Мифы и реальность

Сергей Вершинин

Форма: Монография
Жанр: Публицистика
Объём: 35716 знаков с пробелами
Раздел: "Размышления на тему Орды."

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

В 1826 г. Петербургская Академия наук перед кругом ученых поставила задачу в течение трех лет (до 1 января 1829 г.) написать научную работу: «Какие последствия произвело господство монголов в России, и именно, какое имело оно влияние на политические связи государства, на образ правления и на внутреннее управление оного, равно как и на просвещение и образование народа».

Проект потерпел неудачу, по истечению срока поступила только одна работа на немецком языке, при рассмотрении признанная несостоятельной. В 1832 г. Академия, гораздо упростив задачу, но с тем же временным сроком, повторила попытку: «Написать историю Улуса Джучи или так называемой Золотой Орды, критически обработанную на основании как восточных, особенно Магометанских, историков и сохранившихся от Ханов сей династии монетных памятников, так и древних Русских, Польских, Венгерских и прочее летописей и других, встречающихся в сочинениях современных Европейцев сведений».

К 1 августа 1835 г. в Академию на рассмотрение профессуры (академиков Френа, Шмидта, и Круга), снова поступила только одна работа: Geschichte der Goldenen Horde, ориенталиста Гаммера-Пурготаля. Научная работа Гаммера-Пурготаля опять же на немецком языке, не получила обещанной за первое место премии, но все же была издана Академией в 1840 г., поскольку отвечала времени. Как впоследствии писал В.Г.Вернадский, времени: «Когда смотрели на русскую историю с этой последней точки зрения (Монгольского ига – С.В.), то обычно под мировой историей понимали историю западноевропейского мира. Русская история являлась тогда, как бы только привеском истории Западной Европы. Все мировое значение России во времени представлялось лишь в том, что она оберегала западноевропейскую цивилизацию от азиатского «варварства». Постановка вопроса: «Какие последствия произвело господство монголов в России?» и сегодня довлеет над ученым кругом российских и мировых историографов, даже поборники концепции Л.Н. Гумилева, зачастую видят историю Руси «только привеском истории Западной Европы». Поднимая тему «Монгольского ига», так до конца и неосвоенную за более чем полуторовековой промежуток времени, для начала рассмотрим возникновение данной исторической фундаментальности.

История, по определению хоть и является наукой, но не в какую другую науку так беспардонно не захаживают и не оставляют свой след люди мировоззренческого склада. Очень часто эмоции, охватившие того или другого гения философских суждений, становятся концепцией исторической. Одним из первых публицистов на тему русского азиатства, которое надо смыть европейским просвещением, ударил в «Колокол» А.И. Герцен: «Монгольское иго… нанесло стране ужасный удар… Именно в это время, длившееся более двух столетий, Россия и дала обогнать себя Европе», – писал он в середине XIX столетия. Это высказывание Герцена в различных контекстах и от разных лиц, муссирует мировая историография и сегодня.
Цитируя «патриотическое» высказывание историки почему-то не связывают, на мой взгляд, очевидное: «Колокол» выпускался в Лондоне, в период обострения отношений между Россией и Англией из-за политики на Ближнем Востоке. Н.Г.Чернышевский и Н.А.Добролюбов на страницах «Современника» (1867г.) в статье посвященной десятилетию газеты А.И. Герцена пишут: «…ушли на эшафот, каторгу, наиболее смелые революционеры России и Польши (восстание 1863г в Польше, Литве и Западной Белоруссии), главные корреспонденты и читатели «Колокола».

Из дальнейшей дискуссии станет понятно, для чего я выделил содержание скобок, но сейчас, чтобы не разрывать мысль, напомню высказывание В.И.Ленина: «Герцен создал вольную русскую прессу заграницей – в этом его великая заслуга». Думаю, привычка выносить мусор из избы в угоду соседям, подгонять факты под определенный момент, надолго укоренилась не только в России, но и в Казахстане. Владимир Ильич, к сожалению, не ошибся. Ох уж эта внеграничная любовь к Родине! Любовь с бичеванием. Вспоминаются «Философские письма» другого любителя пройтись плетью по прошлому родной земли-матушки П.Я.Чаадаева: «…мы свергли чужеземное иго, и только наша оторванность от общей семьи мешала нам воспользоваться идеями, возникшими за это время у наших западных братьев, – мы подпали еще более жестокому рабству, освещенному, притом, фактом нашего освобождения». Что же это за «освобождение» повлекшее за собой намного большее рабство?

