Бабочки в мире гусениц: марш-бросок от "нормы" к "шизофрении"

Наталья Гвелесиани

Форма: Статья
Жанр: Размышления
Объём: 90240 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Шизофрения - это не болезнь, а духовный кризис личности.

Наталья ГВЕЛЕСИАНИ

БАБОЧКА В МИРЕ ГУСЕНИЦ:

марш-бросок от «нормы» к «шизофрении»

И враги человеку - домашние его. От Матфея, 10:36.

Он пробовал на прочность этот мир каждый миг, Мир оказался прочней.
(А. Макаревич )

Мы вырвем столбы, мы отменим границы для маленькой девочки со взглядом волчицы.
(группа "Крематорий"

"В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог", - все мы, конечно, знаем эти таинственные, многократно отраженные в цитатах слова, которыми начинается Евангелия от Иоанна. Но спеша за поиском новых смыслов и значений, в мареве которых евангельские истины то ли открываются, то ли, наоборот, закрываются от нас, мы порой забываем их буквальный смысл: "Слово есть Сила". И только иногда внезапно ворвавшийся в нас с песней голос Высоцкого или нежно тронувшая за плечи фраза из "Маленького принца" Сент-Экзюпери заставляют вдруг оглянуться и забыть все слова.
На самом деле таких людей очень мало - которые оставляли бы неравнодушными всех.
Все мы делимся на духовных и не очень, образованных и не очень. А внутри духовных и образованных - на правых и левых, на группы и группировки. В головах наших крутятся строки из наших любимых поэтов, которых мы противопоставляем, выкидывая их как знамена, чужим любимым поэтам.
Но вот звучит цветаевское:

Мне нравится, что вы больны не мной...

И внезапно все эти границы растворяются. Земля - тяжелый шар земной - уплывает под ногами - и все мы оказываемся на совершенно другой планете.
Если поставить посреди Земного шара огромный репродуктор и включить только одну эту песню на стихи Цветаевой, то на время, пока она звучит - Земли не будет.
Всем нам ласкают слух и сжимают сердце псени Визбора - все мы тянемся в синие горы, покрытые чистыми, переливающимися на солнце, снегами. Но вот звучит:

Здесь вам не равнина,
Здесь климат иной,
Идут лавины одна за одной
И здесь - за камнепадом ревет камнепад.

И мы оказываемся - в совершенно других Горах. Мы понимаем: милые барды - это одно. А Высоцкий - это совершенно другое.
Так истовые поклонники рок-музыки, услышав Янку Дягилеву или Александра Башлачева, вдруг отчетливо осознают, что рок-музыка - это рок-музыка. А Янка - это другое...
И, наверное, не найдется на Земле человека, которого оставила бы равнодушным сказка Андерсена "Снежная Королева".
Перед Андерсеном любой мещанин снимет шляпу.
Потому что и любой мещанин понимает, что это - мир, достойный уважения.

***

Понимаете, в том-то и дело, что подлинная коммуникация с эмпатией - возможна только на уровне взаимодействия между Душами (с большой буквы, о которых говорится в религиях). А то, что обычно люди называют душами, душевностью, эмпатией, сочувствием, сопереживанием и т.д. - часто представляет собой смесь неосознаваемых манипуляций, -с помощью которых удовлетворяются эгоистичные потребности в чувственно-эмоциональных наслаждениях. Разного рода преувеличенная сентиментальность - из этого разряда. Поэтому распространенное в среде так называемых аутистов определение принятого в социуме стиля общения как манипулятивного, имеет под собой глубинное материальное основание.
Но если выйти за круг Эго - к собственным Истокам и почувствовать внутри себя собственную Душу - то тогда-то и возникает эта чистая и тонкая невербальная коммуникация и прекрасная способность к эмпатии. Знаете, М. Цветаева говорила, что любить человека - это значит видеть его таким, каким его задумал Бог, но не осуществили родители.
Надо идти в собственные глубины и попытаться открыть собственную Душу, дотронуться до нее... Тогда-то мир снаружи вспыхнет поистинне удивительными и яркими красками и все станет подлинным. Станет возможным искреннее, подлинное общение с подобными себе - теми, кто может хоть каким-то боком, хоть иногда - чувствовать Души, а не те тела, которые люди обычно по ошибке торопятся назвать душами, а принятый у них стиль общения торопятся назвать - душевностью. (Которая на самом деле - ЯКОБЫ душевность).
То, что большинство людей называет миром чувств, на самом деле правильнее бы было назвать миром страстей, который во всех религиях называют миром греха, то есть миром тонкого блуда и манипуляций. "В мире ограниченное количество душ и неограниченное количество тел," - писала Марина Цветаева. Возможно, что как раз такого общения - с его преувеличенной псевдодушевностью - люди с синдромом Аспергера и не хотят.
Но для того, чтобы понять, чего они хотят, им надо попытаться дотронуться до собственных потаенных Глубин и там отыскать Источник Жизни - в высшем смысле этого слова.
Путь монаха в чем-то подобен пути аутиста - он направлен внутрь Себя. Разница в том, что монах не прячется в скорлупу из рацио, а пытается, следуя определенным правилам, раскрыть в себе Жизнь в Св. Духе, то есть почувствовать мир, преображенный нетварным Божественным Светом, Светом на горе Фаворе. О таких вещах в свое время поэт Николай Гумилев, который, кстати, возможно, тоже страдал аутизмом (о таких предположениях я прочитала в интернете), написал стихотворение "Слово":

В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.

А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это - Бог.

Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества.
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.

А еще у Гумимлева есть такие строки:

... И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,
Оно - колокольчик фарфоровый в желтом Китае
На пагоде пестрой... висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.

А тихая девушка в платье из красных шелков,
Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,
Внимательно слушая легкие, легкие звоны.

"Я немало утешился, увидевши из вашего письма, что вы уже не так умны, как прежде", - написал своему корреспонденту православный монах 19в Игнатий Брянчанинов, причисленный в наше время к лику святых. Мне кажется, что и все мы смогли бы немало утешиться, если бы сумели убрать перегородки из мыслей и эмоций, которые заслоняют нас от чувства подлинности.
""Враждуют низы, горы — сходятся," - так кратко и емко сформулировала М.Цветаева один из фундаментальных Законов Мироздания.

А теперь хотелось бы поговорить о синдроме так называемого аутизма, - на примере Марины Цветаевой.

У поэта Марины Цветаевой была очень странная мать. Она была прекрасным музыкантом, любившим в рассеянно-мечтательном одиночестве музицировать за роялем, невольно транслируя в душу жадно следившей за ее звуко-движениями дочери невыразимо-прекрасную Музыку.

Кроме того, Мария Александровна Мейн - мать Марины Цветаевой - хорошо понимала что такое долг, честь и совесть: она самоотверженно помогала мужу И.В. Цветаеву - будущему основателю нынешнего Музея Изобразительных Искусств им. А. С. Пушкина - собирать его бесценную коллекцию. Это она горячо и неуклонно учила детей плыть против течения всего пошлого и больного в мире людей. И это она же странным образом одновременно плыла против течения жизни собственной дочери, как и собственный ее отец в свое время плыл против течения ее жизни, переориентировав ее с поисков жизни в любви на жизнь в долге.
Эта талантливая женщина мужественно боролась во все раннее цветаевское детство против течения естественной жизни в собственной дочери. Потому что ВСЕ ТАК ПОСТУПАЛИ - и отцы, и прадеды, и прапрадеды.

Она сажала четырехлетнюю Марину на высокий стул перед роялем, ставила на него безжалостно отмеряющий пустые и холодные секунды метроном и обязывала по четыре часа в день отыгрывать скучные гаммы - по два часа утром и по два часа вечером, а бумагу и перо, к которым тянулись руки будущего поэта, безжалостно отбирала, едва завидев на листке поэтические каракули. Достоинств в дочери она словно бы не замечала, а на малейшие шероховатости в характере и развитии ребенка реагировала широким сногсшибательным презрением.

Ее манеры в обращении с Мариной невольно копировала - очень неприятно и карикатурно - и маленькая Ася - младшая сестра Марины.

Собственная мать - первый защитник и проводник в мир людей - от которой зависит все твое будущее - то, с какой стороны ты в первую очередь этот мир воспримешь - превращалась на глазах дочери в Снежную Королеву.

Так в жизни Цветаевой появился Черт. То есть "Бог-Черт" - как называла его маленькая Муся, отказываясь в своей детской неискушенности развести по разные стороны цельности эту сомнительную с точки зрения ее православного окружения двуликую фигуру, - который взял и вывел ее однажды к "Памятник-Пушкину", на большую, но одинокую Дорогу, подальше от всех этих Снежных Королев. (Как о том поведано в ее автобиографической прозе, в частности в рассказе "Черт". Он являлся маленькой девочке в ее грезах о спасителе из жуткой каторги повседневности в виде гладкого черного дога - Черной Собаки. Собачий дог-бог уводил ни в меру привязчивую, ответственную и способную на самоотверженность девочку ("Если Бог сделает это чудо -- оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака.", - напишет она позже на фронт мужу и клятву свою сдержит) в Жизнь от смертоносного долга без любви - в любовь без ложного долга (смертоносного долга служить другим людям ценой убийства своего внутреннего ребенка, своей божественно-чуткой души).

Однако в детской психике все-таки произошел надлом и иногда Бог-Черт (сам Бог) уходил и словно из-под земли у взрослой уже поэтессы вдруг выскакивал его перевертыш - Черт-Бог (то есть сам Черт), который наиболее наглядно отражен в фигуре Молодца из ее одноименной поэмы.

Ибо мать должна быть матерью, а не Снежной Королевой, Бог - Богом, а не Чертом, друг - другом, а не предателем, Белая Собака - Белой, а не Черной Собакой, а Черная - Черной, а не Драконом.

А то и другое вместе - это лишь временный компромисс и затянувшись, он очень плохо отстреливает. И тогда действительно появляется Дракон. А еще Дракон появляется, когда человек застоялся, ведь Жизнь - это своего рода Дорога цвета Собаки.

Цветаева была ЖЕРТВОЙ тонкого, неосознаваемого взрослыми людьми духовного садизма. И стала потом по жизни не только заботливой, но и в некоторые моменты странной, страшной, пугающе-преображающейся матерью. Именно потому что была БОЛЬНЫМ РЕБЕНКОМ, БОЛЬНОЙ ДУШОЙ, душевная чистота и таинственная связь с Психеей у которого иногда затмевалась.

Вы слышали такое выражение: "Убивший Дракона (Черта) сам становится Драконом (Чертом)?". Так вот, Черта убить нельзя - его можно только полюбить, что мудро прочувствовала своим детским сердцем знающая все от века Цветаева и запечатлела в своем рассказе "Черт". Полюбить - это и значит убить. Актом Любви его можно вернуть под крыло «Бога-Черта».

Детский цветаевский Бог-Черт - это благой, мудрый, нелукавый Бог. Совсем не тот двойственно-истеричный «Бог» - образ и проекция ветхозаветного законника – которому праведный Иов осмелился задать свои праведные вопросы, - так называемый ветхий Бог, именем которого разжигают костры инквизиции и именем которого распяли Христа.

Такого Бога – любить нельзя! Иов все правильно понял.
Не мог понять он только одного – где взять правильного Бога?
Он не догадывался, что человечество его времен наложило на образ нелукавого Бога – собственные лукавые представления. И – не понимая, где взять Истину, все больше погружался в депрессию.
Поэтому от Бога – надо в первую очередь отделить Лукавого.
Признав Лукавого как в ближних, так и в себе. Как-то отыскав его за спиной и … разглядев его Разумом, просветленным полуденным Солнцем.
Нет, не убить, не низринуть в тартарары.
Просто - залюбить до смерти Сердцем, полным полуденного Солнца.

