Чтоб со всею душой и холёными нервами.

…

Я прошёл для тебя через таянье,
Глубиною над чувством надломленным,
Я прочёл голубые стенания,
Погружённые в ночь окоёмами.
И глядел, и белел, перепуганный,
Что такое случилось, что музыка
Нас двоих потеряла, друг друга мы
Возвращали ладонями узкими.
Я под тенью акаций и тополя,
Ты в стежках кружевной шоколадницы
Оставалась, ресницами хлопала,
Дорогая, чужая, нескладная.

…

И постылый позор одиночки
В захудалой и звёздной сорочке,
И какие-то белые косточки,
И унылые беглые тросточки.
И прогорклый дымок сигаретный,
И канцоной в проулок каретный,
И у памяти грохнули форточки,
И сквозняк приседает на корточки.
И крадёт захудалое счастье,
Полубред, полусон и ненастье.
Вот такие вот цветики-лютики,
Щекотливые локти и фунтики,
Кропотливые знаки сорочьи
И смазливые очи в сорочке.
Как у речи густой, неприкаянной
Воровали признания-каянья,
Голосили, просили не милости,
А свободы российской и гнилости.
Это тёмные смыслы торгуются
За кусок голосистого вымысла,
Ворожат, хороводят, тусуются,
Чтобы строчка надёжною вышла.

…

Это тайна обстоятельств,
Это свежее дыханье
После сильного дождя.
Черпая запоминанья,
На летающей кровати,
Сна встревоженного ждя.
Ясно и черно и тонко
Мир становится ребёнком.
Не свидетель, не судья,
Забываюсь сном и я.

…

Это как красивая вещица,
Слов собранье бедному приснится,
Он готов дрожащею рукою
Перецеловать её углы,
Но сдержался и сухой щекою
Слёзы нерасцветшие легли.

…

Шкатулка до верху полная
Усталыми, тёплыми зёрнами,
Что камушками из реки,
Что стёклами в цветниках,
Что каплями на листах,
Что морем в парусах.
Ты только их сбереги
Для зрения от тоски,
Гниения и доски,
Как, я не знаю сам.

Налилась силою рука,
Налилась волею судьба,
И пьёт советы из руки,
И с небом обнимается,
Движенья сдержанно резки,
А счастье не кончается.

Боясь названье растерять,
Я заношу его в тетрадь,
Названье бабочки, реки,
Названье бабушки Яги,
Названье сказки и сонета.
Названия сухи, ярки
На розовой ладони света
В хрустальных бисерах морщин
На лицах женщин и мужчин,
Опустошённости поэта.

…

Туман, парное молоко
Опустошённо и легко
На землю опускается.

Синеют стёкла, свет звезды
Глядит из чёрныя воды,
Тускнеет и качается.

Над блюдом города распят
Вчерашним призраком закат
И солнце поднимается.

И золотом хрустальных сфер,
Я, зритель, упоён, партер,
И сказка не кончается.

…

Люблю предметы неживые,
Я их душой овладеваю
Невольно. И потом, кто знает,
Кто здесь воистину живой.
Моя же речь таит удачу
И распускает запустенье
На все четыре стороны,
Когда я чувствую, поступки
В пространство белое бумаги
Ложатся, словно это речи
О сенокосе, о готовке,
О будущей знакомых свадьбе
Разносятся в подлунном мире
На миллионы вёрст и лет.

…

Во всём углядывать родного:
В тепле – уюта, в свете – дня,
В дожде – тоски, в тумане – неба,
В судьбе – подобия реки.
И написать стихотворенье
Об этом всё равно что выпить
Цветной, роднящей с жизнью браги
И замысел расколдовать.
В творожной крови колокольчик
Звучит подобием сонета
И выпевает строго формы
Живым касанием руки:

Полночный доктор обстоятельств,
Случайной жертвой вымогательств,
На зацелованной кровати,
Предстанет краткий миг любви.

…

Хмурую колодезную воду
Пил в дождливый день, о подоконник
Руки опирая, пил, как город,
Хмурую колодезную воду.
Зрением хрустальным наделённый,
Пил касанье рук слепого ветра,
Пил нерасплетаемые ветви
В зданиях задержанных деревьев,
Пил звезду и небо, пил тревогу,
Крылья пил, тоску, дорогу пил.
На слепых, рождающихся пальцах
Нёс дитя загробное для мира,
Там непониманье и надежда,
Здесь в холодных формах обстоятельств
В парниках души росли растенья
Золота и крови и небес
Полные, из зданий выступали
Под полёт колодезной воды.

