Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





100000007. яяяяяяя.

Никита Янев

Форма: Роман
Жанр: Экспериментальная проза
Объём: 24287 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Содержание.

1. Поле от Франции до Канады с тоской в животе.
2. Пьеса на ладони.
3. Пушкин.
4. Яяяяяяя.
5. На звездЫ.
6. Лекции.
7. В жемчужине.
8. В лабиринте одиночества смерти я.
9. Бог Бога Богом о Бога чистит.
10. ВОВ внутри.
11. Транспорты серой слизи и пятое измеренье.
13. Бездна.
14. Телепатия.
15. Хоэфоры.
16. Лев Толстой и цунами.


Яяяяяяя.

Как это будет? По-другому чем тогда, когда 100000007 закланных в жертву и 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона в мёртвом пустом поле от Франции до Канады с тоской в животе без связи, оказались одним человеком, тобой, Генка.

Тебе это интересно или то? Мне то, это мне не очень интересно, потому что пока связи не станут прозрачными, система не станет работать, а этого не дождёшься, потому что на кусках земли все греют руки у нарисованного камина и глядят с надеждой тебе в глаза, Генка.

Мне было бы интересней как 3 женщины-парки, Майка Пупкова, Марья Родина и Орфеева Эвридика, взявшись за руки, как расчёска, по линии горизонта с глазами в сидоре пробирались на остров, который оторвался и несётся в пустом мёртвом поле от Франции до Канады с тоской в животе без связи, как подводная лодка в степях Украины.

Глаза глядели из сидора, нетяг, лежень, чмо, приживалка, Илья Ильич Обломов, женин муж, дочкин папа, тёщин зять. И на привалах из сидора божественная музыка доносилась. Они танцевали друг с другом, как на танцах после войны. На линии горизонта появлялся остров, как канатоходец над средневековой площадью.

На острове все механизмы работали, потому что все связи были прозрачны. 100000007 закланных в жертву и 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона в мёртвом пустом поле от Франции до Канады с тоской в животе без связи. Шила в мешке не утаишь. Зубья зачеплялись за зубья, за штурвалом Вера Верная и даосы, на вёслах монахи и туристы.

Он подплывал всё ближе, ближе кожи, как бездна в любви, и говорил. «Кто там»? «Свои». «А это ты, Генка? Ну, чё там»? «Вот, только эти». «Хо, то что надо». «Со связями, но без парок, мы все здесь поизносились без судьбы. Тоже, знаешь, не будешь всю жизнь смотреть в одну сторону, когда-нибудь оглянешься вниз на бездну, как канатоходец над средневековой площадью».

«На вот, держи телеграмму. Мы теперь передвижной госпиталь на звёздной войне. Так что, сам понимаешь, без парок нам не тпру, ни ну. Ты знал, что ли»? «Пожрать бы. На рыбалку». «Вот твой домик. Они приберутся. На берегу озера тишина как на дне каньона. Чего они всё молчат»? «Привыкают к тишине, отвыкают от нищеты».

Плачут. Перебирают знакомства. Наводят порядок в связях, в каких жизнях что было. И за работу. Майка Пупкова учительницей. Марья Родина режиссёром. Орфеева Эвридика домохозяйкой. Ну а ты, Генка, сам понимаешь. Мы здесь без музыки совсем офигевали на космическом морозе – 100000007 градусов по Цельсию, не по Фаренгейту, и в ядре из плазмы, + 100000007 градусов по Цельсию, не по Фаренгейту.

Чинишь-чинишь эти связи и механизмы глаза в глаза в бездне, но когда-то и сам устанешь.

Орфеева Эвридика.

Возможно, у всего есть глаза, но мы не можем эту реальность. Чеховская перспектива. Мистика неприлична, потому что жизнь слишком цинична. Слава Богу, уже был Тарковский с его Мартышкой. Конечно, страшно делать несчастными детей, только это ведь не мы делаем детей, мы на них наваливаем: забвение и возмездие, чмошество и глаза.

Недавние наблюдения. Встреч почти не было. И они стали полукнижные – полуинтернетные. Это новая реальность. Вместо Самуилыча, Седуксеныча, Димедролыча, Соловьёва, Ма, Валокардинычихи, Веры Верной, Меры Преизбыточной на острове мёртвых среди моря живых.

Писатель и издатель Федорчук, который словно остался в моих 29, когда был изобретён заново гамлетовский метафизический чеховский велосипед отчаянья, что доживёшь до смерти, потому что после смерти не будет. Писатель и художник Котофейкин, что одиночество и оставленность – единственный облик людей.