Расколотое надвое – западников (Герцен) и славянофилов (Киреевский), интеллектуальная элита Российской империи XIX столетия во многом расходилась, едины они были лишь в одном: в нежелании признавать тюркское влияние на Московскую Русь и непосредственное участие поволжских и заяицких (зауральских) народов – «Великой Татарии», на ее становление как многонационального государства.

Работы русского историка С.М.Соловьева, со сходными оценками англичанина Ф.Грэхэма, американца Дж. Куртэна, под общей схематической формулой «Монгольского ига» как «отчаянного столкновения Европы с Азией», поставила жирную точку в полемике, с разными подходами, но, несомненно, российского европеизма на последующие полста лет. Лишь в 20-х гг. прошлого столетия историческая школа «евразийцев» стала настойчиво рассматривать историю России как некий симбиоз Европы и Азии под общим названием Евразия. Н.С. Трубецкой, Г.В. Вернадский, следуя изысканиям Н.М. Карамзина, В.О. Ключевского… размыли точку в доктрине отношений Руси с Ордой, превратив ее в запятую. XX столетие отмечено многими работами «евразийской историографической мысли», написаны книги Б.Шпулера, Ш.Коммо, П.Силфена, Ч.Гальперина, Л.Н.Гумилева, но созданная веком ранее фундаментальность по-прежнему упорно превалирует в академических кругах мировой историографии.

Опровергая многочисленные работы по евразийству, в большинстве белоэмигрантов из Российской империи, Советская историография исходя скорее из политических, чем логических соображений довольствовалась старой «имперской» концепцией истории России. Опираясь на археологические раскопы: пепелищ в Киеве, Резани, Волыни… датированных XIII–XIV вв., она подтверждала и укрепляла теорию «двухсотлетнего монголо-татарского ига». Описывая «…братские могилы и остатки домов с костяками детей, прятавшихся в печах», археологи и историки СССР датировали раскопы 1237-1240 гг., периодом «нашествия», но любой даже начинающий археолог знает, что такая точность датирования без побочного подтверждения невозможна и является лишь привязанной к уже известной, то есть к «нашествию».

Концепция «нашествия» евразийца Л.Н.Гумилева по результатам археологических данных, в основном второй и третей четверти XX в., Советской историографией была признанна несостоятельной. Вот один из аргументов против, высказанный А.И. Плигузовым: «значительная часть населения Южной Руси покинула свои дома, чтобы укрыться в более защищенной от монголов лесной зоне Северо-Восточной Руси. Из 157 сельских поселений, известных со времени не поздней половины XIII столетия, 105 прекратили свое существование». Другими словами, люди, жившие на территории современной Украины, ушли в Залескую землю. Топоним «Залеская земля» обозначает Северо-Восточную часть Русской земли, от Киевской Руси ее отделял «Великий лес», проходящий дремучей полосой от Брянска до Воронежа, – то есть, спасаясь от Орды, люди Киевщины целыми селениями ушли в будущую Московскую Русь. Получается: от татар к татарам! Или они уходили от кого-то другого и не в обозначенный период, а лет на десять позднее?

Основное предположение историографии: сорванные с обжитых, плодородных мест «нашествием» люди Киевской Руси прятались в лесах Брянщины. Но почему после ухода Орды, они не вернулись обратно? Как, например, это делали резанцы, трижды восстанавливая из пепла родной город. Опустелые, еще раз повторюсь – плодородные и обжитые земли, в рамках старых поселений наполнились людьми только через двести-триста лет. Шесть из них так и остались пустовать. На мой взгляд, такой долговременный исход населения может быть только от завоевателя оседлого, который внедряет на новых землях свои постоянные институты власти, в том числе и конфессиональные. Ответить на этот вопрос однозначно как не старайся – невозможно. От 30-50 гг. XIII в. не сохранилось ни одной книги данного периода. Фундаментальная История гласит: их пожгли «татары, агаряне, нехристи». Но как же тогда сохранилось 19 книг первой четверти XIII столетия написанных исключительно до «нашествия»? Или летописи жгли выборочно, предварительно прочитав?

Единственным литературно-историческим сведеньем «нашествия» является «Слово о погибели Русской земли», оно сохранилось в двух списках: один XV в., другой – XVI. У историков есть две версии «Слова»: как предисловия к «Житию Александра Невского», и как начало, – поскольку это оборванный на полуслове в буквальном смысле лист, – самостоятельного исчезнувшего описания «Батыева нашествия».