А убить Черта - это, стало быть, и не полюбить, и не убить…

Детский Черт - живая оппозиция мира внутренней Пустоты еще ничем, кроме любви и музыки, не наполненного сердца ребенка - внешнему миру житейских страстей с его призрачной полнотой бедумной механистической активностью. Это мертвое, стоячее время мира сего символизировал для нее метроном на рояле, за которым девочка вынуждена была проводить лучшие часы своего дня: "Щелк метронома... Есть в моей жизни несколько незыблемых радостей: не идти в гимназию, проснуться не в Москве 19-го года и не слышать метронома. Точно по мою душу идет этот звук! Кто-то стоит над твоей душой, и тебя торопит, и тебя удерживает, не дает тебе ни дохнуть, ни глотнуть, и так же будет тебя торопить и удерживать, когда ты уйдешь, - один в пустой зале, над пустым табуретом, над закрытой рояльной крышкой, - потому что его забыли закрыть - и доколе не выйдет завод. Неживой - живого, тот, которого нет, - того, который есть. А вдруг завод - никогда не выйдет, а вдруг я с табурета - никогда не встану, никогда не выйду из-под тик - так, тик - так... Это была именно Смерть, стоящая над душою, живой душою, которая может умереть - бессмертная (уже мертвая) Смерть. Метроном был - гроб, и жила в нем - смерть". (М. Цветаева "Мать и музыка".

Принятая в сем мире иерархия идей и страстей с ее вертикалью власти - разрушалась в детском сознании на глазах...

Новой же иерархии - взяться было неоткуда.
Вот и приходилось придумывать собственную детскую мифологию, собственную детскую религию.

Иерархию так называемого НОРМАЛЬНОГО мира мы можем лицезреть в обычном курятнике, где существует куриная иерархия силы и власти, прозванная этологами ПОРЯДКОМ КЛЮВА. Это когда самая старшая и грозная курица в курином королевстве клюет вторую по важности даму, вторая - третью, и так - по цепочке ... Так, расширяя круги дозволенного зла, "тяжелый" клюв доходит до цыпленка. Которого разрешается клевать всем.... Вот только животные не вносят в такое поведение распоясавшуюся человеческую культуру и сознательность.
Отвести удар от себя, ударив другого. Восстановить нарушаемое равновесия отторгая раз за разом вместе с обидчиками часть себя - часть своей детской, нежной, еще, чистой, единственно-чистой, наряду со свято-материнской - Любви... Наверное, для того, чтобы умилостивить человека с бушующим внутри него пожаром, пожирающим как Кронос собственных детей, который он назвал Дьяволом, дабы иметь возможность сваливать на кого-то собственный грех, и пришел на землю Христос. Пришел, чтобы показать нам как выглядит настоящий Человек - плоть от плоти Бога Живого , и как надо жить и умирать, полагая душу за други своя.
А мы, ветхие люди, все еще думаем, что это он Бога пришел умилостивить, когда дал распять себя на кресте. Мы думаем, будто Бог - это тот самый Дьявол-садист из коллективного бессознательного иудеев и последующих европейцев , не сумевших достаточно ясно отделить ПЕРВООБРАЗ от ПОДОБИЙ, Чистоту - от собственных проекций, вызванных непрерывными отпадениями от Света Истины и падениями,- вплоть до самораспыления в Хаосе.
Христос был - Собирателем Человечества, которому он показал, как надо правильно Собирать Себя.
А путь Собирания, по-видимому, был только один: лечить нелюбовь противоположым: Любовью, искоренять насилие - Ненасилием.
Создавать лестницу-иерархию, противоположную закону кур.
Для этого и лег на наш жертвенник, дабы умилостивить всех нас - Жертвенный Агнец.
Эта глубочайшая, краеугольная проблема человечества, не видящего своей Тени и бьющего себя самого хвостом Дракона, породила в 20в такие уродливые явления, как фашизм и сталинизм. И поэтому пусть никому не покажется странными, натянутыми, притянутыми за уши параллели, которые я провожу между во многом замечательной, по-своему выдающейся женщиной М.А. Мейн - матерью М. Цветаевой - которая обладала незаурядным талантом пианистки и среднестатистическим немецким интеллигентом перед началом Второй Мировой войны. Это были люди, вспоенные из жилы чистой лирики, чистого классического искусства - и только. Им было недосуг до отслеживания противоречивых импульсов собственной натуры, вынуждавших их той же рукой, которой они играли на рояле величественные, героические или сентиментальные опусы Бетховена, Шумана, Вагнера - вести по отношению к тем, кого они считали не дотягивавшими до их прекрасного уровня недочеловеками, отнюдь не сентиментальную политику. Феномен этот хорошо известен психоаналитикам. Это - так называемые горящие угли, которые периодически сыпятся всем нам на голову и камни, которые возвращаются бумерангом. Ибо есть время разбрасывать камни и есть время - собирать их.

В зрелом возрасте Цветаева писала о себе своему другу А. Бахраху, который, как и многие другие, совершенно не мог понять cтраданий бабочки в мире куколок:

"Мне больно, понимаете? Я ободранный человек, а Вы все в броне. У всех вас: искусство, общественность, дружбы, развлечения, семья, долг, у меня, на глубину, ни-че-го. Всё спадает, как кожа, а под кожей -- живое мясо или

огонь: я -- Психея. Я ни в одну форму не умещаюсь -- даже в

наипросторнейшую своих стихов! Не могу жить. Всё не как у людей... Что

мне делать -- с этим?! -- в жизни".

Приведу обширные выдержки из работы С. Лютовой «Марина Цветаева и Максимилиан Волошин: эстетика смыслообразования» - они касаются юношеских лет Цветаевой:

""Словно о себе она тосковала, с такой страстью вжилась она в судьбу Наполеона!

Она просто не жила своей жизнью"123. "Своя жизнь"?! - мел ветер в столбе апрельской пыли

горстку бумажек по Козихинскому переулку, подгонял девочку с Патриарших прудов домой.

"В небесах фиолетово-алых // Тихо вянул неведомый сад" (I, 66).

Каждый день так: медленно бредешь домой "В тоске вечерней и весенней. // И вечер

удлиняет тени, // И безнодежность ищет слов" (I, 202). Вот узкая комнатка-пенал приняла

тебя в свои сумеречные объятия, и лень зажигать лампу, а "В сердце, как в зеркале, тень, //

Скучно одной - и с людьми..." (I, 73). Как "раздражают вечный шум за дверью, звуки

шагов, собственное раздражение - и собственное сердце" (VI, 42). "Хочется плакать

. В жгут // Пальцы скрутили платок" (I, 74). Как " измучена этими длинными

днями // Без заботы, без цели, всегда в полумгле..." (I, 97)! Портреты братски устремили со

стен взгляды Наполеонов, в них одних обычно жизнь и спасение! Но сейчас предательски

пробужденная хандрой душа скорбно отворачивается: все прошло, прошло, все теперь лишь

мертвые краски! Комната обмана... Пустая комната!

А завтра - люди, и смех, и гл/spanquot;упые шутки, и "дружеские излияния", и повторение вс?

той же истории от начала: "Я улыбалась, говорила: "Да-да... Неужели? Серь?зно?" Потом

перестала улыбаться, перестала вскоре отвечать: "Неужели?" - а в конце концов сбежала"

(VI, 45)... И до конца: "Мне почти со всеми - сосуще-скучно и, если "весело", - то

чтобы самой не сдохнуть. Но какое одиночество, когда, после такой совместности, вдруг

оказываешься на улице, с звуком собственного голоса (и смеха) в ушах, не унося ни одного

слова - кроме стольких собственных!" (VII, 704).

Скука, безумная скука душевного одиночества! Хоть выдержать бы его с честью, но

нет: весь день отвечаешь шуткой на шутку, болтовней на болnbsp;товню, задирают -

огрызаешься, отбиваешь все поползновения домашних очередной раз вторгнуться в твою

комнату-крепость. Захлестывает, увлекает рутина повседневности. И какая усталость, какое

же раскаяние под вечер: "Я могла бы уйти, я замкнуться могла бы... // Я Христа продавала

весь день!" (I, 129). Душат слезы досады на собственное бессилие и на всех родных, вновь

втянувших в унылый хоровод обыденности! " жизни я не хочу, где вс? так ясно, просто

и грубо-грубо!" (VI, 47). "Своя жизнь"?! Вот она - скука и терзания гордости, вечно

упрекающей тебя в ничтожестве: сама предаешь свои "лучшие сны".

Гордость будет мучить до тех пор, пока Цветаева не убедится в невозможности полного

отшельничества в миру. И тогда само это "христопродавство" обернется формой

отшельничества, надежной маской, двойником, подменяющим на людях ту, что давно

укрылась в глубинах своей души: "Мой отрыв от жизни становится вс? непоправимей.

Свидетельство - моя исполнительность в жизни" (VI, 249), - писала тридцатитр?хлетняя уже

Цветаева. " в жизни я лжива (то есть замкнута, и лжива - когда вынуждают говорить)"

(VII, 64). В юности Цветаева еще стремится пробить стены, огораживающие сердца друг от

друга. Но это оказывается невозможным".

Ранняя Цветаева, еще не игравшая - так явно, как это развернулось в дальнейшем, - в сильную личность, смотрится как человек, практически не живущий "снаружи", а только притворяющийся - чтобы не умереть от скуки и тоски - находящимся во внешнем мире, с внешними - не умеющими общаться ДУШАМИ - людьми - людьми, не думающими о том, как поверхностна их жизнь и как поверхностно их общение, как поверхностна жизнь НА ПОВЕРХНОСТИ - вне Бога, обитающего в клети собственного Сердца и одного только и способного, повернув людей лицом друг к другу, свести их душами. Позднее она с горечью напишет с глухой, вызывающей жалобой тому же дорогому ее сердцу молодому критику А. Бахраху:"'Имейте в виду, что я слепа, глупа и беспомощна, боюсь автомобилей, боюсь эстетов, боюсь домов литераторов, боюсь немецких Wohnungsamt-ов [1], боюсь Untergrund-ов [2], боюсь эсеров, боюсь всего, что днем - и ничего, что ночью.

(Ночью - только души! И дyхи! Остальное спит.)

Имейте в виду, что со мной нужно нянчиться, - без особой нежности и ровно столько, сколько я хочу - но неизбывно, ибо я никогда не вырастаю.

Словом, хотите ли Вы быть - собакой слепого?!. /Единственная отрава, которой я Вас отравлю, это - живая человеческая душа и... отвращение ко всяким другим отравам!'.

Выход Цветаева находит в творчестве. Белый лист бумаги становится для нее - идеальным образом для проекции на нее собственной Души, но не своего преходящего, индивидуально-биологического Эго, а Души - как той самой врожденной МАТРИЦЫ, Души, как ПЕРВООБРАЗА, как ЦЕЛОСТНОСТИ, как ОБРАЗА БОЖЬЕГО.

