Встреча
Елена Крючкова
|
Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни Объём: 6602 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Паром отходил каждые десять минут: переплывал через залив, выпускал пассажиров на том берегу, забирал желающих попасть на этот – и назад. Инна стояла и ждала, пока он вернется. Она приехала в Клайпеду во второй половине дня, на пыльном поезде, который тащился часов пять, как будто не триста километров, а все шестьсот, и в купе было душно, лицо сразу стало липким, и даже влажные салфетки не помогали – но Инна считала, что оно того стоило и сидела спокойно, даже в окно не смотрела. Она ехала повидаться со своей первой любовью. Всю дорогу Инна вспоминала тот июль на Куршской косе, прохладный песок на длинном пляже, мелкую воду, сосны, песчаные курганы, напоминающие Инне заброшенное кладбище, зеленый гобеленовый диван, продавленный на Инниной половине, в девятиметровой комнате, которую они сняли с мамой на месяц… Вспоминала, как ездили на пароме (Инне тогда было шестнадцать) раз в два дня в Клайпеду, за продуктами. И еще – как лениво тогда ей было – вся жизнь впереди, и, конечно, само собой, весь мир будет у ее ног, только уже потом, когда ей не будет так леностно… У хозяйки домика, где стоял их диван, завалялась книжка, что-то про культурное наследие региона – ее Инна и читала нехотя, сидя с утра до ночи на пляже или на скамейках поселка, читала лениво, медленно, так и не дочитала за месяц… Так что первая любовь ее была почти курортным романом, по-взрослому. Дариус был сыном соседки, окно в окно были их комнаты – его спальня и их девятиметровка. Инна звала его Дашкой, а началась большая любовь с подмигивания через окно. Потом он, кажется, подошел к ней на пляже - Инна уже не могла вспомнить детали, все-таки почти двадцать лет назад дело было, осталось только ощущение… Ощущение… Что это вроде бы навсегда, что так было и будет, что по-другому не может быть… Обыкновенная, в общем, первая любовь. Когда Инна уезжала, Дариус просил ее на следующий год вернуться: поступить учиться в Вильнюсе или в Клайпеде, они бы вместе сняли комнату или отдельно бы жили, но в одном городе. Просил очень, умолял даже, говорил, что никто больше ему не нужен, что будет писать ей каждый день письма, пока она не приедет… Много всего говорил, а Инна тогда, чувствуя себя не по годам мудрой, думала о статье, которую она недавно прочла, насчет бесперспективности курортных романов и что не нужно строить планы, потому что все, что мужчина в такой момент обещает – он говорит просто так. Поэтому Инна, несмотря на мольбы любимого, решила иллюзий не питать, оставила адрес с неправильным номером дома – и уехала. Дариус провожал их до самого поезда и плакал на перроне, а мать Инны, зная о неправильном адресе, неодобрительно качала головой, но не вмешивалась. Так все и закончилось, а потом еще много чего у Инны в жизни было: и выпускной класс, и учеба, и замужество, и потом какие-то романчики с неприятным осадком из-за смазанного финала, много чего – только никто больше не плакал навзрыд, провожая ее навсегда, и целуя бумажку с ее – неправильным – адресом… Нельзя сказать, чтобы Инна Дариуса вспоминала, просто, знаете, когда что-то в отношениях шло не так – а оно обычно именно не так и шло – сразу вспоминался все более и более идеальный Дариус, и думалось, что только он и любил ее по-настоящему, что все могло бы быть в жизни по-другому... А в последнее время еще и начал ей сниться. Каждую ночь, каждую ночь: стоит рядом – и смотрит. И руки к ней протягивает – обнять, а она отодвигается. Или еще: Инна на пароме, а Дариус на берегу, и паром отчаливает… И она решила съездить сюда и встретиться с ним. Встретиться и спросить, прямо глядя в глаза: «Зачем ты мне снишься?». И пусть он ответит. А она тогда скажет еще: «Я все эти годы о тебе думала. Прости, что дала неправильный адрес». И он, конечно, простит… Вот она запланировала. Инна встала со скамьи и прошлась по парому. Народу было не очень много и, прогулявшись, она присмотрела другое место. Провела рукой по дереву, машинально глянула или чисто – и замерла. На скамье, именно на том месте, где она собиралась сесть, были, глубоко и давно, видно, что давно, вырезаны инициалы – Д. и И. – и еще десять черточек-зарубок. Инна сразу их вспомнила: как ехали они на этом самом пароме обратно в Клайпеду, чтобы садиться на поезд. Как мама деликатно села отдельно от них, чтобы дочь попрощалась с кавалером. Как Дариус вырезал сначала их инициалы, а потом делал эти глупые зарубки, на каждую называя причину, чтобы она вернулась… Как светило тогда солнце на этой стороне – и как оно, как обычно спряталось на клайпедском берегу – только в тот раз это выглядело как плохой знак. Как Дариус сжимал ее руку, пальцы у нее от этого затекли, но даже так она чувствовала, какие шершавые у него ладони. И еще вспомнила, какого цвета у него глаза – голубые-голубые, и как он на нее смотрел… Как он смотрел… Как он смотрел… - Какой он сейчас? – подумала вдруг Инна – и испугалась, неожиданно осознав, что и ей, и ее милому мальчику с порезанными ракушками ладонями уже под сорок. Она же не думала об этом ни разу: она ехала к своему Дариусу и обратно в их июльские вечера, обратно к прогулкам и поцелуям, а больше всего, наверное – обратно к той ленивой уверенности в себе и своем большом будущем и в его большой любви… А он, наверное, уже седеет, как и она, морщины на лбу и вокруг глаз. Летом занимается квартирантами в том же старом домике, а может, перестроил его, так многие делают. Зимой – наверняка торгует на рынке, а может еще что-то делает, не слишком интеллектуальное – поступать учиться он никуда не собирался. Жена… Дети… Дети должны у него быть обязательно, он же еще тогда мечтал, как у него будет четыре сына и две дочки… Господи, что же она, Инна, здесь делает?! И только тут, глядя на эти десять зарубок, Инна ясно, как никогда раньше, поняла, что треть жизни ушла, и больше никогда и ничего из этой трети не повторится: ни курганы, ни ленивый июль, ни будущее счастье, ни поцелуи возле дома Томаса Манна, ни ее шестнадцатилетие, ни что угодно, что было потом – потому что этого всего больше нет. И что никаких вторых шансов не бывает, а бывает только один-единственный, и он ушел, ушел, ушел и никогда не вернется, потому что она сама ушла, из юности своей ушла, она больше не там, и никогда там не будет, потому что паромы туда не ходят, и потому что встреч с прошлым не бывает, а бывают только вот такие зарубки, указывающие на то, что дороги назад нет. С парома она не сошла, а, дождавшись, пока новые пассажиры займут скамейки, поплыла обратно, прижав руку к зарубкам на скамье. Встреча, которой она искала, уже состоялась. И все, что ей оставалось – это ехать обратно домой. © Елена Крючкова, 2009 Дата публикации: 19.06.2009 00:18:38 Просмотров: 2961 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|