Они как коты и кошки, за ними надо ухаживать, но только не он. Он всё больше похож на сумасшедших персонажей последних фильмов Тарковского – Думенико, Александра. Математик Светлая голова. Триер должен был пойти дальше Тарковского в следующем кинематографическом поколении жизни.

Как Тарковский пошёл дальше Феллини, преодолевшего чеховский постмодернизм в кино, но не ответившем на вопрос, зачем? Триер в «Догвиле» надламливается перед абсурдом ток-шоу. Сталкер в «Сталкере» надломился, но родил Мартышку. Поэтому мы все уже в Интернете, в космосе, живые и мёртвые.

Мы ещё в поле и нам страшно от нашего чмошества, но мы уже в космосе, и нам ещё больше сиро и убого, и волшебно, потому что даже загробность оказалась пластикой, об этом не мечтал и Тарковский. Я пытался делать коммерческую форму, чтобы продавалась на конкурсах пьес, но ясно, что она не важна. Я и так знаю, что будут играть новым зрителям.

По форме – элегии, потому что верлибр. По мысли – трактаты, потому что эссеистика. По геройности – романы, потому что герои – рассказы. По пластике – драмы, потому что -глаза, кукловод и кукла. В сущности, новый жанр про метафоры. Математика. Если вы вычтете из чёрной дыры звезду, если вы вычтете из 100000007 рожениц 100000007 закланных в жертву, получите мокрую кудрявую головку из лона.

Если вы вычтете из мёртвого пустого поля от Франции до Канады с тоской в животе без связи остров бессмертных, который оторвался от корней и несётся по нему, как подводная лодка в степях Украины, то вы получите по мозгам в новой драме про трагедию и фарс, потому что на ток-шоу настоящий только шнур в розетке, все остальные – куклы, потому что страшно, что их не будет.

Но ведь их уже нет! А что есть? На этот вопрос чеховский театр не ответит. Бесконечная тусовка про то, что что-то удалось почувствовать, но ты в него не веришь перед лицом смерти – абсолютного ничего. Когда твоей воли уже никто не спрашивает в новом фарсе на ток-шоу, где только смерти настоящие, а жизни искусственные.

За нами, как за больными, как за трупами, которые должны ожить, ухаживает наша смерть. Если ты должен умереть, ты уже умер. Если ты жив, значит, ты не умер. Посмотрим и мы как по мёртвому пустому полю от Франции до Канады с тоской в животе без связи идут 4, Марья Родина, Орфеева Эвридика, Майка Пупкова, Никита, взявшись за руку, по линии горизонта, как расчёска.

На них несётся как утюг с картины Димедролыча «Утюг», как астероид «Папа, забери меня отсюда, здесь очень страшно», как глобальная катастрофа, как перевёрнутые земля и небо, как протеиновый всплеск, как адреналиновый удар, как термоядерный коллапс, как таяние ледников, как новые технологии, расщепление ядра, создание кремниевого процессора, синтез искусственной клетки, изобретение режиссуры вместо редактуры и конъюктуры, их смерть.

Давайте посмотрим их судьбу, ведь ещё Достоевский учил в пику Чехову, нельзя загонять человека в угол, чтобы посмотреть, что из него вылетит, чёрт с рогами и хвостом или блондинистый ангел.

Орфеева Эвридика, гранд-дама, женщина-гора, титанида, если я тебя придумала, стань таким как я хочу, полный мальчик Платон Каратаев, соль земли русской с семитскими корнями, каждый имеет право на счастье, последовательно.

Когда 100000007 закланных в жертву были закланы в жертву в мёртвом пустом поле от Франции до Канады с тоской в животе без связи, то остались 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона. И они опять их родили. Только они уже знали, что было после смерти.

Я задал себе вопрос. В 1993 умерла бабушка, в 2003 мама, сейчас 2011, 2 года осталось. Я не чувствую смерти. Значит не я, кто, что делать? В 1993 я написал рассказ «Про дядю Толю и бабушку» про бабушку, в 2003 я написан рассказ «Гражданство» про маму, сейчас я написал рассказ «Орфеева Эвридика», но этого мало, 2 года, ведь можно подготовиться, всё сделать.

Когда Мария сказала, что она так больше не может, я смог только это, что и раньше мог, возможно, что это и была подготовка, исповедь, причастье, отпеванье, воскресенье. Если ты как надо сделаешь работу, ты можешь даже отсрочить, как Мандельштам на год, как Шаламов на 30 лет, под видом того, что это так надо для работы, без этого не обойтись.