Вот как - нащупывая интуитивно слова для выражения внутреннего экзистенциально-эмпирического и экзистенциально-метафизического опыта и создавая для его адекватного восприятия и передачи личную мифологию - пишет она об этом в своих Записных Книжках:

"Я никогда не напишу гениального произведения,-- не из-за недостатка дарования -- слово мой вернейший слуга, по первому свисту здесь -- нет, и свистеть не приходится,-- стоит и смотрит -- не из-за недостатка дарования ни внешнего ни внутреннего -- а из-за моей особенности, я бы сказала какой-то причудливости всей моей природы. Выбери я напр вместо Казановы Троянскую войну -- нет, и тогда Елена вышла бы Генриэттой, т. е. -- мной.

Не то, что я не могу оторваться от себя, своего, что ничего другого не вижу,-- вижу и знаю, что есть другое, но оно мне настолько меньше нравится, я -- мое -- мой мир -- настолько для меня соблазнительнее, что я лучше предпочитаю не быть гением, а писать о женщине XVIII в. в плаще -- просто Плаще -- себе".

В cлучае углубления болезненно чувствительности такой человек может превратиться в строгого самурая из стихотворения-песни Ирины Богушевской "С тобой, с тобой" - крайне интровертированного, замкнутого в своем собственном мире человека с разлаженной социальной адаптацией.

Днём

я строгий самурай

с отточенным мечом,

и мне не нужен рай,

мой Бог, мой долг,

мой долг, мой дом -

никто не виноват,

что мне так грустно в нём...

И днём

я вновь сожгу мосты,

канаты обрублю,

зажав в зубах своё "люблю",

станцую пред тобой

очередной канкан, -

никто не должен знать,

как тяжек мой капкан...

А ночью,

когда душа летает

и делает, что хочет,

пока я засыпаю, -

она летит туда, где свет,

туда, где ты, моя любовь.

И никаких преград ей нет -

что ей тот меч и тот запрет?

И вот я вновь

с тобой, с тобой, с тобой...

С тобой, с тобой, с тобой...

С тобой.

С тобой.

Днём

уже который год,

как тот учёный кот,

всё по цепи кругом, -

вот круг, вот цепь,

мой долг, мой дом, -

никто не виноват,

что мне так грустно в нём...

И вот

я строгий самурай

с отточенным мечом,

и мне не нужен рай,

и сожжены мосты,

и больше не болит,

на каждый выдох "ты" -

есть клавиша "delete"...

А ночью,

когда душа летает

и делает, что хочет,

пока я засыпаю, -

она летит туда, где свет,

туда, где ты, моя любовь.

И никаких преград ей нет -

что ей тот меч и тот запрет?

И вот я вновь

с тобой, с тобой, с тобой...

С тобой, с тобой, с тобой...

(Ирина Богушевская "С тобой, с тобой"

Все это очень похоже на поведение героини "Поэмы Конца" М. Цветаевой, и вообще - на поведение по жизни ее лирической героини. Так вынуждена вести себя героиня с мало что понимающими в ней, да и в самих себе, людьми. С теми, кто не видит своего Другого - того, "каким его задумал Бог и не осуществили родители". И ей на внешнем плане приходится играть роль "строгого самурая", "наставника", "учителя", да так, что порой даже поворачиваться к нему спиной и уходить, чтобы любить теперь только издали, страшно тоскуя и мучаясь. Или и вовсе не любить, ибо сил на любовь - все меньше. Крылья бабочки рано или поздно устают биться о стены картонной коробки с уютно живущими в ней гусеницами и куколками и она становиться смирной, обтрепанной, неживой.

"Быть действующим лицом — да, если бы не с людьми! В лесу, например, — действующим лицом.
Мне плохо с людьми, потому что они мне мешают слушать: мою душу — или просто тишину.
Такой шум от них! Без звука. Пустой шум.

Знаю, что весна со мной сотворит — что не знаю (то, чего еще не знаю).

Запись моих близоруких глаз.

Я знаю, что за облаком — боги. Два слова во мне неразрывны: боги и игры. А наших земных игр не люблю: ни взрослых, ни детских.

Почему такая свобода во время сумерок? Уверенный голос, шаг, жест. А я знаю: лицо скрыто! Свобода маски. Мне в жизни нужно, чтобы меня не видели, тогда всё будет как . Исчезнуть, чтобы быть. (Не смерть ли?)

Я не больной. Больной неустанно меняет положение, потому что дело не в кровати, а в нем. Я металась, пока не напала на одиночество (единственный бок одиночества). Следовательно, дело было в кровати, а не во мне." (М. Цветаева. "Сводные тетради".

Сдается, что люди с аутистическими четами личности отстраняются не от всякого общения, а от нашего пустопорожнего - с его преувеличенной псевдодушевностью.
Но для того, чтобы понять, чего они хотят, им надо попытаться дотронуться до собственных потаенных Глубин и там отыскать Источник Жизни - в высшем смысле этого слова.
Путь монаха в чем-то подобен пути аутиста - он направлен внутрь Себя. Разница в том, что монах не прячется в скорлупу из рацио, а пытается, следуя определенным правилам, раскрыть в себе Жизнь в Св. Духе, то есть почувствовать мир, преображенный Нетварным Божественным Светом, Светом на горе Фаворе. О таких вещах в свое время поэт Николай Гумилев, который, кстати, возможно, тоже страдал аутизмом (о таких предположениях я прочитала в интернете), написал стихотворение

В удивительно точной и правдивой книге Александра Омара "Полет бабочки» приведен и подробно, достоверно запротоколирован приговор нашему обществу как как обществу шизогенному, тяжко больному, наиболее здоровые представители которого - чистые сердцем вечные дети - не хотят иметь с ними буквально ничего общего.

Итак, слово автору:

"Представьте куколку бабочки, находящуюся в спичечном коробке. Пока её развитие, её созревание находится в стадии куколки, проблем нет, но когда она превращается в бабочку и... не может выбраться из коробка, что происходит с ней? Ей становится плохо, неудобно, темно, страшно, она начинает вести себя беспокойно, шуметь, пытаться выбраться из коробка. Куколка-психиатр говорит: "Куколка заболела ШИЗОФРЕНИЕЙ", и назначает ей нейролептики. Если бабочка всё равно пытается вырваться из коробка, тогда психиатр назначает ей инсулинотерапию или электросудорожную терапию. Короче говоря, психиатры будут "лечить" бабочку до тех пор, пока у неё не пропадёт желание летать. Чтобы освободиться от навязчивой помощи психиатров, бабочке нужно отказаться от стремления к полёту и прикинуться, притвориться куколкой или гусеницей. Ведь, всё равно выбраться из коробка самостоятельно она не сможет!

Как у бабочки нет никаких шансов доказать куколкам, что её стремление к полёту не есть болезнь, такж когда душа летает е у всех тех, кому психиатры поставили зловещий диагноз "шизофрения", нет никаких шансов доказать, что они не больны. Напротив, чем больше бабочка будет рассказывать куколкам о своих ощущениях и переживаниях, тем куколки больше будут утверждаться в мысли, что бабочка НЕИЗЛЕЧИМО БОЛЬНА.

Что нужно сделать с куколкой, которая превратилась в бабочку и не может выбраться из спичечного коробка? Открыть коробок и выпустить её на волю, предоставить ей полную свободу. Пусть летит! Чем быстрее это сделать, тем меньше ДИССОЦИАТИВНО-ДЕСТРУКТИВНЫХ РАССТРОЙСТВ возникнет у бабочки.

Скольким бабочкам, находящимся в спичечных коробках можно помочь?

Всем. Нужно только выполнить определённые условия. То, что в большинстве случаев эти условия невыполнимы, обусловлено состоянием общества. Шизофрения - это социальная проблема. В будущем человечество решит эту проблему, и это будущее не за горами.

ШИЗОФРЕНИЯ НЕ ИЗЛЕЧИМА ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ОНА НЕ ЯВЛЯЕТСЯ БОЛЕЗНЬЮ. ШИЗОФРЕНИЯ - ЭТО ХРОНИЧЕСКИЙ ДУХОВНЫЙ КРИЗИС. ЧТОБЫ "ВЫЛЕЧИТЬ" ШИЗОФРЕНИЮ, НУЖНО, ПРЕЖДЕ ВСЕГО, ПЕРЕСТАТЬ СЧИТАТЬ ЕЕ БОЛЕЗНЬЮ И НАЧАТЬ ОТНОСИТЬСЯ К НЕЙ КАК К ХРОНИЧЕСКОМУ ДУХОВНОМУ КРИЗИСУ. ТОЛЬКО ТОГДА ПОИСК ВЫХОДА ИЗ ТУПИКА, В КОТОРОМ ГОДАМИ, МЕДЛЕННО РАЗРУШАЯСЬ, ПРЕБЫВАЕТ ЛИЧНОСТЬ, СТАНЕТ ВОЗМОЖНЫМ.

Духовный кризис может быть преодолён только за счёт поднятия на более высокий уровень развития.

Вспомним школьный курс физики о строении атома: "переход электрона с более низкой орбиты на более высокую сопровождается поглощением энергии.

Выход из духовного кризиса тоже предполагает поглощение значительных количеств энергии, но так как энергия не может существовать без своей первоосновы, без информации, то, страдающему шизофренией перво-наперво нужно дать более высокие знания, чем те, которыми он обладает. Причём, знания неопровержимые и достоверные, и, прежде всего, расширяющие представления человека о самом себе.

«Хронический духовный (CSC - Chronic Spiritual Crisis) - это тяжёлое переходное состояние в развитии индивидуума, заключающееся в его неспособности перейти плавно, мягко и безболезненно от мирского мировосприятия и миропонимания к духовному и проявляющееся множественными полиморфными нарушениями высшей психической деятельности, интенсивность и характер которых зависят от духовного уровня, на который удалось временно подняться. Диссоциация психических процессов во время духовного кризиса может касаться как одной, так и нескольких сфер взаимодействия личности с внешним миром: а) мышления, б) эмоционально-чувственной сферы, в) сферы интересов и влечений, г) поведенческих реакций.

Си-Эс-Си обусловлен целой серией поражений, которые потерпел индивидуум, пытаясь утвердиться в обществе, которое оказалось для него слишком агрессивным, слишком враждебным, слишком жестоким, слишком аморальным, слишком глупым, слишком лживым, слишком подлым, слишком коварным, слишком алчным, слишком трусливым, слишком несерьезным, слишком похотливым, слишком суетливым, слишком шумным...

….. Какое место среди тотального безумия занимает страдающий шизофренией? Его беда состоит в том, что он не принадлежит ни к лагерю мирских людей, ни к лагерю духовных. Мирские люди ценят материальное и потому стремятся обладать им. Духовные люди ценят духовное и стремятся "обладать" Богом. Шизофреник утратил интерес к материальным ценностям, а к духовным доступа не имеет. Так что, ему-то и ценить нечего потому, что у него ничего нет. Он ни к чему не привязан, он почти святой. Нужно только остановить бесконечное бегство в никуда его разума , и он – святой".