Состоит «Слово» из тридцати печатных строк обычного книжного формата, первая его треть посвящена красотам Русской земли с «...бесчисленными городами великими, селениями славными, садами монастырскими, храмами божьими и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими. Всем ты преисполнена, Земля Русская, о правоверная вера христианская!», и никакой конкретной информации на первый взгляд не несет. Но пойдем дальше. Вторая треть «Слова» очень важна для нашей дальнейшей дискуссии, поэтому приведу ее почти полностью с незначительными сокращениями: «Отсюда до угров и до ляхов, до чехов, от чехов до ятвягов, от ятвягов до литовцев, от немцев до карелов до Устюга, где обитают поганые тоймичи, и за Дышащее море; от моря до болгар, от болгар до буртасов, от буртасов до черемисов, от черемисов до мордвы – то все с помощью божьею покорено было христианским народом, поганые эти страны повиновались великому князю Всеволоду, отцу его Юрию, князю киевскому, деду его Владимиру Мономаху, которым половцы пугали своих малых деток. А литовцы из болот своих на свет не показывались, а угры укрепляли каменные стены своих городов… а немцы радовались, что они далеко – за Синим морем». И последняя его треть, говоря о былой силе князя Владимира Мономаха, заканчивается так: «И в те дни – от великого Ярослава, и до Владимира, и до нынешнего Ярослава, и до брата его Юрия, князя владимирского, – обрушилась беда на христиан…». Дальше текст обрывается.

Как вы видите, «Слово» не сообщает ни о Батые, ни о нашествии. Выводы историков основаны на упоминании в нем князя Юрия Всеволодовича, погибшего в 1237 г. в сражении с ордой Батыя на реке Сити, и его брата Ярослава отца Александра Невского. Оно не упоминает половцев, но только в связи с событиями XII в. (возможна вставка XV-XVI вв., именно тогда зарождалось понятие «Шапка Мономаха»), зато подробно описывает народы, расположенные на юго-западных и северо-западных рубежах Руси, и в Среднем Поволжье: угров (венгров), ляхов (поляков), чехов, ятвягов (племя литовское), литовцев, немцев, карелов, тоймичей (племя, жившее на притоках Северной Двины), Дышащее море (Белое море), болгаров (волжские булгары), буртасов (одна из этнических загадок, к ней мы еще вернемся), черемисов (марийцы). Согласитесь, весьма странное описание Русской земли. Не поименовано ни одного русского княжества, упор повествования сделан на окружение правоверной Руси погаными странами.

Древнерусское слово «погани» в значении XIII в. не имеет ничего оскорбительного, не относиться оно и к религиям Востока, к одной из которых – Исламу, его упорно пытаются привязать некоторые историографы. Оно позаимствовано от латинского «поганус» – язычник, причем в данном контексте применяется не только к «диким языческим народам», но и к «просвещенным» государствам латинской веры, например к Венгрии и Польше. Считается что под упомянутыми в «Слове» немцами подразумеваются скандинавы, что у меня вызывает большое сомнение. В Суздальской летописи датированной 1270 г. о событиях на Чудском озере сказано: «Ярославь посла сына своего Андреа в Новъгород Великыи в помочь Олександрови на немци и победиша». Здесь «немци» – потерпевший поражение в Ледовом побоище рыцарский орден дома святой девы Марии Тевтонской, не имеющий к скандинавам никакого отношения. Косвенно это подтверждает и «Слово»: «…а немцы радовались, что они далеко – за Синим морем». Если бы автор «Слова» говорил о скандинавах, то он бы написал: за Варяжским – то есть Балтийским морем. Синее море в сохранившемся в сказаниях старорусском понимании название весьма неопределенное и общее, так же как и «Всесветное», и обозначает океан или очень отдаленное, малознакомое. Орден рыцарей-монахов, после третьего крестового похода прибывший в Европу из Палестины, получил земельные владения в Германии и южной Европе от папы Иннокентия III только 1198 г., а до этого действительно был далеко от пределов Киевской Руси. Также сомнение вызывает и явный повтор: «…от ятвягов до литовцев», какое-то масло масленое. Может быть, под литовцами имелись в виду ливонцы – ливонский орден меченосцев? Но поскольку ятвягов иногда причисляют и к латышам, это даже не версия лишь набросок.

Такое подробное определение XIII столетия стран Западной Европы, как «поганых», в летописях последующих лет не отыскать, это важный аспект, на мой взгляд, он предает «Слову» значение по утери поистине невосполнимое. Стоит к последнему слову «христиан…» добавить «православных», а именно о них говориться в первой трети «Слова», сразу многое встанет с головы на ноги. Жечь книги прерогатива скорее Запада, чем Востока. Несмотря на очень загадочную оборванность на том: кто же принес погибель Русской земле, «Слово» все же дошло до нас и позволяет прикоснуться к познанию происходившего на Руси, пока малоизвестного, но, несомненно, страшного нашествия в 30-50 гг. XIII в.