Сферы будут хмуриться и выполнять, лучше хитрый работник, чем никакой. И вот вам новый персонаж, Марья Родина, византийский ангел с копьём с фресок в катакомбных церквях Нах-Гамади, только у нас в перспективе драного Брейгеля.

Это даже не окраина империи, это какой-то задворок вселенной. 100000007 закланных в жертву и 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона приготовили под остров бессмертных мёртвое пустое поле от Франции до Канады с тоской в животе без связи с бредущими фирурками на линии горизонта за руку.

Вера Верная.

По сути, видны даже не будущие 10 лет, а ещё через 10 лет. 80-е – артистизм, поколение перемен. 90-е – нищета, что мы так больше не можем. 2000-е – корысть, что мы слепоглухонемые для благополучья. 10-е – фарисейство, не надо близко. 20-е – юродство, поколение катастрофы.

Потому что артист с самого начала мог быть или фарисеем или юродивым, или холодным, или горячим. А вообще-то это 1000 лет христианства. А вообще-то это всегдашний апокалипсис. Се, аз при дверях, всегда при дверях, всё больше при дверях. И что у нас остаётся, какое единственное дело, которое мы должны делать всё время, во сне, наяву, артистизм, нищета, корысть, фарисейство, юродство?

Герой приходит в мёртвое пустое поле от Франции до Канады с тоской в животе без связи и вымочаливает себя о сущности света, чтобы я вымочалить, чтобы выбросить его на помойку, чтобы точить им светы. С чёрной дыры всё видно и со звезды всё видно. На звезде сидит рыцарь и смотрит, как в животе он шевелится. Это называется, быть самим собой. Это называется, прожить жизнь.

В общем, тяжело. Только Вера Верная как-то выдюживает, насколько я понимаю, потому что пашет как папа Карло и некогда быть слишком ранимой. Все остальные из интеллигентской общины умерли, спились, уехали.

Вообще-то, Вера Верная как женщины-парки, Марья Родина, Майка Пупкова, Орфеева Эвридика – женщины-горы. Но я не про это. Я про то, что Вера Верная это я. Мы рифмовались всю дорогу. Но теперь я даже не знаю, кто больше похож, Мария, Никита, Соловьёв?

Все стали сумасшедшими как Вера Верная, что до сих пор и после сих пор всё починят, а потом умрут. Это она так починила реальность, сошла с ума просто. От местности тут требовалось только одно, быть настолько продвинутым местом из-за 100000007 закланных в жертву, чтобы увидеть, что 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона опять их родили.

Увидеть и не показать вида. Местность для этого подходила, потому что это было именно то место, в котором начали убивать. Как Вера Верная это поняла и что она потом решила? В то же время, что и Никита, Вера Верная всё время рифмовалась, её подставили и она подставила.

И она увидела, что кругом одни трупы, и она оживить может, и она успела вернуться. Никита тоже. Хорошая реакция – первое дело. Не дёргаться, пока не понял, что делать. А когда понял, работать как неодушевлённый.

Я.

Я опубликовал на одном сайте мультфильм из раскадровки всех модильяниевских картин со скоростью в одну секунду и читки рассказа «Реализм, господа». Дядечка написал в комментариях, это безобразие, крутить Модильяни так быстро. Я попытался объясниться, потом увлёкся, и написал рассказ «Я». Дядечке я так и не ответил. Или всё или ничего. Он, наверное, обиделся. Это предыстория.

Мне кажется, вы не поняли принцип, дело не в медленно или быстро, а в мимо. Причины только 2. Смыслы и понты. Смыслы: всё мимо, но и в этом мимо можно угадать сюжет. Он как у Модильяни, есть высшая реальность. Понты: с понтами проще, с понтами всегда проще. Смыслы это такие понты, что смыслы – я. Как высшая реальность. Как только сейчас. Как отмазка жизни, подставить тошно, подставиться противно, а отмазаться нельзя.

Человек просто уходит туда и всё. Куда, туда? Как его описать? Виртуальная реальность? Космос? Интернет? Микромир? Чёрная дыра, из которой наша жизнь как мультфильм мимо?

Ну, во-первых, видна ли она? Эта сторона для той стороны. Потому что тогда мы можем угадывать ответы этой стороны для той стороны. Не то чтобы мимо пропадает, но оно встраивается в систему.

