На пути к "Черному дому" 3
Юрий Леж
Форма: Роман
Жанр: Фантастика Объём: 15738 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Продолжение романа. 3 «Жандармского корпуса подполковник Голицын!» Он был высок ростом, по-офицерски прям и строен, коротко пострижен. На холеном лице застыла маска легкой усталости, но яркие голубые глаза лучились энергией. Позади подполковника, заполнив собой всю малюсенькую прихожую квартирки, безмолвными столпами громоздились двое в штатском. Да и сам жандарм был одет в хорошо пошитый, явно дорогой костюм, белоснежную сорочку и модный яркий галстук. Поверх костюма на нем был длиннополый, черный плащ, а в левой руке подполковник держал широкополую шляпу. – Господа, все это переходит теперь в наше ведение, – жандарм затянутой в тонкую перчатку рукой сделал неопределенный жест, будто обозначая, что «все это» отнюдь не ограничивается данной квартиркой и совершенным в ней убийством. – Надеюсь, вам не надо объяснять – все, что вы видели и слышали здесь, не подлежит разглашению без особого на то разрешения Корпуса. А теперь попрошу остаться свидетельницу, обнаружившую тело и – вас, господин эксперт… Подполковник Голицын небрежным жестом указал на Царькова, уже собравшего свой чемоданчик с уликами, следами, снятыми отпечатками пальцев и прочими пробами вещественных и иных доказательств, подлежащих дальнейшей обработке. «Вот тебе бабушка и Юрьев день», – подумалось Варфоломееву. С одной стороны, хорошо, конечно, что жандармы забирают себе этот трудный случай, но с другой… как бы это сказать… профессиональная гордость не позволяла так легко согласиться, да и вечное противостояние «белой кости» жандармов с «черной костью» полиции предписывало оказать хотя бы символическое, словоблудное сопротивление. Впрочем, одного только взгляда в глаза подполковника хватило, чтобы отбить у Варфоломеева охоту даже просто переспрашивать, прикинувшись глуховато-бестолковым, о чем жандарм тут распоряжался. От всей фигуры и движений Голицына, уже прошедшего в комнатку поближе к полицейскому эксперту, веяло древним, давно забытым аристократизмом, привычкой властвовать, не ожидая даже малейшего сопротивления, про которую Варфоломеев только читал в детстве у Александра Дюма в «Трех мушкетерах». – Да, господин Варфоломеев, – будто неожиданно вспомнил вслед уходящему агенту подполковник. – Стажеру Васильеву я ваше задание по телефонной станции отменил, так что в управлении он будет раньше вас… «Вот как… да неужто жандармы и такую вот халупу прослушивают? Или дело тут в этих самых девицах? – ошарашено подумал Варфоломеев и, только с необъяснимым душевным облегчением выскочив на лестничную клетку, сообразил, что стажера вполне могли перехватить выходящим из подъезда. – Н-да, вот так и рождаются обывательские легенды о всесилии и всезнании Корпуса…» И, будто в довершение всех утренних неприятностей и несуразностей, возле подъезда сыскного агента встретила та самая рыжая репортерша, видать, не померещились Варфоломееву её яркие вихры в жиденькой толпе праздных зевак. Кстати, с появление в доме жандармов зеваки тут же нашли себе неотложные дела и разбежались кто-куда… Симпатичная и стройная девушка возрастом ближе к тридцати, чем к двадцати пяти, миниатюрная и со спины больше похожая на мальчишку, заводная и шустрая, очень дотошная и умудренная опытом работы в криминальных колонках сразу нескольких городских газет одевалась всегда, как бог на душу положит. Вот и сейчас на ней был рабочий комбинезон, явно позаимствованный у кого-то из типографских пролетариев, старательно постиранный и отглаженный, но так и сохранивший на себе въедливые пятна черной краски, прожженные папиросами маленькие дырочки и прочие следы мужской неаккуратности. Ботинки – тяжеленные, громоздкие – репортерша тоже явно позаимствовала на складе бэушной прозодежды. Вот только самодельная, прикрепленная почти к плечу слева английской булавкой табличка с яркой, бросающейся в глаза надписью «Пресса» была сделана по-женски аккуратно и красиво. – Господин