На мой взгляд, на московской научно-археологической конференции 2000 г. «Русь в XIII в.: континуитет или разрыв традиций?» И.К. Лабутин и М.И. Кулаков (Псков) предоставили к рассмотрению очень интересный доклад: «Псков в XIII в. (археологические наблюдения по динамике расселения и строительства)», по которым выявлено, что в первой половине XIII столетия многие участки Псковской земли были оставлены населением и вновь застроены лишь в XV-XVII вв. Сам город в первой половине XIII в. трижды подвергался разорению (1212, 1218 и 1240 гг.). По данным из раскопов видно, что военная опасность продолжает грозить Пскову со стороны Ливонского ордена и во второй половине столетия.
«Монголо-татарского ига» на земле псковских кривичей не было и «нашествие» на протяжении почти двухсот лет они терпели с другой стороны. В Пскове XIII столетия в наличии факт запустения, что и на Юго-Западной Руси и отток населения.

На той же конференции совместный доклад М.М.Гоняного, М.Я.Каца (Москва) и А.Н. Наумова (Тула) «Опыт разведочных археолого-геофизических исследований на древнерусских поселениях конца XIII – середины XIV в. района Куликова поля» осветил результаты работ последних лет на Верхнем Дону, где в отличие от других районов Юго-Восточной Руси на вторую половину XIII – первую половину XIV в. приходился пик поселенческой активности (рост числа сельских поселений и соответственно численности населения). Т.В.Гусева (Нижний Новгород) в докладе «Древнерусские города Городец-на-Волге и Нижний Новгород. Монгольское нашествие в свете археологических данных» рассказала о результатах проведенных здесь археологических исследований последних лет. В отличие от соседних регионов на вторую половину ХШ столетия в этих городах приходится период их динамичного развития и роста.

На массовый исход людей с юга-запада, наиболее развитого в промышленном и аграрном смысле, чем непроходимо-лесистая северо-восточная окраина государственного образования X-XIII вв., – Киевская Русь, являют и раскопы советского периода, археологических исследований ордынских городов на Волге. Экспедициями на местах, научными изысканиями в Поволжье в большей части XX в., были обнаружены «следы целых кварталов, где жили уведенные в полон русские ремесленники». Конечно, отталкиваясь от концепции XIX столетия о «Великой Татарии», быть того не может, что кто-то добровольно переехал жить из просвещенной Европы в варварскую Азию. Только, во-первых, чужбину, невольщину матушкой не называют. Во-вторых, и в старом и новом Сарае Джучиева улуса «найдены следы усадеб, ремесленных мастерских, водопроводов, бань с подпольным отоплением типа римских гипокаустов, обнаружены записи персидских стихов на изразцах и блюде, квадрант и астролябии арабского типа».

Стоит, наверно, напомнить, что в то же самое время в европейских городах жгли на кострах ведьм, от грязи и нечистот, выливаемых прямо из окон, по Европе частенько погуливала чума. Бубонная старуха с косой бродила по Европе с размахом, захаживала она и на юго-западные окраины Руси, иногда добиралась до Москвы в Поволжье, но там чума собирала свой страшный урожай в гораздо меньшей степени. Независимо от исторического периода люди всегда хочется жить в сильной и богатой стране. Одна из первых волн миграции из погрязших в междоусобицах городов-государств, не способных сдержать внешнего врага, обычно купечество и специалисты (мастеровые), что хорошо видно из описания раскопов. Почему же, мы, историки, с такой непоколебимой уверенностью, отказываем в праве, человеку позднего Средневековья поменять место жительство добровольно. Обязательно полон, обязательно принуждение. Можно противоречить фактам, но идти против элементарной логики...

Образ добросердечного посвященного европейца в противоположность злому, кровожадному азиату в определенных кругах государств Западной Европы как элемент воздействия создавался на протяжении многих столетий. Концепция защиты Европы от варварских народов Азии, у европейских политиков была и остается наиважнейшей стратегией еще со времен Античности. К середине XIX в. Российский императорский двор окончательно ассимилировали немецкие, австрийские и великопольские фамилии. В голубой крови, потомков аристократов Византийской и Священной Римской империи германской нации, впоследствии нашедших приют в Австро-Венгерской и Российской, был панический страх перед Востоком. Выработав за долгие и продолжительные войны с мусульманской империей Османов глобальную фобию, они распространили ее и на европейскую часть России, словно вирус некой болезни от которой Западной Европе давно пора лечиться.