…

Храм и замок время строить,
Крепость каменного света,
Чтоб сквозь синие советы
Вырастали крылья правды,
Чтобы люди пили воздух
Из своих же тёплых пальцев,
А из тоненьких сосудов
Высыпались ночью звёзды
На их головы, рассудок
Бога с ними говорил
Языком хрустальных истин,
Брошенных как рыбы в море,
Брошенных как зёрна в землю,
Брошенных как птицы в небо,
Брошенных как твари в травы,
Брошенных как человеком
Брошенный на пол-пути
Сам он нынче оставался.

…

К тому, кто пишет мной стихи,
Хотя бы для того, чтоб занять
Делами день, страницу строчкой,
Детьми в воздушной колыбели
Неразговорчивых отцов
Пишу теперь и в половину
Написанного задыхаюсь
В пыли разрозненных сюжетов.
И золотого представленья
Никто здесь не сумел достичь,
Но узнанный, я улыбаюсь,
Что расставание далече,
Что не узнаю я минуту,
Когда я должен умереть.
Наполненный движеньем плоти,
Мне что-то шепчет синий воздух
Из-за спины, из-за дыханья,
И полный бабочкиных крыльев,
Всё это правда говорит.
В забавной мордочке рассвета
Я узнаю непротивленье
Пред всякой чёрточкой судьбы,
Ведь он случись в любое лето,
В любую зиму, осень, вёсну,
Всё тем же телом покаянным
Ложится на уста травы
И дарит всякое дыханье,
И тёмной пустотой наполнен,
Слагает солнечные танцы
На всякой кисточке любви.

…

Красивое, ночное тело
Любить и говорить хотело.
Молитва, сказанная Богу,
Неслась пустынною дорогой.

В темноте,
При звезде,
Мне видна
Глубина:

Деревья, воздухом обнятые,
От зренья нашего отнятые,
Такие гордые и смятые,
Под ветром, в половине пятого.

…

И всё же, это мило по задумке,
Когда тебя творят твои стихи,
Уже ты муж и к солнечной девчонке
Подходишь, и, прости мои грехи,
Ей говоришь, от робости хмелея.
Моя жена, напьёмся той воды,
Которая что вечность, бронзовея,
Творит свои небесные черты
Чрез нас и в нас. Пролившись, пламенеет
Неясной обречённостью звезды.
Неизречённые слова, болея,
Приносит к нам на белые листы.
И говорит, и небо лиловее
Шара воздушного. И это ты.
И воздухом плывёт твоя гордыня,
И тонкой оболочкой отнята,
Бутоны, лепестки в слова живые
С твоих ладоней сняв, переливает та,
Что ветреннее ветренного века,
Бездоннее баюкающих звёзд,
В венец творенья, Бога, человека,
Собрание немотствующих грёз.
Его стихи сухи, велеречивы,
Согбенны как слепые старики
На площади, которым слышны нервы
Сей каменной, катящейся реки
Куда-то в голубую преисподню.
И здесь конец, и здесь венец пути?
Как бы не так, служители, в господню
Здесь нужно волю векам перейти.
И очи, созидающие небо,
И очи, созерцающие свет,
Полны бесплотного и ангельского хлеба,
Полны тобой, поющий человек.
Канцоны сна, и бреда, и дыханья,
Сонеты славы, боли и беды,
Тяжёлые любовные посланья
Молчащим мирозданиям воды.

…

Всё так условно, дни и ночи века,
Слова, не разделённые в любовь,
Качают в колыбели человека
И этому есть только имя – Бог.

Здесь краски ярки, звуки утра полны,
Деревья воздуха литьём окружены,
Мерцающие, солнечные волны
Творящей себя радостно весны.

И истины, встающие в тумане,
Немотствующей зрелостью вольны
Сказать тебе, ты воля мирозданья,
Ты доля бесконечныя жены.