Варфоломеев, господин Варфоломеев! – требовательно обратилась к агенту рыжая, даже и не подумав поздороваться. – Что произошло? И ваши, и потом – вот эти… ничего не говорят, хорошо еслиь на начальство ссылаются. А мне же надо хронику сдавать к дневному выпуску! «Вот ведь коза, – подумал полицейский, но беззлобно, а скорее по-отечески, все-таки постарше репортерши он был значительно. – И как она чувствует все эти кромешные дела? Небось, за утро в городе не один десяток происшествий, так нет же – она именно сюда примчалась… Как же теперь от нее отвязаться-то? или – пусть постарается, но не только на себя и свою газетку?» – Верно они говорят, Нина Трофимовна, доброго утречка вам, – солидно, выдерживая предписанный всеми служебными инструкциями доброжелательный тон в общении с гражданами, ответил Варфоломеев. – Простые городовые и знать ничего не могут, они же просто в охранении стоят… – Ой, не надо мне пудрить мозг, – взвилась репортерша, чувствуя, что ей пытаются заговорить зубы. – Они-то как раз и знают больше всех… но ладно, пусть себе молчат, но вы-то что мне скажете? А то народец тут уже и притон раскрыл, и наркоманов поймал, и даже логово убийц обнаружил… – И я вам, уважаемая, ничего не скажу, – улыбнулся через силу Варфоломеев, чувствуя, как от настырности репортерши у него снова начинает болеть голова. – Было там происшествие, было… вот и всё. Но… Полицейский сделал, как ему казалось, загадочное лицо, а на самом деле, просто изобразил какую-то непонятную гримасу, понизил голос и, склонившись к Нине, продолжил почти шепотом: – … вот как выйдет из подъезда жандармский подполковник… такой весь из себя барин, в черном плаще… вот он-то и сможет обо всем рассказать. – Это тот, что туда вошел с полчаса назад? – заразившись полицейской таинственностью, тоже шепотом переспросила репортерша. – Точно-точно. Вы же его сразу и приметили, не могли не приметить, с вашей-то наблюдательностью, – мелко польстил девушке сыскарь, всегда помнивший, что «доброе слово и кошке приятно». – Так вот, они, жандармы то есть, это дело и поведут, а мы – черная косточка, все больше по хулиганствам, да простому гоп-стопу работаем… Довольный своей выдумкой стравить испортившего ему настроение жандарма и назойливую репортершу, сыскной агент улыбнулся. – Что-то здесь не то, – недовольная предстоящим ожиданием неизвестного подполковника пробурчала Нина. – Не нравится мне… Но момент для продолжения расспросов был уже упущен, Варфоломеев быстро, но не торопясь, выдерживая солидность представителя закона, уходил к своей машине. «Черт бы с ними со всеми, – подумал репортерша. – Ждать мне не привыкать, но уж если соврал этот полицай, то я его и в Управлении найду, и тогда уже – с живого не слезу…» А ждать и в самом деле пришлось долго. Почти два часа. Деятельная и энергичная репортерша успела заскучать, сбегать к телефонной будке на углу дома и позвонить в редакцию, чтобы ставили в дневной номер уже давно готовый её материал совсем по другим криминальным случаями в городе без всяких изменений и дополнений. Потом выкурила полдесятка папирос, самых что ни на есть мужских, крепких, но, правда, хорошего, вкусного табака. И когда её раздражение и злость на Варфоломеева, собственную доверчивость и кажущуюся бесцельность ожидания достигли предела, из подъезда в сопровождении то ли почетного конвоя, то ли охраны вышел тот самый жандарм. И репортерша бросилась к нему, как изголодавшаяся лисица кидается на цыплят, но – тут же, с разбегу, едва не уткнулась в грудь неожиданно возникшего на её пути габаритного сопровождающего, своим телом прикрывшего подполковника даже от такой гипотетической опасности. – Ты что, болван, не видишь!?! – возмутилась Нина, запрокидывая голову, что бы посмотреть жандарму в лицо и при этом тыча пальцем в закрепленную на себе карточку. – Я должна взять интервью у господина подполковника… а ты… – Пропусти, Серж, – попросил охранника Голицын. – Здравствуйте, милая барышня. Чем обязан? – Никакая я не барышня, – продолжила было свой возмущенный