Во второй четверти XVIII столетия, в России набирает темп теория норманнизма. «8 февраля 1724 г. император Российский Петр I Великий подписал указ, гласивший: «Учинить академию, в которой учились бы языкам, также прочим наукам…». Академиков и студентов (учить российскую молодежь, видимо, никто не собирался) выписывали из Германии. Просвещать «московитских варваров» лекциями по Истории мира прибыл преподаватель классических древностей в Кенигсбергском университете Готлиб Зигфрид Байер. Сей ученый муж, изучать славянские языки (не говоря уже о тюркских) считал ниже своего достоинства. Многочисленными немецкими наречиями, он тоже пользовался неохотно, предпочитал даже думать на «бессмертной латыни». «Комментарии» – ученые записки Петербургской Академии наук того времени, издавались только на латинском языке.

Примерно в начале 30-х гг. XVIII столетия Байером была написана диссертация: «De varagis» (в русском переводе 1767 г. – «О варягах»). С нее и началось глобальное «оваряживание» Московской знати, выборочное приобщение к европейскому дому германо-римских императоров, через мифического князя Рюрика. Может, это совпадение, но так называемый Кенигсбергский список «Повести временных лет», (Радзивилловская летопись) скопированный по приказу Петра Великого и увезенный Санкт-Петербург, был обнаружен в Кенигсберге, откуда, впоследствии, и прибыл академик Байер. Списки «Повести» – Лаврентьевский и Ипатьевский, были найдены позднее Кенигсбергского и в содержании вполне могут иметь элемент фальсификации.

Насчет высказанной догадки об имитации подлинника, уже не раз озвученной в научных кругах, интересный факт содержит обращение от 1734 года. Петербургской Академии в лице Байера и Пауза к первому кабинет-министру А.И.Остерману за разрешением издать полное собрание русских летописей. Вопрос об издании летописного свода на научной основе А.И.Остерманом был переадресован в Святейший Синод, который объявил отказ, на мой взгляд, с очень интересной формулировкой: «…так, как летописи (предоставленные для издания академией – С.В.) полны лжи, и кто прочитает первый том, не купит уже второго». Байер и его коллега по академии Иоганн Вернер Пауз обвинили святителей Русской Православной церкви в некомпетентности вопроса. Допустим, что они правы! Но ведь сын лютеранского пастора Вестфалии, Генрих Иоганн Фридрих (в русско-православной трансформации Андрей Иванович) Остерман в свое время определился на российской службу, именно как писарь-переводчик романо-германских языков Посольского приказа. Он хорошо знал много старых документов и, несомненно, разбирался в русских летописных списках хранившихся в монастырях России. Министр – «хитрая вестфальская лиса», обладающий правом подписи государственных документов наравне с самодержицей Анной Иоанновной, уходит от самоличного принятия решения о публикации, перекладывая его на Святейший Синод, в самый пик влияния немцев при Российском дворе. Об этом стоит задуматься.

Для нашей дискуссии интересен факт, что теория происхождения русского княжеского дома Рюриковичей - версия варягов, согласно которой варяжский князь Рюрик был призван в Новгород по совету тамошнего старейшины посадника Гостомысла, зарождается на рубеже XV–XVI столетий именно в Великом Новгороде. По другой версии, исходящей тоже из Великого Новгорода, Рюри¬к и вовсе, варяг лишь наполовину, он выходец из Новогорода – внук Гостомысла, сын его дочери Умилы. Это можно объяснить только одним: в XIV-XV вв. новгородские бояре-посадники пытались по своему истолковать исторические события, чтобы использовать их в борьбе против московских кня¬зей, угрожавших самобытности купеческой торговой республики.

Примерно в конце XV столетия, когда Новгород и Тверь попадают в зависимость от Москвы, тверской инок Спиридон (Савва) автор «Сказания о великих князьях Владимирских» выводит Рюрика в потомки кесаря Августа, приглашенного новгородцами на княжение из Пруссии. Для тверского монаха Спиридона-Саввы, с очень характерным прозвищем - Сатана, в первую очередь важно происхождение и законность русско-прусской династии князей Владимирских, но не Московских – русско-ордынской княжеской линии (вероятность токовой мы рассмотрим ниже). Возможно, он пользовался более старыми измышлениями новгородских писарей и в этом контексте очень интересен князь Рюрик – потомок легендарного князя Пруса и сродственник Августа-кесаря.