А вдруг и правда? Как у Модильяни. И как у батюшек. Прихожанин и паломник целует руку батюшке, и пусть батюшка запивоха и мздоимец, но он не у церкви земной, которая инфраструктура и идеология, а у церкви небесной испрашивает благословения, которая та реальность, как у Модильяни, где абсолютная красота, и как у Тарковского, где абсолютная музыка.

Вот интересно, политрук и особист, стукач и изверг, проводники в небесное царство? Впрочем, мы уехали. Опять мимо? В-общем, манера. Мимо. С самого начала. Рассуждение мимо. Изображение мимо. Сюжет мимо. Герои мимо. Чтобы не оскорбить предмет. Тогда предмет становится объект, тогда объект становится субъект.

А мы словно бы ничего не знали, мы просто всю жизнь потратили неизвестно на что, и словно Мандельштам Шаламов, и словно Сталкерова Мартышка, и словно Веня Ерофеев, и словно Саша Соколов, и словно 100000007 закланных в жертву, и словно 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона, пали в жертву, как вакуоли, на биологии в 5 классе.

Которые делились неизвестно где и неизвестно зачем, в каком-то мимо, в какой-то виртуальной реальности, в каком-то микрокосмосе, на каких-то звёздах, в какой-то чёрной дыре, с той стороны тонированного стекла Мерседеса Бога.

Короче, я решил уже вплотную заняться этим вопросом, как космонавт Агамбеков на космическом комплексе «Мир» на орбите земли, который когда распаковывал груз из метрополии в условиях невесомости, то одна гайка раскрутилась с винта и полетела дальше, через одинаковые расстояния совершая непонятный кульбит, финт ушами. Его потом назвали эффектом Агамбекова. Она переворачивалась вверх тормашки и летела дальше.

Майя про это знали, которые пришли из Атлантиды и основали цивилизацию с усечёнными пирамидами, такими же как у древних египтян, древних ассирийцев и древних индийцев, всё на одной широте. По календарю которых земля должна совершить такой финт ушами 21 декабря 2012 года, и полететь дальше, как гайка Агамбекова, поменяв полюса.

Короче, я скачал «Хроники Акаши» Эдгара Кейси в Интернете и стал читать, и мне стало так фигово – фигово, как всегда, когда мимо, как космонавтам, когда они преодолевают порог невесомости. Я не верил в реинкарнации. Всё это какой-то мультфильм про мимо.

Когда я первый раз писал стихи в Строгино в 24 года, и была весна. Когда я потом писал прозу на Соловках в 36, и была весна. Когда я потом писал драмы в Мытищах в 48, и пять была весна.

Я видел как они зацепляют друг друга усиками, эти виртуальные тела в микромире с той стороны на звёздах и пожирают друг друга, рты измазаны кровью. И рожают друг друга в судорожных спазмах, то ли кайфа, то ли ломок, не разглядишь за помехами эффекта Агамбекова.

Это когда земля меняет магнитные полюса через одинаковые промежутки в 12 тыс. лет, и наступает новая эпоха. Кали-юга внезапно заканчивается. Люди перестают жрать друг друга из-за понтов, и улыбаются, и кладут друг другу голову на плечи так по-братски.

И идут в опочивальню и там сражаются как борцы сумо без огнестрельного оружия. И потом у них рождаются мутанты и клоны, которые видят не только то, что видно, но и то, что не видно, как микроскопы, лазерный телескоп Хаббл и компьютерная съёмка.

Как Майка Пупкова, Орфеева Эвридика, Марья Родина и Никита идут взявшись за руку по линии горизонта по мёртвому пустому полю от Франции до Канады с тоской в животе с острова в солнце.

И как мимо них идут все туда тоже. И там стоят два на облаке, Ванга в штанах и Лев Толстой в юбке, папа и мама, Гриша как на образничке и Валя с грудью и животом. И говорят, ну что, Генка? И вы говорите, ну да, я понял, надо просто говорить про это, чтобы делать контакт мимо явным.

Вообще, я хочу сказать, что это тяжёлая штука. Что вы в 10, 20, 30, 40 – чмо, а они – Бог, потому что они себя чувствуют не Богом, а понтами, вечным сейчас, которое внезапно обрывается, и идёт помеха, как при эффекте Агамбекова, пока следующая вакуоля с ротом, испачканным кровью, не застучит костяшками кулака по родильному креслу в спазмах кайфа и ломок.

Потом опять помеха. Потом князь Андрей Болконский под небом Аустерлица бежит со шпажкой с ротом, распяленным в неслышном крике в канонаде 3-й мировой войны. Потом опять помеха. И вы рассуждаете, ради чего? Неужели ради того, чтобы вы на своей звезде смотрели эти мультфильмы мимо и чесали соображалку?