монолог Нина. – Я репортер городской и районной газет, по криминальной хронике! А мне никто ничего не говорит, внутрь не пускают, и все при этом ссылаются на вас, даже фамилии вашей не называя… – Милая барышня-репортер, моя фамилия Голицын, я служу в Жандармском Корпусе в чине подполковника, – безо всякой иронии, абсолютно спокойно, будто дело происходит не на бегу возле подъезда городского дома, а где-нибудь в гостиной шикарного великосветского особняка за чашкой чая, улыбнулся атакованный Ниной жандарм. – А вы, насколько мне известно, Нина Березина, единственная в городской прессе женщина-репортер, да еще при этом занимающаяся вовсе не дамскими темами, а криминальной хроникой. И на этом поприще получившая очень широкую известность… правда, в довольно узких, профессиональных кругах полицейских, адвокатов и их клиентов… – Вот уж не думала, что мною так интересуется жандармерия, – отозвалась до нельзя польщенная, едва не покрасневшая от удовольствия Нина, все-таки для репортеров известность, пусть даже и в узких кругах, слаще манны небесной. – Жандармерия интересуется всем, происходящим в городе, – серьезно, как на просветительской лекции, ответил Голицын. – В том числе и происшедшим сегодня ночью в этой квартире… Он кивнул за спину, в сторону подъезда, откуда двое здоровенных санитаров в темно-синих комбинезонах выносили черный мешок с телом. Им пришлось стараться без носилок, очень уж узкие и неудобные в подъезде были и дверные проемы и лестничные клетки. – Ого! – глаза у Нины загорелись легким азартом в предчувствии чего-то необычного, отличающегося от большинства многочисленных происшествий в городе. – Там труп? Кого же убили? И как? И что вы намерены предпринять для поиска преступников? – Милая барышня-репортер, – с легкой задумчивостью в голосе сказал Голицын. – У вас очень много вопросов, а у меня пока на них очень мало ответов… впрочем, я могу вам оказать любезность. Хотите увидеть как и над чем работают жандармы? Наяву, а не в дешевых книжонках и дурных кинофильмах? – А это возможно? – иронично уточнила Нина, привыкшая, что повсюду в полиции от нее отмахиваются, как от назойливой и докучливой мухи, отвелекающей от важной и срочной работы. – Если вы согласитесь, то вполне возможно, – серьезно ответил подполковник. – Хотя, обычно, простые люди стараются почему-то держаться от жандармов подальше… – Если это намек, что я не простой человек, то я согласна, – решительно заявила Нина, где-то в глубине души замирая от собственной дерзости. – Тогда – поехали, милая барышня-репортер, – предложил Голицын и тут же, через плечо скомандовал отошедшему чуть в сторону своему охраннику: – Ты во вторую машину, с остальными… Охранник на мгновение задумался, ведь оставлять подполковника одного было не положено, однако, никакой явной опасности во время поездки с этой пигалицей не было. Мысленно махнув рукой на нарушение инструкции и даже на возможные последствия оного, охранник молча проследовал к одной из машин, стоящих неподалеку. В ней уже сидели прибывшие вместе с подполковником то ли охранники, то ли оперативники Жандармского Корпуса. – Прошу, милая барышня-репортер… Голицын так естественно и привычно открыл перед Ниной дверцу авто, что у той даже зашебуршило в мозгу: «Уж не тот ли это самый Голицын, который из князей? Древнейшая фамилия…» И, естественно, об этом и был её первый вопрос, когда подполковник устроился рядом с ней на заднем сидении и велел шоферу ехать «на службу». – … род Голицыных не только древний, но и очень разветвленный, – покачал головой подполковник. – Однако, если вы имеете в виду, могу ли я называться князем Голицыным, то – могу. Титул принадлежит мне, как до этого принадлежал моему отцу. Но, кажется, сейчас на такое мало кто обращает внимание… – Это точно, – кивнул репортерша, тем не менее чрезвычайно довольная и даже возбужденная единственно тем фактом, что едет в одной машине с настоящим князем. – Времена аристократов канули в Лету, но все-таки… да и всяческие аферисты, называясь, кто графами, кто