Вся наша культура - это культура куколок (в лучшем случае). И человек, изначально в ней рождаясь, приобретает убеждения, взгляды на жизнь - из идейно-интеллектуального набора мира куколок. Но вот душа у кого-то - превратилась в бабочку. А мозг - все еще продолжает работать по старинке: в стиле куколок. Так возникает жесточайший когнитивный диссонанс, когда человеку кажется, что он одинок и заброшен и не похож на других, и его никто не слышит. И все ему кричат: "Ты куколка! Ты ненормальная куколка!"
Вот в этой-то ситуации психика может не выдержать и треснуть - от когнитивного столкновения с внешним миром. ( Или - в мягком случае - захлопнуться, как раковина, причем это может случиться еще в раннем детстве, так как ребенку с его чистым сознанием стать бабочкой - проще простого, поэтому большинство бабочек жестоко обжигает свои крылья в огне этого мира еще в самом раннем детстве). Поэтому вместо того, чтобы биться без толку о стену пока что не пробиваемого (не трансформировавшегося в бабочку) внешнего мира куколок, такому человеку надо удалиться от такого мира, немного войти внутрь себя и заняться своим внутренним миром, там поискать - Свет. Тот Свет, который в Евангелии называется Царствием Небесным внутри сердца человека. И только утвердившись внутренне и отыскав опору в самом себе, можно потом опять пойти в мир куколок и смиренно и по доброму нести в него добро, подвигая на самораскрытие (превращение в бабочек) и других куколок. Вот смысл книги «Полет бабочки».
Только автор справедливо пишет, что самостоятельно это сделать никому не удастся. Надо опираться на духовного учителя. Вот только взяться такому учителю в нашей жизни - при всей нашей оторванности от духовных корней - практически неоткуда. И это - едва ли не самое серьезное препятствие на пути к выздоровлению. Лично я могу предложить всем заинтересованным лицам только одно - стать вдумчивыми и смиренными читателями и постараться разыскивать и читать книги людей, которые рассказывают о собственных духовных трансформациях. Щедро делясь личным духовно-экзистенциальным опытом и предостережениями от уклонений с правильного духовного Пути, они как бы дают в руки карту внутренней реальности. Такими картами могут, в частности, стать творения древних православных монахов. Например, очень хороша в этом плане книга Никодима Святогорца "Невидимая брань".
Творения святых отцов православия можно истолковывать с помощью некоторых современных духовных мыслителей. Среди них первое место в иерархии моих предпочтении принадлежит таким просветленным авторам, как Григорий Померанц и Зинаида Миркина. Особенно интересны их книги "Собирание Себя" и "Великие религии мира".
Совершенно необходима к прочтению . на мой взгляд, также статья Александра Дугина "Археомодерн". Фактически, в ней константируется факт явного наличия шизофрении в нашей национальной жизни. И в ней же - убедительно показано, что так называемые страдающие археомодерном (читай - шизофренией) "наши" бабочки - имеют шанс на излечение именно в силу тяжести своего состояния. В отличие от тех же западноевропейских куколок с их горделивым рацио и миром "облагороженных" с виду страстей.
Высказывается гипотеза, что Россия после петровских реформ (а до того - церковно- никоновских) застопорилась в неком тупиковом состоянии, названном автором Археомодерном - состоянием, когда общество, существовавшее до того в парадигме Архаики, в результате спешно и насильственно привитых нравов, обычаев, представлений общества, существующего в парадигме Модерна, не только сбилось с собственного пути, но и к другому берегу тоже не прибилось (что понимали еще славянофилы с евразийцами, да и западники тоже понимали, предлагая - одни - возродить Архаику, а другие - окончательно с ней покончить). И все потому, что Архаика и Модерн - это две взаимоисключающие парадигмы с разнонаправленными векторами и они блокириют друг друга в случае неорганичного, навязанного извне перехода.
В основании парадигмы Модерна, зародившегося в Западноевропейской цивилизации приблизительно с начала эпохи Просвещения (на деле, его семена были посеяны гораздо раньше), заложен вектор отрицания Трансцедентного, все большее удаление от Истоков, Традиции. Удаление, сопровождающееся изгнанием в Подполье - в маргинальные слои сознания и архетипические слои подсознания - всего таинственно - неизъяснимого, полнокровного, имеющего трансцедентный вес, вкус и запах и, в конечном итоге, Живого.
Все это Подполье Дугин называет емким словом "Структура" и противопоставляет ей Керигму.
Керигма - это надстройка, - то, что мы думаем о себе, вместе с нашими государственными и общественными институтами. А Структура - это базис, нижняя часть айсберга - то, чем мы на самом деле являемся или, точнее, уже не являемся, то, чем мы могли бы быть, чем должны быть, если хотим сбыться.
В парадигме Модерна постепенно вытесненная, загнанная, обескровленная Структура уже почти не существует и поэтому там думают о себе почти так, как оно есть - Керигма там сугубо имманентная, сухо-рационалистичная, лишенная терпкости трансцедентного вкуса. (Если подходить строго философски. В реальной жизни все, конечно, сложнее - там еще долго сохраняются неизжитые архаические элементы).
И совсем иное дело у нас, в России.
Структура, так внезапно запертая, еще жива и кричит, но слов ее понять никто не может, так как все попытки интерпретации осуществляются языком, взятым из системы координат Модерна, ушедшего настолько далеко по логике парадигмы своего развития, что слова Структуры не только ей непонятны - они не слышны.
В результате мы и себя перестаем чувствовать (хоть и продолжаем - в глубине души), и помыслить ничего толком не можем (хоть и мыслим все еще гениально - с привкусом трансцедентной плоти). Мы бредим, мы грезим, мы становимся психопатами. У нас не Модерн и не Архаика. У нас - злополучный Археомодерн.
Выход: освоить в совершенстве все самое ценное в Керигме Модерна, ее прекрасный логический аппарат, отточенный западно-европейской модернистской философией, включив сюда опыт прорыва по ту сторону логики, предложенный постмодернизмом, - понять, почему она такая, а не иная, понять, что есть Структура с точки зрения именно этой Керигмы, понять, что в нас - от Структуры и что - от Керигмы. Пробиться к своей Структуре и выработать свою непротиворечивую Керигму, в соответствии с логикой своего собственного, прерванного когда-то, развития. Родить наконец рационально мыслящего субъекта, как то уже давно сделал Запад, а после... отбросить рассудок. Но никак не до того, ибо нельзя отбросить того, чего нет. И, в довершении, в неснимаемом противоречии между Керигмой и Структурой (Рацио и Ир-Рацио) в мире имманентного - но теперь уже гораздо менее жестком противоречии - встать на сторону Структуры, в противоположность культуре Модерна, которая принимает сторону Керигмы, как это сделал, например, К. Юнг в противоположность З. Фрейду.
Чрезвычайно актуальная теория! Дугин прямо пишет, что пока мы не преодолеем Археомодерн, мы не модернизируемся - ни в сторону Востока, ни в сторону Запада, ни в сторону самих себя. И даже погибнем как нация и государство. А вместе с нами и окончательно забудется, выветрится эзотеризм древнего православия (который, правда, сохраняется еще в Греции, на святой Горе Афон) хранить которое, претворяя в жизнь его нетленные истины, которыми русская культура была проникнута даже в атеистические времена, и есть историческая миссия России. Но претворяя не в букве, а в духе. Букву - все та же разница в системе координат! - надо еще суметь адекватно перевести на многословный, но лишенный Силы Слова язык современности. И поэтому Букву - тоже надо хранить...
Важная деталь: Модерн, по Дугину, отнюдь не обязательно противостоит Традиции. Существует два вида Модерна - профанический, уклонившийся с магистрального, глубинно-религиозного пути человечества и хоть и блуждающий впотьмах, но ностальгирующий по Истокам, неосознанно ищущий утерянный вектор.
Более того, правильный Модерн с вектором в Трансцедентное и есть тот метод, с помощью которого мы можем добыть и перевести в естественно-гармоничное русло те пласты древней Архаики, с которой Археамодерн работает в бредовом режиме, а известная нам, более близкая к нашему историческому времени, уже утратившая самое себя Архаика - работала в плоскости самогорделивой инертности (уверяя, что все, мол, в порядке, только веруй в Бога и чаще ходи в церковь).
В плеяду праведных западных модернистов и постмодернистов входят, по мнению Дугина, Маркс, Ницше, Хайдеггер, Бодрийяр, Ги Дебор, Фуко, Гваттари, Делез, некоторые поэты и художники-авангардисты, некоторые представители молодежной альтернативной культуры... Несмотря на то, что некоторые из них были убежденными атеистами, все они ощущали потребность в Структуре и развенчивали идолопоклонническую подмену Живой Жизни не соответствующей ей Керигмой, выстроенной по идеологическим и иным критериям. Александр Дугин причисляет одних из них к "новым правым", а других - к "новым левым" и находит возможным объединение этих деятелей на платформе Консервативной Революции (возрождения древней сакральности). Дугин, как публицист, регулярно выступаюший в СМИ, стремится охватить своими идеями как можно большую аудиторию. Он обращается к коммунистам и предлагает им немного выйти за рамки их мирровозрения и посмотреть, что за глубинные импульсы ими движут и какими эти импульсы могут стать, если направить их в более правильное русло. Он обращается к фашистам и т.д. и проделывает с ними то же самое. Благодаря этому ходу некоторые коммунисты, фашисты, постмодернисты, православные, представители молодежных субкультур, махровые консерваторы-традиционалисты, словом, все "правые" и "левые" считают его своим.
На самом деле доктор Дугин лечит таким способом наш общественный археомодерн.
Несмотря на обилие ультрарадикальных рецептов и на вопиющие передержки, перегибы в трактовке тех или иных событий и исторических личностей, заслуги Дугина несомненны. Ни у кого из современных мыслителей я не видела такой неукротимой жажды Высшей Правды. Эта жажда вынудила его сломать многие стереотипы и пойти против течения реки, в которой мы все - плывем по течению, даже не зная, что мы в реке.
Большая заслуга Дугина в том, что он, в отличие от других философов-традиционалистов, к школе которых он себя причисляет и в отличие от прочих религиозных философов, да и всех философов вообще, убедительно показал с помощью своего структурно-парадигмального анализа, что религиозность определяется глубинным состоянием личности и общества, а не формальной верой и принадлежностью к той или иной конфессии. Атеизм в ряде случаев и в целые исторические эпохи может брать на себя функции религии, а верующие - на глубинном уровне - вполне могут оказаться атеистами. Правда, такой дисбаланс приводит к личностным и историческим катаклизмам, так как "восставшие без эзотерических путеводителей - достойные сожаления невротики" (А. Дугин. "Русская Вещь". Глубинная религиозность - единственный источник подлинной Жизни, подлинного Творчества, подлинной Любви и подлинной Свободы.
Неудивительно, что эту важную разделительную грань смог заметить мыслитель, выросший в Советском Союзе, который был глубинно религиозным государством без эзотерического путеводителя. И поэтому в СССР в период перестройки, по мысли Дугина, не надо было ничего радикально менять в сторону западной безрелигиозной либеральной модели (формально - имеющей все религиозные институты). Надо было только обрести эзотерический путеводитель.
Трагизм современности в том, (этот вывод я сделала лично для себя), что мы из-за указанного дисбаланса не можем вполне довериться ни глубинно верующим людям (часто - атеистам или невоцерковленным), ни многим деятелям церкви (на деле - глубинно неверующим), так как первые, не имея эзотерических путеводителей, укладывают свои интуиции в безжизненные рационалистические схемы, а вторые - и вовсе не имеют за душой Жизни.
Столпы европейского традиционализма Рене Генон и Юлиус Эвола, на мысли которого опирается Дугин, изложили в своих книгах все пертензии традиционализма к современности, причем, переплюнув в критике и Ницше, и экзистенциалистов, и все прочие протестные направления. Но чем мне импонирует традиционализм - так это тем, что радикальнейшая критика соседствует у них с положительными идеалами, взятыми из глубинной религиозности. Это как раз то, чего мне всегда не доставало. Опираясь на их картину реканструкции того, как и чем жил языческий мир в древности - а все они, включая Дугина, - язычники, новаторства Христа они не понимают, держась, к примеру, за давно устаревшую кастовость - я поверила в то, что вся наша история с ее религиозными заморочками была даже очень серьезным и осмысленным делом. А поверив, я сделала легкий переход к христианству, к православию с его традицией исихазма. Я увидела, насколько христианство - реальная штука и насколько оно все-таки выше той картины древней религиозности, которую Дугин изобразил в своей превосходной "Философии Традиционализма". Только он приходит от языческого, дохристинского мира в неописуемый восторг, а я - напротив... Дугин дал мне интеллектуально приемлемый материал, собранный им за годы изучения эзотерики и прекрасный парадигмальный метод анализа. Вот в чем его огромное значение для моего развития. А после я повернула весь этот материал против Дугина, против его язычества. Таково на самом деле мое глубоко личное отношение к Дугину. Этот удивительный мыслитель вывел меня из длительной полосы "гамлетовских" сомнений, устранив разницу между тем, что я чувствую и тем, что я думаю, - он дал мне инструментарий для правильного осмысления собственных интуиций. Во мне, образно говоря, вновь проснулось донкихотовское начало, которое было присущее мне в подростковом возрасте, так как на уровень осознания выведено подспудное априорное знание, которым владеют дети, подростки, чудаки: за ветряными мельницами стоят реальные, а не фиктивные противники.