…

В пепел и камни одетое зренье,
Травы внизу, облака наверху,
Синего воздуха токи-теченья,
Это строительство мастера Ху.
Он обивает пороги вселенной,
Он собирает слова и дела,
Импровизирует стихотворенья
В час, когда дождь за окном и хула.
После в прозрачной хламиде бессонниц
Бродит, немотствуя, по берегу
Озера Ра и из синих оконниц
Сыплет дублоны. Тогда на снегу
В северных наших солёных столицах
Степи, поля, хризантемы цветут,
Белые, мягкие маски на лицах
Жриц этих мест излучают уют.
Жители Си изучают полотна,
Кистью малёваны мастера Ху,
Птица, дома, удивления, окна,
Травы внизу, облака наверху.

…

Войди в меня, солнце,
Смотри, у оконца,
Послушай, смеётся
Живая душа.

Люди пьют любимый воздух,
Словно внутренности их
Это синие цветы,
Им сияния нужны.

Дождь свои скупые рифмы
Льёт на головы детей,
Из воды стеклянной рифы
Выступают кораблей.
Вылепляют площадей
Пальцы тонкие людей:
Башни, банки, цирки, морги,
Платья, танки, гимнастёрки.
Танки, что на постаментах.
Платья, что для комплиментов.
Гимнастёрки в позументах.

…

Беднее не придумаешь богатства,
Роднее неизысканного братства
И слога неискуственных затей,
Бесценнее ста тысячи рублей
«ломоть отрезанный – тихотворение»,
слов неприкаянных произведение,
значений матовых,
речей агатовых,
цветов гранатовых
столпотворение,
полёт, парение,
богоявление.

Да не прогневайся,
Да дай совета лишь.

…

Раньте меня,
Рвите моё одинокое мясо
Солнца сухого собаки
Золотыми своими клыками,
Обнимайте безгубыми ртами
Меня смерть и морока.

Потому что сегодня в меня
Не обиделось солнце,
А смотрело спокойно и ласково.

Ну что же, здравствуй,
Племя младое, незнакомое,
Небо большое,
Кровь солёная,
Глаза влюблённые,
Уста сухие,
Пальцы тонкие.
И в гимнастёрке словно
Тело в воздухе купается,
С землёй обнимается,
Любить не кончается,
Лицом улыбается,
С другими встречается,
Кается, мается,
(со всяким бывает).

…

Мне страшно, страшно мне, любимая моя.
В погоне за мечтой себя теряю я.
Тебя теряю я в погоне за мечтой,
Молчанье, пустота, кричи, «постой, постой».
Останови и ход времён и это
Скольжение натруженного света.
Останови её веретено,
Что можешь только ты,
Спаси рассудок мой.
Останови и сядь у изголовья
С забот своих печальным часословом
И пой мне сказку дней… Пряди веретено,
Всё спуталось, кто здесь, понять мне не дано.

…

Легко и ветренно и воздух пьётся телом,
И пьётся из руки дыхание вселенной.
И старой мебелью окружена душа
Свершает свой полёт, светло и не спеша.
И древней пробы древнее занятье,
Скрипит перо и дарит вероятья,
Что может так случиться, по воде
Твой лёгкий парусник, качаясь, заскользит.

…

Устал, покоя нет,
Скользя за пустотою,
Мучительный поэт
Мучительной игрою
Свой ум заворожил,
И плачет, и поёт,
И кровь из синих жил,
Витийствуя, идёт.

…

Элегия

1.

Проём в стене, что выел солнца свет,
И в жёлтом воздухе качается картина,
И говорит тебе, ты розовый влюблённый,
И как же ты меня не замечал.

Она висит здесь год, другой и третий
Над матовой пластмассовой розеткой…
Так и другое входит в жизнь твою
В минуту предвечернего затишья
Или в бессонье синем на заре,
Когда мир полон милого ребёнка
Под крики пролетающих ворон,
Поднявшихся как деревенский житель
До солнца, чтобы вывести скотину
На луг, сияющий прозрачною фатой
Сиреневой росы, застывшей в лицах
Произрастающей таинственной травы
С утерянным названьем, потому что
Она образчиком для чистого искусства
С корнями вся ушла в глухую жизнь
Надмировых и внутренних забот,
Всем существом, настолько, что утрами
Приходится нам голову ломать,
Чем нам дано такое совершенство.

2.

Так долгий день и простояло павой
Со всем живым и неживым портретом
Теченье наших мыслей о природе
Всего того, что мы зовём природой,
Плывущею в воздушном водоёме
Тел, растворённых тонкой оболочкой
В живой воде лекарственного солнца,
Предупредительно налитого в бокалы
С дождём иль снегом, ветром или зноем,
В зависимости музыке, звучащей
В гортанном ресторане наших дней
Хрустящим накрахмаленной сорочкой
Официантом, провиденьем, гидом
Со лживою, лоснящейся улыбкой
Или таинственною, после перепою,
В услужливо протянутой руке
Держащего меню, перо, салфетку.
И всё равно, что выберете вы,
Накроет только вилки и ножи,
«а остальное, - скажет, - не готово».

Мы не торопимся, куда нам торопиться.

…

Владоняхсложенныхнатерпеливыхфразах
Наколокольчикахинахрустальныхвазах
Вколоннахскульптуроввполотнахживописцев
Холодногостеклаводынапиться
Изсинегоколодцапустоты
Стояниесияниезвезды
Наматовойладоникрасоты.

…
Ахматова и Пастернак.

Зачем он дал ей это право
Судить его как мертвеца,
Иль это времени расправа
Вступалась за черты лица
И отвечала на вопросы,
Не может быть, чтобы поэт
Был на убийства и доносы
Разочарованный ответ.

…

К смерти.

Тяжёлый грех иль тяжкое увечье
Могли бы твою душу ослепить
И с состраданием к пороку иль стенанью
Ты в них любила жалкие цветы,
Могущие при близком рассмотренье
Глаза твои забрызгать ядом чар
Немыслимых, тогда-то ты теряла
Покой и волю и любила их
Так бешено, что страшно становилось
Законам жизни и они спешили
Сбыть с рук скорей позорище своё.

Ты будто только этого хотела.

…

Осень.

Не надо мне осеннего сладкого одиночества,
Довольно мне того, что тело моё
Одиноко в воздухе, потому что любит
Самоё себя,
Так всякий смысл в себе самом заключён
Или вощёный лист, покинувший свой клён.
Но бывают дни, в них светлее свет,
В них горит огонь понимания,
И слетает лист, и дарит обет,
Он к земле тогда приникает.
Но художник чувств и садовник рук,
И в корзине спит словно яблонь шар,
Собирает цветы неизвестности,
Полюбив пожар неизбежности.

…

Тысячи лет не хватило на то, чтобы сказать прощай
И снова люди принимаются за свой сладкий чай,
И сквозь стёкла видны их аквариумные движенья.
Это длится ещё, движений губ умноженье
На жесты рук и движенья души.
И кто-то внимательный следит в ночи,
Что из этого будет, и гасят свечи,
И хотя бы потому что это красиво, это будет вечно.

…

Радостное лето тростниковых пальцев.
Есть кому сказать слово, здравствуй.
И о лёд бьётся рыба дней.
И в ночи виден парус всех морей.
И к звезде по верёвочной лестнице взбирается дух-
Святитель мест, словно нарисованных для двух
Человек художником в тонкой рубашке.
Так что даже видно как он веной каждой
Приближает задуманное к исполненью,
И какое в его картинах совершается движенье.
Это воздух с жизнью светло венчаются,
Это человек с человеком навек встречаются,
Чтобы длилось дальше это радостное лето
В тростниковых пальцах и в виденьях света.

…

Живые люди ходят парами,
А из земли растут растения,
А над травой летают ястребы,
И это тоже человек.

Светло у воздуха отнятые
Над молчаливыми постройками
Светают девочки и мальчики,
И это тоже человек.

Тогда мир полон светлой радости,
Очарования и горести,
Глаза в глаза глядят колодцами,
И это тоже человек.

Звезда висит на ветке дерева,
И словно бледная сомнамбула,
Летит по небу солнце круглое,
И это тоже человек.

Стекло воды лежит отмытое,
Лицо читает книгу времени,
Всё перепуталось, смешалося,
И это тоже человек.