баронами, отношение к вам подпортили…. но… по-настоящему голубая кровь, генеалогическое древо, уходящее корнями в домонгольские времена… это все-таки что-то… До развилки широкого, современного проспекта на две чуть более узких, уходящих вдаль, прочь из города улицы и стоящего на этой развилке высокого и длинного дома-параллелипипеда они доехали быстро, не успев толком ни о чем больше, кроме родословной Голицына, поговорить. И через просторное фойе первого этажа прошли быстро, темп задал сам подполковник, иначе бы Нина не преминула бы осмотреться перед входом в святая святых Жандармского Корпуса. Впрочем, рассматривать в фойе было нечего. Кадки с пальмами по углам, несколько дверей в кабинеты-приемные, возле которых чинно, молчаливо сидело с полдесятка людей и – всё. А вот настоящие тайны начались уже за неприметной служебной дверью, ведущей, как свидетельствовала надпись на ней, к лифтам. Очутившись вместе с Голицыным в узком тесном пенале-комнатке, Нина с удивлением подметила, как подполковник негромко поздоровался с кем-то невидимым, достал из кармана плаща свое удостоверение – солидную, черного цвета книжицу – показал, развернув, одной из стен, а потом… просто положил левую руку на небольшую тумбочку с матовой поверхностью, стоящую перед выходом из комнатного пенала. Что-то загудело, мгновенно вспыхнуло внутри тумбочки ярким светом, и подполковник, убрав руку, обернулся к Нине: – Теперь вы, милая барышня-репортер… Прошу… – А что это? – чуть опасливо уточнила девушка. – Не бойтесь, просто снимает отпечатки пальцев, – улыбнулся подполковник. – Заодно измеряет температуру тела, анализирует вашу ладонь на предмет материала, из которого она сделана… так что пройти, приложив к анализатору мертвую руку или пластиковый муляж, никак не получится… – Красота, – пробормотала Нина, выкладывая ладонь на тумбочку. – А в полиции до сих пор людям пальцы краской машут… И неожиданно покраснела, поймав взгляд подполковника на свои пальцы с обломанными, кое-где и обкусанными короткими ногтями. Но тут же взяла себя в руки и непроизвольно выпрямила и без того не сгорбленную спину. «Мало ли, что он привык ко всякому аристократическому маникюру-педикюру, – сердясь на себя за собственную мгновенную слабость, подумала Нина. – А мне вот некогда такими глупостями заниматься… весь день бегаешь, как савраска, по полицейским участкам и управлениям, по трущобам и закоулочкам, а потом еще вечерами, да ночами писать про все это приходится… Когда уж собой-то заниматься?» А вот Голицын на неухоженность её рук внимания не обратил. Просто уставившись взглядом на поверхность анализатора он вспомнил фразу из оперативной характеристики репортерши: «Обладает хорошо развитым интуитивным чувством на происшествия, благодаря чему часто оказывается в нужном месте едва ли не раньше полиции и других работников особых служб». Может быть, именно из-за этой особенности, а может быть и доверившись собственной, не менее развитой интуиции и решил подполковник Жандармского Корпуса пригласить к себе на экскурсию эту рыженькую, вихрастую девушку. – Что ж, теперь, когда вы, милая барышня-репортер, отмечены в наших архивах навеки вечные, прошу… Подполковник вновь распахнул перед Ниной дверь, как успел уже сделать это трижды за время короткого знакомства, и они вошли в кабинку лифта. – Служебный, – пояснил, заметив слегка недоуменный взгляд вокруг себя Нины, Голицын. – Идет с первого до пятнадцатого этажа без остановок, только в апартаменты моего отдела… «Хорошо, что всё так просто оказалось, а то уж всякая мистика начала мерещиться», – с облегчением подумала репортерша, привычным к мелочам взглядом отметившая отсутствие в лифтовой кабинке панели с многочисленными кнопками. Впрочем, это оказалось, пожалуй, единственной приметой попадания в сферу «особых служб», ну, если, конечно, не считать загадочного аппарата по снятию отпечатков пальцев и не только… © Юрий Леж, 2011 Дата публикации: 12.05.2011 11:28:43 Просмотров: 2391 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |