Авторы онлайн:
Виктор Лановенко
Владимир Бродский

Gloria victis*

Илона Муравскене

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 6840 знаков с пробелами
Раздел: "недавнее"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

С памятью……

Небо никогда не было так близко.
Иссиня-черное, как воронье крыло. Изрезанное яркими красными вспышками, как шрамами. С тонкой синей сеткой вен. С ветвистой молнией по краям, пробивающей распухшие и неподвижные тела туч.

- Нет, земля видна, что-то видно, может, не будет ничего страшного.
- Плохо, появился туман, неизвестно, сядем ли мы.
- А если не сядем, тогда что?
- Уйдем, конечно.

Вздрагивающее небо подплывало все ближе. То ли угрожая, то ли предупреждая, надвигалось всей своей тяжелой массой, взбиралось по хвосту самолета и располагаясь на крыльях.
И тучи угрюмо вздрогнули, поморщились и растеклись по тем-ному полотну неба, громко вздохнув и простонав, как от боли.

- «Polish Foxtrot 101, остаток топлива, топлива сколько у вас?
- Осталось 11 тонн. А запасной аэродром у вас какой?
- Витебск, Минск
- Я понял, дайте, пожалуйста, метеоусловия.
- На Корсаже туман, видимость 400 метров.
- Температура и давление, пожалуйста.
- Температура плюс 2, давление 7-45, 7-45, условий для приема нет
- Спасибо, если возможно попробуем подход, но если не будет погоды, тогда отойдем на второй круг
- 101, после контрольного захода у вас топлива хватит на запасной?
- Хватит, разрешите дальше снижение, пожалуйста.
- 101, с курсом 40 градусов, снижение 1500.

Тяжелые тучи, охая, переходили друг в друга, переплетаясь бессильными руками и ногами, как борцы сумо, пыхтя и обливаясь потом, давили на болевые точки, вскрикивая и опускаясь все ниже.

- Хуже всего, что там есть дыра, там тучи и появился туман.
- Идем на посадку, слышишь?
- Заходим на посадку. В случае неудачного захода уходим в автомате.
- 200 метров.

Небо тонуло.
Упиралось руками и ногами, цепляясь тонкими бессильными пальцами за обломки тяжелых разбухших туч, проваливалось куда- то под шум и свист мотора, крича и причитая.

- 500 метров, на военном аэродроме посадку осуществляли?
- Да, конечно.
- Прожектора, как днем, слева, справа, в начало полосы.
- Понял!

И тучи поворачивают в обратную сторону.
Ветер подгоняет их, наступая на пятки и дыша в затылок.
Но они все еще не спешат, медлят, оборачиваются, стонут, охают, протягивают руки и падают.

- Горизонт 101! Контроль высоты, горизонт!
- Твою мать!
- Уходи на второй круг! Уходи! Поднимай самолет!

***
Кася снилась в белом платье.
С трогательным букетиком фиалок в дрожащих руках.
Длинная рыжая коса переброшена через плечо.
Как на свадебной фотографии.
Тогда варшавский фотограф даже денег не взял. Все смотрел на рыжую косу и улыбался.
А портрет на витрину выставил. И она улыбалась всем прохожим из-за стекла до самой войны…
Улыбка.
Смеющиеся глаза. Такие же, как всегда. С прыгающими чертенятами.
Коснуться рукой – горячее плечо, выбившиеся из косы пряди щекочут пальцы.
- Яцек! – голос дрожит.
Она почти шепчет.
Или даже плачет. Беззвучно.
Как когда-то у кроватки заболевшего сына.

- Яцек! Яцек, ты спишь?

А какой он сын?
Ни первых шагов, ни первых слов.
Глаза.
Как небо.
Небо сквозь решетку в лагере.
Сквозь щели в двери и стенах.
Небо.
- Просто скажи мне, что он будет помнить.

Пахнуло гарью.
Настоящей, уличной.

В небо.
В раннюю весну луж и едва пробивающейся травы. Поднимаясь выше, чтоб утонуть в солнце - взмахнуть невидимыми крыльями у самого горячего края и, обжигаясь, лететь вниз, стремительно, разбиваясь на ходу о горечь и боль.
- Не ангел, - Кася улыбнется где-то совсем рядом.
Мелькнет краем белого платья.
- Ты не ангел!

- Яцек!
Затылок ударяется в стенку грузовика.
- Яцек! Приехали!

Свет бьет в глаза.
Небо было иссиня-черное, как воронье крыло. Изрезанное яркими красными вспышками, как шрамами. С тонкой синей сеткой вен. С ветвистой молнией по краям, пробивающей распухшие и не-подвижные тела туч.

- Где мы?
- Где-то под Смоленском. Кажется, Катынь.

Ноги увязают в болотной жиже.
Тяжелые тучи, охая, просачивались друг в друга, переплетаясь необъятными руками и ногами, как борцы, пыхтя и обливаясь по-том, давят на болевые точки, вскрикивая и опускаясь все ниже.

- Ведь не могут же убить так просто, пан офицер?

Тоненькие березки упираются в глубину утренней синевы.
- Покурить дашь?
Молоденький солдат смотрит удрученно. Красная звезда на пи-лотке стерлась.
- На!
Затяжка.
Вдох.
Не выдохнуть.
Сгибаясь пополам от сиплого кашля.

Вздрагивающее небо подплывало все ближе. Надвигалось всей своей тяжелой массой и взбиралось по верхушкам деревьев. Тучи угрюмо вздрагивали, морщились и растеклись по темному полотну неба, громко вздохнув и простонав, как от боли.

Потому что время отсчитало свои минуты, чеканящие каждый миг где-то в глубине сознания. Расставило точки над " i ", принимая на себя ответный удар, использовало возможности и способности, раздвигая рамки и выдвигая необъяснимые догмы, старательно пряча стареющее лицо и выступившие слезы.
Когда, размазывая тушь по лицу, в дождь и ветер, рвущий края плаща, нараспашку только душа. Единственная, усталая и принявшая обет молчания.
Кася.

Но не больно.
Рана одна.
Надвое. Натрое.
Капли дождя на неподвижном лице.
Кася в белом платье.
Выдох!

Не поверить, что так и не приду в первых числах апреля, к Пас-хе.
Что листочки календаря не вспорхнут, испуганные сквозняком из-под двери.
Что важно было дожить до Рождества, а дожили только до этой весны.
А скворцы опять запрыгают по черным проталинам и по вытаявшему лужку у самой тропинки. Они будут искать что-то в прошлогодней траве, прыгая и поглядывая черными озорными глазами, кажется, даже переговариваясь, взлетая и садясь на ветки берез у края ямы.

- У каждого свой Бог, правда, пан офицер?
- Держись, солдат! Мы тоже Боги!

Ведь никто так и не умер. Еще.
- Сколько?
Секунда. Две.
Не успею вспомнить и забыть сразу же.
Ведь незачем больше верить в Бога, насильно встав колени в тесной деревянной каморке, даже не различая за шторой лица священника.
- Niech bendzie pochwalony Jezus Chrystus...
- Amen!.

- Приготовиться!
А тучи поворачивают в обратную сторону.

Здравствуй!
Знаешь, наверное, когда ты прочитаешь это, меня уже здесь не будет. Но мне так хочется успеть проститься.
Знаешь, ведь проститься так важно, даже если блокнот вот- вот вырвут из рук, а листочки упадут к ногам тысячами бумажных птиц.

- Целься!
Ветер подгоняет тучи, наступая на пятки и дыша в затылок.
Но они все еще не спешат, медлят, оборачиваются, стонут, охают, протягивают руки и падают.
На лицо.

И ты даже прошепчешь что-то, заметив это, но я не услышу, потянусь, обниму тебя, и мы будем сидеть так в звенящей тишине весеннего неба…

- Пли-и!

Небо никогда не было так близко. Прости, ладно?

***
Уходи! Поднимай самолет!
- Курва-а-а!

* Хвала побежденным

© Илона Муравскене, 2010
Дата публикации: 30.06.2010 00:30:32
Просмотров: 3665

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Любовь Салимова [2010-07-10 00:21:59]

Илона, не сомневайся, именно так и надо было. Как и все у тебя - прочувствовано до каждой детали, каждого кадра... Поздравляю.

Ответить

Ольга Питерская [2010-06-30 23:27:48]

Ты все-таки это сделала.

К концу, где о Катыни, сердце зашлось.
Написано так, картинками. Кадр - Кася в белом платье, кадр - скворцы, кадр - зашедшийся кашлем от табачного дыма человек, кадр - падающие листки. И все они будто вставлены в решетку, за которой небо. И там, между тучами, мечется падающий самолет.

Спасибо, Илона.

Ответить