Примечательно: 128 листов начала (период возникновения Киевской Руси) старшего извода Синодального списка Новгородской I летописи XIII-XIV вв. доведенного до 30-х гг. XIV в. утеряны (или вырваны? удалены…). Сохранился только младший извод, написанный позднее (Новгородский свод 1448 г.). Он повторяет старший и доводит повествование до 40-х гг. XV в. За всей этой династической чехардой, прописанной в новгородских летописях, четко прослеживается попытка Великого Новгорода на рубеже XIV-XV вв. войти своими землями (если исходить из сказания о князе Рюрике Прусском и всей Северо-Восточной Русью) в Ганзейский союз немецких городов, – союз с католической церковью, под эгидой папской курии.

Так же можно предположить следующее: листы Новгородской летописи старшего извода, возможно, свидетельствующие на законное право русско-ордынской династии князей Московских, – потомков Александра Невского на земли новгородские, исчезли еще в начале XV в.. Иначе, зачем было повторяться в младшем изводе? Утеря части Синодального списка Новгородской I летописи старшего извода показательна, списать пропажу на «татарове», подобно летописям русского Юга-Запада, историкам нет никаких оснований, в новгородские монастыри «агаряне» не захаживали, и придать их огню не могли. Остается только добавить: родословная московских бояр Кошкиных (с конца XVI столетия – Романовых) гласит, что их предок выехал из Прусской земли.

В XVII столетии, при восшествии Романовых на Российский престол, вымысел Саввы-Сатаны, и других монастырских умельцев «выводить буквицы» по заказу, стали почти каноническими – т.е. незыблемыми. Появляется Иоакимовская летопись, не дошедшая до нас, но использованная Н.В.Татищевым в написании своей «Истории…». Где повествуется «сон Гостомысла», в котором, он якобы видел, как из чрева его дочери Умилы выросло большое плодоносящее дерево, покрывшее большой город. Волхвы из Семигалии – латышских земель, объясняют Гостомыслу, что этот сон вещий: наследником Руси будет сын Умилы - т. е.. Рюрик Прусский.

Говоривший без устали о превосходстве нордической расы и исторических заслуг германцев в создании Просвещенной Европы, профессор Байер вызвал недовольство даже в Петербургской Академии переполненной учеными-немцами, и в 1738 г., неудовлетворенный порядками в научных кругах новой столицы, он решает покинуть неблагодарную и варварскую Россию, но заболевает и умирает.
Впоследствии версию прусского происхождения русских князей и царей, подкрепленную в начале XVIII столетия Кенигсбергским списком, усиленно продвигали другие историки-немцы: Генрих-Фридрих Миллер и Август-Людвиг Шлецер. Профессор А.Л. Шлецер, узнав, что дочь Петра I поручила М.В. Ломоносову написать Историю Российскую, как-то в кругах Академии язвительно заметил: «императрица Елизавета Петровна приказала написать оную химии адъюнкту». Но Михаил Васильевич все же написал свой труд: «Древняя Российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого или до 1054 года, сочиненная Михаилом Ломоносовым, статским советником, профессором химии и членом Санкт-Петербургской императорской и королевской Шведской академии наук», впервые отделив руссов от пруссов.
Опровергая «нерусское» происхождение Руси Михаил Васильевич, к сожалению, пошел по заведомо ложному пути. Оперяясь на «Сказание о князьях Владимирских» тверского инока Саввы-Сатаны, он вывел следующее: «Рюрик был из Пруссии, а Пруссия – это «По-руссия». Руссы – славяне, следовательно, и пруссы – славяне». Версия М.В. Ломоносова – это теория палки о двух концах, которая не опровергала, а лишь меняла вектор прусско-русский на русско-прусский. Первая попытка осмыслить собственную историю, предпринятая «помором могучего ума» в честь которого назван Московский университет, основанный «для обучения наукам разным мужей Российских», при императрице Екатерине II Великой, – русифицированной немки происхождением из Пруссии, была отложена в долгий ящик и временно забыта.

В начале XIX столетия версия прусско-русского родоначалия императоров Российских, родственных Австро-Венгерским и Германским императорским домам, утвердилась окончательно, и казалось бы, бесповоротно. Российский нормманизм, основоположником которого является упомянутый Готлиб Зигфрид Байер, несмотря на неодинаковые взгляды историков на влияние скандинавов на Русь въелся в научные круги Российской историографии. Таким же бесспорным было отрицание тюркского влияния (по крайней мере, позитивного), на государство Московское и Российскую империю. Русский простонародный язык, в котором было зафиксировано немало тюркской лексики, чуть ли не на уровне профессуры был признан языком холопов, грязным недостойным «человека латынью и другими языками Европы просвещенного», следствием свирепой азиатчины, постигшей европейскую Россию во времена «монгольского ига». Но грянул 1812 год, и все что успели надстроить господа историки от Европы, зашаталось и рухнуло. В России снова взяла верх «азиатчина». Наполеона встретила не утонченная армия образца шведского короля Густова-Адольфа основоположника европейской тактики ведения войн, с которой Бонапарт легко справлялся, а совсем другая евразийская, умеющая стоять насмерть «за царя-батюшку и Отечество», подкрепленная лихими ордами казаков-азиатов по флангам и неотечным европеизацией мужиком с вилами во вражеском тылу.