…

Деревья золотые,
Игрушки заводные.
Столы земли залиты
Стеклом, водой и солнцем,
Отдельные отмыты,
Последний не смеётся.
В чём ваше назначенье,
Значенье, начертанье,
Солидное влеченье
По правилам незнанья.
Я лёгкий бог одежды,
Я памятник из глины,
Оставь свои надежды,
Рисуй свои картины.

…

Выходила словами,
Билась прямо о губы,
Обнажённая женщина,
Расписная икона.
В этот час непосредственный
И торжественный, кажется,
Ты была как мучительно
Непонятный подарок.
Я касался дыханием
И движение воздуха
Рисовало пастельные
Акварели из осени,
И пустой, и прозрачною,
Очень тонкой рукой.

…

Пожилой человек за шкафом парил,
За окном, словно птица, чертёжник чертил
И глядели глаза из поющих могил.

Этой музыкой полон, корабль проплывал
На бискайских волнах голубой тишины,
Он наложниц из синего воздуха крал,
Из которых весталок ночной глубины

Он воспитывать стал.
Капитан корабля,
Право, лево руля,
На меня закричал.

И корабль, полный белых эриний с мечами
И поющий на скрипках цветными смычками,
Закружился, танцор, за семью облаками,
Словно канул в простор с двумястами веками.

Укрываемый умными лицами всех,
Для которого всё – с неба падавший снег,
Мы истаяли в воду, текущую сквозь
Слово «бог», слово «смерть», все отдельно, поврозь.

Потому что есть жизнь и она между тел,
Так художник, наверное, главный хотел,
И чертёжник чертил, и безбожник чернел,
Это дождь, это ночь, это тысячу дел

Надо тайно успеть
И на них посмотреть,
А потом умереть,
Почернеть, побелеть,

На названья пойти,
Впрочем, это нескоро, в начале пути.

…

Как-то однажды и тёмным и сладким
Вечером поздним оглохшему городу
Импровизировать охоты не было.
А потому на свисающих кистях
Воздуха чёрного, почти виноградного,
Тщился застыть угасающим зрением
Взгляд побродяжка, зануда и труженик.
По близорукости мёртвыми окнами
Город глядел прямо в душу летящую.
Я же запомнил, фрегатщик неистовый,
Только течений небес направления,
Только таинственных фраз окончания.
Их я любил и свободное зрение
В них направлял и сегментов строение
Опустошалось музыкою райскою.
Люди летели по небу прозрачному
И уползали змеёй гофрированной
В логово змиево, в сени рассветные,
Полурастворенны. Падает каплями,
Как молоко из бидона небесного,
Золото алое листьями-звёздами.
Танец поющие ведьмы с колдуньями
Пучат глаза тяжеленными лунами,
Крутят хвосты заводными кошмарами.
Заговор с воздухом переплетается
Сделавшись влажным, тяжёлым, осенним.
Так наступает октябрь. Запустение
В мыслях и в почерке. Кажется-чудится,
Что пустота и безвкусица времени
Съели пространство и хочется вымолвить.
Иже еси на небеси, да святится имя твое,
Да приидет царствие твое, да будет воля твоя,
И на земле как на небе.

…

Поэзия – оживление мертвецов. Бывает, что луч сути жизни входит в тебя отдельно, как луч солнца в хрустальную вазу с цветами и разбивается, дробится там на тысячу точных слов. Таков язык народа как характера. И он есть лучшее произведение природы, но одновременно и шкатулка с ключами бесконечных тайнописей, и чуткий да услышит и да прольёт свет очам любимых людей. А без этого тьма, полная тьма. И кто-то назвал это литературой, но теперь не до литературы. Нужно отбросить, быть как можно дальше от неё с её приёмами и оскомностью тонких черт.
Но суть литературы – поэзия, и суть поэзии – суть вещей, Бог. Поэзия отчуждена от людей, бесконечно далека, но взаимно любима, ведь природа эманаций едина и требовательна. И чтобы возникнуть человеку нужно было высочайшее мастерство гения, ведь то бродило духа, которое в нём есть ничем не истолковать, не объяснить как только не попробовав самому искушения превращений. Тогда образ предмета обращается в слово, в предмет, живущий в другой ипостаси, чем мы – люди, чьи-то слова.

Август-сентябрь 1989-го. Москва.

© Никита Янев, 2011
Дата публикации: 24.01.2011 11:24:21
Просмотров: 3037

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.