Причалы
Николай Тарасов
|
Форма: Рассказ
Жанр: Любовно-сентиментальная проза Объём: 5332 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
И на горизонте далёком паруса нет... (из песни) Пуст горизонт... Нет и моря, как такового: если бы туман — нет тумана! Стоишь на высоком, ветреном берегу, вглядываешься в пустырь пред — нет моря! Шум прибоя явственен: пенная волна о камень скальный бьётся, пляжные голыши с вздохом надрывным ворочаются — а нету моря! Куда же ты делось, в какие отливы исчезло, в какие бездны стекло? ...Лоджия, как лоджия — такая себе яхта: доскою сосновой оббита, потолок окрашен голубой краской, широкий поручень, на какой удобно локтями опереться, всматриваясь в просторы громадного пустыря перед домом... Плетёное кресло, плед. Штурвал самодельный на стеночке, часы в нём вмонтированы — тикают, стрелки вертятся — но против ходу Времени... Дубовый сундучок тут же — почти вся зарплата в нём: очередная бутылка виски «Вайт Хорс», дань привычке давней. С третьего стаканчика шотландской «Лошадки» начинает покачивать палубу... — Виктор Степанович, как дела? — Коля, ты, что ли? — Ну, я... А ты где? — Сангарским проливом иду... Нет, ну ты даёшь, пропавший, ты откуда звонишь — из порта? — Нет, с лоджии звоню... Он кладёт трубку, он в сердцах бросает трубку, он клянёт глупую свою привычку обзванивать корабли — знал бы ты, капитан, где эта лоджия! Семь тысяч миль, семнадцать долгих лет... Всё, человечище, отползал ты слепым дождевым червем, отлетал капустной бабочкой — вне солёных морских барханов, вне стихий голубых... Годы не оставили в памяти ничего, кроме далёкого, призрачного берега; шум вот ещё в голове — давление зашкаливает... Пуст горизонт... пуст, пуст, пуст! С тех пор, как... Господи, да за счастье — этот пустырь перед домом! Хоть какое-то, но пространство! Несколько гаражей (в одном из них и его старая машина), футбольное поле без ворот, кочки, топь, редкие деревца, собачья школа по субботам, загорающие на летнем солнышке дамочки и дома, дома — далеко! Там, где небо укладывает облака на плоские крыши бетонных высотных жилищ, там, где тусклый свет окон сливается с малиново-оранжевым закатом — там ничего для него нет! Один ровный, гладкий горизонт... Стоит только прищурить глаза и исчезнет даже бензиново-мутный городской воздух! Качается борт под монотонный плеск невидимых волн... Приморский бульвар семнадцати лет тому назад: в далёком островном городке у него тоже был угол, и лоджия — обыкновенная лоджия на последнем, шестом этаже, и кресло, и плед, и обыкновенный вид на порт, на океан и на будущее... — Диспетчер? Скажите, а «Ильинск» скоро пришвартуют? — Нет, девушка, не скоро... Штормит, Вы же видите, все пароходы от причалов отогнали! Вбежать бегом на самый верх, поставить сумки на коврик перед дверью и с колотящимся, взрывающимся сердцем позвонить в дверь: — Лена, открой же, это я! А за дверью, за хлипкой фанерной дверью — шёпот, суета, и — тишина; даже счётчик электрический, и тот резко сбавляет обороты мерного колёсика и останавливается. Моряк по металлической коридорной лесенке быстро лезет в люк и на крышу, бесстрашно становится на карниз, прыгает с него на козырёк, с козырька опускается на руках на перила лоджии. Дверь приоткрыта, и он появляется в комнате, как серафим — теперь испугавшийся, задрожавший... — Здравствуй, Лена! Удалось вот, на лоцманском катерке... А это... кто? Любовь — серьёзная штука! Любить — жалеть, лелеять, внимать, жаждать, обладать. Жалеть и лелеять — более всего, сильнее всего, рассудку вопреки! Рассудку вопреки: — Да найдёшь себе ещё сотню таких, Коленька! Дым табачный, рюмок звон, говор и гомон, как в общей бане, манкая музыка, резиновые, похотливые лица — кабак! Кабак: липкая кожа оголённой спины, прохладные руки, обвившие шею: — Да знаю я твою Лену — что ты, глупенький, в ней нашёл? Нашёл, ныне: губы в помаде, пахнущие «Ринглет Спермес», поцелуйная жвачка, длинные, мягкие груди, медленно стекающие по коленям, новая, округлая и плоская луна — ристалище и вместилище его злобы и отчаянья... Давай, давай, ещё, ещё! Фрикции фикции... Реквием по обманутой любви — чувственные, ненасытные, порочные рты у катящихся камней громыхающей ночи! «Сатисфекшн»... Что же ты плачешь, дурачок? Куда же ты? Куда ты? Железный вагон, путь-дорога, облепиховое масло одиночества... Цыганка-мамка у вокзального буфета: «Несчастный ты, парень, жениться тебе надо — ещё раз!» Инспектор паспортного отдела: «Может, на мне?» Девочка в коротком платьице на полустанке: «Вот, возьмите клубнику, бесплатно». Сладкие девичьи ладони — Муза моя, не бойся, это просто спасибо тебе, прощай! Десяток лет в движущемся доме, десяток пресных, написанных для себя книг... Какой-то очередной город и — остановка. Дальше — невмоготу. Толпы домов, дома толп, пока не увидел этот, на краю города. За ним — болотце, лес... и с шестого этажа — пустынный, безлюдный горизонт. Яхта-лоджия. Зыбь. Лошадь белая скачет по шотландскому узору жизни: работа — выходной, женщина — пустота, выпивка — похмелье... – - Вот ты где, дорогой — тяжело же было тебя вычислить! Знаешь, у меня теперь свои пароходы — кадров проверенных мало! Пойдёшь? Собирайся, приятель! Был ли звонок? Был! Оттуда, из другой жизни. Вот он, голос на кассете... Ну, за тебя, капитан! Будем! А как же семнадцать лет? История глупости? Пропавший, пропащий... Стрелки другого времени. Туманный, призрачный горизонт. Там, за ним — шторм. Любить и лелеять? Жаждать и обладать! Быть? © Николай Тарасов, 2019 Дата публикации: 04.02.2019 07:44:38 Просмотров: 1853 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|