Откуда в дворянском сословии России такой переворот в осознании своего менталитета, неприятие Франции? Перед которой еще вчера преклонялись и которой восхищались. Может, и не было никакого осознания? Просто под давлением обстоятельств, категория преклонистов перед Западом, – навязывающая дворянам понимание Истории, ушли в тень, словно бельмо на глазу исчезло, и взор России прояснился. Если так? То, где таилась эта бушующая сила? – которую «умом не понять, простым аршином не измерить».

Виденье Европы на развитие России как империи в свое время хорошо сформулировал английский лорд Джордж Натаниил Керзон, во второй половине XIX столетия он писал:

«Россия бесспорно обладает замечательным даром добиваться верности и даже дружбы тех, кого она подчинила силой... Русский братается в полном смысле этого слова. Он совершенно свободен от того преднамеренного вида превосходства и мрачного высокомерия, который в большей степени воспламеняет злобу, чем сама жестокость. Он не уклоняется от социального и семейного общения с чуждыми и низшими расами. Его непобедимая беззаботность делает для него легкой позицию невмешательства в чужие дела; и терпимость, с которой он смотрит на религиозные обряды, общественные обычаи и местные предрассудки своих азиатских собратьев, в меньшей степени итог дипломатического расчета, нежели плод врожденной беспечности. Замечательная черта русификации, проводимой в Средней Азии, состоит в том применении, которое находит завоеватель для своих бывших противников на поле боя. Я вспоминаю церемонию встречи царя в Баку, на которой присутствовали четыре хана из Мерва... в русской военной форме. Это лишь случайная иллюстрация последовательно проводимой Россией линии, которая сама является лишь ответвлением от теории «объятия и поцелуев после хорошей трепки» генерала Скобелева. Ханы были посланы в Петербург, чтобы их поразить и восхитить, – покрыть орденами и медалями, чтобы удовлетворить их тщеславие. По возвращении их восстановили на прежних местах, даже расширив старые полномочия… Англичане никогда не были способны так использовать старых врагов».

Дипломат самой большой колониальной страны мира Великобритании Д.Н.Керзон не понимает русской беспечности и искреннего радушия к «низшим расам». Считает это некой военной хитростью, по ряду причин недоступной англичанину. Ему в невдомек, что Российская империя примерно на треть и состоит из потомков тех самых ханов. Что мозаичная Россия ни что иное, как монолит с евразийскими корнями, несмотря на некоторый лоск государства европейского, т.е. колониального.

По этому поводу интересные факты приводит историк-краевед из Оренбурга Ю. С. Зобов, привожу вам его небольшую статью «В борьбе за Россию» с минимальными сокращениями:

«Полковдец М. И. Кутузов в письмах в Оренбург своему другу губернатору Г. С. Волконскому не раз сообщал об успехах в войне с французами, о заслугах российского воинства, в том числе оренбургских полков...

В заграничном походе русской армии участвовало 26 конно-казачьих полков из Оренбургской губернии: атаманский и пятисотенный оренбургских казаков, пять уральских, пятнадцать башкирских, два тептярских и один калмыцкий. К началу войны у западных границ России находилось 2 пехотных и 8 кавалерийских полков, сформированных из уроженцев Оренбургской губернии. Они находились в составе дунайской армии П. В. Чичагова и 3-й западной армии А. П. Тормасова. Это были опытные, закаленные в боях войска, сражавшиеся с Наполеоном в 1805-1807 гг. и с турками в 1806-1812 гг. Они будут громить противника на завершающем этапе войны, когда русская армия перейдет в решительное контрнаступление. Кроме указанных выше частей в составе 1-й Западной армии М. Б. Барклая-де-Толли находились Уфимский и Рыльский пехотные полки, оренбургские гусарский и драгунский, 1-й Тептярский казачий полк общей численностью около 6 тыс. человек. Эти части были укомплектованы рекрутами призыва 1809—1811 гг., не имевшими боевого опыта. К началу войны все они были доведены до полной штатной численности. Рыльский полк (2400 чел.) входил в 23-ю пехотную дивизию 6-го корпуса Д. С. Дохтурова, Оренбургский гусарский (1080 чел.) и Оренбургский драгунский (566 чел.) полки—в 3-й кавалерийский корпус П. П. Палена, а 1-й Тептярский полк (500 чел.) — в казачий корпус М. И. Платова. Офицеры, унтер-офицеры и рядовые этих пяти полков стали как раз активными участниками знаменитой Бородинской битвы.