В заключение хотелось бы поговорить о том, почему я так часто обращаюсь к теме аутизма и шизофрении.

Мне бы тоже хотелось узнать причины своего пристального внимания, к таким вещам как аутизм, синдром Аспергера и шизофрения. Наверное, я хочу понять через свой интерес какие-то закономерности в своей жизни и понять саму себя, общество, человека вообще. А закономерности таковы - меня лет с 20-ти постоянно пересекает с людьми из творческой среды (самодеятельные поэты, художники, музыканты), которые становятся моими друзьями и приятелями, а потом со временем выясняется, что у них - диагноз "шизофрения". Или у их мужей, жен, родителей, - такой диагноз. А если и не диагноз, то непременно есть в семье кто-то странный, кто избегает общения, но обладает сверхчувстительностью и необычными способностями.
То есть меня как магнитом тянет именно к таким людям. Мало того - я с ними нахожу больше общего, чем с так называемыми нормальными людьми.
Поэтому мне, наверное, и хочется понять - что меня притягивает и что такого есть общего в них и во мне?
Кроме того, некоторые мои наблюдения, подчерпнутые из опыта общения с такими людьми, идут в разрез с тем, что предполагает официальная медицина. Обычно предполагается, что аутичные люди - малоконтактны и холодны, неспособны на эмпатию. Но на самом деле - мои друзъя прекрасно на все способны. Их отличает только одно - они не способны угадывать мотивы, которыми руководствуются те или иные люди в своей повседневной жизни. И вместо того, чтобы угадывать, они воображают или просчитывают варианты и эти варианты часто неверны. Но они - если они при этом подозрительны - упорно пытаются накладывать эти свои просчитанные или воображенные представления о мотивах на образы реальных людей и от этого у них портятся с ними отношения. Хотя мне встречались и совершенно не подозрительные, беспечные в этом плане аутисты, которые просто безоглядно доверялись чуть ли не первому встречному, не думая о мотивах. И - обычно жестоко разбивались об этого первого встречного. Но при этом не терялись и быстро поднявшись, опять шли к первому встречному, продолжая надеяться, как они говорили, что все люди - хорошие.
В общем, я хочу сказать, что по моим наблюдениям и ощущениям - а я это знаю по близким людям - аутисты и даже люди с вялотекущей шизофренией из числа творческой интеллигенции с художественными способностями и чувствуют, и мыслят - объемней и тоньше, чем обычные люди. Это не им не хватает спектра тончайших эмоций, а наоборот, это обычным нейротипикам - чего-то не хватает в их эмоциональной - нейротипической - палитре чувств, не хватает каких-то красок, которые имеются только span style=у аутистов. Поэтому и получается резкий дисбалланс (водораздел) между ними.
На деле все очень похоже на то, что изобразил Павел Вежинов в повести "Барьер" (а также в рассказе "Озерный мальчик". Изначально аутисты и шизофреники в глубине души - не более плоские, грубые, бесчувственые, а - более тонкие, чувствительные, развитые. Но существование в нашем социуме - таком какой он есть - буквально сводит их с ума и замкнутость от такого мира в раковину из отчуждения и рацио - порой наилучший выход.
Но это означает, что меняя социальную среду, можно попытаться создать более приемлемый для обитания мир. То есть для меня вопрос об аутизме - это вопрос о том, что с нами со всеми происходит - с социумом, человечеством, планетой.

Относительно близкая к моему пониманию точка зрения изложена в следующем отрывке из одной научно-популярной статьи. (Правда, это материалистический взгляд на проблему, из-за чего виден только психофизиологический разрез без соотнесения с духовным уровнем).

"Новые результаты дают подтверждение теории аутизма как теории «интенсивного мира», в которой позиционируется, что структура цепей мозга, проявляющаяся в чрезмерном функционировании некоторых областей, может вести к крайностям во внимании и восприятии, способным производить как дефициты — так и, иногда, экстраординарные интеллектуальные таланты — которыми характеризуются некоторые люди с аутизмом. В мозгу, смонтированном со сверхлокальными связями, соответствующие области будут склонны к гиперактивности; в свою очередь повышенная активность ведёт к гиперреакции на поступающую информацию и к быстрому изучению. «Они реагируют на стимуляцию сильнее, чем при нормальной схеме. И они не только реагируют слишком сильно, но и также узнают слишком много», — говорит Маркрам, автор теории интенсивного мира.

Хотя это звучит так, как будто это хорошо — этим вполне могут объясняться способности аутистов-савантов, которые чрезвычайно одарены в математике, информатике или музыке — но в контексте уменьшения дальних связей между областями мозга конечный результат может оказаться удручающим. Действительно, многие люди с аутизмом описывают непереносимость сенсорного опыта — будь то яркий свет, громкие звуки или социальные взаимодействия.

На психологическом уровне это, в основном, означает, что аутичные люди могут чувствовать, воспринимать и узнавать слишком много. Это может вести к сенсорной перегрузке, а также, как следствие, к социальному избеганию или отчуждённости и повторяющемуся поведению», — говорит Маркрам. Аутичные люди часто используют такое поведение, чтобы сохранять собственный мир неизменным и не подпускать к себе чересчур интенсивный мир."

А теперь представьте - люди, которые чувствуют мир так интенсивно - как только и могут чувствовать его дети - вдруг оказываются замкнутыми в собственной черепной коропке, потому что наша культура не признает бабочек. Горе нам! Ибо не ведаем что творим. Делая хорошее - получаем плохое. Как говорится, благими намерениями.... И поэтому бедные вечные дети - вынуждены делать нам плохое. А ведь они и сами очень не хотят быть эгоистами. И делая больно нам, они, надо полагать, испытывают боль - пуще нашей. И пока мы удивлено хлопаем глазами и никуда не торопимся, внешне неторопливые эти дети успевают прожить внутри себя десять жизней и пойти вразнос.

Что же мне делать, слепцу и пасынку
В мире, где наичернейший -- сер,
Где вдохновенье, хранят как в термосе,
С этой безмерностью в мире мер?!

М. Цветаева

"У стойки кафе, глядя на красующегося бельомма -- хозяина... Я внезапно осознала, что я всю жизнь прожила за границей, абсолютно -- отъединенная -- за границей чужой жизни -- зрителем: любопытствующим (не очень!), сочувствующим и уступчивым -- и никогда не принятым в чужую жизнь -- что я ничего не чувствую, как они, и они -- ничего -- как я -- и, что главнее чувств -- у нас были абсолютно разные двигатели, что то, что для них является двигателем -- для меня просто не существует -- и наоборот (и какое наоборот!). " (М. Цветаева. Неизданное. Сводные тетради).

Иногда о Марине Цветаевой пишут как о человеке, который прожил жизнь с стянутым у горла узлом.
Раньше я никак не могла понять, что заставляло ее снова и снова идти против Системы, даже когда она была не права, держась с упорством утопающего только за свое? Что за беда мучила Марину Ивановну до конца ее дней, ч т о именно было для нее веревкой и что - затянуло в конце ее жизни - роковую петлю?
А теперь, я, кажется, понимаю: у Марины Цветаевой не было права на поражение, потому что такие люди поражены - в самое сердце - жестокостью социума уже от с раннего детства. Та самая сердечная чакра, которой только они и живы и через раскрытие которой обретается Единое на потребу - может наглухо захлопнуться, как створки раковины, от любого неосторожного прикосновения, любой - чужой или собственной - ошибки. И тогда - жизни бабочки придет конец, а тело - превратится в заживо гниющий труп. ««Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик». (Предсмертная записка М. Цветаевой сыну).

Приведу в произвольном порядке выдержки из книги «Полет бабочки» Александра Омкара:

«Когда индивидуум в своём духовном развитии достиг середины Пути, поднялся до четвертого этажа (до уровня середины физического тела, середина грудины), тогда между душой и разумом возникает настоящая война. Разум нигилистически относится ко всему, что может каким-либо образом ограничивать его власть. Конечно же, он ни в коем случае не позволит душе подняться над ним.

Любая попытка индивидуума, достигшего ментального уровня развития (четвертого этажа), продолжать свой духовный Путь без Учителя, обречена на возникновение духовного кризиса. Причём, тем более выражены негативные проявления кризиса, тем сильнее страдания, чем выше устремленность души к Богу.

Причина любого кризиса - допущенные ошибки. Исправление ошибок, вызвавших кризис, обеспечивает выход из кризиса.

О каких ошибках идет речь? Об ошибках и социума, и индивидуума. В чём ошибка социума (общества)?

Общество, вместо того, чтобы обеспечить духовному искателю Истины надёжного поводыря, проводника по внутреннему миру, проигнорировало его духовные потребности. В этом заключается ошибка общества. Ошибкой индивидуума было игнорирование необходимости в духовном Учителе. Это "внутренние" ошибки.

Какие внешние ошибки были допущены?

Общество переоценило возможности индивидуума и предъявило к нему завышенные и слишком жесткие требования, в результате чего сила воздействия на индивидуума со стороны общества превысила компенсаторные возможности его организма.

Ошибкой индивидуума было стремление выстоять в слишком сложной и несоизмеримой с его силами ситуации. Когда ситуация стала выходить из под контроля, индивидуум (в силу недостатка энергетического потенциала, необходимого для обеспечения адекватной защиты) позволил социуму совершить над ним насилие, которое привело к повреждению компенсаторных механизмов.

Шизофрения развивается у того, кто оказался слишком слаб и не смог проявить силу духа тогда, когда она была крайне необходима для того, чтобы защитить и отстоять свои собственные интересы, убеждения, принципы и ВНУТРЕННИЕ ценности от посягательств со стороны ВНЕШНЕГО жестокого, но объективного и справделивого материального мира, и не выдержал натиска ВНЕШНИХ проблем, "сломался", сдался ВНУТРЕННЕ, а ВНЕШНЕ продолжал демонстрировать проявления необычайной стойкости, чрезвычайной силы и невероятной сопротивляемости и терпимости, окончательно истощая все компенсаторные резервы организма, вместо того, чтобы перестать изображать из себя героя и честно признаться, прежде всего самому себе, в своей полной несостоятельности САМОСТОЯТЕЛЬНО утвердиться в материальном мире и отвоевать СОБСТВЕННЫМИ СИЛАМИ достойное для себя место под солнцем, проявив смирение, покорность, мягкость и податливость ВНЕШНЕМУ миру, для того, чтобы сохранить и сберечь целостность мира ВНУТРЕННЕГО.

Если бы индивидуум направил все свои силы на ВНУТРЕННЮЮ трансформацию, а не на бесполезное сопротивление ВНЕШНЕМУ миру, решились бы все его ВНУТРЕННИЕ проблемы, а в мятущуюся душу пришли бы умиротворение и покой. Кроме того, он обрёл бы надежную защиту и постоянное прибежище в мире духовном. Внешняя ситуация не заставила бы долго ждать - она автоматически изменилась бы к лучшему. Но... он сделал всё наоборот, за это и поплатился.

Клиника шизофрении - это лишь верхушка айсберга. Чтобы растопить айсберг, нужно начинать не с верхушки, а с основания.

Шизофрения - это особое внутреннее состояние индивидуума, обусловленное выраженным протестом против существующей действительности и проявляющееся мощным истерическим неврозом, преодолеть который можно лишь полностью удовлетворив все требования взбунтовавшейся личности путём решения её духовных проблем».

Видимо, это тот этап духовного пути, когда монах встречается лицом к лицу в невидимой духовной брани со своим главным противником - дьяволом. Только монах - вооружен Знанием и Молитвой, а дети из породы Индиго, увы, безоружны... И поэтому, если им не повезет обрести Учителя, путь этих Икаров и Фаэтонов к Свету фактически обречен.
Но слава Богу, в небесах есть Христос. И я верю, что такие дети падают с своих "горделивых" небес во всей своей необъятной нищете духа - прямо в его Объятия.
Поэтесса Ирина Кажянц, которой доктора из мира куколок поставили несколько лет назад диагноз "шизофрения" , знает своего настоящего Доктора и его племенных посланников, что называется, "в лицо":

БЕЛЫЙ ОРЁЛ

Огляди с высоты, орёл,
Мой тернистый путь,
Подари мне свою
Уверенность и покой,
Как хочу для тебя я спеть
Хоть когда-нибудь,
А для этого хоть немного
Побудь со мной.
Сильных крыльев размах
Унесёт тебя снова ввысь.
Ты так любишь взмывать
В весенние небеса,
Но, прошу тебя, друг,
Ненадолго ко мне спустись,
Я смотрю в высоту
И солнце слепит глаза.

Белый орёл,
Мои кровоточат раны,
Белый орёл,
Друг отчаянный мой,
Белый орёл,
Я надеяться не устану,
Что когда-нибудь ты
Позовёшь меня в небо
С собой.

Подлечи меня, друг,
Своим сильным крылом накрой,
Чайкой раненой
До тебя мне не долететь.
И когда-нибудь свою песню
Мне тоже спой,
Я же знаю, что в синем небе
Ты любишь петь

Огляди с высоты, орёл,
Мой тернистый путь,
Подари мне свою
Уверенность и покой,
Как хочу для тебя я спеть
Хоть когда-нибудь,
А для этого хоть немного
Побудь со мной.
Сильных крыльев размах
Унесёт тебя снова ввысь.
Ты так любишь взмывать
В весенние небеса,
Но, прошу тебя, друг,
Ненадолго ко мне спустись,
Я смотрю в высоту
И солнце слепит глаза.

Итак, шизофрения - это не болезнь, а духовный кризис на духовном пути, когда он достигает границы между духовным и материальным миром. Это - кризис всех "пограничников".

В блестящей по глубине проникновения в суть вещей статье «Искусство при свете совести» Марина Цветаева выстраивает иерархию поэтов по степени их духовной высоты, измеряемой близостью к Богу (а все мы с вами, дорогие читатели, поэты уже по определению, хоть может, и не знаем об этом):

«По отношению к миру духовному — искусство есть некий физический мир духовного.

По отношению к миру физическому — искусство есть некий духовный мир физического.

Ведя от земли — первый миллиметр над ней воздуха — неба, (ибо небо начинается сразу от земли, либо его нет совсем. Проверить по далям, явления уясняющим).

Ведя сверху неба — этот же первый над землей миллиметр, но последний — сверху, то есть уже почти земля, с самого верху — совсем земля.

Откуда смотреть.

___________

(Так же и душа, которую бытовик полагает верхом духовности, для человека духа — почти плоть. Уподобление с искусством не случайное, ибо стихи — то, с чего глаз не свожу, говоря искусство — все событие стихов — от наития поэта до восприятия читателя — целиком происходит в душе, этом первом, самом низком небе Духа. Чту отнюдь не в противоречии с искусством — природой. Неодушевленной природы — нет, есть только неодухотворенная.

Поэт! поэт! Самый одушевленный и как часто — может быть именно одушевленностью своей — самый неодухотворенный предмет!)

___________

Fier quand je me compare [Гордый, когда я себя сравниваю (фр.).] — нет! ибо ниже поэта и в счет не идет, все же достаточно гордости, чтобы по низшему не равняться. Ибо гляжу-то — снизу и упор не в моей низости, а в той высоте.

Humble quand je me compare, inconnu quand je me considиre [Униженный, когда я себя сравниваю, неизвестный, когда я себя рассматриваю (фр.).], ибо для того, чтобы что-либо созерцать, нужно над этим созерцаемым подняться, поставить между собою и вещью весь отвес — отказ — высоты. Ибо гляжу-то — сверху! Высшее во мне — на низшее во мне. И что же мне остается от этого лицезрения — как не изумиться... или не узнать.

Брала истлевшие листы
И странно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело.

Так я когда-нибудь буду, нет, так я уже, порой, гляжу на свои стихи...

НЕБО ПОЭТА

— Священник служит Богу по-своему, вы — по-своему.

— Кощунство. Когда я пишу своего Молодца — любовь упыря к девушке и девушки к упырю — я никакому Богу не служу: знаю, какому Богу служу. Когда я пишу татар в просторах, я тоже никакому Богу не служу, кроме ветра (либо чура: пращура). Все мои русские вещи стихийны, то есть грешны. Нужно различать, какие силы im Spiel [В игре (нем.).]. Когда же мы, наконец, перестанем принимать силу за правду и чару за святость!

Искусство — искус, может быть самый последний, самый тонкий, самый неодолимый соблазн земли, та последняя тучка на последнем небе, на которую умирая глядел — ни на что уже тогда не глядевший и окраску которой словами пытался — все слова тогда уже забывший брат брата — Жюль Гонкур. Третье царство со своими законами, из которого мы так редко спасаемся в высшее (и как часто — в низшее!). Третье царство, первое от земли небо, вторая земля. Между небом духа и адом рода искусство чистилище, из которого никто не хочет в рай.

Когда я при виде священника, монаха, даже сестры милосердия — неизменно — неодолимо! — опускаю глаза, я знаю, почему я их опускаю. Мой стыд при виде священника, монаха, даже сестры милосердия, мой стыд — вещ.

— Вы делаете божеское дело.

— Если мои вещи отрешают, просвещают, очищают — да, если обольщают — нет, и лучше бы мне камень повесили на шею.

А как часто в одной и той же вещи, на одной и той же странице, в одной и той же строке и отрешают и обольщают. То же сомнительное пойло, что в котле колдуньи: чего только не навалено и не наварено!».

Редко кто из людей искусства может разглядеть духовную тьму в том, что в мире человеческих страстей и иллюзий принято называть высшими проявлениями духа. Но Марина Цветаева не довольствуется искусством как искусом. Она понимает, что – за исключением прирожденных поэтов-ангелов – таких как Р. М. Рильке, некоторых детей, некой безвестной монахини, оставившей человечеству бессмертные строки «Человечество живо одною круговою порукой добра» - даже лучшие из лучших пребывают всего лишь там, где «первое от земли небо, вторая земля. Между небом духа и адом рода искусство чистилище, из которого никто не хочет в рай».
Этот «первое от земли небо» Святые Отцы православия называют миром прелести, миром, где царствуют духи.
Однако восхождение от земли чисто материальных страстей и представлений в «первое от земли небо» - есть благо. Благом оно перестает быть, когда человек не видит, не чувствует этой духовной Лествицы с ее незримыми ступенями, когда принимает, по своему незнанию и гордыне, первое небо – за высшее, пресекая тем самым в себе возможность двигаться дальше.
А дальше – это значит, чем дальше от Земли, тем, парадоксальным образом, ближе к ней, все больше и больше устраняя диссонанс между внешней и внутренней Землей.
И только устранив диссонанс, - то есть встретившись в середине Пути на точке расхождения духовного и материального лицом к лицу с собственной Тенью и подчинив ее – можно, наконец, прозреть и узреть физически-энергетическую реальность в свете истинного Знания:

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом...

(М. Лермонтов)

Такие прозрения даются иногда ищущим – как зарницы из их духовной Родины.
А пока – ничего не остается – как идти путем Разочарования и Одиночества, проб и ошибок. Путем – неизбывного и неустранимого при нынешнем состоянии общественного сознания – Отчуждения:

* * *
Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно —
Где — совершенно одинокой

Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что — мой,
Как госпиталь или казарма.

Мне все равно, каких среди
Лиц ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной — непременно —

В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведем без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться — мне едино.

Не обольщусь и языком
Родным, его призывом млечным.
Мне безразлично, на каком
Непонимаемой быть встречным!

(Читателем, газетных тонн
Глотателем, доильцем сплетен...)
Двадцатого столетья — он,
А я — до всякого столетья!

Остолбеневши, как бревно,
Оставшееся от аллеи,
Мне все — равны, мне всё — равно;
И, может быть, всего равнее —

Роднее бывшее — всего.
Все признаки с меня, все меты,
Все даты — как рукой сняло:
Душа, родившаяся — где-то.

Так край меня не уберег
Мой, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей — поперек!
Родимого пятна не сыщет!

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё — равно, и всё — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина ...

(М. Цветаева)

Вооружившись знаниями и представлениями своего лжеименного разума, то есть основываясь на воображении и логике, отделенных от чистого, цельного разума в Св. Духе, современная психиатрия вывела из исследований более цельного, чем у обычных людей, «детского», бесхитростного, как бы внелогического мышления так называемых аутистов – наличие у них слабой способности к абстрактному мышлению.
Однако истинны ли эти выводы в мире, где все течет и изменяется? И где наблюдаемые объекты – зачастую не более чем проекции наблюдателя?
Позиция наблюдателя, стоящего на духовной Лествице несколькими этажами выше, может внести даже в самые точные представления «кукольной» науки совершено другие акценты.
Так, Святитель Игнатий Брянчанинов в письмах к некому иноку Леониду, занимающемуся умной молитвой, характеризует ум и эмоциональную сферу так называемого аутиста следующим образом:

«Наблюдал ли ты за умом твоим? Изучал ли — какое его свойство? У тебя ум не аналитический, который всё разбирает по частям, анатомирует и после этой работы выводит свое заключение. Б;льшая часть умов человеческих имеют свойства анализа и по этому свойству способны хитрить, ловко устраивать дела свои, строить козни. Твой ум без работы видит, обнимает предметы. Этот ум — для духовного видения. Вот еще что заметь в нём: он с свободою, наслаждением может пасть в прах пред величием Божества; но, чтоб смириться пред ближним, ему нужен труд над собою. Почему? Потому что он по естеству своему имеет презрение ко всему подлому, пошлому, мелочному — не способен к изгибам и изворотам. Видя эти недостатки в ближнем, он презирает ближнего вместе с его недостатками. Ум твой, наставленный Евангелием, тогда смирится пред каждым ближним, когда увидит в каждом ближнем Христа. Все, крестившиеся во Христа, облечены во Христа. Чем бы и как бы они ни оскверняли себя, риза Христова, до суда Христова, — на них. Необходимо признать себя хуже всех человеков: этого требует святое смирение. Апостол не просто сказал, что он — первый из грешников; был убежден в этом. И нам надо б убедить себя: здесь предлежит работа и труд. Бог да дарует и мне и тебе совершить его. — По причине ума твоего, по причине его отдельного устройства, от большей части других умов тебе придется понести, и, вероятно, несешь уже, некоторые скорби. Редкий поймет ум твой. Видя его сметливость и бойкость, кто поймет, кто поверит, что он прост! Б;льшая часть будет признавать тебя хитрым, с замыслами, подозревать тебя; придумывать на тебя и за тебя. Это неизбежно: аналитические умы не могут предположить даже существование ума без анализа, смотрящего просто и ясно. Видя силу ума, они приписывают ее высшей степени анализа, — признать глубокую, утонченную, обдуманную хитрость в том, кто никогда не думает, — глядит с проницательною простотою на всё, подлежащее взорам человеческим... Извини ближних. Мы все немощны. Исполнение закона Христова и состоит в том, чтоб носить великодушно, любовно и смиренно тяготы друг друга».
«Понимаешь ли, что сердце у тебя самое простое? Ничего в нём нет сложного. Не годишься для мiра: там нужны хитрые. Ты можешь быть хитрым и скрытным только тогда, когда молчишь. Приучись к молчанию: оно необходимо тебе и для духовного подвига и для отстранения наружных, бесплодных скорбей. Твое сердце для Бога! Твое сердце для Духа Святого: Он любит почивать в сердцах простых и незлобивых. Ты и незлобив; — только тебя сбивает кровь твоя. Уйми ее смирением и молчанием. Смотри чаще на Христа…».

Проблема нашего современника – в отсутствии Учителей.
Их не было уже во времена Святителя Игнатия, который, по его собственному признанию, так и не нашел в своей жизни подходящего себе духовника. А посему – советовал опираться на творения Святых Отцов.
Книги самого Святителя Игнатия – в первую очередь его «Аскетические опыты» и «Письма» - могут быть в этом плане Путеводными.

Залог «выздоровления» от аутизма и шизофрении – ВЕРА в БОГА КАК ЛЮБОВЬ и в его ОБРАЗ, который сокровенно сокрыт в каждом человеке, вопреки всем истинным и мнимым свидетельствам торжества зла.

Высоко и прозорливо Слово святителя Игнатия Бранчанинова, обращенными все к тому же иноку Леониду:

«Смотри на кипящие в тебе волны — и нет от них никакой печали в моем сердце; они не устрашают моего сердца; не приводят его в сомнение. Мое сердце спокойно; мало того — оно ощущает утешение духовное. Отчего бы это было? — Мое сердце — чувствительно по природе; оно не может быть холодным и равнодушным. Скажу тебе, отчего: в нём действует с убедительностию извещение, что к тебе милость Божия. Вышло такое определение о тебе от горнего Престола Царя царей. Не устрашись бурь, не ослабей от них: они — признак добрый. Тебя скоро осенит помощь Божия; на весы твоего сердца положится тяжеловесное духовное сокровище, отчего противуположная чаша, земных скорбей и утешений, сделается без весу. Поверь моему сердцу!.. Не знаю, ст;ит ли оно доверия, но уверяет так сильно, что я, оставя всякое соображение и умствование, пишу — что внушает мне, велит писать сердце. Вижу пристань духовную, приготовленную тебе Всеблагим Богом, тебя ожидающую. Но Он, Многомилостивый и Всепремудрый, попускает тебе сперва потрудиться в волнах, чтоб ты утомился, умучился в борьбе с ними — дал цену пристани. Человек не дает должной цены тому, что достается ему ценою слишком дешевою. Не была ли пристань — рай? И этой пристани человек не дал цены, был недоволен ею — захотелось большего, несбыточного!..».

Проснись, заблудившаяся душа - душа Кая - и сбрось леденящие оковы своего страха и неверия!

ПОСВЯЩЕНИЕ ДРУГУ

Над ущельем

Ты скользишь по канату.

Над ущельем, во сне,

Сверху - соколы,

Снизу обрыв.

Ты во сне не помнишь

О ней, о нём, обо мне,

Только эхо

Повторяет последний взрыв.

Что за злая

Тропа тебя завела,

В этих скалах

Не сорвёшь ты

Свой эдельвейс,

Ты не видишь

Над ущельем брата-орла,

Ты не помнишь,

Как летали вы много раз.

Где-то с моря

Задувает тёплый зюйд-вест,

Ты не слышишь его

На опасном своём пути,

Даже серны

Избегают проклятых мест,

Они знают -

Водопоя здесь не найти.

Ты ещё немножко веришь

Что смерть - полёт,

Ты не знаешь,

Что земля предаст навсегда,

Ты не помнишь -

Только небо не предаёт,

За тебя сегодня

Встала твоя звезда.

Ты увидел,

Как горел

Твой последний мост,

И уже превратился в пепел

Этот огонь,

Но неправда,

Что отсюда не видно звёзд,

Ты проснись и поймай

Последнюю на ладонь.

Постепенно

Над ущельем встаёт заря,

Вот уже

И жаркое солнце над головой,

А со дна ущелья

Смеётся твой враг - змея,

Что же будет с ним,

Если ты вернёшься живой.

А в далёких домах

Со свечами стоят друзья,

И не спят всю ночь,

Им плевать на этот уют,

Они знают,

Что дать погаснуть

Свечам нельзя,

Ты не помнишь их,

Но они тебя узнают.

Ты когда-нибудь

Вспомнишь всё

Через много лет,

Может, будет смешно,

Может, страшно -

Задним числом.

Как увидел вдруг -

Над ущельем

Встаёт рассвет,

И орёл в синем небе

Машет своим крылом.

(Ирина КАЖЯНЦ)

Поэт и философ Зинаида Миркина - многие считают ее достигшей Просветления - прошла в свое время через опыт некого странного расстройства психической деятельности. Ее самосвидетельство в "Очерке моей жизни" - окрыляет своей духоносностью, несет Надежду. Ее Словом я и хочу закончить свой беглый - отнюдь не исчерпывающий всей сложности и многообразия - обзор некой внутренней "детской" экзистенции, которая есть в нас всех, но про которую большинство, вероятно, забывает еще во младенчестве:

"Может, вся моя жизнь разделилась на две части – до и во время болезни. Вторая часть длится по сей день. Хотя я давно уже и хожу и работаю. Рассказывать о том, как я научилась заново жить, не буду. Это очень трудно. Скажу только, что наверное так, как учатся ходить по канату. Я научилась. Не слишком хорошо, но научилась. И людям не видно, что я хожу по канату. Им видно, что я хожу, как и все. А то, что у всех земля под ногами, а у меня канат, этого не видно. Держусь за воздух... А, точнее – за ту самую небесную твердь. У меня появился термин – поднырнуть под болезнь. Это процесс, в чем-то напоминающий подныриванье под волны во время шторма. Я хорошо держусь в воде, пожалуй, гораздо увереннее, чем на земле. Не просто в воде, - в море, и поэтому это сравнение для меня естественно. Поднырнуть под болезнь, жить глубже болезни... Когда это удается, я живу и работаю. Мое самолечение – глубокое созерцание, выход в те просторы Духа, которые в самом деле вечны и законам этого мира не подвластны. Мы плохо себе представляем, до чего точно и верно выражение Достоевского, ставшее ходячим: мир красота спасет."

Однажды я нашла в Сети такой текст -

www.pforum.ru/psy_personalia/124/

Считаю его уникальным. Безымянный автор описал в этом коротком отрывки все мытарства разума, души и тела, предшествующие, а после сопутствующие экзистенциальному опыту попадания в духовный кризис.
Извлечем же из опыта – крупицы Истины.
И поймем, что только Св. Духом изгоняются подобные напасти как из мира «нормы», так и из мира «шизофрении» - Духом, который стяжается жизнью в духе евангельских заповедей, твердой верой и доброй волей, смирением и молитвой.

Дверь в беспределье ( как происходит выход из клетки нормальности)

«Дверь в беспределье.
Как эпиграф:
Немая боль. Холодные ладони,
Отсутствием себя пытаясь доказать,
Они кричат, как двери на засове,
Их убивает даже взгляд…

-Эй, ты!.. Ну, как дела?.. Нормально? …И у меня нормально…
… Обидно, да?

С чего это начинается? Ты идешь и улыбаешься. Знакомому. Начальнику. Другу.
Тебе пофигу - но ты улыбаешься. Столь же механистично, как улыбаются тебе. И все идет настолько на автомате, что тебе незачем в этом присутствовать.
Ты давно знаешь - чем меньше твоего во взаимодействии, тем проще, легче оно происходит. Все очень просто! Говоришь, что нужно вообще… Или - что нужно другому… Или - как принято… Или - куда понесет… Главное - свое не высказывать. Тебя - нет, ты - ничто, "нормальный", "как все" и этим защищен. Выскажись - отвечающий затопчет своей болью, молчащий разобьет последнюю надежду, отводящий глаза и разговор всадит еще несколько черных иголок в твое невнятно бормочущее тело.