Стыдно. Стыдно, стыдно и стыдно. Опять помеха. А, кажется, я понял, как бы это вам объяснить. Ну вот, вы живёте в такой реальности, что вам по кайфу, потому что вы эта реальность. А теперь представьте, что у вас скребёт всё время на душе? Ну конечно. Что нельзя поделиться. Вы поняли, да? Как можно назвать эту реальность? Только не надо говорить слово Бог. Я.

Чехов.

Если всё мимо, то нужно это мимо. Почему я так взъелся на Чехова, который жил 100 лет назад? Зачем мне мертвецы? Мёртвых нет, все живые. Как извлечь его из мимо? И как с ним жить? Подставлять? Подставляться? Отмазаться?

Трагедия Чехова – отсутствие трагедии. 20 век 100 лет играет Чехова, нет такого театра в нашей стране, который бы на все лады не переиначил, посмодернизм, неохристианство, чмошество, юродство. Шекспир отдыхает. 20 век – русский апокалипсис. Одна сплошная трагедия. Так откуда же он взялся?

Дальше осторожно. Не поломать развязку. Нитки 2. Они идут навстречу. Нужно их связать в герое. Это и будет первое античеховское мимо, которое он всю жизнь мечтал увидеть, потому что настоящая чеховская тема – лакейщина жизни, лакейщина мысли, которой он боялся хуже зеркала.

19 русский век – ренессанс. Что такое ренессанс? То же, что искусство, что часть – целое. Что фрагмент встраивается в традицию, что Бог всё время разговаривает с тобой, что тебя слышно, даже в поколении.

20 русский век – апокалипсис. 100000007 закланных в жертву и 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона в пустом мёртвом поле от Франции до Канады с тоской в животе без связи.

По которому идут 3 женщины-парки, Майка Пупкова, дочка, Орфеева Эвридика, тёща, Марья Родина, жена, и один Никита, муж, отец, зять, за руку, с земли на небо.

21 русский век – экклезиаст. Здесь нужно рассмотреть. 3 слоя общества. Любого, потому что это человеческая природа. Простые за свою жопу трясутся гораздо больше сложных, ведь у них не так много настоящих вещей осталось, женщина, вино, государство, дети, деньги.

Сложные больше всего на свете боятся стать дном. Главное достижение сложных – дистанция. Дно, социальное дно, или лакейщина, дошли до дна, и увидели там мимо. Одни стали женщинами увлекаться, другие деньгами, третьи детьми потом. Они делают вид, что ни Чехова ни Толстого ни разу не знают.

Они знают только лакейщину и мимо. А ещё после мимо. Но это надо быть эмчеэсником, настоящим, а не за зарплату. Это несколько человек. А остальным что делать? Грибы собирать на минном поле?

И тут я своих Толстого и Чехова выпускаю в поле, по которому несётся астероид «Папа, забери меня отсюда, здесь очень страшно», как подводная лодка в степях Украины, как утюг из картины Димедролыча «Утюг».

Они похожи на двух дядечек, глав мафий. Одна победила, другая проиграла. Одному дарят тигров, другому свидание с родными на новый год не разрешают. И лакейщина про пользу государства. И мимо, как галлюцинация Чехова.

И Толстой с палочкой. Сами мы неместные, нас 35 семей на Ярославском вокзале, помогите кто с чем сможет, кто с хлебом, кто с деньгами.

И все отворачиваются в подводной лодке, потому что неудобно, что тебя разводят как лоха.

И дальше. Про нашего героя. Вот представьте, вы умираете. Вас привозят на такой специальный остров. Вы живёте в лесу в 4 км от посёлка. Раньше там была зона. Вы знаете, что так будет всегда. Я подчёркиваю, всегда.

В чём ведь заключается лакейщина, нужно представить, что так будет всегда. Ты знаешь, что так будет всегда, но тебе нужно представить, а ты не хочешь.

Как только ты представишь, что так будет всегда, ты или станешь эмчеэсником, настоящим, не за зарплату, как дядечка в клетке, который сначала был неотличимым от другого дядечки, а потом каких-то 10 лет в заключенье, и он стал как Лев Толстой с палочкой, что все дети всех.

Но про нашего героя. Он один раз в тайге и тундре резко оглянулся, чтобы увидеть ногу Бога, убегающего за угол, а там стоят 100000007 закланных в жертву и 100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона, и на него смотрят.