Отступая с боями от западной границы к Москве, оренбургские полки потеряли 20—25% своего личного состава. Этим измотанным в боях частям 1-й и 2-й Западных армий предстояло остановить у Бородина рвавшегося к Москве противника. По диспозиции, утвержденной М. И. Кутузовым 24 августа 1812 г., Рыльский и Уфимский пехотные, Оренбургский гусарский и драгунский полки оказались во втором эшелоне армии, а 1-й Тептярский полк майора Темирова находился на правом фланге русской позиции, ведя наблюдение за противником. Сотни этого полка приняли участие в знаменитом рейде русской конницы под командованием М. И. Платова и Ф. П. Уварова в тыл противника, едва не завершившемся пленением Наполеона.

В 10 часов утра французы захватили Курганную батарею, оборонявшуюся частями 7-го корпуса Н. Н. Раевского. Начальник штаба 1-й армии А. П. Ермолов и начальник артиллерии армии А. И. Кутайсов повели в контратаку батальоны Уфимского пехотного полка. А. И. Кутайсов погиб в бою, А. П. Ермолов был контужен. На защиту укрепления встали полки 24-й пехотной дивизии П. Г. Лихачева, которые пять часов отбивали атаки противника. Защищая Курганную батарею, Уфимский полк понес огромные потери, в живых осталось 277 рядовых и 6 офицеров.

Не меньшие потери оказались в Рыльском полку, который оборонял в составе 4-го корпуса правый фланг русской армии, а затем был переведен в центр русской позиции, к Курганной батарее. Противнику не удалось прорваться через его позиции. К концу битвы остались в строю только 323 рядовых и 4 офицера полка. В 4 часа дня французы вновь захватили Курганную батарею. Кавалерийские корпуса противника ринулись в образовавшуюся брешь. М. Б. Барклай-де-Толли лично повел в контратаку полки 2-го и 3-го кавалерийских корпусов. В донесении М. И. Кутузову он писал: «В сию затруднительную минуту прибыли на рысях два гвардейских кирасирских полка, я указал им на неприятеля, и они с редкой неустрашимостью устремились в атаку! Полки Сумской, Мариупольский и Оренбургский гусарские, Сибирский, Иркутский и Оренбургский драгунские последовали за ними». Противник не выдержал удара русской кавалерии, которая оказалась более подвижной и маневренной. С огромными потерями французы отступили. Успех русских кавалеристов положил конец активным действиям неприятеля. Сражение стало постепенно затихать.

За участие в Бородинской битве командиры оренбургских полков были повышены в звании, оставшиеся в живых офицеры награждены орденами, а 28 унтер-офицеров и рядовых удостоились высшего знака солдатской доблести — Военного ордена. Все нижние чины, участвовавшие в сражении, были награждены 5 рублями».
Как вы сами могли убедиться налицо самопожертвование тех самых «колонизированных инородцев» (именитые фамилии многих командующих Русскими полками, думаю, не вызывают сомнений в их тюркском происхождении) под Бородино во имя Москвы, причем без всякой интернациональной идеологии. В 1812 г. ее еще не было… но была Россия. Согласитесь, потери личного состава для того времени колоссальные, что доказывает с каким упорством и храбростью они защищали Родину.

Чтобы понять несоответствие русского общенародного менталитета образовавшегося как раз в эпоху «Монгольского ига» и государственной политики тяготения к Европе последовавшей после «освобождения», то о чем печалится в своих «Философских письмах» П.Я.Чаадаев, прежде всего надо просмотреть историю Древней Руси, особенно ее северо-восточной территории – Москвы и Поволжья. Угро-славяно-тюркский треугольник... Как не странно может показаться, но, рассматривая истоки патриотизма всколыхнувшего Россию в войне с французами, мы начнем не с русских и ордынцев, а с половцев, окончательно затерявшихся на просторах Волго-Донского междуречья на рубеже XIII-XIV вв.

© Сергей Вершинин, 2009
Дата публикации: 13.11.2009 00:42:25
Просмотров: 2992

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.