Все замечательно. Тебя нет, ты себя похоронил, и даже табличку поставил; типа "очень умный и деловой" - или что там котируется на рынке надгробий.
Кто сказал, что нельзя жить, когда тебя нет?
Очень даже можно. Утром - главное, пнуть себя побыстрей и на снах мрачных не циклиться. А там другие надгробия - люди тебе помогут.
Они устроят бесконечные договаривания о встречах, которые не произойдут, разговоры о делах, которые никто не делает, покажут, как лучше украсить свое надгробие, где его ставить, и обеспечат мысли о том, как бы успеть все это и еще столько же.
И у тебя сразу же появятся масса друзей. И тебе будут оказывать Внимание.
Тут главное - крышку надгробия потяжелей да помощнее сделать. Чтобы не открылась, и мумию не узрили. Крышка - презентация - самое важное.
ВЕДЬ НЕВАЖНО, КАКОЙ ТЫ, КТО ТЫ, ГЛАВНОЕ - КЕМ ТЫ КАЖЕШЬСЯ И КЕМ УМЕЕШЬ КАЗАТЬСЯ.
Еще конечно, нужно пообтесаться, повращаться среди разноформенных надгробий. Тогда ты не будешь сотрясать других и сотрясаться сам.
А лучшая собака - это мертвая собака. Так китайцы говорят.
Ну ладно, тебе не нравятся слово "умереть" и "надгробия" какие-то. И правда - че прямиком в лоб - то?
Скажем мягче "иллюзия". А поскольку мудрецы говорили, что весь мир и так иллюзия, то ты ничего не потеряешь, приобретя ее. Иллюзию. То есть мир.
"Окунись в океан того, что не было, не будет. Не чувствуй в этом изъян.
Пусть будет зябко, душа - застыла, возьми ее, ты не убила, того, что было.
Пусть в глазах не светится сирень, возьми любви тень.
Пусть тишиной ты пронзена, возьми себя.
Чтобы страшно и пусто не было, отведи сам себя в небылье.
Куклам оставь играть, пусть ты будешь спать,
Снов вокруг беспредел, зато будешь ты цел.
Так проживешь мечту, скинешь любую беду.
В некуда, в некогда, в небылье. Ты одна - и Небо."
Ну в самом деле - глупость какая-то - настаивать на настоящести и пытаться расшифровать свои внутренности.
ДЕТКИ! СЛУШАЙТЕСЬ МАМОЧЕК!
Они подскажут, как себя нужно вести и что говорить и каким быть.
И ты будешь "хороший". То есть послушный. То есть удобный.
И сразу станет легко и весело. А если невесело - представь себя кем - нибудь или книжку занимательную прочти - проживешь еще одной жизнью больше.
Только к чертям все это. И ты - не вдруг, не сразу - понимаешь, что то, что ты из себя строишь, и не ты вовсе, и все становится бессмысленным.
Пустота, которой ты обмотался, чтобы не задевала она тебя в других, стала изъедать, как ржавчина. И ты долго всматриваешься в лицо старого друга. И что - то говоришь. Но что странно - что бы ты не говорил, ты дергаешь за старые те же ниточки, и все остается так же.. Ты еще не умеешь подбирать слова к тому, что изнутри. А он - не умеет или не хочет: понимать и осознавать того, что за ними.
И спокойное полу равнодушье становится горечью. Ты замечаешь, что люди часто не слышат, что им говорят.
И тут - внимание!, ты еще можешь остановится. Решить там, что ты не тем занимался, самоопределится, переопределится, повесить новую тюль в зале…
И это будет твое решение.
Это только глухие удары сердца.
Их слышат, когда прикладывают руку прямо к сердцу. Ты еще можешь обо всем забыть и занять свои руки (и голову) чем - то… повеселей.
Но ты… уже чувствуешь свою кровь. Ты ощущаешь себя кровью, густой и вязкой и ты мысленно обмазываешь ею дома и людей - она рвется из тебя, и так ты уже не замечаешь нелепостей вокруг, занятой нелепостями внутри.
Ты вдруг - начинаешь себя обнаруживать. Ошеломленно оглядываешься, кто я? Что я делаю здесь, среди этих людей?… Но ты быстро приходишь в себя.
Ты еще можешь остановиться. Люди. люди. люди. Они выдернут тебя на поверхность, и ты расскажешь происходившее, как странный сон. Они посчитают тебя слегка странной. Но это чепуха.
Это намного проще, чем чувствовать, что там, в глубине, твои ноги охвачены холодом, и это ощущение невесомости…
Но ты еще можешь остановиться.
Только не нужно резких движений - в этом случае стать совсем как все уже не получится. Не хохочи громко, и главное - не верь себе.

А впрочем… Куда тебе! Ты уже игнорируешь отчаянные призывы родителей, и начинаешь мерять мир по своему. Рождается ощущение - "твое - не твое". Начинаешь осмысленно читать. Иногда даже помнишь собственные сны. Это все ничего. Это еще нормально - окружение скоро приноровиться к твоей новой маске, только вовремя улыбайся…
Но вот ты, уже такая начитанная, начинаешь подспудно думать, что ты одна такая правильная и верная (в книжках же пишут !) И вокруг соответственно - неправильные и неверные. Ты уже знаешь (хотя еще вопрос - ты ли это? Уже ли? Знаешь ли?), как высказать то, что тебя мучает, какими словами - пусть это чужие слова, присвой их, и если что, ты можешь прикрыться их чужестью… Люди тебя слушают и кивают. Они тоже так думают. И все согласны. И все согласно и замечательно. И ты собой почти довольна. И ты можешь всю жизнь вещать вычитанное, и ты видишь, что многие так и поступают - ты уже чувствуешь в других кровь, и ты так можешь прожить всю жизнь. Полусуществуя. Как Понтий Пилат, гуляющий с Иешуа по лунной дорожке. Или кто там еще. Неважно.
Хуже, если ты действительно привязан. К кому - то или чему - то. Когда есть тоненькая струнка, нить или надежда. Тогда хреново.
Будешь биться головой об стены. Еще поломаешь. Хорошо если стены. Все равно любое тепло для тебя - обман. Ты ощущаешься эмбрионом, а вокруг - ледовость. Ты еще можешь застыть, и постараться не существовать, чтобы не мешать. Отключиться.
Постараться делать что-то, чтобы тебя - приняли.
Но если ты выбираешь - иное, тогда не циклись на льде. Ты не умеешь видеть, заморожен, начни - вслушиваться.
Тогда ты начинаешь слышать дыхание. Сначало чужое.
И лучше, если только чужое.
Свое самодовлеюще. Слушающий свое дыхание начинает думать, что он есть Вселенная. Потому что и настолько, насколько себя Вселенной ощущает.
А вы - слушали свое дыхание?
Вы его - чувствовали?
Всего лишь дыхание.
Тут не дай бог попасть в ритм. Мало того, что ты - Вселенная, ты еще другим человеком окажешься. Еще и поверишь, что он, другой - есть. Еще и впервые обнаружишь теплые ладони - свои ли, чужие ли? Когда тебе было учится различать? Как для младенца - мир для тебя - един.
И ты хочешь утонуть. Раствориться. Исчезнуть. Испепелиться. Потому что выворачиваясь влажной и тончайшей стороной своей души, рождаясь, ты вдруг начинаешь все воспринимать слишком остро.
Напоминаю - ты никогда не чувствовал.
Чувства рвут тебя изнутри. Ты не умеешь их выражать. Тебя учили только их подавлять.
Все вдруг становится осмысленным. Самым важным, каждая мелочь.
И ты теряешься, ведь все - важно, а тут еще и совсем по другому воспринимаешь людей. Острее, чем в фантазиях. Четче, чем в кино.
Ты вдруг начинаешь их - понимать. Но на безъязыковом, рыбьем языке, на сплошной эмоционалке - а тебя, напомню, заполняют и топят свои чувства, а тут еще и чужие - ведь ты не знаешь границ и все едино, и ты не можешь их выражать, или выражаешь очень ограниченно - в глазах да в истериках.
Ты пытаешься все связать. Но все - важно, каждая мелочь. Ты смотришь на какую-нибудь хрень, типа пыли - а она для тебя то же, что и вселенная. Все - едино. И ты - есть Вселенная. И ты - есть Бог. И все - есть сигналы этого мира Тебе. И другие - тоже Ты…
Но даже здесь еще можно остановится. Вспомнить, что на тебя - смотрят, и присоединится к этому всеобщему заговору. И - пойти в секту какую-то. И ты станешь - хоть и не нормален, но социально понятен, а значит - приемлим.
Но не дай бог тебе поверить себе и своим ощущениям. Не дай бог это явно пытаться выразить.
Ты попадешь в психушку. Тебя привяжут, а поскольку - смешно-то как: каждую мысль, что у тебя рождается, когда ты Вселенная, ты принимаешь за полную и окончательную истину (ариведерчи, "критика"! Ну скажите, как ты можешь себя критически воспринимать, если у тебя вообще границ нету?), то скоро будет вам и бред полный из непроверенных предположений и связей не связываемого.
Но даже в бреду ты понимаешь самое главное.
Самое главное: меня - живую - не приняли.
И Я - на вязках - умерла. Вполне реально - представляла чувствовала, как от меня отделяются души и уходят в высшие сферы. Высшее - ушло, а тело - осталось. Да еще комок в груди - эту чертову слизь я наверно уже ине выхаркаю… "И ладненько, и хорошо" - повторяла смуглая кудрявая крючкастая бабка, что - то среднее между бабкой - ежкой и дьяволом. Когда она пыталась меня удержать.
Всего я и не помню.
В расплывающемся хаосе я сперва цеплялась за свое имя, потом - за иллюзию умирания - воскресения, потом - за число, отдельные звуки, цвета - они же неизменны и не должны подвести, потом уже за что придется.
Скоро, однако, меня вроде как вылечивать стали. Сначала учили ходить на горшочек. Потом - кушать. Эти чертовы таблетки… Не знаю, от них, или от чего - приходилось обдумывать, как поставить ногу и двинуть рукой - тем более, что таким образом я влияла на весь мир. Смешно было смотреть телевизор - в нем показывали разные грани меня, и что было и что есть.
И я постепенно поняла так, что психушка - это большой мир в миниатюре.
И бреда вокруг замечаю несносное количество…
Самое забавное, что, хоть и понимаю я, что то, что я пережила - психоз и болезнь по социальным меркам, но… я была собой, больше, чем эти гробы на ножках, что меня окружают. Для меня это была вдруг открывшаяся дверь в безграничье, я если и жила на всю катушку, то именно тогда.
А сейчас… я щупаю холодные кирпичи - задавливающую предметно-определенность вещей, происходящего, но мне как-то тесно, я хочу быть многим, быть никем. Мне очень странно ощущать, что я - есть, и я не могу поверить, и я знаю, что я больше, чем эти сопли из милой рожицы в зеркале.. И я хочу уйти. Только куда и как?… нужна любовь. Чтобы вода кругом не была такая ледяная…
… дверь эта везде и нигде. Она во мне и может быть - в каждом.
Но вот я опять ритуально хожу на работу - по гостям - домой и - улыбаюсь. И - пытаюсь как-то приспособиться. (любимое слово в лексиконе моей мамы). Зачем? …Лучше не задавать себе этот вопрос. После Больнички, апатично-абуличная-никакущая - размышляла я об этом.
Ответить не смогла, но поняла, что у меня только два выхода:
- жить, приспособиться, быть в основном как люди, а там посмотрим,
- или умереть. Второе было легче и предпочтительнее, но я хочу Жить в жизни.
Да, чуть не забыла, еще можно "болеть" - врачи, преподы и родственнички вдохновенно пытались посадить на инвалидность, перевести на другую, не связанную с таким бредом как специальность в заведение попроще универа, оградить от общения и проявления любых несанкцион6ированных эмоций. Но меня - то это никак не вдохновило.
… Да, а жить - можно. Как?
Ампутированный не дышит,
Он поет, он танцует джаз,
Ампутированный не ищет,
Веры в то, для чего живет,
… Не живет он, всего лишь бредит,
И в бреду лишь он видит вас.
Хотя - довольно обычно (если не учитывать, что это слово у меня чуть - чуть не матерное). Единственное, что достает - это комок слизи с груди, который я так и не выхаркаю…
Каждый решает для себя. Я выбрала ходить по грани, немой Русалкой по острым ножам - но из двери сквозит. И может быт я еще променяю неопределенность ощущения себя на безграничье ощущения мира. Хотя есть еще третий выход - учится. Учится отделять факт и не - факт, свое и чужое, и ореинтироваться - в самой себе, и в прочих глупостях. А это - интересно, хотя странно… что интересно».

P.S.
Гипотеза А. Омкара о причинах шизофрении дана в моей вольной интерпретацией – ОБ ЭТОМ НАДО ПОМНИТЬ.
"Полет бабочки", хоть и выложен в Сети на правах рукописи, находится еще в стадии написания - автор все время что-то добавляеет, меняет, дорабатывает, перерабатывает. Поэтому все, что сказано мной о монографии, включая цитаты, может измениться, как может измениться, в том числе концептуально, и сама монография.
Но у меня наметился процесс творческого осмысления неких сегодняшних мыслей из "Полета бабочки" и я ссылаюсь на него в данном случае просто как на Источник информации к размышлению. Просьба ко всем читателям не судить об этой монографии по моим размышлениям, тоже имеющим характер черновых набросков, и обращаться непосредственно к авторскому тесту.

2012г

© Наталья Гвелесиани, 2012
Дата публикации: 14.06.2012 10:34:32
Просмотров: 2822

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.