Душа Агасфера

Вионор Меретуков

Форма: Рассказ
Жанр: Ироническая проза
Объём: 11420 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

(...)Поль отхлебнул из стакана и сморщился. Вот так он всегда! Только что восторгался водкой, а теперь готов проклясть того, кто плеснул ее ему в стакан.

"Господи, это надо же было придумать такой напиток! Сначала спирт отделяют от воды, делая яд совершенно чистым. Потом яд, чтобы он убивал не сразу, а постепенно, разбавляют снова водой, подкрашивают луковым отваром и выбрасывают на прилавок, рекламируя как универсальное средство от тоски...

Так о чем это я?.. Ах, да, о жажде жизни... Должен тебе заметить, когда я говорю о жажде жизни, я имею в виду любую жизнь, чья бы она ни была. То есть жизнь как таковую.

Для иллюстрации моего изящного полемического пассажа годится всякая заурядная жизнь, даже если это жизнь бизнесмена, кинозвезды, вокзальной проститутки, католического священника, министра образования, алкоголика, конокрада, специалиста по лечению поноса, агента страховой компании, опущенного арестанта, разносчика пиццы, победителя всемирного конкурса поглотителей чилийского перца, спившегося циркового клоуна, одноногого футболиста, официантки пивного бара, постаревшего альфонса, сборщика собачьего дерьма, отставного вице-короля Индии, посыльного отеля "Бристоль", автора бестселлеров, продавца жареных каштанов, женщины-вамп, охрипшего драматического тенора, канатоходца, пациента психиатрической лечебницы, пожарного, патологоанатома, ловца жемчуга, нищего на паперти...

Иными словами, коли родился, живи, и нечего тут фордыбачить! Мой пример позволяет заключить, что жизнь - это данная нашим душам возможность ликующе воспринимать окружающий мир и пагубно на него воздействовать.

В этой банальной сентенции, придуманной мною только что, смысла и откровения больше, чем во всех философских трактатах, в бездействии томящихся в библиотеке Лондонского Королевского общества.

Так вот, моя мрачная душа философа и пропойцы, пока ее полностью не источили черви и пока она не перестала фонтанировать гнилой водой, только тем и занимается, что охотно развращает все, к чему прикасается.

Что останется после меня? Несколько истрепанных книжек с пожелтевшими страницами? Эссе о Метерлинке, плохом поэте и посредственном драматурге, получившем долбаную Нобелевскую премию только потому, что в тот год кроме него ее некому и не за что было вручать? Мои пакостные стихи, упавшие на бумагу, как плевок, как предсмертная блевотина неприкаянного мизантропа, по ошибке возомнившего себя Агасфером? За них мне никто Нобеля не даст.

Кстати об Агасфере... Вспомнив о Вечном Жиде, я подумал, что, наверно, этот засранный старикашка, отвесивший, как известно, оплеуху самому Христу, не шастал по свету в поисках истины, а сидел сиднем на одном месте, а за него это проделывала его поганая душонка, в течение нескольких столетий не дававшая никому покоя и изводившая нежданными визитами всевозможных идиотов...

Душа Агасфера своим окаянным упрямством и неспособностью усидеть на одном месте напомнила мне тень - или душу, или призрак - отца Гамлета, она как бы перелилась из средневековых сказаний в пьесу великого англичанина.

У отравленного короля, папаши Гамлета, была точь-в-точь такая же неугомонная душа. Она с распухшим от яда ухом, вместо того чтобы преспокойно записаться на прием к оториноларингологу и вылечиться, тоже мутила воду, не давая покоя полоумному принцу, страдающему от бессонницы и неудовлетворенного самомнения...

Моя душа ничем не лучше. Пока я тут с тобой стою на балконе, болтаю и пью водку, моя душа, отлепившись от бренного тела и обретя полную от него независимость, скорострельно гадит где-нибудь на задворках мироздания. Или, барражируя в нижних, так сказать, слоях ноосферы, норовит юркнуть в трюм подсознания, мать его..."

Поль дал себе передышку. Он облокотился на балконные перила, наклонил голову и блудливым взглядом окинул улицу.

И было ему счастливое видение. Из вечернего сумрака, ныряя головой, под желтый свет уличного фонаря выплыл дивный пешеход в великолепной широкополой шляпе.

Пешеход, опираясь на элегантную трость, медленным торжественным шагом совершал, вероятно, свою ежевечернюю оздоровительную прогулку.

Поль закатил глаза и заурчал, как голодный пес, которого дразнят копченым окороком.

Когда шляпа поравнялась с подъездом, находившимся как раз под балконом, Поль неожиданно перегнулся через перила и плюнул в обладателя восхитительного головного убора.

Поль сделал это чрезвычайно ловко.

Самсон и Поль услышали, как плевок достиг цели.

Прохожий, господин средних лет, похожий на деревенского пастора и одновременно на переодетого полицейского, остановился как вкопанный, задрал голову и гневно уставился в чернильное небо.

Поль, широко улыбаясь, гаркнул:

"Ave, amicus, morituri te salutant!" - и приветствовал прохожего поднятым стаканом.

Прохожий с достоинством снял шляпу.

Вероятно, тоже для приветствия, подумал Самсон. Но пастор или переодетый полицейский вместо этого приступил к вдумчивому обследованию шляпы.

Он долго изучал ее со всех сторон, словно это была не обыкновенная велюровая шляпа, какие носят миллионы обывателей, а футбольный мяч с автографом Марадоны или древний папирус с текстом "Книги мертвых".

Видимо, дотошный пешеход что-то обнаружил, потому что, издав возмущенный возглас, указал на это что-то наблюдателям с балкона, демонстративно ткнув пальцем в некое место на полях шляпы.

Ответом ему была ангельская улыбка на лице Поля.

Тогда господин, сотворив на кирпичном лице свирепую мину, сошел с тротуара на мостовую и, грозя Полю тростью, лающим голосом принялся выкрикивать ругательства.

- Неужели вы требуете сатисфакции?! - восторженным тоном перебил прохожего Поль и повернулся к Самсону. - Сегодня прямо-таки ночь откровений! Наконец-то нашелся хоть один смелый человек во всем Париже... Я принимаю ваш вызов, о, доблестный идальго! - крикнул он. Прохожий замер с открытым ртом. - Надеюсь, вы знаете, что в соответствии с дуэльными правилами, выбор оружия остается за мной? И я уже сделал этот нелегкий выбор! Предлагаю сразиться на стаканах с водкой! Поднимайтесь же скорей, мой долгожданный враг, и мы будем биться не на жизнь, а на смерть! Не стоит медлить, мой храбрый соперник! Жизнь скоротечна, водки может не хватить, так что не стоит пренебрегать мгновением! Я жду вас!"

Прохожий ожил. Изрыгая ужасные проклятия, он в уже более быстром темпе двинулся по улице и вскоре скрылся за поворотом.

Шляпу он бережно нес в вытянутой руке.

Поль был страшно огорчен.

Он покачал головой и сказал:

"Вот видишь, никто не хочет со мной знаться... Даже на уровне дуэли. O tempora, o mores! Я мог оплевать его с ног до головы, а он бы только облизался и отправился по своим ничтожным б**дским делам. Вместо того чтобы подняться наверх и задать мне хорошую трепку, этот пешеход-любитель сотрясает воздух беззвучным пуканьем.

Сказать тебе, кто это был? Мсье Жак Клавель, судебный исполнитель четвертого парижского округа. Редкостный болван! Я едва не женился на его дочке, очень милой и воспитанной барышне, которая обожала давать мне в самых немыслимых местах.

Однажды она затащила меня в церковь St-Eustache, и там... ну ты знаешь, там есть такие боковые нефы, совсем узенькие проходы, ну и там... Это было так здорово! Ужасная оригиналка! Как ты думаешь, не надо ли после всего этого заново освящать церковь? Надо?! О, Боже... Впрочем, пусть освещают, им там все равно делать нечего... " - говоря это, Поль посматривал вниз - вдруг появится новая жертва. Сделав добрый глоток, он продолжил:

"Ты не помнишь, о чем я говорил? Ах, да! Судебный исполнитель мсье Клавель... Понимаешь, я уже совсем приготовился идти по венец, в то время я был на мели, отец из-за моего пьянства временно лишил меня финансовой поддержки, а у Клавеля денег - куры не клюют...

Но помешала жена этого недоноска, мадам Клавель, очаровательная сорокалетняя блондинка, которая была от меня без ума... Она запретила Лили, своей совершеннолетней дочери, даже видеться со мной. А мы с ней в ту пору были неразлучны... У них там, в семье, разгорелся нешуточный скандал. Никто не хотел уступать. Пришлось уступить мне... Знал бы ты, как они, я имею в виду мамашу и дочку, восхитительно делали минет! Боже, только патриотично настроенные парижанки, готовые на все ради своей родины, способны брать такие немыслимые сексуальные высоты! Жаль, что я тебя с ними не познакомил... Ах, как я завидую тем счастливцам, которые находят наслаждение в обществе этих потаскушек!"

"Ты неисправим... Плевать на почтенного господина..."

Поль махнул рукой.

"Черт с ним... Неужели ты забыл, о чем я тебе перед этим сказал? О губительном и освежающем воздействии моей падшей души на все, к чему она прикасается?.."

"Похоже, он тебя узнал, этот величавый шляпоносец и тростедержатель... Ты говоришь, он судебный исполнитель? Тогда тебе конец, он закатает тебя в Бастилию, как только ее отстроят заново..."

Но Поль ничего не слышал. Он только следил за хаотичными волнами собственных мыслей, которые неизменно накрывали его после второй бутылки. Из этих волн он обычно выныривал, держа на кончике языка фразы, которые забывал, как только они бывали произнесены.

Поль торжественно изрек:

"Один прекрасный русский писатель, которого практически не знают ни в Америке, ни в Европе, произнес гениальные слова: Искусство выше морали. Или - вне морали, что одно и то же.

Некоторые художники - я имею честь быть в их числе - поняли это буквально, завязав с понятиями чести и посвятив всю свою личную жизнь доказательству этой заманчивой и притягательной максимы. Они только заменили понятие "искусство" на понятие "я в искусстве".

Ты не представляешь, сколько я, прикрывшись болтовней о своем высоком предназначении, наделал глупостей и мерзостей. И если бы только один я... Имя нам, нарушившим клятву литературного Гиппократа, легион.

Ах, знал бы ты, как я разочаровался в самом себе! Я с юности культивировал в себе мечту написать великую книгу, которая бы потрясала воображение читателя. Это должно было быть совершенно новое, особенное произведение, в котором страсти человеческие достигали бы таких невероятных, устрашающих, леденящих душу пределов, что читать эту книгу можно было бы, только надев на голову мотоциклетный шлем, хватив для храбрости водки и уцепившись обеими руками за воображаемую зем-ную ось.

Это должна была быть книга, которая затмила бы Библию и прославила мое имя в веках... Но, написав свою легендарную поэму, из-за которой я растерял уйму приличных знакомых, я понял, что полностью исчерпал свои внутренние резервы, и у меня просто нет сил написать что-то еще. Выяснилось, что я не бездонен, я понял, что исчерпаем... От этого стало так отвратно на душе, хоть вешайся..."

"Пережди. Так бывает... Тебе надо набраться сил..."

Поль усмехнулся.

"Наберешься тут, - он взболтал содержимое бутылки. - Пережди, отдохни, накопи... Пытался я! Ничего не выходит. Если я что и могу накопить, так это злобу на себя и на всех. Внутри меня пепелище. У меня нет даже желаний... Мне на все наплевать... Я пуст, как... как кошелек банкрота. Почему так произошло? Я много раз задавал себе этот вопрос. Мое "я" пришло в противоречие с окружающим миром? Мое рождение - ошибка Создателя? Допускаю. Возможно, Бог недоглядел, и в результате появился непослушный ребенок, который, повзрослев, стал задавать слишком много ненужных вопросов..."

(Фрагмент романа "Лента Мёбиуса"

© Вионор Меретуков, 2011
Дата публикации: 29.06.2011 15:50:47
Просмотров: 2900

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.