Осталась развязка, связать 2 нитки в сердце нашего героя. Чехов, мимо, трагедия отсутствия трагедии, ничего нет на самом деле всё равно, другой дядечка, больше всего на свете боятся, что так будет всегда.

А народ, а что народ. Ему ведь тоже вставать на линию горизонта лично. Всегда никогда на острове в сторожке это как собирать грибы на минном поле. Эту нитку надо связать вот с какой в своём сердце.

100000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона 100000007 закланных в жертву рожают. А ты типа повитухи на солнце, где всё сплавляется во всё. Или типа сталепрокатчика, который пробивает дырку в тигле такой длинной кочергой, чтобы не обжечься, как Казанова в шлёме.

Кино, блин, кино, обычное искусство, к которому ты был не восприимчив здесь, пока не стал старичком на минном поле, и не понял, что это кино только здесь и больше нигде, как Чехов, на которого ты взъелся за то, что он видит кино про ничего нет на самом деле всё равно, а не что все дети всех.

Просто он ещё не был там, а ты уже был, скажи спасибо папе и маме, спасибо, папа и мама. И дядечка уже был, а другой ещё не был, в этом вся разница. Что делать? А что делать. Ходи так типа, что при деле. А сам примечай как эмчеэсник, где у них нитка горизонта на минном поле. Потом свяжи место разрыва на месте воронки незаметно, что любуешься обнажёнкой.

И иди дальше, насвистывая летку-енку. И разрыв. Но за этих полсекунды кто-то что-то увидел.

Чёрная дыра.

Надо было показывать и тем, и тем пьесу на ладони, и покойникам, и живым, потому что то, что внутри сферы – снаружи человека, то, что снаружи человека – внутри сферы.

И Интернет был едва ли не самой честной площадкой, как в предыдущем поколенье рок про поколение перемен, как в предыдущем поколенье 2 поколения мёртвая литература, в которой всё – наоборот, мёртвые – живые, а живые – мёртвые, потому что подставились и подставили.

Короче, ты приходил на Интернет к дочке и тёще, потому что мы с женой жили в одноэтажном доме, надо тянуть кабель, это дорого и хлопотно в городе.

На ютубе скачивал фильмы про чёрные дыры. Они тебе казались очень похожими на человеческие глаза. Которые всё засасывают как воронки, но может быть так никогда и не смогут жертвы.

В даодедзине, так тонки, так хрупки корни вещей, что почти что их нет, но они есть. В теории относительности Энштейна тёмная материя довлеет бесконечному ничто.

У индейцев формула человека: ∞ - 40 = ∞. У инопланетян формула ангелов: 1+1=1. У мутантов формула Бога: яяяяяяя. У послеконцасветцев формула любви: Бог Бога Богом о Бога чистит.

У Толстого в «Отце Сергии» Пашеньку все чмят, а ей по кайфу, потому что она чёрной дыре мультфильмы крутит, что она не Чехов, ничегонетнасамомделевсёравно, а Толстой, вседетивсех.

Я понимаю ведущих ток-шоу по всем каналам и менеджеров среднего звена, им бы хотелось и рыбку съесть, и чтоб без косточек. Крутить кино и живым, и мёртвым, чтобы и заложники остались живы, и иметь достойную зарплату. Я сам такой же.

Но меня всю жизнь папа и мама, Ванга в штанах и Лев Толстой в юбке на облаке, Гриша как на образничке и Валя с грудью и животом, били матерчатыми палками с поролоном по частям тела как на буффонаде.

И я колупал казарменную стену в армии пальцем и спрашивал у провиденья с жалостью к себе, почему я такой?

А потом я понял, это не проклятье, а благословенье. Быть чёрной дырой и глазами. Показывать пьесу на ладони живым и мёртвым про себя и всех на ладони.

Поэтому когда в 4 раз наступила жопа в жизни, я уже внутренне подобрался и был готов как Андрей Болконский под небом Аустерлица делать то, что я всегда делал, с самого начала, в школе, армии, институте, семье, литературе, после литературы.

Показывать в Интернете мультфильм про Бога, как жертва жертвы не видит. Как чёрная дыра не видит глаз, а глаза не видят чёрной дыры, потому что то, что снаружи сферы – внутри человека, то, что снаружи человека – внутри сферы.

Надо просто показывать и тащиться, как припадочные Достоевского, потому что в последний раз.

Февраль 2011.








© Никита Янев, 2011
Дата публикации: 12.07.2011 10:37:25
Просмотров: 2623

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 86 число 41: